Дни тянулись мучительно долго, особенно для Антона. Месяц до анабиоза, неделя после, и всё это время приходилось занимать себя бесполезными мелочами. Антон перебирал инструменты, проверял, всё ли на месте, болтался по палубе и флиртовал с прекрасной половиной экипажа.
Пробовал и читать, фильмы смотреть, но быстро приходил к мысли, что не может вникнуть в сюжет. Приелось всё, не захватывало. То время, когда Антон взахлёб напивался культурным наследием, прошло.
Всё чаще он засматривался на Ольгу. Та напоминала неприступную крепость, а подступиться к ней хотелось всё больше. После беседы в столовой Ольга напоказ игнорировала Антона. Не отвечала, не смотрела в его в сторону, но вздрагивала, когда он к ней обращался. И именно эта умилительная мелочь будила в Антоне давно забытое желание бороться за женское внимание. Уж очень это выходило у Ольги непосредственно и мило. С молодыми постоянно так. Они ещё не умеют толком изображать чувства, всегда в них искренни.
И вот сейчас, в день начала работы по проекционному терраформированию, когда, казалось бы, наконец, появится достойное и увлекательное занятие, Антон сидел в ангаре и глубоко погрузился в размышления об Ольге и пути к её сердцу. Потому и не заметил, как двери вдруг разъехались.
— Антон, Кощей просил передать, что на включение «Горыныча» прибудет вся команда, — сообщила Алевтина.
Она подошла к самолёту и погладила одну из голов. Ей нравился дизайн, пусть и признаваться Антону она не собиралась. Не хотелось его подначивать, и так всю неделю сам не свой ходил.
«Горыныч» внушал странный, никогда раньше не испытываемый трепет. Алевтина не могла найти этому причину. Она прекрасно понимала, что это всего лишь самолёт, хоть и оснащённый искусственным интеллектом. Но, глядя на змееподобные очертания, на два острых тонких клыка и чуть высунутый раздвоенный язык у каждой из трёх голов, становилось не по себе. Появлялась мысль, что сейчас глаза откроются, и чудовище наброситься, совсем как обыкновенный хищник.
Чтобы проанализировать это чувство и понять его, Алевтина старалась всё свободное время проводить ближе к самолёту, трогать, доказывать, что это обыкновенный аппарат, созданный человеком, и нет в нём ничего живого.
Но всё равно глубинный страх и восхищение мощью так и остались одним целым.
— Хотел бы я посмотреть, как его сожрут, — недовольно ответил Антон.
— Думаешь, «Горыныч» и правда съел того пилота? — спросила Алевтина, припоминая известную байку. — Может, просто нечаянно укусил? А потом раздули из этого целую историю.
— Не раздули. Это правда. Я знал жену того пилота. Она следила за расследованием и знала всё из первых рук.
— И почему же он это сделал?
— Хочешь верь, хочешь — нет, но самолёт не хотел возвращаться на базу. Ему очень понравилось летать. А когда его всё же заставили сесть, он разом заглотил половину пилота и перекусил его пополам.
— А ты сам не боишься им управлять? Есть же автопилот, дистанционное управление, в конце концов.
— Автопилот глуп как табуретка. Дистант всегда тормозит на четверть секунды. Лучше я сам. А там уж… Где наша не пропадала?
Алевтина приняла это решение, хоть и не поняла его. Посмотрела на Антона, как на самоубийцу и вернулась к изучению голов самолёта.
В ангаре постепенно собралась вся команда. Рассматривали «Горыныча», который уже стал притчей во языцех, шутили. Иногда слишком глупо для квалифицированных специалистов, но этого старались не замечать. Три года анабиоза и продолжительное безделье могут слегка потупить острый ум.
Когда пришёл Кощей Вячеславович, все выжидательно замолчали. Следили, как андроид заправляет активные элементы. Небольшие прозрачные цилиндры размером с указательный палец и с переливающейся сердцевиной. Красной, голубой, зелёной, синей и коричневой. С их помощью каждый квадратный метр планеты оживёт в считанные годы. Через десять лет там уже будет совершенный мир для новой цивилизации. Материальная проекция, идентичная реальности.
— Пётр, включи «Горыныча», — приказал андроиду Антон, когда тот захлопнул небольшую крышку на брюхе самолёта.
— Нет! Отставить! Красильников, включите его сами, — резко приказал Кощей.
Алевтина неотрывно следила за начальником. За тем, с каким удовольствием он ждал минуты включения, с каким трепетом наблюдал за погрузкой активных элементов. И заметила, как зло он отдавал приказ. Может, это ей лишь показалось, но она чувствовала, как ненависть переполняла капитана, захлёстывала, и только стальная выдержка не позволяла сорваться в неё с головой.
— Ладно, — небрежно ответил Антон. И про себя добавил: — Чёрт с вами.
Он подошёл к туловищу змея. Перегородка услужливо открылась. Когда же пилот скрылся внутри, она задвинулась и как будто вновь стала единым целым с корпусом.
Змей зашевелился. Послышался утробный гул двигателя. «Горыныч» открыл глаза, двинул головой. Сначала одной, потом и остальными. Хотел расправить крылья, но они упёрлись в стены ангара. Встал на когтистые лапы, но и тут натолкнулся на ограниченное пространство транспортного отсека.
— «Горыныч» готов служить, — произнёс самолёт, двигая челюстью одной из голов, будто говорила именно она.
Громогласное приветствие едва не оглушило команду. Все зажали уши, и только Кощей остался ровно стоять с широкой улыбкой творца.
Потом змей снова опустился и выпустил Антона.
— Горыныч, сделай голос тише, — приказал тот.
— Нет! Отставить! У него именно такой голос, какой должен быть, — остановил его Кощей.
— Создатель, я узнал вас, хоть и стирали мою память, — одну из голов змей повернул к Бессмертину, приблизился так, что едва не дотронулся до него носом. Посмотрел в самые глаза.
Ольга охнула от восторга за спиной начальника.
— Как же я соскучился по тебе, мой добрый друг, — впервые за всё время команда услышала в словах Кощея мягкость. Она показалась настолько же неестественной, как и всё его тело.
— Это же просто искусственный интеллект, — удивилась Алевтина.
— Ошибаетесь. Это лучшее творение человека. То, что придумали две тысячи лет назад, я воплотил в жизнь. И пусть хоть кто-то скажет, что он не прекрасен.
— Он прекрасен, — подтвердила шепотом Ольга. Она не переставала восхищаться чудесами, ставшими явью.
— Ну что, начальник, когда лететь прикажешь? — спросил, перекосив губы в подобии улыбки, Антон.
— «Горыныч», ты готов полетать?
— Конечно, создатель. Всегда готов.
Через час змей вылетел из ангара. Раскрыл крылья во всю ширь, вонзил их в разряженную атмосферу, рассекая воздух.
Планета приветствовала чужака высокими фонтанами гейзеров. Их брызги замирали на высоте, собирались в туманные облака и очень медленно оседали. Каждая капля являла собой целую вселенную, наполненную одноклеточными. Далёкими предками птиц. Они ещё не учились летать, только пробовали полёт на вкус, примерялись, в какую сторону дальше развиваться. И тут божеством с небес появился змей о трёх головах. Будь у этих первобытных клеток глаза, они бы, не моргая, следили за невиданным чудовищем. Имей они хоть самое убогое сознание, непременно преклонились бы перед ним, как перед высшим существом. Совершенным. Но примитивность их даже не позволяла приблизиться к этой мысли.
«Горыныч» пролетел над простором речной долины. Там, где алый бурлящий поток вспенивался белоснежным полем. Оно перламутровым соцветием покоилось в лучах звёздного света. И здесь видел каждый, кто мог заглянуть в будущее, как это поле укроется зеленью травы. Уже не гранями застывших пузырей, но настоящими цветами разбавится однотонный ковёр. Разольётся по воздуху небывалый ещё во вселенной аромат, и появится тогда первый поэт. Из оков серости окунётся он в яркость мира и, задыхаясь, восхищённо напишет первые строки. Такое будущее увидел бы прозорливый смотрящий. А слепец наткнулся бы своими сухими глазами на безжизненный камень. Один из бесконечных камней неба.
Антон наметил горную гряду, рассекающую один из двух континентов. Лучше и не придумаешь для основного маяка в северном полушарии. Отсюда через ретрансляторы сигнал будет опоясывать планету и сетью из одинаковых полигонов по десять квадратных километров создаст базу для дальнейшего дизайна, где и будут задействованы активные элементы.
В южном же полушарии преобладали океаны, так что отыскать что-то подходящее было непростой задачей. В итоге выбор пал на холмистую долину второго континента, находящуюся между двумя полноводными реками будто наблюдательный пост для необъятной равнины.
Антон просканировал рельеф и геологическую структуру почвы на глубину триста метров. Для более тщательного исследования «Горыныч» был неприспособлен. Да и не требовалось пока проводить подробную разведку ценных ископаемых. Б-2 ещё лет пятьсот не войдёт в экономическую зону Человечества.
Самолёт вёл себя примерно. С пилотом общался только по делу, не хамил, не дерзил. Зато полёт, по которому он сильно соскучился, доставлял ему неподдельное удовольствие. Антон даже удивился, что в искусственный интеллект аппарата заложены чувства. Это стало ещё одним поводом хмыкнуть и недобрым словом помянуть Кощея Вячеславовича. Столько вычислительной мощности потратить на бесполезные приблуды — это самое явное самодурство.
— Давай на корабль, — приказал Антон автопилоту. Сам управлять он уже устал, так что решил довериться программе.
— Ещё пять минут, — утробно пробасил «Горыныч».
— Это приказ. Лети на корабль.
Антон почувствовал, как вновь начинается история с сожранным пилотом и неприятный холодок пробежал по спине.
— Я так давно не летал, а ты хочешь меня вновь загнать в ангар и выключить на сотню лет?
«Горыныч», несмотря на всю чудовищность его голоса, говорил как будто мальчишка. Канючил ещё немного погулять, потому что не по всем лужам попрыгал. Вот только у ребёнка нет трёх челюстей с максимальной силой сжатия в тысячу атмосфер и вспыльчивости гориллы в брачный период.
Приходилось подбирать слова, чтобы и слабину не дать, и лишнюю агрессию не вызвать.
— Мы уже завтра снова полетаем. Ты просто немного отдохнёшь, поспишь, а когда проснёшься, начнётся новый этап работы.
— В прошлый раз пилот говорил тоже самое. Но он врал, за что и поплатился.
— Я даю тебе слово. Нам с тобой ещё лет десять предстоит летать не переставая. Успеет надоесть.
«Горыныч» внезапно задрал головы, сделал мертвую петлю и довольно произнёс:
— Ну как это может надоесть? Нет ничего лучше во вселенной, чем расправить крылья и насладиться ощущением, как воздух обтекает тело и поддерживает на весу.
Антон закатил глаза. Самолёт не только умеет чувствовать, но ещё и романтик. Сплошная трата вычислительной мощности.
— В любом случае, полетаем завтра. Возвращайся на корабль.
— Слушаюсь и повинуюсь, — уступил, наконец, самолёт.