Егерь

Глава 23 Бойня

После тускло освещенного подземелья глаза больно резануло ярким светом. Солнце только поднялось над Великой Пустошью и, казалось, сияло ярче сотен факелов. Я зажмурился, ослепнув на время. Вместо зрения о происходящем в крепости сообщали остальные чувства, вызывая во мне дикий, практически животный страх.

Первое, что я услышал, был грозный рык. Грубый, утробный рев какого-то исполинского зверя, поглощающий все мое внимание. Казалось, он доносился отовсюду, проникал в каждую пору, сотрясал все тело. По лицу пробежала волна жара. Я попытался было открыть глаза, чтобы оглядеться, но из-за яркого света, жара огня и какой-то едкой гари, повисшей в воздухе, перед ними была лишь сплошная пелена слез. Никогда не забуду, как рычит пожар.

Вероятно, великодушные боги пощадили тогда мое детское сознание, не дав разглядеть то, что увидели Мария и Саша Репей, выбравшись из бункера.

— Господи! — прошептала Мария, замерев на месте и до боли сжав мне руку. До сих пор не понимаю, как среди такого рева расслышал ее шепот. — Нам не выстоять…

Первым сориентировался Репей. Он схватил меня на руки, сунув в нос что-то мерзкое и мокрое. Позже я понял, что он отобрал у Грижи его меховую шапку, в которой тот ходил даже летом. Заставив меня дышать через вонючую, пропитанную потом и солью тряпку с мехом, Саша спас мне тогда жизнь.

— Короткими перебежками! — скомандовал он то ли Марии, то ли самому себе, и рванул вперед. Первая остановка была в какой-то мокрой яме. Егеря дышали тяжело и натужно. Я слышал, как закашлялась Мария. Затем где-то вдали страшно завыла какая-то сотрапезница.

— Мария, оставь! — крикнул куда-то в сторону Саша, крепче вжимая меня в лужу и укрывая своим телом от чего-то невидимого. — Ей уже не помочь!

Я случайно вынул свою руку из-под Сашиной груди, хотел перехватиться покрепче, но тут же отдернул ее. Над ямой, в которой мы находились, разверзлись врата царства Лаога. Я получил сильнейший ожог. Боль была настолько сильной, что я закричал и немедленно засунул обожженную кисть в лужу на дне воронки.

— Надо уходить! — прохрипела Мария у меня над ухом. — Сейчас обрушится козырек.

В ту же секунду над нами раздался оглушительный треск, и лишь чудом мы не оказались погребенными под пылающими обломками какой-то крупной части кнесова дворца. Саша вовремя выпрыгнул из ямы и, ловко перекувыркнувшись со мной на руках, уселся возле уцелевшей стены электродуговой пушки. Следом прибежала и Мария. Задыхаясь, они уселись спина к спине и начали оглядываться.

— Засада! — крикнул Марии Саша. — Как вообще выбираться из этого ада?

Я наконец смог извернуться и высунул свое лицо из шапки Грижи. Мы находились перед прозрачной мерцающей стеной, окружавшей кнесову пушку. Внутри защитного кокона можно было дышать. Сюда не проникали ни дым, ни жар от полыхающего города, звуки были приглушены.

Огонь был повсюду. Горели крыши многочисленных деревянных построек, заборы, сараи, искореженные фонарные столбы, и даже сама земля горела. То, что я увидел, повергло меня в шок. Перед нами, метрах в пяти, прямо на земле сидела какая-то женщина. Вместо ног из-под ее изодранного в клочья платья торчали две обугленные культи. Она сидела, прислонившись спиной к полыхающей стене, и судорожно хватала ртом раскаленный воздух. В ее руках я разглядел что-то круглое и окровавленное. Она гладила чью-то отделенную от тела голову и смотрела прямо на меня стекленеющими глазами. Еще секунда — и женщина перестала дышать, руки ее разжались, и к нам покатилась маленькая голова ребенка.

От кошмарного зрелища было трудно оторвать взгляд. Я тут же забыл про боль в руке и тупо пялился на безжизненное лицо погибшего сына бедной женщины. Мимо пробегали какие-то люди с ведрами, тщетно пытаясь залить водой многочисленные пожары. Я с трудом оторвал взгляд от головы, перевел его на площадь перед кнесовым дворцом и ужаснулся. Всюду лежали изуродованные тела сотрапезников и кореллов. Кто-то просто сидел рядом с покойниками, кто-то пытался докричаться до своих погибших родичей. В этом кровавом месиве уже не различить было, где труп сотрапезника, а где корелла — все погибшие были одинаково обожжены и изуродованы до неузнаваемости. Площадь больше походила на пепелище, утыканное горящими воронками от взрывов. Пожар разрастался на глазах, жадно поглощая все новые и новые здания. Людей же на площади с каждой минутой становилось все больше и больше. Началась паника.

Только сейчас я понял, что рядом с нами нет Марии. Испуганно огляделся, пытаясь разыскать ее в этом столпотворении, но Саша меня успокоил:

— Она сейчас вернется. Пошла в обход турели, разведать, что к чему.

В толпе я увидел Грижу. Он собирал на площади уцелевших стражников и строил их в два ряда. Набралось с два десятка сотрапезников. Грижа что-то кричал им, указывая руками то на горящие дома, то на крепостные стены. За рокотом пожарищ было не разобрать, что именно он говорит, но часть сотрапезников отделилась от группы и принялась организовывать пожарные бригады из выживших. Другая часть выстроилась колонной и быстро покинула площадь. Грижа тоже куда-то внезапно пропал. В один миг площадь наводнилась огромным числом сотрапезников и кореллов. Все дружно принялись тушить пожары водой, засыпать горящие обломки землей и песком. То там, то тут пробегали вооруженные стражники и тут же исчезали в дыму пожаров.

Наконец вернулась Мария и, задыхаясь, рассказала, что удалось выяснить:

— Крепостные стены выстояли. Удар был нацелен на кнесовы хоромы. Пострадали ближайшие подворья. Много погибших и еще больше раненых. Били зажигательными снарядами, по всему городу пожары. Я организовала пожарные дружины возле крепостных стен, остальные оказывают помощь раненым.

— Почему по нам перестали вести огонь? — спросил Саша.

Мария пожала плечами:

— Может, ограниченное количество боеприпасов, — девушка взглянула на площадь, полную народа, и тут её глаза расширились от ужаса. — Или…

— Это ловушка! — выкрикнул Саша и бросился на площадь, размахивая руками. Он бежал прямо в толпу сотрапезников, призывая их убегать и искать укрытие. Но в суматохе и хаосе, царившем на площади, никто его не видел и не слышал. Обезумевшие люди спасали свои горящие дома и пытались помочь раненым.

Вдруг воздух разрезал пронзительный свист, и прямо перед Сашей, всего метрах в пятнадцати, в воздух поднялся фонтан земли. Взрывной волной Сашу отбросило назад, к нам. Безвольной куклой он рухнул прямо перед защитным полем. Мария высунулась наружу и с огромным трудом втащила тяжелое тело пилота под защитный купол. По его ногам и груди расползались огромные пятна крови. Лицо было посечено, из глубоких ран также начала сочиться кровь. Другим сотрапезникам повезло еще меньше. Мина разорвалась прямо в гуще толпы, оставив после себя на взрыхленной земле не менее десятка покалеченных тел.

За первым взрывом вновь последовал оглушительный свист, затем еще и еще. На площади, заполненной сотрапезниками, одна за другой разорвались несколько мин. До нашего невидимого укрытия долетало множество свистящих осколков, но все они падали у наших ног, так и не преодолев преграду. Мария затолкала меня к самой стене, велев укрыть голову руками, а сама накрыла своим телом раненного пилота.

Обстрел длился недолго, но этого хватило, чтобы перебить почти всех, кто находился в этот момент на открытой местности. К концу бомбежки на площади не осталось ни одного живого человека. Все, кто не успел укрыться, погибли либо же были тяжело ранены. Большинство застигнутых врасплох сотрапезников просто лежали бездыханными трупами, несколько человек ползли куда-то. Я даже увидел, как один старик растерянно пытался приладить к окровавленной культе только что отсеченную кисть.

Ошалевшими от шока глазами я смотрел на всю эту картину и не мог поверить в происходящее. Этого просто не могло быть. Это было неправильно. Этого вообще не должно было быть на белом свете!

— Где вы⁈

«Этого просто не может быть!» — вертелось у меня в голове.

— Мария! Саша! Где вы? — доносилось откуда-то издалека.

«Только не так! Война — это…»

— Ответьте! Саша, Мария! Прием!

«Война — это страшнее гнева Лаога. Страшнее гнева всех богов вместе взятых!»

— Коля! Коля! — радостно закричала Мария, поднимаясь с тела Саши.

— Слава богу! Вы живы? Что у вас там происходит? У нас была попытка прорыва, но мы отбились…

— Коля, слушай внимательно! — перебила Болотова Мария, пытаясь удержать в скользких окровавленных пальцах рацию. — Ты можешь засечь на голокарте движение в Пустоши близ южных ворот?

— Секунду… Да, есть три точки.

— Отлично! Слушай внимательно! Южные ворота обстреливают из тяжелых минометов, тут сотни раненых. Саша ранен! Бьют по наводке. Те точки рядом с нами — это корректировщики огня. Срочно бери под контроль пушку кнеса и разнеси там все к чертовой бабушке!

— Есть, товарищ майор!

Буквально через минуту стены бетонного сооружения, возле которого мы укрывались, завибрировали. Раздался уже знакомый мне вой, а сразу же за ним последовал оглушительный треск. Громыхнуло так, будто молния ударила прямо в метре от нас. У меня надолго заложило уши, закружилась голова. Звенело до тошноты. Я дотронулся до ушей руками, запоздало стараясь закрыть их, но почувствовал на ладонях что-то горячее. Взглянул на руки — они были в крови. В моей крови. Меня вырвало, а потом я просто провалился в чернь.

Очнулся я лишь на следующий день уже в «Ермаке». Оказалось, это Грижа организовал нашу эвакуацию к челноку на конной подводе. Мария не пострадала, у меня же была перебинтована голова, ощутимо снижен слух, но в остальном я чувствовал себя сносно.

Не успел я толком понять, где мы и что творится вокруг, как губы сами спросили:

— Саша⁈

Мария нежно, но настойчиво уложила меня обратно в кровать из разложенного кресла челнока и успокоила:

— Репей жив. Он сейчас в автодоке, без сознания. Криками ты ему особо не поможешь, так что помоги-ка нам другим способом.

Я удивленно уставился на девушку, но та только улыбнулась какой-то печальной и вымученной улыбкой:

— Просто поправляйся скорее. Ты нам нужен живым и здоровеньким. Уши твои мы тоже в автодоке подлечим, — кивнула Мария на мою повязку на голове, — как только Сашка выкарабкается. Пока будешь хуже слышать, но со временем пройдет.

Девушка встала и отошла от моей кровати. Вернулась она уже с горячим бульоном. Я ел без особого аппетита, но отказываться не стал — обещал Герману слушаться Марию.

— Коля? — уточнил я судьбу второго пилота. Девушка улыбнулась.

— Он жив и здоров. Уже сутки ведет наблюдение за Пустошью — как за северной стороной тракта, так и за южными воротами. И раз уж ты пришел в себя и даже поел, пойду-ка я сменю его. Ты лежи, не вставай. Коля уляжется рядом.

Девушка ласково потрепала мои уже немного отросшие волосы и ушла в кабину. Через несколько минут вернулся Болотов. По его виду — красным глазам, огромным темным кругам под ними и тяжелой походке — я понял, что это были не самые простые стуки в жизни пилота. Болотов, проходя мимо, легонько коснулся моей протянутой руки и даже выдавил из себя улыбку. Я проводил его взглядом. Мужчина прошел к переходу в грузовой отсек (там у нас была импровизированная кухня), налил себе бульона из термоса и вернулся с кружкой ко мне. Усевшись напротив, он молча отпил и поднял на меня воспаленные глаза.

— Устал, как собака. Это выражение такое, — сразу поспешил объяснить мне новую идиому егерь. — Бой шел почти весь день. Кнес по какой-то причине вообще перестал управлять своей шайтан-машиной, и мне пришлось пахать на два фронта.

— «Ермак» тоже стрелял? — допив свою порцию, спросил я.

— Еще как стрелял — две батареи за день разрядил. Но у этих, — Коля махнул рукой в сторону северных ворот, пытаясь на ходу придумать название тем, кто вел с крепостью войну, — «боровчат», похоже, нет тяжелого вооружения на этом направлении. Ближе, чем на пятьсот метров, они к нам так и не подошли. Наши стражники даже не стреляли. С такого расстояния — бессмысленно. Зато стражники на южной стороне настрелялись вдоволь.

Я вспомнил страшную картину первых минут боя и изобразил руками взрывы, приправив их вполне правдоподобным, на мой взгляд, звуковым сопровождением.

— Точно, Игорек. Там жарковато было, — подтвердил Болотов. — Но как только мы долбанули по гнезду их наводчиков, они уже не могли лупить по площади так точно. А та вылазка Грижи вообще позволила нам разнести к чертовой матери всю их батарею. Так что остаток дня Боровский потерял, пытаясь развить успех первой и, надеюсь, единственной своей бомбардировки. Ребят, конечно, жаль.

— Каких ребят? — воскликнул я.

— Да тех, кто с Грижей на вылазку пошли. Цели своей они, конечно, достигли — смогли пройти по лесу и выйти аккурат на минометную позицию Боровского. После чего я прямой наводкой с кнесова орудия прямо через лесополосу разнес ее.

— А Грижа как?

— Вернулся твой Грижа. Правда, злой как собака ходит теперь.

— Почему?

— Он в этой вылазке потерял два десятка хороших бойцов. Сам чудом уцелел. Их там в лесу так прижали эти боровчата, что Грижа по рации на себя огонь вызвал. По нашим меркам, этот опричник — герой, — закончил рассказ Коля, делая последний глоток бульона. Затем он просто откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.

— А потом что? — не удержался я. Страсть как хотелось узнать, что было дальше. — Коля! Коля!

— Тише ты! — шикнула на меня Мария, подкравшись незаметно сзади. — Спит он уже. Такого напряжения и врагу не пожелаешь. Дай парню поспать пару часов.

— Только пару? — удивился я.

— А как ты хотел? — развела Мария руками. — Война — это не прогулка. Репей еще нескоро очухается, а одна я не смогу батареи зарядить для «Ермака». Без них челнок бесполезен.

Я знал, что егеря заряжали батареи челнока от сети кнесова орудия — единственного сооружения во всей крепости, напрямую качающего энергию прямо из-под земли. Идею предложил Оан перед тем, как уйти с Германом в Пустошь. Пока мы ждали нападения, Болотов и Репей ее опробовали. Оказалось, техник не ошибся в расчетах. Каждая батарея «Ермака» успевала зарядиться полностью всего за пять часов. Таких батарей на челноке было восемь штук, и каждая весила под сотню килограммов. Так что возить их на другой конец крепости Мария действительно не могла. Если честно, я не представлял, как Болотов будет этим заниматься в одиночку. Внушительными размерами он не отличался. Высокий — это да, но силы особой в руках у него не было. Они одну батарею при мне вместе с Сашей снимали минут сорок, а потом еще часа два пытались водрузить на ее место другую, заряженную.

— Можно, я ему помогу? — спросил я Марию.

— Ну уж нет. Ты мне тут нужен, я тебе задание придумала. Все, спи, я тебя вместе с Колей разбужу.

Я остановил Марию вопросом, когда она уже входила в кабину челнока:

— А что стало с теми?

— С кем? — не поняла Мария.

— С теми людьми, которых Боровский пустил перед своей армией?

Девушка, помрачнев, ответила:

— Это война, малыш. Тех, что пришли с юга, уничтожил кнес.

— А тех, кто пришел с нашей стороны?

Мария только губы поджала:

— Спи, Игорь. Силы нам еще понадобятся.

Так начиналась самая кровопролитная война в новейшей истории Великой Пустоши, пережить которую суждено было не всем.