Его запретная пара (СИ)

Глава 4

Перед машиной вышел зверь, преградил путь. Бежевая шерсть, хищно ощеренная пасть. Лапы багровые.

— У него кровь? — тихо спросила я.

— Ой, вот только не надо жалости, елы-палы! Там под этой коркой уже все зажило.

И девушка ударила по газам, посылая машину вперед так, что зверь едва успел отскочить.

Мне с трудом давался тот факт, что это животное — Артур. Кто он? Пума?

Боже.

— Какой кайф, елы-палы! Как же я по этому соскучилась!

Это было первым, что я услышала после того, как мы на первой космической тронулись с места.

— Я Аленка, елы-палы. Ты же Ди?

Я кивнула, сев ровно, потому что до этого вся вывернулась, пытаясь увидеть что-нибудь на дороге позади.

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

— «Ты». Со мной только на «ты», елы-палы. Твое имя Настя сказала. Это та блондинка, рядом с которой вечно крутится недружелюбный верзила.

Эта девушка всегда говорит «елы-палы»? Забавная. Но ей хочется ответить, чтобы услышать, скажет ли она свою присказку снова.

— Вы… ты о Тени?

Странная кличка. Хотя, если вспомнить, кто он, ничего удивительного. Сегодня вообще удивительный день. День, когда небо упало мне на голову.

Я отвернулась к окну и посмотрела на родной город. Такие привычные дома с окнами, полными тепла и света. Обычные горожане, спешащие с пакетами продуктов домой. Они ничего не знают об оборотнях. И я не знала еще час назад.

Артур оборотень!

Яр — оборотень!

А эта девушка? Как там про нее сказали? Медоедка?

Мелирование, каре, чуть вздернутый нос и взгляд, полный энергии.

— Да, я тоже оборотень, елы-палы, — засмеялась Аленка, заметив, что я ее изучаю. — И я тебя не съем. Мы цивилизованные, давно живем с вами бок о бок. На людей не охотимся. У меня дома шестеро медолисов, так что мы еще и размножаемся с дикой непоследовательностью, называющейся истинностью. Как втрескаемся — так на всю жизнь. И все равно, человек это, лис, как в моем случае, или медведь, елы-палы.

Я шокированно уставилась на девушку. Тишина, во время которой я переваривала сказанное, показалась мне уж больно затянувшейся, и я переспросила:

— Шестеро медолисов? У тебя?

Она выглядела как моя одногодка! А мне, на минуточку, двадцать восемь.

— Да ты знаешь, сколько мне лет, елы-палы? Я могла двадцать шесть раз родить с плодовитостью моего лиса, но я четко ему сказала: хватит. Дальше сам пойдешь рожать, елы-палы. Нет, ты знаешь, четверняшки — это слишком. Не согласна?

Ну как тут не поддержать?

— Согласна.

Для меня и пума — слишком.

Пожалуй, мои проблемы по сравнению с проблемами медоедки гораздо незначительнее. Я еще отвертеться могу. Надеюсь.

Аленка поняла все по-своему:

— Не боись, елы-палы! Обычно у всех по одному ребенку. Это мой такой отличительный. Или я? Не знаю. Но я рада, что сегодня выбралась. Я так давно не дышала свободой, елы-палы!

Шины визжали на поворотах, адреналин зашкаливал. Но несмотря на опасное вождение, у меня было ощущение, что Аленка все контролирует.

— Есть хочешь, елы-палы? — вдруг спросила она.

— О еде я сейчас думаю меньше всего, — призналась честно.

Аленка была какой-то нереальной. Я знала ее несколько минут, а такое ощущение, что всю жизнь.

— Тогда куда ты хочешь, елы-палы?

Этот вопрос меня окончательно подкупил.

— К братьям.

Они для меня как родной дом, как теплое одеяло. Я посмотрела на соседние машины. Кто из водителей оборотень? А кто знает об их существовании?

— А твои кошаки знают, где твои братья живут, елы-палы?

«Мои кошаки»? Я поперхнулась воздухом, но медоедка преспокойненько себе рулила одной рукой в ожидании ответа. Шашечки на дороге — это ее. Мы уже были на трассе.

— Артур точно знает.

— Артур… Артур… Артур? Елы-палы, как я сразу не узнала? — Она вдруг резко повернулась ко мне и замедлилась, свернула на крайнюю правую полосу и поплелась.

— А второй кто, елы-палы? Настя сказала, что две кошки тебя не поделили, а ты в шоке. Видимо, ни один не подумал о том, что не стоит тащить на свадьбу оборотней ничего не знающую о сверхах человеческую девушку.

Я заерзала на сиденье. Свадьба оборотней. Свихнуться!

Перед глазами мелькнуло воспоминание драки диких котов в окружении ликующей толпы. Значит, они все могли обернуться в животных?

Получается, Артур специально не брал меня туда. Да, врал. Обманывал с командировкой, как минимум одной, а как максимум — со всеми. Кормил ложью. И если бы не невеста в такси, я так и оставалась бы в неведении.

Узнала бы я когда-нибудь правду?

— Артур подумал. Видимо, поэтому и не позвал с собой. — Я пробурчала себе под нос, но Аленка без проблем услышала и метнула в меня взгляд, полный любопытства.

— Ага. Понятно, что ничего не понятно, елы-палы. Тогда как ты там оказалась? Проследила за ним?

— Круче. — Я повернулась к медоедке и выложила как на духу все, что случилось.

Чем больше рассказывала, тем легче становилось. Будто меня придавило слоновьей ногой, и кто-то потихоньку оттаскивал этого ментального слонопотама от меня, пока я не дошла до самого конца рассказа.

Медоедка кивала и очень внимательно слушала.

— Ага, значит, в Доборотне ты и подцепила себе будущего главу клана кошачьих? Ну ты везунчик, елы-палы!

— Чего? Какого главу?

— Когда я подъехала, там же Яр, стоял? Или я не права, елы-палы? Черный, как ночь, злющий, как черт. Наглый такой котяра.

— Там стоял Яр, да.

— Ну вот. Они с Артуром — главные конкуренты на пост главы кошачьих. Я ставлю на темную лошадку, точнее — котейку. И ты двоих альф захомутала, елы-палы! Красотка!

Казалось, Аленка действительно необъяснимо радуется за меня, но мне-то неловко.

— Я никого не захомутала. С Артуром мы три года вместе, а Яр помог, потому что я думала, что мне изменили. А потом началось что-то невообразимое. Я и подумать не могла, что встречалась… с…

— С оборотнем? Ну да, странно, что Артур три года молчал, елы-палы. Обычно с человеческими девушками у сверхов либо быстро и «прощай», либо долго и на всю жизнь. Во втором случае с раскрытием тайны никто не тянет. Понимаешь, мы слишком хотим обладать второй половинкой…

И Аленка как-то скомканно замолчала, словно оставила мысли при себе.

«Что-то тут не то». Невысказанная фраза так и повисла в салоне авто.

Таня мне тоже говорила, что невозможно три года только целоваться.

Неприятней всего была мысль, что меня для чего-то использовали. Ведь как там медоедка сказала? Либо быстро, либо долго и навсегда. А мы долго, но я и не подозревала о звериной половине. Значит ли это, что я была ему безразлична?

Почему-то перед глазами встал Яр. Когда Аленка уезжала, я легко увидела его черный силуэт в темноте, хотя сама не понимала как.

— Эй, не грусти, елы-палы. Можно дам совет?

— Давай.

— Не принимай никаких решений. Дай себе как следует подумать об этом, принять.

— Я постараюсь. А куда мы едем?

— Как я поняла, твои братья — не вариант. Так что я хочу отвезти тебя в свое тайное логово медоедки. О нем никто не знает. Там тебя точно не найдут, если сама не захочешь.

Аленка потянулась и открыла бардачок.

— Бери мобилу, свою кидай сюда. Покатаю немного, запутаю кошаков. Пусть немного вымотаются, елы-палы! А сама пока попробую разузнать, зачем все это невесте. Приеду с вкусняшками.

Аленка притормозила у вытяжки из метро, выходящей на детскую площадку.

— Это тут. Открываешь среднюю решетку и лезешь. Только дай сбрызну тебя нейтрализатором, он сбивает запах.

И пшикнула на меня чем-то из пузырька. Звук был один в один как тогда в переулках, когда Тень нес меня прочь.

Так вот что это было!

Аленка посмотрела на меня, взгляд — как напутствие не унывать. И вдруг изменилась в лице, скосила глаза в район моей шеи:

— Метку Артур поставил?

— Ты про шрам? Почему он сегодня так всех интересует? — Я инстинктивно прикрыла шею рукой.

— Потому что очень похож на метку, елы-палы! Все же очевидно!

Для кого? Для мира оборотней? А вот для меня — нет. Я с этим шрамом сколько себя помню.

— Что за метка?

— Ну… — Медоедка хитро ухмыльнулась. — Это собственнический кусь от оборотня. Сейчас это считается дикостью — никто так не делает. Но когда мой лис меня посмел так цапнуть, я ему все лицо искусала так, что он в щербинку до сих пор ходит, елы-палы!

— Ого, — только и смогла сказать я, а потом откинула вниз машинный козырек от солнца и посмотрела на свой шрам в маленькое зеркальце.

Почему всем он кажется похожим на метку?

Я к нему давно привыкла, но все равно стеснялась, поэтому носила все с воротом. Привыкла. Так меня папа всегда одевал, приговаривая: «И шейку закроем, да?»

Так это и вошло в привычку.

Белое овальное пятно сантиметра три на пять со здоровой кожей посередине.

— Оно у меня столько, сколько себя помню. И росло вместе со мной. Так что вряд ли меня кто-то хотел присвоить младенцем, верно? Не такой же зубастый малыш?

Я нервно рассмеялась. В вопросе скользнул страх. Вдруг у оборотней и такое бывает?

Медоедка не отвечала, что еще больше подкидывало дров в топку воображения.

Да нет! Не может быть. Ведь так?

— Ну нет, конечно, елы-палы! Мы ж не больные! — Аленка так громко это сказала, что я подпрыгнула на сиденье от неожиданности.

Медоедка осмотрела двор:

— Беги, пока никого нет, елы-палы! Эта вытяжка давно не функционирует. Спустишься вниз, там коридорчик один в сторону уходит. По нему пройдешь и упрешься в дверь. Вот этим ключом откроешь. И закрыть за собой не забудь, мало ли.

Я взяла из ее рук красный ключ. Массивный такой, размером с ладонь.

— Там пыльно. Я давно не появлялась. Но есть свет, вода, сухпайки, обогрев, даже консервы под кроватью.

— Там есть кровать?

— Ну конечно же есть! Упругая. И подушка мягкая, елы-палы. Я даже соскучилась, — мечтательно сощурила глаза медоедка.

Аленка уехала, только когда собственноручно содрала проржавевшую решетку и помогла мне забраться в лаз.

— Ну, не хандри, елы-палы! Скоро буду! — махнула на прощание рукой Алена и умчалась вдаль на зеленой машине.

Меня оставили в покое? Одну?

Не верилось.

Я стояла на подножке, выглядывая из-за решетки, так и не решаясь спуститься.

Если бы меня видели братья, они глазам бы не поверили.

Братья!

Аленка же уехала с моим мобильником, а я их не предупредила. Все, что они знают, это то, что я пошла на свадьбу к изменнику и пропала!

Они точно не станут сидеть сложа руки.

Я набрала на память номер Вани, самого спокойного из братьев. Он учитель младших классов. От него я переняла любовь к книгам и умение симулировать на уровне «бог».

Пошли гудки. Долгие, невыносимо длинные.

— Алло? — раздался строгий голос брата в трубке.

— Вань…

Стоило ему понять, что звонит не очередной рекламщик, а его бедовая сестрица, как голос тут же стал беспокойным:

— Ты где? С тобой все в порядке?

Будто в воду глядел! Помимо того, что он самый спокойный, он еще и чувствовал меня лучше всех.

— Да, я в норме.

На самом деле нет. Я совсем-совсем не в порядке, но ни за что не покажу этого.

— Где ты? Я за тобой приеду!

Это Таня сначала завалила бы горой вопросов, выпытывая подробности, а потом бы уже догадалась предложить приехать, но не мой милый Ваня. Он понимал, куда я иду. Понимал, что даже при оглушительной победе мне будет плохо.

Я испытала дикий соблазн сказать адрес. Слезы сами потекли по щекам — сказался стресс. Я попыталась произнести хоть слово, но поняла, что у меня не выйдет ничего внятного. Хуже того — я только перепугаю Ваню.

Я скинула вызов. Написала тут же сообщение: «Телефон разрядился. Этот номер не мой, взяла у прохожего. Ночую у Тани. Завтра позвоню».

И тут же написала Тане: «Прикрой, пожалуйста, перед братьями, будто ночую у тебя. Это не мой номер. Завтра все объясню».

Телефон тут же взорвался звонками. Наперебой соревновались Таня и Ваня.

Я перенервничала и просто выключила телефон. Я же все разрулила, да? Почему у меня такое ощущение, что я сместила планету с орбиты?

Логово медоедки было небольшим, но очень уютным, словно созданным для того, чтобы приходить сюда, когда все задолбало до такой степени, что хочется кидать посуду в стену. Кстати, как раз для этой цели висели на держателе цветные рюмки, аккурат у подвешенной цели. Внизу — поддон под осколки. Вокруг — подсветка дождиком из светодиодов.

Одноместная кровать с пушистыми подушками создавала эффект, будто здесь обитает весьма ветреная и милая особа. Телевизор на стене и установка с микрофоном — что эта особа любит поголосить. Стены с выпуклой фактурой треугольников — что эту особу еще никому не слышно.

Под ногой что-то зашуршало. Я наклонилась и достала за край пачку снеков, завалившихся под кровать. Но стоило нагнуться ниже, как стало понятно, что пачка совсем не одинока — там просто настоящий запас чипсов, сухариков, сухой рыбы, копченых колбасок и прочего.

Я включила телевизор, караоке и достала каталог песен. Мой брат Миша — инженер. Он научил меня хорошо рисовать, а еще снимать стресс, голося в микрофон душещипательные песни. После таких запевов у меня всегда становилось легче на душе и прояснялось в голове. Похоже, у Аленки тоже, раз установила себе здесь такое развлечение?

Я тихо запела балладу и поняла, что сейчас она мне не подходит. Не соответствует настроению. Тогда я включила известную рок-песню, стоявшую в списке медоедки в «Любимых», и сама не заметила, с каким удовольствием втянулась в бешеный ритм.

Вся тщательно скрываемая злость на Артура словно вышла из тени. Вылилась в слова о предательстве, о боли. Пока я пела, в голове крутились слова Алены о паре человек и оборотень, слова Тани о трех годах ненормальности.

В отношениях я получилась дважды обманутая: Артуром и самой собой. Я понимала, что тошнота — это ненормально, но закрывала на это глаза, не копаясь в причине. Проще было забыть, научиться с этим жить.

Но я поняла: судьба всегда сведет тебя с настоящей проблемой, сколько от нее ни беги.

Может, поэтому Артур и встречался со мной? Потому, что я не знала себя и позволила собой воспользоваться?

Я помнила, как изменилось лицо Яра, когда он увидел шрам. Аленка тоже не смогла пройти мимо.

Если подумать, папа тоже всегда закрывал шрам и меня приучал не показывать его на людях. Говорил, что это я маленькой поранилась, что не стоит обсуждать, я и не лезла. У кого нет детских шрамов? У братьев таких десяток по всему телу! Разбитые коленки, рассеченные лбы, губы и брови. Да чего только не было!

Но, похоже, мой шрам может быть не из таких. Меня кто-то укусил? Поэтому меня тошнит?

Я резко отложила микрофон в сторону и посмотрела на дверь. В этот раз я не могу сделать вид, что все нормально. Мой мир уже никогда не будет прежним. В нем теперь оборачиваются в зверей, ставят метки и запшикивают запахи.

Я воспользовалась спреем от медоедки, выключила свет и открыла дверь. Пришло время всерьез поговорить с отцом. Только после этого я смогу понять, что мне делать дальше.

Хорошо бы и с Артуром встретиться, но, если честно, у меня пока не хватало душевного равновесия. Почему-то его вранье задело меня сильнее, чем новость об измене. А вероятность того, что он меня использовал все эти три года, выводила из себя.

Я закрыла логово медоедки, спрятала ключ под рамой решетки и пошла в поисках ближайшего метро. Я еще успеваю. Отец как раз вернулся из рейса и отдыхает.

Я стучалась в его квартиру так долго, что выглянула соседка баба Ксюша.

— Дианочка, так ушел он!

— А куда, не знаете?

— Как же не знать? Твои охламоны тут так орали, что тебя выручать надо, что весь дом на ушах стоял. Ты в порядке? Случилось что?

— В порядке.

Охламоны — это она про братьев. Сколько себя помню, она жуть как не любила, когда они приходили к нам с папой в гости, потому что становилось слишком шумно.

Зная исключительный слух соседки, спросила:

— А вы, случайно, не слышали, куда они поехали?

— На свадьбу, — уверенно заявила баба Ксюша. И добавила с невинной улыбкой, подражая мужскому голосу: — Шкуру спускать.