Ельцын в Аду

Зона третья. Светлое коммунистическое настоящее

Прямо из ниоткуда падая в никуда, эрзац-Данте и псевдо-Виргилию преграждал дорогу железный занавес. Метрах в пяти друг от друга на нем висели, словно охотничьи флажки, сотни серпасто-молоткастых красных стягов. В металлической гигантской стене имелись единственные открытые ворота, посередине которых торчали две души. Одна – в форме пограничных войск НКВД СССР, с полковничьими знаками различия – непоколебимо стояла, скрестив руки на груди. Вторая – в каком-то балахоне и с чалмой на голове – сидела на четвереньках, высунув длинный розовый язык и время от времени изображая, будто нюхает окружающий инфернальный воздух. Рядом с пропускным пунктом виднелось прорезанное в заборе окно, крест-накрест заколоченное двумя гробовыми крышками с красными пятиконечными звездами. Всю живописную, но мрачную картину венчала надпись «Лагерь победившего коммунизма», сделанная алой краской, подозрительно похожей на кровь.

- Про отверстие знаю, - предугадал незаданный вопрос спутника философ. - Это окно в Европу, прорубленное Петром Первым и забитое большевиками. А вот зачем столько красных тряпок понавешали, не соображу...

- На то есть четыре причины, - обрадованно превратила монолог в диалог явно скучавшая полковничья душа. - Первая: чтоб замаскировавшиеся волчары из нашей родной коммунистической зоны не выскочили. Вторая: чтоб хищники-буржуины к нам не лезли, остерегаем их заранее. Третья: чтоб подразнить «быков» из только что появившейся и быстро растущей ельцинской зоны. Четвертая: чтоб оградить территорию Второго СССР как особо опасное место для всех чужаков...

- Понимаю, - попытался по старой земной привычке кивнуть головой автор «Заратустры». - Как в городах окружали красными флажками ямы, люки, провалы и тому подобное...

- А ты кто будешь, служивый? - президентским баском спросил Ельцин, не любивший тянуть кота за хвост и понимавший, что, в отличие от полковника и философа, располагавшими вечностью для пустой болтовни, его собственное время было ограничено менее чем сорока днями. За этот срок нужно было собрать побольше информации и принять какое-то решение, чтобы предстать перед Христом более-менее подготовленным для первичного суда.

- Полковник пограничных войск НКВД СССР, Герой Советского Союза Никита Карацупа! - вытянулся во фрунт охранник советской зоны в пекле.

- А этот? - полюбопытствовал Фридрих, кивая на чалмоносца.

- Индус.

- Сам вижу, что не европеец. Кто он?

- Не «кто», а «что»! Это – мой сторожевой пес по кличке Индус!

- Погоди, так ведь всех твоих овчарок, начиная с первой, звали Ингус, - попытался опровергнуть собеседника Борис Николаевич, вспомнивший, с кем говорит. - Ты ведь знаменитый погранец, который поймал более четырехсот шпионов и диверсантов?

- Никак нет и так точно!

- Не понял...

- Я имею ввиду, что так точно, я – тот самый Карацупа. Но, никак нет, всех моих служебно-розыскных собак звали Индус. Однако в печати, чтобы не обижать товарищей из братской угнетенной Индии, в кличке меняли одну букву: ставили «г» вместо «д».

- Товарищи, - заговорил было объект обсуждения...

- Фу! Молчать! - заорал на него полковник. - Кто позволил голос подавать? Вот я тебя!

«Пес» униженно завертел задней частью тела и распростерся ниц перед хозяином.

- Вот так-то! Это - бывший сотрудник Коминтерна из Индии. Решением Политбюро ЦК ВКП(б) и лично товарища Сталина определен на охрану государственных границ Второго СССР в качестве моей сторожевой собаки...

- Как же можно?! - не то восхитился, не то вознегодовал Ницше. - Человека одним словом превратить в пса?!

- Чего тут такого! - возмутился невежеством своего гида бывший кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС. - Партийный орган любого ранга, панимаш, мог превратить кого угодно в дерьмо или в труп, не то что в какую-то там овчарку!

- Верно говорите! - подтвердил Карацупа. - Настоящую-то собаку здесь не сыщешь!

- Кстати, почему? - забормотал писатель. - Ведь многие представители рода «канис» куда лучше людей...

- Церковь учит, что у собак нет души, значит, ад или рай для них закрыты, - просветил неуча экс-коммунист, под старость обратившийся почти в святошу. - Такая вот загогулина. А этому, - Ельцин кивнул на индуса, - как я понял, не привыкать. В тридцатые годы все коминтерновцы – и советские, и иностранные - были сталинскими шавками, так что он просто свою давнюю роль теперь и в преисподней исполняет.

- Ладно, потехе – вечность, но и делу – час, - переиначил пословицу полковник. - Службу надо исполнять. Кто вы такие и чего хотите?

- Он заказан генералиссимусом Сталиным, а я его веду в Кремль, - показал призрачным пальцем на подопечного эрзац-Виргилий.

- Чего? Кого заказал товарищ Сталин, того можно везти только в морг! - захихикал Карацупа, явно довольный своей шуткой в стиле «черного юмора».

- Ваше остроумие плоско, как русский блин – конечно, не тот, что комом! - охладил его пыл Фридрих. - Вы не пытайтесь из себя конферансье изображать, а просто пропустите нас...

- Я никого никуда в жизни не пропускал – только не выпускал! Или ловил!

- Как так? - искренне удивился Ельцин. - Ты же шпионов и диверсантов сначала пропускал на территорию СССР, а на обратном пути хватал...

- А откуда, кстати, взялось столько нарушителей границы – иностранцев? - тоже выразил свое недоумение Ницше. - Кроме Вас ведь Ваши коллеги их тоже сотнями ловили.

- Гм, - смутился герой-пограничник. - Нарушители-то все были несознательными советскими гражданами, которые к буржуям перебежать пытались... Их куда тяжельше было отлавливать, нежели чужаков: те перешли распаханную землю – и очутились на нашей территории, где все против них. А наши перебежчики миновали контрольно-следовую полосу – и уже на Западе, где нам их не взять!

- И как же Вы ухитрились больше четырехсот своих сограждан от буржуазного образа жизни уберечь? - в вопросе философа подоплекой явно служил марксов девиз «Подвергай все сомнению».

- Весь советский народ помогал! Перебежчики-то были в основном либо ВН (враги народа, кто не понимает), либо ДВН, дети евонных, либо кулаки, либо инородцы сосланные, либо утеклецы из лагерей. Местные жители и в прилагерных, и в пограничных зонах охотно выдавали нам, доблестным чекистам, беглецов: за каждого пойманного мы платили поштучно – столько-то килограммов муки, столько-то метров мануфактуры.

- Неужто все друг на друга доносили? - удивился Ницше.

- Сначала — не все, только коммунисты, а потом и беспартийных приучили! Вот, пусть товарищ Гусев, секретарь Центральной контрольной комиссии, подтвердит!

- Товарищ Карацупа совершенно прав! Я откровенно заявлял еще в 1925 году: «... Каждый член партии должен доносить. Если мы от чего-либо страдаем, то это не от доносительства, а от недоносительства».

- А беспартийных как соблазнили? - продолжал допытываться философ.

- Поощряли морально и материально. В 1928 году за сообщение о спрятанном хлебе было обещано 25 процентов конфискованного зерна. Отобранное имущество раскулаченного поступало в колхоз как пай бдительного бедняка, сигнализировавшего о «затаившемся классовом враге».

Ну и, конечно, доносительство обосновывалось юридически. Знаменитая 58-я статья Уголовного Кодекса СССР о государственных преступлениях, принятая в 1926 году, имела специальный двенадцатый пункт о недонесении. Наказание — вплоть до расстрела.

Апофеоз доносительства наступил в 30-е годы, когда прокурором СССР стал товарищ Вышинский. Доносы и оговоры с его поощрения прочно внедрились в прокурорско-следственную и судебную практику, получили распространение в качестве одного из достоверных, не требующих тщательной проверки доказательств.

- Внимание, говорит нарком госбезопасности Ежов! - раздался голос. - Не только товарищ Вышинский добился успехов в этом деле! Главная заслуга — органов НКВД. «Мы со своим аппаратом всеми щупальцами опираемся на большинство нашей страны. На весь наш народ... Разведка наша народная, мы опираемся на широкие слои населения...»

- А я нарком Микоян, даже такой афоризм выдал: «У нас каждый трудящийся — работник НКВД»! - к разговору подключился еще один член сталинского Политбюро.

Ельцин содрогнулся. Выслушивать доносы и карать приближенных на их основании, без тщательной проверки, он тоже любил...

- И чего с пойманными делали? - попытался затаить дыхание (которого у него не было) Ницше.

- Чаще всего пристреливали их на месте и тащили тела на волокушах в лагеря или в приграничные поселения. Там их, истерзанных овчарками, должны были увидеть на утреннем разводе все бригады и население. Тех беглецов, что успевали уйти далеко, бросали, отрубив кисти рук, – для доклада по начальству. Однако кисти рук – скоропортящееся доказательствою, и спустя некоторое время нам поступило новое указание – доставлять уши погибших.

- Это что: закон такой был? - не поверил Ельцин.

- Закон был слишком мягким! Согласно статье 158 УК РСФСР, за побег из мест заключения полагалось до двух лет тюрьмы - дополнительно к прежнему сроку, за несанкционированный переход государственной границы – немного больше. В военное время, правда, наказание ужесточили: теперь беглецов судили по статье 58 пункт 14 – за «контрреволюционный саботаж». Кара – смертная казнь. Ну, на границе – как на фронте!

- И не жалко тебе было своих соотечествеников ловить и тащить на смерть? - спросил потрясенный Ельцин.

- А чего их жалеть? Какие они мне «свои»? Контры – поголовно! Вон, послушай, какую антисоветчину несут!

Из-за железного занавеса доносилось хоровое пение на мотив песни «Широка страна моя родная»:

Широка тюрьма моя родная,

Много в ней и мужиков, и баб.

Я другой такой страны не знаю,

Где любой из граждан – жалкий раб!

- Глас народа – глас Божий! - глубокомысленно заявил философ.

- Бога нет! - автоматически выпалил погранец. - И эти «певцы» - не народ. Народ у нас свернул языки в трубочки, засунул себе в задницы – и безмолвствует. А голос подают отдельно взятые... точнее, отдельные пока еще не взятые отщепенцы. Их у нас, впрочем, не так много... Но из-за них все время приходится вслух бубнить: «Ж-ж-ж, ту-ту-ту», чтоб заглушить эти «вражьи голоса» в себе.

- И жертвы, и палачи – в одной зоне?! - изумление Фридриха если и ведало пределы, то весьма плохо.

- Мучались, не восставая, там – пусть мучаются и здесь! - вынес приговор Карацупа. - Ладно, хватит болтать! - спохватился погранец. - Через границу я вас не пущу!

- Да нас сам ваш вождь вызвал! - гордо предъявил свой главный аргумент Ницше.

- Покажь документ!

- Да какие в аду могут быть документы! - заорал взбешенный «первый имморалист».

- Не мое дело! Есть пропуск, паспорт с советской визой, письменное распоряжение руководящих товарищей – тогда пропущу. Нет – идите туда, откуда пришли! И вообще, не клевещи на мою Родину. Здесь никакой не ад, а Второй СССР – зона светлого коммунистического настоящего!

- А что ты сделаешь, если мы мимо тебя сами пройдем без разрешения? - вкрадчиво поинтересовался ЕБН.

- Да я... Да я... Да я вас собакой покусаю! Вот этой! Индус, голос!

- Гав! - злобно пролаял чалмоносец.

- Уникальные в русском языке речевые обороты, - восхитился писатель. - «Рублем поклониться» - кстати, как это? «Языком погулять», «Бизнес кошмарить», «Замочить в сортире», «Собакой покусать»... Придумали же какие-то безымянные гении...

Тем временем Карацупа вдруг раздвоился. Один из двойников превратился в перебежчика, второй стал его преследовать. Были пройдены все этапы погони: от взятия следа до расстрела. Мучились обе половинки души неимоверно, их боль передалась и окружающим. Ельцин вновь почувствовал себя одиноким, отверженным, преследуемым...

Индус воспользовался образовавшейся паузой, чтобы заговорить просительным тоном:

- Так повторяется свыше четырехсот раз, по числу пойманных им, а потом все идет по новому кругу. Товарищи или господа, не знаю уж, как вас величать, ради Будды, когда будете у товарища Сталина, попросите его отправить меня в индийскую зону, я лучше среди своих страдать буду...

- Ты знал, чем рискуешь, когда на Коминтерн шпионил, - отбрил его вездесущий Дьявол. - Сталин тебя в награду расстрелял, но ты и в пекле от него не отрекся. Так что бедуй там, где место себе выбрал!

- Правильно невидимый товарищ издалека сказал! К ноге, Индус! - приказал отстрадавшийся полковник. А все присутствующие души стали переживать трагедию коминтерновцев...

Героя Гражданской и испанской войн (во время последней из них он носил прозвище генерал Лукач), а по совместительству - палач сдавшихся в 1920 году в Крыму белых офицеров Бела Кун был расстрелян НКВД вместе с двенадцатью бывшими комиссарами Венгерской республики.

Глава Коминтерна, герой процесса в Германии о поджоге рейхстага, руководитель болгарских коммунистов Георгий Димитров этой участи избежал. Взамен ему каждый день приходилось доказывать свое право на жизнь, санкционируя аресты своих сподвижников. В ответ на протесты он только беспомощно пожимал плечами:

- «Это не в моей власти, все в руках НКВД».

- После согласования с товарищем Димитровым, - радостно заявил руководитель НКВД Николай Ежов, - я «ликвидировал болгар, как кроликов»...

Фриц Платтен — основатель компартии Швейцарии, организовавший прибытие Ленина и его сподвижников в Россию, умер в советских лагерях. Из 11 лидеров компартии Монголии остался один Чойбалсан. Уничтожены руководители компартий Индии, Кореи, Мексики, Турции, Ирана. Из руководства германской компартии уцелели лишь Пик и Ульбрихт. Ежов пояснил:

- «Не будет преувеличением сказать, что каждый немецкий гражданин, живущий за границей, - агент гестапо».

Более тысячи немецких коммунистов после подписания советско-германского договора о ненападении в 1939 году были выданы Гитлеру. Ирония истории: многие из них выжили в фашистских лагерях, а оставшиеся за колючей проволокой в стране социализма погибли все. Отбыли на «станцию Могилевскую», как любил выражаться Берия, итальянские коммунисты, арестован был зять Тольятти, чтобы итальянский генсек висел на крючке...

Леопольд Треппер, еврейский коммунист, знаменитый советский разведчик:

- «В нашем коминтерновском общежитии, где были партийные активисты из всех стран, не спали до трех ночи. С замиранием сердца ждали. Ровно в три свет автомобильных фар пронзал тьму, скользил по фасадам домов... живот сводило от безумного страха, мы стояли у окна и ждали, где остановится машина НКВД... и поняв, что едут к другому концу здания, обретали успокоение до следующего вечера.

Беспощадно расправились с моими друзьями — еврейскими коммунистами. Один за другим ликвидированы все руководители палестинской компартии. Эфраим Лещинский, член ее ЦК, которого зверски избивали, чтобы он сознался и назвал соучастников по шпионажу, сошел с ума, бился головой об стенку и выкрикивал: «Какое имя я еще забыл? Какое имя я еще забыл?»

Даниэль Авербах, один из организаторов палестинской компартии, в 1937 году находился в СССР, работая в Коминтерне. «Уже погибли его сын, брат, а за ним все не приезжали. Он сходил с ума от жуткого ожидания. Брат его жены бегал по квартире и кричал: «Боже мой»! Узнаем ли мы когда-нибудь, за что нас хотят арестовать?»

Много лет спустя, уже в хрущевское время, я встретил жену Авербаха. Старуха прижимала к груди поношенную сумку. В ней были сокровища, пронесенные ею через все беды — семейные фотографии. Она сказала: «Мой муж, мои сыновья, брат и деверь — все были арестованы и убиты. Одна я уцелела. Но я, знаете ли, несмотря ни на что, верю в коммунизм».

- Зачем же Вы и Ваши товарищи шпионили на такой режим? Зачем создали и руководили «красной капеллой», советской развед сетью в Европе? - не выдержал Ницше. - Так же верили в коммунизм, как эта сумасшедшая старушка?

- Что мы могли сделать? Отказаться от борьбы за социализм? Но мы этому посвятили всю свою жизнь. Протестовать, вмешиваться? Но мы помнили ответ Димитрова несчастным болгарам». И, кроме того, фашизм еще хуже сталинизма — мы больше боролись против Гитлера, чем за СССР, хотя и за него — тоже.

… Один за другим гибли коминтерновцы. Исчез глава югославской компартии Горкич, его предал Иосип Тито, будущий президент Югославии.

Тито подал голос:

- В письме Димитрову я писал: «Его в стране никто не знает, кроме нескольких интеллигентов. Его случай (то есть арест Горкича) не будет иметь каких-либо серьезных последствий для партии».

В 1938 году я приехал в Москву — тогда же были арестованы 800 видных югославских коммунистов. В долгих беседах Димитров проверял мою верность идеям марксизма.

- Ты проверку прошел! - саркастически подтвердил издалека Георгий. - Ты тогда предал не только друзей, но и бывшую жену — ее арестовали как агента гестапо.

- «Я думал, что она проверенная, потому что она была дочерью бедного рабочего и потом женой видного деятеля германского комсомола, приговоренного к 15 годам каторги... Считаю, что я был здесь недостаточно бдителен... - и это является в моей жизни большим пятном. Я думаю, что разные вредители нашей партии могут это использовать против меня, и с этим надо считаться».

- Твое предательство близкого человека принесло тебе жизнь и выгоду, как и Куусинену, Тольятти, Калинину, Молотову, Буденному и другим. Тебе открылся путь в генсеки. Когда осенью 1939 года после многолетнего заключения приехал в Москву легендарный югославский коммунист Милетич, Сталин предпочел тебя. Милетич исчез в подвалах НКВД.

- Ты, Димитров, тоже не ушел от расплаты — уже при существовании лагеря социализма! - дал ответный удар Тито. - Ты непонятно почему умер в 1949 году. Сподвижник твой Трайчо Костов, один из лидеров Коминформа, был расстрелян по обвинению в шпионаже.

В Чехословакии состоялся процесс секретаря компартии Сланского. Вместе с ним на скамью подсудимых сели еще несколько крупных функционеров. Все они — евреи. Сланского расстреляли как агента международного сионизма. Это все были твои сторонники!

… Ни лже-Виргилий, ни эрзац-Данте не разделили совместных мучений с коминтерновцами, так как не знали за собой вины. Ельцин решил ускорить события.

- Значит, так! - гневно сдвинул брови и привычно сделал страшное лицо экс-президент. - Или ты нас пропускаешь, или я сейчас извещу товарища Сталина, что ты препятствуешь выполнению его приказа.

- Товарищ Сталин далеко, как ты ему сообщишь?

- Меня с детства учили, панимаш, что великий вождь мирового пролетариата знает абсолютно все, что происходит в стране, вплоть до мелочей...

- Так то в Первом Советском Союзе...

- А чем ад, то бишь Второй СССР отличается?!

Демагогический талант ЕБН достиг цели: Карацупа струхнул.

- Ладно! Вы хоть представьтесь...

- Борис Николаевич Ельцин...

У полковника нехорошо заблестели глаза:

- Тот самый?! Ух, и вмазал бы я тебе!

- Я бы тебе раньше фуфло набил! - не уступил ЕБН, любивший подраться.

- Ладно, с тобой все равно в Кремле расправятся! В случае чего отбрешусь, что ты представился как кандидат в члены Политбюро компартии, и я тебя не мог не пропустить. А ты кто?

- Вы мне не тыкайте, не заслужили такой чести, - одернул солдафона философ. Я – гениальный писатель Фридрих Ницше...

- До Великой Октябрьской революции концы отдали? - попытался стать вежливым Карацупа.

- Да...

- Во времена Маркса жили?

- Да...

- К буржуям как относились?

- Презирал и презираю!

- Годится. Свидетель рождения и становления марксова учения, литератор, враг капиталистов приехал посмотреть, как светлое коммунистическое будущее стало настоящим. Проходите!

Миновав так и не поднятый шлагбаум (они просто прошли сквозь него), Ельцин вдруг опомнился:

- Постой, ведь этот погранец признался, что соврет начальству. Но в пекле – то вранье сразу становится явным!

- Заслуги большевиков в распространении лжи так велики, что я разрешил им в своей зоне брехать беспрепятственно! - пояснил Сатана.

- Какая несправедливость! - горестно застонал подслушивавший Геббельс. - Не пойму, чем «комми» лучше нас?

- Вы врали про счастье немцев и открыто говорили о том, что сотворите со всем остальным миром. А сталинская команда обещала тотальное благоденствие человечеству – но при этом всех подряд гробила! Вот чем они хуже вас – лицемерия у них больше! А этот грех Распятый осуждал в людях пуще всего. Поэтому я и дал зонам коммунистических врждей особые привилегии в сфере брехнологии! - пояснил Сатана. - Так что добро пожаловать в адский вариант страны победившего советский народ социализма!

...Перед взором экскурсантов по инферно предстал Кремль.

- Самый роскошный и фешенебельный в мире дом для престарелых, - пробормотал Ницше.

- Смотри, такой же, как и там, на земле! - заностальгировал Ельцин.

- Здесь много дьявольских дел творилось, как и в рейхсканцелярии Гитлера, – чего ж изменять такие места! - дал свой комментарий всеслышащий Сатана.

- Глянь, Фридрих, вот он – мой президентский корпус! Первый по порядку в кремлевском комплексе! Его можно узнать по куполу со штандартом. В исторических реестрах значится как здание Сената, - экс-гарант хорошо знал историю своей бывшей резиденции.

- Ты тут на месте уничтоженных августейших особ жил? - заинтересовался Ницше.

- Не, цари своих апартаментов здесь не имели – например, «деловые покои» Николая II находились в Большом Кремлевском дворце. За исключением Екатерины II, которая облюбовала себе просторный, но уютный кабинет в полукруглой ротонде. Теперь там президентская библиотека, - на время увлеченный воспоминаниями ЕБН превратился в экскурсовода. - При советской власти первым новоселом в экс-Сенате стал Ленин – его рабочий кабинет (50 кв.м, 2 окна) был на третьем этаже.

Сталин здесь поселился в 1922-м – вскоре после того, как стал Генсеком. Его кабинет (более 150 кв. м, пять окон) находился на втором этаже. На первом этаже у него был еще один рабочий кабинет – домашний. Здесь же располагалась личная квартира, где жили также и его дети Светлана и Василий. Он переехал сюда после того, как 9 ноября 1932 года застрелилась его жена Надежда Аллилуева.

В кабинете Хрущева (100 кв. м, 4 окна, 3-й этаж) были те же дубовые панели и двери, что и при Сталине.

- А чего они все время с этажа на этаж прыгали?

- Все советские вожди, включая меня, ни за что не соглашались въезжать в апартаменты своих предшественников. Вот и Леньке Брежневу, когда он сверг Никиту, оборудовали кабинет (100 кв. м, 3 окна, 3-й этаж) подальше от хрущевского. Мы, партийцы высокого ранга, дали его резиденции прозвище «Высота». Потом в бывшем его кабинете сидели и Андропов, и Черненко. Изменить ничего не успели – слишком быстро отдали концы.

Горбатый, став в апреле 1985-го Генсеком, отказался въезжать в бывший брежневский кабинет, и для него оборудовали апартаменты (100 кв. м, 5 окон, 3-й этаж) между «Высотой» и «Хрущобой» - кабинетом Никиты. Разумеется, там сразу же началась «перестройка», то бишь перепланировка.

- А ты где сидел?

- Сидят в тюрьме, а я – пребывал у власти! Когда летом 1991-го стал президентом России, то сначала поселился в «Белом доме». Потом пару месяцев «квартировал» в Кремле, в 14-м корпусе (он находится сразу за Спасской башней). А в конце 1991-го, после развала СССР и выезда Меченого из Кремля, я вселился в его кабинет. Но чувствовал себя там не очень уютно, поэтому подыскал другие временные апартаменты в этом же здании. Впрочем, я пробыл там недолго – в 1993-м началась реконструкция (памятнику архитектуры – бывшему Сенату — решено было вернуть исторический облик), и я снова переселился в 14-й на 4-й этаж.

Лишь в 1996-м я обрел новый кабинет (75 кв. м, 3 окна, 2-й этаж), где и проработал до своей отставки. Мой тогдашний управделами Паша Бородин (именно он проводил реконструкцию), прежде чем определить «дислокацию» моего кабинета № 1, в Кремль специально пригласил биоэнерготерапевтов, которые подтвердили, что эти 75 «квадратов» на 2-м этаже в центре резиденции – лучшее по энергетике место в здании бывшего Сената!

- Православным себя называл, а сам бесовщиной увлекался! - радостно констатировал Дьявол.

Ельцин хотел было огрызнуться, но проглотил слова: они очутились в кабинете Сталина – просторной комнате с обшитыми мореным дубом стенами. На них – портреты Маркса, Энгельса, Ленина, во время войны к классикам присоединились Суворов и Кутузов. Длинный, покрытый зеленым сукном стол, рассчитанный на 20 человек, жесткие стулья, никаких лишних предметов. В глубине комнаты у закрытого окна – рабочий стол, заваленный документами, бумагами, картами. Телефон и стопка отточенных цветных карандашей: Хозяин обычно писал синим.

Вход в «святая святых» Кремля вел через проходную комнату секретаря Поскребышева и маленькое помещение начальника личной охраны Власика. За кабинетом – небольшая комната отдыха. В узле связи – телефонные аппараты для переговоров во время войны. В углу сталинского кабинета, как, впрочем, и ленинского, стояла печь, которую топили дровами – центральное отопление в Кремле появилось только в конце 30-х годов.

Ельцин обратил внимание на посмертную маску Ленина в футляре, на подставке, под стеклянным колпаком. Ничего себе украшеньице, подумал он.

- Некрофилия какая-то! - озвучил вслух его мысли Ницше.

Сталин проводил заседание. Выслушивал подходившие к нему души, вызывал Поскребышева и диктовал ему: как понял ЕБН, для того, чтобы секретарь запомнил и передал вниз по инстанциям. Он формулировал очень четко, очень быстро, очень кратко, и не просто основу – в большинстве случаев давал готовый документ. Потом вводил добавки, кое-какие изменения в окончательном тексте.

Новоприбывшие обратили внимание, что, в отличие от прочих душ, у которых фактически не видно ног, диктатор щеголял в сером френче из тонкого коверкота, брюках и черных кирзовых сапогах. На испещренном оспинами лице топорщились усы, к правой ладони, казалось, была приклеена знаменитая трубка, которая, впрочем, то и дело оказывалась у Вождя во рту.

- Господин Джугашвили, почему Вы постоянно носите сапоги? - воздержался от приветствия, но не удержался от вопроса неугомонный автор «Заратустры».

- «Это очень удобно. Можно так пнуть в морду некоторым товарищам, что зубы вылетят».

- А почему это курительное приспособление у Вас из руки в рот прыгает, словно лягушка?

- Да писаки проклятые придумали штамп – теперь не отвертишься. У меня – усы, сапоги и трубка, у Гитлера – усики и челка. Чтоб они ко мне в зону после смерти попали! Кстати, Лаврентий, ты выяснил, какие подлецы сидят, ничего не делают, кроме того, что анекдоты про нас сочиняют? - как ни странно, тот акцент, с которым Вождь говорил в гитлеровской зоне, здесь почти не ощущался.

- Конечно, выяснил: кто сидит, тот анекдоты и сочиняет!

- А где они концентрируются? Черт, люблю это слово, особенно в сочетании с термином «лагерь»!

- В Зоне Творческих Душ!

- Вымани их к нам!

- Пытался, но очень трудно, батоно. Многие из них в свое время вернулись в Первый СССР с Запада – и горько раскаялись в своей дурости. Во второй раз на грабли наступать не хотят!

- Это не оправдание! Пытайся! Кому как не тебе знать: попытка-не пытка! А в твоем случае пословица звучит так: «Не будет успешной попытки – будет успешная пытка»! Ха-ха!

- Товарищ Сталин, я же не говорю, что совсем не достиг результатов! Удалось переманить оттуда группу полуграфоманов, кропавших свои труды в стиле «социалистического реализма»: обещал дать им возможность читать их опусы вслух перед массовой аудиторией в качестве измывательства и истязания для слушающих!

- Вот-вот, пусть помучаются! Власик, ко мне посетители?

- Так точно, товарищ Сталин!

- Почему же не докладываешь?! Проинструктируй их – и ко мне!

К новоприбывшим подошел толстый генерал, в два раза перещеголявший двуличного римского божка Януса. У него на одной голове было сразу четыре лица, характеризовавших его главные качества: пройдоха, обжора, пьяница и бабник.

- Товарищ Сталин болезненно реагирует, когда к нему тихо подходят! Шагайте крепким шагом, не смущайтесь, не тянитесь. А то он говорит: «Что ты передо мной бравым солдатом Швейком вытягиваешься?» Говорить коротко, точно, по делу! Ясно? А теперь представьтесь!

- Гениальный философ, «первый имморалист» Фридрих Ницше!

- Экс-президент России Борис Николаевич Ельцин!

Власик явно испытал почти невозможное для пекла чувство – искренне обрадовался.

- Товарищ Сталин, к нам доставили арестованного агента мирового империализма Бориса Ельцина!

Вождь жутким взглядом посмотрел на разрушителя Советского Союза. Кто-то сказал про Джугашвили: «Он на чувстве страха играл лучше, чем Паганини на скрипке». Перед «дядюшкой Джо» отводили глаза даже Черчилль и Рузвельт. Ни Ельцин, ни Ницше даже призрачными бровями не повели, глядя на самого кровавого диктатора всех времен и народов с отчаянной наглостью.

- Смотри, какой спесивый! - оценил Вождь ЕБН (философа он пока демонстративно не замечал). - Знаешь, что мы с тобой за разрушение великой России сделаем?!

- Я Россию спас!

- Да ну? Ну-ка, Молотовошвили, - шутливо обратился он к плотного вида душе в пенсне, - напомни, как мы территорию нашей Родины увеличивали...

- Осуществляли, как ее называли на Западе, советскую политику «салями»: отрезали от Европы по кусочку и прилепляли к СССР? - вмешался Ницше, которого грозный коммунистический лидер запугать не сумел.

- «Салями»? А что, остроумно! - улыбнулся Иосиф Виссарионович, понимавший толк в юморе и шутках. - Давай, Вячеслав!

- Товарищ Сталин, - начал докладывать Молотов, слегка заикаясь, - я на всю жизнь запомнил Ваши слова: «Хорошо, что русские цари н-навоевали нам столько земли. И нам т-теперь легче с капитализмом бороться». Исходя из Ваших указаний, «свою задачу как м-министр иностранных дел я видел в том, чтобы как можно больше расширить пределы нашего Отечества. И кажется, мы с Вами неплохо справились с этой з-задачей...

Коммунисты и народы прибалтийских государств в-высказались за присоединение к Советскому Союзу. Их б-буржуазные лидеры приехали в Москву для переговоров, но подписать присоединение к СССР отказывались. Что нам было делать? Я в-выполнял очень твердый курс. Министр иностранных дел Латвии приехал к нам в 1939 году, я ему сказал: «Обратно вы уж не вернетесь, пока не п-подпишете присоединение к нам». Из Эстонии к нам п-приехал военный министр... Мы ему то же сказали. На эту к-крайность мы должны были пойти. И выполнили, по-моему, н-неплохо.

Нас очень волновал п-польский вопрос. И мы с-своего добились, хотя нас всячески старались ущемить, навязать Польше буржуазное правительство, которое, естественно, было бы агентом империализма. Но мы – товарищ Сталин и я за ним – держались такой линии, чтоб у себя на г-границе иметь независимую, но не враждебную нам Польшу. На переговорах и раньше споры шли о г-границах, «линии Керзона», линии «Риббентроп – Молотов». Товарищ Сталин с-сказал: «Назовите, как хотите! Но наша граница пройдет так!» Черчилль в-возразил: «Но Львов никогда не был русским городом!» - «А Варшава была», - спокойно ответил т-товарищ Сталин.

Узнали мы, что Бевин, английский министр иностранных дел, н-неравнодушен к картине Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Ну и мы перед одним из з-заседаний министров иностранных дел великих держав сделали ему сюрприз: привезли из Третьяковки эту картину и п-повесили перед входом в комнату заседаний. Бевин остановился и долго с-смотрел на картину. Потом сказал: «Удивительно! Ни одного п-порядочного человека!»

Товарищ Сталин иной раз в узком кругу в-вытаскивал из кармана письмо запорожцев турецкому султану – носил с собой несколько лет - и приговаривал:

«Е..ли мы эту Англию!». Все с-смеялись, конечно.

Но он п-придавал большое значение нашей дипломатии».

- Очень своеобразная дипломатия, - высказывание Ницше было, как всегда, двусмысленным.

- «Польский вопрос» - это катыньский расстрел? - гневно вопросил Ельцин. - И захват восточной части этой страны в 1939 году?

- Ух как мы знаем историю! - осклабился Генсек. - Да вот только однобоко. В 1920 году поляки первыми на нас напали, вдобавок заморили голодом около ста тысяч красноармейцев, попавших к ним в плен после битвы под Варшавой. А в 1938 году Польша вместе с Германией поделили между собой Чехословакию. Черчилль, как ты обозвал ее за это?

- «Польша» - гиена Европы».

- Но в 1919 году большевики первыми пытались напасть на только что освободившуюся Польшу с территории Украины! - возразил Ницше, имевший польские корни и неплохо знавший историю этой страны.

- Пилсудский поддерживал антисоветчиков и националистов, а во время Первой мировой войны создал целую армию, воевавшую на стороне Австро-Венгрии и Германии против нас, - не уступал «кремлевский тигр».

- Но Россия ведь оккупировала Польшу!

- А они в Смутное время Москву захватили! И чего вообще к этой катыньской истории цепляются?

- Да вы всех военнопленных, взятых во время захвата части Польши в 1939 году, расстреляли...

- Чушь! Кто ж тогда воевал против немцев в составе Польской народной армии? Я дал приказ шлепнуть офицеров и охранников, участвовавших в уничтожении советских военнопленных, ну еще классово враждебных элементов... Всего-то 14 тысяч ликвидировали... Под Волынью на Украине поляки убили 100 тысяч украинцев, те в свою очередь кокнули 200 тысяч поляков и евреев. Литовцы в деревне Понеры прикончили тоже 100 тысяч поляков и евреев. Несколько Катыней! Однако говорят только о нашем относительно скромном геноциде. Явная предвзятость! А почему молчат о зверствах поляков над евреями? Совершенных уже при Советской власти! В 1947 году произошли погромы в Люблинском, Кельнском воеводствах, Кракове и других местах. Были варварски растерзаны населением свыше тысячи евреев, вернувшихся в родные места из СССР, куда они успели убежать от фашистов. Убивали, кстати, и польских православных граждан! А ведь хлебнувшие гитлеровского террора поляки, казалось бы, доллжны были умилосердиться! В результате в 1945-1955 годах из Польши эмигрировали 200 тысяч евреев! Эй, министр общественной безопасности ПНР товарищ Радкевич, что ты ответил, когда Центральный комитет польских евреев потребовал от тебя расследования и наказания погромщиков?

- «Вы что, хотите заставить меня депортировать в Сибирь 18 миллионов поляков?»

- Вот так! Так что со шляхтой у нас счет «два-два»! Но в конечном итоге их победил СССР! Видишь, как мы старались! А ты, сволочь, по пьянке пытался Россию по кусочкам разбазаривать! - прорычал Сталин, глядя на Ельцина.

- Ничего подобного я не делал! - отбрехнулся ЕБН.

- У него тоже получается врать в а... во Втором СССР? - удивление Кобы было безграничным, как сама Вселенная.

- Чего изумляешься? - объяснил Сатана. - Он ведь тоже прирожденный коммунист. Но за брехню надо отвечать!

Экс-гаранта начало корчить. В Красноярске, на встрече с японским премьером Рю, пьяный в доску ЕБН объявил, что дарит ему Курильские острова. Первый зампредсовмина Немцов, узнав об этом, буквально упал перед президентом на колени. «А почему я не могу сделать приятное своему другу?» - искренне удивился тот. И лишь после долгих уговоров и апелляций к общественному мнению нехотя смирился: «Хорошо. Я их обману».

- Что-то у Вас смурное выражение лица? - всегда внимательный Сталин, оказывается, следил за мимикой Ницше. - Чем Вы недовольны? Я всегда полагал, что наше государство – осуществление Вашей мечты о сильной власти и сверхчеловеках, попирающих ногами мораль.

- Вы правы лишь частично. Я не люблю больших империй. «Когда государство не может достичь своей высшей цели, то оно растет безмерно... Мировая римская империя не представляет, в сравнении с Афинами, ничего возвышенного. Сила, которая должна принадлежать исключительно цветам, принадлежит теперь неимоверно вырастающим стеблям и листьям».

Вот почему, скажем, античный Рим чужой для меня; я его считаю позором древнего мира. «Рим – это типичное государство; воля неспособна достичь в нем никаких высоких целей. Организация его власти слишком сильна, мораль слишком тяжела... Кто же может поклоняться такому колоссу?» Это относится и к Советскому Союзу – фактически наследнику древнего Рима. Кстати, об империи. СССР эксплуатировал или содержал страны Варшавского договора?

- Эксплуатировал, но по-нашему, по-социалистически, так что приходилось содержать, - усмехнулся тиран. - Ладно, хватит разглагольствовать. Не люблю чинить расправу на пустой желудок. За стол, товарищи! - вдруг объявил «дядюшка Джо».

Вот так Ельцин узнал, что Вождь мирового пролетариата, как и фюрер национал-социалистов, значительное время уделял застольям. Впрочем, они у него проходили совсем не так, как у аскетичного Гитлера.

Появившийся из своей собственной зоны Хрущев поделился воспоминаниями:

- «Сталин перед войной стал как бы мрачнее, на его лице было больше задумчивости, он больше стал сам пить и стал других спаивать. Буквально спаивать. Мы между собой перебрасывались, как бы поскорее кончить этот обед, этот ужин. А другой раз, еще до ужина, до обеда, говорили:

- Ну как, сегодня будет вызов или не будет?

Мы хотели, чтобы этого вызова не было, потому что нам нужно было работать, а Сталин лишил нас этой возможности. Эти обеды продолжались целыми ночами, а другой раз даже до рассвета. Они парализовали работу правительства и партийных руководителей, потому что, уйдя оттуда, просидев ночь «под парами», накачанный этим вином человек уже не мог работать.

Водки и коньяку пили мало. Кто желал, мог пить в неограниченном количестве, но сам Сталин выпивал рюмку коньяку или водки в начале обеда, а потом вино, вино. Если пить вино пять-шесть часов, хотя и маленькими бокалами, так, черт его знает, даже если так воду пить, то и от воды опьянеешь, а не только от этого вина. Всех буквально воротило, до рвоты доходило, но Сталин был в этих вопросах неумолим.

Берия тут вертелся с шутками-прибаутками. Эти шутки-прибаутки сдабривали вечера и питие у Сталина. И сам Берия напивался, но я чувствовал, что Берия это делает не для удовольствия, что он не хочет напиваться. Он тоже другой раз выражался довольно резко, грубо, что приходится напиваться. Он так делал из угодничества к Сталину и принуждал других:

- Надо скорее напиться. Когда напьемся, тогда скорее разойдемся. Все равно он так не отпустит.

В этот предвоенный период, если кто-то на этих обедах говорил, что он не может или не хочет пить, то это считалось совершенно недопустимым, и потом завели в шутку такой порядок, что если кто не выпивает объявленный тост, то полагается ему в виде штрафа еще дополнительно один бокал, а может быть, даже и несколько. Потом и другие всякие были тут выдумки. Во всех этих «шуточках» очень большую роль играл Берия, и все они сводились к тому, чтобы как можно больше выпить и накачать всех. И это делалось потому, что Сталин этого хотел, именно Сталин».

- Что же, Сталин был пьяница? - обрадовался Ельцин, проглотивший продолжение фразы: «как я».

- «Можно сказать, что был и не был. Был в том смысле, что в последние годы не обходилось без того, чтобы пить, пить, пить. С другой стороны, никогда он не накачивал себя так, как своих гостей. Бывало, он наливал вино в небольшой бокал и даже разбавлял его водой. Но боже упаси, чтобы кто-либо другой сделал подобное. Сейчас же штраф за уклонение, за обман общества. Это была шутка, но пить-то надо было всерьез за эту шутку. А потом этого человека, который в шутку пил, заставляли еще всерьез выпить, и он расплачивался своим здоровьем...

После войны у меня заболели почки, и врачи категорически запретили мне пить спиртные напитки. Я Сталину об этом сказал, и он какое-то время даже, бывало, брал меня под защиту, но это было очень непродолжительно. И тут Берия сыграл свою роль, сказав, что у него тоже почки больные, но он пьет, и ничего. Так я лишился защитной брони в том, что у меня больные почки, что мне пить нельзя: все равно пей, пока живешь, пока ходишь...»

Милован Джилас, один из послевоенных руководителей Югославии:

«Сталин предложил, чтобы каждый сказал, сколько сейчас градусов ниже нуля, и потом в виде штрафа выпил бы столько стопок водки, на сколько градусов он ошибся...

Вдруг пахнуло на меня изоляцией, пустотой и бессмысленностью жизни, которой живет советская верхушка, собравшаяся вокруг своего престарелого вождя...

Сталин и раньше любил хорошо поесть, но теперь он проявлял такую прожорливость, словно боялся, что ему не достанется любимое блюдо...»

Он любил дунайскую сельдь, копченого рыбца, цесарок, уток, отварных перепелов, цыплят, с удовольствием ел тонкие ребра барашка, приготовленные на вертеле... стол ломился от снеди.

Бывший генеральный секретарь ЦК компартии Венгрии Матьяш Ракоши:

«Каждый обслуживал себя сам, в том числе и Сталин, который с любопытством приподнимал крышки блюд и обращал мое внимание на то или иное кушанье.

... Обстановка на таких ужинах была непринужденной, рассказывались анекдоты, нередко даже сальные, под громкий смех присутствующих...

Когда после трех часов утра Сталин вышел из комнаты, я заметил членам Политбюро:

- Сталину уже семьдесят три года, не вредят ли ему подобные ужины, затягивающиеся до поздней ночи?

Товарищи успокоили меня, говоря, что Сталин знает меру. Действительно, Сталин вернулся, но через несколько минут встал, и компания начала расходиться».

В отсутствие иностранных гостей застолья заканчивались чем-то непотребным. Перепившиеся члены Политбюро швыряли спелые помидоры в потолок и хохотали как сумасшедшие.

Первый секретарь ЦК компартии Белоруссии Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, любимец Вождя:

- «По ходу застолья отошел что-то положить в тарелку, вернулся и чувствую, что сел в нечто мягкое и скользкое. Обомлел, не шевелюсь. Все уже курят на террасе, а я остался за столом один.

Меня позвал Сталин. Я робко объяснил:

- Я во что-то сел.

Сталин взял меня за локоть и поднял. Позвал Берию:

- Лаврентий, иди сюда. Когда ты кончишь свои дурацкие шутки? Зачем подложил Пономаренко торт?

Судя по тому, что Сталин продолжал приглашать Берию к себе на дачу, эти шутки Вождя развлекали».

Его поддержал Хрущев:

- «Просто невероятно, что Сталин выделывал. Он в людей бросал помидоры, например, во время войны, когда мы сидели в бомбоубежище. Я лично видел это. Когда мы приезжали к нему по военным делам, то после нашего доклада он обязательно приглашал к себе в убежище. Начинался обед, который заканчивался швырянием фруктов и овощей, иногда в потолок и стены, то руками, то ложками и вилками. Меня это возмушало: «Как это вождь страны и умный человек может напиваться до такого состояния и позволять себе такое?» Командующие фронтами, нынешние маршалы Советского Союза, так почти все прошли сквозь такое испытание, видели это постыдное зрелище».

- Во, панимаш, житуха была! - пришел в восторг экс-гарант. - Вмазывали, сколько влезет, и никто над тобой не гундел: «Надо пить в меру!» Хоть Сталин и злодей, а на попойки я бы к нему с удовольствием ходил! Меня бухать заставлять не пришлось бы!

- Нашел чему завидовать, придурок! - осуждающе произнес Булганин. - «Едешь к Сталину в гости, там тебя поят, кормят, а потом и не знаешь, куда ты поедешь: сам ли домой или тебя отвезут куда-нибудь и посадят». Даже хмель был не в радость!

Анастас Микоян:

«В 1948 году я приехал к Сталину, который отдыхал на юге, вместе с Молотовым. За обеденный стол вместе с нами сел и всевластный помощник Сталина Александр Николаевич Поскребышев, который и к секретарям ЦК запросто обращался на «ты». Вдруг Поскребышев встал и сказал:

- «Товарищ Сталин, пока Вы отдыхаете здесь на юге, Молотов и Микоян в Москве подготовили заговор против Вас».

Я схватил стул и бросился на Поскребышева со словами:

- «Ах ты, мерзавец».

Сталин остановил меня:

- «Зачем так кричишь, ты же у меня в гостях?»

Я стал горячо говорить:

- «Это же невозможно слушать, такого не было и не могло быть!»

Сталин ответил совершенно спокойно:

- «Раз так – не обращай на него внимания».

Молотов сидел белый как бумага. Но молчал, не сказал ни слова.

Поскребышев, ясное дело, говорил не по собственной инициативе. Это была психологическая проверка».

- Ты не п-пытайся с товарищем Сталиным равняться, гнида! - окрысился Молотов на экс-президента России за его высказывание. - «Сталин много не пил, а других в-втягивал здорово. Видимо, считал нужным проверить людей, чтоб н-немножко свободней говорили. А сам он любил выпить, но умеренно. Редко напивался, но бывало. Бывало, б-бывало. Выпивши, был веселый, обязательно з-заводил патефон. Ставил всякие штуки. Много п-пластинок было. Во-первых, русские н-народные песни очень любил, потом некоторые комические вещи ставил, грузинские песни...» А ты-то к-кирял «по-черному», особенно когда был первым секретарем обкома в Свердловской области.

Ельцина снова перекосило от стыда. В Свердловске он, действительно, гулял до умопомрачения. Директора местных заводов по свой гробовой день с ужасом вспоминали выездные заседания обкома, заканчивавшиеся грандиозными театрализованными пьянками. Если кто-то отказывался пить наравне с Первым, тот легко мог вылить за шиворот «отступнику» непочатый стакан.

... Разгулье, которое могло бы легко перейти в оргию (если бы души имели возможность впасть еще и в грех прелюбодеяния), внезапно оборвалось с появлением Карацупы:

- Товарищ Сталин! Товарищи члены Политбюро! Разрешите доложить: на государственной границе Второго СССР появилась подозрительная темная во всех смыслах личность, которая называет себя Сатаной и требует оповестить всех советских людей о его приходе, чтобы они ему поклонились! Мерзкая, скажу я вам, рожа!

- Какой там Сатана! Очередной проходимец! - ощетинился усами Сталин.

- Он в доказательство своего могущества обернулся Змеем Горынычем!

- Ага, понятно! Это буржуазная гидра контрреволюции сует свое поганое хайло на священную территорию нашего коммунистического отечества! Гнать в шею!

- Дак у него аж три головы!

- Значит, гнать в три шеи!

Пограничник исчез – и тут же вернулся:

- Он смеется и спрашивает, куда ему деваться из своих собственных владений?

- Пошли его к чертовой матери!

Полковник снова испарился – и опять возник в инфернальном воздухе:

- Он говорит, что нет у него никакой матери!

- Так, что же делать? Где Суслов, наш главный идеолог?

- В брежневской зоне, сюда идти не хочет!

- Скверно. Жданов, сможешь по-научному и одновременно по-коммунистически ответить империалистической гидре?

- Рад бы, товарищ Сталин, да я научного коммунизма не знаю...

Хрущев: «Жданов был веселым человеком. Тогда он у нас выпил и еще до этого выпил. Вышел на подмостки и растянул двухрядную гармонь. Он неплохо играл на гармони и на рояле. Мне это понравилось. Каганович же о нем отзывался презрительно: «Гармонист»... Каганович часто ехидно говорил:

- «Здесь и не требуется большого умения работать, надо иметь хорошо подвешенный язык, уметь хорошо рассказывать анекдоты, петь частушки, и можно жить на свете».

Признаться, когда я пригляделся к Жданову поближе, в рабочей обстановке, стал соглашаться с Кагановичем. Действительно, когда мы бывали у Сталина (в это время Сталин уже стал пить и спаивать других, Жданов же страдал такой слабостью), то, бывало, он бренчит на рояле и поет, а Сталин ему подпевает. Эти песенки можно было петь только у Сталина, потому что нигде в другом месте повторить их было нельзя. Их могли лишь крючники в кабаках петь. А больше никто...

У Жданова было некоторое ехидство с хитринкой. Он мог тонко подметить твой промах, подпустить иронию. С другой стороны, чисто внешне, на всех пленумах он сидел с карандашом и записывал. Люди могли подумать: как внимательно слушает Жданов все на пленуме, записывает все, чтобы ничего не пропустить. А записывал он чьи-то неудачные обороты речи, потом приходил к Сталину и повторял их...»

- Да, нашел я, кого на научный диспут приглашать, - опомнился Сталин. Ладно, и с Сусловым, и с тобой потом разберусь. Товарищи Маркс и Энгельс, не выручите?

- Ни в коем случае, -ответили классики. - Мы в вашу зону один раз в гости пришли, лекции почитать, так нас обвинили в злостном искажении марксизма, еле спаслись!

Сталин призадумался:

- Не хотелось бы отвлекать Ильича от важных раздумий, но придется его вызвать. Товарищ Ленин, что сказать наглому пришельцу?

- Пошлите его к другой матери – той, к кому на Руси испокон веков незваных гостей посылают! Да позабористей мысль сформулируйте! - раздался голос Владимира Ульянова. Здесь, в его зоне, картавость Ильича была почти незаметна.

- Правильно я Вас охарактеризовал, - отозвался русский философ Николай Бердяев. - «Ленин — почти гений грубости».

- Молотов возразил:

- «Ленин матом не ругался. Ворошилов – матерщинник. И Сталин – не прочь был. Да, мог. Были такие случаи. Жданов мог иногда так, под веселую руку. От души. Душу отвести умеют люди именно таким образом. Но это так, незло».

- Господин Ульянов, - не преминул встрять в эти переговоры Ницше, - Вы же культурный человек, в быту не сквернословите, как же Вы учите своих последователей нецензурно и похабно выражаться?! Нет ли здесь принципиального противоречия с Вашим учением?

- Никоим образом, «мой мудрый Эдип», - съязвил в ответ основатель Советского государства. - Посылать к такой-то матери – это один из основных принципов и диалектического, и исторического материализма. Всех посылать, кто с нами не согласен! И Вас в том числе!

- Мне все же кажется, что между матом и диаматом огромная разница – и никакого сходства...

- «...Так могут думать только политические кретины и идиоты мысли, вообще скорбные главой и самые оголтелые реакционеры!» - с возмущением прервал философа буржуазного философ (не по происхождению, а по мировоззрению) пролетарский. - Разница, конечно, есть: матом кроют, диаматом прикрываются. Мат все знают, но притворяются, что не знают. С диаматом все наоборот. Но главное все же сходство: и мат, и диамат стоят на вооружении русского рабочего класса!

Великий философ - «первый имморалист» отнюдь не был слабым оппонентом в спорах. Однако до ответной грубости не снизошел:

- Ну, герр Ульянов, вы бы брали легче на поворотах, - внешне спокойно, но внушительным тоном сказал Фридрих. - Ведь, если и я применю Вашу манеру оппонировать, так, следуя ей, и я могу «обложить» Вас всякими ругательствами, благо русский язык очень богат ими, и тогда получится просто рыночная сцена... Но я помню, что, к сожалению, я в гостях в Вашей и господина Джугашвили зоне...

Последующие дискуссии открыли Ельцину очень много нового о Владимире Ильиче Ульянове.

Г. Соломон, один из старейших социал-демократов, близкий знакомый Ильича, разошедшийся с ним после Октябрьской революции и сумевший вовремя, а потому живым, смыться из России:

- «Нечего и говорить, что Ленин был очень интересным собеседников в небольших собраниях, когда он не стоял на кафедре и не распускал себя, поддаваясь свойственной ему манере резать, прибегая даже к недостойным приемам оскорблений своего противника: перед вами был умный, с большой эрудицией, широко образованный человек, отличающийся изрядной находчивостью. Правда, при более близком знакомстве с ним вы легко подмечали и его слабые, и скажу прямо, просто отвратительные стороны. Прежде всего отталкивала его грубость, смешанная с непроходимым самодовольством, презрением к собеседнику и каким-то нарочитым (не нахожу другого слова) «наплевизмом» на собеседника, особенно инакомыслящего и не соглашавшегося с ним и притом на противника слабого, не находчивого, не бойкого... Он не стеснялся в споре быть не только дерзким и грубым, но и позволять себе резкие личные выпады по адресу противника, доходя часто даже до форменной ругани. Поэтому, сколько я помню, у Ленина не было близких, закадычных, интимных друзей. У него были товарищи, были поклонники – их была масса, боготворившие его чуть не по-институтски и все ему прощавшие. Их кадры состояли из людей, главным образом духовно и умственно слабых, заражавшихся «ленинским» духом до потери своего собственного лица... Но наряду с такими «без лести преданными» были и многочисленные лица, совершенно, как-то органически, не выносившие всего Ленина в целом...

Ленин был особенно груб и беспощаден со слабыми противниками: его «наплевизм» в самую душу человека был в отношении таких оппонентов особенно нагл и отвратителен. Он мелко наслаждался беспомощностью своего противника и злорадно, и демонстративно торжествовал над ним свою победу, если можно так выразиться, «пережевывая» его и «перебрасывая его со щеки на щеку». В нем не было ни внимательного отношения к мнению противника, ни обязательного джентльменства. Кстати, этим же качеством отличается и знаменитый Троцкий... Но сколько-нибудь сильных, неподдающихся ему противников, Ленин просто не выносил, был в отношении их злопамятен и крайне мстителен, особенно, если такой противник раз «посадил его в калошу»... Он этого никогда не забывал и был мелочно мстителен...»

Свое мнение высказал и близко знавший пролетарского вождя философ Валентинов:

- «В своих атаках, Ленин сам в том признавался, он делался «бешеным».

Охватывавшая его в данный момент мысль, идея властно, остро заполняла весь его мозг, делала одержимым... За известным пределом исступленного напряжения его волевой мотор отказывался работать. Топлива в организме уже не хватало. После взлета или целого ряда взлетов начиналось падение энергии, наступала психическая реакция, атония, упадок сил, сбивающая с ног усталость. Ленин переставал есть и спать. Мучили головные боли. Лицо делалось буро-желтым, даже чернело, маленькие острые монгольские глазки потухали. Я видел его в таком состоянии...После лондонского съезда партии он точно потерял способность ходить, всякое желание говорить, почти весь день проводил с закрытыми глазами. Он все время засыпал... В состоянии полной потери сил он был и в Париже в 1909 году после очередной партийной склоки. Он убегал в деревушку Бон-Бон, никого не желая видеть, слышать, и только после трех недель жизни «на травке» превозмог охватившую его депрессию... Опустошенным возвратился он с Циммервальдской конференции в 1915 году, где истово сражался за претворение империалистической войны в гражданскую. Он искал отдыха в укромном местечке Соренберг; недалеко от Берна... Вдруг ложится на землю, вернее, точно подкошенный падает, очень неудобно, чуть не на снег, засыпает и спит как убитый.

В повседневной жизни болезненное состояние Ленина выражалось в таких руководящих наставлениях: «Ничто в марксизме не подлежит ревизии. На ревизию один совет: в морду!..» Здесь дело не в одном только расхождении в области философии. Здесь причиной — невероятная нетерпимость Ленина, не допускающая ни малейшего отклонения от его, Ленина, мыслей и убежденности... Философские дебаты с Лениным, мои и других, имеют большое продолжение, а главное — историческое заключение, похожее на вымысел, на бред пораженного сумасшествием мозга... «Философская сволочь», - так Ленин называл всех своих оппонентов в области философии.

Беснование сделало книгу Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» уникумом — вряд ли можно найти у нас другое произведение, в котором была бы нагромождена такая масса грубейших ругательств по адресу иностранных философов... У него желание оплевать всех своих противников; он говорит о «ста тысячах плевков по адресу философии Маха и Авенариуса...»

Свои наброски к портрету Ленина сделал также писатель Александр Куприн, которому довелось встретиться с вождем в 1919 году:

- «Ночью, уже в постели, без огня я опять обратился памятью к Ленину, необычайной ясностью вызвал его образ и испугался... В сущности, - подумал я, - этот человек, такой простой, вежливый и здоровый, - гораздо страшнее Нерона, Тиверия, Иоанна Грозного. Те, при всем своем душевном уродстве, были все-таки люди, доступные капризам дня и колебаниям характера. Этот же — нечто вроде камня, вроде утеса, который оторвался от горного кряжа и стремительно катится вниз, уничтожая все на своем пути. И при том — подумайте! - камень в силу какого-то волшебства — мыслящий! Нет у него ни чувств, ни желаний, ни инстинктов. Одна острая, сухая непобедимая мысль: падая — уничтожаю».

- А вот я, - отозвался еще один писатель, Леонид Андреев, - Ленина не видел, однако писал не только о нем, но и — пророчески! - о Сталине. «Ты суров, Ленин, ты даже страшен... Или ты не один? Или ты только предтеча? Кто же еще идет за тобою? Кто он, столь страшный, что бледнеет от ужаса даже твое дымное и бурое лицо?.. Густится мрак, клубятся свирепые тучи, разъяренные вихрем, и в их дымных завитках я вижу новый и страшный образ: царской короны на царской огромной голове. Кто этот страшный царь? Он худ и злобен — не Царь-Голод ли это? Он весь в огне и крови...»

Пожар этой дискуссии погасило новое явление Карацупы, который обратился к имевшемуся в наличии товарищу Сталину и всеслышащему, но отсутствующему Ильичу.

- Я этого Сатану-самозванца, как меня партия научила, послал к е...ой матери, а он хохочет и просит уточнить. Дескать, в физиологическом смысле все матери, что родились на земле, именно такие; их миллиарды, за исключением немногих, которых осеменяли искусственно. К какой именно из них он должен идти?

Душа Ленина сохранила свою гениальность, как и легендарную находчивость, и быстроту реакции даже в пекле – и ответ последовал сразу:

- Порекомендуйте ему отправиться к Божьей матери!

Карацупа испарился – и вернулся донельзя довольный:

- Он зашипел от злости – и исчез!

Впрочем, довольство тут же сменилось на полковничьем лице испугом – Дьявол возник в кабинете Сталина.

- Осатанели, исчадия ада! Возомнили о себе! Забыли, кто тут хозяин?!

- Это ты забыл! - прошипел Иосиф Виссарионович. - Ты – хозяин, а я – Хозяин! Так меня и там звали, и тут зовут! Понял разницу?!

«Князь тьмы» затрясся в злобных конвульсиях:

- Да я вас, да я...

- И что Вы с нами намерены такого ужасного сотворить, батенька? - в Кремль на броневичке въехал Ильич. Под мышкой у него была намертво вклеена синяя тетрадь, а к голове словно прибита кепка. Результат усилий все тех же писак и анекдотчиков, с которыми мечтал разобраться Сталин, понял ЕБН. - Что, товарищ Сатана, - спросил Ленин как-то, по обыкновению, наружно насмешливо, но с худо скрытой тревогой и в то же время с издевкой, - «как идет следствие? Скоро ли Вы отдадите распоряжение об аресте нас грешных?.. По старой дружбе предупредите заранее, чтобы мы велели присным заготовить провизию для передачи нам, когда Вы найдете нужным ввергнуть нас в узилище...» И поторопитесь, а то, честно говоря, Вы меня от очень серьезной работы отвлекли...

От такой наглости лукавый взбеленился еще больше – но самообладание себе вернул и уже не бился в истерике. В свою очередь, он прибег к иронии:

- Чем это ты таким важным занят? Готовишь трактат о Конце Света?

- Это что – доклад о деятельности Чубайса? - не преминул отпустить шуточку Ницше, но на него никто не обратил внимания – настолько накалилась атмосфера в и без того раскаленном пекле.

Обычно, говоря или споря, Ленин как бы приседал, делал большой шаг назад, одновременно запуская большие пальцы за борт жилетки около подмышек и держа руки сжатыми в кулаки. Прихлопывая правой ногой, он делал затем небольшой быстрый шаг вперед и, продолжая держать большие пальцы за бортами жилетки, распускал кулаки, так что ладони с четырьмя пальцами как бы напоминали растопыренные рыбьи плавники. Такие телодвижения он проделал и на сей раз, общаясь с лукавым.

- У меня к Вам две просьбы... - начал было Ильич, но Повелитель мух его перебил:

- С какой стати я должен их исполнять?

- Это будет более выгодно для Вас, чем для нас...

- Выкладывай!

- Сделайте так, чтобы наши дальнейшие переговоры могли слышать только те, кто находится в этом кабинете. Незачем смущать умы советских граждан – да и прочих — ненужной и непонятной им информацией о спорах в верхах... то бишь в низах...

- Разумно! Исполнено! Вторая твоя просьба?

- Не тыкайте мне, пожалуйста, я с Вами на брудершафт не пил!

- Ну, ты нахал! - не то восхитился, не то возмутился Дьявол. - Я все-таки придумаю для тебя и твоей со Сталиным шатии-братии какую-нибудь грандиозную пакость...

- Вы тем самым больше навредите себе, чем нам...

- Ну и пусть! У меня с вами, большевиками, разная анатомия: вам все по плечу, а мне все по хрену!

Такой отпор подействовал на Ленина. Он попытался похлопать Сатану по плечам, полуобнять, хихикая и все время повторяя «дорогой мой» и уверяя «князя тьмы», что, увлеченный спором, самой темой его, забылся и что эти выражения ни в коей мере не должно принимать как желание оскорбить уважаемого собеседника. Скандал прекратился, превратившись в интервью, в котором владыка преисподней играл роль журналиста.

- Что ты меня «батенькой» зовешь?

- Вы же не будете отрицать утверждений буржуазно-религиозной пропаганды, что мы, большевики, - «дьяволово семя»? Таким образом, Вы – если не наш физиологический, то уж точно духовный отец!

Люцифер опешил:

- Ну, если вопрос рассматривать с такой точки зрения... А почему ты препятствуешь тому, чтобы адозаключенные вашей зоны мне поклонились?

Ильич обрушился на Сатану со своим обычным арсеналом, постепенно опять переходя на завуалированные оскорбления:

- «Я не понимаю людей», простите, в данном случае падших ангелов, - резко напал он на пришипившегося Дьявола, соскочив с броневика и по своему обыкновению начав ходить взад и вперед по комнате, - «совершенно не понимаю, как умный» злой дух, - «а я надеюсь, имею честь говорить с таковым, - может лелеять мечты и не только мечты, а и рисковать и работать во имя немедленного» признания себя царем инферно сотнями миллионов атеистически и антимонархически настроенных душ. «Какие у Вас обоснования? - резко, остановившись перед Сатаной, в упор поставил он свой вопрос. - А?... но только не разводите мне утопий, - это, мил человек», то бишь, немил демон, «ни к чему... Ну, я слушаю, с глубоким (подчеркнул он) интересом...»

- Я - хозяин ада, и все здесь должны пасть передо мной ниц и поцеловать под хвост! Вот сюда! - и Люцифер, повернувшись ко всем задом, показал, куда именно.

- Ха-ха-ха! - злобно рассмеялся Ленин, заранее торжествуя легкую победу. - «Слыхали мы все это, господин мой хороший в сапогах, слыхали и не раз... Все это праздные измышления «скорбных разумом невтонов», или, вернее, ... маниловщина с ее мостами, лавками и прочими побрякушками... голая и вредная утопия... Неужели Вы не понимаете, что ставка на немедленное» Ваше признание повелителем преисподней гражданами Второго Советского Союза «не выдерживает даже самой поверхностной критики?! Неужели Вы не понимаете, что при современном соотношении общественных сил, при слабом развитии во всем мире, а не то, что в нашей заскорузлой «Рассее»-матушке, господин мой хороший, а именно и точно при слабом развитии во всем» аду атеизма «нас отделяют от момента» Вашего, так сказать, воцарения в нашей зоне «сотни, если не тысячи лет, но сотни-то во всяком случае... Надо обладать поистине гениальным узколобием, чтобы верить в немедленный», грубо выражаясь, дьяволизм... «Ха-ха-ха! Где там! Нам вынь да положи вот сию же минуту!»

- Что ты несешь! - попробовал дать укорот автору ленинизма Отец лжи, да не тут-то было!

- У Вас, товарищ Сатана, эта идея совершенно утопическая! Да и другие – тоже! Скоро Вы Небо захватите? Да, кстати, и царство свое на земле установите? «Пора бы, товарищ, пора, а то ведь душа засохла...»

Изобретатель греха под этим градом вопросов, что называется, осел.

Ленин остановился на минуту, подошел к своей посмертной маске, посмотрел в нее, словно в зеркало, передернулся от страшных воспоминаний о собственной кончине...

Никогда, в отличие от Гитлера и Сталина, не бывавший на войне, Ленин, тем не менее, был мужественным человеком. В 1911 году под влиянием известия о самоубийстве известных революционеров-супругов Лафаргов он сказал Крупской: «Если не можешь больше для партии работать, надо посмотреть правде в глаза и умереть так, как Лафарги».

За четыре года до этого Ильич едва не погиб, пробираясь по льду до ближайшего острова, чтобы там незаметно сесть на пароход. Дело происходило в Финляндии, где его выследила русская полиция.

Крупская: «До острова надо было идти версты три, а лед, несмотря на то, что был декабрь, был не везде надежен. Не было охотников рисковать жизнью, не было проводников. Наконец Ильича взялись проводить двое подвыпивших финских крестьян, которым море было по колено. И вот, пробираясь ночью по льду, они вместе с Ильичем чуть не погибли... Лишь случайность спасла... А Ильич рассказывал, что, когда лед стал уходить из-под ног, он подумал: «Эх, как глупо приходится погибать».

30 августа 1918 года на Ульянова было совершено покушение.

Профессор Б.С. Вейсброд: «Когда раненного Ленина привезли в Кремль, он «попросил выйти из комнаты всех кроме меня, и, оставшись со мной наедине, спросил: «Скоро ли конец? Если скоро, то скажите мне прямо, чтобы кое-какие делишки не оставить».

Из записки Л.Б. Каменеву: «... Если меня укокошат, я Вас прошу издать мою тетрадку: «Марксизм о государстве» (застряла в Стокгольме). Синяя обложка, переплетенная...»

Крупская: «В жизни часто Ленин стоял на краю смерти. Это тоже отпечаток свой кладет, тоже страхует от мелких чувств».

Он никогда не жалел себя. Работал по 16-18 часов в сутки, страдая постоянными головными болями. Питался раз в день, страдая язвой желудка. Спал на неудобной и твердой железной кровати, мучаясь от бессонницы и болей в позвоночнике. И это сказалось на его здоровье.

… 23 мая 1922 года Ленин с женой уехал в Горки. Пытался работать, ничего не получалось. Выглядел неважно. 25 мая после ужина у Ильича случилась изжога, а перед сном он почувствовал слабость в правой руке. Утром была рвота, болела голова. Ленин с трудом мог говорить, утратил способность читать («поплыли» буквы), не мог писать (получалась только буква «м»). Чувствовалась слабость в правой руке и ноге. Но примерно через час все симптомы исчезли. Врачи решили, что это следствие гастрита, прописали слабительное и покой. Однако вечером 27 мая все повторилось, теперь уже с полной потерей речи. Профессор Крамер констатировал тромбоз (закупорку) сосудов головного мозга. Позднее паралич правых конечностей повторялся многократно. Но быстро исчезал.

Состояние Ленина то ухудшалось, то вновь улучшалось. Память, речь и способность к письму периодически возвращались. Но он уже не верил в выздоровление, однако не хотел бросать политику, уходить от власти в частную жизнь. Через несколько дней после приступа Ленин писал Сталину: «Врачи, видимо, создают легенду, которую нельзя оставить без опровержения. Я требую Вас экстренно, чтобы успеть сказать, на случай обострения болезни». 30 мая 1922 года Иосиф Виссарионович откликнулся на просьбу и навестил больного.

Мария Ульянова: «... Сталин передал мне, что Владимир Ильич вызывал его для того, чтобы напомнить ему обещание, данное раньше, помочь ему вовремя уйти со сцены, если у него будет паралич. «Теперь момент, о котором я Вам раньше говорил, - сказал Владимир Ильич, - наступил, у меня паралич, и мне нужна Ваша помощь».

Владимир Ильич просил Сталина привезти ему яду. Сталин обещал, поцеловался с Владимиром Ильичем и вышел из его комнаты. Но тут, во время нашего разговора, Сталина взяло сомнение: не понял ли Владимир Ильич его согласие таким образом, что, действительно, момент покончить счеты с жизнью наступил и надежды на выздоровление больше нет? «Я обещал, чтобы его успокоить, - сказал Сталин, - но, если он в самом деле истолкует мои слова в том смысле, что надежды больше нет? И выйдет как бы подтверждение его безнадежности?» Обсудив это, мы решили, что Сталину надо еще раз зайти к Владимиру Ильичу и сказать, что он переговорил с врачами и последние заверили его, что положение Владимира Ильича совсем не так безнадежно, болезнь его не неизлечима и что надо с исполнением просьбы Владимира Ильича подождать. Так и было сделано. Сталин пробыл на этот раз в комнате Владимира Ильича еще меньше, чем в первый раз, и, выйдя, сказал нам с Бухариным, что Владимир Ильич согласился подождать и что сообщение Сталина о его состоянии, со слов врачей, Владимира Ильича, по-видимому, обрадовало. А уверение Сталина, что, когда, мол, надежды действительно не будет, он выполнит свое обещание, успокоило несколько Владимира Ильича, хотя он не совсем поверил ему: «Дипломатничаете, мол».

Не боясь смерти, он, тем не менее, опасался болезни, беспомощности и связанных с ними бессилия и мучений. Его худшие опасения оправдались...

Акт вскрытия: «Основой болезни умершего является распространенный атеросклероз сосудов на почве преждевременного их изнашивания. Вследствие сужения просвета артерий мозга и нарушения его питания от недостаточности подтока крови наступали очаговые размягчения ткани мозга, объясняющие все предшествовавшие симптомы болезни (параличи, расстройства речи). Непосредственной причиной смерти явилось 1) усиление нарушения кровообращения в головном мозгу и 2) кровоизлияние в мягкую мозговую оболочку в области четверохолмия».

Нарком здравоохранения Семашко: «... Склероз поразил прежде всего мозг, то есть тот орган, который выполнял самую напряженную работу за всю жизнь Владимира Ильича. Болезнь поражает обыкновенно наиболее уязвимое место, таким уязвимым местом у Владимира Ильича был головной мозг: он постоянно был в напряженной работе, он систематически переутомлялся, вся напряженная деятельность и все волнения ударяли прежде всего по мозгу.

Отсюда понятна и безуспешность лечения. Ничто не может восстановить эластичность стенок сосудов, особенно если она дошла уже до степени обызвествления, до каменного состояния; не пять и не десять лет, очевидно, этим болел Ленин, не обращая должного внимания в начале болезни, когда ее легче было задержать, если не устранить».

- А я что-то слышал насчет наследственного сифилиса... - пробормотал Ницше – но так, чтобы все его услышали.

Профессор Абрикосов: «... Были произведены тщательные микроскопические исследования. Заключение подтвердило данные вскрытия, еще раз было установлено, что единственной основой всех изменений является атеросклероз артериальной системы, с преимущественным поражением артерий мозга. Никаких указаний на специфический характер процесса (сифилис и др.) ни в сосудистой системе, ни в других органах не обнаружено».

Профессор Россолимо: «Еще до смерти Ленина в разговоре с Анной Ильиничной на другой день консилиума я заявил, что «положение крайне серьезно и надежда на выздоровление явилась бы лишь в том случае, если бы в основе мозгового процесса оказались бы сифилитические изменения сосудов». Так что ни о каком сифилисе речи не могло быть!

Оправившись, создатель СССР снова заходил по комнате.

- «Да, я говорю, несбыточные мечтания, - продолжил он свою отповедь Дьяволу. - И горе нам было бы, нам и всему» аду, «если бы каким-нибудь хоботом, какой-нибудь нелепой авантюрой Россия, или какой угодно, даже самый цивилизованный по нынешним временам народ», то бишь зона, «был бы ввергнут» в поклонение Дьяволу «в современную нам эпоху! Это явилось бы бедствием, мировым бедствием, от которого» инфернальное «человечество не оправилось бы в течение столетий! Да, прав Иисус Христос, - что ни говорите, а Он был не дурак, и Вам, милейший, следовало бы помнить, что Он говорил... «Блюдите, да не соблазните единого от малых сих»... А что такое народ, толпа?! Это именно те «малые», о которых Он говорил!.. Это соблазн - преступление перед всем миром, перед всем человечеством!! Да, именно. И сколько все мы, пишущие, и говорили, и писали, предостерегая от увлечения... утопиями, сколько мы доказываем, что всякого рода фурьеризмы (от Фурье – пояснил спутнику эрзац-Вергилий), прудонизмы (от Прудона) и оуэнизмы (от Оуэна) ведут только, в конечном счете, к реации, глубокой душной безысходной реакции, чреватой, знаете чем?!» - и он вплотную остановился перед Сатаной, как бы ожидая от него ответа...

Но тот, точно из-за угла мешком пришибленный, упорно молчал. Ильич ждал. Дьявол, как школьник, не приготовивший уроки, не зная, что сказать, стал откашливаться.

- «Хе, - злорадно снова заговорил Ленин, - «экхе-экхе», - передразнил он Повелителя мух, - вот то-то и оно, что «экхе»... Так вот я Вам скажу, мой мудрый и почтеннейший Сократ, чем это чревато. Неизбежная в таком случае реакция привела бы к тому, что здоровая сама по себе идея» борьбы с боженькой «погибла бы, если не совсем, то ее движение было бы застопорено на много десятилетий! Человечество надолго бы было иммунитировано (от слова иммунитет – снова сыграл в переводчика Ницше) этой предохранительной вакциной» от дьяволизма «и получило бы полнейший отврат к нему... Конечно, в конце концов наше дело восторжестует, но эта реакция, повторяю, задержала бы поступательное движение его и столь любезную Вашему сердцу, не говорю, уму – об уме не приходится говорить» – идею недопущения Божьего царства... «И мы, убежденные социалисты-диалектики не можем иначе, как с глубокой враждой, относиться к максимализму, под каким бы соусом он не подавался, как к самому реакционному течению...»

- Не мог бы ты объяснить, что имеешь ввиду? - попросил Дьявол, не решившийся обвинить собеседника в пустословии; чем-чем, а этим Ленин никогда не страдал. Тот, наконец, снизошел до расшифровки своих мыслей:

- Вы же не будете заставлять нас убеждать сотни миллионов атеистов в том, что Бог есть?

- Нет, конечно...

- Но если Бога не существует, то и Дьявол – выдумка попов?

- Логично.

- Чего ж Вы принуждаете нас советскому народу внушать гнилую идейку о Вашем существовании?! Хотите, чтобы, поклонившись Вам, они получили убедительное доказательство наличия во Вселенной ее Творца?! Вы же нам всю многолетнюю идеологическую работу разрушите! А наша подпольная... извините, подземная Коммунистическая партия? Вот мы, здесь присутствующие, - он обвел взглядом Политбюро, - так славно потрудились во имя наших общих целей – и Вы хотите все погубить?! «Нет, господа хорошие, - забываясь постепенно, продолжал он, упустив из вида, что в кабинете присутствовал лишь один его оппонент, - коллегия, руководящая партийным органом, стоит на страже партийной дисциплины, она охраняет единство партии от всяких поползновений демонстрировать какой-то разброд... И мы не потерпим никаких вылазок, от кого бы они не исходили, против ее цельности! Так и знайте, не потерпим!..»

Люцифер молчал, пораженный этим нахальством, всей нелепостью его диктаторского поведения... Но ведь Ульянов кругом прав, так что трудно было возражать. Сатане оставалось только смотреть Ленину прямо в глаза, выражение которых становилось, по мере того, как тот говорил, все более наглым и злым.

- «Быть великим – значит: дать направление», - восхитился Ницше, высоко ценивший в людях дар полемиста.

- «Ленинский стиль – это сочетание русского размаха с американской деловитостью», - не удержался от похвалы и Сталин.

- «Человек выпрямляет кривые пути; Гений идет кривыми», - процитировал одну из своих «пословиц ада» Вильям Блейк.

- Ты – мой достойный последователь, - только и нашел что сказать владыка преисподней. — Ладно. Согласен, до окончательной победы над Богом поклонение мне атеистов, включая ваших советских адозаключенных, отменяется.

- Вот и хорошо. «Опасны не ошибки, а упрямая их защита», - Ленин тоже сделал комплимент Дьяволу, от которого того перекосило.

- А теперь открой: каким таким важным делом ты все время занят?

- Думаю.

Ницше попытался зааплодировать.

… О высшей самодисциплине Ленина свидетельствуют 7000 листов, которые он написал только цитатами. Одни его конспекты заполнят большой книжный шкаф...

- Почему в одиночестве?

- Учась в гимназии, я никому и никогда не давал списывать. Когда приходили гости, убегал из дома через окно. Потому что при жизни «не любил глупых людей с глупыми разговорами».

Дьявол не уставал допытываться:

- Над чем размышляешь? Или это секрет даже от меня?

- Никаких секретов у меня нет, всю жизнь заранее предупреждал в своих книгах человечество о том, что собираюсь с ним делать. Тайны хороши в тактических вопросах: когда и где собрать съезд, сделать экспроприацию, раздобыть денег. Что касается стратегических целей, то их скрывать вредно. «Идея становится всесильной, когда она овладевает массами». Значит, главные замыслы прятать от мира нельзя.

- Так какие идеи ты вынашиваешь?

- Примитивно говоря, теологические...

- Да Вы что, товарищ Ленин? - охнул Жданов. - Теология – продажная девка небесного империализма...

- Заткнись, дурак! - резко оборвал своего идеолога Сталин.

- А поподробнее? - продолжил допрос Дьявол.

- Я пишу в уме книгу «О возможностях построения коммунизма в одном отдельно взятом аду».

- Ты же вроде что-то подобное там, на земле писал?

- Не путайте. Там он сочинил опус «О возможности построения социалистического ада в одной отдельно взятой стране – Российской империи» и претворил его в жизнь, - съехидничал Ницше.

Ленин среагировал на злую реплику совершенно неожиданным образом.

- «Ага, вот и Вы» подключились к дискуссии, - сказал он, - «давно бы пора... Будем вместе работать? Вы, надеюсь, притянете» и Вашего близкого друга, великого композитора и плохого философа Вагнера, «который глупо стоит в стороне и не хочет примкнуть к нам... Ну, а Вы? С нами, не правда ли?» Ведь Вы же против Бога и церкви? У нас ведь одинаковое презрение к буржуазной нравственности. «Революционер не может руководствоваться понятиями личной чести, для него существует лишь вопрос политической целесообразности. Он презирает общественное мнение. Он презирает и ненавидит во всех ее побуждениях и проявлениях нынешнюю общественную нравственность. Нравственно для него все, что способствует торжеству революции». Разве Вы не готовы подписаться под этими моими словми?

- Зачем Вам нужны я и Вагнер?

- «Когда мы перетянем на свою сторону всех архимедов, земля хочет не хочет — а перевернется».

- Фридрих, ты же по сути был совсем не злым человеком! Разве тебя не коробят цинизм большевиков, их стремление все вопросы решать репрессиями и войнами, их постоянное насилие над народом, их стремление создать и поддерживать милитаризм в странах, которые они захватили?! - воззвал к своему спутнику Борис Николаевич. - Это же варвары!

- Массовая политика — хаотический феномен. «Чтобы возвыситься над этим хаосом и придти к... организованности, надо быть приневоленным необходимостью. Надо не иметь выбора: либо исчезнуть, либо возложить на себя известную обязанность. Властная раса может иметь только ужасное и жестокое происхождение. Проблемы: где варвары ХХ века? Ясно, что они могут появиться и взять на себя дело только после потрясающих социльных кризисов; это будут элементы, способные на самое продолжительное существование по отношению к самим себе и гарантированные в смысле обладания самой «упорной волей». Мое определение полностью подходит и к фашистам, и к коммунистам. Далее — о войне.

«Самые благоприятные преграды и лучшие средства против современности:

Во-первых:

1)Обязательная военная служба, с настоящими войнами, которые прекратили бы всякие шутки.

2)Национальная узость, которая упрощает и концентрирует.

Поддержка военного государства — это последнее средство, которое нам осталось или для поддержания великих традиций, или для создания высшего типа человека, сильного типа». Такого как Наполеон, Гитлер, Ленин, Сталин...

- То есть Вы с нами? - обрадовался Ильич.

- Я ничего не могу пока сказать, герр Ульянов, мне надо оглядеться...

- «А вы видились уже с» Вагнером? «Ну, воображаю, сколько кислых слов он Вам наговорил о нас», учитывая его увлечение национализмом и расизмом. «Но и Вы, и он должны примкнуть к нам... Допустим, что не все укладывается в Ваше и его понимание... Что делать: для молодого вина старые мехи мало пригодны, слабоваты они, закон истории... Но нам нужны люди, как» Вагнер «и Вы, ибо вы оба люди практики и делового опыта. Мы же все, вот посмотрите на Менжинского, Шлихтера и прочих старых большевиков... слов нет, все это люди прекраснодушные, но совершенно не понимающие, что к чему и как нужно воплощать в жизнь великие идеи... Ведь вот ходил же Менжинский в качестве наркомфина с целым оркестром музыки не просто взять и получить, нет, а реквизировать десять миллионов... смехота... А посмотрите на Троцкого в его бархатной куртке... какой-то художник, из которого вышел только фотограф, ха-ха-ха!..»

- Как можно, Владимир Ильич! Мы столько буржуев и контрреволюционеров в могилу отправили! - возмутились начальник ОГПУ и создатель Красной Армии – хором. Ницше воспользовался их ответом как трамплином для прыжка в дискуссию:

- Вся деятельность большевиков у власти сводится к чисто негативной. Ведь пока что - не знаю, что будет дальше, - вы только уничтожали... Все эти ваши реквизиции, конфискации, ликвидации есть ничто иное, как уничтожение...

- «Верно, совершенно верно, Вы правы, - с заблестевшими как-то злорадно вдруг глазами, живо подхватил Ленин. - Верно. Мы уничтожаем, но помните ли Вы, что говорит Писарев, известный литературный критик-разночинец XIX века, помните? «Ломай, бей все, бей и разрушай! Что сломается, то все хлам, не имеющий права на жизнь, что уцелеет, то благо...» Вот и мы, верные писаревским, - а они истинно революционны – заветам, ломаем и бьем все, - с каким-то чисто садистским выражением и в голосе, и во взгляде своих маленьких, таких неприятных глаз, как-то истово, не говорил, а вещал он, - бьем и ломаем, ха-ха-ха, и вот результат, - все разлетается вдребезги, ничто не остается, то есть все оказывается хламом, державшимся только по инерции!... ха-ха-ха, и мы будем ломать и бить! Мы все уничтожим и на уничтоженном воздвигнем наш храм! - выкрикивал он, - и это будет храм всеобщего счастья!» Всех, кто не с нами, мы "уничтожим... сотрем... в порошок, ха-ха-ха, в порошок! Помните это и Вы, и Ваш друг... мы не будем церемониться!»

- Странно, - процедил Ницше. - Моя философия тоже базируется на разрушении старого и создании на руинах нового будущего. Но при этом я почему-то очень далек от марксизма... Хотя говорил с господами Марксом и Энгельсом и кое-что усвоил из их теории...

- «Быть марксистом – это не значит выучить формулы марксизма... выучить сможет и попугай... нужна соответствующая психология - то, что называют якобинством. Это – борьба за цель, не исключающая никаких решительных действий: борьба не в белых перчатках, борьба, не боящаяся прибегать к гильотине... Именно отношение к якобинству разделяет мировое социалистическое движение на два лагеря – революционный и реформаторской».

- А мне кто-то из демократов говорил, - вспомнил Ельцин, - будто Красный террор убил «живой дух революции»...

- Чушь! - опроверг Ильич. - Напротив, Красный террор учился у революции! Создавая ВЧК, я мечтал о якобинцах — о новом Фукье-Тенвиле, который уничтожит «зарвавшихся контрреволюционеров». Погибая в огне гражданской войны, мы, российские революционеры, смотрели из 18-го года ХХ столетия в XVIII век — в дни Французской революции... Вся Франция горела тогда в огне интервенции. Англичане заняли Тулон, австрийцы двигались вдоль берегов Рейна. В Лионе — второй столице Франции - поднялось восстание против республики. И тогда якобинцы ответили...

Ранним утром из тюрьмы в Лионе вывели 60 юношей, в десяти метрах от них поставили пушки. И по беззащитным, связанным веревками, палили ядрами, отрывая руки, ноги, куски тел... Склеенная кровью, трепещущая человеческая масса... Вечером 200 новых жертв были построены на берегу той же реки.

«Мы пролили немало нечистой крови, но лишь во имя человечности и исполнения долга... До тех пор мы будем непрестанно убивать наших врагов, пока не истребим их всех самым совершенным, самым ужасным и самым быстрым способом». Эти слова принадлежали вождю расправы — члену Конвента Жозефу Фуше, будущему министру Наполеона и христианнейшего короля Людовика XVIII. И мы, кто жил тогда, в 1918 году, легко узнали знакомые фразы: кровь во имя человечности...

- Но верные ученики якобинцев забыли про гильотину — где сложили головы почти все их французские учителя... И русские последователи повторили судьбу своих предтеч, - буржуазный философ дал урок истории философу пролетарскому.

Его примеру последовал английский писатель Сомерсет Моэм:

- «В революции на поверхность поднимается пена общества: негодяи и преступники».

- Это что ж: вы и мое подземное царство хотите разрушить? И меня свергнуть? - до Сатаны, наконец, дошел смысл ленинских речей.

Ельцин замер: будет Ильич врать или нет?

Тот сказал правду!

- Что за глупый вопрос, батенька! Конечно, хотим!

- А как конкретно свергать попытаетесь? Секрет?

- Отнюдь. Я ж Вам не раз повторял: я свои планы всегда в своих книгах предварительно излагал! Да и опыт Октября уже имеется!

- И как именно вы намерены меня сбросить? На что рассчитываете?

- Догадайтесь! – нехорошо улыбнулся Ленин.

- При чем тут догадка?

- «Сегодняшняя истина прежде была лишь догадкой», - выдал очередную цитату из своих «Пословиц ада» Вильям Блейк.

- Я, например, знаю, как эту проблему решить, - злобно усмехнулся Сталин. - Ты можешь потерять свою власть, а это для тебя хуже потери жизни – так что пораскинь мозгами!

- Что-то пораспустил ты, Ильич, своих приспешников, слабое у тебя ЦК,потворствует оно всяким болтунам типа твоего «чудесного грузина», как ты Иосифа своего сухорукого называешь, - обиделся повелитель преисподней. - Болтает невесть что!

- «Никакого тут потворства и слабости со стороны ЦК нет, - опроверг Отца лжи Ленин, - а есть просто стремление сохранить» наши лучшие кадры, «что выгодно партии, возглавляющей и выражающей революционные интересы пролетариата. И всякий, у кого мозги не заволокло туманом, должен это хорошо понимать».

- Хрен вы меня сбросите с трона! Мой ад – моя крепость! - переиначил Дьявол английскую пословицу о родном доме.

- «Нет в мире таких крепостей, которые большевики не могли бы взять!» - процитировал сам себя «дядюшка Джо».

- Вы бьетесь лбами в несокрушимую стену, тщетно надеясь ее разрушить! - напыщенно заявил «князь тьмы».

- Знаете, батенька, когда я впервые сидел в царской тюрьме, старый полицейский следователь сочувственно сказал мне примерно то же самое. Я ему ответил: «Стена – да гнилая, ткни – и развалится!». Я оказался прав тогда – окажусь и сейчас!

- На чем основана твоя уверенность? Как может бунт против меня – самого Дьявола – быть успешным?!

- Вы восстали против Самого Бога – и добились победы!

- Как это? - опешил Люцифер. - Честно говоря (к чему я не привык), мне дали такого пендаля, что я слетел с Небес и угодил под землю...

- Какой Вы все-таки догматик! Узколобый человек... то есть злой дух, не умеющий правильно оценивать политическую обстановку!

Ленин торжествовал. Его маленькие глазки светились лукавством кошки, готовой броситься на мышонка, перед которым путь к норе был отрезан. И он накинулся на Сатану, пересыпая свои слова совершенно ненужными оскорбительными личными выпадами... Ильич крикливо и демагогически построенными оборотами прочел владыке ада целую передовую статью о том, что сатанизму-дьяволизму предстоит еще широкое будущее, что Божье Царство на земле - химера, что победа над религиозным мракобесием есть реальная глубоко затаенная мечта всего населения Второго СССР, без различия классовых и иных перегородок, и что она является необходимым этапом к установлению того правления, которое будет угодно суверенному свободному народу.

- «Ну, а Вы, мой мудрый Эдип», уже прониклись пораженчеством! Какого черта готовиться к последней битве, когда главный Черт, простите за каламбур, сам уже решил все! Поражение, «говорите Вы? Великолепно, да здравствует пораженчество! Слава и Вам», товарищ Дьявол, «хотя... ах, «муж многоопытный, губит тебя твоя мудрость»...

- Хватит зубами размахивать – докажи, что я выиграл у Творца!

- У Вас своя огромная империя, где куда больше подданных, чем в Царствии Божьем; на земле Вы – полный хозяин, творите, что хотите. Есть перспектива скинуть Царя Небесного с Его трона и самому там усесться! Это – поражение?!

- Опять ты прав... - призадумался Люцифер. - Но за замысел восстать против меня не помилую!

- «Правильно, - ехидным тоном сказал Ленин, - принимаю и даже ставлю вопрос шире». Принимаю, что Ваш здравый смысл «отжил свое. Принимаю и приветствую глубокие заключения товарища» Сатаны... «Да здравствует максимализм, а следовательно, по-максималистки же и немедленная» расправа с самыми надежными своими сторонниками! «Так, верно я говорю? Черт с ними» и с атеистами - «пусть и они исчезнут также с лица земли, как рудимент... Хорош. Ну, а предлагаемый» дальнейший образ действий, «раз Вы изволите уничтожить» нас? «Ну, мудрый Эдип, разреши!!..»

- Будущее покажет, - с трудом выжал из себя «князь тьмы» трафаретный ответ.

- «Ну, вот мы, слава Богу, и договорились! - воскликнул Ленин, как-то провокационно ободряя собеседника. - Исполать тебе, детинушка, что умел ответ держать. Но вот еще один вопрос, который нам следует разрешить... Раз Вы так блестяще разрешили вопрос указанием на» авось, «может быть, Вы скажете мне, а как же быть – говорю под углом не всего человечества, а с точки зрения наших общих интересов, - нам уж не до всего человечества, где уж тут, дай Бог самих себя устроить... Так вот, как быть с идеей» избавления от власти Творца, «этой старой мечтой российского освободительного движения? Что ж и ее надо похерить?» Мда, не читали Вы моих работ. А я ведь предупреждал, что «идея бога всегда усыпляла и притупляла чувства» в классовом обществе.

- А где у нас классы? - удивился Дьявол.

- Тут надо разобраться. С одной стороны, правящие классы – это ангелы, а угнетенные – обитатели пекла. С другой стороны, бесы – нечто вроде помещиков и капиталистов, а адозаключенные – пролетарии и крестьяне.

- Ты меня совсем сбил с панталыку. Прикажешь тебя за мятежные мысли хвалить?

- Церковь в лице апостола Павла учит, что всякая власть от Бога?

- Да!

- Значит, все, кто бунтуют против существующих властей, работают на Вас и против Творца?

- Да.

- Чего ж тогда не похвалить тех, кто собираются поднять мятеж против ныне правящей власти в аду? То есть Вас?

- С Лютером куда легче было спорить, - вздохнул лукавый.

- Тот – тупой религиозный косный фанатик, а товарищ Ленин – гибкий марксист-диалектик, - глубокомысленно объяснил Сталин.

- Давай конкретнее, - помотал рогами Люцифер. - С чего вы начнете?

- С того же, что и Вы. Вы, как рассказал патриарх Енох в своем апокрифе, смутили двести ангелов – и произвели раскол в неприятельском стане.

- «Нельзя побороть Дьявола с помощью Вельзевула», - послышался голос Гитлера.

- Классики марксизма учили нас иначе! Товарищ Маркс, напомните этим Фомам Неверующим аксиомы нашего с Вами учения!

- Охотно, товарищ Ленин! «Можно заключить союз хоть с самим чертом; нужно только быть уверенным, что ты проведешь черта, а не черт тебя».

- И как вы обманете моих бесов?

- Так же, как обманули буржуев. В свое время я учил: «В погоне за прибылью капиталисты всего мира захотят завоевать советский рынок, ослепленные жаждой наживы, они будут готовы закрыть глаза на нашу действительность, превратиться в глухонемых. Таким путем мы получим от них продукты и деньги, чтобы создать армию, их капиталы доведут ее до совершенства для будущей победоносной атаки против наших же кредиторов. Заставим глухонемых трудиться для их собственного уничтожения, но для этого надо сначала окончательно превратить их в глухонемых». И тогда же я набросал план: нэп, фиктивное отделение правительства от партии, восстановление отношений со всеми странами - «сделать все, чтобы глухонемые поверили» - и прочее, и прочее... Что-то подобное и здесь проделаем, но это тактика, мелочи...

- А стратегия?

- А стратегия основана на диалектике. Вы ее знаете?

- Да уж Гоголя с Гегелем не путаю, как некоторые ваши идеологи.

- Знать мало. Вы в нее верите?

- Ну, есть такая философия. Как в нее верить – это же не религия? Я не раз беседовал с Гегелем. Признаю многие его постулаты верными, а уж тем более определения философских категорий, ставшие общепризнанными.

- А Ваше отношение конкретно к марксистко-ленинской диалектике?

- Вполне дьявольская философия...

- Так вот: один из гегелевских законов трактует единство и борьбу противоположностей – в данном случае, Ваше противостояние с Богом. Это ясно?

- Да.

- Согласно другому закону – отрицания отрицания, предполагающему развитие по спирали, – после победы одной из двух сил появится третья сила. Ею и будем мы – большевики! Если Господь Вас уничтожит, мы займем Ваше место! Творец отрицает Вас, мы - Его!

- А если выиграю я?

- Мы заменим Бога! Вы отрицаете Вседержителя, мы - Вас!

- Так ведь вы – злые!

- Добрее Вас, во всяком случае.

- Не знаю уж... - Сатана заколебался. - Надо крепко подумать....

- Чего думать! - возмутился Сталин. - Я говорил Молотову вскоре после Победы: «Первая мировая война вырвала одну страну из капиталистического рабства, вторая – создала социалистическую систему, третья – навсегда покончит с империализмом». Бог – это тоже империализм, только небесный! Мы начнем третью мировую – трехмировую, между Небом, землей и адом – войну! И свергнем либо Иегову, либо Люцифера!

- Позвольте, а как же знаменитые коммунистические принципы «борьба за мир», «мирное сосуществование»? Как они сочетаются с желанием развязать не мировую даже, а трехмировую войну? - проявил свое привычное любопытство автор «Заратустры».

Ему пространно ответил Молотов: это была его любимая тема:

- Данные термины – хрущевско-брежневские п-придумки для того, чтобы не проиграть «холодную войну» с Западом. Сразу после Гражданской, в «1921 году мы т-таким лозунгом не пользовались. Мы были за мир, мы были за развитие отношений с буржуазными странами. Мы ни на кого не собирались нападать. Но мы были против п-пацифизма. И в Программе об этом очень р-резко было сказано, очень хлестко. В ленинской п-программе. Я проверял, изучал Программу – там нет т-такого лозунга. И во время Брестского мира тоже, когда Ленин защищал н-необходимость мира, тоже никогда не употреблялось это выражение, по крайней мере, со стороны Ленина и б-ближайших его сторонников. Теперь это очень ш-широко и эклектично используется... Мы как бы п-просим о мире. А просить о мире – значит, показать свою слабость. А перед сильным показать свою с-слабость – невыгодно политически, нецелесообразно. Для б-большевиков не подходит.

У Сталина в печати, по-моему, нет таких скользких в-выражений, как мирное сосуществование».

- Я писал: «Мир будет сохранен и упрочен, если народы возьмут дело сохранения мира в свои руки и будут отстаивать его до конца», - уточнил «дядюшка Джо».

- То-то при Вас появилась новая трактовка термина «агрессия»: нападение одного государства на другое без разрешения СССР, - не преминул вставить шпильку Ницше. - Когда советские войска захватывали братские страны, их население вспоминало пословицу: дружба не знает границ.

- Наоборот, - возразил кто-то из зоны Варшавского договора, - мы русским всегда говорили: мы с вами не друзья, а братья – друзей выбирают. И делали для себя вывод в области географии: с кем граничит СССР? С кем хочет!

- Хрущевско-брежневская пропаганда создавала «впечатление, что мы укрепили м-мир, - ничего мы не укрепили, - не обращал на них внимания Молотов. - Можно ли так с империализмом, чтобы он остался п-при себе, а мы при себе? Но п-позвольте, тогда для чего мы живем? А если для свержения империализма, то как м-можно мирно сосуществовать без свержения? Так мы отказываемся от с-свержения? Нет, не отказываемся. Как же можно с-совместить мирное сосуществование и свержение империализма? В «Коммунистическом манифесте» н-написано: «Коммунисты не скрывают своих взглядов, они стоят за насильственное свержение всего существующего общественного строя», - это основа Маркса, Ленина...

Больше ста лет назад не боялись п-прямо сказать, и этим-то и подняли людей на восстание, а теперь мы, укрепившись, говорим про мирное сосуществование... Перспектива может быть т-только одна, если идти вперед, - только на международную революцию...

Еще у Ленина прямо сказано, что победивший п-пролетариат, если потребуется, поднимет вооруженное восстание в других странах и, если нужно, пойдет войной»...

- То есть вы намерены в аду повторить Вашу большевистскую тактику 20-х годов: экспортировать революцию с российской территории в Польшу, Венгрию, Германию, Финляндию, Китай, Монголию и прочие граничащие зоны? А затем в зоны развитых капиталистических стран? - резюмировал слушавший с огромным интересом Люцифер.

- Абсолютно верно, - промурлыкал Ильич. - Одну за другой будем их проглатывать. Есть у меня любимая русская пословица на сей счет: «Первая – колом, вторая – соколом, а остальные – мелкими пташечками»...

- Это же про выпивку! - облизнулся ЕБН. На него зашикали.

- Где же мы будем покупать хлеб, если в США построят коммунизм? - чуть не зарыдал Жданов. Его в очередной раз закидали (фигурально) какашками, объяснив, что во Втором СССР хлеб не нужен.

- Как вы намерены стать третьей силой? За счет чего? - вопросил лукавый.

- За счет набора сторонников, - снисходительно пояснил Ильич. - Сейчас за Вами идет куда больше живых людей и душ, чем за Творцом. Но и число наших последователей все растет – если не там, на земле, то здесь, в аду. Тут вступает в действие третий гегелевский закон: перехода количества в качество. Когда количество верующих в коммунизм превышает численность верящих в Бога, что происходит? Уже, собственно, происходило! И это на земле! А тут, в преисподней, может вообще случиться черт знает что!

- Да не знаю я, не знаю! - огрызнулся главный черт.

- Давайте поразмышляем, раз не знаете, - Ленин предложил падшему херувиму предаться своему любимому занятию. - Буддисты, как и атеисты, и агностики, и язычники в Дьявола не верят. Австралийские аборигены, индейцы Южной Америки до прихода христианских миссионеров вообще не имели представления о персонифицированном зле. Можно предположить, что, если в Сатану будет верить гораздо меньше людей, чем в коммунизм, то Вы вообще исчезнете! Или сильно ослабеете! Вспомним: помимо советского народа есть китайцы, вьетнамцы, корейцы, камбоджийцы! Мао Цзедун и Пол Пот вон сколько своих соотечественников угробили! Если мы с ними стакнемся...

- «Руководить — значит предвидеть!» - глубокомысленно изрек Сталин.

- Не смогут коммунисты разных мастей между собой договориться... Слишком мало у вас ума, слишком много амбиций, а желания работать нет вообще!

- «Это неверно! - резко закричав, оборвал Дьявола Ленин. - Люди делают, что могут и умеют. И это очень важно! Как Вы этого не понимаете?!»

- Я очень хорошо понимаю то, что ты говоришь, - сказал лукавый, - но в том-то и беда, что души бывших коммунистов очень мало могут и ничего почти не умеют, почему им и не место представлять мою сторону в войне с Богом.

- «А, вот что! - возразил Ленин. - Значит, надо их отозвать. Очень остроумное решение, делающее честь глубокомысленности и политической мудрости его автора! А я Вам скажу, господин мой хороший и сеньор мой сиятельный, что отзовизм – это не ошибка, а преступление». Все в аду «спит, все замерло в каком-то обломовском сне. Вы все удушили, реакция идет все глубже и глубже... И вот, цитируя слова старой революционерки Цебриковой, - надеюсь, это имя Вам известно, мой многоуважаемый, - напомню Вам, что «когда мутная волна реакции готова захлестнуть и поглотить все живое, тогда стоящие на передовых позициях должны во весь голос крикнуть всем падающим духом: «Держись!» Это ясно всякому, у кого не зашел еще ум за разум...»

- У вас не хватит сил, чтобы на равных состязаться ни со мной, ни с Богом!

Опять вмешался Молотов:

- «В 1918 году были в-выборы в Учредительное собрание... Большевики оказались там в м-меньшинстве». Как же они захватили власть? «А Ленин все объяснил. Да, в итоге б-большевики получили сорок с чем-то процентов, а антибольшевики – больше пятидесяти процентов. Ленин это п-признал, но он и говорит: посмотрите, во всех р-решающих местах – городах, армии, на фронте, в решающее время большевики оказались в большинстве. Они п-победили. Они повели за собой страну. Хотя б-большинство оставалось еще тухлым противником...

...Я доказываю такую вещь: Ленин обворовал эсеров. ...Они п-приняли на крестьянском съезде постановление о земле, не совсем правильное, но, в основном, против помещиков. Ленин в-взял его на свое вооружение. И п-победил этим в Октябрьской революции.

Меньшевики все время доказывали, какие т-торговые отношения должны быть. Ленин критиковал их: вы контрреволюционеры, сволочи, враги рабочего класса, а потом ввел в 1921 году нэп. Опять обобрал м-меньшевиков... Некоторые тогда говорили: вот, п-пошли к капитализму, все сдаем! За что б-боролись? Такие были н-настроения. Некоторые уходили из п-партии. Не понимали, думали: все п-пропало, уступили, пошли к капитализму, значит, ничего не вышло. А Ленин говорит: надо все это д-держать в своих руках». Так что для победы нужно не большинство, а удары по главным направлениям и правильные лозунги!

Теперь, товарищ Сатана, о Ваших выпадах против р-руководства нашей партии. Это – очень вредная п-политика, мешающая нашему общему делу. Ленин учит, «что сейчас направление нашей политики определяет не масса членов партии, а тончайший слой старой нашей п-партийной гвардии. Если там появится р-раскол, все погибнет. Поэтому надо б-беречь всеми силами единство этого слоя, который имеет громадный, безраздельный авторитет в народе. Этим авторитетом, г-говорит он, определяется политика партии. Если начнется р-раскол, мы ничего не удержим». Поэтому от имени членов нашего Политбюро п-призываю Вас прекратить раскольническую деятельность.

- Глянь, яйца курицу учат, - иронически заявил Повелитель мух.

За «каменную жопу», как он любовно окрестил усидчивого Молотова, вступился Старик (партийное прозвище Ульянова). Не говоря лично о Дьяволе, он обрушился на его Канцелярию в своей обычной манере: ругался и сыпал на собеседника свои любимые выражения «дубовые головы», «умственные недоноски», «митрофаны», - словом, оперировал целым набором оскорблений. Особенно ему не нравилось, что Люцифер отказался приказать, чтобы Адское Управление Делами согласовывало свои действия в коммунистической зоне с партийным и государственным руководством Второго СССР.

- «Да что же это, мил» злой дух, - возбужденно говорил он, - «неужели Вы стоите в государственных делах за бюрократическую систему, за канцелярскую тайну и прочие благоглупости? Вас, очевидно, тоже охватывает, по выражению Достоевского, «административный восторг». Как Вы не понимаете, что мне нужно знать все, что делается» Вашей Канцелярией у нас в зоне?

- Мои черти-бюрократы действуют по моим указаниям...

- «Ха-ха-ха! - с досадой отвечал Ильич, - это значит «прокуль профани!» («полный профан», в переводе с французского), так? А сами вы в тиши канцелярий будете вершить ваше великое дело, господа мои хорошие, бюрократы прореволюционной формации, а там, глядишь, вдруг и облагодетельствуете нас грешных каким-нибудь мероприятием вроде салтыковского помпадура». Это – персонаж сатиры Салтыкова-Щедрина «Помпадуры и помпадурши», если Вы вдруг забыли...

- Давай от теории ближе к делу, - прервал его Сатана. - Когда ты планируешь начать свою революцию в аду?

- «Самая трудная задача при крутых переходах и изменениях общественной жизни – это задача учесть своеобразие всякого перехода... Марксист в учете момента должен исходить не из возможного, а из действительного, ... об исторических событиях надо судить по движениям масс и классов, а не по поведению и заявлениям политических деятелей... Революции не делаются по заказу, не приурочиваются к тому или другому моменту, а созревают в процессе исторического развития и разражаются в момент, обусловленный комплексом целого ряда внутренних и внешних причин... Переворот может назреть, а силы у революционных творцов этого переворота может оказаться недостаточно для его совершения, - тогда общество гниет, и это гниение затягивается иногда на целые десятилетия»...

- Я правильно тебя понял – большевики намерены гнить еще с десяток-другой лет?

- Не мы, а Ваше реакционное адское общество!

- Ну, тогда погнием!

- Как же так, Владимир Ильич, - заныл Жданов, - на что Вы нас обрекаете?

- «Не хныкать, товарищи, мы непременно победим, потому что мы правы!» Мы все равно будем бороться! Вспомните, что я сказал, садясь в опломбированный вагон для поездки через Германию: «Мы должны во что бы то ни стало ехать, хотя бы через ад». Вот мы и едем через ад! Не забывайте главные слова нашего партийного гимна: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья...»

- А зачем? - успел вставить Ницше.

- Не ошибаешься ли ты, Ильич? Мне сдается, что ставка на межмировую войну - это «остров Утопия», только в колоссальном размере, - возразил лукавый.

- «Никакого «острова Утопии» здесь нет, - резко ответил Ленин тоном очень властным. - Дело идет о создании коммунистического государства. Отныне Россия будет первым государством с осуществленным в ней коммунистическим строем... Я люблю повторять: «Сделано неплохо, но может быть сделано лучше...» А, Вы пожимаете плечами! Ну, так вот, удивляйтесь еще больше! Дело не в России, на нее, господа хорошие, мне наплевать, - это только этап, через который мы проходим к мировой революции...». А потом и к революции на Небе и в аду...

Сатана сардонически улыбнулся. Ильич скосил на повелителя преисподней свои узенькие маленькие глаза монгольского типа с горевшим в них злым ироническим огоньком и сказал:

- «Вы улыбаетесь! Дескать, все это – бесплодные фантазии. Я знаю все, что Вы можете сказать, знаю весь арсенал тех трафаретных, избитых... в сущности, буржуазно-меньшевистских ненужностей, от которых Вы не в силах отойти даже на расстояние куриного носа... Вы торжествуете, Вы думаете, что вот, наконец-то Вам ясна закулисная сторона в наших стремлениях сохранить единство партии, ее цельность и проводить в ней железную дисциплину!.. Ну, мне плевать на Ваши сардоническую улыбку и прочее, просто наплевать...»

- Вот что, Ульянов, - не выдержал, наконец, владыка пекла, - молчи, я не хочу больше разговаривать с тобой... Мне это скучно и надоело, и вообще будем считать вопрос конченым. Я удовлетворен и притом вполне всеми твоими пояснениями, теперь мне все ясно... Точка и довольно!

- «Да, но я неудовлетворен, - запальчиво бросил Ильич, - мне хочется знать, мне нужно знать, - подчеркнул он «мне», - что скрывается в этом Вашем саркастическом «удовлетворен и притом вполне», и Вы должны мне это пояснить, слышите! И вообще меня раздражает Ваш дипломатический или, вернее, парламентский тон!.. Говорите же, ругайтесь, возражайте!..»

- Я сказал «довольно», - ответил Сатана, - и ты более слова от меня не услышишь по этому поводу. Мне это надоело и вновь повторяю, мне теперь ясна ваша роль и ваша политика - от квалификации я воздерживаюсь... И давай беседовать на другие темы...

- На другие? Извольте! Зачем своим вмешательством и дурацкими действиями Вашей Канцелярии Вы мешаете нам вести идеологическую работу в наших советских народных массах? Ваши черти – слабаки против нас! Кто придумал термин «враги народа»?

- Вообще-то я, Максимилиан Робеспьер, вождь Великой французской революции! - на мгновение в кабинете Сталина появился якобинец по прозвищу Неподкупный с головой под мышкой.

- Кто пустил? - заорал Сталин.

- Я разрешил, - бросил ему Дьявол, - за его революционные заслуги!

Ленин ничуть не смутился:

- Допустим! Но только большевики сделали борьбу с этими самыми врагами поистине массовой и длительной. Вы, товарищ Робеспьер, убрали тысяч сто контриков за пару лет, а товарищ Сталин – больше десятка миллионов за четверть века. Ладно, вопрос не к Вам!

Максимилиан исчез.

- Товарищ Сатана, Ваши приспешники пробовали вербовать души в обмен на взятых в заложники родичей? - продолжил Ильич.

- Не додумались...

- А наша партия миллионы людей так приобрела – и более половины Красной Армии из них сформировала в Гражданскую войну! А как неуклюже, по дилетантски Вы охотитесь за грешниками! Дурачки-эсеры и народовольцы гонялись за отдельными угнетателями, словно умственно отсталый мужик за тараканами – с тапком в руке. Примерно так и Ваши рогатые неумехи ловят заблудших... А надо всего-то закрыть окна и двери, законопатить щели, включить газовую плиту, не зажигая огня, - и выйти из квартиры на полдня, чтобы вообще все насекомые - и тараканы, и комары, и клопы, и мухи – окочурились. Вот мы, большевики, так и поступаем!

Так что видите, мы наше общее дело, сатанинско-ленинско-сталинское, лучше Вас делаем! А Вы на это совершенно неправильно реагируете! «Да-а, батенька, с такой идеосинкразией публичные выступления Вам абсолютно противопоказаны!»

- С чем? - не понял Ельцин.

- Идеосинкразия — болезненная реакция, возникающая у некоторых людей на раздражители, которые у большинства других не вызывают подобных явлений, - объяснил его гид.

Тем временем Ильич завершил словесную порку Дьявола:

- Поэтому позвольте ознакомить Вас с фразой, которую мы с братом Сашей в отрочестве любили говорить непрошенным гостям: «Осчастливьте нас своим отсутствием!»

Люцифер просто обалдел. Сталин так долго (непривычно для себя) молчал, что решил отыграться и вновь взять на себя роль первой скрипки в оркестре:

- Товарищ Дьявол, вообще твои действия в отношении нас напоминают мне одну историю. «Элибо был кизикенцем и слыл изобретателем. Когда крестьяне были доведены до отчаяния поборами помещиков и царских чиновников, Элибо решил защитить сельчан. Он видел царские пушки – они были невелики по размерам. Элибо решил изготовить большую пушку и выстрелить из Грузии... в Петербург. Он нашел огромный дуб с дуплом, срубил его и начинил дупло порохом и камнями. Крестьяне собрались около пушки. Элибо навел пушку и зажег фитиль. Раздался оглушительный взрыв. Несколько десятков крестьян было убито и покалечено. Уцелевшие напали на Элибо: «Что ты наделал?» Элибо гордо ответил: «Это что? Вы представляете, что теперь творится в Петербурге?»

- Ты меня с этим идиотом сравниваешь? - взбесился главный бес.

- А разве ты себя ведешь не так же, как Элибо?! Но мы об этом широким массам говорить не будем. Так что не бойся: твое реноме не пострадает. Даже если мы тебя свергнем, твои заслуги не будут нами забыты. Я тебя своим заместителем в правительство Объединенной Коммунистической Вселенной возьму. Вместо Лаврентия... Я уже дал команду органам: «Ищите большого мингрела». Они нашли, так что убрать Берию будет несложно. И не опасайся, ты справишься... Подучишься чуть-чуть... Смотри, как мы тебя ценим!

- Ну, сволочи! - чуть не заплакал от бессилия Отец лжи, - я устрою вам такие муки... Ты, Сталин, будешь ежедневно слушать речи Хрущева на XX съезде КПСС и выступления Ельцина и Горбачева о демократии!

Джугашвили скривился, словно от непереносимой зубной боли.

- Сильнее, чем мы себя в свое время наказали, избрав именно эту стезю, Вы нас не накажете, - печально покачал призрачной головой Ильич.

- Тьфу на вас! - и повелитель инферно исчез.

- Говоря о «стезе», Вы имели ввиду свою знаменитую фразу «Мы пойдем другим путем», сказанную, когда Вы узнали о казни Вашего брата Александра? - полюбопытствовал Ницше.

- Нет, я никогда не жалел, что выбрал дорогу, ведущую к революции. Все, кто тогда боролся с царизмом, были настоящими героями. Я – меньше других, потому что трудностей и несчастий на мою долю выпало меньше, чем большинству моих соратников. Судьбоносный перекресток возник перед нами тогда, когда большевики свергли Временное правительство. Прав был лорд Акстон: «Власть портит; абсолютная власть портит абсолютно».

- Простите, Владимир Ильич, к Вам обращается Генеральный Секретарь ЦК КПСС Юрий Андропов...

- ... Ой, герр Андропов, я про Вас столько слышал! - Ницше проявил себя затычкой и для этой кстати подвернувшейся бочки.

- Возможно, но Вы ничего не сможете доказать...

- А я и не собираюсь! Да и ничего плохого я про Вас не скажу! Вы – любитель камерной музыки. Селекционер, вырастивший яблоко «андроповка», которая вяжет не только рот, но также руки и ноги. В Продовольственную программу добавили принцип: «Сажать, сажать, сажать...» Сделали важное открытие в физике: «Скорость стука должна опережать скорость звука». Вы изобрели лозунг «За мир и госбезопасность во всем мире» и переименовали ЦК КПСС в ЧК КПСС. Тем членам Политбюро, которые проголосовали за Вас, Вы разрешили опустить руки и отойти от стенки. Обо всем этом написано в книге «Россия от Рюрика до Юрика».

- Я написал также сборник «Мои встречи с диссидентами». Жаль, что там нет раздела о Вас, господин «первый имморалист». Но простите, я хотел бы поговорить о своем творчестве не с Вами, а с товарищем Лениным. Я не согласен с утверждением Акстона и даже написал свое возражение в стихотворной форме:

«Сбрехнул какой-то лиходей,

Как будто портит власть людей.

О том все умники твердят

С тех пор уж много лет подряд,

Не замечая (вот напасть!),

Что чаще люди портят власть».

- Архиправильное замечание, товарищ Андропов! Природа людская и общество антагонистичны по своей сути! Правы и Акстон, и Вы! Доказательство – наша судьба. Власть испортила нас, а мы – ее! Большевики претерпели метаморфозу, обязательную для борцов, которым удалось успешно сломать старый строй. Товарищ Маркс, как Вы ответили на вопрос: «Что случилось бы со Спартаком, победи он Красса?»

- «Поменялись бы местами».

- Архиверно! Так было с многочисленными китайскими вождями восстаний, с Кромвелем, якобинцами, Наполеоном. То же случилось с нами... и вот – расплата.

... Делегаты XIII съезда партии – первого, проходившего без Ленина, - совершили первую экскурсию в тогда еще деревянный Мавзолей, чтобы посмотреть на результаты бальзамирования. Все были потрясены. На вопрос изобретателя уникальной методики – биохимика Збарского: «Сохранилось ли сходство?» - брат Ленина ответил: «Ничего не могу сказать, я сильно взволнован. Он лежит таким, каким я видел его после смерти».

В гробу он покоился с орденом Красного Знамени: свой орден ему прикрепил управляющий делами совнаркома Н. Горбунов. Никаких наград величайший революционер в истории не имел...

Крупская, жившая на территории Кремля, часто заходила в Мавзолей. За полгода до смерти она пришла, долго всматривалась, потом сказала: «Он все такой же, а я так старею».

На Западе многие политики и ученые заявляли, что под стенами Кремля лежит восковая кукла. И в 30-е годы Сталин допустил в склеп группу журналистов из капстран. Биограф Ленина Луис Фишер, находившийся в их числе, описывал: «Збарский открыл витрину, содержавшую мощи, ущипнул Ленина за нос, повернул его голову направо и налево. Это был не воск. Это был Ленин».

Душа несгибаемого революционера, определившего ход истории на планете в XX веке, смотрела на это унижение – и по щекам у нее (него?) текли призрачные слезы... От мук его отвлек неугомонный автор «Заратустры».

- И охота Вам была, герр Ульянов, так зло спорить с Дьяволом, - ведь по сравнению с Вами и господином Сталиным он – будто мальчик, попавший в вихрь революции...

- «А черт с ним, - как-то подчеркнуто злобно ответил пришедший в себя Ленин, - дураков учить надо, ведь дураков, говорит пословица, и в церкви бьют, пусть он сам на себя пеняет, что я его отшлепал... Плевать я хотел на него!»

- Что-то не очень мне верится, будто Вы не определились с началом большевистской революции в аду, - не преминул попытаться получить новую информацию Ницше. - Небось от Дьявола скрываете, чтобы он контрмеры не принял? Ведь в пекле вы, коммунисты, можете лгать, а значит, прятать свои мысли, в том числе от бесов!

- Никакие контрмеры тут невозможны! А, Вы, господин буржуазный философ, должны понять: марксистская диалектика может определить сам ход исторического развития, но только не сроки отдельных его этапов.

К разговору подключилась появившаяся невесть откуда Крупская:

- Володенька еще «до революции говорил мне: «Доживем ли?» Тоже сомневался. А в январе 1917 года выступал перед швейцарской молодежью: «Мы, старики...» А старику-то было сорок шесть лет! Мы, старики, дескать, наверно, не доживем до революции, но вы-то, молодежь...»

Откровения жены вождя дополнил Молотов:

- «Ленин и в 1917 году не знал, чем это кончится. Нельзя человеку со своими масштабами исторические события точно оценить. Невозможно». Однако направление Ильич всегда выбирал верное. «У него в ряде выступлений так: либо мы должны по этому пути пойти, либо погибнем...»

- Но вы представляли себе хоть как-то новую жизнь, социализм в первые дни Октября? - не унимался Фридрих.

- «Представляли отрывочно, - признался Вячеслав Михайлович. - Такой цельной к-картины не было. Многое получилось не т-так, как думали. Ленин, например, считал, что в п-первую очередь у нас будут уничтожены три основных врага: гнет денег, гнет капитала и гнет эксплуатации. Серьезно г-говорили о том, чтобы уже в 20-х годах с деньгами покончить».

Так я в 1998 году действительно покончил с деньгами, которые имелись у «дорогих россиян», вспомнил с ужасом Ельцин. Что же это, панимаш, я ленинский завет в действительность воплотил?!

- Ну, товарищи и господа, мне некогда теоретические абстракции дебатировать, - бесцеремонно заявил практичный Ильич. - Дела ждут, пойду к себе в призрачный Разлив.

- Анекдот хотите услышать на эту тему, герр Ленин? - попытался задержать его Ницше.

- Конечно! - Ульянов был большим ценителем юмора и сатиры.

Молотов вспомнил:

- «Ленина вижу сейчас к-как живого. Между прочим, он с-смеялся очень ярко иногда. Как к-колокольчик. Ха-ха-ха-ха-ха! Раскатисто. Если в хорошем н-настроении... Раскатисто очень, да. Он человек был, ну, не то что в-веселый, но не надутый, чувство юмора у него было... Простой. В общении р-русский он был человек. Ну и п-пустых разговоров с ним я не знаю. У него и роль была такая в жизни. Но вместе с тем, он п-простой, душевный человек. Я имел возможность близко его н-наблюдать, конечно.

Ленину, я бы сказал даже, не столько чувство юмора было присуще, сколько присуще п-понимание веселости, да и юмора. Он сам р-реагировал очень вспыльчиво, можно сказать. От души... Человек колоссальной энергии, мало п-пожил. Немецкого в нем было мало, нет, но аккуратность, организованность – ч-чертовская. Чертовская организованность!»

- Ага, перенял у меня! - съехидничал Сатана.

- К Вашему столетнему юбилею в СССР выпустили вино «Ленин в розливе», - выдал свою байку Ницше.

- Ха-ха-ха! - звонким колокольчиком залился Старик. - А я Вам в ответ другой анекдот расскажу, которым меня некогда попотчевали: «Чем кончится большевистская революция? Прочтите слова «молот, серп» наоборот: получается «престолом». А ведь в точку, Иосиф Виссарионович! - основатель СССР опять покатился со смеху. - Ладно, делу время, потехе – час, пойду...

- Подождите, Владимир Ильич! - остановил его Сталин. - Примите, пожалуйста, ходоков...

- Сами не можете?

Они очень каверзные вопросы задают...

Придется задержаться: с простыми людьми надо общаться. «Вышли мы все из народа»...

Давно пора бы вернуться! - съязвил Ницше.

- Вам бы, господин философ, вспомнить притчи Соломона: «Кто хранит уста свои, тот бережет душу свою, а кто широко отворяет рот, тому беда»! - не замедлил с ответом Ульянов. - Впускайте ходоков!

В кабинет робко втиснулись чертова дюжина душ, точнее, душонок – до дрожи испуганных.

- Товарищ Ленин, мы – выборные от группы селян. Посланы Вас попросить: покажите нам «это»...

- Что именно?

- Ну, мы же пели: «И как один умрем в борьбе за это». Вот и хотим посмотреть, за что мы боролись и умерли.

- Смотрите вокруг себя – и вы не только «это», но и то, и другое увидите!

- Да мы смотрели, но так и не поняли: где все-таки мы сейчас находимся?

- А как вы сами считаете?

- Сдается нам, что в пекле...

- Так, так... Ну, а признаки ада, о которых вам попы рассказывали еще до революции, знаете?

- Да...

- Перечислите их...

- Ну, черти с вилами, котлы со смолой, рогатый Дьявол на троне...

- И вы всю эту бесовщину видите вокруг?

- Нет...

- Так причем здесь преисподняя?! Вы, товарищи, находитесь в том самом светлом коммунистическом будущем, о наступление которого «так долго говорили большевики!».

Г. Соломон: «Отмечу одно обстоятельство, которое, наверное, удивит читателя, не знавшего и не слыхавшего Ленина как оратора на публичных собраниях. Он был очень плохой оратор, без искры таланта: говорил он, хотя всегда плавно и связно и не ища слов, но был тускл, страдал полным отсутствием подъема и не захватывал слушателя. И если тем не менее, как это было в России и до большевистского переворота и после него, толпы людей слушали его внимательно и подпадали под влияние его речей, то это объяснялось только тем, что он говорил всегда умно, а главное, тем, что он говорил всегда на темы, сами по себе захватывающие его аудиторию... Естественно, что толпы, состоявшие из крестьян, рабочих, солдат, бежавших с фронтов, и матросов, впитывали в себя его слова с восторгом. Конечно, он был большим демагогом, и его речи на указанные темы и в духе, столь угодном толпе или толпам, вызывали целые бури и ликование, и толпа окружала его непобедимым ореолом».

- Помните, товарищи, что такое коммунизм?

- Так точно, - ответила душенька с замашками бывшего военного. - На политзанятиях в артиллерийской школе мы проходили тему «Наша цель – коммунизм».

Ницше радостно хихикнул. Старик поморщился, но так как никто из ходоков двусмысленности не понял, от комментариев воздержался.

- Давайте, товарищи, рассмотрим основные признаки коммунистического общества с точки зрения учения Маркса. Первое – это принцип: «От каждого – по способностям, каждому – по потребностям». Не будете отрицать, что руководство Второго СССР задействовало полностью все ваши способности? Не отрицаете, прекрасно. Пойдем дальше. Хоть у кого-либо из вас есть неудовлетворенные потребности? Есть, пить, спать, сходить в туалет хотите?

- Нет...

- Не дадут по потребностям – приворуем по способностям! - пообещал какой-то аноним.

- Не выйдет! При коммунизме воровать нечего – все украдено еще при социализме! - зашелся от смеха Дьявол. Ленин невозмутимо продолжал опрос:

- Женщин вожделеете?

- Нет... Но, кстати, насчет баб: вроде при коммунизме они должны быть общими?

- Какая чушь, товарищи. Речь идет не о введении общности жен, а об исчезновении буржуазной семьи! Отмирание ее предсказывалось товарищами Марксом и Энгельсом как один из итогов пролетарской революции – наряду со стиранием различий между городом и деревней, уничтожением частной наживы, наемного труда, провозглашением общественной гармонии. Заметьте, всего этого нет в нашем сегодняшнем обществе, что еще раз доказывает его коммунистическую сущность.

Теперь о новой форме семьи. Еще в ноябре 1917 года большевиками были изданы Декреты о равенстве мужчин и женщин, о гражданском браке. Под гражданским браком понималось не совсем то, что вам нравится: не сожительство без регистрации, а брак, зарегистрированный государством, без венчания в церкви. Но это ведь не «уничтожение семьи»...

- А как же у коммунистов какая-то баба выводила народ на улицу всех подряд голышом?

- Ну, это была теоретическая ошибка товарища Александры Коллонтай. Она еще в царское время организовала общество «Долой стыд». Члены его выходили на улицы голыми, с лентами через плечо и надписью: «Долой стыд». Но при чем тут обобществление баб, простите за каламбур...

- За что?

- Неважно...

- Товарищ Ленин, мы Вас готовы за любые слова обидные простить. Но ведь общие жены – вовсе не плохая идея, - заявила душонка, на которой стояла печать: «сексуальный маньяк». - Мы вот в конце 17-го в Саратовской губернии издали указ на этот счет. Разрешите огласить!

«Декрет Саратовского губернского совета народных комиссаров об отмене частного владения женщинами.

Законный брак, имеющий место до последнего времени, несомненно является продуктом того социального неравенства, которое должно быть с корнем вырвано в Советской республике. До сих пор законные браки служили серьезным оружием в руках буржуазии в борьбе с пролетариатом, благодаря только им все лучшие экземпляры прекрасного пола были собственностью буржуазии, империалистов, и такой собственностью не могло не быть нарушено правильное продолжение человеческого рода. Потому Саратовский губернский совет народных комиссаров с одобрения Исполнительного комитета Губернского совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов постановил:

1. С 1 января 1918 года отменяется право постоянного пользования женщинами, достигшими 17 лет и до 32 лет.

2. Действие настоящего декрета не распространяется на замужних женщин, имеющих пятерых и более детей.

3. За бывшими владельцами (мужьями) сохраняется право на внеочередное пользование своей женой.

4. Все женщины, которые подходят под настоящий декрет, изымаются из частного владения и объявляются достоянием всего трудового класса.

5. Распределение отчужденных женщин предоставляется Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, уездными и сельскими по принадлежности.

6. Граждане мужчины имеют право пользоватьсяч женщиной не чаще четырех раз в неделю, в течение не более трех часов при соблюдении условий, указанных ниже.

7. Каждый член трудового коллектива обязан отчислять от своего заработка два процента в фонд народного образования.

8. Каждый мужчина, желающий воспользоваться экземпляром народного достояния, должен представить от рабоче-заводского комитета или профессионального союза удостоверение о своей принадлежности к трудовому классу.

9. Не принадлежащие к трудовому классу мужчины приобретают право воспользоваться отчужденными женщинами при условии ежемесячного взноса, указанного в п. 7, в фонд 1000 руб.».

- Товарищи, из всего вышеуслышанного мною определенный интерес представляет лишь вопрос о финансовых отчислениях. Но, в связи с тем, что в нашем коммунистическом обществе денег больше не существует, и этот вопрос отпал! Остальное – архиглупость! Фактически получается, что женщин отдают в частную собственность мужчин!

- Правильно говорит Владимир Ильич! - по привычке впал в демагогию Жданов. - У частной собственности в половой сфере много недостатков. Вон в Китае не могут контролировать рождаемость, потому что орудия производства находятся в частной собственности.

- Товарищ Мао проблему уменьшения народонаселения успешно решил, следуя моему примеру! - поправил сподвижника Сталин.

- Товарищ Ленин, - не сдавался маньяк, - а почему ж при коммунизме нам теперь е..., то есть спать с бабами не хочется?!

Его дружно поддержали все души, принадлежавшие мужчинам.

- Да вы поймите, что все ранее существовавшее «уже отжило и сгнило! Да, господин мой хороший, сгнило и должно быть разрушено!.. Возьмем, например, буржуазию, демократию, если Вам это больше нравится. Она обречена, и мы, уничтожая ее, лишь завершаем неизбежный исторический процесс. Мы выдвигаем в жизнь, на авансцену ее, социализм, или вернее, коммунизм...»

- Да хрен с ними, демократией и коммунизмом, а как насчет баб?! - завопили несознательные ходоки. Очевидно, сексуальная революция куда больше занимала их умы, нежели пролетарская, а тем более буржуазная.

Ильич горестно вздохнул:

- Что же вы зациклились на половых вопросах? Зачем вам интимные сношения?

- Нам скучно!

- А кто мечтал, что при коммунизме работать будет не нужно, все машины делать будут? Вот ваша мечта и осуществилась!

- А где машины?

- Они есть, просто не здесь! Но они – работают, удовлетворяют ваши потребности!

- Как?

- Невидимо! Неосязаемо! Дистанционно!

- Не может быть!

- Но ведь потребностей у вас нет?

Ходоки задумались и начали обмусоливать тему между собой:

- Чего у нас при коммунизме только нет: еды нет, обуви нет, развлечений нет...

- Мяса тоже нет...

- Вы так быстро шли к коммунизму, что скот за вами не поспевал, - съехидничал Сатана. - Отсюда и перебои с поставками мяса.

- Правильно сказал невидимый товарищ! - привычно согласились ходоки.

- Мяса нет у соседей, у нас нет рыбы – так ведь с ними договорились...

- Надо дать объявление: «Сегодня в еде потребности нет»...

Заметив, что лицо Ленина становится все суровее, дети народа вернули свое внимание отцу нации:

- Ну разве что попиз... поговорить, пообщаться хочется от скуки...

- Так общайтесь на здоровье, что вам мешает!

- Занятия у нас нет...

- Проповедуйте в массах наши теории, проводите партсобрания, рассказывайте о коммунизме, боритесь с религиозным мракобесием, готовьтесь к очередной революции... Вот сколько дел! И раз уже речь зашла о машинах, заметьте: никто не владеет ими, то бишь средствами производства. Выходит, нет у нас классов ( напомню, если забыли: это – большие исторически сложившиеся группы людей, различающихся своим отношением к средствам производства и положением в обществе). А бесклассовое общество – это коммунизм!

Доселе молчавшая занюханная душонка, явно принадлежавшая гнилому интеллигенту, осмелилась воспарить над бытовухой и сексом, пытаясь подняться к высотам абстракции:

- Товарищ Ленин, да ведь без всех тех потребностей, которых мы ныне не имеем, это же не жизнь!

- А что, по Вашему, признаки жизни? Гадить, мочиться, пускать ветры? Вы хотите, чтобы все это вернулось?

Интеллигент смутился, однако не настолько, чтобы совсем заткнуться:

- Но хорошо покушать было так приятно! А по пути к коммунизму есть было почти нечего!

- Партия не обещала кормить вас в дороге! - бросил ему Сталин.

- Однако ведь мы же умерли, мы помним моменты наших смертей!

- Ну и что! - не растерялся Ильич. - Кто сказал, что после физической смерти мы не получаем вторую жизнь? Заметьте, не христианскую мистическую духовную, а вполне материальную! Впрочем, даже попы говорят о плотском воскрешении умерших. Что вообще Вас заставляет думать, что Вы мертвы? Какие доказательства бытия Вы знаете?

- Рене Декарт сформулировал одно из них так: «Я мыслю – следовательно существую».

- Архиверно сказано! Правда, есть одно уточнение... Товарищ Декарт, великий философ-богоборец, родился в средневековом обществе. Там, при наличии эксплуататорских классов и власти религиозного мракобесия, он мог только существовать. Но мы-то, товарищи, в коммунистическом обществе именно живем! По-настоящему! Доказательство-то, что мы мыслим! Давайте, товарищи, вместе помыслим и найдем еще свидетельства того, что социально-экономическая формация, которую мы построили, - действительно коммунистическая.

Любимому вождю на подмогу пришел Молотов, мнивший себя крупным теоретиком:

- «Не зря С-сталин занялся вопросами языкознания. Он считал, что, к-когда победит мировая коммунистическая система, а он все дела к этому вел, - главным языком на земном шаре, языком межнационального общения, с-станет язык Пушкина и Ленина». Мы сейчас г-говорим на одном – русском языке – и все друг друга понимаем, даже с иностранцами легко общаться, не как раньше, когда требовались переводчики!

- При коммунизме сохраняются ли национальные особенности? - заинтересовался интеллигент.

- «Ну, это сотрется», - ответил Молотов.

- Но это же плохо!

- «Почему плохо! Обогатимся. Вы что д-думаете, у немцев нет хороших качеств? У французов нет?»

- Но тогда у нас не будет своего нового Пушкина, Чайковского, Сурикова...

- «Нельзя свой к-кругозор ограничивать тем, что уже создано. Пора научиться более широко м-мыслить. А если Вы этому не научитесь, Вы останетесь ограниченным п-полукоммунистом, русским, не больше. Никто у Вас не отнимет н-национальное, но вы подниметесь на ступеньку выше». Так что отсутствие национальных особенностей – тоже п-признак того, что мы сейчас в а... гм-гм, к-коммунистическом обществе.

- А есть ли расовые противоречия при коммунизме? - заинтересовался Ницше.

- Нет. У нас нет ни черных, ни белых, ни желтых – только красные! А вот другой признак: «При коммунизме нет государства...»

- Чепуху городишь, Молотов! - прервал его разглагольствование Сталин. - Не зря я говорил, что ты - американский шпион!

... Вождь опасался конкурентов и всячески их прощупывал. Как-то раз у себя на даче Сталин завел разговор о пенсии:

- «Пусть Вячеслав теперь поработает. Он помоложе».

Это была откровенная провокация, и Молотов был достаточно умен и опытен, чтобы немедля отказаться от такой «чести». Но, прочитав однажды обзор иностранной прессы, Вождь заподозрил, что Вячеслав Михайлович и вправду подумывает о кресле № 1. И – в 1952 году последовал удар на пленуме ЦК КПСС!

- «Нельзя не коснуться неправильного поведения некоторых видных политических деятелей, если мы говорим о единстве в наших рядах. Я имею в виду товарищей Молотова и Микояна.

Молотов – преданный нашему делу человек. Позови, и, не сомневаясь, не колеблясь, он отдаст жизнь за партию. Но нельзя пройти мимо его недостойных поступков.

Товарищ Молотов, наш министр иностранных дел, находясь «под шартрезом» на дипломатическом приеме, дал согласие английскому послу издавать в нашей стране буржуазные газеты и журналы. На каком основании? Разве не ясно, что буржуазия – наш классовый враг и распространять буржуазную печать среди советских людей – это, кроме вреда, ничего не принесет?

Это первая политическая ошибка товарища Молотова. А чего стоит предложение Молотова передать Крым евреям? Это грубая ошибка товарища Молотова. На каком основании товарищ Молотов высказал такое предложение? У нас есть еврейская автономия. Разве этого не достаточно? Пусть развивается эта автономия. А товарищу Молотову не следует быть адвокатом незаконных еврейских притязаний на наш Советский Крым. Товарищ Молотов неправильно ведет себя как член Политбюро. И мы категорически отклоним его надуманные предложения.

Товарищ Молотов так сильно уважает свою супругу, что не успеем мы принять решение Политбюро по тому или иному важному политическому вопросу, как это быстро становится достоянием товарища Жемчужиной. Получается, будто какая-то невидимая нить соединяет Политбюро с супругой Молотова Жемчужиной и ее друзьями. А ее окружают друзья, которым нельзя доверять. Ясно, что такое поведение члена Политбюро недопустимо.

Теперь о товарище Микояне. Он, видите ли, возражает против повышения сельхозналога на крестьян. Кто он, наш Анастас Микоян? Что ему тут не ясно? С крестьянами у нас крепкий союз. Мы закрепили за колхозами землю навечно. И они должны отдавать положенный долг государству, поэтому нельзя согласиться с позицией товарища Микояна...»

Пока Сталин это говорил, в зале стояла мертвая тишина. Когда Вождь закончил речь, Микоян поспешно спустился к трибуне и стал оправдываться, ссылаясь на экономические расчеты. Генсек оборвал его и, погрозив указательным пальцем, угрожающе произнес:

- «Видите, сам путается и нас хочет запутать в этом ясном, принципиальном вопросе».

Микоян побормотал:

- «Товарищи, признаю, что и у меня были ошибки, но не преднамеренные...»

Сталин махнул рукой, и зал послушно отреагировал:

- Хватит заниматься самооправданием! Знаем вас, товарищ Микоян! Не пытайтесь ввести ЦК в заблуждение!

Ошеломленный Анастас Иванович замолчал и покинул трибуну.

Молотов тоже признавал свои ошибки, оправдывался, говорил, что он был и остается верным учеником товарища Сталина.

Тот резко оборвал Вячеслава Михайловича:

- «Чепуха! Нет у меня никаких учеников. Все мы ученики великого Ленина».

Это были только цветочки. Ягодкой стала телеграмма, направленная всему высшему руководству партии:

«... Я думал, что можно ограничиться выговором в отношении Молотова. Теперь этого уже недостаточно. Я убедился в том, что Молотов не очень дорожит интересами нашего государства и престижем нашего правительства, лишь бы добиться популярности среди некоторых иностранных кругов. Я не могу считать такого товарища своим первым заместителем».

Члены Политбюро пытались как-то выручить Молотова, написали Сталину, что Вячеслав Михайлович каялся, признавал свои ошибки, просил прощения и прослезился. Сталин брезгливо заметил:

- «Что он, институтка, плакать?»

Сам Молотов обратился к Вождю с покаянной телеграммой:

«Сознаю, что мною допущены серьезные политические ошибки в работе... Твоя шифровка проникнута глубоким недоверием ко мне, как большевику и человеку, что принимаю как самое серьезное партийное предостережение для всей моей дальнейшей работы, где бы я ни работал.

Постараюсь делом заслужить твое доверие, в котором каждый честный большевик видит не просто личное доверие, а доверие партии, которое мне дороже моей жизни».

Но подозрения Кобы не развеивались...

Хрущев: «Сталин, отдыхая как-то в Сухуми, поставил вдруг такой вопрос: Молотов является американским агентом, сотрудничает с США... Молотов тут же начал апеллировать к другим. Там был и я, и Микоян, и все сказали, что это невероятно.

- «А вот помните, - говорит Сталин, - Молотов, будучи на какой-то ассамблее Организации Объединенных Наций, сообщил, что он ехал из Нью-Йорка в Вашингтон. Раз ехал, значит, у него там есть собственный салон-вагон. Как он мог его заиметь? Значит, он американский агент».

Мы отвечали, что там никаких личных железнодорожных вагонов государственные деятели не имеют. Сталин же мыслил по образу и подобию порядка, заведенного им в СССР, где у него имелся не только салон-вагон, а и целый отдельный поезд...

Он резко отреагировал на недоверие, проявленное к его высказываниям, и сейчас же продиктовал телеграмму Вышинскому, находившемуся тогда в Нью-Йорке: потребовал, чтобы Вышинский проверил, имеется ли у Молотова собственный вагон? Тут же телеграмма была послана шифровкой. Вышинский срочно ответил, что, по проверенным сведениям, в данное время у Молотова в Нью-Йорке собственного вагона не обнаружено.

Сталина этот ответ не удовлетворил. Да ему и не нужен был ответ. Главное, что у него уже засело в голове недоверие, и он искал оправдания своему недоверию, подкрепления его, чтобы показать другим, что они слепцы, ничего не видящие. Он любил повторять нам:

«Слепцы вы, котята, передушат вас империалисты без меня».

Так ему хотелось, так ему нужно было. Он желал удостовериться, что Молотов – нечестный человек».

... Коба тем временем продолжил опровергать теоретически неверную, с его точки зрения, реплику «каменной жопы»:

- Я учил: «...При коммунизме не должно быть государства, но если останется капиталистическое окружение, армия и аппарат будут», значит, будет и государство! И люди хорошо и весело жить должны – без забот, с максимально удовлетворенными потребностями, словом, как у нас тут сейчас!

- «Какой же это к-коммунизм? - не унимался Молотов. - Х-хорошее жилье, хорошая жизнь, обеспеченность – этого, с обывательской точки зрения, достаточно. Если все бедняки б-будут жить более-менее хорошо, значит, это уже социализм, не капитализм. Это еще не п-полный социализм...»

- «Капитализм – неравное распределение блаженства, а социализм – равное распределение убожества», - подал реплику Черчилль.

- «При социализме даже убожество распределяется неравномерно!» - опроверг британского лорда советский писатель Василий Аксенов.

- Не обращать внимания на вражьи голоса! - скомандовал Сталин.

- Вы же о коммунизме, а не о социализме говорили, - интеллигент попытался остановить поток словоблудия, который извергал из себя Вячеслав Михайлович.

- Поясните товарищу, чем отличаются эти две социально-экономические формации, - подтолкнул «каменную жопу» на правильный путь Ильич.

- При социализме на все нужно записываться... - начал было один из ходоков, однако Молотов его сразу оборвал:

- Очень отличаются. «Видите, дело в чем. Когда не будет к-классов, не будет товарно-денежных отношений, уровень производства еще не будет таким, что можно каждому...»

- Максимальное удовлетворение получить?

- При мне у всех советских граждан, в отличие от прочих людей, имевших всего пять чувств (зрение, слух, вкус, обоняние, осязание), было шестое – «чувство глубокого и полного удовлетворения», - попытался открыть «телемост» между зонами Брежнев.

Ницше тут же воспользовался моментом:

- Как у Вас дела, герр Брежнев?

- Неплохо, совсем как наверху: почти живой!

- А почему Вас в народе называют «бормотуха пять звездочек»? Почему «бормотуха», раз Вы мужчина? И какое отношение Вы имеете к лучшему французскому коньяку? А правда ли, что Вы отдали приказ в надписи над Мавзолеем в слове «Ленин» поставить две точки над буквой «е»? Действительно ли Вы уволили Подгорного за то, что тот слово «дубленка» произносил как «дуб Ленька»?

Брежнев обиженно замолчал. Молотов тем временем продолжал свой ликбез:

- «Нет, не м-максимальное – наибольшее. Максимального удовлетворения вообще никогда не будет. Это очень зря Сталин употребил, это, т-так сказать, заигрывание. Что значит – м-максимальное? Каждый заведет себе рояль, к-каждый заведет себе авто – это же абсурд. Значит, не м-максимальное, а удовлетворение всех основных потребностей. Все будут иметь, любой п-пользуйся – общественным. Вот раньше, я в том числе, и все м-министры и прочие пользовались столовой. Заплатил 60 рублей в месяц и п-получил все продукты. Выработал 100 дней тру-трудовых – получай. Маркс и говорит»: каждая б..., простите, «каждый б-будет получать за проработанное свое количество дней. Работал, в-вырабатывал башмаки, 100 пар, проработал 100 дней над этими башмаками, ты берешь пару лишь башмаков, а остальные 99 ты получишь другими продуктами, и выбирай, что тебе нужно».

- Это какой-то первобытный натуральный обмен, а не высшая формация! - выразил недоумение Ницше.

- Но какой-то учет будет? «Социализм есть учет», так Ленин учил... - вспомнил интеллигент.

- «... И контроль», - Ильич дополнил свое знаменитое изречение.

- «С-самый строгий. Самый строгий. Коммунизм дальше идет, потому что тогда будет такое изобилие, тогда надо не только уничтожить классы, а уничтожить разницу между физическим и у-умственным трудом. Меж г-городом и деревней можно уничтожить, но еще останется разница в уровне». Что мы и наблюдаем. Ясно ведь видно, что вы – с-селяне и интеллигенция, пролетарии таких дискуссий не затевают. И физический труд в н-нашем обществе исчез, он слился с умственным...

- Если уничтожить классы, как же останется разница между городом и деревней?

- «Энгельс г-говорил об этом, что крестьянства не будет, но жители гор б-будут жить в других условиях и не захотят у подножия жить. У них свои проблемы. Нельзя все это будет уравнять, и нет в этом н-необходимости, и никто этому мешать не будет. Хочешь в д-деревне жить – пожалуйста, но ты будешь в менее культурных условиях жить. И театров будет м-меньше у тебя. Возможно, у тебя б-будут кино и телевизор». А может, и не будут – как сейчас...

- Без них никак нельзя! - всполошился Ницше. - Как и без телефона! Ведь продукты заказываются при коммунизме по телефону, а выдаются по телевизору. Невиданный технический прогресс!

- А почему мы ни продпайка, ни зарплаты не получаем? - не унимался интеллигент.

- «...При социализме, Ленин говорил, никто из д-должностных лиц не будет получать выше среднего рабочего... включая и с-секретаря Генерального, и председателя Совнаркома, Совета Министров... Это осуществляла Парижская к-коммуна. Но разве у нас это есть?.. А главное в том, что нельзя п-преодолеть бюрократизм, пока один 100 получает, а другой 1000 в месяц...»

- Вам оклад платили или Вы были на государственном обеспечении? - философ не упустил возможности узнать нечто новое.

- «Оклад».

- А сколько?

- «Не знаю. Никогда не интересовался. Практически неограниченно. По потребности. На жизнь имеешь, вот и все. В этих пределах».

- Все-таки, наверное, герр Джугашвили здесь переборщил.

- «Безусловно. И не только Сталин, все мы тут... Я много думал над этим, между прочим. Никому нельзя. Никому нельзя».

Как это: никому? Мне – можно, подумал Ельцин.

Вячеслав Михайлович тем временем все предавался приятным воспоминаниям:

- «Зарплата у нас была, конечно. Видите, в отношении нас это нарушалось, потому что зарплата, а кроме того, все обеспечено. Фактически на государственном обеспечении. Я сейчас точно не могу сказать, сколько мне платили – менялось это несколько раз. После войны, кроме того, это уже инициатива Сталина, ввели так называемые пакеты. В закрытом пакете присылали деньги, очень большие деньги – военным и партийным руководителям. Нет, это было, конечно, не совсем правильно. Размеры были не только чрезмерны, а неправильны».

- А сколько Иосифу Виссарионовичу доставалось?

- «Сколько Сталин получал, никто не может сказать. Имел несколько дач... Ну как можно, сколько получал? А личного почти ничего не было. Заштопанный китель генералиссимуса.

Парторганизация у нас была, взносы платили. Я в последнее время состоял на учете в Министерстве иностранных дел. А когда исключать меня надо было, меня зачислили в ячейку Управления делами Совета Министров.

Сталин где состоял, не знаю. На собрания мы, конечно, не ходили. Должны были где-то числиться, взносы платили, и все. Получали гонорары за статьи, за речи... За официальные выступления не получали, а если статьи какие-нибудь... Но не брали».

- Не следует преувеличивать аскетизм товарища Сталина, - поморщился Ленин. - Я тоже в одном костюме пару лет ходил (уже после Октября, заметьте!). Нарком продовольствия Цюрупа в голодные обмороки падал. Это – правда, а не пропаганда! А Иосиф Виссарионович... Мне уже тут авиаконструктор Яковлев доложил, как ему поручили разработать новый тип самолета, - такой, чтобы мог садиться в долину длиной 300 метров. Как раз в таком месте у Сталина на Кавказе дача имелась, трудно ему было ежедневно свежую почту доставлять. Новый тип аэроплана разработать и построить – архиогромных денег стоит! А его постоянные пиры с дорогущими винами, продуктами. Он жил куда лучше, чем члены Политбюро при мне!

- У Вас неполная информация, товарищ Ленин, - возмутился Сталин. - Не судите всех по себе. В 20-е годы только мы с Вами жили скромно, Троцкий, Зиновьев, Каменев да и все почти остальные члены ЦК как сыр в масле катались – им было куда лучше, чем буржуазии при царе! А насчет моих дач... Раиса Горбачева как-то раз осмотрела одну из них, скривилась и уехала через двадцать минут. Так и простояла моя скромная халупа не востребованной ни одним из горбачевско-ельцинских прихватизаторов. А на дачке в Рице, фактически отдаленном высокогорном хуторе, я принимал Мао Цзедуна и Тито. Председатель КПК подарил мне огромный кимберлитовый алмазный стержень с богатейших россыпей драгоценных камней Китая. Когда сдохшие демократы узнали, что я не удосужился его спереть, то изумились до умопомрачения. Не в их это стиле. Им не понять, почему Хозяин не ворует в собственном доме, как и в своей стране.

- Я тоже вел скромный образ жизни, - похвастался Гитлер, - в одежде, еде, уходе за собой и т.п.

- Ой, какие мы неприхотливые! - засюсюкал Дьявол. - А я бы вам напомнил, что вы оба были безраздельными хозяевами своих стран и бюджетов, вам лично принадлежали все национальные богатства и жизнь каждого подданного, причем вы претендовали еще и на души своих граждан. Но самым главным, конечно, было то обстоятельство, что государственный бюджет был вашим собственным карманом. Во что обходилась бесчисленная охрана вождей? «Скромник» Сталин имел несколько поместий на юге, каждое из них всегда было готово к его приезду, то есть там содержались прислуга и охрана, все находилось в том же порядке, как и во время пребывания генсека. Делалось это не только из почтения к хозяину, но и по соображениям безопасности: никто не должен был знать, где он находится в данный момент. Во время его переездов (самолетов он боялся) гнали подряд несколько железнодорожных составов, тоже из соображений безопасности, а вдоль всего пути следования дежурили тысячи сотрудников карательных органов. Примерно так же жил-поживал и фюрер. Так что врать о своей сверхскромности нечего! А ты, «каменная жопа», продолжай брехать!

- Но у нас здесь при коммунизме такое изобилие продуктов, что мы перестали в них нуждаться, - вернулся к своему политическому ликбезу Молотов.

- Переход количества в качество, - объяснил Ильич.

- Какой-то непонятный вывод напрашивается, - попытался потереть себе призрачный лоб интеллигент. - Если человек не получает совсем никаких материальных благ – это свидетельство того, что он живет при коммунизме?!

- Именно, батенька! - подтвердил Ульянов. - С одним большим добавлением: никто вообще ничего не получает! У всех и так все есть!

- Мы до коммунизма, слава Господу, на земле не дожили, а вот детей жалко, - заплакал кто-то из зоны царской России.

- А вот я в Программе партии читал, что, если в других странах увидят, что мы лучше их живем, пойдут за нами, - не унимался интеллигент.

- «Вы п-повторяете хрущевщину, - поморщился Молотов. - Это п-потребительство, да еще национализм. Если б большевики ждали, когда все станут г-грамотными, у нас и революции не было бы. Рабочие в западных странах живут л-лучше, чем мы, потому что буржуазия ограбила другие страны, не только свои. Десять р-рабов на одного англичанина. Рабочая аристократия. Если мы б-будем ждать или рассчитывать, что прежде поднимем свой уровень, а потом будут на нас равняться, мы не коммунисты, а националисты, которые з-занимаются только своими делами. Это хуже, чем х-хрущевщина, это утопизм».

- Если у них так плохо, а у нас так хорошо, то почему у нас так плохо, а у них так хорошо? - задался вечным российским вопросом интеллигент.

- Все это очень интересно, товарищи, - не вытерпел сексманьяк, - но почему именно при коммунизме мы так мучаемся?! Ведь должны же быть счастливы и довольны, при таком-то строе, а нам так хреново!

Ходоки начали оживленный обмен мнениями на поднятую их товарищем тему:

- Мы сегодня, оказывается, уже живем лучше, чем завтра!

- Так плохо, но боюсь: будет еще хуже, - сформулировал мысль какой-то пессимист.

- Так плохо, что хуже быть не может! - опроверг его оптимист.

- Ишь, как запели! - прервала их какая-то женщина. - А зачем этот мерзкий Октябрьский переворот устраивали?! Я ведь русский народ предупреждала еще тогда, чем все кончится! Послушайте еще раз мое стихотворение «Веселье»:

«Блевотина войны – октябрьское веселье!

От этого зловонного вина

Как было омерзительно твое похмелье,

О бедная, о грешная страна!

Какому дьяволу, какому псу в угоду,

Каким кошмарным обуянный сном

Народ, безумствуя, убил свою свободу,

И даже не убил – засек кнутом?

Смеются дьяволы и псы над рабьей свалкой,

Смеются пушки, разевая рты...

И скоро в старый хлев ты будешь загнан палкой,

Народ, не уважающий святынь!»

- Действительно, я смеюсь! - загоготал довольный Сатана.

- Опять вещают вражеские голоса, - поморщился Сталин.

- Кто это? - спросил Ельцин.

- Великая поэтесса Зинаида Гиппиус, - ответил философ. - Постоянно из нашей с нею общей Зоны Творческих Душ обличает большевиков. Жаль только, что ее, как и при жизни, мало кто слушает. Видишь, вон, Молотов и бровью не повел, токует себе, как тетерев! Хотя и Ленин, и Сталин, знатоки поэзии, страдают от великих и, главное, справедливых стихов очень сильно...

- Какой н-несознательный товарищ! - критиковал тем временем сексманьяка Вячеслав Михайлович. - Расскажу вам х-характерный эпизод из своей жизни. «Помню: м-метель, снег валит, мы идем со Сталиным вдоль Манежа. Это еще охраны не б-было. Сталин в шубе, в-валенках, ушанке. Никто его не узнает. Вдруг какой-то нищий к нам п-прицепился: «Подайте, г-господа хорошие!». Сталин полез в карман, достал д-десятку, дал ему, и пошли дальше. А нищий нам в-вслед: «У, буржуи проклятые!»

- Я потом смеялся: «Вот и пойми наш народ! Мало дашь – плохо, много – тоже плохо!» И сделал для себя выводы, - многозначительно сказал Иосиф Виссарионович.

- Постойте, товарищи, не сводите все к национальным психологическим особенностям советских людей, здесь проблема гораздо глубже, и ответ должен быть теоретически обоснован. Скажите, друзья мои, - обратился Ильич к ходокам, - где вы слышали или читали, что отдельные индивидуумы при коммунизме не будут мучиться?! Не все общество в целом – оно будет архисчастливым, а конкретные его члены, рядовые звенья, так сказать. Я этого никогда и нигде не писал! Товарищи Маркс и Энгельс, а вы?

- Мы о таком не то что не писали – даже не думали, - отозвался классический во всех смыслах дуэт.

- Господа Маркс и Энгельс, у вас есть случай сказать: «Пролетарии всех стран, извините!» - призвал Ницше. Ленин взглядом попытался его уничтожить, не преуспел и продолжил опрос:

- Товарищ Сталин?

- Я о мучениях, конечно, много и плодотворно размышлял – но в несколько ином плане, и уж, естественно, свои мысли не обнародовал, - сделал полупризнание «дядюшка Джо».

- Видите, товарищи, в чем дело. Вы раньше совершили немало ошибок и скверных поступков, поэтому теперь страдаете от угрызений совести. И коммунизм здесь ни при чем...

- Мне явно требуется специалист по зрению и слуху, - пробормотал Ницше.

- Зачем? - удивился Ельцин.

- Слышу одно, а вижу другое!

- Все-таки сдается мне, товарищ Ленин, что мы в аду, а не в коммунистическом обществе находимся, - интеллигент собрал воедино всю небольшую порцию смелости, которой обладал. - Хорошо-хорошо, - увидев выражение лиц Ленина, Сталина и Ко, пошел он на попятную, - если Вы считаете, что я неправ, я не буду больше об этом говорить...

- «И не говорите! - крикливо и резко, и многозначительно перебил паникера Ильич, - и благо Вам, если не будете говорить, ибо я буду беспощаден ко всему, что пахнет контрреволюцией!.. и против контрреволюционеров, кто бы они ни были (ясно подчеркнул он), у меня имеется товарищ Урицкий!... ха-ха-ха, Вы, вероятно, его не знаете!.. Не советую Вам познакомиться с ним!..» Да и с Дзержинским не стоит! И с Менжинским!

И глаза его озарились фанатически-злобным огоньком. В словах его, взгляде все почувствовали и прочли явную неприкрытую угрозу...

- А у меня есть еще Ягода, Ежов, Берия, Абакумов, Игнатьев, - Сталин пополнил список наркомов и министров госбезопасности и внутренних дел. - Кстати, один из вас, товарищи ходоки (или правильнее величать вас: господа?), перед смертью клеветал на Советскую власть: «Мне сейчас семьдесят лет. Присудили «десятку». Хрен я им доживу!» Сказать: кто?

- Не надо! - съежилась одна из душонок.

- И остальных спрошу: были ли вы при социализме репрессированы, а если нет, то почему?

- Да мы ж что, - пошел на попятную маньяк. - У нас в народе ведь как? Сначала вроде посмотришь, так ... твою мать, а как приобвыкнешь, подумаешь, как следует, так и х.. с ним! Нет еды, развлечений, баб – ничего нет. И – ничего!

- Вот она, коллективная мудрость советских людей! И как образно, емко, эмоционально выражена! - пришел в восторг Ницше.

- Ну, мы, пожалуй, пойдем, - хором заявили ходоки. - Дел еще много...

- «За работу, товарищи!» - Ильич протянул руку вперед, изображая собственную статую.

- «Верной дорогой идете, товарищи!» - кинул знаменитую фразу и Сталин. - Коммунизм на горизонте!

- Вы правы, герр Джугашвили, если учесть, что горизонт – линия кажущегося соприкосновения неба и земли, удаляющаяся по мере приближения к ней, - как бы подтвердил слова Вождя философ.

Посетителей, кроме Ельцина и Ницше, тем временем словно ветром сдуло.

- «На баррикады! На баррикады!

Сгоняй из дальних, из ближних мест...

Замкни облавой, сгруди, как стадо,

Кто удирает – тому арест.

Строжайший отдан приказ народу,

Такой, чтоб пикнуть никто не смел.

Все за лопаты! Все за свободу!

А кто упрется – тому расстрел.

И все: старуха, дитя, рабочий -

Чтоб пели Интер-национал.

Чтоб пели, роя, а кто не хочет

И роет молча – того в канал!

Нет революций краснее нашей:

На фронт – иль к стенке, одно из двух.

...Поддай им сзаду! Клади им взашей,

Вгоняй поленом мятежный дух!

На баррикады! На баррикады!

Вперед, за «Правду», за вольный труд!

Колом, веревкой, в штыки, в приклады...

Не понимают? Небось поймут!» - прочитала из Зоны Творческих Душ свое стихотворение «Осенью (сгон на революцию)» неистовая Зинаида Гиппиус и добавила лозунг: «Да здравствует советский народ – вечный строитель коммунизма!».

Всем, кроме Ницше, никогда не бывшего коммунистом, стало плохо. Пользуясь этим, философ задал очередной вопрос:

- Странно, герр Ульянов, Вы так хамили Сатане, а с этими простыми людьми говорили очень спокойно, просто-таки мило, если не считать угроз в конце беседы. Почему бы?

Ему ответил Сталин:

- «Любой политический авангард бессилен без хотя бы молчаливой поддержки масс». Ее Владимир Ильич и обеспечивает. А Дьявол все равно будет на нашей стороне бороться с Богом, хоть в рожу ему плюй...

- Что касается угроз, - дополнил Ильич, - то я адресовал их не всем ходокам, а исключительно этому «скорбному главою» интеллигентишке!

- Как можно, герр Ульянов... Интеллигенция – это общенародный мозг...

- «Интеллигенция – не мозг нации, а говно нации»! Мы свою, народную интеллигенцию вырастим!

- Свои собственные фекалии чем же лучше чужих?! «... Тот, кто мнит: я обладаю истиной, - сколь много он не замечает!» Но вот хотелось бы сказать кое-что насчет России... Канцлер Бисмарк сочинил отличный афоризм: «Если хотите поставить эксперимент по построению социализма – возьмите страну, которую не жалко». А мне вот вашу страну жалко...

- У Вас «мозги туманом заволокло, сеньор мой сиятельный», - огрызнулся Ильич. - О социализме речь не идет, мы уже коммунизм здесь построили...

- В одной отдельно взятой за горло стране, успел вставить Ницше.

- ... а вскоре начнем экспортировать его в другие зоны ада, а потом и в Царствие Небесное...

- Я к 1980-му году коммунизм советскому народу обещал, - встрял в разговор Хрущев. - А Ленька Брежнев вместо него Олимпиаду устроил...

- Заткнись, кукурузник! - оборвал его Иосиф Виссарионович. - Забыл, как перед докладом о культе личности каждые полчаса бегал в Мавзолей: мне пульс щупал?!

Ницше не обратил на эту перепалку внимания и продолжал гнуть свое:

- Позвольте, герр Ульянов, не Вы ли сами в моем присутствии только что доказывали Дьяволу весь вред максимализма... и говорили очень умно и дельно...

- «Да, я так думал тогда..., а теперь другие времена назрели...»

- Ха, скоро же у Вас назревают времена для вопросов, движение которых исчисляется столетиями по крайней мере... Несколько минут всего миновало...

- «Ага, узнаю старую добрую теорию постепенства или, если угодно, меньшевизма со всею дребеденью его основных положений, ха-ха-ха, с эволюцией и прочим, прочим... Но довольно об этом, - властным решительным тоном прервал себя Ильич, - и запомните мои слова хорошенько, запомните их, зарубите их у себя на носу, благо он у вас довольно солиден... Помните: того Ленина, которого Вы знали,... больше не существует... Он умер... С Вами говорит новый Ленин, понявший, что правда и истина момента лишь в коммунизме, который должен быть введен немедленно... Вам это не нравится, Вы думаете, что это - сплошной утопический авантюризм... Нет, господин хороший, нет...»

- Оставьте меня, герр Ульянов, в покое, - резко оборвал его философ, - с Вашим вечным чтением мыслей... Я Вам могу ответить словами Гамлета: «...Ты не умеешь играть на флейте, а хочешь играть на моей душе»... «Я ценю философа в той мере, в какой он способен служить образцом», а потому не буду Вам говорить о том, что я думаю, слушая Вас...

- И не надо! Хватит разговоров! Или Вы присоединяетесь к нам, или пропадете! Чего Вы боитесь? Великих потрясений? Но Вы же сами кинули призыв: «Стройте жилища у подножья Везувия!» И еще: «Сорвать лучший плод бытия значит: жить гибельно».

- Я насчет этого не решил! Уж больно грязная у вас, большевиков, атмосфера! «Я погибаю в нечистых условиях... Мне свойственна совершенно сверхъестественная возбудимость инстинкта чистоты – в такой мере, что я физиологически ощущаю-обоняю - близость или тайные помыслы, внутренности всякой души». А внутренности у большинства большевиков, извините за каламбур, гнилые! И вообще: чего Вы на мне зациклились? Если Вам нужны сторонники - вербуйте Ельцина! Он ведь видный коммунист!

- Я с ренегатами и политическими проститутками дел не имею и иметь не буду! - Ленин окинул ЕБН очень-очень презрительным взглядом. - Пусть с ним Сталин разбирается, он умеет карать всяких сволочей и отщепенцев.

- Разберусь, Владимир Ильич, чуть попозже, - злобно оскалился Виссарионович.

- «Я ускользнул!» - прошептал «первый имморалист» свою любимую фразу. - Впрочем, Ульянов действует не вразрез с моим мировоззрением. «Для философа вредно быть прикованным к одной личности. Если он нашел себя, он должен стремиться время от времени терять себя – и затем вновь находить... Змея, которая не может сменить кожу, погибает. Так же и дух, которому не дают сменить убеждения: он перестает быть духом... Философ вынашивает и изнашивает убеждения».

- Итак, товарищи, - Ильич обвел взглядом присутствовавших в кабинете, - мы все согласны с тем, что коммунизм в нашей зоне фактически построен и надо победоносно нести его дальше – за границы Второго СССР. Следует немедленно, пользуясь тем, что здесь присутствуют многие члены Политбюро, обсудить наши тактические действия. Слово для короткого доклада предоставляется товарищу Сталину.

- Экспорт революции – единственный выход из сложившейся ситуации. Он требует серьезной коррекции не только курса большевистской партии, но и всей системы внутрипартийных отношений. Наша партия должна снова принять облик «ордена меченосцев», когда жесткая дисциплина и безусловное подчинение высшему партийному начальству является непременным условием членства в нашей организации. Не хотелось бы цитировать «врага народа», но еще в 1919 году, выступая на VIII партийной конференции РКП(б), Зиновьев заявил, что «право каждого члена партии «свое суждение иметь» не вяжется с ее историей». Очень верная мысль! Отношение к политике правящей партии – это мерило гражданской благонадежности. Нам следует повторить старые добрые начинания: в 1919 году ЦК РКП(б) рассылал всем губернским и уездным комитетам инструкцию, в которой исключение из партии рассматривалось не только как тягчайшая мера наказания для коммунистов, но и как гражданская и политическая смерть для исключенного, ибо каждая партийная организация должна была принять меры к тому, чтобы исключенный из РКП(б) не мог не только занять ответственный пост, но и получить простую работу в советском учреждении.

Товарищ Ленин предложил «поставить пулеметы» против инакомыслящих в партии. Мы должны превратить нашу партию в своего рода инквизиторский застенок, где с еретиками – то бишь оппозиционерами – расправлялись бы решительно и беспощадно. Такой опыт у нас есть: в 1950 году в Москве была создана «особая тюрьма» Комитета партийного контроля при ЦК ВКП(б), которую организовал Секретарь ЦК товарищ Маленков. Следственные дела в ней вели работники аппарата ЦК ВКП(б), и «партийный контроль» осуществлялся методом пытки, истязания и нередко заканчивался физическим уничтожением обвиняемых.

- Нет возражений, товарищи? - спросил Ленин. - Нет. Предложение товарища Сталина об усилении внутрипартийного контроля на период внедрения коммунизма в аду принимается.

Сейчас нам предстоит решить первостепенный вопрос: избрать орган, который будет вести конкретную работу. Предлагаю всем присутствующим здесь членам Политбюро войти в него всем составом на правах руководителей разных направлений. Должности поделим потом. Кто за? Против? Воздержался? Принято единогласно.

Итак, власть нами завоевана. Надо формировать правительство. «Как назвать его? Только не министрами: это гнусное, истрепанное название.

- «Можно бы – комиссарами, - предложил Сталин, - но только теперь слишком много комиссаров. Может быть, верховные комиссары?.. Нет, «верховные» звучит плохо. Нельзя ли «народные»?»

К обсуждению подключился Молотов:

- «Во Франции очень распространенное — комиссары. Комиссары полиции, муниципальные, прочие. Потом, Франция ближе к нам по своему духу, чем, скажем, Германия... Комиссары... Парижская коммуна...»

- «Народные комиссары? Что ж, это, пожалуй, подойдет. А правительство в целом... - Совет Народных Комиссаров, это превосходно: пахнет революцией». Но в связи с важностью задачи и гигантским объемом работы следует набрать в СНК большое количество членов. Какие предложения по персоналиям?

Внезапно в кабинете появилась неизвестная душа, потребовавшая, чтобы ее допустили к дискуссии: мол, на это у нее есть разрешение от самого Дьявола.

- Ну вот, Сатана начинает нам мелко подгаживать, - догадался Ленин. - Говорите уж, раз пришли, господин хороший, как Вас там звать-величать...

Я - Юрий Лутовинов, направивший 30 мая 1921 года на Ваше имя письмо из Берлина. До этого у меня была с Вами достаточно резкая полемика, в которой Вы меня бесцеремонно поставили на место. «...У меня сделалось впечатление такое, что Вас можно только слушать и не возражать, а не то попадешь в опалу и прослывешь сумасшедшим, клеветником и сплетником». Вас, помню, особо возмутило мое замечание, что дело не только в лицах, окружающих Вас, сколько в начинающей складываться системе партийного протекционизма. «...Одно дело сердиться, а другое опровергнуть неопровержимое:... что протекционистская система не существует... Кто такой Каменев, которого ЦК из кожи лез, вытягивая в председатели Московского Совета? Это типичнейший ленивый и никуда не пригодный бюрократ, влияние которого равняется нулю, а пролетарская масса без скрежета зубовного не может слышать его имени. Почему же он вновь очутился на посту председателя и членом ЦК, за какие такие заслуги? Потому что Каменев имеет гибкий позвоночник, никогда не имеет своего мнения и послушный батрак во всех отношениях, особенно при голосовании. Посмотрите повнимательнее, да подальше, выйдя из замкнутого круга бюрократов. Вы просто мало верите в творческие силы пролетариата...»

- Твое мнение покрыто налетом субъективности, но характеристика троцкиста Каменева вполне справедлива и о «гибких позвоночниках» сказано верно, - отдал должное оратору Хозяин. - Твердые хребты моя Система ломает беспощадно, нам нужны покорные служки и исполнители. А теперь проваливай отсюда! Не х... хрена чужакам давать возможность нас критиковать.

К удивлению всех присутствовавших, Вождю осмелился возразить Молотов:

- Товарищ Сталин, здесь Вы не правы. Когда я работал под Вашим руководством в Секретариате Центрального Комитета, Владимир Ильич «прислал мне записку следующего содержания: «т. Молотов, изучаются ли у нас в ЦК мнения отдельных групп партии, в частности, изучается ли мнение людей, которые не работают ни в каком учреждении нашего говеного аппарата? Если не изучается, как Вы думаете, нельзя ли поставить изучение этого вопроса?»

Сталин умел признавать свои ошибки:

- Ладно, в принципе, мнение врага полезно знать. Давайте вернемся к набору кадров в СНК. Думаю, будет правильным, если мы начнем с родственников Владимира Ильича. Они прошли вместе с ним три революции: 1905 года, Февральскую и Октябрьскую. Пусть они помогают ему совершить и Адскую Революцию! И первенство тут по праву принадлежит Надежде Константиновне!

Все, кроме Ельцина и Ницше, изобразили аплодисменты. Крупская безмерно удивилась:

- Странно, Иосиф Виссарионович, что Вы вносите такое предложение. Я считала и считаю, что Вы меня не любите, а наоборот, обожаете надо мной издеваться!

- Вы, Надежда Константиновна, совершенно не понимаете юмора. А сами клеветали на собственного супруга, более того, не просто мужа, а вождя! В 1926 году Вы заявили: «Если б Володя был жив, он сидел бы сейчас в тюрьме». Все мои нововведения Вы комментировали одной фразой: «Володе бы это не понравилось». Пришлось пошутить с Вами: «Если будете раскольничать, мы дадим Ленину другую вдову... Да-да, партия все может!»

- Это не юмор, а угроза, - охарактеризовал «остроумие» своего преемника Ленин. - Насколько мне известно, Вы планировали отдать эту роль старой большевичке Елене Стасовой...

- Вот, Владимир Ильич, Вы тоже, оказывается, иногда не понимаете моих шуток! Зачем искать Вам другую вдову, когда можно сделать Вас холостяком посмертно?! Еще одна шутка, ха-ха-ха!

… Люди, бывавшие у Сталина, неоднократно делились удовольствием, какое получали от его шуток. Внучка, Галина Яковлевна Джугашвили, в частности, настаивала:

- «У него было хорошее чувство юмора. У кого-то это может вызвать усмешки... А ведь у него действительно было тонкое чувство юмора».

Тонкое чувство сталинского юмора выглядит совсем иным в передаче Бориса Бажанова, его сбежавшего за границу секретаря:

- «Это было так. Товстуха и я, мы стоим и разговариваем в кабинете Мехлиса — Каннера. Выходит из своего кабинета Сталин. Вид у него чрезвычайно важный и торжественный; к тому же он подымает палец правой руки. Мы умолкаем в ожидании чего-то очень важного. «Товстуха, - говорит Сталин, - у моей матери козел был — точь-в-точь как ты; только без пенсне ходил». После чего он поворачивается и уходит к себе в кабинет. Товстуха слегка подобострастно хихикает».

- Прежде чем ввести мою супругу в состав СНК, надо разобраться в сути разногласий между ней и товарищем Сталиным. Я, честно говоря, не понимаю этого... Нелогично все как-то... Что им делить?

- Знаешь, Володенька, при всей твоей несомненной гениальности ты в повседневности иногда бываешь таким непрактичным! «Ты ведь не знаешь, как хлеб растет, ты видишь, как он булками на стол поступает, и думаешь, что он таким и родится!»

- Ну, не настолько уж я наивен, Наденька! Давайте назначим в этом споре третейского судью – пусть им будет Молотов. Кто против, товарищи?

Возражений не поступило.

- В чем все-таки причина ссоры Сталина и Крупской? - задал «каменной жопе» вопрос Дзержинский.

... Рвавшийся к власти генсек расценил поручение Политбюро следить за здоровьем Ленина и охранять его от волнений как подарок судьбы. Ведь он получал возможность контролировать каждый шаг больного Ильича, каждую его встречу, каждую строчку его переписки. И, что немаловажно, оградить Старика от контактов с Троцким, разрушить впечатление их особой близости в последний период жизни Ильича.

Крупская: «... Сталин позволил себе по отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один день. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги, чем Сталину. Сейчас мне нужен максимум самообладания. О чем можно и о чем нельзя говорить с Ильичем, я знаю лучше всякого врача, т.к. знаю, что его волнует, что нет, и во всяком случае лучше Сталина... Прошу оградить меня от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз».

За внешним проявлением со стороны Сталина заботы о здоровье Ильича стояло нечто иное. Больной Ленин диктовал свои последние заметки, и они били по Сталину. Не только знаменитое «завещание», а и другие, более ранние статьи. В частности, «Как нам реорганизовать Рабкрин» и «Лучше меньше, да лучше». В них Ленин резко критиковал наркомат РКИ, которым еще недавно руководил Сталин. Ленинские статьи вызвали глухое раздражение у Кобы, который усмотрел в них личный выпад против себя. Статьи были предназначены для печати, и Ильич настаивал на быстрейшей их публикации. Переговоры с тогдашним главным редактором «Правды» Бухариным вела Крупская. Сталин тоже не дремал – прилагал все усилия, чтобы не допустить выхода в свет статьи о Рабкрине, в которой о возглавлявшемся им наркомате говорилось, что хуже поставленных учреждений нет. Вопрос рассматривался на Политбюро. Куйбышев предложил напечатать статью в «Правде» и выпустить ее в одном экземпляре – специально для Ленина, чтобы не волновать его. Но это предложение не прошло. Статью решили публиковать, и она была помещена в «Правде» 25 января 1923 года.

... Сообщения о том, что Ленин диктует что-то для газет, вызвали взрыв ярости и страха, вылившийся в гневный телефонный звонок супруге Ильича.

... Западный исследователь Р. Такер: «Смерть Ленина, безусловно, принесла облегчение Сталину. Теперь можно было обожествить покойного. Сталину нужен был Ленин, которого не надо больше бояться и с которым не придется больше бороться».

Молотов, как всегда, начал говорить полуправду:

- «Врачи запретили п-посещать Ленина, когда он болел, когда его положение ухудшилось. А Крупская р-разрешила. И на этом возник к-конфликт между Крупской и Сталиным. Сталин поддерживал р-решение ЦК – не допускать к Ленину никаких людей. Он был п-прав в данном случае. Если ЦК, даже Политбюро решило и возложило на Сталина наблюдение за выполнением этого решения...»

- А то, что товарищ Сталин хамил мне, Вы оправдываете? - не выдержала и прервала его Крупская. - Владимир Ильич даже вынужден был ему по этому поводу гневное письмо написать!

«Уважаемый т. Сталин, Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, но нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения. С уважением: Ленин».

Это письмо Кобе передала ленинский секретарь Володичева. В своих воспоминаниях она воспроизвела некоторые оттенки поведения адресата:

- «Я просила Сталина написать письмо Владимиру Ильичу, т.к. он ожидает ответа, беспокоится. Сталин прочел письмо стоя, тут же при мне. Лицо его оставалось спокойным. Подумал и произнес медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, делая паузы между ними: «Это говорит не Ленин, это говорит его болезнь. Я — не медик. Я — политик. Я — Сталин. Если бы моя жена, член партии, поступила неправильно и ее наказали бы, я не счел себя вправе вмешиваться в это дело. А Крупская член партии».

Видимо, еще подумав, Сталин закончил:

- Раз Владимир Ильич настаивает, я готов извиниться перед Крупской за грубость».

- «То, что Ленин написал о г-грубости Сталина, - это было не без влияния Крупской, - высказал свое мнение Молотов. - Она невзлюбила Сталина за то, что он довольно б-бестактно с ней обошелся. Сталин провел решение секретариата, чтобы не п-пускать к Ленину Зиновьева и Каменева, раз врачи запретили. Они п-пожаловались Крупской. Та возмутилась, сказала Сталину, а Сталин ей ответил: «ЦК решил и врачи считают, что нельзя посещать Ленина». - «Но Ленин сам хочет этого!» - «Если ЦК решит, то мы и Вас можем не допустить».

Сталин был р-раздражен: «Что я должен перед ней на задних лапках ходить? Спать с Лениным еще не значит разбираться в ленинизме!» Мне Сталин с-сказал примерно так: «Что же, из-за того, что она пользуется тем же нужником, что и Ленин, я должен так же ее ценить и признавать, как Ленина?» Слишком г-грубовато».

Тем не менее п-призывать ее к отказу от раскольничества у Сталина были основания. На XIV съезде партии Крупская н-неважно себя показала... Она оказалась п-плохой коммунисткой, ни черта не понимала, что делала».

- Это что ж такого я делала?! Защищала ни в чем не повинных товарищей, в том числе Бухарина? Призывала всех к примирению в своем выступлении на съезде?

Надежду Константиновну корчили муки, пока она вновь переживала унижение, испытанное на партийном форуме...

«Крупская: «Нельзя успокаивать себя тем, что большинство всегда право. В истории нашей партии бывали съезды, где большинство было неправо. Вспомним, например, Стокгольмский съезд. (Голоса: «Тонкий намек на толстые обстоятельства»). Большинство не должно упиваться тем, что оно большинство, а беспристрастно искать верное решение, если оно будет верным». (Голос: «Лев Давидович, у Вас новые соратники!»)

Молотов заулыбался:

- «Это поглаживают с места. Она становится соратником Троцкого, переходит на троцкистские рельсы. После смерти Ленина она некоторое время фактически выступала против Ленина, но потом стала поддерживать линию партии, в том числе процессы над троцкистами и правыми. Крупская – она за Лениным шла всю свою жизнь, до революции и после, а в политике фактически не разбиралась... И уже в 1925 году запуталась, пошла за Зиновьевым. А Зиновьев выступал с антиленинских позиций. Не так п-просто быть ленинцем, имейте в виду». Но не станем преувеличивать масштабы ее раскольнической деятельности. «Крупская не играла в партии особой роли. С Зиновьем дружила. Это, конечно, плохо, но, если так судить, и Дзержинский голосовал за Троцкого. Так никого не останется. Нельзя этого не понимать».

- Ты, Вячеслав, всегда склонен преуменьшать вред, который женщины нанесли нашей партии, - опроверг своего опричника Сталин. - Взять хотя бы твою жену Полину Жемчужину.

Второй человек в СССР затрясся от страха и стыда... Супругу он искренне любил, ей не изменял (что было редкостью для советских лидеров), однако предал ее мгновенно...

Молотов: «Мне выпало большое счастье, что она была моей женой. И красивая, и умная, а главное – настоящий большевик, настоящий советский человек. Для нее жизнь сложилась нескладно из-за того, что она была моей женой... Когда на заседании Политбюро Сталин прочитал материал, который ему чекисты доставили на Полину, у меня коленки задрожали... Ее обвиняли в связях с сионистскими организациями, с послом Израиля Голдой Меир; в том, что хотела сделать Крым еврейской республикой... Были у нее хорошие отношения с Михоэлсом... Конечно, ей надо было быть разборчивее в связях. Ее сняли с работы, но какое-то время не арестовывали...

Это уже подозрительность была, явно завышенная. Ведь Сталин сам назначил Полину Семеновну наркомом рыбной промышленности — я был против! Она была единственным наркомом-женщиной по хозяйственным вопросам. На здравоохранении были, Крупская по народному образованию была замом, а по хозяйственным — не было.

Сталин, с одной стороны, как будто выдвигал и ценил Полину Семеновну. Но в конце жизни он... Тут могли быть и антиеврейские настроения. Перегиб. И на этом ловко сыграли... Сталин мне сказал: «Тебе надо разойтись с женой».

Полина все верно поняла. «Она мне сказала: «Если так нужно для партии, разойдусь». В конце 1948-го мы разошлись, а в 1949-м ее арестовали».

На заседании Политбюро, когда его ни в чем не повинную жену исключали из партии, Молотов героически... воздержался от голосования. Но уже вскоре струсил и покорился полностью.

«20 января 1949 года.Совершенно секретно. Тов. Сталину. При голосовании в ЦК предложения об исключении из партии П.С. Жемчужиной я воздержался, что признаю политически неверным. Заявляю, что, продумав этот вопрос, я голосую за это решение ЦК, которое отвечает интересам партии и государства и учит правильному пониманию коммунистической партийности. Кроме того, я признаю свою тяжелую вину, что вовремя не удержал близкого мне человека от ложных шагов и связей с антисоветскими националистами вроде Михоэлса. Молотов».

В это время его жену ломали на следствии: обвиняли в давних связях с сионистскими националистами. Громя Еврейский антифашистский комитет (ЕАК), Сталин на всякий случай дал указание набрать компромат и на своего ближайшего сподвижника. Следователи Берии разработали версию: через Жемчужину в агенты «Джойнта», международной еврейской организации, был завербован ее муж. А далее в заговор можно включать все новых и новых участников. Но Полина все отрицала, даже свои посещения синагоги.

Под Молотова и сам Вождь, и органы уже «копали» один раз. Летом 1938 года Сталин поручил Берии выявить и ликвидировать группу врагов народа, пробравшихся в аппарат ЦК. Жертвы, как обычно, Хозяин наметил заранее. От арестованных А.И. Стецкого, А.С. Якубова, А.Б. Халатова стали требовать признания, будто они еще в 1932 году вошли в преступный контакт с вождями оппозиции Рыковым, Бухариным, Томским, Каменевым, Зиновьевым и организовали в недрах самого ЦК «Контрреволюционный правотроцкистский центр».

В конце 1938-го к группе заговорщиков пристегнули бывшего редактора «Известий» Ивана Михайловича Гронского. Он пользовался ряд лет особым доверием Сталина. Лаврентий Павлович получил задание заготовить впрок показания против членов Политбюро, потенциальных соперников Иосифа Виссарионовича, которые могут покуситься на его власть. На допросах от Гронского потребовали подробных показаний: как он вербовал в «Центр» членов Политбюро Молотова, Калинина, Ворошилова, Микояна, какие задания им давал, скольких ценных работников партии – членов ЦК, наркомов – им удалось скомпрометировать, а затем убрать – во вред государству.

Начавшаяся Вторая мировая война остановила эту трагикомедию, грозившую обернуться драмой, но лишь на время. В начале пятидесятых охота на этих самых давних и преданных (точнее – оставшихся в живых) соратников Кобы, за исключением умершего Калинина, была открыта вновь.

В январе 1953 года оперативная группа МГБ выехала в Урицкий район, чтобы перевезти «объект 12» (Жемчужину) из ссылки в тюрьму. «Объект» отреагировал адекватно: «Как правительство решило, так и будет».

К тому времени арестованные по «делу врачей» евреи Виноградов, Коган, Вовси уже дали необходимые показания. И против Жемчужины материала набрали навалом. Ее привезли на Лубянку, вновь начались допросы. Членам ЦК разослали материалы из дела Жемчужиной. Там было много гнусных подробностей, придуманных следователями с явным желанием выставить Молотова на посмешище: якобы его жена была неверна мужу, и даже назывались имена ее мнимых любовников.

Особенно упорно выбивали показания на Полину Жемчужину из бывшего директора научно-исследовательского института. Просто пытали. Руководил этим тогдашний первый заместитель Берии, комиссар госбезопасности 3-го ранга Всеволод Меркулов.

«С первого же дня ареста меня нещадно избивали по три-четыре раза в день и даже в выходные дни. Избивали резиновыми палками, били по половым органам. Я терял сознание. Прижигали меня горящими папиросами, обливали водой, приводили в чувство и снова били. Потом перевязывали в амбулатории, бросали в карцер и на следующий день снова избивали...

От меня требовали, чтобы я сознался в том, что я сожительствовал с гражданкой Жемчужиной и что я шпион. Я не мог оклеветать женщину, ибо это ложь и, кроме того, я импотент с рождения. Шпионской деятельностью я никогда не занимался. Мне говорили, чтобы я только написал маленькое заявление на имя наркома, что я себя в этом признаю виновным, а факты мне они сами подскажут...»

Уже после смерти Сталина, в 1955 году, генеральный секретарь ЦК компартии Израиля встретил Молотова в Кремлевской больнице и возмущенно спросил:

- «Почему же Вы, член Политбюро, позволили арестовать Вашу жену?»

На лице Молотова не дрогнул ни один мускул:

- «Именно потому, что я член Политбюро и был обязан подчиняться партийной дисциплине».

Дисциплина здесь ни при чем. Арест жены был для него колоссальной трагедией, но Молотов не посмел возразить Сталину, иначе он сразу бы отправился на Лубянку вслед за Полиной Семеновной.

4 марта 1949 года Вячеслава Михайловича освободили от должности министра иностранных дел. Словно в насмешку ему сначала поручили возглавить бюро Совета министров по металлургии и геологии, а потом – бюро по транспорту и связи.

Молотов правильно понимал, что не он из-за жены потерял доверие Сталина, а она из-за него сидела. Уже будучи на пенсии, Вячеслав Михайлович рассказывал:

- «Ко мне искали подход, и ее допытывали, что, вот, дескать, она тоже какая-то участница заговора, ее принизить нужно было, чтобы меня, так сказать, подмочить. Ее вызывали и вызывали, допытывались, что я, дескать, не настоящий сторонник общепартийной линии».

Полину Семеновну интенсивно допрашивали на Лубянке. Каждый день Молотов проезжал мимо здания министерства госбезопасности в черном лимузине с охраной. Но он ничего не мог сделать для своей жены. Не решался даже спросить о ее судьбе. Она, правда, была избавлена от побоев – судьба Вячеслава Михайловича еще не была окончательно решена, и чекисты не хотели рисковать.

Госбезопасность следила за каждым шагом Молотова. В 1949 году затеяли ремонт помещений его секретариата. При уборке обнаружили, как говорилось в рапорте, «портрет тов. Сталина очень странного изображения». Странность заключалась в том, что он не был нарисован по канонам социалистического реализма, не более того, но и отступление от канонов было смертельно опасно, коль речь шла о Вожде. О находке доложили Берии. Лаврентий Павлович обрадовался и поручил выяснить, кому же принадлежит эта картина. Один из работников секретариата Молотова признался, что, когда он работал в советском посольстве в Париже, этот портрет ему передал художник-эмигрант, который просился на родину. Берия страшно огорчился, что сомнительный портрет не удалось приписать самому Молотову.

Супруги уцелели только благодаря внезапной кончине Вождя. Но оба до самой своей смерти остались ему верны. «Она не только потом не ругала Сталина, а слушать не хотела, когда его ругают», - вспоминал Молотов.

… В многочисленных житейских случаях проявлялась сталинская склонность к игре с людьми. Он мог сегодня позвонить своему товарищу, справиться о здоровье, о семье, а на завтра товарищ навсегда пропадал, а родных оповещали о приговоре: «десять лет без права переписки». Это означало, что человека пустили в расход, чего несчастная семья не знала, продолжая ожидать окончания нескончаемого десятилетнего срока.

Несомненное удовольствие доставляло Генсеку, когда жена репрессированного мужа или муж репрессированной жены обращались с мольбой вмешаться в неправильные действия служб, взявших человека, бывшего верным ленинцем — сталинцем, ни за что. Страна, в своем подавляющем большинстве, отделяла Хозяина от его прислужников. «Сталин не знает» - аргумент — надежда тех, кто гнил в сталинских застенках, и тех, кто пытался достучаться до вождя, чтобы тот узнал и вмешался.

Иногда, изредка, он вмешивался. Это была игра в кошки-мышки. Человека могли даже вернуть домой. А потом, спустя срок, схватить его по новой.

Пригласив к себе на дачу в гости председателя Госплана Вознесенского, Сталин поднял тост за его здоровье. Ночью героя ленинградской блокады, коего Коба не так давно прочил себе в преемники, арестовали. Обычное развлечение товарища Сталина...

В ряду приближенных лиц, которых он планомерно уничтожал, оказался его личный секретарь Поскребышев. Но прежде была уничтожена жена Поскребышева. Прелесть ситуции для Сталина заключалась в том, что ордер на арест супруги должен был положить ему на стол муж. Избегая встретиться с глазами вождя, секретарь нашел в себе силы вымолвить несколько слов в защиту обвиняемой. Хозяин презрительно оборвал его и подписал ордер на арест.

Другие в этой обстановке помалкивали: к примеру, Калинин и Молотов.

… На вечеринке у «кремлевского тигра» сотрудник его личной охраны Паукер устроил представление, изобразив, как вел себя перед казнью Зиновьев, бывший соратник Ленина — Сталина, объявленный «врагом народа». Как жалко и постыдно бросался на колени перед своми палачами, упрашивая разрешить позвонить товарищу Сталину, который, конечно же, отменит казнь. Коба жадно вглядывался в позы, которые изобретательно демонстрировал Паукер, и громко хохотал. Гости, видя, насколько эта комедия забавляет Хозяина, стали в один голос просить повторить номер. Паукер повторил. На этот раз Сталин от смеха перегнулся пополам, схватившись руками за живот. И тут охранник позволил себе импровизацию. Вместо того, чтобы снова пасть на колени, он поднял руки вверх в еврейском молитвенном обращении:

- «Слушай, Израиль, наш Бог есть Бог единый!»

Генсек едва не задохнулся от смеха. Не в силах произнести ни звука, он знаком велел остановить комедию.

Артиста Паукера он уничтожил позже...

Ницше не вытерпел – и устроил блиц-интервью:

- Как Вы относились к ситуации, сложившейся после XIX съезда? Ваша жена была арестована, Вас не ввели в Бюро Президиума ЦК, Сталин сказал о Ваших ошибках конца 30-х годов. Видимо, Вас ждал арест.

Молотов сухо ответил:

- «Революции без жертв не бывает. Лес рубят – щепки летят».

- Жертвы революции – это люди, погибшие от рук врагов, погибшие от рук своих – это жертвы произвола.

Молотов повторил:

- «Революции без жертв не бывает. В 1937 году Сталин сделал великое дело – уничтожил 5-ю колонну».

- Фанатик – человек, удваивающий усилия в борьбе, когда цель борьбы потеряна, - сформулировал Фридрих свой очередной афоризм. - Но Вы все же ушли от прямого ответа на мой вопрос. Герр Джугашвили объявил шпионом Вас, второе лицо в государстве на протяжении стольких лет, чем Вы это объясните? Он что, вообще никому не доверял? Или его сознание пострадало? Как это может быть?

- «Мнительность была. Сталин пережил такие трудные годы и столько взял на свои плечи, что в последние годы все-таки стал страдать однобокостью. Однобокость в том, что та или иная ошибка могла показаться поводом к серьезному делу».

- После моей смерти ты, Микоян и Ворошилов риторически вопрошали: как мне могло прийти в голову называть вас шпионами? Но они сами-то называли своих товарищей по политбюро Троцкого, Зиновьева, Каменева, Рыкова, Бухарина агентами иностранных разведок, хотя знали, что это вранье. Почему же вы, зная меня, рассчитывали отсидеться в сторонке? - задал риторический вопрос Коба.

Ворошилов:

- В 1960 году я по поручению Хрущева беседовал с Василием Сталиным. Отчитав его за алкоголизм и выходки, заговорил о старшем Сталине: «В последние годы у твоего отца были большие странности, его окружали сволочи вроде Берии. Было же так, когда он спрашивал меня, как мои дела с англичанами. Называл же он меня английским шпионом... Это все мерзости Берии, ему поддакивали Маленков и Каганович. Я лишь потому уцелел, что он знал меня по фронту со времени гражданской войны. Мы жили в Царицыне рядом — он с твоей матерью, тогда известной, а я с Екатериной Давидовной и Петей. Он знал меня по делам. Когда на меня наговаривали мерзость, он гнал ее от себя, зная, что я не способен на это. Но меня могли и убить, как убили многих. Эта сволочь, окружавшая Сталина, определяла многое...»

- Не каждый мог выдержать такую жизнь, - дал психоаналитический комментарий Зигмунд Фрейд. - А члены сталинского Политбюро смогли. Они упивались властью, самым сильным из существующих наркотиков. Да, они боялись Сталина, лебезили перед ним, могли гопака сплясать, если Вождь просил, зато их боялась вся остальная страна.

- Вы себя абсолютно правильно вели, товарищ Молотов, - вдруг задребезжал голос Черненко. - И я это оценил! Мне было 72 года, а Вам – 90, когда я восстановил Вас в партии. Признаюсь, в Вашем лице я готовил себе преемника вместо этого Горбачева. Эх, не успели мы оба...

- Что касается Надежды Константиновны... - прервал старческие воспоминания Хозяин. - Помнишь, Молотов, я написал тебе в Москву из Сочи, где отдыхал: «Переговоры с Крупской не только не уместны теперь, но и политически вредны. Крупская раскольница...» Именно тогда я пошутил про «другую вдову»...

Душа Надежды Константиновны страдала от угрызений совести:

- Я не боялась смерти, царских тюрем и каторги, жандармов, бедности, пребывания вдали от Родины. Но этот «чудесный грузин», как ты его называл, Володенька, испугал меня до конца жизни. Он отправил меня заседать в Центральную Контрольную Комиссию, где я была вынуждена утверждать самые дикие вымыслы против наших бывших сподвижников... Тех, кого я сама некогда готовила для подпольной работы и отправляла в Россию из эмиграции... Мне нет прощенья!

... Не чувствовала себя в безопасности Надежда Константиновна после кончины мужа Из Горок ее выселили, правда, из кремлевской квартиры выставить не решились. Скоропостижная смерть Марии Ильиничны Ульяновой надолго вывела ее из равновесия. После кончины Владимира Ильича обе эти женщины продолжали жить все в той же квартире. И вдруг – трагическая развязка.

В конце 1937-го раздался звонок из комендатуры Кремля. Просили разрешения пропустить на квартиру к Надежде Константиновне человека, который якобы привез молоко из Горок. Начинают выяснять, в чем дело, звонят в Горки – никто молока не посылал. Крупская от него отказалась. Однако комендатура настаивает, звонят еще два-три раза. Такой настойчивости бедная женщина никогда не наблюдала...

Позвонили Власику, начальнику охраны членов правительства, сказали, что необходимо дать Надежде Константиновне телохранителей. Крупская как-то очень спокойно отнеслась к этому, сказав, что, раз полагается, пусть так и будет. На следующий день бодигард появился.

- Умею я остроумно и весело шутить, - ухмыльнулся в усы Вождь.

Вдове Ленина, несмотря на то, что она являлась депутатом Верховного Совета СССР, было запрещено принимать родственников репрессированных и тем более ходатайствовать за них.

Сталин санкционировал разгромную рецензию П. Поспелова в «Правде» на вышедшие воспоминания Крупской о Ленине. Надежда Константиновна обвинялась в неправильном освещении работы II съезда РСДРП, участником которого она была, в приписывании Ленину своих мыслей. Особенно негодовал суровый критик по поводу «неправильного освещения выдающейся роли товарища Сталина». По Поспелову, получалось, что он намного лучше, чем Крупская, знал, о чем думал, что говорил и что делал ее муж.

- Хорошо, что я никогда не упоминала о ленинских письмах, написанных в июле 1916 года. Письмо Зиновьеву: «Не помните ли фамилии Кобы?» И Карпинскому: («Иосиф Дж...? Мы забыли. Очень важно!!»), - содрогнулась Надежда Константиновна.

5 августа 1938 года Политбюро приняло постановление «О романе Мариэтты Шагинян «Билет по истории», часть I. Семья Ульяновых». В нем осуждалось и «поведение Крупской, которая, получив рукопись романа Шагинян, не только не воспрепятствовала появлению книги в свет, но, наоборот, всячески поощряла автора по различным сторонам жизни Ульяновых и тем самым несла полную ответственность за эту книжку».

- Не обращайте на жену внимания, Владимир Ильич, как я на своих не обращал! - призвал Сталин. - «Мы, русские, придумали пословицу: «Любая баба — дура. Не потому, что дура, а потому, что баба». Женщинам, если верить народной мудрости, Бог дал всего на одну мозговую извилину больше, чем лошадям: чтобы во время мытья полов из ведра воду не пили! И Ваша супруга, к сожалению, - не исключение! К старости она вообще умом тронулась! Руководя Главполитпросветом, изъяла из массовых библиотек сочинения Платона, Канта, Шопенгауэра, Ницше, Владимира Соловьева, Льва Толстого, Лескова, Достоевского и даже Алекандра Дюма, включая «Граф Монте-Кристо», как идеологически вредных авторов. Любопытно, что по поручению Льва Толстого она сама некогда исправляла перевод с французского вышеназванной книги... Не парадокс ли?

- Ладно, мои шедевры изъяли понятно почему. А Дюма-то за что? - проявил интерес Ницше.

- А за компанию! По глупости! Она и Корнея Чуковского считала опасным. Владимир Ильич, Вы «Мойдодыр», «Бибигон», «Муха-цокотуха», «Тараканище» читали?

- Дурацкий вопрос, Иосиф Виссарионович! Я все больше марксистскую, научную и прочую серьезную литературу штудировал! А из художественной — только хорошие книги для взрослых!

- Тогда спросите у своей супруги, почему она сочла эти безобидные аполитичные детские стишки идеологически враждебными? На «Тараканище» я лично еще мог бы обидеться: там главный антигерой усищами шевелит и обещает всех «не помиловать»... Можно, конечно, было Корнея Ивановича на всякий случай расстрелять, но, в отличие от «тараканища», я его помиловал! А вот Надежда Константиновна – нет!

Верная спутница Ленина была не в состоянии ответить – ее душил стыд.

- Ставлю на голосование кандидатуру товарища Крупской насчет принятия ее в СНК. Считаю, что, несмотря на некоторые политические ошибки, она достойна остаться помощником Владимира Ильича на время Адской Революции, - подвел черту под обсуждением Сталин.

Все проголосовали «за».

- Как насчет Анны Ильиничны и ее мужа Марка Елизарова? - спросил Дзержинский.

- «Из родственников Ленина, пожалуй, Анна Ильинична лучше других...», - выразил свое мнение Молотов.

Ильич согласно покивал фуражкой на призрачной голове:

- «Ну, это башкистая баба, - знаете, как в деревне говорят, «мужик-баба» или «король-баба»... Но она сделала непростительную глупость, выйдя замуж за этого «недотепу» Марка, который, конечно, у нее под башмаком... Елизаров ничего не понимает, хотя он и практик, но в голове у него целый талмуд, в котором он не умеет разобраться...»

Г. Соломон: «И действительно, Анна Ильинична – это не могло укрыться от посторонних – относилась к нему не просто свысока, а с каким-то нескрываемым презрением, как к какому-то недостойному придатку к их семье. Она точно стыдилась того, что он член их семьи и ее муж... После большевистского переворота он, по настоянию Анны Ильиничны и Ленина, стал народным комиссаром путей сообщения и не скрывал от меня, что не разделяет ленинизма и очень здраво критически относился к самому Ленину».

- Это не совсем так, - опроверг своего давнего оппонента Ильич. Намек был понят, и двое его родичей вошли в состав РВК.

- Дмитрий Ильич Ульянов, - назвал очередного кандидата Феликс Эдмундович.

- «Дмитрий Ильич был недалекий. «Питух» хороший. Выпить любил», - выдал новую сплетню Вячеслав Михайлович.

- Дмитрий, безо всякого давления с моей стороны, - вспомнил Старик, - получил пост заместителя наркома здравоохранения в Крыму. «Эти идиоты, по-видимому, хотели угодить мне, назначив Митю... они не заметили, что хотя мы с ним носим одну и ту же фамилию, но он просто обыкновенный дурак, которому впору только печатные пряники жевать...» Однако политически вполне благонадежен...

Члены Политбюро Митю, как и Аню, приняли...

- Мария Ильинична, - огласил Дзержинский еще одного родича вождя.

Г. Соломон: «Младшая сестра Ленина, Мария Ильинична Ульянова, с давних пор состоящая на посту секретаря коммунистической «Правды», всегда в своей собственной семье считалась «дурочкой», и мне вспоминается, как Анна Ильинична относилась к ней со снисходительным, но нежным презрением. Но сам Ленин отзывался о ней вполне определенно.

- «Ну, что касается Маши, она пороху не выдумывает, она... помните в сказке «Конек Горбунок» Ершов так характеризует второго и третьего братьев:

«Средний был и так и сяк,

«Третий просто был дурак...»

И тем не менее М.И. Ульянова, по инициативе самого Ленина, еще в добольшевистские времена была назначена секретарем «Правды». Впрочем, она является на этом «посту» лицом без речей, но, как сестра «самого», она все-таки окружена известным ореолом...».

Оппозиционера дополнил верный ленинец Молотов:

- «Мария Ильинична... Бухарину с-сочувствовала. Та совсем б-была под обаянием Бухарина, любовалась им, была ближе к нему, чем к Ленину, и, если бы не Ленин, п-перешла бы в правые. Но она не пошла за ним, хотя в душе б-была бухаринкой. А ведь сестра Ленина, п-преданная большевичка. Настолько сильна эта т-тяга вправо!»

Впрочем, негативные отзывы двух антагонистов не помешали Мане стать участницей нового грандиозного ленинского проекта.

- Что-то уж больно сурово Вы о своей семье отзываетесь, - сухо бросил Ницше.

- Я говорю только правду!

- «Правда, сказанная злобно, лжи отъявленной подобна», - прокомментировал Вильям Блейк.

- Неужели Вы ни о ком из своих родных, кроме казненного старшего брата Александра, не сказали доброго слова?! - не унимался автор «Заратустры».

- Мой отец был исключительно добрым и порядочным человеком. А мама... Она - святая! Она не была революционеркой, но помогала и мне, и сестрам, и братьям. Поэтому мои родители в отличие от всех своих детей там – НАВЕРХУ, - грустно ответил Ильич.

Г. Соломон: «...Вспоминаю, что он несколько раз говорил о своей матери, и, всегда резкий и какой-то злой, он, поразительно для всех знавших его, как-то весь смягчался, глаза его приобретали какое-то сосредоточенное выражение, в котором было и много теплой, не от мира сего, ласки, и просто обожания...»

Несмотря на такую замечательную характеристику, а скорее, именно благодаря ей, ни отец, ни мать Ленина в новый Совет Народных Комиссаров не попали... Родители Сталина тоже не удостоились этой чести – по обратной причине. Когда Жданов предложил их кандидатуры, его в очередной раз обозвали идиотом, а Хозяина (заодно со всеми собравшимися) стал нестерпимо жечь адский мучительный огонь.

... Семья сапожника Виссариона Джугашвили была обижена судьбой и Богом. Два старших сына умерли младенцами, Иосиф родился слабеньким. Чтобы выжил, мать обещала его Всевышнему – он должен был стать священником. Отец Бесо был алкоголиком и драчуном, бил жену и Сосо, как в детстве прозвали будущего диктатора.

Врач Н. Киншидзе: «Однажды пьяный отец поднял сына и с силой бросил его на пол. У мальчика несколько дней шла кровавая моча».

Сначала Кокэ убегала с ребенком, потом начала драться со слабеющим пьяницей – мужем. Он уехал в Тифлис из Гори.

Подруга матери Сталина Хана Мошиашвили: «Жуткая семейная жизнь ожесточила Сосо. Он был дерзким, грубым, упрямым ребенком».

- В детстве я действительно «был капризным, иногда плакал», - признался Вождь.

- Иосиф Виссарионович, - дал свой комментарий невидимый Троцкий, - «... порки, которые задавал Вам отец в детстве, изгнали из Вашего сердца любовь к Богу и людям... Незаслуженные ужасные побои сделали мальчика таким же угрюмым и бессердечным, как его отец».

Душе Ельцина при виде побоев, которые пьяный Бесо наносил маленькому Сосо, в очередной раз стало страшно и гадостно.

Детство-то у Сталина такое же проклятое, как у Гитлера и у меня... Неужели все тираны... а я-то, Боже мой, тогда кто? - с юных лет унижались своими отцами? - подумал он.

- Я так и не установил здесь какой-либо закономерности, - ответил читавший мысли Дьявол. - У Муссолини – схожая картина, Александр Македонский враждовал со своим отцом Филиппом. Царевич Иван Иванович, сын Грозного, не ладил с батюшкой, тот его и прикончил. А какой злодей грозил из него вырасти, задатки-то были многообещающие! Петр Первый тоже первенца уконтропупил.

А вот остальные... Аттила и Чингизхан папашек потеряли в детстве, правда, Чингиз своего старшего сыночка Джучи уделал. У Цезаря, Калигулы, Ганнибала, Наполеона, Ленина были прекрасные отцы, с которыми они ладили...

...С матерью отношения у Иосифа Джугашвили тоже были очень сложными – не как у Гитлера. О ней в Гори ходили грязные слухи: Кокэ работала прислугой в богатых домах. Отцом Иосифа упорно называли то известного путешественника Пржевальского, то одного из местных толстосумов. Иногда Сосо вгорячах ругал ее старой проституткой. Мать его часто лупила за непослушание, хотя его отличали необыкновенная память, большие способности к наукам, музыке и пению. Весьма характерный диалог состоялся у него при последнем свидании с матерью незадолго до ее смерти:

« - Почему ты так сильно била меня?

- Потому ты и вышел такой хороший. Иосиф, кем же ты теперь будешь?

- Царя помнишь? Ну, я вроде царь.

- Лучше бы ты стал священником...»

В разгар самых жутких репрессий, в середине раскаленного лета 1937 года 4 июня в 23 часа 5 минут у себя на квартире после тяжелой и продолжительной болезни скончалась Екатерина Георгиевна Джугашвили. Сын даже не приехал ее хоронить...

Еще раз символически оплевав (слюны-то не имелось!) пришипившегося идеолога-придурка Жданова, члены Политбюро приступили к обсуждению кандидатуры первой жены Вождя – Екатерины Сванидзе. При этом выяснилась пикантная деталь: Коба с ней... венчался, что считалось позором для революционера. Като была покорной женой. Даже если бы и захотела, за год совместной жизни, отведенный им судьбой, просто не успела осмелеть. Когда к Иосифу приходили товарищи, она от смущения пряталась под стол и ни за что не хотела вылезать. Она родила Якова, заболела – или тифом, или скоротечной чахоткой. На лечение у Кобы не было денег – опять страшный позор для грузина. Като скончалась у него на руках. Есть фото, сохранившееся в семье Сванидзе: новоявленный вдовец стоит над гробом – несчастный, с взъерошенными волосами... Яков до 1921 года жил у тетки Екатерины, и лишь потом Сталин забрал его в Москву...

Учитывая все эти факты, Като в СНК не пригласили...

Оживленную дискуссию и грандиозный приступ адских мук у Сталина вызвало обсуждение подробностей его личной жизни со второй женой – Надеждой, дочкой старого большевика Сергея Аллилуева. Когда-то, будучи еще девочкой, она чуть не утонула в море – ее спас Коба, близкий друг семьи, образцовый революционер. Детская влюбленность перешла в девичью любовь. Во время Гражданской она вышла за него замуж и работала его личным секретарем. Когда он стал Генсеком, решительно отказалась вести обычную беспросветную жизнь в кругу стареющих революционерок – жен кремлевских вождей. И чувствовала себя при живом супервлиятельном муже одинокой вдовой...

Надежда Аллилуева-Сталина: «Я в Москве решительно ни с кем не имею дела. Иногда даже странно: за столько лет не иметь приятелей, близких. Но это, очевидно, зависит от характера. Причем странно: ближе чувствую себя с людьми беспартийными, женщинами, конечно. Это объясняется тем, что эта публика проще, конечно. Страшно много новых предрассудков. Если ты не работаешь – то уже «баба». Хотя, может быть, не делаешь этого, потому что считаешь работу без квалификации просто не оправдывающей себя... Вы даже не представляете, как тяжело работать для заработка, выполняя любую работу. Нужно иметь обязательно специальность, которая дает возможность не быть ни у кого на побегушках, как это обыкновенно бывает в секретарской работе...»

Какое-то время Надежда работала в секретариате у Ленина. Однако вскоре ей пришлось уйти – она оказалась «в положении». Но постеснялась признаться, что беременна, объяснила уход желанием мужа. Ильич пожал плечами и выдал диагноз: «Азиат».

В 1921 году, во время очередной чистки ВКП(б), Надю исключили «как балласт, не интересующийся партией». Она объяснила свою неактивность рождением ребенка, но тщетно. Однако Ленин, продвигавший тогда Кобу, не позволил ударить по своему протеже. Он написал в декабре 1921 года письмо о заслугах Аллилуевых, ее оставили в ВКП(б), хотя и перевели в кандидаты.

Родив сына, она не трудилась, жила замкнуто. А супруг всегда горел на работе. Вечно окруженный соратниками, Сталин жил в мужском братстве, всех женщин называл «бабами». Эта пренебрежительность ранила ее.

Орджоникидзе взял Надю в свой секретариат, но эта скучная должность оказалась ей противна. Она никак не могла найти себя и опять сидела дома. Однако теперь этому было хоть какое-то объяснение – она вновь носила ребенка.

Дома Сталин вел себя как тиран, не раз Надя жаловалась, вздыхая: «Третий день молчит, ни с кем не разговаривает и не отвечает, когда к нему обращаются, чрезвычайно тяжелый человек».

«Маме все чаще приходило в голову уйти от отца», - писала Светлана Аллилуева.

Генсек стал погуливать. В отместку супруга приносила домой мнения о нем из Промакадемии, где она стала учиться и где большинство коллектива составляли оппозиционеры. У ее же мужа имелся лишь один критерий оценки человека - преданность лично ему. Оттого он начинал ее ненавидеть – и все чаще возникали его романы. И Надежда сходила с ума, кричала ему в глаза оскорбления: «Мучитель ты, вот ты кто! Ты мучаешь собственного сына, мучаешь жену, весь народ замучил...»

Светлана Аллилуева: «Все дело в том, что у мамы было свое понимание жизни, которое она упорно отстаивала... Компромисс был не в ее характере. Она принадлежала сама к молодому поколению революции – к тем энтузиастам-труженикам первых пятилеток, которые были убежденными строителями новой жизни, сами были новыми людьми и свято верили в свои новые идеалы человека, освобожденного революцией от мещанства и от всех прежних пороков. Мама верила во все это со всей силой революционного идеализма, и вокруг нее было всегда очень много людей, подтверждавших своим поведением ее веру. И среди всех самым высоким идеалом нового человека показался ей некогда отец. Таким он был в глазах юной гимназистки - только что вернувшийся из Сибири «несгибаемый революционер», друг ее родителей, таким он был для нее долго, но не всегда...

И я думаю, что именно потому, что она была женщиной умной и внутренне бесконечно правдивой, она своим сердцем поняла, в конце концов, что отец – не тот новый человек, каким он ей казался в юности, и ее постигло здесь страшное опустошающее разочарование».

... К праздничному вечеру 8 ноября 1932 года у Ворошиловых Надя особенно тщательно готовилась. Обычно строго ходила – с пучком, а тут сделала новую прическу, модную... Кто-то из Германии привез ей черное платье, и на нем была аппликации розами. Стояла поздняя осень, но она заказала к своему наряду чайную розу, вколола в волосы. Покружилась в этом убранстве перед своей сестрой Анной Сергеевной Аллилуевой и спросила: «Ну, как?»

Она собиралась, как на бал, на эту вечеринку. А нашла там гибель...

Молотов: «Причина смерти Аллилуевой – ревность, конечно... Была большая компания на квартире Ворошилова. Сталин скатал комочек хлеба и на глазах у всех бросил этот шарик в жену Егорова».

Надежда шла на этот вечер, чтобы доказать мужу свою привлекательность. Когда жена маршала Егорова, дама вовсе не тяжелого поведения, начала заигрывать с Хозяином, супруга последнего тоже начала с кем-то кокетничать. И в ответ получила грубость.

Дочь Сталина Светлана: «Он обратился к ней: «Эй ты!» Она ответила: «Я тебе не «эй». И ушла из-за стола».

Молотов: «Она была в то время немного психопаткой. С того вечера она ушла с моей женой. Они гуляли по Кремлю, и она жаловалась моей жене: «То не нравится, это не нравится... и почему он так заигрывал?» А было все просто: немного выпил, шутил, но на нее подействовало».

В Кремле на банкете, как рассказывал Бухарин, полупьяный Сталин бросал в лицо Надежды Сергеевны окурки и апельсиновые корки. Она не выдержала такой грубости, поднялась и ушла.

Надежда пришла домой, видно, все заранее продумала... Никто не слышал выстрела. Револьверчик-то был маленький, дамский... Говорят, она оставила Сталину письмо, но никто его не читал.

Есть еще одна - весьма экзотическая - версия причин ее самоубийства. Ровесница Иосифа, мать Нади, Ольга Евгеньевна, в чьих жилах текла горячая цыганская кровь, крутила, по слухам, роман при живом муже одновременно с двумя революционерами: Джугашвили и Курнатовским. Злые языки болтали, что Надя – дочь кого-то из двоих. Скорее всего, Иосифа. Отсюда грузинская внешность и мотив суицида: кровосмешение, о каком Надя узнала.

Внучка Сталина Надежда: «Утром, когда пошли к ней стучать в комнату и нашли ее мертвой... роза, которая была в волосах, лежала на полу перед дверью. Она уронила ее, вбежав в комнату. Именно поэтому на надгробной плите скульптор поместил мраморную розу».

Выстрел из пистолета нередко завершал жизнь коммуниста. Если тот был не согласен с партией или партия отказывалась от него – только самоубийство могло достойно разрешить ситуацию.

- «А тот, кто больше терпеть не в силах, - партком разрешает самоубийство слабым...», - прочел строчку из своего стиха поэт Борис Слуцкий.

Сталин предвидел, как будут объяснять причины гибели Надежды его враги: отказалась быть его женой, предпочла смерть. Генсек потерял не только супругу – он был опозорен перед соратниками и противниками.

Ее самоубийство тотчас сделалось государственной тайной. Хоронили торопливо. Уже вечером 9 ноября тело было перенесено из квартиры в Кремле в Большой зал в здании ЦИК на Красной площади (нынешнее здание ГУМа). Когда Сталин подошел к ней проститься, он якобы сначала в ярости оттолкнул гроб.

Молотов: «Я никогда не видел Сталина плачущим, а тут, у гроба, слезы покатились. Она очень любила Сталина – это факт... Гроб он не отталкивал, подошел и сказал: «Не уберег».

...Лошади медленно везли великолепный катафалк под бардовым балдахином от Кремля к Новодевичьему кладбищу – через весь город. Сталин шел рядом – с непокрытой головой, в распахнутой шинели.

Однажды он заговорил с дочерью о матери – впервые. Это случилось в день главного праздника страны – годовщины Октябрьской революции. «Это отравляло ему все праздники, - пишет Светлана, - и он предпочитал их теперь проводить на юге...» Дочь приехала к нему туда. Они сидели одни. «И ведь такой маленький был пистолет, - вдруг сказал он всердцах и показал, какой маленький... - Это Павлуша привез ей! Тоже – нашел, что подарить!» И замолчал. Больше они об этом не говорили...

- Ее самоубийство было предательством. Она нанесла мне удар в спину. Ведь самоубийца почти

всегда желает наказать своего обидчика, - их произнес Сталин. - «Как она могла застрелиться? Она искалечила меня»!

Кто-то из родственниц осуждающе заметил:

- «Как она могла оставить двух детей!»

Сталин прервал ее:

- «Что дети, они ее забыли через несколько дней, а меня она искалечила на всю жизнь».

Светлана Сталина:

- Отец «вновь и вновь возвращался к этой трагедии, пытаясь понять, почему его жена застрелилась. Он искал виновного, думал, кто же мог внушить ей мысль о самоубийстве. Но он не понимал мамы — ни тогда, когда она была с ним, ни тем более после ее смерти. Если бы мать осталась жива, то ничего хорошего ее не ждало. Рано или поздно она бы оказалась среди противников отца. Невозможно представить себе, чтобы она молчала, видя, как гибнут лучшие старые друзья... Она бы не пережила этого никогда.

Смерть мамы страшно ударила его, опустошила, унесла у него веру в людей и в друзей... И он ожесточился».

Мрачные черты постепенно брали верх. Бесстрашный ранее революционер боялся оставаться один, стал больше пить, просиживал за обеденным столом по три-четыре часа, пока алкоголь не отуманивал мозги. И не отпускал сотрапезников. Он неоднократно предлагал Микояну ночевать у него на даче. Потом у него оставался на ночь Сванидзе, брат его первой жены. Со временем он все-таки привык к одиночеству. А сначала было невмоготу...

- Надежда Аллилуева стреляется ежедневно, и Сталин каждый раз ее хоронит, - сообщил спутнику Ницше, на сей раз избегая своего обычного иронично-циничного тона. - От этой пытки даже Сатана не может его избавить...

Помня о работе Надежды Сергеевны в качестве секретарши Вождя во время страшных битв в Царицыне, члены Политбюро сочли нужным допустить ее к подготовке Адской Коммунистической Революции.

Для Ельцина стало откровением известие, что у Сталина, оказывается, была третья, пусть и неофициальная, жена, с которой тот прожил восемнадцать лет.

Через три года после самоубийства Надежды Аллилуевой, в ноябре 1935 года, в качестве обслуги самого известного в мире вдовца появилась Валентина Истомина. Валечка, Валюша, как звал ее 56-летний Вождь.

- Первой его жене было 16 лет; второй - 18, но он начал с ней жить еще до свадьбы, третьей – 17. Существовала еще 14-летняя любовница Лида Перепрыгина в селе Курейка Туруханского края, где 37-летний подпольщик отбывал ссылку. Можно сделать вывод, что юные девушки привлекали Сталина более всего, - сделал научный вывод Фрейд – во всеуслышанье. - А герр Джугашвили, будучи старше их, причем значительно, явно тоже привлекал их.

- «Сталин красивый был, - возразил Молотов. - Женщины должны были увлекаться им. Он имел успех».

- Возможно. Однако бесспорно, что к его мужскому обаянию прибавлялся гипноз власти, - завершил диагноз основатель психоанализа. - В эту общую картину вписывается и его официальная наложница или неофициальная жена... Как там ее?

- «Валентина Истомина... Это уже на даче. Приносила посуду. А если была

женой, кому какое дело? - огрызнулся Молотов. - Я вот читаю, как Энгельс к этому просто относился. У него не было формально жены. Он жил со своей хозяйкой, ирландкой. А жениться ему было некогда. Когда эта ирландка померла, Маркс не придал этому значения и очень обидел Энгельса. Энгельс завел вторую хозяйку, сестру своей бывшей жены...

У Ленина была история с Арманд – тоже не до этого ему было. У Сталина неудачно сложилось. И дети... Не до детей ему было. Его не хватало и на то, что делалось, - очень трудные условия».

... Начальник сталинской охраны Николай Власик взял Валечку Истомину на работу под свое начало с вполне определенными целями: уж больно был охоч до красивых баб.

Полуграмотный рядовой красноармеец-охранник вырос в важную персону. После смерти Надежды Аллилуевой ему поручили не только ведение всего хозяйства семьи, но и воспитание маленького Васи. Он дослужился до чина генерал-лейтенанта, начальника главного управления охраны МГБ СССР, осуществлявшего руководство всей охраной Вождя. Генерал Власик дошел до того, что диктовал «вкусы товарища Сталина» деятелям искусства, давая установки, какие работы осуществлять и кого из артистов в них занимать...

- Подобные сатрапы, приближаясь к первым лицам в государстве, обычно путают, где эти лица, а где они, - сделал обобщение философ.

- Ты прав, так и с моим Коржаковым было, - согласился ЕБН.

- Совсем не так! - возразил эрзац-Виргилий. - Коржаков потерял из-за тебя работу в КГБ, рисковал своим будущим, когда ты пребывал в опале, возил тебя на личном автомобиле, был предан тебе, как пес. А ты отплатил ему черной неблагодарностью, потому что он не нравился твоей дочери Татьяне и ее дружкам-политикам типа Березовского и Чубайса...

- Бориса Николаевича начал грызть стыд.

Вопреки распространенному мнению, что Истомина так никогда и не вышла замуж, она уже была замужней женщиной, когда очутилась на даче коммуниста № 1.

Геннадий Коломейцев, начальник кухни Сталина: «Ее девичья фамилия была Жбычкина. Два брата ее работали у нас в 6-м отделе на 501-й базе, которую скоро возглавил я». 501-я база снабжала питанием высшее руководство Советского Союза.

Тем временем начальник охраны попался на махинациях в первый раз. При подведении финансовых итогов за год Сталину сообщили, что на одну только селедку было потрачено десять тысяч рублей. Выходило, что за двенадцать месяцев Вождь сотоварищи съели тысячу банок соленой рыбки. Хозяин впал в бешенство. «Это Власик съел селедку!» - кричал он и был, как всегда, прав. Обольщая своих дам, охранник № 1 залезал в хозяйские закрома — редко какая барышня в те голодные годы ценила свое тело дороже продуктового дефицита. Вместо Власика в тот раз расстреляли коменданта Федосеева — генералу удалось выкрутиться. Однако Валечки он лишился: курносая хохотушка родом из Орловской области, голубоглазая, белокурая, с ярким румянцем на гладких щеках приглянулась самому диктатору.

Коба гулял и при жизни Надежды Сергеевны, и после ее смерти. Контингент любовниц составляли жены командармов, актрисы, балерины. Однако с появлением Вали он опять стал жить только с одной женщиной.

«12 декабря 35 г. в 4 часа утра Истомина вышла из спальни тов. Сталина и отправилась к себе. 13 декабря Истомина вышла из спальни тов. Сталина в 5.15 и отправилась на кухню». Донесения такого рода поступали непосредственно главному охраннику страны. То есть следили не только за наркомами, за сыном Вождя Васей и за подавальщицей Жбычкиной-Истоминой, а фактически за Самим.

Хозяин преобразился. Повеселел, чаще бывал в благоприятном расположении духа, шутил, смеялся. И даже переменил заношенное грубое солдатское исподнее, которому прежде не придавал значния, на французское шелковое белье. Валя каждый вечер постилала ему свежие простыни, убирала его комнату, гладила брюки и китель, стирала белье и сорочки, подавала еду.

По мнению дочери Сталина, ее отец не любил самостоятельных, «агрессивных», как она выражалась, женщин. Поэтому он в свое время выбрал робкую Като и у него не сложились отношения с Надеждой Аллилуевой. Восемнадцать лет тайной связи с Валей Истоминой показали, что третья жена тирана обладала живым, открытым, добрым и покладистым характером, знала свое место, ни на что не претендовала и ничего не требовала сверх того, что ее тайный муж и властитель давал ей по своей воле.

Она появилась на даче с узелком, в котором лежал нехитрый скарб: тетрадки с конспектами, пуховая шаль и открытка с портретом Иосифа Виссарионовича. Когда молодая женщина носит с собой чье-то изображение, можно предположить, что это ее кумир. Выходить поутру из его спальни — может ли быть большее счастье для простой, пусть и очень хорошенькой горничной!

Пуховой шали, кстати, суждено было занять особое место в этой истории. Иосифа Виссарионовича мучила жестокая простуда. Таблетки, которые прописывали врачи, не помогали. Да и не могли помочь, поскольку он их выбрасывал, так как не доверял медикам. Молоденькую официантку послали к нему с горячим чаем. Видя, как обожаемый Вождь мучается, она взялась за лечение: заварила мяту, ромашку, шалфей, напоила и плотно обернула торс больного принесенной пуховой шалью, подоткнув со всех строн. На утро лихорадка оставила Иосифа Виссарионовича.

Сталин, вопреки досужим рассуждениям «знатоков», не отличался крепким здоровьем. Его детство, отрочество, юность да и зрелые годы не дали сохранить и то, чем его весьма нещедро наградила природа. Ему было шесть лет, когда в праздник Крещения у моста через Куру в него врезался фургон, потерявший управление при спуске с горы. Ударил дышлом по щеке, проехал по ногам, на всю жизнь искалечил левую руку. Не имелось в семье Джугашвили денег на доктора, ушиб нагноился, рука скрючилась... Перенесенная в детстве оспа испещрила шрамчиками его лицо, в результате в полиции он был известен под кличкой Чопур — Рябой.

После смерти первой жены, тяжелого нервного потрясения последовали череда арестов, побегов, ссылки в Сибирь. В пересыльной тюрьме Коба заболел тифом. Выжил. 24 июня 1903 года бежал на Кавказ! Опять попался! В ноябре 1903 года побег из Иркутской губернии, в дороге отморозил нос и уши и вернулся. Удачно ушел от царизма в январе 1904 года, спрятался в Тифлисе, где 4 года продержался на нелегальном положени. В страшной (для того времени) Батумской тюрьме политических заключенных пропустили между двух шеренг солдат, избивая их прикладами. Коба, оправдывая свое прозвище (в переводе с турецкого — неустрашимый), шел, не сгибая головы, под ударами, с книжкой в руках! Вскоре он возглавил всех заключенных, включая уголовников. Установил себе железный распорядок: утром — гимнастика, затем — немецкий язык, чтобы читать Маркса в подлиннике. Язык он так и не выучил.

23 марта 1910 года — опять арест и третья ссылка в Сибирь. Снова побег — по вызову Ленина — в Петербург. Арест, ссылка в Вологду. Побег. В Петербурге арест в сентябре 1911 года. Ссылка в Пермский край. В 1913 году — ссылка в Туруханский край. Он нищенствовал, заболел. Не было ни хлеба, ни сахара, ни дров, ни денег... В 37-градусный мороз Коба пошел ловить рыбу — свою единственную пищу. Попал в пургу. Вешки, которыми отмечали путь, исчезли в снежном вихре. Он обледенел, дышать было невозможно, веки слипались. Но спасся благодаря несгибаемой воле...

В майские дни 1921 года Иосиф Виссарионович чуть не умер от гнойного аппендицита. Помимо его удаления пришлось сделать широкую резекцию прямой кишки.

Такие испытания не могли пройти бесследно. Как явствует из медицинских источников, Вождь страдал частыми инфекционными заболеваниями, сильными расстройствами желудка — иногда с ним случалось до двадцати поносов в день. При этом пил, курил, ел жирную и острую пищу, любил устраивать ночные пиры с соратниками. И не слушал врачей, относясь к ним с подозрением.

Как-то раз он, будто шутя, спросил своего терапевта Шнейдеровича, лечившего его до войны: «Доктор, скажите, только говорите правду, будьте откровенны. У Вас временами появляется желание меня отравить?» Тот молчал. После чего Сталин сказал: «Я знаю, Вы, доктор, человек робкий, слабый, никогда этого не сделаете, но у мня есть враги, которые способны это сделать».

Сталин любил «пошутить» с лечащим врачом. Вдруг спрашивал Шнейдеровича:

- «Скажите, доктор, Вы читаете газеты?»

- «Конечно, Иосиф Виссарионович».

- «Какие же газеты вы читаете?»

- «Центральные - «Правду», «Известия».

- «Вы думаете, эти газеты печатают для Вас? - изумлялся Сталин. - Вы же умный человек, доктор, и должны понимать: в них нет ни слова правды...»

Несчастного врача охватывал ужас. Он не знал, что ответить. Вождь наслаждался его растерянностью... Потом кремлевский тигр все же с ним расправился...

Когда говорят, что Сталин не заботился о своем здоровье, гнал докторов и лечил его Поскребышев, это лишь частично соответствует действительности. Секретарь отвечал за приглашение врачей. И он первым глотал все таблетки, которые прописывались Сталину!.. Этот средневековый способ избежать отравления — еще одно свидетельство того, что Хозяин боялся за свою жизнь и никому не доверял — за редчайшим исключением. С появлением в его жизни Истоминой он если и принимал таблетки, то исключительно из ее рук.

Григорий Пушкарев, офицер личной охраны Вождя: «По наблюдениям охранников, у нее со Сталиным в последние годы его жизни были очень близкие отношения... Хозяин... ее обожал. Он любил, чтобы вечером только она подавала ему чай, а иногда просил: «Позови Валентину, пусть расстелет постель». Ему нравилось, когда это делала именно она. Обычно Сталин работал до полуночи, но часто засиживался и до трех часов. Не спала и Валентина. Только ей дозволялось беспрепятственно заходить в «главную спальню» страны. Надо сказать, что в Валентину была поголовно влюблена вся охрана... Она была очень хороша собой — красивое лицо, большие глаза, огромные ресницы, плотная фигура с хорошими формами. Каждый из нас считал своим долгом в какой-то мелочи помочь ей или просто лишний раз попасться на глаза».

Сергей Красиков, бывший офицер охраны: «Не знаю, точно ли сохранила память облик этой милой, обаятельной, невероятно стройной и опрятной женщины, которая умела сохранить такт и аккуратность во всем. Но при том еще и этические нормы поведения. Из-за секретности положения мало кто из военнослужащих знал, какую на самом деле должность занимала пригожуня. Дежурные постов нередко пытались заигрывать с красавицей, задерживая ее на постах разговорами, с желанием выудить номерок телефона для знакомства более обстоятельного. Люди эти были разными, корректными и развязными. Отбиваться от перезрелых ухажеров приходилось нелегко. Однако Валентина Васильевна с честью выходила из положения, охлаждая потоки изъявлений влюбленных точно найденным тихим и твердым словом. Никто из предполагаемых ухажеров взысканий не получал, как не получал и ожидаемых свиданий».

Секретность положения, о каком упоминал охранник Красиков, двойная: Истомина — и любимая женщина Хозяина, и — сержант госбезопасности.

Тем временем Власик жил кучеряво, пил и гулял на казенный счет, гонял машину на сталинскую дачу за коньяком и продуктами для пьянок со шлюхами. Привозил женщин на правительственные дачи, иногда устраивал стрельбу прямо за обеденным столом — палил по хрустальным бокалам. Обарахлился трофейным имуществом — собрал четырналцать фотоаппаратов, золотые часы, кольца, драгоценности, ковры, хрусталь в огромных количествах. Из Германии привез фарфоровый сервиз из ста предметов. Но в своей безнаказанности зарвался.

Весной 1952 года, через семнадцать лет вожделенй, на ближней даче в Кунцеве всесильный генерал госбезопасности, воспользовавшись тем, что Сталин болен, Валентина ночует не у него, а у себя, изнасиловал ее. Вождю доложили о случившемся немедля. Он вызвал любовницу на допрос. Та не отвечала, молчала и плакала. Ревнивец расценил ее молчание по-своему и избил ее. Раздавленная женщина была в отчаянии. Она боялась жаловаться на обидчика, считала, что Вождь поверит генералу, а не горничной.

Но занялись и Власиком — во второй и последний раз. В апреле 1952 года Сталин сказал, что в главном управлении охраны не все благополучно, и поручил Маленкову возглавить комиссию по проверке ее работы.

Власика сначала обвинили в финансовых упущениях: продукты, выделяемые для Политбюро, нагло разворовывались многочисленной челядью. Тот в оправдание жалко лепетал, что он малограмотный и не способен разобраться в финансовых документах. Потом — в служебных преступлениях...

- Вы выдавали пропуска для прохода на Красную площадь во время парадов своим друзьям и сожительницам?

- «Да, выдавал... Но я прошу учесть, что давал я пропуска только лицам, которых хорошо знал».

- Но Вами давался пропук на Красную площадь некоей Николаевой, которая была связана с иностранными журналистами?

- «Я только сейчас осознал, что совершил, давая ей пропуск, преступление...»

Его освободили от должности. Одновреенно разогнали почти все руководство главного управления охраны министерства госбезопасности. Обязанности начальника охраны взял на себя сам министр Игнатьев.

Следователи прочли записную книжку любвеобильного Власика. В ней нашли больше ста женских имен. Обнаружили наличие у генерала специального адъютанта по амурным делам.

Свидетель:

- «Власик спаивал меня, а когда я засыпал, сожительствовал с моей женой».

Власик:

- «Я действительно сожительствовал со многими женщинами, распивал спиртное с ними, но все это происходило за счет моего личного здоровья и в свободное от службы время».

Власика убрали из Москвы — отправили на Урал в город Асбест заместителем начальника Баженовского исправительно-трудового лагеря. В ноябре его вызвали в столицу, а 16 декабря арестовали уже по «делу врачей-отравителей». Его обвиняли в том, что он, получив письмо кардиолога Тимашук, не принял мер и покрывал враждебную деятельность «медиков-убийц», затеявших заговор против Политбюро и самого Вождя. В проекте обвинительного заключения, который был представлен Сталину, говорилось: «Абакумов и Власик отдали Тимашук на расправу иностранным шпионам-террористам». Коба отредактировал заключение и добавил: «Жданов не просто умер. А был убит Абакумовым...»

Еще в 1948 году был арестован офицер управления охраны – комендант ближней дачи подполковник И.И. Федосеев. Теперь он дал показания, что Власик приказал ему отравить Сталина. Следствием по делу Федосеева занимался Маленков. Он сам его допрашивал. Подполковника избивали и мучили, чтобы он поскорее дал нужные показания.

Следствие по делу Власика шло два с лишним года. В разработке министерства госбезопасности бывший любимец Хозяина фигурировал в качестве участника заговора с целью убить Сталина и члена шпионской сети британской разведки. С 1946 года в министерстве госбезопасности шел поиск людей, связанных с «Интеллидженс сервис», из непосредственного окружения Вождя. Игнатьев доложил Генсеку, что подозрения падают на Власика и Поскребышева.

Власик: «После вызова на допрос к Берии я понял, что, кроме смерти, мне ждать больше нечего... Они потребовали показаний на Поскребышева. Я отказался, заявив, что у меня никаких данных к компрометации Поскребышева нет. За отказ от показаний на Поскребышева мне сказали – подохнешь в тюрьме».

И Власик не выдержал, поскольку «получил нервное расстройство, полное потрясение и потерял абсолютно всякое самообладание и здравый смысл... Я не был даже в состоянии прочитать составленные ими мои ответы, а просто под ругань и угрозы в надетых острых, въевшихся до костей наручниках был вынужден подписывать эту страшную для меня компрометацию. В это время снимались наручники и давались обещания отпустить спать, чего никогда не было, потому что в камере следовали свои испытания...»

Дочь Власика: «Его все время держали в наручниках и не давали спать по нескольку суток подряд. А когда он терял сознание, включали яркий свет, а за стеной ставили на граммофон пластинку с истошным детским криком».

Бывший заместитель министра госбезопасности Рюмин:

«В феврале 1953 года т. Игнатьев, вызвав меня к себе и передав замечания по представленному товарищу Сталину протоколу допроса Власика, предложил применить к нему физические меры воздействия. При этом т. Игнатьев заявил, что товарищ Сталин, узнав, что Власика не били, высказал упрек в том, что следствие «жалеет своих»...»

Когда Сталин умер, интерес к Власику пропал. Его судили по статье 193-17 Уголовного Кодекса (злоупотребление властью, превышение власти, бездействие власти, халатное отношение к службе), приговорили к десяти годам ссылки в отдаленные районы без лишения гражданских прав, лишили генеральского звания и наград и выслали в Красноярск. Но буквально через полгода помиловали, освободили от отбытия наказания со снятием судимости. Однако воинское звание не восстановили.

Пришли чекисты и за «неверной». Дали пять минут на сборы, засунули в «воронок» и отвезли из Кунцева в Москву – во внутреннюю тюрьму на Лубянке. Неоднократно сержант госбезопасности слышала о том, как забирали людей из самого тесного окружения ее тайного мужа и как потом они пропадали бесследно. Она об этом помалкивала. Ее не касалось. И вот - коснулось! Валя отчетливо понимала, какая участь ожидает ее.

Несколько недель отвергнутая любовница не видела ни единого человеческого лица. Ей ставили в окошко одиночной камеры ежедневную баланду, и все. Даже не вызывали на допросы.

Стояло лето, когда однажды раздался окрик: «Истомина! С вещами на выход!» Она попрощалась с жизнью... Однако ее не казнили, а без суда и следствия отправили в самый зловещий лагерь – на Колыму, в Магадан.

Не было счастья, да несчастье помогло: на ближней даче у Сталина случился удар, вызванный «сильным склерозом и повышенным кровяным давлением». Вождю было 73 года – возраст немалый. Эскулапы предписали грозному пациенту лекарственное лечение и покой. Ни того, ни другого обеспечить ему они не могли. Охваченный беспокойством и тревогой, в тяжелом, подавленном настроении, Хозяин, как всегда, выбрасывал таблетки, не веря медицинским работникам. Тогда он понял, каким одиноким и потерянным чувствует себя без Валюши, как тоскует по ней, в какую бессмыслицу превратилась его жизнь. Понял, что не может без нее. Приказ об освобождении Истоминой поступил почти сразу, как она успела добраться до Магадана. На военном самолете ее доставили в Москву, затем – на дачу в Кунцеве.

Иосиф Виссарионович велел женщине зайти. Не помня себя от волнения, Валюша переступила порог его спальни и – бросилась в его объятия. Обоих душили слезы. Обнимая любимую, генералиссимус в последний раз в своей жизни плакал...

«Пригожуня» простила ему все: и неверие, и избиение, и тюрьму, и концлагерь. Она снова вылечила его тело и его душу. Он поправился. Их совместной жизни осталось меньше года.

В марте 1953-го последовал второй – роковой – инсульт. Врач, присутствовавший при последних минутах властителя, констатировал: «Сталин лежал грузный, он оказался коротким и толстоватым, лицо было перекошено, правые конечности лежали, как плети. Он тяжело дышал, то тише, то сильнее».

В смертный час никто не помог этому старому, больному, всеми отринутому и одинокому на своем Олимпе человеку, который пятерых из восьми своих внуков так и не удосужился ни разу увидеть. И они не видали его никогда. Жуткая, нечеловеческая трагедия...

Члены Президиума подходили к умирающему, те, кто рангом пониже, смотрели через дверь. Хрущев тоже держался у дверей. Иерархия соблюдалась: впереди — Маленков и Берия, далее — Ворошилов, Каганович, Булганин и Микоян. Молотов был нездоров, но два-три раза приезжал на короткий срок».

Молотов: «Меня вызвали на дачу... Глаза у него были закрыты, и, когда он открывал их и пытался говорить, тогда к нему подбегал Берия и целовал ему руку. После похорон Берия хохотал: «Корифей науки, ха-ха-ха».

Светлана Аллилуева: «Отец умирал страшно и трудно. Кровоизлияние в мозг распространяется постепенно на все центры, при здоровом и сильном сердце оно медленно захватывает центры дыхания и человек умирает от удушья. Дыхание все учащалось и учащалось. Последние двенадцать часов уже было ясно, что кислородное голодание увеличивалось. Лицо потемнело и изменилось, постепенно его черты становились неузнаваемыми, губы почернели. Последние час или два человек просто медленно задыхался. Агония была страшной. Она душила его у всех на глазах. В какой-то момент, очевидно, в последнюю уже минуту, он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный и полный ужаса перед смертью и перед незнакомыми лицами врачей, склонившихся над ним. Взгляд этот обошел всех в какую-то долю минуты. И вдруг – это было непонятно и страшно – он поднял левую руку (которая двигалась) и не то указал ею куда-то наверх, не то погрозил всем собравшимся в комнате. Жест был непонятен, но угрожающ, и неизвестно, к кому и к чему он относился... В следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела».

5 марта в 21 час. 50 минут сердце диктатора остановилось. Вскрытие показало обширнейший инсульт головного мозга.

Светлана Аллилуева: «Пришла проститься Валентина Васильевна Истомина – Валечка, как ее все звали... Она грохнулась на колени возле дивана, упала головой на грудь покойнику и заплакала в голос, как в деревне. Долго она не могла остановиться, и никто не мешал ей».

Начальник кухни Вождя Геннадий Коломенцев: «Когда Сталин умер, Берия всю сталинскую обслугу разогнал. Всю! Кого – куда! Единственная, кто ушел на пенсию, - сестра-хозяйка Валя Истомина. Кстати, именно она омывала тело Сталина перед положением его в гроб».

Пережив своего гражданского мужа на сорок два года, Валентина Васильевна Истомина умерла в 1995 году, унеся с собой в могилу любовь к гению и одновременно злодею – две вещи в данном случае совместные, вопреки утверждению великого поэта.

...Несмотря на протесты души Надежды Аллилуевой, Валентина Истомина тоже была введена в состав СНК в качестве помощницы Вождя – ни любовницы, ни горничные в аду не требовались. А Дзержинский назвал очередное имя – Яков Иосифович Джугашвили...

В 1921 году Киров доставил Кобе забытого первого сына, который воспитывался у родственников.

Убежавший на Запад секретарь диктатора Бажанов: «На квартире Сталина жил его старший сын, которого называли не иначе, как Яшка. Это был скрытный юноша, вид у него был забитый... Он был всегда погружен в какие-то внутренние переживания. Можно было обращаться к нему, но он вас не слышал, вид у него был отсутствующий».

«Знатоки» и «очевидцы распространяли «правдивые сведения» о том, что Надежда Аллилуева якобы жалела пасынка, чуть ли не роман имела с ним... На самом деле она не любила диковатого мальчика. Но жалела Иосифа и писала об этом Марии Сванидзе: «Я уже потеряла всякую надежду, что он (Яков) когда-либо сможет взяться за ум. Полное отсутствие всякого интереса и всякой цели... Очень жаль и очень неприятно за Иосифа, его это (при обших разговорах с товарищами) иногда очень задевает».

Яша рос нелюдимым, закомплексованным.

В. Буточников, который учился в Кремле в военной школе и дружил с этим неразговорчивым юношей:

- «Яша почти никогда не принимал участия в оживленном разговоре, исключительно спокоен и одновременно – вспыльчив».

Старший сын не мог терпеть постоянного презрения отца. Он рано решил жениться. Но Генсек не только запретил – посмеялся над ним. И Яша пытался застрелиться, но ... только ранил себя. После этого не захотел остаться в доме – бежал в Ленинград, к Аллилуевым. 9 апреля 1928 года Сталин написал супруге: «Передай Яше от меня, что он ведет себя как хулиган и шантажист, с которым у меня нет и не может быть ничего общего. Пусть живет где хочет и с кем хочет».

Молотов: «Я бы сказал, что Яков каким-то беспартийным был. Я его встречал у Сталина, но очень редко, и особой теплоты, конечно, не было. Сталин его суховато принимал. Был ли Яков коммунистом? Наверно, был коммунистом, но эта сторона у него не выделялась. Работал на какой-то небольшой должности. Красивый был. Немножко обывательский».

Из автобиографии Я. Джугашвили: «... До 1935 года жил на иждивении отца и учился, в 1935 году окончил транспортный институт... В 1937 году поступил в Артиллерийскую академию...»

Его поступление в Академию вызвало примирение с отцом, который всегда хотел, чтобы его сыновья были военными. Яков окончил этот вуз 9 мая 1941 года, за 42 дня до начала войны, и ушел на фронт в первый ее день. У него даже не оставалось времени увидеть Генсека. Яков позвонил ему по телефону с дачи младшего брата Василия. Там шли веселые проводы... Отец сказал: «Иди и сражайся».

Нарком обороны Тимошенко спросил Вождя: отправлять ли на передовую позицию Якова, который очень туда просится. «Некоторые, - молвил Сталин, сдерживая гнев, - мягко говоря, чересчур ретивые работники всегда стремятся угодить начальству. Я не причисляю Вас к таковым, но советую Вам впредь никогда не ставить передо мной подобных вопросов».

Командование полка, не зная, что Джугашвили из окружения не вышел, представило его к ордену Красного Знамени. Списки утвердил главнокомандующий войсками Западного направления маршал Семен Константинович Тимошенко. Член военного совета Николай Александрович Булганин сообщил Сталину, что его старший сын представлен к ордену.

Но награду Яков не получил. В Москве унали, что он в плену...

17 июля немцы разрешили ему написать короткое письмо, которое по дипломатическим каналам попало в столицу СССР.

«Дорогой отец! Я в плену, здоров, скоро буду отправлен в один из офицерских лагерей в Германии. Обращение хорошее. Желаю здоровья. Привет всем. Яша».

Его фотографии использовались в немецких листовках, которые сбрасывались над расположением советских войск. В одной из них говорилось: «По приказу Сталина учат вас Тимошенко и ваши политкомы, что большевики в плен не сдаются. Однако красноармейцы все время переходят к немцам. Чтобы запугать вас, комиссары вам лгут, что немцы плохо обращаются с пленными. Собственный сын Сталина своим примером доказал, что это ложь. Он сдался в плен, ПОТОМУ ЧТО ВСЯКОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ ГЕРМАНСКОЙ АРМИИ ОТНЫНЕ БЕСПОЛЕЗНО!

Следуйте примеру сына Сталина — он жив, здоров и чувствует себя прекрасно. Зачем вам приносить бесполезные жертвы, идти на верную смерть, когда даже сын вашего верховного заправилы уже сдался в плен».

Когда его первенец попал в плен, Хозяин поверил в его измену. И когда немцы через Красный Крест предложили обменять Джугашвили-младшего на пленного Паулюса, он выдал знаменитую фразу: «Солдата на фельдмаршала не меняю». Не привлек его и вариант обмена Якова на племянника Гитлера Лео Раубаль. Правда, были созданы несколько диверсионных групп, которые должны были выкрасть Джугашвили-младшего из плена или убить, чтобы фашисты перестали его использовать. Все они погибли...

- Такое поведение доказывает, что Вы безжалостны и к своим детям, и к чужим, - начал очередной сеанс психоанализа Фрейд. - Герр Джугашвили мог спасти сына, обменяв на пленных немцев, и в этом не было бы ничего дурного. Но он не захотел. Вполне вероятно, что в этом человеке умерли даже отцовские чуства. Похоже, кстати, своего первенца он просто не любил. В 1934 году отец довольно зло сказал о Якове:

- «Его ничто не спасет, и стремится он ко мне, потому что ему это выгодно».

Сталину не нравилась и невестка. Когда Яков попал в плен, Сталин велел органам разобраться с его женой: не причастна ли она к сдаче мужа в плен? И это несмотря на то, что она — еврейка!

Василий Сталин презрительно заметил насчет старшего брата:

- Ваши стойкость и принципиальность вызывают уважение, - обратился Ницше к Вождю, - но почему Вы все-таки даже не попытались выручить сына?

- В то время было много солдат, сдавшихся в плен добровольно, и дезертиров. Я издал указ, в котором все военнослужащие, попавшие в плен, объявлялись вне закона, и их семьи подвергались репрессиям. Так я оставил своим солдатам только две возможности: или сражаться и победить, или - умереть. Но в это время с немецких самолетов сбрасывали листовки с фотографией моего сдавшегося в плен сына!

Согласно моему приказу, попавшим в окружение надлежало «сражаться до последней возможности, пробиваться к своим, а тех, кто предпочтет сдаться в плен, уничтожать всеми средствами, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственных пособий и помощи». Как бы я выглядел в глазах соотечественников, во мнении Истории, если бы спасал своего сына-предателя, а сыновей других людей наказывал бы за то же самое преступление?!

... И в лубянскую тюрьму отправилась Юлия Мельцер – жена его сына- «изменника», мать его внучки. Ее выпустили через два года, когда Хозяин окончательно узнал: Яков не предавал. Но это случилось потом... А тогда, в страшные дни, глава Политуправления армии Мехлис создал версию, которая распространялась в воинских частях: сын Сталина доблестно сражался, не имея никаких привилегий, был ранен и попал в плен. Немецкие листовки – всего лишь пропаганда.

Вопреки легендам о безразличии к сыну Хозяин очень переживал.

Маршал Жуков: «Я спросил: «Товарищ Сталин, я давно хотел узнать о Вашем сыне Якове. Нет ли сведений о его судьбе?» На этот вопрос он ответил не сразу. Пройдя добрую сотню шагов, сказал каким-то приглушенным голосом: «Не выбраться Якову из плена. Расстреляют его. Душегубы. По наведенным справкам, держат они его изолированным от других военнопленных и агитируют за измену Родине». Помолчав, твердо добавил: «Яков предпочтет смерть измене Родине...» Сидя за столом, Сталин долго молчал, не притрагиваясь к еде».

Из протокола допроса Я. Джугашвили в штабе командующего авиацией 4-й армии вермахта 18 июля 1941 года:

« - Вы добровольно пришли к нам или были захвачены в бою?

- «Я вынужден... Нас окружили. Это вызвало такую панику, что все разбежались. Я находился в это время у командира дивизии в штабе... Я побежал к своим, но в этот момент меня позвала группа красноармейцев, которая хотела пробиться к своим. Они попросили меня принять командование и атаковать ваши части. Я это сделал, но красноармейцы испугались, и я остался один... Если бы мои красноармейцы отступали, если бы я увидел, что моя дивизия отступает, я бы сам застрелился, так как отступать нельзя... Но это были не мои солдаты, это была пехота... Я хотел бежать к своим... В деревне я обменял у одного крестьянина одежду. Я отдал военную и получил гражданскую... Я зашел в избу, крестьянин говорит: «Уходи сейчас же, не то мы донесем на тебя». Крестьянка прямо плакала, говорила, что убьют ее, детей, сожгут ее дом... Выхода не было. Я увидел, что окружен, идти некуда, я пришел и сказал: сдаюсь...»

Густав Вегнер, командир батальона СС, охранявшего лагерь:

«В конце 1943 года... арестованные были на прогулке. В 7 часов... приказано было пойти в барак, и все пошли. Джугашвили не пошел и потребовал коменданта лагеря... Эсэсовец пошел звонить коменданту по телефону. Пока он звонил, произошло следующее. Джугашвили, идя в раздумье, перешел через нейтральную полосу к проволоке (с током). Часовой... крикнул: «Стой!» Джугашвили продолжал идти. Часовой крикнул: «Стрелять буду!» После этого окрика Джугашвили начал ругаться, схватился руками за гимнастерку, обнажил грудь и закричал часовому: «Стреляй!» Часовой выстрелил в голову и убил Джугашвили... Джугашвили одновременно с выстрелом схватился за проволоку с высоким напряжением и сразу упал на первые два ряда колючей проволоки. В этом положении он висел 24 часа, после чего труп отвезли в крематорий».

Яков Джугашвили был удостоен высокой чести нести знамя Коммунистической Революции во все зоны ада.

Затем наступил черед обсуждать Василия, который, в отличие от старшего брата, был любимым сыном и баловнем Генсека.

- Любовь к Василию у Сталина была весьма своеобразной, - раздался голос Троцкого. - Вот эпизод, рассказанный Бухариным в 1924 году, когда тот, сближаясь со Сталиным, сохранял еще дружественные отношения со мной.

«Только что вернулся от Кобы, - сказал он мне. - Знаете, чем он занимается? Берет из кроватки своего годовалого мальчика, набирает полон рот дыма из трубки и пускает ребенку в лицо».

- Да что Вы за вздор говорите! - прервал я рассказчика.

- «Ей-богу, правда! Ей-богу, чистая правда, - поспешно возразил Бухарин с отличавшей его ребячливостью. - Младенец захлебывается и плачет, а Коба смеется-заливается: «Ничего, крепче будет...» - Бухарин передразнил грузинское произношение Сталина.

- «Да ведь это же дикое варварство?!»

- «Вы Кобы не знаете: он уж такой, особенный...»

Сталину заниматься воспитанием второго ребенка (впрочем, как и первого, и третьего) было некогда, посему это трудное и важное дело поручили самым добрым в мире няням – сотрудникам НКВД. Эти людоведы и душелюбы выполняли его исправно. Главным здесь было не воспитывать, а сохранять в безопасности тело подследств..., простите, подопечного и вовремя отчитываться. Само собой разумеется, что доносы о поведении Васи-подростка ежедневно ложились сначала на стол Власика, затем перекочевывали в кабинет Самого. Позднее аналогичные документы стали отражать личную жизнь Василия взрослого. Один из них описал «ухаживания» высокородного обалдуя за популярной артисткой Людмилой Целиковской, к которой тот «беспардонно» приставал, «пытаясь утащить ее в уединенное место» на даче.

По-настоящему гнев Хозяина впервые обрушился на любимца, когда царевич привел в самодержавную семью известного киносценариста Каплера: именно на Васькиной бардачной квартире встретились Светлана и ее первый возлюбленный.

Во время войны, опасаясь потерять и второго сына, Верховный Главнокомандующий, хотя и не стал препятствовать отправке Васи на фронт, приказал его сохранить, и в боевые вылеты по возможности не пускать

Затем Вася получил ранение - но не на передавой, а на рыбалке, спьяну: авиаснарядом, которым он и его собутыльники глушили рыбу. «Красный принц» был ранен в щеку и в ногу. На войне он пробыл недолго – помня о трагической судьбе Якова, отец его берег и убрал в тыл. Это не помешало обалдую сделать головокружительную карьеру в авиации: он стал самым молодым и скороспелым генералом в истории Советской Армии да и всего мира. Личное дело генерал-лейтенанта В.И. Сталина свидетельствует о том, что войну он начал капитаном. В двадцать лет ему сразу присвоили звание полковника. Через четыре года он стал генерал-майором, а еще через год – генерал-лейтенантом.

Его тащили за уши наверх, не считаясь ни с его годами, ни со способностями, ни с недостатками, - старались угодить отцу. Самый молодой генерал на планете был хроническим алкоголиком. С семи до восьми утра с ним еще можно было обсуждать что-то на трезвую голову. Потом он приказывал обслуге: «Принесите». Все уже знали, о чем речь. Ему подносили 150 граммов водки и три куска арбуза. Это было его любимое лакомство. Больше Вася ничего не ел.

Эх, жаль, что я при жизни такого закусона не попробовал! - причмокнул фантомными губами ЕБН.

Вокруг Сталина-младшего постоянно крутились проходимцы, которые устраивали свои личные дела: «пробивали» себе квартиры, звания, служебное повышение. Молва о нем шла такая, что если попадешь к нему на прием, то он обязательно поможет.

Разномастные просители не давали ему прохода: Вася наивно выполнял бесчисленное количество просьб оборотистых людей, которые его использовали. Все вопросы обычно решались с помощью одного и того же приема – адъютант сообщал в телефонную трубку: «Сейчас с вами будет говорить генерал Сталин». Пока на другом конце провода приходили в себя от произнесенной фамилии, вопрос был практически решен. Василию нравилась роль вершителя судеб, в этом он пытался подражать отцу. Не приученный даже к минимальным умственным усилиям, он не был расположен к серьезной деятельности.

Обалдуй имел все – автомобили, конюшни, псарни, огромные дачи, где устраивались невиданные кутежи. Ему дано было право распоряжаться огромными суммами, и он не знал цены деньгам. Беспутный образ жизни, жестокость и несправедливость к сослуживцам и командирам, которых он убирал с дороги и нередко упекал в тюрьму, привели к полнейшей деградации личности.

«Венцом» и одновременно концом столь блистательной карьеры сделался эпизод, когда главком ВВС П. Жигарев отстранил пьяного генерала Сталина от командования парадом в Тушино.

Парад прошел великолепно. Хозяин объявил благодарность всем его участникам. Насосавшийся водки сынуля, с трудом держась на ногах, явился на традиционный прием после церемонии: присутствовали папаша, соратники, руководители ВВС.

- «Это что такое?» - спросил Вождь.

- «Я отдыхаю».

- «И часто ты так отдыхаешь?»

Наступила тишина.

- «Часто», - сказал Жигарев. Василий послал его матом весьма далеко. Тишина стала страшной.

- «Вон отсюда», - приказал Сталин-старший.

У него не осталось иного выхода: Василий был снят со всех постов и стал простым слушателем Военной академии. Но невенчаный император запомнил, с какой радостью его бояре и воеводы – надутые фанфароны, потерявшие страх перед Хозяином и обнаглевшие за время войны, — смотрели на унижение царевича. Даже не старались скрыть...

Он, конечно же, понимал, почему так пьет и безобразничает Вася. Его слабый сын смертельно боялся того, что с ним неминуемо должно случиться, когда не станет старого отца. И старался забыться – заливал страх хмельным. Несчастный Васька – блудливый кот, с детства лишенный женской ласки, пытался найти ее в бесконечных любовных похождениях... Конечно, его старые соратники тотчас избавятся от Васи – слишком много он о них знает. Может быть, это тоже было подсознательной причиной того, что Хозяин убирал сподвижников одного за другим?

«Чистки» не помогли. Наследником диктатора его сын не стал: кишка оказалась тонка. Его быстро, в возрасте 32-х лет, выкинули из армии, лишили званий, за длинный язык и прошлые унижения, которые от него многие претерпели, посадили в тюрьму. Спившийся еще в молодости, он не расстался с «зеленым другом» - змием и после выхода на свободу и отправился в отцовскую адскую зону сравнительно нестарым, оставив после себя четверых жен и семеро детей. Когда умер, приехала последняя супруга, но ее не допустили. Стали собираться люди. Милиция оцепила улицу и увезла гроб. В похоронах никто не участвовал. Жена с детьми приезжали на кладбище потом.

... На Арском (Ершовом) поле – кладбище Казани стоит небольшой черного мрамора памятник с надписью: «Василий Иосифович Джугашвили. 24 марта 1920 – 19 марта 1962». Справа ниже: «Единственному от М.Джугашвили». Это первая жена, Мария Григорьевна, мать его двоих детей. Сначала было: «Василий Иосифович Сталин».

В верхней части памятника в небольшом овале имелся барельеф – профиль Василия. Кто-то стрелял в него, и сейчас барельефа нет. Хотя «сын за отца не отвечает», худо быть сыном убийцы миллионов людей.

Папа это ты виноват, что я стал алкоголиком и курильщиком: ты поил меня вином и обкуривал табаком, когда мне был всего один год; а в детстве бил меня за курение и не пускал домой , хотя сам без своей трубки жить не мог!

Мы со Сталиным жили тогда в соседних квартирах, и Вася иногда у нас ночевал, - вспомнил Троцкий. - Он жаловался на отца, что тот сумасшедший...

Я из тебя настоящего мужчину хотел сделать! - пояснил Коба.

Из уважения к Самому в СНК его любимого Ваську приняли, с учетом того, что в аду пить невозможно...

Судьба Светланы оказалась более благоприятной с точки зрения долголетия – но самой позорной для ее отца. В детстве она была его любимицей. В юности теплые сердечные связи охладели чуть ли не до отрицательной температуры. В результате дочь бывала у грозного папы редко. Они не могли восстановить отношений, испортившихся из-за того, что Света выходила замуж не за тех, кто нравился Сталину, была своенравна, упряма и настойчива. За ней следили, как и за другими, и уже первый ее любовный роман в шестнадцать лет с военным корреспондентом, а позже известным киносценаристом Алексеем Каплером имел трагический финал...

Светлана влюбилась впервые... Еще девочка, она не понимала мир, где жила, не понимала человека, который был ее отцом. Сорокалетний мужчина ждал школьницу в маленьком подъезде напротив ее школы. Они ходили в нетопленую, промерзлую Третьяковскую галерею, слушали «Пиковую даму»... По черным улицам военной Москвы во тьме плелся за ними унылый охранник – и Каплер давал ему закурить, чтобы тому не было так скучно... Естественно, Хозяину сразу доложили. Сталин за собой признавал право спать с молоденькими девчатами – но никак не за другими. Литератор-еврей идеологически развращал дочь Вождя – уже за это новоявленный Ромео, которому было около сорока, подлежал уничтожению... Но Хозяин в те дни готовил свою величайшую победу под Сталинградом. И не оставалось времени на «операцию быстрого реагирования».

Каплер уехал на передовую в качестве военного корреспондента и написал очерк для «Правды»: «Письмо лейтенанта Л. из Сталинграда». В нем в форме письма к любимой рассказывалось о делах военных, а заодно и о прекрасных воспоминаниях – недавних походах автора со своей пассией в Третьяковку, об их прогулках по ночной Москве – все, о чем доносили папашке современной Джульетты. В конце обезумевший влюбленный написал: «Сейчас в Москве, наверное, идет снег. Из твоего окна видна зубчатая стена Кремля...»

Хозяин усиливал меры воздействия постепенно. Сначала один из руководителей его охраны позвонил Каплеру и вежливо попросил его уехать в командировку – подальше и подольше. Тот послал «третьего лишнего» к черту. Вождь решил еще немножко потерпеть: вдруг само «рассосется»? Ожидания не оправдались. Весь февраль Светлана и Каплер ходили по театрам, по ночной Москве, а сзади плелся охранник. В день ее семнадцатилетия они пришли на квартиру Василия, молча целовались в пустой комнате, стараясь, чтобы их не было слышно. А в другой комнате сидел несчастный «топтун» и мучительно вслушивался: он составлял ежедневные отчеты об их встречах.

Каплера арестовали через два дня. Отец приехал с бешеными, желтыми тигриными глазами – дочь никогда не видела его таким. Задыхаясь от гнева, он злобно бросил ей в лицо:

- «Мне все известно. Твои телефонные разговоры – вот они. - Он похлопал по карману. - Твой Каплер – английский шпион, он арестован...»

Но Светлана была дочерью своей матери и его дочерью. Она не испугалась.

- «А я люблю его», - ответила она и получила две пощечины – впервые в жизни. Но он понимал: болью ее не сломить. И выложил самое унизительное для нее - «домашнюю заготовку»:

- «Ты бы на себя посмотрела: кому ты нужна! У него кругом бабы, дура!»

Она не разговаривала с отцом несколько месяцев. Но и для него все было кончено...

- Цари обычно обезглавливали тех, кто пытался соблазнить царевен, – в такую изысканную форму облек свой вопрос автор «Заратустры».

- Нет, я его не расстрелял, - ответил догадливый Вождь. - Пришлось совладать с собой. Я помнил конец ее матери, знал, как опасно доводить до отчаяния этих сумасшедших Аллилуевых. «Шпиона» Каплера выслали на пять лет в Воркуту. Всего лишь.

... Светлане позвонили в первых числах марта 1953 года и известили, что с отцом плохо. Она примчалась на кунцевскую дачу, но он не узнал об этом, потому что больше не приходил в сознание... Потом были четыре неудачных брака, два из них - с иностранцами. Сталина отличала необъяснимая, прямо-таки патологическая страсть упрятывать своих родственников за решетку. Такая участь постигла отца первого мужа Светланы Григория Морозова.

С ним самим Вождь не встретился ни разу, твердо сказав, что этого не будет. И слово свое сдержал.

Закончилось все это для нее бегством с Родины.

Я предал Якова из-за своего недоверия, не спас его путем обмена, разрушил жизнь его жене и своей внучке, фактически довел до самоубийства. Я развратил Василия – и поплатился за это! Но самую большую рану уже здесь, в а... во Втором СССР, нанесла мне Светлана... Подумать только: дочь Сталина убежала из Советского Союза! Как она мне отомстила! - диктатор мучился неизмеримо.

А внебрачных детей «чудесного грузина» разве не будете принимать в ваш Совет народных комиссаров? - выразил притворное удивление Сатана.

А есть таковые? - непритворно удивился Ницше.

А як же! В 1956 году сотрудники госбезопасности по поручению Хрущева, тогдашнего главы партии и государства, собрали весьма неожиданную информацию о пребывании Сталина в сибирской ссылке в Курейке в 1914 году. Они разыскали там 56-летнюю местную жительницу П. (в официальной докладной записке указано ее полное имя). Записка эта подписана председателем Комитета госбезопасности И. Серовым. Ну-ка, Серый, процитируй документик!

«По рассказам гражданки П. было установлено, что И.В. Сталин, находясь в Курейке, совратил ее в 14 лет и стал сожительствовать. В связи с этим И.В. Сталин вызывался к жандарму Лалетину для привлечения к уголовной ответственности за сожительство с несовершеннолетней. И.В. Сталин дал слово жандарму Лалетину жениться на П., когда она станет совершеннолетней. Как рассказала... П., у нее родился ребенок, который умер. В 1914 году родился второй ребенок, который был назван по имени Александр. По окончании ссылки И.В. Сталин уехал, и она была вынуждена выйти замуж за местного крестьянина.., который усыновил родившегося мальчика Александра. За время жизни И.В. Сталин ей никогда не оказывал никакой помощи. В настоящее время Александр служит в Советской Армии и является майором».

И это еще не все! Во время ссылки в Сольвычегодске 10 января 1911 года Иосиф Джугашвили поселился в доме молодой вдовы Матрены Кузаковой. А в 1978 году на телевидении праздновали 70-летний юбилей одного из начальников — Константина Степановича Кузакова. Это был сын той самой Матрены Кузаковой. Все телевидение знало: он - сын Сталина! И был удивительно похож. Вскоре после возвышения Иосифа Виссарионовича вдову вызвали в столицу, дали квартиру в новом правительственном доме, юный Кузаков получил высшее образование и всю жизнь занимал высокие посты, соответствующие рангу заместителя министра. Отца он никогда не видел. В конце 40-х годов Кузаков уже работал в ЦК партии. В это время началась очередная волна репрессий. Очередь дошла до Кузакова. Его выгнали из ЦК. Казалось, дни его сочтены, но он написал заявление на имя Сталина, и его тотчас оставили в покое...

Полагаю, этим список не исчерпывается. У Вождя было немало кратковременных связей с разными женщинами. В свое время он похитил невесту у своего друга-грузина, совратил 16-летнюю племянницу Свердлова, Наталью Елагину, а затем отправил ее в ссылку. Сдал чекистам сотрудницу своего секретариата, отказавшуюся стать его любовнцей. Как и его коллеги по власти, грешил с актрисами... Согласно воспоминаниям врача Плетнева, которые удалось вывезти на Запад, у Сталина еще в 30-е годы возникли сложности с потенцией, и «Михаил Калинин, также член политбюро, порекомендовал ему сделать операцию омоложения, которая принесла блестящие результаты».

- Брехня! - отмахнулсяч Коба. - Не про баб, а про операцию, я ее сделать не успел... Детей моих нагулянных никуда принимать не станем!

- Ваши и Гитлера отношения с женщинами напоминают мне один советский анекдот, - Ницше не упустил возможности съязвить. - Сидят в камере заключенные и поют популярную песню: «Если радость на всех одна, на всех и беда одна». «За что в зоне?» - спрашивают их. «За изнасилование».

А истории Якова, Василия и Светланы приводят на ум изречение римского императора Августа насчет отпрысков иудейского царя Ирода; «Лучше быть свиньей Ирода, чем его ребенком».

- Не понял... - вытаращил на него глаза ЕБН.

- Ирод убил трех своих сыновей, а свиней не трогал, так как есть их иудейская религия запрещает.

- Чего ты меня с каким-то мелкотравчатым царишкой сравниваешь! - оскорбился великий тиран. - Подумаешь, на Христа покусился, младенцев в Вифлееме приказал зарезать... Вшивота! До моих масштабов ему расти и расти!

- Тем не менее примеру этого знаменитого царька Вы все же последовали – уничтожили почти всех родственников Ваших жен! - оспорил тезисы «дядюшки Джо» Фридрих, превосходно знавший античную и библейскую историю.

... Коснулась тотальная расправа даже старого чекиста Реденса, женатого на сестре Надежды Аллилуевой – Анне Сергеевне, к которой Сам вроде бы благоволил. Однако энкэвэдэшники, истребляя коллег, угадали потаенное желание Вождя избавиться от надоевших родственников. Сталин сначала кокетничал, указывал Берии: «Разберись тщательно... я не верю, что Реденс враг».

Задача всех, кто окружал Кобу, была одна: понять, чего хочет Хозяин, и сделать именно так. Но следует соблюсти приличия. И чекисты уговаривали, уверяли Вождя, что его близкий родственник и давний сподвижник – шпион!

Вскоре Реденса вызвали в Москву и арестовали. Анна Аллилуева через Васю попросила «доброго Иосифа», как она называла Генсека, о встрече, но тот заявил сыну: «Я ошибался в Реденсе. Принимать Анну Сергеевну больше не буду. Не проси».

Светлана Аллилуева: «Отец не терпел, когда вмешивались в его оценки людей. Если он выбрасывал кого-либо, давно знакомого ему, из своего сердца, если переводил в своей душе этого человека в разряд «врагов», то невозможно было заводить с ним разговор об этом человеке. Сделать «обратный перевод» его из врагов, из мнимых врагов, назад – он не был в состоянии и только бесился от подобных попыток».

Реденса расстреляли, и Коба сам безжалостно сообщил об этом его жене. После чего Анну Сергеевну перестали допускать в кремлевскую квартиру Сталина. Старики Аллилуевы, потрясенные смертью уже двоих детей, оплакивали зятя, пытались, как могли, поддержать старшую дочь. Наивная Анна Сергеевна просила помощи у старых друзей мужа – Ворошилова, Молотова, Кагановичса. Она не верила, что Реденс расстрелян. Ее принимали, угощали чаем, старались утешить - и только. Помочь никто не мог...

В 1947 году вышла написанная ею книга воспоминаний о революции, о семье Аллилуевых. Ознакомившись с ней, Вождь пришел в бешенство. Академик Федосеев разразился разгромной рецензией в «Правде». По резким формулировкам можно безошибочно догадаться, с чьих слов она сочинялась. Все испугались, кроме нее самой. Не обращая внимания на грубый окрик, она собиралась продолжить работу над воспоминаниями. Не удалось – в 1948 году вместе с вдовой брата Павла она получила десять лет одиночного заключения.

Вернувшись в 1954 году из тюрьмы, Анна Сергеевна не узнавала своих взрослых сыновей, сидела сутками в комнате, равнодушная ко всем новостям: что умер Сталин, что не существует больше заклятого врага их семьи Берии. Тяжелая форма шизофрении поразила ее. Она умерла в 1964 году в больничной палате. После десяти лет тюремной одиночки она боялась запертых дверей. В больнице, несмотря на протесты, ее запирали на ночь. Однажды утром ее обнаружили мертвой. До последних своих дней она верила, что Реденс жив, несмотря на то, что ей прислали официальное извещение о его посмертной реабилитации.

Злой рок будто преследовал семью Аллилуевых. Еще до трагедии с Надей судьба сломила ее брата Федора. Это был способный молодой человек, имевший склонности к математике, физике, химии. Его взял к себе Камо, знавший родителей Федора еще по Тифлису. Увы, то, что могли вынести сам руководитель боевых дружин и его друзья, другим оказывалось не под силу. Не выдержал и Федор Аллилуев: сошел с ума. Камо любил устраивать испытания своим бойцам. Однажды он инсценировал налет белогвардейцев на свой отряд. Все разгромлено, все схвачены и связаны, на полу – окровавленный труп командира, рядом валяется его сердце – окровавленный комок. Что будет делать боец, захваченный в плен? В результате сильнейшего нервного потрясения Федор стал полуинвалидом. Всю оставшуюся жизнь он не работал, получал пенсию.

Имя Алеши Сванидзе, старейшего кавказского большевика, было вытравлено из народной памяти, вымарано из всех учебников и книг. «Алеша» - его партийная кличка. Настоящее имя – Александр Семенович Сванидзе. Он был родным братом первой жены Сталина.

Сколько-нибудь крупных политических, партийных постов не занимал. Его сферой деятельности были финансы. Последние годы до ареста возглавлял в Москве Внешторгбанк. Арестованный в 1937 году вслед за Реденсом, он не признал за собой никакой вины, не просил прощения у Сталина, который знал его с детства и был с ним очень близок, не обращался к нему с мольбами. Одновременно арестовали и его жену, Марию Анисимовну. Обоим сначала дали по десять лет. Их сына Джоника приютила у себя его бывшая воспитательница, работавшая теперь на швейной фабрике, и этим спасла его. По свидетельству Светланы Аллилуевой, Джоника хотел было взять к себе ее брат Яков, но его жена возразила: мол, у него есть более близкие родственники. Но их уже не было: сестру Александра Семеновича Марико тоже арестовали, и она очень быстро погибла в тюрьме. Попал в заключение и брат Марии Анисимовны, на помощь которого она так надеялась.

Мария Сванидзе писала дневник. Уже сидели все коллеги ее мужа из руководства Внешторгбанка. Отправились к стенке их прежние знакомцы-грузины: Мдивани, Орахелашвили, Элиава... А она все славила бдительность «доброго Иосифа»...

Мария Сванидзе: «27.8.37... Беспрерывное изъятие людей с именами... Я часто иду по улице, всматриваюсь в лица людей и думаю: «Куда делись? Как замаскировались те миллионы людей, которые по своему социальному положению, воспитанию и психике не могли принять советского строя?»... И вот эти хамелеоны на 20-м году революции обнаружились во всем своем лживом обличии...»

Хамелеон Мария Сванидзе, обнаруженная в ее лживом обличии, поплатилась за это. В 1942 году ее муж Алеша, всеобщий любимец, некогда делившийся с нищим тогда Кобой последним куском хлеба, был расстрелян. Сообщение о его смерти Мария Анисимовна не перенесла: скончалась от разрыва сердца.

Женя, жена Надиного брата Павла Аллилуева, русская красавица, одно время состояла в тайной связи со Сталиным. «И. шутил с Женей, что она опять пополнела, и был очень с нею нежен. Теперь, когда я все знаю, я их наблюдала», - записала в своем дневнике Мария Сванидзе. Возможно, Евгения могла бы стать третьей супругой Самого после смерти ее первого мужа, но неразумно пренебрегла подвернувшимся шансом и вышла замуж за другого.

Почувствовавший изменения в отношении Сталина к этой красотке Берия сообщил Хозяину, будто вдова Павла Аллилуева распространяет слухи, что Павел был отравлен. Вождь не простил ее, торопливо выскочившую во второй раз замуж. И Берия получил возможность действовать, так что вскоре пополз ответный слух: Павел действительно был отравлен, но... женой! Дескать, жила с другим мужчиной и захотела избавиться от супруга. Нежные отношения Сталина со свояченицей не помешали ему посадить ее так же, как остальных родственников.

- Почему Вы разорвали свой ближний круг? Почему последовательно избавлялись от свидетелей прежних лет? - напрямую спросил Ницше.

- «Знали слишком много и болтали слишком много», - нехотя пробурчал тиран.

...В те опасные дни, когда Коба бьл террористом, его друг Сергей Кавтарадзе, рискуя собой, помог ему скрыться от охранки. В 20-е годы Кавтарадзе возглавлял правительство Грузии, потом – примкнул к оппозиции. После убийства Кирова его выслали в Казань. Оттуда Сергей написал покаянное письмо Кобе, и тот вернул его. В 1936 году он и его жена были арестованы по обвинению... в подготовке убийства когда-то спасенного им Сталина! Его приговорили к расстрелу.

Все это время его маленькая дочь пионерка Майя писала письма «другу всех советских детей» о невиновности своего папы. Прошло больше года – Кавтарадзе все держали в камере смертников. И вдруг его привели в кабинет Берии. Там его ждала весьма изменившаяся после лагеря жена. По приказу «друга Кобы» их обоих освободили. Сталин сделал его заместителем наркома иностранных дел. В этом качестве Кавтарадзе участвовал в Ялтинской и Потсдамской конференциях.

Кавтарадзе: «Однажды после какого-то заседания Сталин взял меня с собой на дачу. Был душный июльский вечер. Перед обедом мы гуляли по саду, Коба шел чуть впереди, напевая тенорочком свою любимую грузинскую песню «Сулико»: «Я могилу милой искал, но ее найти нелегко...» Я уже готовился тихонечко подпевать (Хозяин это очень любил), как вдруг тот прервал куплет, и я явственно услышал его бормотанье:

- «Бедный... бедный Серго...»

И опять Иосиф запел:

- «Я могилу милой искал...»

И опять раздалось бормотанье:

- «Бедный... бедный Ладо...»

Я облился потом, а Вождь пел и вновь бормотал:

- «Бедный... бедный Алеша...»

Я шел за ним, онемев от ужаса: это все были имена наших друзей-грузин, которых он погубил. Долго пел Хозяин «Сулико»... По многу раз пришлось ему повторять куплеты, перечисляя их всех... И вдруг он обернулся и зашептал:

- «Нету.. нету их... никого нету...»

В глазах его стояли слезы, и я не выдержал – тоже заплакал и бросился ему на грудь.

В мгновение лицо Сталина вспыхнуло яростью, и он зашептал, оттолкнув меня:

- «Нету их! Никого нету! Все вы хотели убить Кобу! Не вышло – Коба сам всех убил, бл...и дети!»

И он ринулся по аллее, ударив сапогом не успевшего отскочить охранника.

Больше Сталин не звал меня на дачу, но и не тронул...».

Кавтарадзе умер в 1971 году в возрасте 86 лет. Это был редчайший случай милосердия Иосифа Виссарионовича.

- Кто такой Серго? - поинтересовался Ельцин.

Ответа он не услышал: начался очередной приступ сталинских мук из-за того, что Александр Галич запел свою песню про Вождя:

- «Он один! А ему неможется,

И уходит окно во мглу...

Он считает шаги, и множится

Счет шагов – от угла к углу!

От угла до угла потерянно

Он шагает, как заводной!

Сто постелей ему постелено -

Не уснуть ему ни в одной.

По паркетному полу голому -

Шаг. И отдых. И снова шаг.

Ломит голову. Ломит голову

И противно гудит в ушах.

Будто кто-то струну басовую

Тронул пальцем – и канул прочь.

Что же делать ему в бессонную,

В одинокую эту ночь?

Вином упиться?

Позвать врача?

Но врач – убийца,

Вино – моча...

Вокруг потемки,

И спят давно

Друзья – подонки,

Друзья – говно!

На целом свете

Лишь сон и снег,

А он – в ответе

Один за всех!

И, как будто стирая оспины,

Вытирает он пот со лба:

Почему, почему, о Господи,

Так жестока к нему судьба?

То предательством, то потерею

Оглушают всю жизнь его!

«Что стоишь ты там, за портьерою?

Ты не бойся меня, Серго!

Эту комнату неказистую

Пусть твое озарит лицо.

Ты напой мне, Серго, грузинскую,

Ту, любимую мной, кацо!

Ту, что деды певали исстари,

Отправляясь в последний путь...

Спой, Серго, и забудь о выстреле,

Хоть на десять минут забудь!

Но полно, полно,

Молчи, не пой!

Ты предал подло -

И пес с тобой!

И пес со всеми -

Повзводно в тлен!

И все их семьи

До ста колен!»

Повсюду злоба,

Везде – враги!

Ледком озноба -

Шаги, шаги!..»

... Сталина власть и убийства сделали маниакально подозрительным. В разгар веселого ужина Вождь вдруг вставал и деловым шагом выходил из столовой в вестибюль. Оказавшись за порогом, он круто поворачивался и, стоя у прикрытой двери, напряженно и долго вслушивался: о чем без него говорят. Уловка не имела успеха. Все знали, что Сталин стоит за дверью и подслушивает.

Хозяин подозрительно всматривался во всякого, кто по каким-то причинам был задумчив и невесел. Почему он задумался? Что за этим кроется? Генсек требовал, чтобы все присутствующие были веселы, пели и даже танцевали, но только не задумывались. Положение было трудное, так как, кроме Микояна, никто из высших партбонз танцевать не умел, но, желая потрафить Хозяину, все пытались импровизировать.

Терзаемый страхами, Коба обычно ночь проводил за работой: просматривал бумаги, писал, читал. Перед тем как лечь спать, он подолгу стоял у окна: нет ли следов, не подходил ли кто-то чужой к дому? В последнюю зиму даже запрещал сгребать снег – на снегу скорее разглядишь следы.

Одержимый страхом, иногда ложился спать не раздеваясь. И всякий раз в другой комнате: то в спальне, то в библиотеке, то в столовой. Задавать вопросы никто не решался, поэтому ему стелили сразу в нескольких комнатах.

При выездах с дачи в Кремль и обратно он сам назначал маршрут движения и постоянно менял его.

Профессор Наумов: «Сталин существовал в мире уголовных преступников. Если он убивал, то почему же его не могли убить? Он и у себя на даче за столом не спешил чем-то угоститься. Каждое блюдо кто-нибудь должен был попробовать. Считалось, что это проявление заботы о госте.

В последние годы он у себя в комнате запирался изнутри. На его даче постоянно появлялись все новые запоры и задвижки. Вокруг столько охраны, а он боялся...»

Хрущев: «Я был свидетелем такого факта. Сталин пошел в туалет. А человек, который за ним буквально по пятам ходил, остался на месте. Сталин, выйдя из туалета, набросился при нас на этого человека и начал его распекать:

- «Почему Вы не выполняете своих обязанностей? Вы охраняете, так и должны охранять, а Вы тут сидите развалившись».

Тот оправдывался:

- «Товарищ Сталин, я же знаю, что там нет дверей. Вот тут есть дверь, так за нею как раз и стоит мой человек, который несет охрану».

Но Сталин ему грубо:

- «Вы со мной должны ходить».

Но ведь невероятно, чтобы тот ходил за ним в туалет. Значит, Сталин даже в туалет уже боялся зайти без охраны...»

Официальных заседаний бюро Президиума ЦК Сталин не проводил. Когда он ближе к вечеру приезжал с дачи в Кремль, то приглашал всех в кинозал. Они смотрели один-два фильма, а попутно что-то обсуждали.

Хрущев: «После кино Сталин как правило, объявлял, что надо идти покушать. В два или в три часа ночи, все равно, у Сталина всегда это называлось обедом. Садились в машины и ехали к нему на ближнюю дачу. Там продолжалось «заседание», если так можно сказать...»

В машину со Сталиным обычно садились Берия и Маленков. Хрущев ехал вместе с Булганиным. Кавалькада вдруг меняла привычный маршрут и уходила куда-то в сторону. Радиосвязи между машинами не было, и Хрущев с Булганиным недоумевали.

Хрущев спрашивал потом тех, кто садился со Сталиным:

- «Чего вы петляли по переулкам?»

Они отвечали:

- «Ты нас не спрашивай. Не мы определяли маршрут. Сталин сам называл улицы. Он, видимо, имел при себе план Москвы, и когда выезжали, то говорил: повернуть туда, повернуть сюда, ехать так-то, выехать туда-то... Он даже охране заранее не говорил, как поедет, и всякий раз менял маршруты».

«Потом, - вспоминал Хрущев, - мы злословили между собой, когда приезжали на «ближнюю» дачу, что там в дверях и воротах усиливаются запоры. Появлялись всякие новые задвижки, затем чуть ли не сборно-разборные баррикады. Ну кто же может к Сталину зайти на дачу, когда там два забора, а между ними собаки бегают, проведена электрическая сигнализация и имеются прочие средства охраны?..»

Одиночества Вождь не переносил, поэтому коротал вечера в компании членов Президиума ЦК. Но и им не очень доверял.

Микоян: «Он делал так, поставит новую бутылку и говорит мне или Берии:

- «Вы, как кавказцы, разбираетесь в винах больше других, попробуйте, стоит ли пить это вино?»

«Я всегда говорил, хорошее вино или плохое – нарочно пил до конца. Берия тоже. Каждое новое вино проверялось таким образом. Я думал: почему он это делает? Ведь самое лучшее – ему самому попробовать вино и судить, хорошее оно или плохое. Потом мне показалось, и другие подтвердили, что таким образом он охранял себя от возможности отравления: ведь винное дело было подчинено мне, а бутылки присылал Берия, получая из Грузии. Вот на нас он и проверял».

- Речь идет о Серго Орджоникидзе, близком друге и сподвижнике Сталина с юности, наркоме тяжелой промышленности, - пояснил Ницше экс-гаранту. - А Вы с ним ведь тоже приятельствовали, герр Молотов?

- Да. «Хороший товарищ. В 1917 году мы познакомились и всегда были в очень хороших отношениях... Серго был хороший, но близорукий политически. Это был человек чувства и сердца. Сталин часто говорил, что так нельзя. Серго нередко приближал к себе людей, руководствуясь только чувствами. У него был брат в Грузии, железнодорожник. Может быть у хорошего члена ЦК плохой брат? Так вот брат выступал против Советской власти, был на него достоверный материал. Сталин велел его арестовать. Серго возмутился. А затем дома покончил с собой. Нашел легкий способ. О своей персоне подумал. Какой же ты руководитель! Просто поставил Сталина в очень трудное положение. А был такой преданный сталинист, защищал Сталина во всем. Был на каторге, и это тоже поднимало его авторитет.

Есть разные мнения об Орджоникидзе. Хотя я думаю, что интеллигенствующие чересчур его расхваливали. Он последним своим шагом показал, что он все-таки неустойчив. Это было против Сталина, конечно».

...У Серго Орджоникидзе был старший брат Папулия. В начале тридцатых годов он служил начальником политотдела управления Кавказской железной дороги. Органы арестовали брата Серго в конце тридцать шестого вместе с женой, детьми. Орджоникидзе просил Сталина:

- «Слушай, вызови брата, допроси его сам, и ты увидишь, что он ни в чем не виноват».

- «Я полностью доверяю НКВД, - отвечал Хозяин, - и не приставай ко мне с этим делом больше».

- «Какой же он враг? Папулия принимал меня в партию. Значит, и меня надо заодно арестовать!»

Генсек остался неумолим. У чекистов, дескать, имеются проверенные не один раз доказательства вредительской деятельности Папулии. Он – пособник врагов народа. Партия не может прощать измену рабочему делу. Прошлые заслуги тут в расчет не берутся...

Тройка НКВД Грузинской ССР приговорила Папулию к смертной казни 9 ноября 1937 года.

Затем «самые надежные в мире органы» взялись за младшего брата Серго. Константин Орджоникидзе служил в Управлении гидрометеослужбы при Совнаркоме СССР. Взяли его, для начала дали пять лет. И уже не выпускали до осени 1953-го.

Теряя родственников, лучших своих помощников и специалистов, вдруг оказавшихся «врагами народа», Серго чувствовал глубокую внутреннюю тревогу. Жить стало невмоготу. Чего только не выдумывал Сталин, дабы ублаготворить, как он полагал, столь естественное в человеке тщеславие. Имя Серго было присвоено заводам и колхозам, школам и институтам, улицам и площадям... Генсек переименовал в его честь центр Северо-Осетинской автономной ССР - город Владикавказ. В распоряжение Орджоникидзе была отпущена крупная сумма денег на организацию художественной выставки «Индустрия социализма».

- Одной рукой гладил, другой душил..., - плакал несгибаемый революционер Орджоникидзе.

Все чаще в беседах с Калининым, Ворошиловым, Микояном Серго говорил о самоубийстве как о единственном исходе. В последний раз, в начале февраля 1937 года, гуляя с Микояном по Кремлю, он был очень подавлен и прямо сказал, что не выдержит более ни одного дня...

...Последняя попытка объяснить Сталину, другу многих лет, что на его болезненной, пронесенной через всю жизнь подозрительности сейчас играют самые темные силы, что из партии вырывают ее лучших людей, ничего не дала. Круг близких людей сужался, как шагреневая кожа. С обыском пришли и на квартиру Орджоникидзе. Оскорбленный, разъяренный Серго весь остаток ночи звонил Хозяину. Под утро дозвонился и услышал ответ:

- «Это такой орган, что и у меня может сделать обыск. Ничего особенного...»

Разговор со Сталиным состоялся следующим утром... Несколько часов с глазу на глаз. Второй разговор по телефону - после возвращения Серго домой. Безудержно гневный, со взаимными оскорблениями, русской и грузинской бранью. Уже ни любви, ни веры. Все разрушено...

День уже клонился к вечеру. Приехал его племянник Георгий Гвахария, директор Макеевского металлургического комбината (вскоре его тоже репрессировали). Серго любил его как родного сына, радовался каждому приезду. Гость застал Зинаиду Гавриловну в тревоге.

- «Серго с самого утра не выходит, не ест, не пьет ничего...»

- «Да ну!.. Ставь самовар, Гавриловна, скажи, что я приехал».

Она зажгла в гостиной свет. За дверью спальни раздался выстрел. Они вбежали туда. Серго лежал на кровати в нижнем белье. На белой рубахе расплывалось кровавое пятно. Жена бросилась к телефону, позвонила врачу, потом – сестре Вере. Врач уже ничем помочь не мог, вскоре пришла сестра. А еще через полчаса явился Сталин в сопровождении Молотова, Ворошилова, Кагановича, Ежова. Вера стояла возле бюро, перебирая в руках листы бумаги, исписанные неровными абзацами, лесенкой, - так покойный обычно набрасывал тезисы своих докладов. Сталин подошел к ней.

- «Дай сюда!» - и выхватил бумаги из рук женщины.

- «Вот, товарищ Сталин, - сказала Зинаида Гавриловна, - не уберегли Серго, ни для меня, ни для партии».

- «Замолчи, дура!»

Вождь прошел в гостиную, вслед – остальные.

- «Смотри какая коварная болезнь! Человек лег отдохнуть, а у него приступ, сердце разрывается... Надо дать сообщение в газеты»...

Директива Генсека была принята, как обычно, безгласно. В просторном доме уже шныряли чекисты. На другой день вечером вдова заметила в верхнем ящике бюро пропажу пистолетов, их у Серго имелось четыре – память революционных лет.

На всякий случай собрала Зинаида Гавриловна все фотографии мужа, сожгла их. Окровавленное белье свернула и спрятала под одеяло. Она сохранила его до 1956 года и показывала после XX съезда близким друзьям.

21 июня 1938 года была образована комиссия ЦК по наследию Серго Орджоникидзе. В нее вошли шесть человек, в их числе – секретарь Совета наркомата тяжелой промышленности Анатолий Семушкин. Председатель – Берия. Через неделю Семушкина пригласили на Лубянку. Он охотно поехал, ожидая от чекистов действенной помощи в розыске материалов к биографии Серго. Оттуда Семушкин уже не вернулся.

На другой день его жену Анну допрашивал следователь: « Вы знали, что Ваш муж убил товарища Орджоникидзе? Знали, конечно. Почему не донесли сразу?»

Анна Михайловна: «О чем Вы говорите?.. Спросите у сына товарища Сталина Яши. Мы в тот день были вместе на даче».

Следователь: «Нечего спрашивать, и так все ясно. Подпишите свои показания».

Не получив согласия, вызвал из коридора охранника: «Вот гражданка Семушкина не желает подтвердить данные ею же показания. Расписываюсь в вашем присутствии за нее». И расписался.

Семушкин погиб, Анна Михайловна отделалась восемью годами лагерей. В 1956 году, после XX съезда партии, она попала на прием к Генеральному прокурору СССР. От Руденко ей стало известно, что ее супруга застрелил на Лубянке Лаврентий Берия лично...

Автор биографии Сталина, оппозиционер и перебежчик Абдурахман Автарханов: «Я присутствовал на траурном митинге на похоронах Орджоникидзе вблизи Мавзолея... наблюдал за Сталиным. Какая великая скорбь, какое тяжкое горе... были обозначены на его лице. Великим артистом был товарищ Сталин».

- Вот именно: «великий артист - подтвердил старый революционер Гронский. - Вот он беседует с человеком: ласков, все искренне. Провожает до дверей и тут же: «Какая сволочь».

- Ни хрена Авторханов не понял! Я на самом деле скорбел о Серго, как и о Кирове. Сколько воспоминаний связано с ним – лучших воспоминаний.

- За что ж ты меня так, Коба? - со слезами на глазах спросил Серго своего самого старого и близкого друга. У души деспота лицо не дрогнуло, напоминая статую из черного мрамора:

- Ты, кацо, к сожалению, принадлежал к той части нашей партии, которая должна была исчезнуть. Зачем ты просил за врага народа Пятакова? На пленуме ЦК ВКП(б) ты «из соображений чести» не показал мне письма от «злобного оппозиционера Ломинадзе...» Да, на ноябрьском пленуме 1929 года ты набросился на правых, назвав заявление Бухарина, Рыкова и Томского «жульническим документом». Но тут же, после того, как из Политбюро был изгнан Бухарин, взял его в свой наркомат, а в замы пригласил бывших оппозиционеров Пятакова и Серебрякова. Еще раньше ты не голосовал за высылку Троцкого в Алма-Ату, за его выдворение в Турцию. Мог ли я позволить себе роскошь иметь рядом слабодушного наркома, хранившего секреты врагов?

- «Кремль – это драка бульдогов под ковром», - прокомментировал Уинстон Черчилль.

- Неужели в Вашем окружении, герр Джугашвили, работал один порядочный человек – господин Орджоникидзе?! Позвольте повторить реплику Станиславского: «Не верю!» - сыграл свою любимую роль скептика – Ницше.

- Ты прав, господин буржуазный философ! - выразил согласие Сталин. - Не столь уж сильно Серго отличался от остальных моих «опричников». До сих пор в закавказских республиках Орджоникидзе называют моим подручным, скрупулезно подсчитывая, сколько вреда нанесла его деятельность грузинскому, азербайджанскому, армянскому народам – и не им только. Подчеркивают безоговорочную поддержку им плана индустриализации и сплошной коллективизации. Осуждают за командно-приказной стиль работы, экономическую необоснованность ставившихся перед директорами заводов задач, отсутствие элементарной их проработки, волюнтаризм и «потолочный» принцип.

Как-то Серго поручил одному из директоров подсчитать, сколько машин может дать его предприятие. И когда тот доложил, нарком спросил: «А больше нельзя дать?»

- «Видите ли, сейчас трудно все учесть, может быть, еще тысячу натянем».

- «А больше нельзя?» - повторил свой вопрос нарком.

- «Если нужно, можно будет», - ответил директор.

- «Может быть, две тысячи машин можно добавить?»

- «Постараюсь. Все силы приложим к этому».

- «Тогда запишем три тысячи машин», - улыбаясь, заявил нарком.

На ответственном правительственном совещании, где присутствовал этот директор, обсуждали программу его завода. Серго предложил дать первое слово этому директору. Тот встал и заявил:

- «Посоветовавшись с товарищем Серго, мы решили взять программу на три тысячи больше ранее установленного плана».

Это что: пример порядочности? Скорее, вопиющей экономической безграмотности!

- Здорово Сталин разобрался со своим окружением, - не то с негодованием, не то с завистью пробормотал Ельцин. - Я своих только прогонял с глаз долой...

- «Если ты раб, ты не можешь быть другом. Если тиран ты, ты не можешь иметь друзей», - выдал очередной афоризм Ницше.

- Мы пропустили голосование, - невозмутимо заметил педантичный «железный Феликс».

Всех, кроме Светланы, в РВК взяли. Сталин высказался против Серго, однако вмешательство Ленина перевесило.

- Вы, герр Джугашвили, сильно изменились, - удивился Ницше. - Некогда Вы за друзей горой стояли. В свое время Вы руководили прогремевшими на весь мир террористическими акциями, многие из которых лично проводил знаменитый Камо. Все почти добытые Вами деньги отсылали Ленину, сами жили впроголодь, но много помогали товарищам.

- У Кобы – двойственная натура, - заметил председатель Бакинской коммуны Степан Шаумян. - В Баку на заседании комитета РСДРП я обвинил Сталина в том, что он – провокатор охранки, похитил партийные деньги... Тот ответил мне своими обвинениями. Выяснить, кто из нас прав, не удалось: его арестовали...

- Жаль, что тебе, как и еще 25 бакинским комиссарам, отрубили голову...

- Разве их не расстреляли? - удивился Ницше.

- Нет, их казнили именно так, - объяснил Сталин. - А то бы за те облыжные обвинения Шаумян так легко не отделался...

- Сталин, где у тебя совесть? Ты пылаешь местью даже к мертвому товарищу по партии, - грустно прошептал главный бакинский комиссар.

- Ты вряд ли читал Шекспира, Степан. Повышай свое образование: послушай, что сказал на сей счет герой его пьесы – король Ричард III:

«Да не смутят пустые сны наш дух:

Ведь совесть – слово, созданное трусом,

Чтоб сильных напугать и остеречь.

Кулак – нам совесть, и закон нам – меч».

- Когда-то ты читал нам совсем другие стихи... Свои... - печально сказал Серго.

...Юноша с черными, как смоль, всклокоченными волосами, пламенными желтыми глазами декламировал свое стихотворение восхищенным друзьям:

«Шел он от дома к дому,

В двери чужие стучал.

Под старый дубовый пандури

Нехитрый напев звучал.

В напеве его и в песне,

Как солнечный луч, чиста,

Жила великая правда -

Божественная мечта.

Сердца, превращенные в камень,

Будил одинокий напев.

Дремавший в потемках пламень

Взметался выше дерев.

Но люди, забывшие Бога,

Хранящие в сердце тьму,

Вместо вина отраву

Налили в чашу ему.

Сказали ему: «Будь проклят!

Чашу испей до дна...

И песня твоя чужда нам,

И правда твоя не нужна!» (Перевод Льва Котюкова).

Кровавый диктатор, переживавший те назабываемые минуты юности, когда он был озарен мечтой, поэзией, вдохновением, вдруг понял, как низко опустился – и теперь плакал, что делал очень редко в жизни...

- Журнал «Иверия» в 1895-1896 годах опубликовал семь стихов Сосо. Редактор, лучший грузинский поэт, князь Илья Чавчавадзе, верил в его талант и напутствовал его: «Следуй этой дорогой, сын мой». В 1907 году этот его стих был помещен в «Грузинскую хрестоматию, или Сборник лучших образцов грузинской поэзии». В те годы мальчик и взял себе псевдоним Коба – по имени героя повести известного писателя Казбеги «Отцеубийца». Это – кавказский Робин Гуд, - просветил Ницше своего спутника. - Правда, уже тогда в его поэзии отражалось стремление к высшей власти. Вот, например, послушай такие строки:

«И знай: кто пал, как прах, на землю,

Кто был когда-то угнетен,

Тот станет выше гор великих,

Надеждой яркой окрылен».

- И пророчества дар у него тогда же прорезался! - не упустил случая поиздеваться над Хозяином гогочущий Дьявол. - Он как-то нарисовал словесно мрачную картину:

«Ночью стояли за хлебом -

Не было ни света, ни хлеба».

Именно так в его царствование советский народ и жил!

Душа Сталина шаталась, как крепостная башня под ударами тарана... И его терзания ретранслировались окружающим.

- Что за загогулина, панимаш? - ЕБН попытался рассеять одолевшие его «непонятки». - В гитлеровской зоне все шло, как по расписанию: муки – отдых, муки – отдых... А здесь совсем наоборот: то болтаем подолгу, то погружаемся бесконечно в целое море пыток...

- Это – отголосок «планового ведения хозяйства в социалистическом обществе», - пояснил довольный Сатана. - Принцип известный: то нега, безделье, болтовня, то аврал и перенапряжение. А здесь и того хуже: большевики ведь у себя в зоне коммунизм построили! Теперь сами эту свежесваренную кашу и расхлебывают!

- Давайте вернемся к набору в СНК, - предложила несколько побелевшая в результате катарсиса - очищения страданием – душа тирана.

- А чего вы время тянете? - издевательски спросил Ницше. - Берите карту СССР и по названиям городов составляйте свой адский совет! В феврале 1923 года Гатчина стала Троцком. В 1924 году появились Зиновьевск, Сталино. Год спустя Царицын превратился в Сталинград. Позже возникли Ворошиловград, Буденновск, Калинин, Кагановическ, Молотов и другие города, названные именами живых вождей. Вот они – достойные кандидаты!

- Это еще как посмотреть... - задумчиво протянул Сталин. - Достойные чего: членства в СНК или мучений за недостаточную ко мне лояльность? Вот тот же Калинин, которого многие считают чуть ли не образцовым сталинцем, долго не хотел признавать меня вождем. «Этот конь, - говорил он про меня в тесном кругу, - завезет когда-нибудь нашу телегу в канаву». Лишь постепенно, кряхтя и упираясь, он повернулся против Троцкого, затем – против Зиновьева и, наконец, еще с большим сопротивлением – против Рыкова, Бухарина и Томского, с которыми был теснее всего связан своими умеренными тенденциями. А почему он метаморфозу претерпел? Я его перевоспитал: посадил его жену. Он среагировал правильно: покорился. По супруге, впрочем, не скучал: этот старый козел утешался с молоденькими балеринами.

- А я слышал, что с балетной труппой баловался Ваш старый друг и соратник Авель Енукидзе, крестный отец Надежды Аллилуевой, - удивился Ницше.

- А танцорками многие увлекались, - махнул призрачной рукой Вождь. - Авель, правда, и в самом деле был половым гигантом, уступал на сем поприще только Берии. Чтобы сильнее скомпрометировать Енукидзе, я ввел его в Центральную Контрольную Комиссию, которая призвана была наблюдать за партийной моралью. Я вообще любил распутников ставить на такие посты, чтоб они чистоту нравов блюли. К примеру, кандидат в члены Политбюро Рудзутак, изнасиловавший 15-летнюю дочку московского политработника, раздававший в Париже госвалюту проституткам, тоже был в течение нескольких лет председателем ЦКК, то есть чем-то вроде главного блюстителя партийной и советской морали.

- С дядей Авелем Вы поступили верно! - похвалила Хозяина Мария Сванидзе. - «Будучи сам развратен и сластолюбив, он смрадил все вокруг себя – ему доставляло наслаждение сводничество, разлад семьи, обольщение девочек... он с каждым годом переходил на все более и более юных и, наконец, докатился до девочек 9-11 лет, развращая их воображение, растлевая их, если не физически, то морально... Женщины, имеющие подходящих дочерей, владели всем, девочки за ненадобностью подсовывались другим мужчинам, более неустойчивым морально. В учреждение набирался штат только по половым признакам, нравившимся Авелю. Чтобы оправдать свой разврат, он готов был поощрять его во всем – шел широко навстречу мужу, бросавшему семью, детей, или просто сводил мужа с ненужной ему балериной, машинисткой и прочими... Под видом «доброго» благодетельствовал только тех, которые ему импонировали чувственно прямо или косвенно. Контрреволюция, которая развилась в его ведомстве, явилась прямым следствием всех его поступков...» Так что правильно Вы дали приказ расстрелять Енукидзе в 1937 году.

- За увлечение юными девушками или за то, что «знал слишком много и болтал слишком много»? - саркастически осведомился Ницше.

- Обвинение Авелю Енукидзе было предъявлено в подготовке сразу пяти террористических групп для покушения на главу государства, - дал официальную справку Берия. - А вообще: почему ты так много вопросов задаешь? - Лаврентий посмотрел на Фридриха, как попугай из клетки: сверху вниз, скосив голову и весьма подозрительно.

- «Как можно пребывать среди чудесной зыбкости и многозначности бытия и не вопрошать, не трепетать от вожделения и наслаждения вопроса?!» - закатил вверх фантомные глаза писатель в редком для преисподней порыве экстаза.

Восторженная Мария Сванидзе продолжала квохтать: «После разгрома ЦИКа и кары, достойной кары, которую понес Авель, я твердо верю, что мы идем к великому лучезарному будущему – это гнездо измен, беззаконий и узаконенной грязи меня страшило. Теперь стало светлее, все дурное будет сметено, и люди подтянутся, и все пойдет в гору».

- А ты, дура, вместо горы пошла в могилу, - не выдержал Ельцин. - Чего ты своему палачу и здесь задницу лижешь?

- Вроде ты сам не жмурился от удовольствия, когда тебе подхалимы массировали языками копчик! - огрызнулась Мария. - Сталина, по крайней мере, есть за что хвалить: он хоть и злодей, но великий. Про него верно говорили: «Был культ, но была и личность». А ты кто? Пьянь подзаборная, которой волей случая удалось к государственному кормилу пристроиться!

- Давайте закончим этот лай и продолжим обсуждение кандидатов, - прекратил свару «железный Феликс». - Владимир Ильич упоминал Менжинского, моего бывшего заместителя, а потом преемника на посту председателя ВЧК. Могу дать ему характеристику. Вячеслав – сибарит из богатой семьи, с юности вступивший в революционное движение. В 1909 году он написал в эсеровской газете: «Ленин – политический иезуит»...

- После Февральской революции, когда Менжинский сблизился с нами, я высказался о нем и ему подобных: «Наше хозяйство будет достаточно обширным, чтобы каждому талантливому мерзавцу нашлась в нем работа», - прервал главного чекиста Ильич. - Простите за вмешательство в Ваш рассказ и продолжайте, Феликс Эдмундович.

- После Октября, получив пост наркома финансов, Менжинский привел дело в такой хаос, что был вскоре снят. Но в 1919 году, вспомнив, что он – юрист, Ленин дал «талантливому мерзавцу» место в руководстве ЧК. Ильич угадал: Вячеслав оказался незаменим в разработке головоломных провокаций. Он очень интересовался психологией, писал эротические романы и стихи. Обожал допрашивать женщин, лез в самые интимные подробности личной жизни. Фактически для каждой придумывал своего рода «роман», полный темной и больной чувственности, принуждал признавать сексуальную подоплеку решительно всех поступков, убеждал в изменах мужей и любимых. Правда, имел слабину: принимал участие во всех страшных делах красного террора, но брезгливо отсутствовал при пытках и расстрелах. Совсем как Гиммлер. Тоже берег свои нервы. Работа ведь у нас была тяжелая. Случались и срывы. Главный ликвидатор московской ЧК Мага, к примеру, во время очередной акции свихнулся и набросился на коменданта тюрьмы Попова с воплем: «А ну раздевайся!» Еле скрутили. Товарищ Менжинский, может, скажете слово в свою защиту?

- На одном торжественном заседании в честь годовщины органов я вместо речи, которой от меня ждали, произнес всего шесть слов: «Главная заслуга чекиста – уметь хранить молчание». И еще я помню золотое сталинское правило: врага можно простить, но предварительно его следует уничтожить.

- Наш человек! - заулыбался «дядя Джо». - Берем! Енукидзе, кстати, тоже! И к нему ведь применимо выражение «талантливый мерзавец». И еще примем преемника Менжинского, бывшего фармацевта Генриха Ягоду. Пусть он – тайный сторонник Троцкого, пусть я его расстрелял, но он - мастер провокаций и палач что надо. Он собрал мне досье на всю кремлевскую верхушку. Сделал стукачами всю их прислугу. Ввел в число обвинений старых большевиков сотрудничество с царской охранкой. Расстрелял десятки тысяч оппортунистов!

- Раз уж речь зашла о шпионах и контрразведчиках, - воспользовался случаем неугомонный Ницше, - хочу спросить, почему Вы разгромили всю советскую разведку?

- Разведка формировалась в период владычества Зиновьева – Бухарина в Коминтерне, Троцкого-Берзина в ГРУ Красной Армии и Ягоды в НКВД. Как на разведчиков полагаться? Как им доверять? Так что они должны были исчезнуть. С исполнением приговора вышли трудности: шпионы – люди подозрительные. Мы вызывали их в Москву – якобы на повышение. Те не верили. Но надеялись: а вдруг пронесет? И ехали.

... Антонова-Овсеенко вызвали из Испании для назначения наркомом юстиции (и назначили, чтобы успокоить коллег за границей). Бывшего замнаркома, ныне посла Льва Карахана выманили из Турции, предложив должность посла в Вашингтоне. Оба были арестованы и расстреляны в Москве.

Сокамерник: «Когда его вызвали на расстрел, Антонов стал прощаться с нами, снял пиджак, ботинки, отдал нам и полураздетый ушел на расстрел».

21 год назад, в шляпе набекрень, с волосами до плеч, он объявил низложенным Временное правительство. Теперь его босого отвели к расстрельной камере.

Карахана казнили в славной компании «немецких шпионов», куда входил и бывший секретарь ВЦИК Авель Енукидзе. Оба пожилых красавца были весьма неравнодушны к балету, а точнее – к балеринам. Имена их часто упоминались вместе в эротических рассказах о жизни Большого театра.

- Как ты нам сказал, Ницше? «Если радость на всех одна, на всех и беда одна»? Вполне применимо к этим двум развратникам! Впрочем, в СНК я рекомендую их взять! А Антонова-Овсеенко – особенно! Мы его пошлем низвергать Адскую Канцелярию, ха-ха-ха! - развеселился Генсек.

- Теперь я понимаю, почему СССР оказался не готов к войне с Гитлером, - пробормотал Ницше.

- Раз уж речь зашла об органах, - продолжил «железный Феликс», - как быть с Ежовым?

- «Ежов – мерзавец! - бросил реплику Вождь. - Был хорошим парнем, хорошим работником, но разложился... Звонишь к нему в наркомат – говорят, уехал в ЦК. Звонишь в ЦК – говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом – оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил». А какие дурацкие ошибки допускал! Пятакова обвинил, будто тот тайно летал в Норвегию на встречу с иностранным шпионом. Зарубежные газеты подняли скандал: в те годы в эту страну ни один аэроплан не летал... Мы его за это расстреляли...»

- Я к тому моменту был и так полумертв, – прошептал бьющийся в адских муках массовый убийца по прозвищу «кровавый карлик».

... В середине 1938 года появилось заявление в ЦК от начальника одного из управлений НКВД А. Журавлева о том, что он не раз докладывал Ежову о подозрительном поведении некоторых работников органов, преследующих невинных людей. Но нарком его доклады игнорировал. Заявление было немедленно обсуждено на заседании Политбюро. Хозяин, конечно же, возмутился и дал команду создать комиссию. В ее отчете Ежов подвергся резкой критике.

В кабинете Сталина его бывший любимец накатал покаянное письмо: «Даю большевистское слово учесть свои ошибки...» Но уже велась проверка деятельности НКВД. Как когда-то Ежов проверял Ягоду, теперь его «просвечивал» вызванный из Грузии Берия, которого назначили заместителем наркома внутренних дел.

В декабре 1938 года Вождь поставил Лаврентия во главе НКВД. «Кровавый карлик» остался секретарем ЦК и председателем Комиссии партийного контроля. Но уже пошли аресты его помощников. Имя самого популярного соратника Сталина исчезло со страниц газет. Некогда грозный палач тихо приходил в свой кабинет и целыми днями сидел там один в прострации. Его портреты еще висели во всех учреждениях, даже в здании ЦК, но к нему никто уже не заходил, его обходили, как зачумленного.

В марте 1939 года на XVIII съезде партии Хозяин заявил насчет НКВД: «Ошибок оказалось больше, чем можно было предположить». И страна возликовала, славя очередную царскую милость – ослабление террора.

Жданов веселил участников форума примерами дурацкого поведения чекистов: «От врача требовали справку: «Товарищ имярек по состоянию своего здоровья не может быть использован никаким классовым врагом для своих целей»... «Я выбился из сил в борьбе с врагами народа, прошу путевку на курорт»...

В деле Ежова есть письма к нему сталинских соратников – он сохранял эти доказательства горячей любви к нему. Вся страна славила тогда «замечательного коммуниста», пела гимны казахского поэта Джамбула в честь «батыра Ежова». «Ежовые рукавицы» - этот каламбур повторяли песни и газеты... Множество партийных титулов и регалий носил этот лилипут с незаконченным низшим образованием.

Из речи Микояна: «Учитесь у товарища Ежова сталинскому стилю работы, как он учился и учится у товарища Сталина».

Ежов был арестован 10 апреля 1939 года и помещен под стражу в Сухановскую особую тюрьму НКВД, где сам пытал свои жертвы.

Из обвинительного заключения от 1 февраля 1940 года: «Ежов изобличается в изменнических шпионских связях с польской, германской разведками и враждебными СССР правящими кругами Польши, Германии, Англии и Японии, возглавил заговор в НКВД».

- Хорошая шутка! - заулыбался Вождь. - Я перечислил все секретные службы, связь с которыми Ежов приписывал своим жертвам. Не забыл и о «заговоре против Сталина», которым любил пользоваться мой опричник: «Ежов и его сообщники практически подготовляли на 7 ноября 1938 года путч».

«Кровавый карлик» всю эту чушь признал. Правда, на суде отрекся: «По своей натуре я никогда не мог выносить над собой насилия. Поэтому писал всякую ерунду... Ко мне применяли самое сильнейшее избиение».

- Получил палач то, что с другими творил, - вынесла вердикт душенька Ницше.

- Но есть пункты обвинения, от которых Николай не отказался, - продолжил Сталин. - Рассказывай сам!

- «Имел половые сношения с мужчинами и женщинами, используя служебное положение. В октябре или ноябре 1938 года у меня на квартире я имел интимную связь с женой подчиненного и с ее мужем, с которым имел педерастическую связь...»

- И он всегда утверждал, что любил свою супругу, которую на самом деле довел до самоубийства! - прокомментировал Фрейд.

... Постоянная кровавая охота в конце концов помутила слабый рассудок второго Малюты Скуратова: он уже подозревал всех, изводил подозрениями собственную жену, готовясь ее арестовать. К делу Ежова подшито ее письмо: «Колюшенька, я тебя очень прошу проверить всю мою жизнь, всю меня, я не могу примириться с мыслями, что меня подозревают в двурушничестве»... В конце концов по его намеку она отравилась люминалом.

- Да вовсе она не невинна! - воскликнул всердцах «кровавый карлик». - Вы же не все про ее постельные дела знаете!

- Все я знаю! - сверкнул тигриными глазами Вождь. - Твоя супружница спала с летчиком Валерием Чкаловым, журналистом Михаилом Кольцовым, литератором Исааком Бабелем. Писатель Михаил Шолохов имел ее в номере 205 гостиницы «Националь». А ты в это время тоже занимался половыми сношениями и извращениями с мальчиками и девочками.

- Что ж Вы это терпели так долго?! - возмутился Ленин.

- А, Владимир Ильич, они все такие! При аресте предыдущего наркома госбезопасности Ягоды в его кабинете нашли четыре тысячи фривольных снимков и одиннадцать непристойных фильмов. Абакумов, Берия, Власик – все не ведали удержу в постельных делах, что не было секретом для меня. Но, конечно, это Ежова не оправдывает. Гадом был этот «крепкий, скромный работник», как ты отозвался о нем, Молотов! - Сталин злобно посмотрел на Вячеслава Михайловича.

- Но я действительно весьма скромный работник, товарищ Сталин! Однако полезный! «Я почистил 14 000 чекистов, но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил. У меня было такое положение, я давал задания тому или иному начальнику отдела произвести допросы арестованного и в то же время сам думал: ты сегодня допрашивал его, а завтра я арестую тебя. Кругом меня были враги народа... враги везде... В отношении Слуцкого, начальника иностранного отдела НКВД, я имел от директивных органов указание: Слуцкого не арестовывать, а устранить другим путем... Так как иначе бы наша вся зарубежная разведка разбежалась. И Слуцкий был отравлен».

- Какой серый человечек – ни одной острой фразы, ни одного глубокого наблюдения, - сделал имитацию вздоха Ницше. - И Менжинский, и Ежов, и Ягода, и прочие – жалкие куклы в руках господина Джугашвили. Он дергал их за веревочки, а когда они отыгрывали свои роли, убирал со сцены, заменяя такими же марионетками. Поистине прав автор анекдота: «Сталин – великий химик. Он из любого выдающегося государственного деятеля может сделать дерьмо и из любого дерьма – выдающегося государственного деятеля».

- В последнем своем слове я попросил, - не переставал плакаться Ежов: «Передайте Сталину, что умирать буду с его именем на устах».

Не помогло. Приговор о расстреле Ежова Николая Ивановича приведен в исполнение в городе Москве 4 февраля 1940 года...

- Зря Вы меня так, товарищ Сталин, - рыдал «кровавый карлик». - Во многом благодаря моей деятельности Вы стали подлинным хозяином партийного и государственного аппарата, а значит – и всей страны. Взамен ликвидированных на руководящие посты было выдвинуто полмиллиона новых работников. Сменились 293 из 333 секретарей обкомов и крайкомов. 90 процентов новых руководителей -моложе 40 лет. Так ленинская квардия стала сталинской!

- Поступая так, я следовал заветам Ильича, - не то шутя, не то серьезно заявил Сталин. - В 1922 году на заседании Политбюро Ленин сказал: «Мы – товарищи 50-летние (он имел ввиду себя и Троцкого), вы – товарищи 40-летние (все остальные), нам надо готовить смену 30-летних и 20-летних: выбирать и готовить их к руководящей работе». Вот я их выбрал и подготовил!

Новая партия взяла новые вершины в почитании нового земного бога, что присутствующие в кабинете (кроме Ленина, Ельцина и Ницше) и продемонстрировали. «Гений новой эры», «мудрейший человек эпохи», - восславили они Вождя. Все следовали новому ритуалу: стоя приветствовали Генсека и устроили ему продолжительную овацию. Возгласы: «Ура!», «Да здравствует товарищ Сталин!», «Великому Сталину – ура!», «Нашему любимому Сталину – ура!» не кончались. Иосиф Виссарионович был близок к блаженству, хоть и находился в аду...

- Что это они так его приветствуют? - выразил свое недоумение Ельцин.

- Не могут же они вслух кричать то, что на самом деле думают: «Чтоб ты пропал!» - продал оптом всех почти большевиков Сатана, обрадовавшийся возможности отомстить. - А тебя твои клевреты, думаешь, искренне хвалили?!

- Товарищ Сталин, Вы и сами вели, как оказывается, мерзкий, недостойный настоящего большевика образ жизни, и соратников себе под стать подбирали нечистоплотных, - сказал Ильич не просто зло, а с нескрываемым омерзением.

Г. Соломон: «... В известных отношениях Ленин был очень чистый человек, с искренней гадливостью относившийся ко всякого рода эксцессам, как пьянство, половая распущенность и прочее».

- Единственный образцовый в личной жизни коммунист – это Вы сами! - огрызнулся Сталин. - Ну, еще, может быть, мой личный террорист и Ваш любимец Тер-Петросян, более известный под прозвищем Камо. Впрочем, в сей немногочисленный список включу еще и Феликса Эдмундовича. Контриков он уничтожал не хуже меня. К товарищам по оружию был внимателен, опекал молодежь, часто вел с начинающими чекистами долгие беседы о жизни, давал весьма разумные советы. Лично скромен, никогда не требовал себе почестей, не присваивал награбленного, не пировал, купаясь в шампанском. Детей очень любил – правда, почти всех их родителей ненавидел. Еще в 1918 году сказал: «Какой аргумент может быть лучше признания подсудимого!» Так что и его, и Камо рекомендую взять в СНК...

- Герр Дзержинский как член Политбюро не нуждается в голосовании, - напомнил Ницше.

- Ошибаетесь, в состав Политбюро Ленин его не ввел, чем сильно обидел. Отсюда пошли даже слухи об участии Феликса в заговоре левых эсеров и покушении Каплан на Ильича, - снизошел до опровержения Сталин. - Так что не совсем Вы правы, товарищ Ленин. Что ж поделать, если, в реальной жизни большевики были далеко не такие примерные, какими Вы хотели нас видеть! Значительную часть своих сподвижников, впрочем, я унаследовал от Вас! Взять, к примеру, Луначарского...

- Взять его? - встрепенулся Берия.

- Да нет, я сказал для примера...

- Так для примера и возьму! Точнее, в назидание...

- Остынь, Лаврентий! Так вот, Владимир Ильич, назначенный Вами нарком народного просвещения – хотя внешне и блестящий человек, на самом деле совершенно пустой малый и морально очень неразборчивый... Такие оргии устраивал в театрах с артисточками.

- Согласен с Вами! «Это, знаете, настоящий фигляр... По своим убеждениям и литературно-художественным вкусам он мог бы сказать устами Репетилова, персонажа комедии «Горе от ума» Грибоедова: «Да,водевиль есть нечто, а прочее все гниль...» Да и в политике он типичный Репетилов: «Шумим, братец, шумим!»... Не так давно его укусила муха богоискательства, конечно, также фиглярно, как весь он фиглярен, то есть просто стал в новую позу. Но, знаете, как тонко посмеялся над ним по этому поводу Плеханов... Это было во время партийного съезда в Лондоне в 1907 году... Плеханов в кулуарах, конечно, вдруг подходит к нему какими-то кротко монашескими мелкими шажками, останавливается около него, крестится на него и тоненьким дискантом пропел ему: «Святой отче Анатолий, моли Бога о нас!»... Скажу прямо, - это совершенно грязный тип, кутила и выпивоха, и развратник, на Бога поглядывает, а по земле пошаривает, моральный альфонс, а, впрочем, черт его знает, может быть не только моральный... Подделался к Горькому, поет ему самые пошлые дифирамбы, а того ведь хлебом не корми, лишь пой ему славославие... ну и живет у них на Капри и на их счет...»

- Несмотря на такое мнение о нем Вы назначили его руководителем образования и воспитания русского юношества! - возмутился автор «Заратустры».

- Так ведь другие еще хуже... - имитировала грустный вздох душа Ильича.

- В России так все время происходит, и я сам в этом деле грешил: назначал на важные должности всяких случайных проходимцев. Потом сложно было от них избавляться, - поддался ностальгии ЕБН.

- Ничего не сложно! - возразил Сталин. - С подчиненными надо обращаться, как с туалетной бумагой или кондомами: использовал – и выкинул! Кстати, Владимир Ильич, Вы только что Плеханова и Горького упомянули... Будем их привлекать к участию в новой революции?

Вмешался Молотов:

- Плеханов много лет против большевизма боролся. После Февральской революции «... выпустил сборник против Ленина. Тоже обвинял.

...Поносил Ленина за то, что он помогает немцам... Горький тоже заблуждался. Он против Октябрьской революции выступил».

Старик отозвался о своем бывшем кумире Плеханове с известным, хотя и недобрым почтением:

- «Он, знаете, склизкий и ершистый, - так голыми руками его не возьмешь. Но крупная личность с громадным значением в истории рабочего движения, настоящий апостол русского марксистского социализма, впрочем, с сильным креном в сторону буржуазии...»

«Великого пролетарского писателя» он охарактеризовал куда хуже:

- «Это, доложу я вам, тоже птица... Очень себе на уме, любит деньгу. Ловко сумел воспользоваться добрым Короленкой и другими, благодаря им взобрался на литературный Олимп, на котором и кочевряжется и с высоты которого ругает направо и налево и грубо оплевывает всех и вся... И подобно Анатолию Луначарскому, которого он пригрел и возложил на лоно, тоже великий фигляр и фарисей, по русской поговорке «спереди благ муж, а сзади всякую шаташеся»... Впрочем, человек он полезный, ибо, правда, из тщеславия дает деньги на революцию и считает себя так же, как и Шаляпин, «преужаснейшим» большевиком...

А знаете вы его жену, Андрееву? Знаете, у Горького есть один рассказ, где какой-то из его героев, говоря своему товарищу о лешем, так характеризует его: «Леший, вишь, вон он какой – одна тебе ноздря...» - «Как ноздря?» - спрашивает удивленный собеседник. - «Да так... просто ноздря и больше ничего, - вот он каков леший-то»... Так вот Мария Федоровна похожа именно на горьковского лешего, ха-ха-ха!» - и Ленин весело расхохотался, довольный своим действительно метким сравнением.

- Насколько я понял, мы их всех берем... - пробормотал первый чекист. - Как насчет Чичерина?

Свое мнение опять высказал кадровик Молотов:

- «Грамотных людей б-было мало, и Ленин старался каждого использовать. Чичерина он считал м-малопартийным, но ценил как работника. Нарком иностранных д-дел – и не член ЦК!

... Сохранилась такая з-записка Ленина на письме Чичерина от 20 января 1922 года: «т. Молотову для всех членов Политбюро:

Это и следующее письмо Чичерина явно доказывают, что он болен и сильно. Мы будем дураками, если тотчас и насильно не сошлем его в санаторий».

- Вот она, знаменитая ленинская забота о соратниках! - пришел в невольное восхищение ЕБН. - А я-то никогда ни о ком из своих подчиненных не радел! Чем Чичерин болен был тогда?

- Ничем особенным, - ответил Вячеслав Михайлович. - Просто «перед этим Чичерин п-писал Ленину, что «можно было бы за приличную компенсацию внести в нашу конституцию маленькое изменение». Речь шла о том, чтобы в Советах были представлены н-нэпманы, священники и т.п. Сделать это в угоду американцам. Ленин п-подчеркнул слова «можно было» и написал: «Сумашествие!»

- Этот случай особо показателен для менталитета Ленина. Большевик, настоящий марксист, в его понимании, не может быть нормальным человеком, коль у него зародилась мысль о возможности предоставления каких-то политических прав эксплуататорам. Такой человек подлежит лечению и изоляции, - сделал научный психологический вывод Фрейд.

- Изоляции и ликвидации! - уточнил Сталин.

- Чтоб не тратить время на отдельные голосования, давайте пройдем по всему списку, по ходу отсеивая недостойных, - предложил Старик. - Принимается?

Несогласных не оказалось, и Дзержинский следующим назвал легендарного Дыбенко. Участник самого первого советского правительства, затем командарм, все делал, как велел Хозяин: безропотно участвовал в суде над друзьями-военачальниками, преданно выявлял вредителей. Все равно его обвинили в том, что он – американский шпион. Полуграмотный командарм оправдывался: «Я американским языком не владею... Товарищ Сталин, умоляю Вас дорасследовать...» Не помогло... Расстреляли...

- Не понял герой революции, превратившийся в трусливого, сильно выпивающего немолодого «боярина»: уходил не лично он – герр Джугашвили отправлял в небытие весь его мир, - сделал вывод Ницше.

На июньском пленуме 1937 года были арестованы 18 членов ЦК. Они покорно пошли к стенке – и перед смертью дружно славили Вождя. Столь усердствовавший в репрессиях Рудольф Эйхе, признав все ложные обвинения, умер с криком: «Да здравствует Сталин!»...

- Мартин Лацис, - представил своего сподвижника Дзержинский. - Член коллегии ВЧК – и при том крупный ученый...

- Палач-теоретик... - пробормотал Ницше. «Железный Феликс» свирепо покосился на болтуна и продолжил:

- Лацис писал «научные труды» и публиковал в своем журнале «Красный меч». Он всерьез исследовал зависимость расстрелов по полу и возрасту, по социальному составу уничтоженных в зависимости от времени года и состояния погоды, по климату данной местности и направления ветров. Товарищ Лацис, представьте на суд собравшихся наиболее характерные свои высказывания.

- «Правила войны? Это смешно. Вырезать всех раненых в боях против тебя – вот закон гражданской войны.

... Для нас нет и не может быть старых устоев морали и гуманности, выдуманных буржуазией для эксплуатации низших классов... Мы не ведем войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал словом или делом против Советов. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, - к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, образования или профессии. Эти вопросы и должны решить судьбу обвиняемого. В этом – смысл и сущность красного террора».

- Замечательно! - в один голос воскликнули великий тиран и «первый имморалист».

- Иосиф Виссарионович, не кажется ли Вам, что у нас повторяется давняя история? - недовольно вопросил Ильич.

Сталин сразу понял, о чем речь, и разъяснил присутствующим:

- «Я как нарком пришел к нему и говорю: я назначаю такую-то комиссию. Перечисляю ему – того-то, того-то... Он мне говорит: «Ни одного еврейчика? Нет. Ничего не выйдет!»

- Почему, герр Ульянов? - не вытерпел Ницше.

- Я еще в 1918 году писал, что «русский человек – плохой работник. Русский человек – то у него подъем большой, то он на печь, и всем доволен».

Молотов опечалился:

- «Вот какая обида нам, русакам, т-тому же Ленину! Ленин говорил: «Русские ленивы», - и чувствовалось, что ему с-страшно обидно, что русские действительно ленивы, начнут дело, не кончат... «Поболтать, покалять – это мы мастера! А вот организовать...» «Покалякать» - любимое слово Ленина».

- «Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин – из Политбюро», - едко заявила душенька человечка с умным ироничным лицом, появившаяся в кабинете напоминавшая Геббельса.

- Врешь ты все, Карл Радек! - отмахнулся от него Вождь. - Каганович разве не в Политбюро? Вот за слишком длинный язык да еще за постоянную брехню я тебя и расстрелял!

- Разве за такое наказывают? Это же лучшие качества настоящего партработника! - проявил неподдельное удивление Ельцин.

- Ты в другую эпоху воспитывался, - пояснил автор «Заратустры». - При Сталине еще и трудиться надо было, и результаты реальные давать – не так, как при Брежневе, Горбачеве и тебе... А ведь Вас, герр Ульянов, вроде бы в антисемитизме обвиняли, - переключился на другого собеседника, решив поддержать свою репутацию «возмутителя спокойствия и сеятеля раздоров», Фридрих.

- Такую архиглупость могли придумать только «умственные недоноски»! - отмахнулся от обвинения Ильич. - Во мне помимо русской и немецкой течет немного и еврейской крови. Не хочу даже объясняться на такую тему!

На защиту любимого Ильича выступил Молотов:

- «Когда я работал в «Правде» в 1912 году, получили мы, п-помню, письмо Крестинского. Он писал в этом п-письме, что Ленин – антисемит. Что Ленин на антисемитских позициях стоял, так как он очень грубо ругал м-меньшевиков-ликвидаторов, которые поддерживали сомнительных людей... Письмо не было опубликовано. Так что Ленину не п-пришлось отвечать. А меньшевики п-почти сплошь были одни евреи. И среди большевиков было много, среди р-руководителей. Вообще, евреи – самая оппозиционная н-нация. Но больше шли к м-меньшевикам. А как же! Очень разбирались, п-потому что идти на большевистский путь – так и голову свою можно потерять! А тут – что-то п-получим. Синица в руках, а у б-большевиков – журавль в небе. Ленин критиковал главных т-теоретиков-меньшевиков, а они – сплошь евреи. Поэтому Крестинский изобразил его антисемитом».

Вообще при Ленине главное обвинение против п-партии звучало так: «Евреи правят». В какой-то м-мере это было справедливо. «Ленин объединил Политбюро: сам русский, Сталин – грузин и три еврея – Троцкий, Зиновьев и Каменев... В то время евреи занимали многие р-руководящие посты, хотя составляли невысокий процент населения страны».

- Говорят, евреи сделали Октябрьскую революцию, а не русские, - провоцировал скандал Ницше.

- «Ну, в это мало кто в-верит. Правда, в первом правительстве, в Политбюро

б-большинство составляли евреи... У многих жены еврейки – у Ворошилова, Андреева, Рыкова, Кирова, Калинина... Бухарин, когда был исключен, с-сменил семью, женился на молодой девушке, очень красивой, еврейке. Не дали ему п-пожить. А первая жена р-русская была... Это неспроста. Среди евреев оппозиционных и р-революционных элементов было больше в массе своей, чем среди русских. Обиженные, п-пострадавшие, притесненные, и они более изворотливые, они, так сказать, всюду проникали... Это городские люди – в-веками жили в городах. Жизнь их так вышколила, что они стали очень активными, не в п-пример русским, которым сначала надо в голове почесать... Евреи, я думаю, наиболее п-подвижный народ».

- Странно, что потомки Авраама так плотно прибились к коммунистам при царизме. В советские времена, как мне говорили некоторые адозаключенные, евреи сами не хотели идти в партию: боялись, что обязанности у них будут, как у коммунистов, а права – как у евреев, - не унимался «первый имморалист».

- «Мы, русские», - начал было Сталин говорить, как он всегда делал, выступая от имени советского народа...

Светлана Аллилуева: «Брат мой Василий как-то сказал мне в те дни: «А знаешь, наш отец раньше был грузином?» Мне было лет 6, и я не знала, что это такое быть грузином, а он пояснил: «Они ходили в черкесках и резали всех кинжалами».

В биографиях Вождя отчество его родителя Виссариона Джугашвили неизменно писалось в русской транскрипции: Иванович. Отец народов изживал свое грузинство, желая утвердить принадлежность к титульной нации.

Молотов: «Ленин очень хвалил то, что Сталин писал по национальному вопросу, и все эти нелегкие дела поручал ему. Но и к-критиковал. О нем и Дзержинском говорил, что инородцы п-порой бывают более русскими, чем сами русские. В Сталине, конечно, это очень п-проявилось, особенно, в последние годы даже чересчур. Он не любил, когда п-представитель другой национальности менял фамилию на русскую, спрашивал: «А русской нации он не изменит?» Считал, что на высокие посты надо д-допускать в основном русских, украинцев и белорусов.

Надо учесть всю с-сложность характера Сталина... Насчет русскости он считал, что п-правительство должен возглавлять русский. Долго не с-соглашался Председателем Совнаркома стать... Мы, русские, стоим на п-первом месте, - но нельзя сводить к р-русскости все дело. Оно более широкое... Нельзя только р-русских считать хорошими... Сами русские тоже ничего бы не сделали, п-потому что у русских тоже много недостатков, да и не может не быть. Но никто другой не придумал социалистической р-революции, а русские первые придумали. Вот так. Русские, когда их р-раскачают евреи или напавший враг, тогда они стягиваются...»

- Еще раз прервешь меня, самого «раскачаю» и брошу в воспоминания обитателей концлагеря! - пригрозил Вождь. - Хотя насчет «стягивания» ты прав. В начале 50-х я дал команду «стянуться» - и началось «еврейское дело».

- Я пришел к тебе с приветом

Рассказать, что солнце село.

И теперь и я с рассветом

Жду ареста и расстрела, - спел анонимный хор лиц еврейской национальности.

... Стартом можно считать арест большой группы знаменитых врачей-евреев: Когана, Фельдмана, Этингера, Вовси, Гринштейна, Гинзбурга... Но по чекистскому сюжету острие заговора должно быть направлено лично против Вождя. Сталин согласился включить в состав заговорщиков и своего личного врача – профессора Виноградова.

- Я дал Игнатьеву минимальный срок для подготовки процесса и предупредил: «Если врачи не признаются, Вы будете там же, где они», - не без удовольствия окунулся в прошлое «дядюшка Джо».

13 января 1953 года страна прочла сообщение ТАСС «О раскрытии террористической группы врачей-отравителей». «Правда» напомнила читателям сказанное Хозяином в 1937 году: «Наши успехи ведут не к затуханию, а к обострению борьбы. Чем усиленнее будет наше продвижение вперед, тем острее будет борьба врагов народа». Но по сравнению с той волной террора эта была окрашена явным антисемитизмом, что должно было пробудить фанатизм толпы.

... Журнал «Крокодил» опубликовал открыто антисемитский фельетон «Пиня из Жмеринки»; «Огонек» в передовой статье «Бдительность и еще раз бдительность», перечислив еврейские имена арестованых врачей, называл их «извергами человеческого рода»; вся пресса печатала сообщения «об арестах шпионов в разных городах» с бесконечным рядом еврейских фамилий... Ночами по Москве ездили черные машины – забирали известных евреев. Тогда же арестовали следователя Генпрокуратуры Шейнина, в то время – палача, в будущем – одного из первых советских детективщиков. Еврея – руководителя Мавзолея Збарского не защитило даже то, что, в отличие от его коллег, он лечил не живых людей, а мумию.

- Давайте вечер воспоминаний перенесем на завтрашнее утро, - не без яда заявил Ленин. - Кого из евреев мы включим в СНК?

Дзержинский отозвался немедленно:

- Как насчет Литвинова?

- Разве он не русский? - сморщил призрачный лоб ЕБН.

- Его подлинная фамилия Валлахманс, - просветил спутника эрзац – Виргилий.

- Напомню, - продолжил Феликс Эдмундович, - что Иосиф Виссарионович сделал Литвинова наркомом иностранных дел и даже не «шлепнул», позволив умереть своей смертью. А Вы, Владимир Ильич, дали в свое время ему особую рекомендацию как одного из выдающихся товарищей, гонимого и международной полицией, и меньшевиками. Литвинов был тогда герой, имя которого довольно долго не сходило со страниц мировой печати. Я напомню вкратце эту историю.

26 июня 1907 года в Тифлисе состоялась крупная экспроприация: у банковских инкассаторов 200 000 рублей отобрали кавказские революционеры...

- Одна из моих лучших операций (грабежей – поправил Ницше) по добыче денег для партии, которую блестяще провел Камо, - похвалился довольный Сталин.

«Железного Феликса» воспоминания Вождя о своем славном бандитском прошлом с мысли не сбили:

- И вся захваченная при этом «эксе» сумма (состоявшая из билетов пятисотрублевого достоинства) была передана партии, или, вернее сказать, большевикам. Все участники этой героической эпопеи остались неуловимыми. Русская полиция рвала и метала и, конечно, приняла все меры к тому, чтобы арестовать тех, кто попытался бы разменять эти пятисотрублевки, номера которых были известны.

И вот в Париже арестовали Литвинова, причем прокуратура инкриминировала ему попытку разменять эти банкноты и участие в экспроприации. Он просидел в тюрьме всего около двух недель, все время подвергаясь допросам, однако в конце концов был освобожден за отсутствием улик.

Но, кроме властей, на него нападали особенно энергично охранявшие чистоту своих риз меньшевики в своем журнале «Социал-демократ». Они встретили его в Париже прямо в штыки. Правда, их вождь Мартов обещал молчать и не поднимать шума, если он поделится с ними частью экспроприированных денег, причем требовал для своей группы (меньшевиков) 15 000 рублей. Литвинов соглашался дать только 5 000 рублей, торгуясь дальше, соглашался, понемногу добавляя, дать 7 000 рублей. Здесь он уперся, и «сделка» не состоялась. Тогда Мартов открыл против Литвинова свирепую атаку, в чем можно убедиться, прочтя соответствующие номера «Социал-демократа» той эпохи. Мне лично вспоминается одна особенно недостойная статья Мартова, в которой тот, не стесняясь выдавать революционные, весьма конспиративные, псевдонимы Литвинова и обрушиваясь на него, писал об этом деле...

- К чему сей панегирик, Феликс Эдмундович? - спросил основатель СССР.

- Я просто отдаю дань стойкости и выдержанности Литвинова и его самопожертвованию.

Ленин поморщился:

- «Да, конечно, Вы правы... и стойкость, и выдержка... Но, знаете ли, ведь это все качества хорошего спекулянта и игрока, - они ведь тоже подчас идут на самопожертвование. Это все качества умного и ловкого еврея-коробейника, но никак не крупного биржевого дельца. И в его преданность революции я и на грош не верю и просто считаю его прожженой бестией, но действительно артистом в этих делах, хотя и мелким до глупости... Ну, подумайте сами, как можно было не сойтись с Мартовым? Ведь это глупо и мелочно, набавил бы еще три тысячи, и они сошлись бы... И я Вам скажу просто и откровенно: из Литвинова никогда не выйдет крупного деятеля – он будет гоняться за миллионами, но по дороге застрянет из-за двугривенного. И он готов всякого продать. Одним словом, – вдруг с бесконечным раздражением закончил он, - это мелкая тварь, ну и черт с ним!..»

- Следующий еврей – Иона Якир, командарм...

- Вы кого предлагаете? - завопил в ярости «дядя Джо». - Это же немецкий шпион, который во всем признался!

- Под пытками! На самом деле я – настоящий коммунист. Помните, что я написал Вам в своем посмертном, последнем письме: «Родной, близкий товарищ Сталин! Я умираю со словами любви к Вам, партии, стране, с горячей верой в победу коммунизма», - зарыдал появившийся в кабинете полководец.

- На этом «объяснении в любви» я начертал собственноручно: «Подлец и проститутка. Сталин». После чего отправил письмо соратникам... Они тоже отозвались: «Совершенно точное определение. Молотов». «Мерзавцу, сволочи и бл...и - одна кара: смертная казнь. Каганович».

- Лазарь, ты же был моим лучшим другом, - со страданием в голосе сказал герой гражданской войны.

- В первую очередь я был лучшим другом самому себе! - ответствовал Лазарь Моисеевич. - Одна дама очень любила при мне хвалить Сталина. Я поддакивал. Но после XX съезда она заявила: «Оказывается, Сталин был не столь уж гениален». Я тогда сказал сам себе: «Оказывается, она идиотка, а я думал – стукачка!» Ты же, Иона, подписывал доносы на своих друзей... И смертные приговоры им выносил...

- История тебе двурушничества не простит! Уже не простила!

... Кагановича комично выбросили из памяти потомков: издали указ о переименовании Московского метрополитена имени А.М. Кагановича в Метрополитен имени В.И. Ленина. Имя Кагановича дали станции «Охотный ряд», а затем переименовали ее в «Проспект Маркса».

- Если б меня история наказала только этим! - заплакал Лазарь Моисеевич.

Его брат Михаил Каганович был единственным заместителем наркома, который в 1934-1939 годах стал кандидатом в члены оргбюро ЦК. Высокое партийное звание делало его влиятельнейшим человеком.

В декабре 1939 года он возглавил наркомат авиационной промышленности – важнейший из всех оборонных ведомств, потому что Сталин особенно интересовался авиацией. Но через год был освобожден и получил назначение с большим понижением, а еще через полгода покончил жизнь самоубийством.

Лазарь Каганович: «Я пришел на заседание . Сталин держит бумагу и говорит мне:

- «Вот есть показания на Вашего брата, на Михаила, что он вместе с врагами народа».

Я говорю:

- «Это сплошное вранье, ложь, - так резко сказал, не успел даже сесть. - Это ложь. Мой брат Михаил большевик с 1905 года, рабочий, он верный и честный партиец, верен партии, верен ЦК и верен Вам, товарищ Сталин».

Сталин говорит:

- «Ну а как же показания?»

Я отвечаю:

- «Показания бывают неправильные. Я прошу Вас, товарищ Сталин, устроить очную ставку. Я не верю все этому. Прошу очную ставку».

Он поднял глаза наверх. Подумал и сказал:

- «Ну что же, раз Вы требуете очную ставку, устроим очную ставку».

Через два дня... Маленков, Берия и Микоян вызвали меня. Я пришел. Они мне говорят:

- «Мы вызвали Михаила Моисеевича на очную ставку».

Я говорю:

- «Почему меня не вызвали? Я рассчитывал, что я на ней буду».

Они говорят:

- «Слушай, там раскрыты такие дела, что решили тебя не волновать».

Вызвали Ванникова, который был заместителем у Михаила и показывал на него, других, и устроили очную ставку. Ну, эти показывают одно, а Михаил был горячий человек, чуть не с кулаками на них. Кричал: «Сволочи, мерзавцы, вы врете» и так далее. Вывели арестованных, а Михаилу говорят:

- «Ты иди, пожалуйста, в приемную, посиди, мы тебя вызовем еще раз. А мы тут обсудим».

Только начали обсуждать, к ним вбегают из приемной и говорят, что Михаил Каганович застрелился. Он действительно вышел, одни говорят, в уборную, другие говорят, в коридор. У него при себе был револьвер, и застрелился. Он человек был горячий, темпераментный. И кроме того, он человек был решительный и решил: в следственную тюрьму не пойду. И лучше умереть, чем идти в следственную тюрьму».

Берия: - После смерти Сталина, 6 мая 1953 года, я направил главе правительства Маленкову записку:

«Министерством внутренних дел Союза ССР произведена проверка архивных материалов по обвинению тов. Кагановича Михаила Моисеевича в принадлежности к правотроцкистской организации.

В результате проверки установлено, что эти материалы являются клеветническими, добытыми в бывшем НКВД в результате применения в следственной работе извращенных методов, а тов. М. Каганович, будучи оклеветан, покончил с собой.

На этом основании МВД СССР вынесено заключение о реабилитации тов. М. Кагановича...»

… Михаил Каганович был полностью реабилитирован, его вдове выдали единовременное пособие и установили персональную пенсию.

Ницше немедленно огорошил Кагановича вопросом:

- Почему же Вы не спасли брата?

- «Это обывательская, мещанская постановка вопроса. А если бы у меня были с ним политические разногласия? То есть если бы он пошел против партии, то почему я должен был его спасать? И должен ли брат брата спасать только потому, что он брат? Это чисто мещанская, непартийная, небольшевистская постановка вопроса. Я защищал его перед членами Политбюро, перед Сталиным, потому что я знал – он честный человек, что он за партию, за ЦК. Михаил поторопился, взял и застрелился. Надо было иметь выдержку...»

В 1941 году оказалось, что нарком путей сообщения Лазарь Моисеевич Каганович «не сумел справиться с работой в условиях военного времени». Его освободили от поста наркома. Он оставался членом Политбюро, членом Государственного комитета обороны, заместителем главы правительства, но это ничего не означало.

Сталин сослал Лазаря Моисеевича на незначительный пост члена Военного совета Северо-Кавказского (затем Закавказского) фронта. Пребывание Кагановича там оказалось счастливым для Леонида Ильича Брежнева. Именно Каганович занимался организацией десанта на Малую землю под Новороссийском, который в брежневские времена стал чуть ли не главным событием Великой Отечественной войны. Там члену ВС представили бравого бригадного комиссара Брежнева, назначенного заместителем начальника политуправления Черноморской группы войск. Экс-нарком дал толчок карьере Леонида Ильича.

- Лазарь Моисеевич, - прошамкал «бровеносец», - лично я приглашаю тебя в мою личную зону. Переходи! Я тебя каким-нибудь адским орденом награжу. Посмертно!

- Лучше я при Сталине страдать буду, чем при тебе! - отказался Каганович.

- Что-то не с тех вы начинаете, - вмешался в процедуру выдвижения кандидатур неугомонный Ницше. - Первым следует обсудить первого еврея...

- Иакова, что ли? Или его деда Авраама? - издевательски вопросил несостоявшийся поп Сосо Джугашвили.

- НЕ ПОЙДЕМ В ВАШЕ БОГОМЕРЗКОЕ ПОЛЧИЩЕ! - выразили протест с неба упомянутые патриархи.

- Ух, какие мы гордые! - окрысился бывший семинарист. - Ты, Авраам, был сводником: отдавал свою жену Сарру в чужие гаремы за плату, выдавая за сестру. Выгнал в пустыню на верную смерть свою наложницу Агарь с маленьким сыном Измаилом. Ты, Иаков, обманом отобрал первенство в роду у брата своего Исава, украл ценное имущество у тестя Лавана.

- С такими-то делами и чего бы им действительно к коммунистам не присоединиться? - удивился ЕБН.

- МЫ РАСКАЯЛИСЬ И ПОТОМ ЖИЛИ ПРАВЕДНО, А ТЫ – НЕТ! - заявили патриархи и смолкли.

- Я имел в виду первого еврея в российской революции – Мартова, - пояснил философ, довольный спровоцированным скандалом.

Ленин с лукавым видом сразу возразил:

- «Хотя Юлий Осипович, как известно, мой большой друг... вернее, бывший друг, но, к сожалению, он – великий талмудист мысли, и что к чему, - это ему не дано...»

- Я в большевистских авантюрах не участвую! - дал свой отказ невидимый Мартов.

- Да всем известно, что вы, меньшевики, согласны участвовать только в дележке денег, добытых большевиками! - усмехнулся Коба.

- Что вы там все глупости говорите?! Первый еврей в революции – это я!

В кабинете появился Троцкий: в пенсне, с бородкой клином. Из затылка у него торчал ледоруб. Лев Давидович передвинулся поближе к Сталину, выдернул объект альпинистского снаряжения из своей головы и попытался тюкнуть им Иосифа Виссарионовича по темечку.

- Меркадер! - возопил тиран. Тут же появился советский диверсант-испанец, убивший Троцкого, вырвал ледоруб из рук своей жертвы – и вернул орудие на его законное место.

- «Он и здесь меня нашел!» - пробормотал, корчась в конвульсиях, свои последние перед смертью слова создатель Красной Армии. (Троцкий это «сказал о Сталине», - пояснил всем присутствующим Молотов).

Новоприбывший тем временем принял облик трансвестита: в женском парике, с накладными грудями, в короткой юбке и обтягивающей кофточке, в черных чулочках с подвязками. В сочетании с бородкой и пенсне это смотрелось гротескно.

- Да Вы половой извращенец, оказывается, Лев Давидович! - ужаснулся целомудренный Ленин.

- Нет, это Вы – словесный извращенец, Владимир Ильич! - в бешенстве завопил Троцкий. - Кто навеки заклеймил меня как «политическую проститутку»?! Вот и маюсь теперь благодаря Вашему похабному злословию!

- А зачем Вы мой «план электрификации всей страны» обозвали «планом электрофикции»? - не замедлил с ответом Ульянов. - А зачем писали, будто я - «диктатор, будущий Робеспьер»?! Я ничего не забываю! Кто испражнялся в остроумии насчет меня: «... Диалектике нечего делать с тов.Лениным. Он обращается с марксистскими «положениями», как с несгибаемыми статьями «Уложения о наказаниях». Сперва находит «подходящую» статью, а затем копошится в материалах обвинительного акта, изыскивая там признаки преступления, формально отвечающие содержанию карательной статьи». Кто направил мне записку, в которой высказывал «очень большое сомнение по поводу Ваших (то есть моих) запретительно-ограничительных предложений насчет приема в партию»? Несмотря на весь Ваш авторитаризм, Вы все же сохранили в себе элементы меньшевистской фронды, это – нет-нет да и прорывалось в Ваших поступках. Разве все это – не шлюховатое поведение?!

- В виде политической продажной бл...ди не того пола ты как нельзя лучше иллюстрируешь то определение, которое я тебе некогда дал: «красивая ненужность», - промурлыкал Джугашвили, щуря свои тигриные очи.

- Слушай, почему в аду у всех такие выразительные глаза? - спросил Ельцин.

- Глаза – зеркало души, - объяснил философ. Пока он давал своему подопечному информацию, Троцкий дал своему главному врагу достойный ответ:

- Помолчал бы уж, «самая выдающаяся посредственность нашей партии»!

- Какие остроумные были люди! - выразил восторг великий мастер афоризмов. – Им бы литературой художественной, а не политикой заниматься!

- Владимир Ильич, - апеллировал Вождь к своему предшественнику, - выскажите, наконец, Ваше истинное мнение об этом враге народа!

- «Чтобы охарактеризовать вам Троцкого, - начал говорить Ленин, хитро щуря свои глазки с выражением непередаваемого злого лукавства, - я вам расскажу один еврейский анекдот... Богатая еврейка рожает. Богатство сделало ее томной дамой, она кое-как лопочет по-французски. Ну, само собой, для родов приглашен самый знаменитый врач. Роженица лежит и по временам, томно закатывая глаза, стонет, но на французский манер: «О, мон Дье»! (О, мой Бог, - тут же перевел с французского Ницше). Муж ее сидит с доктором в соседней комнате и при каждом стоне тревожно говорит доктору: «Ради Бога, доктор, идите к ней, она так мучается...» Но врач курит сигару и успокаивает, говоря, что он знает, когда он должен вмешаться в дело природы... Это тянется долго. Вдруг из спальной доносится: «Ой, вай мир, гевальт!» («Боже мой», - перевел опять Фридрих). Тогда доктор, сказав «Ну, теперь пора», направился в спальную... Вот вспомните мои слова, что, как революционер, Троцкий – страшный трус, и мне так и кажется, что в решительную минуту его прорвет и он заорет на своем языке «гевальт»...

- Я вспомнил это Ваше пророчество, когда при приближении к Петербургу армии Юденича в 1919 году Вы командировали туда Красина, ибо растерявшийся Троцкий (и Зиновьев с ним) обратился к жителям города с воззванием, рекомендуя им защищаться (это против регулярной и технически хорошо оснащенной армии!) постройкой баррикад. Тогда же один товарищ сказал мне, по поводу этой растерянности Троцкого, что «у него шея чешется от страха перед белыми», - мстительно добавил Сталин.

- Герр Бронштейн был трусливым? - не поверил Ницше.

- «Нет, он с-смелый был, – восстановил справедливость Молотов. - Был в ссылке, б-бежал, потом в тюрьме сидел. В Америке жил. В 1905 году п-приехал и стал председателем первого Совета рабочих депутатов в Петербурге, в шестом или в начале седьмого года уехал снова, и второй раз приехал в 1917-м. Средства у н-него имелись. Во-первых, он г-газету издавал, во-вторых, видимо, у него состояние было. Я читал его б-биографическую книгу. Он начинает с того, как с м-матерью поехал в гости к соседу-помещику на Херсонщину. Лет пять ему было, п-пишет, как он играл там с такой же девочкой и обсикался. Такое описывает – н-настолько самовлюбленный человек!

... Троцкий прекрасно в-выступал, очень хорошая дикция. Оказывается, искусству ораторства учился. Когда п-прислушаешься, чувствовался еврейский акцент, но так не очень заметно. Как оратор, сильнее Бухарина. Первого к-класса, конечно... Мог воздействовать на людей наивных в политике. Сильным оратором б-был Бухарин. Ленин послабее. Очень своеобразным оратором б-был Сталин. Он г-говорил тихо, но его всегда слушали – и до революции».

- Бронштейн получил деньги на революцию в России от банкиров Англии и США через своего брата — американского миллионера, - поделился чужими секретами Сатана.

Ленин, которому не чуждо было понятие справедливости, попытался ее восстановить.

- Товарищ Троцкий не поддается какому-то обобщенному определению. «Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК. Но и чрезмерно хвастающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела».

Я в свое время счел нужным напомнить партии о «небольшевизме Троцкого, оговорившись при этом, что небольшевизм так же мало может быть ставим ему в вину лично, как и октябрьский эпизод Зиновьеву и Каменеву». В этом я вижу проявление позиции не отдельного партийного лидера, а целого социального слоя, определенных настроений в партии, выразителем которых время от времени оказывался Троцкий.

Зиновьев, ободренный тем, что Ильич его упомянул, не упустил возможности поиронизировать над своим давным соперником:

- Товарищ «... Троцкий иногда создает такую политическую платформу, на которой может стоять только один человек: сам товарищ Троцкий, ибо на этой «платформе» буквально не остается места даже для единомышленников... Но было бы все же неверно видеть в позиции товарища Троцкого только индивидуальное. Он, несомненно, отражает и нечто более широкое из нашей обстановки».

Ленин счел целесообразным расширить свое пояснение:

- Когда он присоединился к нам, я сказал о Троцком: «... С тех пор не было лучшего большевика».

Лев Давидович комплимент отверг:

- «Не я перешел на позиции большевизма, а большевики «разбольшевичились», перейдя во главе с Лениным на платформу моей теории «перманентной революции».

ЕБН много раз слышал этот загадочный термин, который ассоциировался у него с переворотом в моде на женские прически, и рискнул спросить о его значении у автора теории. К его удивлению, ренегат Троцкий ответил ренегату Ельцину.

- Суть моего открытия: мировая революция возможна лишь в форме одновременного выступления пролетариев всех стран, которое должно продолжаться не иначе, как до полного торжества социализма во всем мире. «Завершение социалистической революции в национальных рамках немыслимо... Социалистическая революция начинается на национальной арене, развивается на интернациональной и завершается на мировой. Таким образом, социалистическая революция становится перманентной в новом, более широком смысле слова: она не получает своего завершения до окончательного торжества нового общества на всей нашей планете».

- Вот уж не знал, что ты – теоретик! - покачал призрачным лбом Борис Николаевич.

- Я - не просто плодотворный революционный писатель, оратор и теоретик, а больше того – революционный пророк! - высокопарно заявил Лев Давидович.

- Слишком с-себя перехваливаете! - не уступил Молотов. - Я вот сейчас Вас п-процитирую: «Можно ли представить себе, что в течение ближайших 40-50 лет европейский социализм будет загнивать, а пролетариат окажется неспособным совершить революцию...» Как раз уже п-прошло 50 лет. Тут Ваш основной, так сказать, недостаток. Европейский п-пролетариат власти не взял!

«Я утверждаю, что у меня нет никаких теоретических или политических оснований думать, что нам вместе с крестьянством легче построить социализм, чем европейскому пролетариату взять власть». А советские рабочие и к-крестьяне социализм построили!

- Лучше бы они этого не делали! - заявил Ницше.

- Тем не менее большевики у меня постоянно воровали идеи, - не уступал Троцкий. - Даже название газеты «Правда» слямзили – я выпускал такое издание за границей. И министров перекрестить в комиссары – мое предложение! И в руководство партии меня сразу же взяли!

- Это п-правда! - признал Вячеслав Михайлович. - «При Ленине не было Политбюро б-без участия Троцкого. Не мыслили даже Политбюро! Все п-подписались. Дескать, мы с ним с-спорим, но это такой человек, что мы не мыслим без него состав Политбюро... Вели идейную б-борьбу очень острую, одновременно говоря, что мы очень высоко ценим Троцкого!»

Биограф Льва Давидовича Дж. Кармайкл: «Троцкий открыл «зеленую улицу» жестокости, присущей всякой гражданской войне: все, вплоть до смертной казни, могло быть оправдано интересами дела. Полное слияние Троцкого с Великой Идеей делало его неумолимым; слово «безжалостно» стало его любимым выражением. Он казнил одного из адмиралов (Счастного) по обвинению в саботаже. Счастный был назначен самими большевиками; он спас Балтийский флот и, преодолевая огромные трудности, привел его в Кронштадт и в устье Невы. Он пользовался большой популярностью среди матросов; твердая позиция по отношению к новой власти делала его совершенно независимым. Это раздражало Троцкого, который самолично выступил – к тому же единственным - свидетелем; не затруднив себя доказательствами, он просто заявил на суде, что Счастный – опасный государственный преступник, который должен быть «безжалостно» наказан... Троцкий ввел и другую варварскую меру – захват заложников; по его приказу был составлен список родственников офицеров, ушедших на фронт».

В августе 1919 года «иудушка», как его заклеймил некогда Ленин, подписал инструкцию армейским ответственным работникам: «Необходимо немедленно приступить к формированию заградительных отрядов... Каждый комиссар должен точно знать семейное положение командного состава... по двум причинам: во-первых, чтобы прийти на помощь семье в случае гибели командира в бою, во-вторых, для того, чтобы немедленно арестовать членов семьи в случае измены или предательства командира... Особый отдел... должен действовать в тесном сотрудничестве с политотделом и трибуналом, наказания должны следовать как можно скорее за преступлением».

Известен случай жестокой расправы Троцкого с одним из полков, который покинул без приказа линию обороны. Председатель Реввоенсовета приказал расстрелять командование полка. Но и этого ему показалось мало. Полк был выстроен в шеренгу, особисты выдергивали из строя каждого десятого красноармейца и здесь же, на глазах у всех, для острастки других казнили...

Он повинен не только в расправе над командующим 2-й Конной армией Ф. Мироновым, который был оклеветан и погиб в 1921 году в Бутырской тюрьме. Для него идеалы Октябрьской революции как революции мировой были высшей целью, во имя достижения которой он считал вполне моральным перешагивать через любые ценности, включая бесценное – человеческие жизни. Лев Давидович верил в эффективность насилия, террора как метода выправления положения на фронтах. «Полевые трибуналы приступили к работе. Произведены первые расстрелы дезертиров. Объявлен приказ, возлагающий ответственность за укрывательство дезертиров на совдепы, комбеды и домохозяев. Первые расстрелы уже произвели впечатление. Необходима дальнейшая посылка твердых работников», - докладывал он Свердлову с Воронежского фронта.

... В аду повторился уже раз произошедший в реальности скандал. Ворошилов обвинил Троцкого в чрезмерном пристрастии к репрессиям против командного и рядового составов, в расстрелах, в том числе и членов партии. Тот не выдержал и, перебив Клима, закричал: «Вы же лжете совершенно сознательно, как бесчестный каналья, когда говорите, что я расстреливал коммунистов».

Ворошилов: «Сами Вы каналья и отъявленный враг нашей партии...»

Голос: «Призвать к порядку. Канальями называют».

Другой голос: «Какие канальи здесь?»

Ворошилов: «Ладно, черт с ним».

Троцкий: «Что же, меня будут обвинять, что я расстреливал коммунистов, а я буду молчать».

Подвойский: «Вы расстреливали коммунистов. Я список расстрелянных представлю».

Я действовал всегда твердо, как настоящий революционер! - пафосно заявил Лев Давидович.

- Ты революционером настоящим никогда не был, потому что за власть бороться не умел! - выразил свое мнение его всегдашний оппонент. - Я ведь знаю, что многие твои сторонники после кончины Ильича предложили тебе, тогда еще руководителю армии, арестовать меня, Зиновьева и других, как якобы изменников делу революции. Разговор произошел вечером. Наступила ночь, но ты не давал ответа. В это время в моем лагере уже все знали. Это была жуткая ночь. Я тогда благоразумно исчез. Зиновьев в истерике требовал меня найти, меня искали, но безуспешно... На рассвете ты объявил сподвижникам: отказываюсь.

- Я не мог допустить, чтобы партия обвинила меня в самом страшном для революционера грехе - в бонапартизме. Ведь главный закон большевиков: политическая деятельность вне партии контрреволюционна. Обращение к народу или к армии привело бы к возникновению нового Наполеона и погубило бы страну, - объяснил Троцкий.

- Ты был и остался величайшим догматиком – повел себя как волк, не смеющий уйти за красные флажки и предпочитающий вместо этого пулю, - презрительно бросил Джугашвили.

... Сталин появился утром – так же внезапно, как и исчез. Дальше он делал ходы быстро. Во главе армии поставил Михаила Фрунзе. Тот не был человеком ни Троцкого, ни Сталина, поэтому Зиновьев и Каменев поддержали назначение. Политбюро поручило Фрунзе реформировать РККА. От прежней вольницы остались только командирские кадры, новая армия была создана из призванной осенью крестьянской молодежи. Михаил Васильевич страдал язвой. После обострения болезни по решению Политбюро ему сделали сомнительную операцию. Самый великий полководец Гражданской войны умер на операционном столе. Жена, убежденная, что его зарезали, покончила с собой.

Руководить Красной Армией стал верный клеврет Генсека - Ворошилов. Розовый, похожий на лавочника Клим терпеть не мог своего заместителя Тухачевского, которого называл Наполеоном. Схватка между ними была неизбежна. Ворошилов ненавидел и Троцкого. Так что было кому помочь Хозяину провести беспощадную чистку Вооруженных Сил СССР от троцкистов.

Льва Давидовича лишали – одного за другим – всех рычагов власти и видных сторонников. Пришлось идти на огромный риск: оппозиция приступила к отчаянным действиям.

23 сентября 1926 года Сталин написал Молотову: «Если Троцкий в бешенстве и он думает открыто ставить ва-банк, тем хуже для него...» Джугашвили оказался прав – и вопреки сопротивлению Льва Давидовича вывел из Политбюро всех вождей Октября. Зиновьев перестал руководить Коминтерном. С этого момента оппозиции терять стало нечего – и началась открытая яростная война. Накануне XV съезда партии и десятой годовщины организованного им Октябрьского переворота Троцкому в созданном им государстве пришлось организовывать... подпольную типографию, чтобы напечатать свою программу! Он предвидел: на съезде ему не удастся ее огласить – зал, послушный Сталину, заглушит его криками. Но шпионы «чудесного грузина» предупредили заранее об этой «антипартийной выходке». За подпольную типографию сторонников Троцкого тотчас выгнали из партии и арестовали.

На октябрьском (1927 год) пленуме ЦК Лев Давидович так толком и не произнес свою речь. Она была еле слышна - ее прерывали вой, проклятия и ругательства, неумолчные крики «Долой!», «Вон!». Под те же вопли покинул трибуну Зиновьев. В совместных муках Троцкий и собравшиеся в адском кабинете Сталина души пережили все перепитии того «товарищеского», партийного разговора...

«Троцкий. Вы рассказываете, что из партии выходил. Ложь, клевета... термидор... Голос с места. Ну, ну, болтун, помолчи. Троцкий. Грубость и нелояльность, о которых писал Ленин, уже не просто личные качества: они стали качествами правящей фракции, ее политики, ее режима... Основная черта нынешнего курса в том, что он верит во всемогущество насилия – даже по отношению к собственной партии. (Шум.) Бабушкин. «Соц. Вестник» читает. Мелкий буржуа в пролетарском государстве. Скрыпник. Еще одна статья из «Соц. Вестника». Возгласы. Меньшевик! Троцкий. Через Октябрьскую революцию наша партия получила в свои руки могущественный аппарат принуждения, без которого немыслима пролетарская революция. Средоточием диктатуры является Центральный Комитет нашей партии. (Шум.) При Ленине, при ленинском Центральном Комитете организационный аппарат был подчинен революционной классовой политике мирового масштаба. Правда, Сталин, в качестве Генерального Секретаря, внушал Ленину опасения с самого начала... Возгласы. Меньшевик, довольно! Троцкий. Но при ленинском руководстве, при ленинском составе Политбюро генеральный секретариат играл совершенно подчиненную роль. (Шум.) Положение стало меняться со времени болезни Ленина. Подбор людей через секретариат, аппаратная группировка сталинцев получили самостоятельный, независимый от политической линии характер. Вот почему Ленин, взвешивая перспективу своего отхода от работы, подал партии последний совет: «Снимите Сталина, который может довести партию до раскола и гибели». (Шум.) Степанов-Скворцов. Старая клевета! Тальберг. Ах ты, болтун, хвастун! Возгласы. Позор! Тальберг. А у вас правильная политика? Скрыпник. До чего дошел! Гнусность какая! Возгласы. Это ложь! Петровский. Презренный меньшевик Вы! Калинин. Мелкий буржуа, радикал! Троцкий. Изгоняя, лишая работы, арестовывая, правящая фракция действует дубьем и рублем против собственной партии. (Шум). Крики: Долой! Что за гнусность! Меньшевик! Предатель! Нельзя его слушать! Что за издательства над ЦК!... Ярославский.Заупокойная Троцкого. Олос. Похоронный марш!.. Голоса. Шпана ты этакая! Меньшевик!.. Скрыпник. Меньшевик, ступай прочь из партии».

- Вот как «демократически» проходила «борьба с троцкизмом», - заулыбался презиравший демократию «первый имморалист». - А по-моему, герр Бронштейн – никакой не враг социализма, а убежденный революционер. И высеченный на обелиске на его могиле символ - «серп и молот» -вполне отражает суть его личности!

Задумчиво слушавший всю эту перепалку Ленин изложил свою точку зрения:

- Лев Давидович и его сторонники предлагали собственные варианты развития России. Они отрицали возможность построения социализма в такой отсталой стране, как наша, до победы мировой революции. Но реальная практика опровергла это отрицание. Однако, то, что все «оппозиционеры» хотели строить социализм, - факт. И это главное. Отношение к крестьянству? Троцкистско-зиновьевский блок выступал не против крестьянства вообще, а против кулака. Но речь ведь шла не о физическом уничтожении, как это сделал товарищ Сталин, а только о большем налогообложении.

В главном Сталин и Троцкий очень близки. Вполне можно допустить, чтобы они до конца вместе управляли рычагами партийной диктатуры, строя социализм. Столкнула их борьба за личную власть. Волею судьбы один из них оказался на ее самой высшей ступени, а другому история отвела роль непримиримого критика.

Не стоит обольщаться «демократизмом» Троцкого и его сторонников. Это – демократизм оппозиции, своего рода орудие давления на политических противников. Находясь у власти, они демонстрировали иные качества.

... В январе 1929 года Троцкого изгнали из России. И Зиновьев справедливо отметил: протестовать уже не перед кем.

Молотов, улыбаясь, поделился воспоминаниями:

- «Сталин все шутил, что он п-плыл из Ялты в Закавказье, в Сочи, на катере «Троцкий». И говорит, что кто-то его с-спросил: «Долго ты будешь ездить на Троцком?»

- Я весьма удачно пошутил и позднее, - засмеялся Хозяин. - Этого, по меткому определению товарища Ленина, «иудушку», считавшего себя истинным ленинцем, вывозил из России пароход «Ильич».

- Почему Вы сразу не убили его? - тотчас спросил Ницше.

- Сделал огромную глупость: в кои-то веки проявил гуманность. Не ожидал, что и в эмиграции он мне будет так досаждать. Кроме того, Троцкий тогда нужен был живым: ему предстояло стать тем «контрреволюционным центром», в связях с которым можно было бы обвинять врагов. Все я рассчитал на много ходов вперед...

- Далеко не все! - оборвал его Лев Давидович. - Несмотря на твое сопротивление, я сумел развернуть свое движение во всем мире. Мои сторонники располагали 32 периодическими органами печати в 16 странах. Их материалы печатались на 15 языках.

Невзирая на все трудности, мне удалось осуществить задуманное: пусть и не в таких масштабах, как планировалось, но создать группы своих сторонников в ряде стран, которые были в 1938 году объединены в IV Интернационал, существующий и по сей день!

- Советские газеты не зря награждали тебя самыми негативными эпитетами: «предатель», «скользкий слизняк», «бездомная собака», «новый папа Лев XXX» - и напоминали о тридцати сребренниках Иуды Искариота, что и на самом деле являлось кодовым именем, которым обозначался ты на Лубянке! - прорычал кремлевский горец.

- «Так пишут люди, готовящиеся сменить перо на пулемет», - достойно ответил Лев Давидович.

- Слишком много горя ты Советскому Союзу принес, слишком много важных сторонников у тебя было! - патетически воскликнул Жданов. Создатель Красной Армии только презрительно усмехнулся:

- «Троцкому достаточно мигнуть глазом, чтобы ветераны революции стали агентами Гитлера и микадо. По «инструкциям» Троцкого... руководители промышленности, сельского хозяйства и транспорта разрушают производительные силы страны. По приказу «Врага народа №1», будь то из Норвегии или Мексики, железнодорожники пускают под откос поезда на Дальнем Востоке, а высокоуважаемые врачи травят своих кремлевских пациентов. Такая поразительная картина рисуется на московских процессах, но тут возникает трудность. При тоталитарном режиме диктатуру осуществляет аппарат. Но если мои наймиты занимают ключевые позиции в аппарате, то каким образом получилось, что Сталин в Кремле, а я в ссылке?»

Жданов захлопал губами, словно упустивший червяка карась.

- Я предсказал твое, Сталин, ниспровержение с пьедестала. Последняя статья, которую я написал за десять дней до гибели, заканчивалась так: «Нерон был тоже продуктом своей эпохи. Но после его смерти его статуи были разбиты, а имя стерто отовсюду. Месть истории страшнее мести самого могущественного генерального секретаря».

- Нет, моя месть была ужасней! - захохотал Вождь.

... Коба внимательно читал все, что выходило в мировой печати за подписью униженного, но не ставшего на колени злейшего врага. За книги и статьи, направленные против «выдающейся посредственности», «иудушка» расплачивался жизнями своих родных и близких...

Первая жена Троцкого, Александра Львовна Соколовская, с которой он девятнадцатилетним юношей обвенчался в Бутырской тюрьме, жившая в Ленинграде с внуками, была сослана в Сибирь и окончила свои дни в лагере. От первого брака у Троцкого остались две дочери – Зинаида и Нина. Нина умерла от туберкулеза еще во время алма-атинской ссылки отца. Зинаида была выслана из СССР и покончила жизнь самоубийством в Германии в 1933 году. Погибли в Гулаге и их мужья, участники гражданской войны Волков и Невельсон. В лагерь была отправлена сестра Троцкого Ольга, вышедшая замуж за Л.Б. Каменева, и даже сестра его первой жены Александры – Мария Соколовская.

От второго брака с Н.И. Седовой у Троцкого было два сына – Лев и Сергей.

Младший сын, Сергей, профессор Технологического института, ушел из дома, когда Троцкие жили еще в Кремле, заявив, что ему претит политика. Занялся техническими дисциплинами, много работал, выпустил книгу о двигателях. Отказавшись ехать с отцом в изгнание, он был обречен. В январе 1932 года в «Правде» появилась заметка «Сын Троцкого Сергей Седов пытался отравить рабочих». Сосланный к тому времени в Красноярский край, он был объявлен «врагом народа» и погиб в лагерях. Такая же участь постигла и его жену, с которой он развелся за полтора года до ареста.

Когда арестовали Сергея, жена Троцкого Наталья Седова обратилась за помощью к Ромену Роллану, Бернарду Шоу... Много имен прогрессивных деятелей насчитывалось в ее открытом письме. Но те не сказали ни слова, не написали ни строчки.

- Почему? - воззвал Ницше к коллегам. Ему ответил видный романист Теодор Драйзер:

- «Я поразмыслил серьезно, как на молитве, об этом деле, касающемся Троцкого. Я очень сочувствую его сторонникам... но тут встает проблема выбора. Какова бы ни была природа нынешней диктатуры в России – победа России важнее всего...» Словом, победа государства рабочих и крестьян ценнее отдельных человеческих жизней.

Пока тогдашние правозащитники молчали, Сталин, чтобы довести до отчаяния своего врага, физически уничтожил всех родственников Троцкого, включая самых отдаленных. Даже няню его внука!

При загадочных обстоятельствах в Париже скончался младший сын Троцкого Лев Седов (он, как и Сергей, взял фамилию матери). Лев принял неосторожное решение лечь на операцию для удаления аппендицита в клинику на парижской улице Мирабо, которую содержали русские белоэмигранты. Там он и погиб 16 февраля 1938 года. Его оперировал известный хирург, и операция прошла успешно. Тем не менее на следующий день медики застали его в коридоре клиники полураздетым и с высокой температурой: в районе раны у него был небольшой кровоподтек. Немедленно проводится вторая операция. Но она не помогла, и пациент умер.

В кровавом водовороте погибли все дети Троцкого. Из многочисленных родных и близких у него остались только жена да еще восьмилетний внук Сева, сын Зины. О смерти матери Лев Давидович знал и время от времени справлялся об отце, который стал для него мифом. Жена пережила Троцкого на двадцать два года и умерла во Франции в 1962 году.

На него совершали несколько покушений. В Осло группа неизвестных напала на дом, пыталась похитить архивы, а может, его самого. В Париже вскрыли сейф и уничтожили семьдесят килограммов документов. Приехав в Мексику, он поселился в доме художника Диего Риверы, а затем перебрался на виллу в Койоакане, в пригороде Мехико. Вилла, расположенная на улице Вена, была обнесена высокой стеной. Последнее убежище Троцкого охранялось днем и ночью.

20 мая 1940 года на рассвете около двадцати человек в военной и полицейской форме под командой пехотного майора проникли в жилой дом, уверенно, как будто они знали здесь расположение всех комнат, проследовали к спальне, увидели на широкой кровати под одеялами разбуженных выстрелами двух человек и открыли по ним огонь из автоматического оружия. Было выпущено около трехсот пуль. Троцкий и его жена спаслись чудом. Супруги ни за что не уцелели бы, останься они в постели. Оба вовремя забились в угол и упали на пол без движения. Пострадал только внук – пулей задело ногу.

Троцкий понял, что круг замкнулся. Он начал всерьез задумываться о самоубийстве. Каждый день начинался им с фразы: «Они нас не убили этой ночью. Они подарили нам еще один день».

- На самом деле в 1940 году это я сделал подарок товарищу Сталину: организовал убийство Троцкого, - Берия воплотил в жизнь народную мудрость «Себя не похвалишь – стоишь как оплеванный».

Бывший лейтенант испанской республиканской армии Рамон Меркадер раскроил «иудушке» череп...

- Я категорически против принятия этого «врага народа № 1» в состав СНК! - попытался стукнуть призрачным кулаком по фантомному столу Сталин.

- Что скажете, Лев Давидович? - обратился к объекту споров Ленин. Троцкий процитировал строчки из своего завещания:

- «Если бы мне пришлось начинать все сначала, я, конечно, постарался бы избежать той или этой ошибки, но главное направление моей жизни осталось бы без изменений. Я умру пролетарским революционером, марксистом, диалектическим материалистом, последовательным и непримиримым атеистом. Моя вера в коммунистическое будущее человечества не стала менее горячей, фактически сегодня она тверже, чем в дни моей юности... Мы идем навстречу столь трудным временам, что каждый единомышленник должен быть нам дорог. Было бы непростительной ошибкой оттолкнуть единомышленника, тем более группу единомышленников, неосторожной оценкой, пристрастной критикой или преувеличением разногласий».

Хочу также напомнить, что Вы, товарищ Ленин, чтобы подчеркнуть свое доверие ко мне, передали мне чистый бланк Председателя Совнаркома, написав в его нижнем углу: «Товарищи. Зная строгий характер распоряжений тов. Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден, в правильности, целесообразности и необходимости для пользы дела даваемого тов. Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело. В. Ульянов – Ленин». Я хранил этот бланк чистым всю свою жезнь».

Меня обвиняют в жестокости – и я не опровергаю эти обвинения. «Расстрел был жестоким орудием предостережения другим... Революционная война – неоспоримое условие нашей политики». Но сравнивать мои действия с теми невиданными репрессиями, которые обрушили на наш народ Сталин и его подручные, нельзя. Это несоизмеримо ни по масштабам, ни по коварству, ни по идеологическмоу прикрытию.

Оппозиция, которую я возглавлял, боролась против сталинской фракции за индустриализацию, за плановое начало, за более высокие хозяйственные темпы, против ставки на кулака, за коллективизацию. Да-да, представьте, все эти знакомые советским людям понятия, неразрывно связанные со сталинскими пятилетками, родились именно в рядах оппозиции. До февраля 1928 года сталинская фракция считала необходимым опираться на крепкого крестьянина и отказывалась жертвовать им в интересах индустриализации. Плановое хозяйство подвергалось осмеянию: мол, мы зависим от дождя, а не от плана. В 1927 году Сталин в борьбе против меня при поддержке Молотова, Ворошилова и других посредственностей заявлял, что «Днепрострой» нам так же нужен, как мужику граммофон вместо коровы». Подумать только: с 1923 года оппозиция требовала подготовки пятилетнего плана и сама намечала его основные элементы. Вот вам и первая «сталинская пятилетка»!

Выдворив меня за границу, Сталин полностью взял на вооружение мои планы. Провел насильственную коллективизацию, «трудовые армии» заключенных стоили города и заводы, страна превратилась в армейскую казарму с жестокой военной дисциплиной. Спрашивается, о чем же мы спорили в середине двадцатых годов, если развитие последующих событий показало, что сам Сталин на деле был троцкистом?!

Против таких аргументов было трудно возразить. Хотя голоса разделились, Троцкого допустили к организации переворота в аду.

- А я второй в революции еврей! - заявил Зиновьев.

- Нет, я! - опроверг его Каменев.

- И эти двое к нам лезут? - опять взбеленился Иосиф Виссарионович. - Враг народа Зиновьев, кто признался на суде: «Мой неполноценный большевизм трансформировался в антибольшевизм, и через троцкизм я пришел к фашизму»? Враг народа Каменев, кто предупредил Троцкого в 1926 году: «Вы думаете, что Сталин размышляет сейчас над тем, как возразить Вам по поводу Вашей критики? Ошибаетесь. Он думает о том, как Вас уничтожить, сперва морально, а потом, если можно, - физически. Оклеветать, организовать провокацию, подкинуть военный заговор, подстроить террористический акт... Сталин ведет борьбу совсем в другой плоскости,чем Вы. Вы не знаете этого азиата...»

- Но ведь я же был прав! - горячился Каменев.

- «Когда на XI съезде в марте 1921 года Зиновьев и его ближайшие друзья проводили кандидатуру Сталина в Генеральные секретари, с задней мыслью использовать его враждебное отношение ко мне, Ленин в тесном кругу... произнес свою знаменитую фразу: «Не советую, сей повар будет готовить только острые блюда». Какие пророческие слова!» - саркастически заметил Троцкий. - И вообще непонятно, чего ты прицепился к Зиновьеву?! Это же твой человек! 18 сентября 1918 года именно он на Петроградской партконференции впервые заявил во всеуслышание: «Мы должны повести за собой девяносто из ста миллионов человек, составляющих население Советской Республики. Остальным нам нечего сказать. Их нужно ликвидировать». Кто придумал сочетание: «Маркс – Энгельс – Ленин- Сталин»? Нет, не Молотов, не Каганович. Открыл эту формулу Зиновьев. А ты его за все благодеяния – к стенке...

- После смерти Ленина именно я и Каменев помогли тебе сохранить пост Генсека. А ты вышиб нас двоих из Политбюро! Я тогда на пленуме ЦК спросил тебя прилюдно: «Знает ли товарищ Сталин, что такое благодарность?» - с горечью вспомнил Зиновьев.

- А я тебе ответил: «Конечно, отлично знаю, это такая собачья болезнь!» - захохотал Вождь.

Но тут же его хорошее настроение от удачной, как ему казалось, шутки, сменилось яростью, когда все обсуждавшиеся кандидатуры были удостоены чести войти в РВК.

- Я, к сожалению, конечно, не еврей, хотя и женат на еврейке... - встрял в дискуссию появившийся в кабинете Бухарин, которого тут же перебил остроумец Радек:

- Коля, ты хочешь быть еще и жидом?! Тебе таки мало, что ты – враг народа?!

- «Бухкашка» прилетела! - сардонически изрек Сталин.

- Странная кличка! - выразил свое мнение вслух Ельцин. - Фамилия его так и подсказывает другое прозвище: Бухарик.

- Оно тебе куда больше подходит, ренегат-пьяница! - обратил на него внимание «дядя Джо».

- Чья бы корова мычала... - затеял перепалку ЕБН, никому не уступавший в разговорах с тех пор, как стал президентом, но обоих перебил новоприбывший Бухарин, который устал ждать своей очереди поговорить:

- Коба, как грубо! Не зря я окрестил тебя «Чингизхан с пулеметом»! Хотя, скорее, ты – Чингизхам! А когда-то ты обращался ко мне по-другому: «Мы с тобой – Гималаи, Бухарчик, остальные – ничтожества. Договоримся!»

- С тех пор много воды утекло... И – крови! - зарычал Вождь. Николай Иванович заметно струхнул и увял, но продолжал теоретизировать:

- Я вообще считаю постановку вопроса о национальности в данных условиях неверной. Может ли быть пятая графа анкеты при коммунизме?!

- Так она есть: «Был ли евреем при социализме?» - радостно встрепенулся Радек.

Хозяин резко прервал обмен остротами:

- Чего приперся?

- Я тоже хочу вершить Адскую Революцию! - объяснил цель своего прихода Николай Иванович.

- Опять ко мне под начало пойдешь? - изумился тиран.

- А что делать?! Я же некогда сказал о тебе: «Мы все стремимся в его пасть, отлично зная, что он нас сожрет!»

- Так-так... И это все, что ты обо мне говорил?

- Нет, конечно. Когда ты в последний раз выпустил меня в Европу, перед самым моим арестом, я в кругу близких знакомых нарисовал твой психологический портрет: «Сталин несчастлив оттого, что ему не удавалось убедить всех, и себя в том числе, что он - самый великий, и это его разочарование и есть его самая человечная черта, фактически его единственная человеческая черта; но вовсе не человеческой, а дьявольской является та черта его характера, что возникла как следствие его несчастливой жизни: он не может не мстить людям, всем людям, и особенно тем, кто выше его или в чем-то его превосходит. Если кто-то говорит лучше, чем он, то этот человек обречен! Сталин не даст ему жить, поскольку такой человек служит постоянным напоминанием о том, что Сталин не самый великий. Если кто-то пишет лучше, чем он, он - конченый человек, потому что только Сталин, только он имеет право быть первым русским писателем».

- И когда ж ты это понял?

- 14 апреля 1925 года в «Правде» была напечатана моя статья с лозунгом, обращенным к крестьянству: «Обогащайтесь, развивайте свое хозяйство и не беспокойтесь, что вас прижмут». Страна вздохнула с облегчением: с падением Троцкого явно наступали добрые перемены! Но после того, как ты при поддержке моей, Зиновьева и Каменева выгнал Льва Давидовича, ты взялся за разорение крестьянства, то есть фактически вернулся к военному коммунизму... А затем пошел дальше: заговорил о коллективизации!

...Это вызвало ярость Бухарина, которой Сталин не ожидал. «Самый значительный и самый ценный теоретик партии», но «мягкий, как воск», по определению Ленина, как считал Коба, должен был подчиниться. Ничего подобного! К изумлению Генсека, весной 1928 года Николай Иванович и его единомышленники – Рыков и Томский – написали записки в Политбюро об угрозе союзу пролетариата с крестьянством, естественно, ссылаясь на Ленина...

Сталин не собирался пока ликвидировать Бухарина. Грядущий диктатор только набирал силу, делал решительный исторический поворот, и ему нужен был теоретик, который все это объяснил бы с точки зрения марксизма. Джугашвили собрал пленум ЦК, и впервые в его докладе прозвучала формула: «Продвижение к социализму... не может не вести к сопротивлению эксплуататорских классов... не может не вести к обострению классовой борьбы». Население огромной страны, которое мало интересовалось политикой, докладов своих лидеров не читало (как и сейчас), не поняло, что это означает. Лишь одиночки сделали для себя жуткий вывод: «Если идет классовая борьба, значит, нужен террор. Если она должна усиливаться, должен усиливаться и террор».

Именно в тот период Сталин и уподобил себя с Бухариным высочайшим горам мира. Тот процитировал фразу Генсека про «ничтожества» остальным членам Политбюро, надеясь вызвать их гнев. Наивный... Они действительно были стаей товарищей, ничтожествами, испытывавшими только страх перед своим вожаком, и ненавидели Бухарина за эту унизившую их откровенность. Сталин в ярости заорал: «Врешь, ты это все выдумал!» - и поверили ему, а не разоблачителю. Так было удобнее всем.

Николай Иванович решил сменить тактику – привлечь на свою сторону двух членов Политбюро – Калинина и Ворошилова, пообещав им «смести Сталина». Калинин заколебался: он, бывший крестьянин, не приветствовал коллективизацию... Кобе пришлось образумить старичка.

Демьян Бедный, официальный поэт партии, проживал в Кремле, и его огромная квартира, мебедь красного дерева, гувернантка, повар и экономка были легендой в голодной писательской среде. Разбогатевший Бедный умел лизать кормящую его руку: в «Известиях» появился фельетон о неких «старичках», власть имущих, путающихся с юными артисточками из оперетки. Калинин, у которого был роман с молоденькой певицей Татьяной Бах (ставшей вдруг ни с того, ни с сего примадонной московской оперетты) все понял: в распоряжении Кобы новое оружие – досье ГПУ. И капитулировал. Ворошилов, весельчак и жуир, у которого морда тоже была в пуху по самые уши, последовал примеру «всесоюзного старосты».

Однако активность Бухарин не снизил. Он провел переговоры с руководителями ГПУ Ягодой и Трилиссером... А в июле 1928 года отправился к поверженному, на тот момент главному сталинскому врагу – Каменеву. «Бухарин, - написал тот Зиновьеву, - потрясен до чрезвычайности, губы прыгают от волнения». Теоретик партии признал прежние раздоры пустяком и призвал бывших супостатов заключить союз против Сталина. «Это Чингисхан... беспринципный интриган, который все подчиняет сохранению своей власти, меняет теории ради того, кого в данный момент следует убрать... Мы с ним разругались до «лжешь», «врешь» и прочее... Разногласия между нами, правыми, и Сталиным серьезней во много раз всех бывших разногласий с вами... Было бы гораздо лучше, если бы мы имели в Политбюро вместо Сталина Зиновьева и Каменева».

- Вот как ты якшался с врагами народа! - завопил величайший в истории деспот. - А вспомни XIV съезд! В своем выступлении Зиновьев объявил: «В партии существует опаснейший правый уклон. Это недооценка опасности кулака, деревенского капиталиста. Кулак, соединившись с городскими капиталистами-нэпманами и буржуазной интеллигенцией, сожрет партию и революцию». Метил он в первую очередь в тебя!

- Все эти мысли Зиновьева ты сам почти дословно высказал через несколько лет, когда уничтожал меня и правых...

- Верно, - согласился Сталин. - Тогда наступила очередь Зиновьева и Каменева. Но ты в то время поддерживал меня, и я тебя страстно защищал: «Крови Бухарина требуете? Не дадим вам его крови!»

- Ну да, ты оставил его кровь для себя, чтоб потом самому высосать, - блеснул остроумием Троцкий. Ницше заулыбался.

- Зачем ты затеял разорение крестьянства? Если бы не это, я шел бы с тобой до конца, - с мукой в голосе проговорила душенька партийного теоретика.

- Ты объявляешь себя марксистом-ленинцем, но ничего в этом учении не понимаешь. Свободное крестьянство и власть партии несовместимы. И рядовые партийные массы это чувствовали. Я уже тогда, на XIV съезде, заявил об этом во всеуслышание; «Если спросить коммунистов, к чему готова партия... я думаю, из 100 коммунистов 99 скажут, что партия более всего подготовлена к лозунгу «бей кулака». А ты хотел кулака спасти!

- А чего ты от него ожидал? - скривился «иудушка». - Его характеристика в моей интерпретации сводится к трем «п»: «полуистерический, полуинфантильный и плаксивый».

- Отзыв Троцкого правомерен? - обратился Ницше к Молотову.

- Не совсем. Бухарин – крупная фигура в п-партии. Был кандидатом, п-потом членом Политбюро, «редактором «Правды», потом был фактическим р-редактором «Коммуниста»... Определенные к-круги ему сочувствовали. Бухарин наиболее п-подготовленный... Был с нами до XVI съезда. Втроем – Бухарин, Сталин и я – все время вместе п-писали документы. Он был главный п-писатель». Я называл его «Шуйский».

Сталин Бухарина называл «Бухарчик», когда б-были хорошие отношения. Бухарин в период Брестского мира б-был левым, а после стал правым. В 1929 году он говорил о в-военно-феодальной эксплуатации крестьян...»

- А как человек какой он был?

- «Очень хороший, очень мягкий. Порядочный, б-безусловно. Идейный».

- Погиб за свою идею?

- «Да, потому что п-пошел против линии партии».

- Достоин уважения?

- «Достоин. Как человек – да. Но был опасный в п-политике. В жизни шел на очень к-крайние меры. Не могу сказать, что это доказано п-полностью, по крайней мере для меня, но он вступил в заговор с эсерами для убийства Ленина. Был за то, чтоб арестовать Ленина. А тогда, когда шла стенка на стенку, б-была такая острота, что Ленина бы казнили».

- Эти обвинения могли сфабриковать?

- «Не думаю... Учтите, в п-политической борьбе все возможно, если стоишь за другую власть. Бухарин выступал п-против Ленина и не раз. Называл его утопистом. И не только – предателем!» Повтори, Николай Иванович, свои п-признания на суде!

- «Сталин был целиком прав, когда разгромил, блестяще применяя марксистско-ленинскую диалектику, целый ряд теоретических предпосылок правого уклона, сформулированных прежде всего мною. После признания бывшими лидерами правых своих ошибок... сопротивление со стороны врагов партии нашло свое выражение в разных группировках, которые все быстрее и все последовательнее скатывались к контрреволюции... каковыми были и охвостья антипартийных течений – в том числе и ряд бывших моих учеников, получивших заслуженное наказание.

...Признаю себя виновным в злодейском плане расчленения СССР, ибо Троцкий договаривался насчет территориальных уступок, а я с троцкистами был в блоке...

Я уже указывал при даче основных показаний на судебном следствии, что не голая логика борьбы позвала нас, контрреволюционных заговорщиков, в то зловонное подполье, которое в своей наготе раскрылось за время судебного процесса. Эта голая логика борьбы сопровождалась перерождением идей, перерождением психологии, перерождением нас самих... которое привело нас в лагерь, очень близкий по своим установкам, по своеобразию, к кулацкому преторианскому фашизму.

Я около трех месяцев запирался. Потом стал давать показания. Почему? Причина этому заключалась в том, что в тюрьме я переоценил все свое прошлое. Ибо, когда спрашиваешь себя: если ты умрешь, во имя чего ты умрешь? И тогда представляется вдруг с поразительной яркостью абсолютная черная пустота. Нет ничего, во имя чего нужно было бы умирать, если бы захотел умереть, не раскаявшись. И наоборот, все то положительное, что в Советском Союзе сверкает, все это приобретает другие размеры в сознании человека. Это меня в конце концов разоружило окончательно, побудило склонить свои колени перед партией и страной. Я обязан здесь указать, что в параллелограмме сил, из которых складывалась контрреволюционная тактика, Троцкий был главным мотором движения. И наиболее резкие установки – террор, разведка, расчленение СССР, вредительство – шли, в первую очередь, из этого источника».

- Чушь, - прокомментировал Лев Давидович.

- «Чудовищность моих преступлений безмерна, особенно на новом этапе борьбы СССР. С этим сознанием я жду приговора...

Еще раз повторяю, я признаю себя виновным в измене социалистической родине, самом тяжком преступлении, которое только может быть, в организации кулацких восстаний, в подготовке террористических актов...

Я признаю себя далее виновным в подготовке заговора «Дворцового переворота»... Я был руководителем, а не стрелочником контрреволюционного дела».

- «Хороший оратор, - одобрил Молотов бывшего друга. - Умеет г-говорить. Речь чистая. Сейчас эти п-процессы сумели затоптать ногами, не переиздают. А ведь все открыто п-печаталось. В зале были иностранные к-корреспонденты, буржуазная пресса левая и гитлеровская, дипломаты, послы присутствовали... Еще и потому были ошибки и большие жертвы, что мы оказались чересчур д-доверчивы к тем людям, которым уже нельзя было доверять. Они уже п-переродились, и мы поздно от них избавились».

- Личные отношения Бухарина и Сталина тоже здесь примешиваются? - поинтересовался Ницше.

- «Личное – я с этим не м-могу согласиться. Это сводит дело, по существу, к м-мелочам. Потому что личное – у к-каждого есть личное, у хороших и у плохих, а почему именно эти люди, которые шли по одному пути, потом повернули в совершенно противоположном направлении? Личный к-карьеризм – это было бы очень мелко, узко. А вот то, что они уже не верят, п-потеряли веру – им нужен другой выход. А другой выход могут указать т-только непримиримые враги Советской власти. Либо я защищаю Октябрьскую р-революцию, либо против нее и ищу сторонников в тех, кто против...

Никуда не удерешь, т-ты уже на виду, ты уже Троцкий, ты уже Бухарин, ты уже должен говорить то, что и раньше говорил, и они повторяли, а в душе уже не верили. Вот это и п-превратило их потом в такие тряпки...»

- Но у обвинения не было никаких фактов, кроме признания обвиняемых, что еще не является доказательством вины, - стоял на своем «первый имморалист».

- «Какое нужно было еще д-доказательство вины, когда мы и так знали, что они виноваты, что они враги! Почитайте Бухарина – это же оппортунист!».

- То, что они не были виноваты, об этом речи не может быть?!

- «Безусловно».

- Я после процесса над ними назвал Зиновьева и Каменева «слизняками». И Бухарин такой же! - безапелляционно вынес приговор Троцкий.

- Хотели б мы на тебя посмотреть, если б ты оказался на нашем месте! - хором заорали все трое.

- А уж как я бы хотел... - облизнулся тигр в человеческом облике по кличке Коба. - И вообще, «бухкашка», чем ты недоволен? Я ведь в реальности применил на тебе твои же теоретические разработки...

- Какие еще разработки?

- Ну, к примеру, вот такую... «Пролетарское принуждение во всех его формах, начиная с расстрела... является методом выработки коммунистического человека из человеческого материала коммунистической эпохи». Вот я из тебя путем расстрела и выработал «коммунистического человека». Ты на суде вполне по-коммунистически заговорил, отбросив свои правые, эсеровские и прочие мелкобуржуазные замашки...

- Чем я тебя породил, тем и убью, сказал Тарас Бульба своему изменнику-сыну, - отпустил очередную шуточку Радек. Ницше глянул на него одобряюще: распознал родственную душу. Любил он остроумных личностей!

- ...А насчет того, что ты – слизняк, с Троцким (в кои-то веки!) я согласен, - продолжал добивать Николая Ивановича его прежний друг. - Вспомни, что произошло на пленуме ЦК, когда тебя решили исключить из партии.

... Микоян предложил Бухарину и Рыкову сразу признаться в антигосударственной деятельности, на что Николай Иванович прокричал: «Я не Зиновьев и не Каменев и лгать на себя не буду!» Недавний их обличитель знал, что «бандиты», которых он так клеймил, - невинны...

По указанию Сталина для подготовки решения насчет новых «отщепенцев» была создана комиссия из 30 человек. Туда вошли и те, кого Хозяин оставил жить (Хрущев, Микоян, Молотов, Каганович, Ворошилов), и будущие смертники (Ежов, Постышев, Косиор, Гамарник, Петерс, Эйхе, Чубарь, Косарев). Все пришли к выводу: Рыков и Бухарин достойны расстрела.

Лишь «добрый» Коба предложил полумеру: «Исключить из членов ЦК и ВКП(б), суду не предавать, а направить дело в НКВД на расследование». Это означало не быструю, а долгую гибель. Крупская и Мария Ульянова, тоже члены комиссии, поддержали «соломоново решение»...

Особую муку принесла Бухарину разыгравшаяся на пленуме безумная сцена.

Ежов: «Бухарин пишет в заявлении в ЦК, что Ильич у него на руках умер. Чепуха! Врешь! Ложь сплошная!»

Бухарин: Я тогда простудился, поехал лечиться в санаторий в Горках и случайно оказался свидетелем этой величайшей трагедии. «Вот же они были при смерти Ильича: Мария Ильинична, Надежда Константиновна, доктор и я. Ведь верно, Надежда Константиновна?»

Та молчала, близкая к обмороку: боялась говорить правду...

Бухарин: «Я его поднял на руки, мертвого Ильича, и поцеловал ему ноги!»

Собравшиеся по-лошадиному ржали над «лжецом». Во исполнение решения комиссии Бухарин и Рыков были арестованы. Пленум постановил, что оба «как минимум» знали о террористической деятельности троцкистов-зиновьевцев. Все их письма и объяснения в ЦК были названы «клеветническими». В это время они уже находились на Лубянке – на первом допросе.

- «Бухкашка, ты как-то признал: «ГПУ свершило величайшее чудо всех времен. Оно сумело изменить саму природу русского человека», - напомнил Сталин.

- И он прав, - вмешался Ницше. - Впервые в России доносительство объявлено доблестью, а тайная полиция – героической организацией.

- Господин философ, ты мне мешаешь. Еще раз влезешь в разговор – пеняй на себя!

- И что ты мне сделаешь, предсказанная мной бестия – жаль, что не белокурая? - с издевочкой осведомился великий литератор. Сталин не сумел придумать достойный ответ (никаких мер воздействия по отношению к неподчиненной ему душе он принять, естественно, не мог) и продолжал мучить Николая Ивановича:

- Так вот, ГПУ совершенно изменило твою природу!

- До такой степени, что встала под сомнение гетеросексуальная ориентация господина Бухарина, - сделал психоаналитический вывод Фрейд.

- Чего-чего? - не понял ЕБН. - Бухарин что, «голубым» стал?

- Да как Вы смеете! - возмутился партийный теоретик.

- Ты лучше почитай свои письма ко мне из тюрьмы и дай товарищам сделать собственные выводы! - не уставал изгаляться Сталин. Бухарин, как почти всегда в жизни, ему подчинился.

- «Ночь 15 апреля 37 года. Коба!.. Вот уж несколько ночей я собираюсь тебе написать. Просто потому, что хочу тебе написать, не могу не писать, ибо и теперь ощущаю тебя как какого-то близкого (пусть сколько угодно хихикают в кулак, кому нравится)... Все самое святое превращено для меня, по словам выступавших на пленуме, в игру с моей стороны...

Хочу сказать тебе прямо и открыто о личной жизни: я вообще в своей жизни знал близко только четырех женщин. Ты напрасно считал, что у меня «10 жен», - я никогда одновременно не жил...»

- Врешь, - оборвал его Сталин. - Это в последние годы ты остепенился – с молодой красавицей-женой. А прежде... Да каждый твой шаг, каждая баба были на счету в НКВД. И вообще, на хрена ты мне все это писал? Я ж тебе не любовник-педераст!

- «Все мои мечты последнего времени шли только к тому, чтобы прилепиться к руководству, к тебе в частности... («Прилепиться к руководству» - какая замечательная и откровенная фраза! - прищелкнул фантомным языком Ницше). Чтобы можно было работать в полную силу, целиком подчиняясь твоему совету, указаниям, требованиям. Я видел, как дух Ильича почиет на тебе. (Так может думать только религиозно настроенный «скорбный главою идиот мысли»! - вскипел Ленин). ... Мне было необыкновенно, когда удавалось быть с тобой... Даже тронуть тебя удавалось. (Вот она, педерастическая симптоматика! - предупредил Фрейд). Я стал к тебе питать такое же чувство, как к Ильичу, - чувство родственной близости, громадной любви, доверия безграничного, как к человеку, которому можно сказать все, все написать, на все пожаловаться... И что же удивительного в том, что я за последние годы даже забыл о тех временах, когда вел против тебя борьбу, был озлоблен...»

- Опять брешешь! Ты же столько гадостей наговорил обо мне за границей незадолго до того, как сочинял эту слезливую муру!

- «Книгу я задумал написать. Хотел ее тебе посвятить и просить тебя написать маленькое предисловие, чтобы все знали, что я целиком признаю себя твоим. До чего же ужасно противоречиво мое здесь положение: ведь я любого тюремного надзирателя-чекиста считаю «своим», а он... смотрит как на преступника, хотя корректен. Я тюрьму «своей» считаю... Иногда во мне мелькнет мечта: а почему меня не могут поселить где-нибудь под Москвой, в избушке, дать другой паспорт, дать двух чекистов, позволить жить с семьей, работать на общую пользу над книгами, переводами (под псевдонимом, без имени), позволить копаться в земле, чтоб физически не разрушиться (не выходя за пределы двора). А потом в один прекрасный день X или V сознается, что меня оболгал...»

- Есть у меня любимый анекдот, - захихикал Радек. - В трамвае пьяный навалился на женщину. Та ему заявила: «Может, ты на меня еще и ляжешь?!» «Размечаталась, дура!» - ответил алкоголик. Как будто про тебя сказано, Колюшок!

- «И вот гибну здесь. Режим здесь очень строгий, нельзя даже в камере громко разговаривать, играть даже в шашки или шахматы, нельзя, выходя в коридор, говорить вообще, нельзя кормить голубей в окошке – ничего нельзя. Но зато полная вежливость, выдержка, корректность всех, даже младших надзирателей. Кормят хорошо. Но камеры – темные. И круглые сутки горит свет. Натираю полы, чищу «парашу» - все это знакомо. Но сердце разрывается, что это – в советской тюрьме. И горе и тоска моя безграничны».

На конверте надпись: «Прошу никого до И.В. Сталина данного письма не читать». Но «друг Коба» написал: «Вкруговую» - и с фельдъегерем отослал письмо всем членам Политбюро.

- Так в твою эпоху бандиты на «субботниках» проституток «вкруговую» пускали, - напомнил экс-президенту России его безжалостный гид. Ельцин не ответил: он мучился вместе с Бухариным и со всеми остальными, кто вынужденно разделял страдания жертвы. Сталинских соратников как будто било током, когда зачитывались их реплики на том письме. «Читал. По-моему, писал жулик. Молотов». «Все жульничество: я не я и лошадь не моя. Каганович, Калинин». «Безусловно жульническое письмо. Чубарь».

А Бухарчик все строчил 43 письма – безответных объяснений в любви.

«Здравствуйте, Иосиф Виссарионович! (Уже поумнел – отбросил фамильярность, - одобрительно сказал Сталин). В галлюцинаторном состоянии (у меня были такие периоды) я говорил с Вами часами... К сожалению, это был только мой бред... Я хотел Вам сказать, что был бы готов выполнить любое Ваше требование без всяких резервных мыслей и без всяких колебаний. Я написал уже (кроме научной книги) большой том стихов. В целом – это апофеоз СССР... Первые вещи кажутся мне теперь детскими (но я их переделываю, за исключением «Поэмы о Сталине»)... Я 7 месяцев не видел ни жены, ни ребенка. Несколько раз просил – безрезультатно. 2 раза на нервной почве лишался зрения и раза 2 -3 подвергался припадкам галлюцинарного бреда... И.В.! Разрешите свидание! Дайте повидать Анюту и мальчика! Ну уж если это никак нельзя, разрешите, чтоб Аннушка хоть свою с ребенком карточку принесла... Пусть Вам покажутся чудовищными мои слова... что я Вас люблю всей душой! Как хотите, так судите!»

- Что ты так скептически смотришь на Бухарина? - спросил Ельцин своего проводника по аду. - Вроде ведь искренне мучается, и человек великий...

- «Пафос позы не служит признаком величия; тот, кто нуждается в позах, обманчив... Будьте осторожны с живописными людьми!»

- Архискверно даже я себя чувствую, хотя ко всему происходящему не был причастен. А остальным-то каково! - описал Ильич общее настроение в кабинете. Однако Вождь был неумолим – и коллективная пытка длилась, длилась, длилась...

«10.12.37. Пишу это письмо, возможно, последнее, предсмертное свое письмо. Поэтому прошу разрешить мне писать его... без всякой официальщины...

Я не могу уйти из жизни, не написав тебе последних строк, ибо меня обуревают мучения, о которых ты должен знать. Я даю тебе честное слово, что я невиновен в тех преступлениях, которые подтвердил на следствии...

Мне не было никакого выхода, кроме как подтверждать обвинения и показания других и развивать их: ибо иначе выходило бы, что я не разоружаюсь. Я, думая над тем, что происходит, соорудил примерно такую концепцию: есть какая-то большая и смелая политическая идея Генеральной чистки:

а) в связи с предвоенным временем, б) в связи с переходом к демократии эта чистка захватывает а) виновных, б) подозрительных, с) потенциально подозрительных... Без меня здесь не могли обойтись. Одних обезвреживают так-то, других по-другому, третьих по-третьему... Ради бога не думай, что здесь скрыто тебя упрекаю. Даже в размышлениях с самим собой я настолько вырос из детских пеленок, что понимаю, что большие планы, большие идеи и большие интересы перекрывают все. И было бы мелочным ставить вопрос о собственной персоне наряду с всемирно-историческими задачами, лежащими прежде всего на твоих плечах.

Я не христианин. Но у меня есть свои странности – я считаю, что несу расплату за те годы, когда я действительно вел борьбу... больше всего меня угнетает такой факт. Летом 1928 года, когда я был у тебя, ты мне говорил: знаешь, почему я с тобой дружу? Ты ведь не способен на интригу? Я говорю – да. А в это время я бегал к Каменеву. Этот факт у меня в голове, как первородный грех иудея. Боже мой, какой я был мальчишка и дурак, а теперь плачу за это своей честью и всей жизнью. За это прости меня, Коба. Я пишу и плачу, мне уже ничего не нужно...»

- Ха-ха! - зашипел объект бухаринской любви. - Запись твоего разговора с Каменевым я получил тотчас. И чтобы тебя, дурака и предателя, помучить, спрашивал: «Ты ведь не способен на интригу?» Я дал команду ГПУ передать содержание этой беседы Троцкому, рассчитывая, что он тебя ненавидит и не пожалеет – немедленно опубликует запись. И точно: оказавшись за границей, «иудушка» обнародовал разговор, дал мне в руки бомбу – доказательство сговора правых с прежней оппозицией. А как нагло ты со мной в начале 30-х разговаривал!

... Осенью 1932 года на квартире у Горького на встрече писателей с руководителями партии мастера пера попросили Вождя рассказать что-то о Ленине. Подвыпивший Бухарин, который сидел рядом с Кобой, взял его за нос и предложил:

- «Ну, соври им что-нибудь про Ленина».

Сталин был оскорблен. Горький, как хозяин, растерялся. Коба дал отпор:

- «Ты, Николай, лучше расскажи Алексею Максимовичу, что ты на меня наговорил, будто я хотел отравить Ленина».

Бухарин ответил:

- «Ну, ты же сам рассказывал, что Ленин просил у тебя яд, когда ему стало совсем плохо, и он считал, что бесцельно существование, при котором он точно заключен в склеротической камере для смертников – ни говорить, ни писать, ни действовать не может. Что тебе тогда сказал Ленин, повтори то, что ты говорил на Политбюро».

Сталин неохотно, но с достоинством произнес, отвалясь на спинку стула и расстегнув свой серый френч:

«Ильич понимал, что он умирает, и он действительно сказал мне – я не знаю, в шутку или серьезно, но я вам рассказал как серьезную просьбу, - чтобы я принес ему яд, потому что с этой просьбой он не может обратиться ни к Наде, ни к Марусе, то есть Марии Ильиничне. «Вы самый жестокий член партии», - эти слова Вождь произнес даже с оттенком некоторой гордости.

А как я за твои выходки, «бухкашка», над тобой издевался, играл, будто кошка с мышкой! «Остроумно и весело шутил»!

... 7 ноября 1936 года на Красную площадь, чтобы отметить 19-ю годовщину Октября, супруги Бухарины прошли по пропуску «Известий» на соседние с Мавзолеем трибуны. Сталин заметил их. Неожиданно Ларина, молодая жена Николая Ивановича, увидела, что через густую толпу людей к ним протискивается часовой. Она подумала, что им предложат немедленно покинуть Красную площадь. Но молодой красноармеец отдал честь и сказал: «Товарищ Бухарин, товарищ Сталин просил передать Вам, что Вы не на месте стоите, и просит Вас подняться на Мавзолей».

Николай Иванович обрадовался: неужто опала миновала? Но уже через несколько дней после праздника его ожидали еще более тяжкие испытания. Его не вызывали на Лубянку, но прямо в Кремле в одном из помещений «любимцу партии» (по определению Ленина) начали устраивать очные ставки и с арестованными ранее бывшими троцкистами, и с молодыми учеными и политиками из так называемой школы Бухарина. Г. Сокольников, К. Радек, Л. Серебряков и другие – все говорили о своих «преступных связях» с Бухариным, о существовании подпольного контрреволюционного и террористического центра, во главе которого стоит Николай Иванович. Ефим Цетлин, любимый ученик, в присутствии следователя рассказал, что Бухарин лично дал ему свой револьвер и поставил на углу улицы, по которой должен был проехать Сталин. Вождь избрал в этот день другой маршрут, поэтому покушение не состоялось.

Придя домой после этой очной ставки, Бухарин достал свой револьвер. На золотой пластинке, прикрепленной к рукоятке, было выгравировано: «Вождю пролетарской революции Н.И. Бухарину от Клима Ворошилова». Николай Иванович решил, что ему ничего не остается, как покончить с собой, попрощался с женой и, запершись в кабинете, долго держал оружие в руке, но так и не смог выстрелить в себя. Позднее это повторялось несколько раз. Иногда при жене Бухарин держал револьвер в руке, подбрасывал его немного вверх, а потом прятал в стол. Часто такие вспышки отчаяния кончались истерикой, после которой он долго и трудно приходил в себя.

- Не понял ты, дурак, моего намека! - презрительно бросил ему Сталин. - Не будь ты трусом, легко бы отделался, пустив себе пулю, как Серго!

Бухарин уже не выполнял никаких дел по газете «Известия», хотя и считался по-прежнему ее главным редактором. Он находил в себе силы писать статьи, но только на антифашистские темы. Однако все эти материалы оставались у него в ящиках письменного стола.

В самом конце ноября 1936 года к нему пришла группа незнакомых ему людей из хозяйственного управления Кремля. Он решил, что состоится обыск, которые в кремлевских квартирах не являлись в те месяцы редкостью. Но дело обстояло хуже: ему предъявили предписание о выселении. Он растерялся и не знал, что делать. Особенно его беспокоила судьба огромной библиотеки и архива. Как и куда их перевозить? Неожиданно раздался телефонный звонок по внутреннему кремлевскому телефону - «вертушке». Звонил Сталин. «Ну, как у тебя дела, Николай?» - как ни в чем не бывало спросил Коба. «Бухкашка» не знал, что ответить, потом промямлил, что к нему пришли с предписанием о выселении. Вождь громко посоветовал: «Да гони ты их всех к черту». Непрошенные гости, конечно же, немедленно удалились...

На душу несчастного «любимца партии» было жалко смотреть. Однако, бессильный устоять против воли Хозяина, он продолжал пытать себя и других:

- «... Господи, если бы был такой инструмент, чтобы ты видел всю мою расклеванную и истерзанную душу! Если бы ты видел, как я к тебе привязан... Ну, да все это психология, прости. Теперь нет ангела, который отвел бы меч Авраамов, и роковые судьбы осуществятся. Позволь мне, наконец, перейти к последним моим небольшим просьбам:

а) мне легче тысячу раз умереть, чем пережить предстоящий процесс: я просто не знаю, как я совладаю с собой... я бы, позабыв стыд и гордость, на коленях умолял бы тебя, чтоб этого не было, но это, вероятно, уже невозможно... я бы просил тебя дать возможность умереть до суда, хотя знаю, как ты сурово сморишь на эти вопросы;

в) если... вы предрешили смертный приговор, то я заранее прошу тебя, заклинаю прямо всем, что тебе дорого, заменить расстрел тем, что я сам выпью яд в своей камере (дать мне морфий, чтобы я заснул и не проснулся). Дайте мне провести последние минуты, как я хочу, сжальтесь».

...На суд его, конечно, отправили, там он оболгал и себя, и своих подельников, постоянно прибегая к казуистике. Пытаясь отвертеться от дурацкого обвинения в неудачной попытке убить Ленина, Бухарин извивался, словно змеюка под вилами.

- «Мы поднялись против радости новой жизни, используя крайне криминальные методы. Я отвергаю обвинение в попытке убийства Ленина, но я руководил бандой контрреволюционных приспешников, которые пытались уничтожить дело Ленина, с таким грандиозным успехом претворяемое товарищем Сталиным...

Я признаю себя виновным в том, что был руководителем, а не стрелочником контрреволюционного дела. Из этого вытекает, как это всякому понятно, что многих конкретных вещей я мог и не знать... но ответственности моей это не снимает». Его прошение заканчивается так: «Я стою на коленях перед Родиной, партией, народом и его правительством и прошу... о помиловании».

Ему вторил подельник - Генрих Ягода: «Перед всем народом и партией стою на коленях и прошу помиловать меня, сохранить мне жизнь».

- Как интересно, - забормотал Ницше, - теоретик и практик террора, интеллигент и палач, оба – марксисты-атеисты, стоят на коленях, словно перед Богом... Перед партией?!

- Какой, к черту, партией?! Людовик XIV изрек: «Государство – это я». Маяковский написал: «Партия и Ленин – близнецы-братья». А я говорю: «Государство и партия – это я, Ленин и Сталин – близнецы-братья». Вот передо мной потому все и встали на колени!

- Когда за мной пришли, я понял: история с прошениями была лишь последней пыткой – пыткой надеждой, - прошептала душенька Николая Ивановича.

... Всех приговоренных расстреляли.

- Так берем Бухарина или нет? - вопросил практичный Дзержинский. Он умер гораздо раньше всех этих событий, за них и их последствия лично не отвечал, а потому страдал куда меньше других. Ему не ответили: почти все болтали между собой, испытывая «отходняк» после мук.

- Прекратить треп! - возмутился Старик.

Молотов: «Ленин не любил, к-когда во время заседания разговаривают... хотя сам он успевал переводами заниматься с английским словарем, пока прения идут. Да, да. А Троцкий, например, читал к-какую-нибудь книгу во время заседания Политбюро. Но, когда во время з-заседания шушукались, Ленин очень не любил. Не п-признавал совершенно курения. Сам не курил. Шепот, р-разговоры всякие его страшно раздражали».

Технический секретарь председателя правительства Фотиева: «На одном из заседаний Совнаркома я, как всегда, ведала протоколами заседания, подписывала постановления, ко мне подошел один из участников совещания и стал что-то спрашивать, а Ленин мне записку: «Я Вас выгоню, если Вы будете продолжать разговоры во время заседания».

- Мне кажется, - заявил Троцкий, - что мы ошибочно набираем в СНК только политиков. А ведь без военных в любой революции не обойтись. Предлагаю включить в комитет товарища Тухачевского!

«Красный Наполеон» возник в кабинете.

- Это немецкий шпион! - зарычал кремлевский тигр.

- Он – великий полководец! - возразил «иудушка».

- Он проиграл сражение под Варшавой!

- Я потерпел поражение из-за Вас, товарищ Сталин. Вы развернули Первую конную армию на Львов, хотя она должна была помочь моему фронту разбить поляков!

- Молчи, ты умирал с моим именем на устах!

- Я верил Вам до последнего! Считал, что мои заслуги перед партией и страной меня спасут!

- Какие там заслуги! - не сдавался Вождь.

- Победы над Колчаком, теми же белополяками, подавление мятежа в Кронштадте, а особенно – антоновского восстания. Доложите об этой своей кампании подробнее, товарищ Тухачевский, и пусть члены Совета Народных Комиссаров сами рассудят, достойны ли Вы стать их коллегой, - предложил бывший председатель Реввоенсовета.

- В связи с тем, что находившиеся в зоне восстания советские бойцы были сагитированы бунтовщиками и потому небоеспособны, по моему предложению в Тамбовскую губернию ввели свежие, не подвергавшиеся пропаганде со стороны повстанцев полки Красной Армии, отряды ЧК и ЧОН, курсантов и «интернационалистов», в том числе китайские и венгерские. Общая численность наших войск превысила 150 тысяч человек. Прибыло 9 кавалерийских дивизий и бригад, 6 бронеотрядов, 5 автоотрядов с крупнокалиберными пулеметами, несколько бронепоездов. Два авиаотряда насчитывали больше 40 самолетов.

Антоновцы дрались храбро. «Они не щадят себя в бою, а также своих жен и детей, бросаясь на пулеметы, как волки», - докладывал я в ЦК. Именно тогда появилась поговорка «тамбовский волк».

«В районах прочно вкоренившегося восстания приходится вести не бои и не операции, а, пожалуй, целую войну, которая должна закончиться прочной оккупацией восставшего района... ликвидировать самую возможность формирования населением бандитских отрядов. Словом, борьбу приходится вести в основном не с бандами, а со всем местным населением». Я опасался, что, если затянуть войну, Красная Армия начнет переходить на сторону повстанцев.

Я приказал сжигать дотла мятежные деревни, конфисковывать имущество и угонять скот. Стоит сравнить карту Тамбовской губернии 1913 года и после 1921 года: на первой отмечены населенные пункты, которых нет на остальных. И не маленькие «неперспективные» деревни – а села с населением в тысячи человек. Бунтовщики были уничтожены, а населенные пункты сожжены.

Антоновцы ушли из деревень, базировались в лесах. Они не хотели подвергать риску своих близких. Тогда ВЦИК издал постановление № 130 о создании концентрационных лагерей для членов семей повстанцев. Это были просто участки луга, огражденные колючей проволокой. Если концлагерников и кормили – то лишь сырой картошкой и гнилыми овощами. Детей, которые могли ходить, сразу отделяли от матерей и гнали в другие лагеря. Уборных не имелось. Охрана – в основном нерусские.

Согласно приказу № 130, если партизан не выходил из лесу и не сдавался через две недели после заключения семьи в концлагерь, его близких отправляли в Северные лагеря («на переработку»). Фактически в этом не было необходимости, мерли и здесь.

- Гляньте, насколько вы, большевики, опередили Гитлера с идеей концлагерей! - удивился Ницше. - Почему я об этом ничего не слышал?

- Не знаю, - пожал плечами Тухачевский. - Операции Красной Армии не скрывались. В газетах печатались списки расстрелянных, необходимость и полезность красного террора обсуждалась в прессе, так же подробно сообщалось и про восстание. Газеты выходили с заголовками: «Губерния объявлена на положении Кронштадта!», «Мы уничтожаем семьи бандитов – они должны отвечать за них!», «Травить их удушливым и отравляющим газом!».

Я исполнил этот наказ партии. 12 июня я подписал приказ об использовании газов. На Тамбовщину направили химический полк, пять химкоманд, специальные снаряды. У одного только села Пахотный Угол газами было убито 7 000 крестьян, в том числе женщин и детей, прятавшихся в лесу. Послушайте свидетелей.

... Вскоре после газовой атаки ребятишки пошли в лес за ягодой: «После красных у нас в деревне с едой было плохо»... Войдя в лес, мы заметили, что листва и трава имеют какой-то красноватый оттенок, мы никогда такого не видели... кругом лежали трупы людей, лошадей, коров в страшных позах, некоторые висели на кустах, другие лежали на траве, с набитым землею ртом, и все в очень неестественных позах. Ни пулевых, ни колотых ран на их телах не было. Один мужчина стоял, обхватив руками дерево. Кроме взрослых, среди трупов были дети».

Придя в себя после газовой атаки и дав оклематься всем присутствующим в кабинете, маршал продолжил доклад:

- К октябрю 1921 года восстание было почти полностью подавлено. Отдельные отряды уже не имели связи друг с другом, но сопротивлялись до осени 1922 года.

- Сколько ж Вы людей в могилу отправили? - поинтересовался «первый имморалист».

- Всю 70-тысячную Единую армию Антонова можно смело считать покойниками. Число истребленных крестьян – порядка 100-150 тысяч. Потери Красной Армии – не менее 10 тысяч.

- Подумаешь! - поморщил нос Сталин. - У меня есть вояка покруче! Где товарищ Жуков?

- В хрущевской зоне проходит курс страданий от лучевой болезни, - доложил Берия.

- Как это его угораздило?

- Будучи первым заместителем министра обороны, он отдал приказ 40-тысячной дивизии пройти через эпицентр ядерного взрыва сразу после его проведения...

- Зачем такие сложности? Проще было бы взорвать бомбу прямо над ними...

- Я хотел проверить, как личный состав выживет в зоне радиационного поражения и какое время после этого похода сможет сражаться, - объяснил появившийся Маршал Победы.

- И каков результат?

- Сражаться могли еще пару недель. Половина затем умерла быстро, остальные – медленно и достаточно долго... Теперь вот я вместе с каждым из этих сорока тысяч умираю от лучевой...

- Долго еще?

- Двадцать тысяч осталось. Но, как закончится, все начнется сначала...

- Ерундой занимались, товарищ Жуков! И опыты на животных, и разведданные по атомному проекту, добытые у американцев, и сведения о последствиях взрывов в Хиросиме и Нагасаки дали столько информации, что вполне можно было бы обойтись без подобного эксперимента. Не бережете Вы людей...

- Кто бы говорил! - хмыкнул Троцкий.

- Вот, видите, товарищ Жуков и есть истинный большевистский Наполеон! Наглядный, так сказать, пример бонапартизма! - Коба выразил «иудушке» ноль внимания и фунт презрения, одновременно поддев своего заместителя по Верховному Главнокомандованию.

Жуков обиделся и повторил фразу, сказанную им на пленуме ЦК КПСС, когда он, разжалованный из министра обороны СССР в пенсионеры, покидал зал:

- «... Бонапарт, Бонапарт! Бонапарт войну проиграл, а я- выиграл!»

- Как смеете Вы равняться со мною! - раздраженно прошипел император.

- Чего с тобою равняться, когда ты мне не ровня! - отбрил французишку Георгий Константинович. - Тактик ты был хороший, не отрицаю. А стратег – никудышный! Треть всех своих кампаний профукал! Войну в Египте вчистую проиграл, всего с несколькими сотнями людей домой вернулся! Булонский лагерь устроил на берегу Ла-Манша, полтора года просидел - Англию так и не атаковал! Не закончив кампании в Испании, кинулся очертя голову на Россию. Ты, самоназванный гений, не знал о гибельности войны на двух фронтах?! В результате был разгромлен и там, и там! О кампаниях 1813, 1914 и 1915 годов и говорить не хочу – результат известен: русские с союзниками оказались в Париже, а ты – на островах, сначала на Эльбе, затем на Святой Елене. Выигрывал ты только у бездарей, когда же мерился силами с действительно великими полководцами – Кутузовым, Веллингтоном, проигрывал. И в решающих своих баталиях получал по сусалам: вспомни Бородино, Лейпциг, Ватерлоо!

- В битве под Москвой восторжествовали мои войска! Мы потеряли 29 тысяч солдат, русские – 52 тысячи. Вдобавок твои соотечественники ушли с поля боя, да еще 20 тысяч раненых бросили на нашу милость, они потом чуть ли не все погибли...

- Это – всего лишь тактический перевес, пиррова победа! Бородино сломало хребет и дух твоей Великой армии. Твоя слава – во многом результат хорошей пропаганды!

- Да как ты смеешь! Я больше половины из своих 60 сражений выиграл с меньшим количеством войск, чем у неприятеля, и почти всегда терял меньше личного состава. А ты во всех своих битвах имел двух-трехкратное численное преимущество, солдат и офицеров не жалел, за что на фронте тебя жутко боялись! Ты – просто мясник в маршальском мундире!

- Зато я остался непобедимым!

- Врешь! Под Вязьмой 5-я армия, входившая в состав твоего фронта, была почти полностью уничтожена! И разве ты не несешь ответственности за поражения летом и осенью 1941 года, когда служил начальником Генерального штаба?

- Тебе хорошо говорить – ты на протяжении почти всей своей карьеры был сам себе начальник, а я выполнял дурацкие и самоубийственные приказы партийного руководства, ничего не смыслящего в военном деле!

... Через несколько дней после начала войны члены Политбюро приехали в наркомат обороны. Войдя в кабинет Тимошенко, Сталин тут же заявил, что они прибыли для ознакомления на месте с поступающими сообщениями с фронтов и выработки дополнительных мер. По знаку наркома в кабинете остались Жуков и Ватутин, заместитель Георгия Константиновича.

- «Ну что там под Минском? Положение не стабилизировалось?» - спросил Генсек начальника Генштаба.

- «Я еще не готов докладывать».

- «Вы обязаны постоянно видеть все как на ладони и держать нас в курсе событий, сейчас Вы просто боитесь сообщать нам правду».

Жуков, будучи еще до приезда членов Политбюро во взбешенном состоянии, не выдержал:

- «Товарищ Сталин, разрешите нам продолжать работу».

- «Может, мы вам мешаем?» - съехидничал Берия.

- «Вы знаете, обстановка на фронтах критическая, командующие ждут от наркомата указаний, и потому лучше, если мы сделаем это сами – наркомат и Генштаб».

- «Указания можем дать и мы», - огрызнулся Лаврентий Павлович.

- «Если сумеете – дайте», - не уступал Георгий Константинович.

- «Если партия поручит – дадим», - стоял на своем Берия.

- «Это если поручит, - не меняя резкости тона, ответил начальник Генштаба, - а пока дело поручено нам».

Наступила пауза. Жуков подошел к Хозяину:

- «Извините меня за резкость, товарищ Сталин, мы безусловно разберемся, приедем в Кремль и доложим обстановку».

Генсек посмотрел на Тимошенко.

- «Товарищ Сталин, мы обязаны сейчас в первую очередь думать, как помочь фронтам, а потом уже вас информировать», - сказал Тимошенко.

- «Вы делаете грубую ошибку, отделяя себя от нас... о помощи фронтам надо думать вместе, - ответил Коба. Затем обвел удрученным взглядом членов Политбюро и сказал: - Действительно, пускай они сами сначала разберутся, поедемте, товарищи».

И первым вышел из кабинета. Выходя из наркомата обороны, он всердцах бросил: «Ленин создал наше государство, а мы все его просрали».

- Вот откуда наши поражения – истинные катастрофы, крупнейшие в мировой истории! - разгорячился Маршал Победы. - Под Сталинградом попали в окружение 230 тысяч немцев, итальянцев, румын, в плен – 93 тысячи. Это все знают. Но у нас предпочитают не вспоминать, что под Киевом оказались в «котле» почти 2 миллиона советских солдат, а в плену – 660 тысяч! Ненамного меньше потери были под Минском в том же 1941-м году и под Харьковым – летом 1942-го! И это все – благодаря Вашему «мудрому» руководству, товарищ Сталин! За то, что я настаивал на отводе войск из киевской западни, Вы меня сняли с должности начальника Генштаба!

- Никто не отрицает Ваших способностей и заслуг, товарищ Жуков, - в бешенстве процедил Хозяин, - но нельзя отрицать то, что Вы любите привирать и преувеличивать свои достижения. Почему Вы в своих мемуарах нарисовали меня подлинно великим стратегом, раз сами так не считаете?

- В начале войны Вы были скверным военачальником и не знали военной науки. Доказательство тому – Ваша критика в адрес выдающихся немецких генералов. «Мы обязаны с точки зрения интересов нашего дела и военной науки, - писали Вы, - раскритиковать не только Клаузевица, но и Мольтке, Шлиффена, Людендорфа, Кейтеля и других носителей военной идеологии в Германии». Перечисленные Вами генерал-фельдмаршалы были не только идеологами германского милитаризма, но и высшими военными руководителями Германии от франко-прусской до Второй мировой войны, одержавшие множество побед. «Нужно покончить с незаслуженным уважением к военным авторитетам Германии, - отмечали Вы. - Что касается, в частности, Клаузевица, то он, конечно, устарел. Смешно теперь брать уроки у Клаузевица». Учиться не смешно ни у кого, кто обладает знаниями и опытом, и в годы Отечественной войны мы, советские полководцы многому научились у своих противников. Весьма небрежно Вы отозвались даже об Энгельсе, «ошибочные оценки которого незачем отстаивать с пеной у рта».

На практике Ваше невежество привело к катастрофам 1941-1942 годов. Ваша жесткая система контроля над армией не допускала самостоятельных действий генералов и маршалов. Полководцем в этой системе могли быть только Вы сами, равно как и Гитлер лично принимал все важнейшие стратегические решения. Но Вы, к несчастью, полководческим опытом в 1941 году не обладали, и это увеличило жертвы Красной Армии. К Вашим принципиальным ошибкам следует отнести и нерациональную дислокацию наших войск в 1941 году, когда они были сосредоточены в пограничных выступах и легко попадали в окружение, и свойственную Вам гигантоманию, когда масса боевой техники никак не соотносилась с количеством специалистов, способных этой техникой управлять. Ваше стремление во что бы то ни стало наступать и следовать принципам стратегии сокрушения приводило только к неоправданным потерям, потому что состояние Красной Армиии требовало преимущественно оборонительного способа действий и стратегии измора. - В те дни Вы часто вызывали к себе руководителей наркоматов, ставили им большие задачи и требовали их выполнения в короткие сроки, не считаясь с реальностью.

Начиная с середины войны Вы стали поступать более мудро, так как поднабрались опыта, и уже на равных со мною могли принимать участие в разработке сложных стратегических операций.

- Да вы, военные, меня сами дезинформировали в 1941-м! С фронтов слали донесения, где, как правило, занижались наши потери и преувеличивались потери немцев. Все это вселяло в меня убеждение, что, неся такой урон, враг не может это долго выдержать и скоро потерпит поражение.

Вы, товарищ Жуков, как и Наполеон, во многом всего лишь – результат, как сейчас говорят в России, хорошей «пиар-кампании». Вы столько чужих заслуг себе приписали! Лаврентий, зачитай приказ министра Вооруженных Сил от 9 июня 1946 года!

«Совет Министров Союза ССР постановлением от 3 июня с.г. утвердил предложение Высшего Военного Совета от 1 июня об освобождении Маршала Советского Союза Жукова от должности Главнокомандующего Сухопутными Войсками и этим же постановлением освободил Маршала Жукова от обязанностей Заместителя Министра Вооруженных Сил.

...Маршал Жуков, утеряв всякую скромность и будучи увлечен чувством личной амбиции, считал, что его заслуги недостаточно оценены, приписывая при этом себе в разговорах с подчиненными разработку и проведение всех основных операций Великой Отечественной войны, включая те операции, к которым он не имел никакого отношения.

Более того, Маршал Жуков, будучи сам озлоблен, пытался группировать вокруг себя недовольных, провалившихся и отстраненных от работы начальников и брал их под свою защиту, противопоставляя себя тем самым Правительству и Верховному Главнокомандованию.

Вопреки изложенным заявлениям Маршала Жукова на заседании Высшего Военного Совета было установлено, что все планы всех без исключения значительных операций Отечественной войны, равно как планы их обеспечения, обсуждались и принимались на совместных заседаниях Государственного Комитета Обороны и членов Ставки в присутствии соответствующих командующих фронтами и главных сотрудников Генштаба, причем, нередко привлекались к делу начальники родов войск.

Было установлено, далее, что к плану ликвидации сталинградской группы немецких войск и к проведению этого плана, которые приписывает себе Маршал Жуков, он не имел отношения: как известно, план ликвидации немецких войск был выработан и сама ликвидация была начата зимой 1942 года, когда Маршал Жуков находился на другом фронте, вдали от Сталинграда.

Было установлено, далее, что ликвидация Корсунь-Шевченковской группы немецких войск была спланирована и проведена не Маршалом Жуковым, как он заявлял об этом, а Маршалом Коневым, а Киев был освобожден не ударом с юга, с Букринского плацдарма, как предлагал Маршал Жуков, а ударом с севера...

... Признавая заслуги Маршала Жукова при взятии Берлина, нельзя отрицать, как это делает Маршал Жуков, и того, что без удара с юга войск Маршала Конева и удара с севера войск Маршала Рокоссовского Берлин не был бы окружен и взят в тот срок, в какой он был взят.

Высший Военный Совет, рассмотрев вопрос о поведении Маршала Жукова, единодушно признал это поведение вредным и несовместимым с занимаемым им положением...»

- Товарищ Жуков, бесспорно, способный п-полководец, - признал Молотов. - Но приврать любит. Вот, в одном интервью ему «корреспондент В. Песков задает в-вопрос: «Не было ли опасным держать управление решающим сражением так близко от фронта?» Речь идет о штабе Западного фронта в деревне Перхушково во время Московской битвы. Жуков отвечает: «Риск был. Ставка мне говорила об этом. Да и сам я разве не понимал? Но я хорошо понимал и другое: оттяни штаб фронта – вслед за ним оттянутся штабы армейские, дивизионные. А этого допустить было нельзя...»

- «Врет! - резко заявил сталинский любимец, Главный маршал авиации А.Е. Голованов. - Он ставил перед Сталиным вопрос о том, чтобы перенести штаб Западного фронта из Перхушково за восточную окраину Москвы, в район Арзамаса. Это означало сдачу Москвы противнику. Я был свидетелем телефонного разговора Сталина с членом Военного совета ВВС Западного фронта генералом Степановым – тот поставил этот вопрос перед Сталиным по поручению командования фронтом. Сталин ответил: «Возьмите лопаты и копайте себе могилы. Штаб Западного фронта останется в Перхушково, а я останусь в Москве. До свидания». Кроме Степанова об этом знают Василевский и Штеменко. Жуков есть Жуков, но факт есть факт».

- Лично Жукову «Сталин ответил, что, если Жуков перейдет к Белорусскому вокзалу, то он займет его место». И это – не единичный случай, - продолжил Вячеслав Михайлович. - «В книге Жукова есть не с-совсем объективные места. Там, где на фронте дела шли хорошо, это как будто з-заслуга Жукова и его предложение. Там, где мы терпели п-поражение и допускали ошибки, якобы виноват Сталин.

В Варшаве п-произошло восстание. На улицах этого города лилась кровь п-польских патриотов. О начале и намерении этого в-восстания мы не знали. Оно было спровоцировано Миколайчиком с той целью, чтобы до прихода с-советских войск в Варшаву сформировать правительство и тем самым поставить Советский Союз перед фактом. После того, как мы узнали о в-восстании в Варшаве, была спланирована операция. Операция оказалась н-неудачной. Жуков в своей книге пишет об этой операции, что к ней не имел отношения, что она проводилась по п-предложению Сталина. Прочитав книгу Жукова, я в Генштабе п-поднял материалы. Оказалось, что Жуков грешит искажением истины: там с-стоит его подпись».

- И о твоем, Жуков, моральном облике не мешало бы вспомнить, - влез в разговор Берия. - Я не стану упоминать твоих ППЖ, походно-полевых жен, в этом деле кто из нас, мужчин, без греха... Но вот мародерствовать народному герою, советскому маршалу, коммунисту – стыдно... Послушайте показания твоего дружка. Генерал Крюков, опускаясь все ниже и ниже, ты превратился по существу, в мародера и грабителя. Можно ли считать, что таким же мародером и грабителем был Жуков, который получал от тебя подарки, зная их происхождение?

Крюков: - «Жукову... я отправил дорогие отрезы, ковры, посуду и много чего другого. А также и многим еще генералам».

- При каких обстоятельствах твоя супруга, певица Лидия Русланова преподнесла жене Жукова бриллиантовую брошь, присвоенную ею в Германии?

Крюков: - «В июне 1945 года, на следующий день после парада Победы Жуков устроил банкет на своей подмосковной даче. Русланова произнесла тост за верных жен, восхваляла жену Жукова и преподнесла ей брошь. При этом она сказала: «Вот – правительство не придумало орденов для боевых подруг». И вместо этого преподнесла ей брошь».

- Вы оба раболепствовали перед Жуковым, зная его любовь к лести. И вами было пущено выражение «Георгий Победоносец»! Жаль, товарищ Сталин, что после войны (хорошо хоть на короткий срок) Вы отменили смертную казнь. Благодаря этому Крюков получил только 25 лет лагерей, а Русланова – 10 лет. Не считаешь, что они это заслужили, дав на тебя показания, Георгий Константинович?! - веселился Берия.

Жуков ответил достойно, как подобает великому человеку:

- Я Крюкова простил. Мне не привыкать к вероломству друзей. Узнав о смещении меня с поста Минобороны, я спросил: «Кого назначили вместо меня?» - «Малиновского». - Хотелось выругаться. Ведь он за меня не заступился, наоборот – топил, желая занять мое место. Но я просто пошутил: «Хорошо, что не Фурцеву».

- Откуда такое христианское всепрощенчество? - изумился Ницше.

- Да при моем снятии вообще никто из моих соратников за меня не заступился! Потом во время застолий я всегда их приглашал и произносил тост: «В трудную минуту вы предали меня. Однако вы – мои боевые друзья, других у меня не будет, и я пью за ваше здоровье и успехи». Но это уже потом было, при Брежневе, когда мне режим ослабили, ведь при Хрущеве я фактически сидел под домашним арестом...

- Жаль, что я не сумел уговорить товарища Сталина тебя расстрелять! - пожалел вслух Берия. - Он всего лишь назначил тебя на второстепенный Одесский военный округ. Я доказывал Иосифу Виссарионовичу, что опальный маршал горит местью и готовит вместе с преданными ему офицерами военный заговор. Ряд «заговорщиков» уже отправили в тюрьму...

Сталин вспомнил былое:

- Я, выслушав предложение об аресте, сказал: «Нет, Жукова арестовать не дам. Я его хорошо знаю. Я его за четыре года войны узнал лучше, чем самого себя».

... Жуков командовал округом, а по всей стране одного за другим брали его бывших подчиненных и людей из его окружения. Арестованных обвиняли в том, что они участвовали в заговоре, во главе которого стоял Георгий Константинович.

Оказавшись в руках бериевских «забойщиков», маршал Новиков подписал показания, в которых говорил, что Жуков «очень хитро и в осторожной форме... пытается умалить руководящую роль в войне Верховного Главнокомандования, и в то же время Жуков, не стесняясь, выпячивает свою роль в войне как полководца и даже заявляет, что все основные планы военных операций разработаны им».

В общей сложности по делу Жукова сидели около сотни генералов – без суда. Новый министр госбезопасности Семен Денисович Игнатьев, принимая после своего арестованного предшественника Абакумова дела, спросил Сталина:

- «Что с ними делать? Может быть, пропустить их через Особое совещание и отправить в лагерь?»

Вождь ответил министру через Лаврентия Павловича. Игнатьев добросовестно записал – товарищ Сталин, как передал товарищ Берия, сказал: «Пусть еще посидят».

Эти генералы были арестованы только на основании материалов прослушивания их разговоров. Аресты среди окружения Жукова шли почти до самой смерти Генсека.

Кобе принесли запись разговора «Георгия Победоносца» с женой. Маршал считал, что на него «капает» министр обороны Булганин:

- «Я раньше думал, что Сталин принципиальный человек, а он слушает, что ему говорят его приближенные. Ему кто-нибудь скажет, и он верит. Вот ему про меня сказали, и я в немилости. Ну, х... с ними, пусть теперь другие повоюют».

На самом деле этот конфликт был связан не столько с ревностью Сталина к военной славе, сколько с его недовольством мародерством: хищением трофейного имущества из Германии, главным образом картин известных мастеров и других ценностей, которые не сдавались в Государственное хранение (Гохран), а присваивались в личную собственность. Даже любимец Хозяина маршал Голованов был уволен из армии за то, что вывез по частям весь загородный дом-виллу Геббельса, причем это было сделано с помощью находящейся под его командованием авиации дальнего действия. Крюков и его жена Русланова украли из побежденной страны 132 подлинных живописных полотна и огромное количество других ценностей. Агенты МГБ, осуществившие по личному распоряжению Сталина тайный обыск квартиры и дачи Жукова, обнаружили там склад трофейных ковров, мехов, золотых часов и прочей «мелочи», «55 ценных картин классической живописи в художественных рамках», часть которых, как было определено, была «вывезена из Потсдамского и других дворцов и домов Германии».

Для Сталина, который украшал стены комнат на даче в Кунцево фотографиями-репродукциями картин, которые он вырезал из журнала «Огонек», этот грабеж трофеев оказался неожиданным. В нем участвовала партийно-государственная элита. Немалое число высших чиновников заменяли в своих квартирах и дачах казенную мебель на роскошные немецкие гарнитуры.

Серьезно наказывались лишь крайние проявления этого мародерства. В умеренных размерах он прощался. Картины известных мастеров, безусловно, приходилось сдавать в разные секретные фонды галерей. В еще большем масштабе германское имущество конфисковывалось без всяких регистраций в резервы государственной казны, и это делалось с согласия Хозяина.

- Нашли в чем меня обвинять – в мародерстве! - возмутился Маршал Победы. - Да все великие полководцы трофеи брали!

Мои генералы, хоть и не великие, а тоже хапали будь здоров – что в Германии, что в Чечне! - подумал Ельцин.

- Когда после взятия Измаила казаки привели Суворову роскошного арабского скакуна, тот отказался, заявив: «Меня привез суда простой казачий конь, на нем я отсюда и уеду». После перехода через Чертов мост изголодавшиеся русские солдаты реквизировали у местных швейцарских крестьян двух быков. Узнав об этом, Суворов заплатил за скот из своего кармана, - блеснул своими знаниями истории Коба. - «К сожалению, Александра Васильевича Суворова у меня нет», поэтому я всех вас, мародеров в маршальских и генеральских погонах, пощадил. Никого не расстрелял, самых наглых отправил в тюрьму, остальных просто понизил в должности.

- Все равно Вы отнеслись ко мне предвзято, товарищ Сталин! - не согласился Жуков. - В 1945 году генерал Иван Серов, начальник контрразведки СМЕРШ, отвечал в Германии и за судьбу трофейного имущества. Серов был человеком Хрущева, а не Берии, так как с 1938 года и до начала войны служил начальником НКВД Украины. В 1954 году Никита назначил Ивана председателем вновь созданного КГБ. В 1958 году обнаружилось, что исчезнувшая среди трофейного имущества корона бельгийской королевы была присвоена в 1945 году Серовым вместе с многими другими ценностями. После этого его всего-навсего перевели с должности председателя КГБ на должность начальника Главного разведывательного управления Генштаба!

- Что ж, в данном случае я оказался принципиальнее Никиты, - пожал плечами Вождь. - На тебе, кстати, это тоже проявилось!

- Действительно, Вы меня пощадили, оставил на высокой должности, а Никита, которому я помог стать Генсеком и разгромить антипартийную группу, – нет, - с удивлением сделал для себя открытие маршал. - «Когда меня сняли при Хрущеве, мы с Галиной Александровной думали, что у нас много денег. Оказалось – ничего. Пришлось баян продать. Солдат отнес в «комиссионку», принес 500 рублей. Я, конечно, мог бы ездить на трамвае, но ведь меня будут снимать для иностранных журналов, я же одиозная фигура».

- Я Вас оставил живым, здоровым и при власти потому, что Вы были верным сталинцем и во многом походили на меня, - снизошел до объяснения Вождь. - Вступив в командование Ленинградским фронтом, 18 сентября 1941 года Вы инициировали постановление Военного совета фронта об усилении борьбы с дезертирством и проникновением вражеских элементов на территорию Ленинграда и поручили создание трех заградительных линий подчиненным Берии...

- Меня «палачом» окрестили, однако никто не обвиняет Жукова в том, что у него руки тоже по локоть в крови, - огорчился Лаврентий Павлович. - Когда у Суворова в битве с французами при Нови бросил поле боя один полк, он побежал впереди беглецов, приговаривая: «Заманивай неприятеля, заманивай!», а потом повернул их назад, атаковал и разбил врага. А наш доморощенный Бонапарт за малейшие провинности своих «чудо-богатырей» расстреливал! И еще он признавался, что «всегда мечтал быть похожим на этого замечательного большевика, чудесного товарища и талантливого командующего», имея ввиду японского шпиона и пьяницу Блюхера!

- Хватит на меня доносить! У всех есть ошибки молодости! Главное – в другом! «Я всегда честно и добросовестно выполнял все поручения товарища Сталина. Я даю крепкую клятву большевика – не допускать подобных ошибок и глупостей. Я уверен, что еще нужен буду Родине, великому вождю товарищу Сталину и партии... Я исправлю допущенные ошибки и не позволю замарать звание члена Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков)». Прошу допустить меня к участию в трехмировой революции.

В СНК маршала приняли...

- По моему, мы не тем здесь занимаемся, - сказал Сталин. - Развели, понимаешь, демократию. Надо избрать вождя, который подберет себе команду – поконсультировавшись, конечно, с Политбюро. А так мы веками будем СНК набирать!

- Какие будут предложения по персоналиям? - в очередной раз спросил Дзержинский.

- «Что-то у вас не в порядке, и притом в большом непорядке; «непорядок» сидит где-то глубоко внутри самой бюрократии, вернее, даже внутри правящей верхушки». Переворот в аду могут удачно совершить только те революционеры, которые с успехом уже проделали это в России, - начал свою очередную лекцию Троцкий. - Условия, согласитесь, весьма схожие. Один большевик среднего калибра в статье, которая была опубликована в «Правде» в первую годовщину революции, написал: «Вдохновителем переворота от начала до конца был ЦК партии во главе с Лениным... Вся работа по практической организации восстания проходила под непосредственным руководством председателя Петроградского Совета тов. Троцкого. Можно с уверенностью сказать, что быстрым переходом пролетариата на сторону Советов и умелой постоянной работой Военно-революционного комитета партия обязана прежде всего и главным образом Троцкому».

- И какой дурак и предатель это накатал? - возмутился Коба.

- Под статьей стояла подпись: И. Сталин! И включалась она в сборники работ И. Сталина! Ты тогда «... не мог никак приписать себе ни руководство Октябрьским переворотом, ни руководство гражданской войной. Но... с первого дня неутомимо подкапывал авторитет тех, кто участвовал в руководстве, неутомимо, осторожно, шаг за шагом, сперва без какого-либо общего плана, лишь повинуясь основной пружине своей натуры».

- Я тоже был руководителем Октябрьской революции! - зашипел кремлевский тигр, распушив усы и выпустив когти.

- «На фоне грандиозных митингов, демонстраций, столкновений ты политически едва существовал! - злорадствовал Лев Давидович. - Но и на совещаниях большевистского штаба ты оставался в тени. Твоя медлительная мысль не поспевала за темпом событий. Не только Зиновьев и Каменев, но и молодой Свердлов, даже Сокольников занимали большее место в прениях, чем Сталин, который весь 1917 год провел в состоянии выжидательности. Позднейшие попытки наемных историков приписать Сталину в 1917 году чуть ли не руководящую роль (через посредство несуществовавшего «Комитета» по руководству восстанием) представляют грубейшую историческую подделку.

Сталин – не мыслитель, не писатель и не оратор. Он – серая посредственность и завладел властью до того, как массы научились отличать его фигуру от других во время торжественных шествий по Красной площади. Сталин завладел властью не при помощи личных свойств, а при помощи безличного аппарата. И не он создал аппарат, а аппарат создал его. Сталин не был теоретиком: при жизни Ленина его не включали в комиссию по подготовке проекта Программы партии».

Поэтому предлагаю: во главе РВК поставить Владимира Ильича, а меня сделать его заместителем по военным делам!

- Принимается, - согласился Ленин, - но с одним архиважным непременным условием: вторым моим заместителем – по организационным вопросам – будет товарищ Сталин.

- Почему господин Ульянов все же доверяет такой важный пост герру Джугашвили? - спросил Ницше Молотова. - Он же с ним ссорился...

- «Сталин – это такой член п-партии, такой деятель, говорил Ленин, на которого можно положиться в любом деле, он наиболее надежный при проведении нашей линии... Но и его Ленин к-критиковал. Вы возьмите в-всю историю Ленина. Рисуют его теперь извергом, злым и п-прочее. А потому что он, как скала, вооруженная з-знаниями, наукой и колоссальным умом... может, не все, но основное он в-видел хорошо.

К нему подходили очень т-талантливые люди, и все не то. Кого хотите, в-возьмите. Ленин в 90-х годах и даже п-после 1900 года верил в Плеханова. А вскоре он по Плеханову хлещет и п-прав. После Плеханова наиболее близким к Ленину из видных м-марксистов был Богданов. Малиновский его фамилия, д-да. Очень авторитетный в п-политэкономии. В 1897 году Ленин дал р-рецензию на первую книгу Богданова «Политэкономия». А потом его б-бил... Он был заведующим л-лабораторией, куда дали на исследование мозг Ленина. Богданов п-попросил как директор. Беспартийный, чуждый всей п-политики революции. Дали ему мозг, он что-то т-там изучал...

А возьмите Троцкого. Сначала Ленин к нему б-благоволил. Возьмите Зиновьева, Бухарина, Каменева – это наиболее б-близкие люди к Ленину. Временно, на определенном этапе, они п-поддерживали, а последовательности, так сказать, революционности на всю жизнь у них не хватило...

У Маркса – Энгельс т-только остался. Остальных Маркс бил н-направо и налево. Учил, учил, а кто сопротивлялся, тех п-приходилось бить. Ну там была другая, так сказать, область, б-больше теоретическая. Политической д-деятельности было меньше. А у нас была п-практическая политика».

- А почему Ленин дал всем, кого ни возьмешь, такие убийственные характеристики?

- «... Он очень м-меткие характеристики дал. Он не мог обывательские выводы д-делать. Ленин не случайно в-выделил двух – Сталина и Троцкого как главных. Два человека, которые выделяются как самые т-талантливые».

- Но в завещании он всех критикует, даже тех, кого выделил.

- «Да, всех. Видно, он с-сознавал, что у него не осталось времени для того, чтобы поправлять. А что-то надо сказать, чтобы люди д-догадывались, в каком направлении идти...

Под видом ленинцев много с-сомнительных людей было. Было такое в-вроде анекдота. Ленин очнулся, открыл глаза, п-посмотрел и снова закрыл – кругом окружение было полувраждебным или просто враждебным. У Ленина противников было, к-конечно, немало.

В 1917 году Ленин назвал Зиновьева и Каменева п-проститутками за их предательский шаг в Октябрьской революции, не только проститутками, но и штрейкбрехерами, - мешают нам и прямо помогают врагу».

- Зиновьев и Каменев выступили предательски, а их все-таки в партии оставили, а потом даже и в Политбюро ввели?

- «Сталин помог Зиновьеву и Каменеву, к-конечно. Почему? Потому что л-людей очень мало было подготовленных. Доверять им нельзя и обойтись без них т-трудно. Очень сложное д-дело – политика. Ленин т-требовал тогда исключить их из партии, но Сталин и Свердлов стали возражать. Пришлось пока п-подождать. А они потом снова п-повторяли... А когда не на что уже было рассчитывать, тогда с ними и п-покончили!

... Надо п-правильно оценивать ошибки, но не перебарщивать, не проявлять полного доверия к тем людям, кто грубые ошибки допустил, тут полного доверия не может быть. И Ленин писал в своем так называемом п-прощальном письме, что ошибки Зиновьева и Каменева не случайны.

С кем-то же надо р-работать! И если человек мало-мальски п-поддерживал Ленина, он его брал к себе».

- Говорят, что ВЧК-ГПУ всесильным сделалось именно при Ленине...

- Верно, – влез в диалог Берия. - При основании Главного политического управления все переданные ему безграничные функции ЧК остались неприкосновенными. Коллегия ГПУ сохранила право бесконтрольного расстрела всех без исключения граждан России. Такое же право казни без суда позднее получила и «тройка», состоящая из председателя ГПУ, его помощника и следователя, ведущего данное дело. Решение «тройки» принималось без участия подсудимого и его защитника, о нем осужденный узнавал прямо перед расстрелом.

ГПУ тут же было включено товарищем Сталиным в наступление на оппозицию. Сначала его использовали для борьбы с конкурентами – другими революционными партиями. Туда брали на работу бывших сотрудников царской охранки как имеющих большой опыт охоты за революционерами. Принялись и за собственных инакомыслящих: новое постановление ЦК предписывало партийцам информировать ГПУ о всех «непартийных» разговорах, о всех партийных оппозициях. Так товарищи Ленин и Сталин включили ГПУ во внутрипартийную борьбу. Коммунистов обязали доносить на своих товарищей.

Члены коллегии ГПУ были включены в номенклатуру ЦК. Таким образом, товарищ Сталин стал контролировать и их назначение.

Высшее руководство партии после лишений дореволюционного времени жадно наслаждалось жизнью. ГПУ регулярно докладывало Генсеку об их «шалостях»: похождениях Калинина и Енукидзе с балеринами; приездах в актерский клуб наркома просвещения Луначарского (под утро после многократных тушений света, сопровождаемых женскими визгами, главу культуры выносили на руках в автомобиль); скандальных похождениях юного сына Каменева Лютика... Да и то, что сам Каменев завел любовницу, знали ГПУ и товарищ Сталин. На всех руководителей страны заводились досье.

- Все это было вызвано необходимостью защиты нашего дела! - не выдержал долгого молчания Молотов. - «Когда дело касалось революции, Советской власти, к-коммунизма, Ленин был непримирим. Да и если бы мы выносили по каждому в-вопросу демократические решения, это бы нанесло ущерб государству и партии, потому что вопрос тогда бы затянулся надолго и ничего хорошего из такого формального демократизма не вышло бы. Острые вопросы Ленин нередко р-решал сам, своей властью».

- Выходит, герр Ульянов не останавливался ни перед чем? - продолжал далее допытываться автор «Заратустры». - А ведь советская пропаганда рисовала его этаким «добрым дедушкой»...

Сталин издал звук, средний между рычанием и смехом:

- Летом 1918 года, когда возникла угроза захвата Баку турецкими войсками, Ленин предлагал сжечь город целиком. А 9 октября 1918 года приказ Нижегородскому губкому «навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т.п.». Учитывая, что при военном коммунизме красноармейцы были одними из немногих, кто всегда получал сносный паек, они становились лакомой добычей для шлюх. А в условиях, когда голодало едва ли не все население, в той или иной степени проституцией вынуждены были заниматься чуть ли не большинство баб. Таким образом, под действие ленинского указания попадала значительная часть женского населения.

В середине августа 1920 года Ильич предлагал следующим образом покарать государства Прибалтики за строптивость: «Под видом «зеленых» (мы потом на них и свалим) пройдем на 10-20 верст и перевешаем кулаков, попов, помещиков. Премия 100000 руб. за повешенного». А Троцкому в Петроград 22 октября 1919 года, в самые напряженные дни борьбы с Юденичем, писал: «Если наступление начато, нельзя ли мобилизовать еще тысяч 20 питерских рабочих плюс тысяч 10 буржуев, поставить позади их пулеметы, расстрелять несколько сот и добиться настоящего массового напора на Юденича?» Так татаро-монголы поступали при взятии русских городов, но Чингизханом Бухарин почему-то обозвал меня, а не Ильича! 10 августа 1918 года Ленин послал записку наркому продовольствия А.Д. Цюрупе: «Проект декрета – в каждой хлебной волости 25-30 заложников из богачей, отвечающих жизнью за сбор и ссылку всех излишков».

Нечто подобное он писал и в феврале 1920 года: «Наличный хлебный паек уменьшить для неработающих на транспорте; увеличить для работающих. Пусть погибнут еще тысячи, но страна будет спасена».

Ницше вошел в состояние экстаза:

- «Радуйтесь, демоны! ... Радость уничтожения сравнима для меня только с моей способностью к уничтожению». Идея насчет того, что для построения нового коммунистического общества потребуется истребить часть населения, очень живуча. Достойный продолжатель дела российских большевиков Пол Пот, глава «красных кхмеров», заявил, что из семимиллионного населения Камбоджи только два миллиона достойны светлого будущего, а остальные пять должны умереть, и чем скорее, тем лучше. Герр Ульянов, кстати, как Вы теоретически обосновываете террор?

- «Террор служит тому, чему должен служить... Мы должны найти какой-то путь, как избавиться от буржуазии, высших классов. Они не дадут нам совершить никакие экономические перемены, на которые они не пошли бы до революции, поэтому их надо вышибить отсюда... Единственное решение я вижу в том, чтобы угроза красного террора способствовала распространению ужаса и вынуждала их бежать. Как бы это ни делалось, сделать это необходимо...»

- Насколько я знаю, чтобы напугать «высшие классы», почему-то пришлось за компанию отправить на тот свет изрядное количество представителей классов средних и низших: интеллигентов, офицеров, крестьян, а порой и «несознательных» пролетариев. Например, в Ижевске и Воткинске, где они предпочли с оружием в руках воевать на стороне комитета Учредительного собрания, а позднее Колчака, и где расстрелы заложников и репрессии против рабочих семей со стороны красных были особенно жестокими.

- Это делалось во имя Революции! - патетически воскликнул Дзержинский.

- Да?! А не ради своекорыстных интересов партийной верхушки? - не унимался Фридрих. - В начале 1922 года всем членам Политбюро поступила информация из Самарской губернии: «едят трупы, детей не носят на кладбище, оставляя для питания», похороненных вырывают из могил и употребляют в пищу. Интересное совпадение: именно в это время утверждается смета ЦК РКП на золотую валюту (взятую, кстати, из золотого запаса Наркомфина). По ней сотни тысяч золотых рублей, на которые можно было бы закупить хлеб для голодающих, отдавались на нужды Коминтерна, а также на содержание заграничных домов отдыха для партийной номенклатуры, валютных пособий для партбоссов и членов их семей на лечение за границей.

В том же 1922 году, когда в России свирепствовал голод, специальная медицинская комиссия обследовала состояние здоровья «ответственных товарищей». Почти все оказались больны: у Сокольникова – неврастения, Курского – невралгия, Зиновьева – припадки на нервной почве... Ленин – известно. Здоровы – Сталин, Крыленко, Буденный (небольшое повреждение плеча – рубил кого-то, руку сорвал), Молотов (всего лишь нервность), у Фрунзе – зарубцевавшаяся язва. (Зарезали меня врачи, - горестно доложил Михаил Васильевич).

- Что такого важного в этих диагнозах? - выразил недоумение Ельцин.

- Важны не столько диагнозы, сколько предложения о лечении – Висбаден, Карлсбад, Киссинген, Тироль... Что это – целебный пир во время чумы? О какой нравственной основе партийных лидеров можно вообще говорить? Как могло получиться, что с первых лет Советской власти, наряду с призывами к народу идти на максимальные жертвы ради социалистического выбора, «ответственные товарищи» обрели льготы и привилегии? Тебя, Борис, это тоже касается! - упрекнул он спутника.

- Ко мне это не относится! - сразу открестился Ильич.

Его заявление неожиданно получило поддержку бывшего президента Франции Жискар д'Эстена:

- Посетив кабинет Ленина, я сказал: «Теперь я понял, в чем сила Ленина: в его бескорыстии. Он всего себя отдал народу. И такой человек не мог не победить, было бы несправедливо, если бы он не победил!»

Сталин, как питбуль, вцепился в тему террора:

- Объявив нэп «всерьез и надолго», Владимир Ильич, что Вы в это же время написали наркому внешней торговли Красину?

- «Величайшая ошибка думать, что нэп положил конец террору. Мы еще вернемся к террору, и к террору экономическому. Иностранцы уже теперь взятками скупают наших чиновников... Милые мои, придет момент, и я вас буду за это вешать...»

Врешь, моих чиновников ты бы не перевешал – в России вообще бы никого не осталось, подумал разрушитель СССР. - А экономический террор против предпринимателей Я, оказывается, унаследовал от большевиков... Как и взятки от иностранцев...

Троцкий, выражая полное согласие, воздел очи долу:

- Признаю, что Владимир Ильич, как и во многих других случаях, прав! «После Октября Каменев, заискивая перед солдатами, предложил издать декрет об отмене смертной казни для военнослужащих. Я согласился. Ленин возмутился: «Вздор! Как же можно совершить революцию без расстрелов? Неужели же вы думаете справиться со всеми врагами, обезоружив себя? Какие еще есть меры репрессий? Тюремное заключение? Кто ему придает значение во время гражданской войны, когда каждая сторона надеется победить?» У Ленина террор был оправдан – не то что у Сталина.

Молотов, будто в старые добрые (или недобрые?) времена, кинулся в словесный бой с «иудушкой»:

- «Сталина топчут для того, чтобы подобраться к Ленину. А некоторые уже начинают и Ленина. Мол, Сталин его продолжатель, в каком смысле? В худшем. Ленин начал концлагеря, создал ЧК, а Сталин продолжил...»

- Нельзя в России без принуждения, без террора, - пояснил свою позицию Ильич. - «У нас такой характер народный, что для того, чтобы что-то провести в жизнь, надо сперва сильно перегнуть в одну сторону, а потом постепенно выправлять. А чтобы сразу все правильно было, мы еще долго так не научимся. Но если бы мы партию большевиков заменили, скажем, партией Льва Николаевича Толстого, то мы бы на целый век могли запоздать». В наших рядах толстовцы (то есть люди, «отягощенные» буржуазной моралью и нравственностью) не нужны! Сущность диктатуры пролетариата – «... ничем не ограниченная, никакими законами не стесненная, на насилие опирающаяся власть революционного народа». Здесь не подходят люди, «забитые нравственно, например, теорией о непротивлении злу насилием...»

Ницше многозначительно закивал призрачной головой:

- «Мы, воздухоплаватели духа», отлично понимаем друг друга, хотя и не всегда соглашаемся. И ни на что не надо закрывать глаза! В области познания «слепота – не заблуждение, а трусость». Я, как и большевики, - «разрушитель бурого покоя»! Человек у Вас выступает не в его гуманистическом, а лишь в классово-социологическом смысле. Для Вас нравственно все, что служит делу мировой революции. Безнравственно и преступно все, что мешает. Вот почему Вы, герр Ульянов, не постеснялись дать в 1905 году совет московским боевикам: обливать кипятком правительственные войска, брызгать серной кислотой в лица городовым. Нужно – ограбили банк, нужно – прибегали к финансовым махинациям! Ведь цель оправдывает средства!

- С Вашей философией, господин Ницше, у марксизма есть весьма схожая идея: «морали и нравственности в политике не бывает, а есть лишь целесообразность».

- Коли так, - спросил Ельцин своего гида, - то чем Ленин и Сталин лучше Гитлера, который тоже искренне хотел любыми средствами обеспечить величие Германии? И почему об одном говорят как о величайшем преступнике, а на примере жизни и деятельности двух других обучали будущих граждан демократического общества?

- Это вы, россияне, так поступаете – и не смейте приписывать свою глупость остальным! - осадил экс-гаранта «первый имморалист».

- Ваша «главная ошибка в том, что не понимаете, так сказать, нутра, ленинского подхода, - снизошел до разъяснения (не Борису, а Фридриху) Молотов. - У того все время подкоп под капитализм, под буржуазную идеологию с самых разнообразных позиций и так метко и в такой форме. Возьмите вы Ленина – у него каждая работа, каждая строчка – бомба про империализм. Это главное в Ленине».

Философ сразу же ухватился за подвернувшийся шанс получить новую информацию:

- Какая наиболее яркая черта господина Ульянова Вам запомнилась, герр Молотов?

- «Целеустремленность. И умение бороться за свое дело. Ведь в Политбюро почти все б-были против него – Троцкий, Каменев, Зиновьев, Бухарин. Тогда в Политбюро Ленина п-поддерживали только Сталин и я».

- Не слишком ли Вы его возвеличиваете? Признайтесь: совершал ли герр Ульянов ошибки?

- «Безусловно. Я как первый кандидат в Политбюро при голосовании б-был полноправным членом «пятерки», и был единственный раз, когда я голосовал против Ленина...

Летом 1921 года Ленин п-предлагал закрыть Большой театр. Говорит, что у нас голод, такое т-трудное положение, а это – дворянское наследство. В порядке с-сокращения расходов можем пока без него обойтись...

И п-провалился Ленин. Большинство – против. Сталина не б-было. Я помню, что я т-тогда и голосовал в числе тех, которые не согласились. А убытка большого нет. Тут, видно, он п-перенервничал. «На черта нам!...» Один из самых т-трудных годов. Переход к нэпу».

- А почему его преемником стал именно герр Джугашвили?

- После Гражданской войны в России образовалось м-множество «оппозиционных групп всевозможных. Ленин считал это очень опасным и - т-требовал решительной борьбы, но ему и нельзя было выступать в качестве прежде всего борца против оппозиций, против разногласий. Кто-то должен был остаться н-несвязанным всеми репрессиями. Ну, Сталин взял на себя фактически громадное б-большинство этих трудностей и преодоление их. По-моему, в основном, он с этим делом п-правильно справился. Мы все это п-поддерживали. В том числе, я был в числе главных п-поддерживающих. И не жалею об этом.

Сталин не раз г-говорил, что если бы сейчас Ленин был бы жив, наверно, д-другое сказал бы – куда там нам! Он бы, наверно, что-то п-придумал то, чего мы пока не можем. Но то, что Сталин после н-него остался – громадное счастье. Громадное счастье, б-безусловно. Многие р-революции погибли. В Германии, в Венгрии... Во Франции – Парижская коммуна. А м-мы удержали».

- Но ведь сколько крайностей допущено было!

- «Без к-крайностей ни Ленина, ни Сталина представить нельзя. Нет, н-нельзя жить, не только представить...»

- Но говорят, что в последние годы жизни герра Ульянова господин Джугашвили его не любил?

- Это неправда! - пылко вмешался в интервью революционер Р. Арсенидзе. - Сталин «преклонялся перед Лениным, боготворил Ленина. Он жил его мыслями, копировал его настолько, что мы в насмешку называли его «левой ногой Ленина».

- Следя за действиями Владимира Ильича, я всегда повторял про себя: «Учимся понемногу, учимся», - успехнулся в усы Коба.

- И Ленин п-платил ему взаимностью! - опять перехватил эстафету разговора Вячеслав Михайлович. - «На XI съезде появился так н-называемый «список десятки» - фамилии предполагаемых членов ЦК, сторонников Ленина. И против фамилии Сталина рукой Ленина б-было написано: «Генеральный секретарь». Ленин организовал фракционное с-собрание «десятки». Где-то возле Свердловского зала Кремля комнату н-нашел, уговорились: фракционное собрание, троцкистов – нельзя, рабочую оппозицию – нельзя, демократический централизм тоже не п-приглашать, только одни крепкие сторонники «десятки», то есть ленинцы. Собрал, по-моему, человек д-двадцать от наиболее крупных организаций перед голосованием. Сталин д-даже упрекнул Ленина, дескать, у нас секретное или полусекретное совещание во время съезда, как-то фракционно получается, а Ленин г-говорит: «Товарищ Сталин, Вы-то старый, опытный фракционер! Не сомневайтесь, нам сейчас нельзя иначе. Я хочу, чтобы все были хорошо подготовлены к голосованию, надо предупредить товарищей, чтобы твердо голосовали за этот список без поправок! Список «десятки» надо провести целиком. Есть большая опасность, что станут голосовать по лицам, добавлять: вот этот хороший литератор, его надо, этот хороший оратор – и разжижат список, опять у нас не будет большинства. А как тогда руководить!»

А ведь на X съезде Ленин з-запретил фракции.

И голосовали с этим п-примечанием в скобках. Сталин стал Генеральным. Ленину это б-больших трудов стоило. Но он, конечно, вопрос д-достаточно глубоко продумал и дал понять, на кого равняться. Ленин, видимо, п-посчитал, что я недостаточный политик, но в секретарях и в Политбюро меня оставил, а Сталина сделал Генеральным. Он, конечно, г-готовился, чувствуя болезнь свою.

- «Умение оказать давление – вот то, что Ленин высоко ценил в Сталине», - бросил реплику Троцкий. Молотов его проигнорировал и продолжил рассказ:

- «Сталин был п-предпочтительнее для Ленина не только по причине большей дисциплинированности и исполнительности. Но и по своей судьбе, х-характеру убеждений ближе к той Системе, которую спроектировал и начал строить вождь большевиков». А вообще они во многом очень п-похожи. «Микоян ведь с-сказал к его 70-летию: «Сталин – это Ленин сегодня».

- Тем не менее герр Джугашвили скрыл от партии и народа завещание своего предшественника?

- Что за вранье! - возмутился Вождь. - Его читали (правда, по делегациям, а не в зале) на партийном съезде! А в 1936 году оно было издано, с моими комментариями, в «Сборнике произведений к изучению истории ВКП(б)», Политиздат, тиражем 305 тысяч экземпляров!

Ницше в очередной раз попробовал спровоцировать скандал:

- А кто из этой великой пары сильнее как личность?

Душа Молотова с испугом посмотрела на Кобу, но кривить собою не стала:

- «Конечно, Ленин в-выше Сталина. Я всегда был т-такого мнения. Выше в т-теоретическом отношении, выше по своим личным данным. Но как практика Сталина никто не п-превзошел».

- А кто был более суровым?

- «Конечно, Ленин. Строгий б-был. В некоторых в-вещах строже Сталина. Почитайте его записки Дзержинскому. Он нередко прибегал к самым крайним мерам, когда это было необходимо. Тамбовское восстание приказал п-подавить, сжигать все. Я как раз б-был на обсуждении. Он никакую оппозицию т-терпеть не стал бы, если б была такая возможность. Помню, как он упрекал Сталина в м-мягкотелости и либерализме. «Какая у нас диктатура? У нас же кисельная власть, а не диктатура!»

- А где написано о том, что он упрекал Генсека?

- «Это было в узком кругу, в н-нашей среде.

Вот телеграмма Ленина на свою р-родину в Симбирск в 1919 году губпродкомиссару: «Голодающие рабочие Петрограда и Москвы жалуются на вашу нераспорядительность... Требую максимальной энергии с вашей стороны, неформального отношения к делу и всесторонней помощи голодающим рабочим. За неуспешность вынужден буду арестовать весь состав ваших учреждений и предать суду... Вы должны немедленно погрузить и вывезти два поезда по 30 вагонов. Телеграфируйте исполнение... Если подтвердится, что вы после четырех часов не прислали хлеба, заставляли крестьян ждать до утра, то вы будете расстреляны. Предсовнаркома Ленин».

... Я вспоминаю еще один п-пример, как Ленин получил письмо из Ростовской области от бедняка-крестьянина; плохие порядки, на нас, бедняков, не обращают никакого внимания, никакой помощи, а наоборот, притесняют. Ленин сделал что: п-предложил собрать группу... поручил этой группе поехать на место и, если подтвердится, на месте расстрелять виновных и поправить дело.

Куда конкретнее – на месте с-стрелять, и все! Такие вещи были. Это не по закону. А вот п-приходилось. Это диктатура, сверхдиктатура.

Ленин – надо в-выдержку его иметь, это черт знает как! Колоссальный характер и упорство...

Сталин в практических делах был не то чтобы с-сильней, но был более упорным – это ему немного мешало».

- Я признаю величие Владимира Ильича, - усмехнулся Коба, - но по сравнению со мной он – очень мягкий человек и политик. Все эти призывы - «повесить», «расстрелять» - в основном, угрозы и теоретические рассуждения. А на практике... Плеханова он в живых оставил. Мартова из страны выпустил; когда тот умер в эмиграции, Ленин плакал. Всех интеллигентов, артистов, буржуев, за которых заступались Горький и прочие мягкотелые либералы из нашего стана, он отпускал за границу. Вожак левых эсеров Мария Спиридонова в 1918 году пыталась совершить переворот, организовала убийство германского посла, чуть не втянув нас в войну с немцами, арестовала Дзержинского, велела схватить Ленина и расстрелять на месте – а с его согласия ей присудили всего один год тюрьмы! Хорошо, что я о ней 19 лет спустя вспомнил – и ее постигло справедливое возмездие.

Мнимую «суровость» и «беспощадность» Владимира Ильича иллюстрирует такой эпизод. Как-то на заседание Совнаркома явился Дзержинский. Ленин передает ему записку: «Сколько у нас в тюрьмах злостных контрреволюционеров?» Дзержинский пишет ответ: «Около 1500». Ленин поставил крестик – в знак того, что уже прочитал, чтобы не читать второй раз. Феликс Эдмундович несколько удивил присутствующих: кивнул и молча вышел из комнаты. Оказалось, Дзержинский понял Владимира Ильича так, будто тот вынес этим 1500 буржуям смертный приговор. И тут же отправился в ЧК, чтобы отдать соответствующее распоряжение.

- Я не против террора, но уничтожать надо только явных врагов, а не всех подряд! - укоризненно сказал Ленин. - А лучше всего так буржуев запугать, чтоб сами за рубеж убежали!

- Это что ж получается: я один кругом во всех убийствах виноват? - то ли возрадовался, то ли вознегодовал Сталин.

«Автор Заратустры» предался любимому делу - начал размышлять вслух:

- Если виноват один Генеральный секретарь или даже вместе со всем тогдашним руководством, то какой же демонической, всесокрушающей силой обладает этот человек или горстка людей! Вот он – моя «белокурая бестия»! Нет, один или несколько сверхчеловеков такое бы сотворить не смогли без железной партии и поддержки большинства населения страны... Я слышал не раз, что Сталину удалось обмануть народ, запугать, устрашить... Но какова тогда цена народу, который так легко можно обмануть и запугать? И если бы герр Джугашвили умер сразу после господина Ульянова, разве СССР пошел бы по иному пути?

Троцкий поддержал буржуазного философа:

- В свое время я сказал: «Даже если удастся устранить Сталина, его место займет один из кагановичей, который будет объявлен великим и мудрым вождем». Дело не столько в одной личности, сколько в желании большинства населения.

- Мои так называемые «репрессии» - всего лишь продолжение общепартийной линии, - торжественно заявил Коба. - «Я утверждаю, что нынешний режим в партии есть точное выражение того самого режима, который был установлен в партии при Ленине во время X и XI съездов». И берусь это доказать с фактами и цифрами в руках!

26 июня 1918 года товарищ Ленин написал Зиновьеву: «Мы грозим даже в резолюциях совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную. Это не-воз-мож-но! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров».

Декрет СНК Северной области от 19 августа дал ЧК право немедленного расстрела «за контрреволюционную агитацию, за призыв красноармейцев не подчиняться распоряжениям Советской Власти, за явную или тайную поддержку того или иного иностранного правительства, за вербовку сил для чехословацких или англо-французских банд, за шпионство, за взяточничество, за грабеж и налеты за саботаж».

- Уже 21 августа, - успел вставить Дзержинский, - газета «Северная Коммуна» опубликовала первый список расстрелянных по этому декрету. В их числе были двое чекистов: они присваивали вещи приговоренных. Владимир Ильич нас тогда предупредил: «Я лично буду проводить в Совете Обороны и в Цека не только аресты всех ответственных лиц, но и расстрелы...»

- После убийства руководителя петроградского ЦК Урицкого, - продолжил Сталин, - ВЦИК принимает во всеуслышание решение о начале красного террора: «Расстреливать всех контрреволюционеров. Предоставить районкам право самостоятельно расстреливать... Устроить в районах маленькие концентрационные лагеря... Принять меры, чтобы трупы не попали в нежелательные руки. Ответственным товарищам ВЧК и районных ЧК присутствовать при крупных расстрелах. Поручить всем районным ЧК к следующему заседанию доставить проект решения вопроса о трупах...»

5 сентября принято такое же по смыслу решение Совнаркома. В газетах ведутся дискуссии о допустимости пыток. «Известия» в 1918 году, «Правда» в 1919-м сочувственно писали о коммунистах, которые сами попали под пытки за какие-то пустяковые преступления. То есть сам факт применения пыток не отрицается, выражается лишь сожаление, что обидели «своих».

Владимир Ильич попрекнул Дьявола, что бесы не догадались брать заложников, чтобы приобретать души взамен. Мы их брали уже в декабре 1917 года! А в сентябре 1918 года нарком внутренних дел Петровский издает «Приказ о заложниках»: «Из буржуазии и офицерства должно быть взято значительное количество заложников. При малейшей попытке сопротивления или малейшем движении в белогвардейской среде должен применяться безусловный массовый расстрел». Заложники, обычно «бывшие люди», на политические действия не способные, уничтожались с единственной целью – запугать население.

- Да вы – нелюдь! - раздался голос вождя сибирских восставших крестьян Соловьева. - «Мы всегда полагали, что эта власть, кроме обмана и жестокости, кроме крови, ничего не может дать населению, но все-таки полагали, что правительство состояло из людей нормальных, что власть принадлежит хотя и жестоким, но умственно здоровым. Теперь этого сказать нельзя... Разве вообще допустимо, чтобы психически нормальному человеку пришла в голову мысль требовать ответа за действия взрослых – у человека малолетнего...

Граждане, вы теперь видите, что вами управляют идиоты и сумасшедшие, что ваша жизнь находится в руках бешеных людей, что над каждым висит опасность быть уничтоженным в любой момент».

- Товарищ Дзержинский образцово организовал расправу с классовыми врагами, - похвалил «железного Феликса» Коба. - Реальных контрреволюционных организаций, правда, чекисты раскрыли немного, и главные из них – Союз защиты родины и свободы Савинкова. Национальный центр в Москве и Петрограде. Но зато ЧК расстреливала по малейшему подозрению сотни офицеров, чиновников и духовенства. По спискам. К примеру, в Петроград спустили «разнарядку» на истребление 500 человек. Но верный сын РКП(б), глава питерской ЧК Глеб Бокий перевыполнил план партии: отправил в могилу 900 человек в Питере и еще 400 – в Кронштадте. При этом в способах казни проявил немало сметки и изобретательности, даже юмора. В Кронштадте сталкиваемых в воду связывали проволокой по 2-3 человека вместе: это называлось «гидра контрреволюции». Топили в баржах сотнями.

Впрочем, Феликс Эдмундович, расскажите сами о своей работе в годы Гражданской войны и после.

- Вообще за вторую половину 1918 года расстреляно больше 50 тысяч человек. Не меньше дополнительно убили в октябре этого года, после восстания командира 11-й армии Сорокина. Сразу же после этого мятежа началось массовое избавление от заложников – духовенства, купечества, интеллигенции, офицерства. В те дни в Пятигорске были зарублены 160 заложников из аристократии и офицерства, в том числе генерал Рузский. Всех их вывели на склон горы Машук, раздевали до белья, ставили на колени и приказывали вытянуть голову. Глава местной ЧК Атарбеков лично резал гадов кинжалом!

В начале официального террора казнили публично: считалось, что таким образом народ запугать можно сильнее. 5 сентября в Москве в Петровском парке расстреляли 80 деятелей царского режима, арестованных еще Временным правительством. Потом «шлепали» на Ходынском поле, под звуки военного оркестра. Трупы развозили по моргам и анатомическим театрам.

Но мы скоро убедились – как раз таинственное исчезновение человека пугает и парализует больше. Тогда казни сделались закрытыми.

С осени 1918 года Чрезвычайная Комиссия получила и чисто хозяйственные функции: мы додумались использовать дармовую рабочую силу. ЧК надзирала за всеми принудительными работами, на которые гоняли буржуев. В частности, нам поручали заготовку дров. Так что эксплуатировать зеков на лесоповалах начали вовсе не в 1930-е годы, при товарище Сталине, а в 1918 году при товарище Ленине.

В феврале 1919 года я объявил во ВЦИКе, что массовое сопротивление в основном подавлено, но классовый враг проникает в советские учреждения поодиночке для саботажа. Надо искать отдельные нити, а для этого в каждом учреждении за кадрами должен следить чекист. Так появился «первый отдел», он же - «особый». Одновременно мы создали разветвленную сеть секретных осведомителей...

Ницше не выдержал долгого молчания:

- А правда, что в 1919 году в Москве сочли, что бойскауты – организация контрреволюционная? И несколько сотен мальчиков-бойскаутов, от 12 до 16 лет, были расстреляны?

- Правда, - не моргнув призрачным глазом, ответил друг детей Дзержинский.

- Их мучали, пытаясь выведать какие-то секреты?

- А вот это – ложь! Их не пытали – слишком было очевидно, что никто из них ничего не сделал и даже не замышлял. Просто они были «лишними», «буржуазными элементами».

- А верно ли, что именно чекисты изобрели первые концлагеря?

- Нет, их придумали англичане в начале XX века для пленных буров в Южной Африке. Мы лишь 8 сентября 1918 года официально создали концентрационные лагеря: с колючей проволокой и штатом охраны. В агусте 1918 Владимир Ильич дал нам конкретное указание: «... провести массовый террор... сомнительных запереть в концентрационный лагерь». Как хорошо, что товарищ Ленин великолепно знает мировую историю и умеет выбирать из нее ценный положительный опыт!

Правда, осенью 1918 года заключенных содержалось там немного: около 35 тысяч. Но прошло через концлагеря больше. Это было разумно. Зачем тратить боеприпасы, если «бывшие люди» сами подыхали от голода?

Тем временем все присутствующие приняли участие в процедуре расстрела, описанной очевидцем...

«Больно стукнуло в уши. Белые серые туши рухнули на пол. Чекисты с дымящимися револьверами отбежали назад и тут же щелкнули курки. У ресстрелянных в судорогах дергались ноги... Двое в серых шинелях ловко надевали трупам на шеи петли, отволакивали их в темный загиб подвала. Двое таких же лопатами копали землю, забрасывали дымящиеся ручейки крови. Соломин, заткнув за пояс револьвер, сортировал белье расстрелянных. Старательно складывал кальсоны с кальсонами, а верхнее платье отдельно... Трое стреляли, как автоматы, и глаза у них были пустые, с мертвым стеклянистым блеском. Все, что они делали в подвале, делали почти непроизвольно... Только когда осужденные кричали, сопротивлялись, у троих кровь пенилась жгучей злобой... И тогда, поднимая револьверы к затылкам голых, чувствовали в руках, в груди холодную дрожь. Это от страха за промах, за ранение. Нужно было убить наповал. И если недобитый визжал, харкал, плевался кровью, то становилось душно в подвале, хотелось уйти напиться до потери сознания... Раздевшиеся живые сменяли раздетых мертвых. Пятерка за пятеркой. В темном конце подвала чекист ловил петли, спускавшиеся в люк, надевал их на шеи расстрелянным... А в подвал вели и вели живых, от страха испражняющихся себе в белье, от страха потеющих, от страха плачущих».

Придя в себя (организацию подобных «фабрик смерти» санкционировал именно он), «железный Феликс» пустился в описание технических деталей:

- ЧК требовалось много «обслуживающего персонала» - тех, кто охраняет подвалы, выводит обреченных, надевает петли на шеи трупов, тащит их наверх, грузит на подводы, вывозит и закапывает. Самым главным чином из технического персонала был «помучтел» - «помощник по учету тел»: тот, кто вел статистику и представлял ее начальству.

В 1920 году создаются Северные Лагеря Особого Назначения. Позже СЛОН переносится на Соловецкие Лагеря Особого Назначения. Но Соловки – это позже, с конца 1920-х. А первоначально Северных лагерей было два: в Архангельске и в Холмогорах. Опыт нашего выдающегося сотрудника товарища Кедрова, которого потом стали изображать как «сталинскую жертву», по истреблению остатков Северной армии и интеллигенции на Севере понравился всем. Сюда стали слать буржуев из Крыма, а потом и со всей России. Массовые казни летом шли на реке, а зимой пулеметы на морозе заедало. Восставшие матросы из Кронштадта в массе своей попали именно сюда. В СЛОН погнали и крестьянских повстанцев, забастовщиков, «агитаторов».

В 1921 году мы принялись за офицеров, которые перешли из белой армии в красную. 950 офицеров из ранее служивших у Колчака, а потом перебежавших к Фрунзе, сперва отправили в Москву на «политические курсы красных командиров». Но тут война с Польшей кончилась, военные кадры оказались не нужны. Весь состав курсов отправили на «переработку» - так официально называлось уничтожение в СЛОНе. Впрочем, и 300 «чисто красных» офицеров Балтфлота, которые всю Гражданскую войну воевали в наших рядах, тоже «переработали».

Потом мы принялись за социалистов. 28 декабря 1921 года пленум ЦК РКП(б) объявил партию эсеров вне закона, и десятки тысяч социал-революционеров были истреблены. В 1923 году пришел черед меньшевиков... Вообще годились любые поводы. В Феодосии расстреливали гимназистов за связь с «зелеными». В Евпатории – мусульман за «контрреволюционные собрания в мечети». В Петрограде 32 женщины убиты за «недоносительство» на мужей или любовников. В Майкопе - 68 женщин и подростков как родственников «зеленых».

В Педагогическом институте в Киеве устроили выставку достижений местного исполкома за 1921 год. Среди ее экспонатов – стенд ЧК с диаграммой расстрелов. Наименьшее число за месяц составило 432...

- Верно ли, - перебил чекиста № 1 Ницше, - что после разгрома Врангеля, тем более при нэпе, красный террор несколько ослаб?

- Это не так. Маховик истребления классовых врагов, наоборот, развернулся еще шире после взятия Крыма в ноябре 1920 года. Фрунзе обещал дать амнистию и право свободного выезда с полуострова всем сдающимся. ЦК его одернул: «Расправиться беспощадно!» Причем принимались все меры для того, чтобы поменьше людей уехали: распространяли листовки об окончании красного террора, засылали агитаторов. После взятия Крыма вся власть на полуострове была передана «особой тройке»: Бела Кун, председатель ЧК Михельсон, секретарь Крымского обкома РСДРП(б) Розалия Землячка. Перекоп перекрыли, выезд разрешался только по личному распоряжению Белы Куна. «Крым – это бутылка, из которой ни один контрреволюционер не выйдет», - говаривал наш достойный венгерский товарищ.

Сначала объявили регистрацию офицеров, и те в массе своей явились – ведь остались в Крыму те, кто не хотел уезжать из России и кто поверил нашим обещаниям. Все эти наивные золотопогонники (их набралось 40 тысяч) были уничтожены.

Потом погнали на расстрел членов их семей. На улицах арестовывали всех, кто прилично одет, кто говорит, как образованный человек. Устраивали облавы, сгоняли в концлагеря, «сортировали», истребляя «классово неполноценных» по спискам: «за дворянское происхождение», за «работу в белом кооперативе», «за польское происхождение». Всего «шлепнули» до 120 тысяч.

Не меньше социально чуждых элементов сдохли сами – от голода. Три, а местами четыре года работы продотрядов разорили кулаков и середняков, а у бедняков и до этого вообще ничего не имелось. Многие поля остались незасеянными, запасов зерна не было, а весной случилась засуха. В 1921 году собрали урожай в половину уровня военного 1915 года. Разразившийся мор часто называют «голод в Поволжье»... Но голодало вовсе не одно Поволжье, а 37 губерний: еще и Приуралье, Кубань, Украина, Ставрополье, Крым...

- Мне рассказывали, - вспомнил Ницше, - что тогда мировую прессу облетели снимки умирающих детей-скелетов и известия о людоедстве, призывы о помощи голодающим. Американское управление помощью АРА в августе 1921 года заключило с советским правительством соглашение и с октября 1921 года по июнь 1923 г. кормило до 11 млн. человек (половину из них детей), снабжало медикаментами, одеждой и семенами. Комитет норвежского полярного исследователя Фритьофа Нансена и другие европейские организации помогли еще около 3 млн. человек. К лету 1922 года сведения о смерти от голода прекратились.

- Еще бы! - усмехнулся Феликс Эдмундович. - Мы не выпускали наружу ни людей, ни информацию о бедствии. 1 июня 1921 года вышло постановление Совета Труда и Обороны «О прекращении беспорядочного движения беженцев». На станциях и дорогах выставили вооруженные кордоны, а всем органам власти категорически запретили выдавать пропуска на выезд из голодающих губерний...

- Правду, тем не менее, вы не утаили! - перебил его философ. - В пострадавших губерниях недосчитались 5,1 млн. человек. Стряслась крупнейшая в Европе демографическая катастрофа! От подобной засухи в 1891/92 годах погибло 375 тысяч человек - в 15 раз меньше! И самое главное в другом! Принимая гуманитарную помощь от иностранцев, РСФСР одновременно продавала зерно на экспорт. Узнав об этом, американцы прекратили ее!

- Слушай сюда, Фридрих! - возмутился – позавидовал Ельцин. - Почему, понимаш, нас всех корчит здесь, а тебе хоть бы хны?!

- У меня другая психология, и в злых делах я не повинен – только в злых мыслях. «Я бросил вызов богам: на мне испытать высшую меру опасности, которой живет человек... Что не убивает меня, то меня укрепляет... Я не дух, и не тело, а что-то третье. Я страдаю всем существом и от всего существующего». Но сейчас-то материально мы не существуем, что бы там герр Ульянов ни говорил, - и я не страдаю...

- Слушайте, что вы тут антимонии вселенские развели?! - возмутился Молотов. - Разве неясна теоретическая база всех наших так называемых репрессий? Давайте я объясню, почему нас обвиняют в ненужной жестокости и отсутствии гуманизма.

Наши идеологические противники поют: «... надо быть гуманистами, надо соблюдать законы – вот их мораль. Но эта мораль не революционная, она не двигает вперед...

... Возьмите Ленина. Он говорит, что у нас не какая-нибудь идеология за боженьку или против боженьки, за одну религию или за другую, наша идеология такая: свергай капитализм социалистической революцией!

... Если держаться этой идеологии, тогда вся наша мораль будет революционной, направленной к осуществлению этих задач. Наш гуманизм – марксистский, он не может походить на гуманизм буржуазный. Их гуманизм такой, чтоб никого не обижать – вот их гуманизм. Христианский, антихристианский, но это гуманизм буржуазный. Не трогать буржуазного строя, воспитывать людей – Толстой проповедовал, да потому что он был помещик, не мог понять, что без изменения строя человека не изменишь.

Если мы мораль направим на то, чтобы воспитывать в человеке добрые качества, а строй оставим, какой есть, - со взятками, с хищениями, если мы это оставим, то вся эта мораль останется гнилой». Вот что случилось в России во время твоего правления, гнида Ельцин! «А если мы поставим задачи революционные, ломающие строй, доделывающие, тогда нужно приспособить мораль к победе, к борьбе за победу. Это другая мораль. Это все хотят обойти. Поэтому все разговоры о морали, о гуманизме, они насквозь фальшивы.

... Те или иные слова и фразы около правды были и у буржуазных философов, пока они верили в свои силы, они за революционные действия были. Словом, сорвали голову Карлу этому в Англии, уничтожили Людовика, не жалели, когда нужно было. Но на этом революция не кончается. Помещиков, значит, вышибли – это большое революционное дело. А дальше-то им не подходит... Вот в этом все дело, что надо теперешние революционные задачи понять, в чем они заключаются, - не в словах о коммунизме, не в благих расположениях о мирном сосуществовании, а в уничтожении классов».

- А классы, в марксистской интерпретации сего понятия, - это большие группы людей. Соответственно, уничтожение классов – это истребление людей большими группами, - коротко выразил суть молотовской тирады Ницше.

- Вы хорошо понимаете марксизм! - одобрил Ленин.

- Это я его хорошо понимаю! - восславил себя Сталин.

- Да, после окончания Вашего правления пришлось провести перепись оставшегося в живых населения.

- Я заботился о пропитании народа: при наших скудных запасах продовольствия чем больше становилось жмуриков, тем больше доставалось живущим!

Ельцин никак не мог понять: то ли Вождь серьезен, то ли шутит в своей обычной людоедской манере.

- Не надо на себя даже в шутку наговаривать, товарищ Сталин! - залебезил Молотов. - Так называемые репрессии «... мотивируют злоупотреблением властью». Врут, будто «... в период 30-х годов было произведено 1 миллион 370 тысяч арестов – слишком много... Действительно были незаслуженно пострадавшие, но и без этих суровых мер мы не могли обойтись». И еще важный момент... На отдельных стадиях расследование попадало в руки тех, кто затем сам был разоблачен в предательстве и разных враждебных антипартийных и антисоветских делах. Эти запоздало разоблаченные перерожденцы – предатели в органах госбезопасности и в парторганизациях, как это очевидно, иногда сознательно толкали к некоторым неправильным мерам, направляя их против честных партийцев и беспартийных. Партия, Советское государство не могли допускать медлительности или задержек в проведении ставших совершенно необходимыми карательных мероприятий. Одновременно решительно устранялись обнаружившиеся злоупотребления властью и другие неправильности в ходе многочисленных расследований, о чем партийные организации были подробно информированы в специальном письме ЦК. За грубые злоупотребления властью нарком внутренних дел Ежов, разоблаченный в некоторых грубых искажениях политики партии, был тогда же осужден к высшей мере наказания».

- Да какой же я перерожденец! - заплакал «кровавый карлик». - Я – плоть от плоти и кровь от крови нашей партии!

- Да, крови ты понавыпускал нашей партии много! - мечтательно закатил глаза Берия.

- Все это правильно, - продолжил атаковать вопросами Молотова автор «Заратустры». - Ежова расстреляли, однако невиновных-то не выпустили.

- «А ведь там же много было и правильно арестованных. Разобрались, кой-кого выпустили».

- Но большинство-то осталось! - возразил Ницше. - И вообще, каково Ваше отношение к политике 30-х годов?

- «Я несу ответственность за эту политику и считаю ее правильной. Я признаю, что были допущены крупные ошибки и перегибы, но в целом политика была правильной».

- Как же Вы допустили гибель ряда известных Вам людей, не говоря уже о тех тысячах, что пострадали на местах?

- «Посмотрел бы я на вас на нашем месте, как бы вы справились», - огрызнулся Молотов.

- Что, Вы отрицаете, что сотни тысяч людей были уничтожены зря?

- «Что значит – зря? Слишком вольно» трактуете... Хотя... «Я думаю, Вознесенского зря расстреляли».

- И Кузнецова, наверно?

- «Кузнецова, да. Кузнецов ленинградский, по-моему, неплохой парень, был неплохой. Он мне нравился. Его я всячески поддерживал. Из тех, которых я знаю, он очень хороший. К нему Сталин хорошо относился, но вот эта группа Вознесенского... Запачкался ли он тут, я не знаю, а может быть, и некоторая торопливость была. Мне говорили, еще немного и я бы тоже не уцелел».

- А почему, на Ваш взгляд, герр Джугашвили уничтожил практически всех героев гражданской войны?

- Каких таких героев? - удивление Сталина было безмерным. - Не было таковых и нет!

- Может ты, Борис, назовешь тех, кого считаешь настоящими героями гражданской войны? - апеллировал эрзац-Виргилий к лже-Данте.

Ельцин был озадачен:

- Не знаю, что и сказать, панимаш. Сразу после войны ими считались все, кто уцелел и попал во власть. Во время террора – все, кто погиб на гражданской, типа Чапаева, Щорса, Лазо... После разоблачения культа личности – все, кто был репрессирован. При Горбачеве и мне – беляки... Кто из них настоящие герои – фиг разберешь.

- Мда, - пожевал призрачными губами философ.

- Я и забыл, что Россия – единственная в мире страна с непредсказуемым прошлым. Однако вернемся к нашим баранам, то есть к Вам, герр Молотов. Буржуазные демократы называют большевиков «антилюдьми». Вы расстреливали за взгляды. В буржуазном парламенте никогда сенаторов не уничтожают физически...

- «Потому что там не делают то, что нужно делать! - пылко возразила «каменная жопа». - Мы не все учитывали сначала, не все понимали. Не думали, конечно, что пойдет гладко, но не все охватывали... И вот, когда вредительство пошло, тут уже стали понимать. Если коммунист Рухимович, по нашим данным, участвовал во вредительстве, а я его лично знал очень хорошо, Рухимовича, и очень хороший он человек, а вот видите, он настолько уже был колеблющийся... Я на пленуме ЦК в 1937-м цитировал Рухимовича как вредителя. Он признавался в этом. Были показания. Возможно, что вымышленные показания, но не все же доходили до того, что признавали себя виновными. Рудзутак – он же ни в чем себя не признал! Расстреляли. Член Политбюро. Я думаю, что он не был сознательным участником, но либеральствовал с этой братией и считал, что все это чепуха, все это мелочи. А простить нельзя было. Он не понимал опасности этого. Он до определенного времени был неплохой товарищ. Довольно умный человек, безусловно... Отличался известной гибкостью мысли, этим выделялся, поэтому и попал в Политбюро. Бывший каторжанин, четыре года на каторге был. Как большевик попал на каторгу... Заслуженный человек.

Неплохо вел себя на каторге и этим, так сказать, поддерживал свой авторитет. Но к концу жизни – у меня такое впечатление сложилось, когда он был у меня уже замом, он немного уже занимался самоублаготворением. Настоящей борьбы, как революционер, уже не вел. А в тот период это имело большое значение. Склонен был к отдыху».

- Если отдыхом можно назвать насилие над молоденькими девчонками и трату государственной валюты на парижских проституток, то да, к этому был склонен, - Берия обрадовался случаю обнародовать имевшийся у него компрамат...

Молотов согласно покивал призрачной головой:

- Ну, насчет женщин да... Но, «... выпивать он не выпивал. Куйбышев тоже мой зам, он наоборот, выпивоха порядочный был. Эта у него слабость была: попадет в хорошую компанию и тут же рубаха-парень делается. И стихи у него появляются, и песни – немножко поддавался компанейскому влиянию.

А у Рудзутака свои компании появились – из обывательской публики. И что он там делал, даже трудно понять. Он так в сторонке был, в сторонке. Со своими людьми, которые тоже любят отдыхать. И ничего не давал такого нового, что могло помогать партии».

- За что же тогда его убрали? - вслух удивился ЕБН.

- «Трудно сказать, на чем он погорел, но я думаю, на том, что вот компания у него была такая, где беспартийные концы были, бог знает какие. Чекисты, видимо, все это наблюдали и докладывали. Меловероятно, чтоб это было состряпано, маловероятно... Но надо сказать, он держался крепко при чекистах. Показал характер. Мы пришли в Госбезопасность. Там я был, Микоян, несколько членов Политбюро...

Он жаловался на чекистов, что они применяют к нему такие методы, которые нетерпимы. Но он никаких показаний не давал. «Я не признаю ничего, что мне приписывают». Это в НКВД!

... 1937 год – без него бы мы тоже не могли обойтись. Поставьте у власти самых святых людей, и пусть бы они прошли так, одними разговорами мимо этих периодов, ничего бы у них не вышло, развалилось бы все. Тут без жестоких мер против ярых врагов не обойтись. Но попало и не врагам».

- «Да, - встрял в разговор маршал Голованов, - 37-й год, он при борьбе с пятой колонной перерос, перехлестнулся, конечно... Если взяли, скажем, Тухачевского, ну тыщу, ну две, ну десять тысяч, ну сто тысяч – тут число перевалило, а самое главное, перевалило оно против всякого желания сверху, люди же стали писать друг на друга, и черт-те кто, уже и сволочь всякая...

В 1938 году ведь сам же Сталин вынужден был сказать, что тут что-то не то, надо разобраться... Я сам являюсь человеком, который оказался, так сказать, не в стороне от этих ударов. Меня исключили из партии, я чудом избежал ареста, был безработный, всей семьей голодали, буханку хлеба делили на неделю; мужа моей сестры, известного чекиста, расстреляли... У меня было такое мнение, что Сталин все вершит, крушит. А вот когда встретился с ним, поработал не один год, увидел, что это совсем не то... И то, что именно я, или Константин Константинович Рокоссовский, тоже пострадавший в 37-м, да еще как! - такого высокого мнения о Сталине, особенно неприятно для многих, не дает полностью затоптать его.

Когда Хрущев попросил Рокоссовского написать какую-нибудь гадость о Сталине, тот ему ответил: «Товарищ Сталин для меня святой». На другой день Константин Константинович пришел на работу, а в его кабинете, в его кресле уже сидит Москаленко и протягивает ему решение о его снятии. Вот так делается. Рокоссовский говорит: «Встану утром, сделаю зарядку и вспоминаю, что мне некуда идти. Мы сейчас никому не нужны, даже кое-кому мешаем изобразить все по-своему».

А если о 37-м годе хотите узнать мое мнение, я считаю, что это было народное бедствие. Пострадали миллионы людей, но то, что Сталин на сто процентов виноват, сказать нельзя. Кто у него были главные помощники? В армии Мехлис, а по гражданским делам, по московской партийной организации – Никита Сергеевич Хрущев, и 54 тысячи человек на Украине он на тот свет отправил, он же был председателем тройки, он подписывал эти документы! Конечно, Сталин как главный руководительл нашего государства несет политическую ответственность за это, но сказать, что это творилось персонально, по каждому человеку, с его санкции, такого мы сказать не можем...»

- Если Сталин все знал, но полагался на глупые советы, то значит несет прямую ответственность за невинно расстрелянных, - возразил Ницше. Голованов не уступал:

- «Немножко иначе. Одно дело – понимать идею, а другое – как проводить ее в жизнь. Надо бить правых, надо бить троцкистов, дается указание: наказать решительно. За это Ежов был расстрелян. Если отказаться от жестких мер, есть большая опасность, что в трудную минуту страна может расколоться, и тогда черт знает что выйдет, будут гораздо большие жертвы, миллионы жертв и – крах. Во всяком случае, острый кризис».

- «В последний период у него была мания преследования, - перехватил эстафету разговора Молотов. - Настолько он издергался, настолько его подтачивали, раздражали, настраивали против того или иного – это факт. Никакой человек бы не выдержал. И он, по-моему, не выдержал. И принимал меры, и очень крайние. К сожалению, это было. Тут он перегнул... Все-таки у него была в конце жизни мания преследования. Да и не могла не быть. Это удел всех тех, кто там сидит подолгу».

- «Я такой точки зрения держусь, - Голованов вновь влез (фигурально) на трибуну оратора. - Петр Первый стоял во главе государства, верно, он Ленинград на костях построил, об этом, правда, много не говорят, говорят, что прорубил окно в Европу. Если б Сталин был живодером, ради своего садизма убивал людей, жрал их, это одно дело...»

- Некоторые так и считают, - брякнул Ельцин.

- «Но я-то его знал хорошо – никаким кровожадным тираном он не был, - гнул свое Голованов. - Шла борьба, были разные политические течения, уклоны. При строительстве социализма нужна была твердость. У Сталина этой твердости было больше, чем у кого бы то ни было. Была пятая колонна? Была, и речи быть не может! И, конечно, были не стрелочники, а определенные деятели. Я себе не представляю такого положения, чтоб меня сегодня посадили, как Тухачевского, а завтра я дал такие показания, что я немецкий разведчик или польский резидент! Били? Да черт с ним, пускай бьют, пускай калечат! Людей подвешивали на крюки, а люди в морду плевали. И если б Тухачевский таким не был, он бы сказал. Если бы у него была воля, я думаю, дальше дело бы не пошло. И все сразу бы открылось. А если человек все сразу признал и на стольких людей в первый же день показал, да еще бенешевская фальшивка спровоцированная... А дальше все пошло своим чередом.

Вон Рокоссовский – как его ни истязали, все отрицал, ни на кого не показал, ни одного не арестовали больше, в Шлиссельбурге сидел, выпустили. Константина Константиновича еще и за это особо уважают в армии. И у Сталина Рокоссовский был на особом счету. Кстати, после Сталинградской битвы он стал вторым человеком после Шапошникова, которого Сталин стал называть по имени-отчеству. Он считал Рокоссовского великим полководцем. Неспроста он командовал парадом Победы – честь по заслугам! Сталин спрашивал: «Константин Константинович, там били?» - «Били, товарищ Сталин». - «Сколько у нас еще людей «чего изволите», - сказал Сталин.

И у меня Сталин пытался выяснить, кто меня исключил из партии. Я подумал: скажу ему сейчас, и завтра этого члена Политбюро не будет. Так и не сказал... Ведь как в народе – пишут, пишут. Я видел тогда людей таких и сейчас знаю людей, которые прямо говорят: «Александр Евгеньевич, я писал на того-то, на того-то». - «Почему писал?» - «Боялся».

Были и такие, что никто их не заставлял, а писали. Но вопрос рассматривается в общем. А если так, то надо и на частные вещи смотреть. Почему тот же Хрущев так себя вел? Выявлял врагов народа. К командиру дивизии на Украине, мне товарищи рассказывали, приезжает в гарнизон Хрущев, собирает народ: «Товарищи, кругом враги народа!» К командиру дивизии обращается: «Сколько ты врагов народа разоблачил?» Сажают, арестовывают. Вот вам подручные.

Хрущев принес Сталину списки врагов народа, Сталин усомнился: «Неужели так много?» - «Их гораздо больше, товарищ Сталин, вы не представляете, сколько их!»

- Все это правда, - раздался голос Никиты Сергеевича. - На мне тоже, как на вас, тяжелейшая ноша – десятки тысяч трупов. «У меня руки по локоть в крови». Но я раскаялся и изобличил Сталина и всю нашу шатию-братию, фактически разоблачил самого себя. И когда после разгрома антипартийной группы в 57-м мне позвонил Ворошилов и попросил: «Никита, не надо больше крови», я внял ему. А вы? Раскаялись? Задавили в себе кровожадность? Эх, товарищи...

Товарищи пристыженно молчали.

- Что-то мы отвлеклись, совсем про набор в СНК забыли, - вернулся к сути вопроса Дзержинский.

- Да, пора подвести черту! - в приказном тоне заявил Сталин.

- Как? А про меня не вспомнили! - всполошился Лаврентий Павлович.

- Напротив, я тебя никогда не забывал! - огрызнулся Сталин. - И всегда старался не оборачиваться к тебе спиной. И органам намекал: «Ищите большого Мингрела» Жаль, времени не хватило, чтобы тебя найти, умер я слишком рано. Ты, кстати, вроде хвастался, что убил меня?

- Я всегда был Вашим вернейшим соратником, товарищ Сталин! Если и делал какие-то ошибки, то непреднамеренно!

- Ха! «Мингрел не скажет, что украл лошадь – лошадь меня унесла!» Да я тебе знаешь, сколькими анекдотами обязан. Водят Сталина по аду, чтоб выбрал нару. Черти кого жарят, кого варят. Вдруг видит: Берия с кинозвездой на коленях. «Хочу такую кару!» «Нет, это кара для звезды! Или: идет Хрущев по преисподней и видит, как члены Политбюро в море крови купаются. Берия стоит по горло, меня не видно. «Чтой-то ты, Лаврентий, мелко плаваешь!» - удивляется Никита. «Да я на плечах Иосифа Виссарионовича стою!» - оправдываешься ты. А на самом деле про тебя кто-то из наших писателей метко сказал: «Берия был той гнилой банановой коркой, которая была брошена под ноги народу, несшему в руках портреты Сталина!»

- Это клевета, причем анонимная!

- Ах, тебе свидетели нужны! Ладно. Первый секретарь ЦК Компартии Грузии Мгеладзе, говори:

- «Я встретился с Берией сразу после Ваших похорон. Берия хохотал, крыл Вас матом: «Корифей нации! Ха-ха-ха!»

Маршал Голованов:

- «Я никогда ни от кого такого не слышал. Берия Сталина боялся, по-моему, больше, чем кто-либо другой. Я считаю, что Берия был величайшим интриганом. Верно, ему было далеко до Талейрана, но он мог творить все эти дела. Все члены Политбюро Берию физически боялись. Хрущев, Маленков и Берия во время войны были приятелями».

- Но это была неглубокая дружба, - уточнил Молотов.

Маститый советский кинорежиссер Михаил Чиаурели, создатель нескольких киноэпопей о Сталине, приближенный Вождя, даже его собутыльник, начал ябедничать ему:

- «Через месяц после Вашей смерти я написал в соавторстве с драматургом Семеном Нагорным новый сценарий о Вас. Поехав на дачу к Берии, с которым я был на короткой ноге и который подхалимничал передо мной, потому что я мог замолвить за него словечко перед Вами, я попросил его прочитать сценарий. Но Берия грубо отшвырнул сценарий и совсем по-мужицки, употребляя матерные слова, рявкнул:

- Забудь об этом сукином сыне! Сталин был негодяем, мерзавцем, тираном! Он всех нас держал в страхе. Кровопиец! Он весь народ угнетал страхом! Только в этом была его сила. К счастью, мы от него избавились. Царство небесное этому гаду!»

Я чуть было не лишился разума. Вернувшись домой, сказал своей жене, актрисе Верико Анджапаридзе:

- Мой час пробил. Я погиб...

И я был прав. Не прошло и года, как я был исключен из КПСС и сослан в Свердловск, где исполнял какие-то незначительные обязанности на местной киностудии».

- К чему все эти сплетни и наветы? - возразил пришедший в себя после первого шока Лаврентий Павлович. - Всем известно, что меня оклеветали и расстреляли, чтобы Хрущев и его клан могли прийти к власти. Это теперь все признают. Вот, несколько адозаключенных... тьфу, граждан Второго СССР цитировали мне введение к сборнику «Лаврентий Берия. 1953. Документы», изданному фондом «Демократия»:

Образ кровавого палача, агента международного империализма, карьериста, интригана и властолюбца, хама и законченного развратника Лаврентия Берии, созданный коллективными усилиями на июльском (1953 г.) Пленуме ЦК КПСС, не претерпел с тех пор каких-либо существенных изменений... Фальсификация происходившего на пленуме начиналась уже на первой стадии подготовки стенографического отчета, когда авторы речей редактировали неправленную стенограмму своих выступлений...»

- Ах ты, гад, немецкий шпион! - воскликнул Маленков.

- Я еще на суде сказал: «Если бы я был шпионом, разве я допустил бы создание советского атомного оружия? Ведь я руководил всем нашим атомным делом!» Вспомни мое письмо тебе из камеры 1 июля 1953 года:

«Особо должен отметить нашу совместную активную многолетнюю работу в Специальном Комитете при Совете министров по созданию атомного оружия, а позже по системе «Комета» и «Беркут» - управляемых снарядов». Хотя, по правде сказать, ты-то особенно не утруждался. Это я пахал....

- А я на другой день, 2 июля, на Пленуме ЦК как пример «преступных антигосударственных действий» привел решение Берии (члена Бюро Президиума ЦК КПСС и первого заместителя председателя Совета министров СССР) «без ведома ЦК и правительства... организовать взрыв водородной бомбы».

- Что за идиотизм! Ты мне ставишь в вину такие действия, которые надо лишь одобрять! Ведь не было бы этих действий, не было бы в такие быстрые сроки и испытания РДС-6с! Не пуганули бы мы американцев советской водородной бомбой! Да без меня вообще ни ядерного, ни ракетного оружия в стране не было бы! Ну вот хоть ты, академик Альперович, расскажи о моей роли в создании московской ПВО!

Альперович: - «Особое положение Лаврентия Берии в руководстве страной и его особый «характер»... обеспечивали привлечение неограниченных материальных и людских ресурсов... Когда мы, например, обращались со своими просьбами в какое-либо министерство, отказа нам никогда не было – никто не хотел почувствовать на себе гнев Лаврентия. То есть нахождение под эгидой этого человека позволяло нашим руководителям решать любые вопросы без задержек... Что же касается существа решавшихся нами проблем, то о них Берия никакого представления не имел и активно не хотел знакомиться с ними даже на максимально упрощенном, «мурзилочном» уровне...»

- Твои обвинения в мой адрес смешны! Они доказывают полное непонимание тобой, Карл Самуилович, сути моей, как теперь модно говорить, «менеджерской» деятельности. Недаром ведь сейчас меня справедливо называют «лучшим менеджером XX века». Это Хрущев мог «благосклонно» вникать в технические детали специфических проблем на «мурзилочном» уровне и на том же уровне принимать уже управленческие решения! А я, напротив, ругал подчиненных мне управленцев за попытки залезать в детали. «Вы – организаторы», - учил я их и требовал умения организовать дело. А не изрекать «глубокомысленные» предложения. Да я потому и не хотел «знакомиться» с «существом решавшихся» тобой проблем, что, будучи высоким профессионалом управления, видел свою задачу в обеспечении тебя и твоих коллег всем необходимым для решения этих проблем вами! А эту задачу я всегда решал блестяще!

- А говорят, Вы, герр Берия, загубили кибернетику в СССР в 40-е годы, - как всегда, влез с вопросом Ницше.

- Это неправда! На самом деле в конце 40-х годов в соответствии с правительственными заданиями Министерство машиностроения и приборостроения приступило к организации проектирования и производства счетно-аналитических и математических электронных цифровых машин. Министр П.И. Паршин сообщал об этом мне 29 апреля 1949 года и просил помочь в составлении технических условий на проектирование ЭЦМ. Такие машины нужны были и для расчетов термоядерных зарядов, и для систем ПВО. Систему «Беркут» разрабатывали ударно по многим причинам, главной из которых была реальная угроза атомной агрессии США. Но то, что ее разрабатывали быстро, объяснялось моим руководством!

Хотя, правда, именно тогда партия давила «лженауку кибернетику...» ЦК, аппарат как всегда были далеки от реальных вещей...

Их болтовня мне не мешала, потому что к таким серьезным вещам, как ядерный, ракетный проекты, партийных работников я и близко не подпускал. В других отраслях, где они имели возможность вмешиваться, они, конечно, мешали здорово... А товарища Сталина интересовало дело. Цену аппарату ЦК он знал, поверьте... Он ему нужен был для контроля...

- Возвеличиваешь себя слишком! - фыркнул Молотов.

- Моя роль в становлении ракетной отрасли была тем более значительной, что у нее, кроме меня самого в высшем руководстве страны был лишь один влиятельный сторонник – товарищ Сталин. Авиационные конструкторы, исключая Лавочкина, к ракетной технике относились плохо. Как, впрочем, на первых порах и к реактивной авиации. Александр Сергеевич Яковлев «недружелюбно относился к... работам по БИ (ракетный перехватчик Березняка и Исаева с жидкостным ракетным двигателем Душкина) и к работам А.М. Люлька по первому отечественному варианту турбореактивного двигателя и даже опубликовал в «Правде» нашумевшую статью, где характеризовал немецкие работы в области реактивной авиации как агонию инженерной мысли фашистов. А я ракеты поддержал сразу.

Что касается твоей роли, Вячеслав Михайлович, в самой главной отрасли нашей оборонки, то о ней можно говорить только отрицательно. Впрочем, пусть свое мнение выскажет академик Ю.Б. Харитон:

- «Почва для различных домыслов появляется... тогда, когда правда замалчивается из-за политических установок... как... в случае Л.П. Берии. Нет правды сегодня – значит, будут мифы завтра... Известно, что вначале общее руководство советским атомным проектом осуществлял В.М. Молотов. Стиль его руководства и соответственно результаты не отличались особой эффективностью. И.В. Курчатов не скрывал своей неудовлетворенности.

С переходом атомного проекта в руки Берии ситуация кардинально изменилась... Берия быстро придал всем работам по проекту необходимый размах и динамизм. Этот человек... обладал... огромной энергией и работоспособностью. Наши специалисты, входя в соприкосновение с ним, не могли не отметить его ум, волю и целеустремленность. Убедились, что он первоклассный организатор, умеющий доводить дело до конца. Может быть, покажется парадоксальным, но Берия... умел по обстоятельствам быть вежливым, тактичным и просто нормальным человеком. ... По впечатлению многих ветеранов атомной отрасли, если бы атомный проект оставался под руководством Молотова, трудно было бы рассчитывать на быстрый успех в проведении столь грандиозных по масштабу работ».

- Когда ты, Молотов, завалил производство танков, я это тоже взял на себя – и преуспел! - добил «каменную жопу» Берия.

Сталин не мог переносить, когда подчиненный в его присутствии самовыхвалялся, поэтому решил вмешаться:

- Твой «управленческий стиль» характеризовался грубостью, на что мне неоднократно жаловались! Ты, например, сказал зампреду Совмина Грузии и одновременно министру пищевой промышленности ГССР Бакрадзе: «Консервщик ты, а не политик», или генералу МВД: «Ты чиновник в погонах».

- Это свидетельствует о редком умении дать точную и сочную оценку, - заступился за Берию Ницше, любивший острое словцо.

Тезис Вождя тут же попытался развить и углубить министр среднего машиностроения Вячеслав Мылышев:

- «Стиль руководства Берия – диктаторский, грубый, непартийный.

Кстати, о партийности. Я работал во время войны, руководил танковыми делами... не было у него партийности никогда. Он как-то настраивал или толкал не прямо, а косвенно, что партийная организация должна услуги оказывать... Ты то-то сделай, другое сделай.

Не было положения, чтобы он нас учил, у партийной организации попросил помощи организовать партийную работу и так далее. Он считал секретарей областных комитетов партии диспетчерами...»

- А кем же еще должны быть во время войны секретари обкомов в областях, производящих вооружения, как не диспетчерами Государственного Комитета Обороны? - огрызнулся Берия.

Малышева опроверг все тот же академик Харитон:

- Берию характеризует образцовый стиль руководства... «Проводившиеся им совещания были деловыми, всегда результативными и никогда не затягивались. Он был мастером неожиданных и нестандартных решений... Берия был быстр в работе, не пренебрегал выездами на объекты и личным знакомством с результатами работ...»

- Что мы в технические детали углубляемся! Надо о политике говорить, о «непартийности» Берии! - подключился к обвинителям управляющий делами Совмина СССР М.Т. Помазнев. - «Берия нетерпимо относился к партийным и общественным органам, работникам и мероприятиям. Он культивировал неуважение к аппарату ЦК. Участие в общественных мероприятиях считал бездельем. Когда приходилось присутствовать на парткоме, на собрании или заседании и в это время был звонок от Берия, всегда был скандал. Он много раз говорил, что это могут допускать лишь бездельники».

- Вот-вот! Партийности у Берии было очень мало! - влез в разговор какой-то генерал.

- Представьтесь, я Вас не знаю! - оборвал его Сталин.

- Пониженный Берией до поста начальника областного управления МВД по Львовской области генерал Строкач! Берия «на одном из совещаний после своего возвращения в МВД сказал: «Нам нужны хорошие работники, чекисты, а не такие люди, которые только с трибун умеют болтать: «Ленин-Сталин». Он хотел поставить МВД над партией! Кроме того, он организовал массовый отзыв из-за границы легальных резидентов внешней разведки!

- Я это сделал потому, что очень многие из них не знали не то что языка страны пребывания, но вообще ни одного иностранного языка! - объяснял Берия. - Что касается Министерства внутренних дел, то я хотел его реформировать.

Избавившись от производственной деятельности, МВД, по моему замыслу, должно было стать эффективно функционирующим комплексным силовым ведомством по охране государственной и общественной безопасности, государственных границ СССР, общественного порядка, борьбе с уголовной преступностью с сохранением обязанностей по противопожарной безопасности, регистрации актов гражданского состояния, государственному геодезическому контролю и т.п., включая выполнение специальных заданий правительства СССР.

Располагая колоссальными возможностями, МВД республик могли стать аналитическими органами и работать в интересах народного хозяйства. Партийный аппарат, который всегда все знал, никогда не давал полной картины происходящего. А МВД такой объективный анализ был по силам. «Не с пистолетом надо гоняться, а головой думать!»

- Сути обвинения в попытке поставить партию под контроль тайной полиции я не понял, - выразил недоумение Фридрих. Берия объяснил:

- Избрание кого-либо освобожденным партийным секретарем чаще всего воспринималось новым партбоссом и его окружающими не как новый уровень обязанностей, а как новый уровень прав – в лучшем случае. А в худшем (и все более частом случае) – новый уровень привилегий.

Для подобного партийного руководителя и его аппарата честная информация «наверх» о недостатках и провалах была смертельно опасной. А для кого такая информация не только являлась прямой обязанностью, но и не грозила неприятностями? Конечно, только для «органов». Вот я и хотел наладить поток информации с мест в Москву по каналам МВД, в том числе сведений о поведении принципиальных вождей. Этого мне и не простили!

Кадровый аппаратчик Помазнев:

- Я обвиняю Берию в саботаже важнейшего дела – сохранения за партийными, профсоюзными и комсомольскими работниками преимуществ и льгот, установленных для важнейших отраслей народного хозяйства, если они были выдвинуты на партийную или комсомольскую работу из промышленности. «Этот вопрос рассматривался много раз и в конце концов был снят ввиду нежелания решать его и протестов со стороны Берии»!

- Льготы, - объяснил Лаврентий Павлович, - связаны с определенной работой... Шахтер получал «подземные» потому, что работал во вредных условиях. Но, став, например, инструктором горкома партии, он уже под землей не трудился. Так за что же ему теперь выплачивать деньги? Нет вредных условий – нет и льгот. К тому же – что это за идейный партиец, если он только о материальном благополучии думает? Тем более что, перейдя на партработу, он без благ не оставался...

Однако партийцы требовали льгот, привилегий... На сто десять квартир в сдаваемой в эксплуатацию секции высотного здания на Котельнической набережной было подано полторы тысячи заявлений! Я тогда приказал тебе, Помазнев, сделать на каждую просьбу справку об ее авторе, после чего доложить мне. Узнав об этом, заявление забрали назад... все!

И это в Москве, под присмотром ЦК. А что в национальных республиках творилось! Первый секретарь Львовского обкома Сердюк облюбовал под жилье особняк, в котором размещался детский сад МВД, а главный чекист Мешик воспрепятствовал и выставил там охрану. Секретарь Киевского обкома Шелест взял для охоты катер пожарного надзора и не вернул, а Мешик доложил в МВД СССР и в Совмин Украины.

- У простых людей это называется честностью и принципиальностью. У большевиков – глупостью и склонностью к склокам, попыткой поставить полицию над народом и партией, - сделал беспристрастный вывод Ницше.

- А тебя, идеолог фашизма, никто не спрашивает! - грубо оборвал его Сталин. - Андреев, чего ты руку тянешь, словно первоклашка на уроке! Говори.

Член Президиума ЦК партии Андреев:

- «Я считаю, что не без влияния Берии было принято такое решение, которое мы читали в протоколах, о том, чтобы демонстрацию проводить без портретов, не вывешивать портретов. Почему? На каком основании?»

... Берия на первом же после смерти Сталина заседании президиума ЦК внес очень необычное предложение, и партократы – как ни странно - его приняли! Видимо, понимали: установившееся в СССР портретопочитание стало иконопочитанием. 9 мая 1953 года появилось постановление Президиума ЦК КПСС «Об оформлении колонн демонстрантов и зданий предприятий, учреждений и организаций в дни государственных торжественных праздников», где предлагалось: «... отказаться от оформления портретами колонн демонстрантов, а также зданий предприятий, учреждений и организаций в дни государственных праздников... отменить практику провозглашения с правительственной трибуны призывов, обращенных к демонстрантам».

- Зачем Берия пошел на такой беспрецедентный шаг? - начал размышлять вслух экс-президент России. - Ведь это не являлось попыткой завоевать дополнительную популярность лично себе! Отказ от славословий в адрес руководства, от приветствий, на которые массам полагалось радостно кричать «Ура!», популярности и авторитета власти прибавили бы, да. Но – Советской власти в целом! Кто из 150 миллионов тогдашних граждан СССР узнал бы, что это предложил Берия? Во дурак! Народ должен знать своих вождей не по портретам, а ПО ДЕЛАМ!

- Постыдился бы болтать такое! - осадил спутника Ницше. - Забыл, как любовался своей физиономией на плакатах на всех праздниках?!

- «Народ должен знать своих вождей по портретам, по выступлениям, - как бы опроверг Ельцина Андреев. - Это было неправильное решение».

Ворошилов:

- «Неправильное решение».

Андреев:

- «Это была уступка врагу».

Каганович:

- «Андрей Андреевич, это решение отменили».

Все присутствующие, кроме Ленина, Берии, Ельцина и Ницше, разразились бурными аплодисментами.

- Политически неверным было и бериевское «... предложение о том, чтобы установить две группы орденов: первая... - союзная, вторая – республиканские; затем установить ордена великих людей национальных республик... У таджиков Низами, у узбеков – Алишер Навои...».

- Весьма разумно! Это и есть рациональная национальная политика! - одобрил идею Ницше. Но Андреев его не слушал:

- Еще пример. Присланный из Москвы украинец Павел Мешик вызвал на заседании ЦК КПУ общее негодование, обратившись к присутствующим на украинском языке и посоветовав учить его русским, работающим на Украине, включая первого секретаря Мельникова. Его поддержал лишь драматург Александр Корнейчук.

Национальная политика Берии вообще порочна в своей основе! Насчет Западной Украины он заявил, что «... бестолковое применение там репрессий лишь вызывает недовольство населения»! Как будто мы должны думать о том, чтобы мятежники были довольны!

Андреев замолчал, чтобы дать аудитории почувствовать «гениальность» своей мысли. Возникшей паузой тотчас воспользовался автор «Заратустры»:

- Интересно, кто на самом деле «садист и палач» - Берия или Андреев? А как замечательно сконструирована фраза «бестолковое применение репрессий»... А Вы, значит, их хотели использовать лишь с толком, герр Берия?

- Репрессии там, где пионеров вешали на их красных галстуках, необходимы. Но – не бестолково тотальные, а прицельные, толковые! И они – не единственный способ установления порядка в национальных республиках!

Павел Судоплатов, один из руководителей советской разведки:

- Берия считал: на руководящие должности надо ставить местных, а в заместители им назначать приезжих. «... Его заботила проблема воспитания нового поколения национальной интеллигенции, для которой были бы по-настоящему близки социалистические идеалы».

В Литве «лесные братья» были так же активны, как бандеровцы на Украине. И 16 мая 1953 года Берия представил в ЦК записку по Литве. Там содержалось много конкретных данных – для литовского руководства просто убийственных! В Вильнюсском обкоме из 16 заведующих отделами и секторами всего 3 литовца; из 22 лекторов ЦК и обкомов литовцев 6; из 87 начальников районных отделов МГБ – 9; из 85 начальников райотделов милиции – всего 10; из 92 директоров совхозов литовцев только 27; из 132 директоров МТС – 53 ... Делопроизводство на литовском языке в республике отсутствует, что «отдаляет власть от народных масс».

Президиуму ЦК пришлось принимать постановление по Литве. 1-й секретарь ЦК КП Литвы Снечкус при личной встрече с Берией попросил его помочь забивать «все передачи вражеских станций на литовском языке». Тот ответил, что он готовит предложения ликвидировать и ту «забивку», которая уже существует.

- «Какая же это помощь в ликвидации буржуазного националистического подполья?» - злобно вопросил Снечкус.

- С идеями надо бороться делом и идеями же. Враг ведет пропаганду – веди контрпропаганду. Враг тычет в глаза людям твоими ошибками и недостатками – исправляй их! - огрызнулся Лаврентий Павлович. - Хрущев, Снечкус, Брежнев, Андропов своими «глушилками» достигали как раз того эффекта, который нужен был Западу. И прибегали к «забивке» потому, что не умели ни работать во имя масс, ни убеждать народ!

Все они неправы, - подумал Ельцин. - Надо было просто плевать на то, что о тебе говорят – и пить водку! Как это делал я! А то: пропаганда вражеская, клевета, компромат... Пару бутылей на грудь взял – и пусть газеты пишут, а ТВ показывает, что хотят.

Тем временем травля Берии продолжалась.

Маленков:

- Лаврентий инициировал и добился принятия постановления Совмина «Об упразднении паспортных ограничений и режимных местностей»! 13 мая 1953 года он подал объемную записку в Президиум ЦК КПСС: «... В настоящее время в Советском Союзе паспортные ограничения распространяются на 340 режимных городов, местностей, железнодорожных узлов, а также на пограничную зону вдоль всей границы страны шириной от 15 до 200 километров...

Таким образом, если взглянуть на карту СССР, то можно видеть, что вся страна пестрит режимными городами и различными запретными зонами, где запрещено проживать гражданам, имеющим судимость и отбывшим наказание.

При существующем положении граждане, отбывшие наказание в местах заключения или ссылки и искупившие тем самым свою вину перед обществом, продолжают испытывать лишения и обречены на мытарство...»

Через семь дней паспортные ограничения были сняты...

А еще он вредил народному хозяйству: всех обязывали не превышать сметы, не тратить свыше предусмотренного! Уже через шесть дней после назначения первым заместителем предсовмина 21 марта 1953 года он направил в Президиум Совмина СССР записку с предложениями о прекращении строительства или ликвидации 20 крупных объектов, возведение которых «в ближайшее время не вызывается неотложными нуждами народного хозяйства».

- Позвольте, я объясню, - попросил Берия. - Товарищ Сталин с начала 50-х годов поддался определенной гигантомании, и это сказалось в разработке ряда невыгодных для страны в экономическом смысле проектов — среди них канал Амударья – Красноводск; орошение и обводнение земель южных районов Прикаспийской равнины Западной Туркмении, низовьев Амударьи и западной части пустыни Каракум; самотечный канал Волга-Урал; железнодорожный тоннель под Татарским проливом с материка на Сахалин; железная дорога Чун-Салехард-Игарка; Кировский химический завод...

Вначале стоимость Большого Туркменского канала, к примеру, оценивалась в несколько миллиардов рублей, но потом выяснилось, что реально необходимо будет затратить тридцать миллиардов.

«Прекращение или ликвидация таких объектов строительства целесообразна также вследствие того, что эти стройки требуют значительного количества металла, строительных и других технических материалов, оборудования, а также рабочей силы... Считаю необходимым прекратить или полностью ликвидировать строительство... общей сметной стоимостью 49,2 млрд. рублей...»

Экономические предложения я увязывал с внутриполитическими. 17 марта я в записке в Совмин предложил «передать из МВД в ведение других министерств главные производственно-хозяйственные управления, строительные управления, промышленные предприятия со всеми входящими в их состав промышленными и строительными подразделениями, служебными помещениями, подсобными хозяйствами, научно-исследовательскими и проектными учреждениями, с материальными ресурсами...»

Как министр внутренних дел я также отказался и от ГУЛАГа – его в свое ведение получил министр юстиции Горшенин. За МВД остались лишь особые лагеря и тюрьмы, где содержались «особо опасные государственные преступники, осужденные к лишению свободы».

Непохоже на действия властолюбца и себялюбца, мечтающего загнать в ГУЛАГ всю страну, подумал Ельцин.

Тем временем травля Берии продолжалась.

Маленков:

Лаврентий инициировал и добился принятия постановления Совмина «Об упразднении паспортных ограничений и режимных местностей»! 13 мая 1953 года он подал объемную записку в Президиум ЦК КПСС:

«... В настоящее время в Советском Союзе паспортные ограничения распространяются на 340 режимных городов, местностей, железнодорожных узлов, а также на пограничную зону вдоль всей границы страны шириной от 15 до 200 километров...

Таким образом, если взглянуть на карту СССР, то можно видеть, что вся страна пестрит режимными городами и различными запретными зонами, где запрещено проживать гражданам, имеющим судимость и отбывшим наказание.

При существующем положении граждане, отбывшие наказание в местах заключения или ссылки и искупившие тем самым свою вину перед обществом, продолжают испытывать лишения и обречены на мытарство...»

Через семь дней паспортные ограничения были сняты...

А еще он вредил народному хозяйству: всех обязывал не превышать сметы, не тратить свыше предусмотренного! Уже через шесть дней после назначения первым заместителем предсовмина 21,марта 1953 года Берия направил в Президиум Совмина СССР записку с предложениями о прекращении строительства или ликвидации 20 крупных объектов, возведение которых «в ближайшее время не вызывается неотложными нуждами народного хозяйства».

Позвольте, я объясню, - попросил Лаврентий. - Товарищ Сталин с начала 50-х годов поддался определенной гигантомании, и это сказалось в разработке ряда невыгодных для страны в экономическом смысле проектов: Главного канала Амударья - Красноводск, об орошении и обводнении земель южных районов Прикаспийской равнины Западной Туркмении, низовьев Амударьи и западной части пустыни Каракум, самотечного канала Волга-Урал, железнодорожного тоннеля под Татарским проливом с материка на Сахалин, железной дороги Чун-Салехард-Игарка, Кировского химического завода...

Вначале стоимость Большого Туркменского канала, к примеру, оценивалась в несколько миллиардов рублей, но потом выяснилось, что реально необходимо будет затратить тридцать миллиардов. Я пришел к выводу, что «прекращение или ликвидация таких объектов строительства целесообразна также вследствие того, что эти стройки требуют значительного количества металла, строительных и других технических материалов, оборудования, а также рабочей силы... Считаю необходимым прекратить или полностью ликвидировать строительство... общей сметной стоимостью 49,2 млрд. рублей...»

Экономические предложения я увязывал с внутриполитическими. 17 марта я в записке в Совмин предложил «передать из МВД в ведение других министерств главные производственно-хозяйственные управления, строительные управления, промышленные предприятия со всеми входящими в их состав промышленными и строительными подразделениями, служебными помещениями, подсобными хозяйствами, научно-исследовательскими и проектными учреждениями, с материальными ресурсами...»

Как министр внутренних дел я также отказался и от ГУЛАГа - его в свое ведение получил министр юстиции Горшенин. За МВД остались лишь особые лагеря и тюрьмы, где содержались «особо опасные государственные преступники, осужденные к лишению свободы».

Непохоже на действия властолюбца и себялюбца, мечтающего загнать в ГУЛАГ всю страну, -Подумал Ельцин.

- А еще он , - наябедничал Андреев, - с югославским Титой предлагал помириться!

- Так история доказала, что я был прав! - попытался оправдаться Берия. - И партия так считала! Зря, чтоли мне присвоили вскоре после окончания войны, в июле 1945 года, звание Маршала Советского Союза? Руководство страны никогда не жалело для наркома внутренних дел высших отличий. Я - генеральный комиссар государственной безопасности, Герой Социалистического Труда, у меня четыре ордена Ленина и два - Красного Знамени. И даже есть полководческий знак отличия - орден Суворова 1- й степени. Как сказано в указе, «за образцовое выполнение специального задания правительства». -

Знаем мы, за что тебе орден Суворова дали, - хмыкнул Ельцин, - за выселение народов Северного Кавказа и Крыма!

Берия действовал согласно «языковедческому закону Сталина»: провинившийся язык уничтожается вместе с его владельцем, сильно провинившийся - вместе со всем народом! - поиграл словами Троцкий.

Лаврентий лишь тряхнул головой, словно отгоняя надоедливую муху:

Да, это была блестящая операция! Несколько тысяч оперативных работников НКВД, НКГБ и «СМЕРШа» и до 100 тысяч военнослужащих внутренних войск под моим руководством в считанные сутки переселили с родных мест в восточные районы страны около 650 тысяч человек! А ты с чеченцами справиться не смог! Да обо мне слагались песни: «О Берии поют сады и нивы, он защитил от смерти край родной. Чтоб голос песни, звонкий и счастливый, всегда звучал над солнечной страной». Детвора на школьных утренниках декламировала стихи: «Что за праздник у ребят? Ликует пионерия: это к нам пришел в отряд Лаврентий Палыч Берия». Защищались кандидатские диссертации на тему: «Лаврентий Павлович Берия - верный друг и соратник товарища Сталина». И вдруг - враг советского народа...

Я всегда подмечал за тобой какую-то двойственность, Лаврентий, - сыграл в детектива «кремлевский горец». - То ты на пользу Родине работаешь, то на пользу себе. То ты против репрессий, то активно их используешь. То ты врагов народа «на станцию Могилевскую», используя твое выражение, вагонами отправляешь, то личных недругов в гроб укладываешь. То сажаешь, то освобождаешь. Пора бы определиться...

Да я давно определился, батоно! Моя линия всегда совпадала и с Вашей личной, и с линией

партии!

Да? Я, что ли, тебе поручил убирать Ханджяна и Лакобу?! Эй, пусть кто-нибудь сообщит подробности!

Член коллегии комитета партийного контроля Иван Короткое:

Для начала прочту одно официальное извещение: «Заккрайком ВКП(б) извещает о смерти секретаря ЦК КП(б) Армении тов. Ханджяна, последовавшей 9 июля 1936 года в результате акта самоубийства. Рассматривая акт самоубийства как проявление малодушия, недопустимого особенно для руководителя парторганизации, ЗКК ВКП(б) считает необходимым известить членов партии о том, что тов. Ханджян в своей работе за последнее время допустил ряд политических ошибок, выразившихся в недостаточной бдительности в деле разоблачения националистических и контрреволюционных троцкистских элементов. Осознав эти ошибки, тов. Ханджян не нашел в себе мужества по- большевистски исправить их на деле и пошел на самоубийство».

А вот как было на самом деле. Как раз в те дни в здании Закавказского крайкома, рядом с кабинетом первого секретаря (им был Берия) работала комиссия КПК по проверке деятельности партийных организаций Закавказья. Я был председателем, членом - старая большевичка Анна Иванова.

Рабочий день шел к концу. Вдруг в кабинете Берии прогремел выстрел. Я кинулся на звук, открыл дверь. Лаврений бросил на стол пистолет, на ковре в луже крови лежал с простреленной головой Агаси Ханджян, первый секретарь ЦК Армении. Я вернулся к себе, сообщил о случившемся Ивановой и добавил: «Никогда, нигде, никому об этом не рассказывай. Если хочешь жить». В поезде, на обратном пути в Москву, я повторил: «Смотри, Анна, ни слова. Иначе мы с тобой погибнем».

Записка, которую Агаси Ханджян якобы оставил жене перед «самоубийством»: «Я запутался в своих связях с врагами партии. Жить так больше не могу. Не вини меня. Прощай», - оказалась ловкой подделкой.

...Схожая пьеса разыгралась в Абхазии. Ее антигероем стал первый секретарь местного ЦК, личный друг Сталина Нестор Лакоба, тоже «покончивший с собой», а на самом деле отравленный Берией. Основные обвинения те же: отторжение автономной республики от Советского Союза, подрыв колхозного хозяйства, шпионаж и самое важное, ставшее уже дежурным, - организация террора против вождей.

Спектакль был поставлен Берией в Сухуми, где совсем недавно еще стоял памятник Нестору Лакобе. В числе тринадцати обвиняемых был его брат Михаил Аполлонович. Перед казнью Михаила от него добивались провокационных показаний против погибшего брата. Несчастному «свидетелю» была обещана жизнь.

Заседания велись на трех языках: русском, абхазском, мингрельском, при двух переводчиках. В зрительном зале - 400 рабочих, колхозников. На сцене - судьи, прокурор, адвокаты и 13 обвиняемых. Время от времени председательствующий зачитывал телеграммы от трудящихся: «Раздавить гадов!», «Стереть с лица земли матерых врагов а6хазского народа!». Было устроено и закрытое заседание: обвиняемые дружно сознавались в связях с «одной иностранной разведкой».

Бывший нарком земледелия Абхазии, а ныне вредитель Михаил Чалмаз покаялся: «Вся контрреволюционная работа была направлена против политики ЦК КП(б) Грузии и секретаря ЦК Лаврентия Берии. А ведь эта линия полностью соответствует генеральной линии ЦК ВКП(б)».

Все обвиняемые охотно давали предусмотренные сценарием показания, свидетели тоже знали свои роли назубок. Десятерым из тринадцати дали расстрел, остальных отправили на истребление в лагеря...

Мифической организации Нестора Лакобы инкриминировали еще и срыв снабжения Абхазии продовольствием. Катастрофические последствия погрома, устроенного Сталиным и Берией в грузинских селах в годы насильственной коллективизации, были у всех на виду. Выдался хороший шанс свалить вину за скудость жизни, за постоянные нехватки с больной головы на здоровую.

Когда чекисты пришли за вдовой Лакобы, его четырнадцатилетний сын Рауф сорвал со стены портрет Сталина и начал топтать его ногами: «Отца погубили, теперь маму забирают!..» Мальчика тоже арестовали.

Берия никогда не затруднялся в выборе обвинений, какими бы нелепыми они ни выглядели. Оказывается, Нестор в двадцать девятом году помог Троцкому бежать из Сухуми в Турцию. Сарии Лакобе предложили признаться в том, что она содействовала осуществлению этого плана, и обещали пощадить, отправить в ссылку, помочь устроиться на новом месте, позаботиться о сыне. Но женщина отказалась, избиения ее не сломили. Берия приказал привести Рауфа и пытать при ней, на ее глазах. Мальчик кричал: «Мама, не подписывай! Не подписывай ничего, мама!» Жену Лакобы замучили насмерть. Ведь она осмелилась заподозрить в отравлении мужа самого Лаврентия Павловича... Сестру Сарии отправили в Карагандинский лагерь.

Летом 1937 года в Сухуми пришло распоряжение: гроб врага народа Лакобы выбросить из могилы, памятник уничтожить.

Но я не только личные счеты сводил! А еще и выполнил Ваши пожелания, товарищ Сталин! - залебезил Лаврентий. - И высказанные вслух, и тайные, но угаданные...

Зачем при этом ты с детьми и родичами арестованных расправлялся? - бросил Хрущев.

... Рауфа Лакобу отправили в детскую колонию - один из худших видов лагеря. Оттуда мальчик осмелился послать письмо наркому, бывшему другу их семьи: «Дорогой дядя Лаврентий! Все дети учатся, а я не могу. Умоляю Вас, переведите меня в такую колонию, где есть школа, чтобы я мог получить среднее образование».

Берия получил это письмо - и принял меры. Хотя и не сразу. В день совершеннолетия Рауфа поставили к стенке и расстреляли. Вместе с двоюродным братом...

28 ноября 1938 года, будучи первым заместителем наркома НКВД, Лаврентий лично прибыл на квартиру генерального секретаря ЦК ВЛКСМ Александра Косарева. Когда арестованного уводили, его жена крикнула: «Саша, вернись! Простимся...» Берия приказал забрать и ее. Женщину увезли без ордера на арест, он был подписан прокурором задним числом - спустя два дня. Вернулась она из лагерей через 17 лет.

Знаменитый советский летчик Яков Смушкевич после возвращения из Испании, где он был прозван генерал Дуглас, стал начальником Военно-Воздушных Сил Красной Армии. Его арестовали перед самым началом войны, в июне сорок первого, прямо в госпитале, где он находился после сложной операции ног. В тюрьму дважды Героя Советского Союза транспортировали на носилках. В августе его дочь прорвалась к хозяину Лубянки. Он успокоил ее, сказав мягко, даже ласково:

«Не волнуйся, ни о чем плохом не думай. Ты ведь веришь, что он ни в чем не виноват, значит, он скоро вернется».

А через некоторое время юную посетительницу вместе с матерью отправили в тюрьму. Постановление об аресте подписал Берия: «Ученицу средней школы Смушкевич Розу, как дочь изменника Родины, приговорить к пяти годам лишения свободы с отбыванием срока в трудовых исправительных лагерях Карлага с последующей пожизненной ссылкой».

Маршалу Блюхеру, герою гражданской войны, первому кавалеру ордена Красного Знамени, полководцу, недавно разбившему японских агрессоров у озера Хасан, инкриминировали шпионаж в пользу... Японии. И еще его обвиняли в подготовке отторжения Дальнего Востока и передачи этой территории императору Страны Восходящего Солнца. В заговоре участвовал летчик Павел Блюхер, брат Василия Константиновича, который якобы должен был организовать перелет к врагу.

Арестованному дали очную ставку с комкором Хаханьяном и командармом Федько. Он настойчиво просил друзей дать против него показания: хотел избавить их от мучений. Сам же ни в чем не признавался.

По показаниям очевидцев, здоровяк-маршал был похож на человека, по которому не один раз прошел трактор. Следователи пытали его зверски. Блюхер положил на ладонь вырванный ими глаз: «Что вы со мной делаете?».

Будешь в молчанку играть - и второго глаза лишишься!

Василия Константиновича застрелил лично заместитель наркома Берия в своем кабинете.

Жену маршала на второй день тюремного заключения вызвал Лаврентий. Он ничего не спрашивал о враждебных замыслах ее мужа, не угрожал расправой. Глафире было всего 23 года, может быть, молодость и спасла ее от худшего. Отсидев пять с половиной месяцев в одиночке, она попала в Бутырки и - на этап, в Карагандинский лагерь. Особое совещание оценило ее «вину» в 8 лет.

Детей Блюхера - пятилетнюю Воиру и маленького Василина - отправили в детские дома... Племянницу Нину, дочь сестры маршала, - туда же. Старшего сына от первого брака, Всеволода, продержали два с половиной года в Нальчике, в политизоляторе. Он отказался сменить фамилию. Отечественную войну прошел рядовым, сражался храбро, но наград сыну «врага народа» не дали. Умер он в 1978 году.

Вдову Блюхера после отбытия лагерного срока еще долго подвергали преследованиям. Лишь в 1957 году она приехала в Москву. В КПК ее принял партследователь Крылов. Он готовил документы по реабилитации Блюхера в 1955 году и знал дело детально. Оказывается, маршала даже не успели исключить из партии, так спешили с ним расправиться! Жену тоже приговорили к высшей мере, но в последний момент кто-то проявил «милосердие»...

Поступая так, я всего лишь выполнял указания партии и лично товарища Сталина! - возразил Лаврентий Павлович.

... Во время первых процессов проблему - как быть с ЖВН и ДВН (женами и детьми врагов народа) решали относительно гуманно: их заставляли отрекаться публично от отца семейства. Но воспитанный на Кавказе, где царит кровная месть, Коба боялся воспитать своих будущих убийц.

По инициативе Ежова, угадавшего его потаенное желание, было принято секретное постановление Политбюро от 5 июля 1937 года. Теперь жены осужденных «врагов народа» заключались в лагеря сроком до 8 лет. Их дети в возрасте до 15 лет передавались на государственное обеспечение (то есть в ужасающие детские дома). О подростках после 15 лет «вопрос решался индивидуально» (то есть их отправляли в те же лагеря).

В июне 1937 года жена и дочь Гамарника были сосланы в Астрахань, вместе с ними семьи Тухачевского, Уборевича и других. Там все жены вскоре были арестованы, детей отправили в астраханский детский дом. Совсем маленькие Мирра Уборевич, Вета Гамарник и Света Тухачевская попали в ад на земле после домашней жизни с экономками и няньками. Арестованы были и подросшие отпрыски ленинских сподвижников - те, кого когда-то ласкали Ильич и Коба, - дети Зиновьева, Каменева и других. И сгинули в лагерях.

Секретарь Курского обкома ВЛКСМ П. Стукалов:

- Правильно с ними поступили! Я призывал «гнать из комсомола детей «врагов народа», требовал, «чтоб ненависть к ним кипела, чтоб рука не дрогнула»Боже мой, как же изощренно издевались над этими несчастными в детдомах... - прошептал Ельцин.

Литератор А. Виноградов: - «Когда двое детей слесаря-ударника свалили под трамвай своего школьного товарища, потому что он сын врача и классовый враг, значит, разбушевались далеко не человеческие стихии».

- Мое воспитание! - захохотал довольный Сатана. - партийно-комсомольско-пионерское!-

- Да ведь не только я исполнял такие приказы! - продолжал оправдываться Берия. - Никита, расскажи, что творил наша «каменная жопа».

Хрущев: - «Принесли список женщин, осужденных на 10 лет. Молотов зачеркнул и написал около

одной: «высшая мера наказания».

«Такой случай был» - признал Молотов.

А что же это за женщина - не упустил случая пополнить свои знания Ницше.

- «Не имеет значения, - ответил Молотов и пояснил: - Они должны были быть в какой-то мере изолированы, а так они были бы распространителями жалоб всяких, суеты и разложения...»

Ельцину стало совсем плохо.

Никита Сергеевич, ты - единственный, кто среди сталинских людоедов оказался человеком с совестью, - обратился ЕБН к Хрущеву. - Ты не стыдился говорить, что знал многое о неблаговидных делах, творившихся при Сталине, но боялся поднять голос критики и протеста. Как ты, член Политбюро, мог допустить, чтобы в стране совершались столь тяжкие преступления?

Никита Сергеевич печально посмотрел на Ельцина:

- Хоть ты и предатель, я тебе все же отвечу. На одном из партактивов я получил из зала записку аналогичного содержания. Я громко прочитал ее и также громко спросил: «Записка не подписана. Кто ее написал - встаньте!» Никто в зале не поднялся. «Тот, кто написал эту записку, - сказал я, - боится. Ну вот и мы все боялись выступать против Сталина».

Другим членам Президиума ЦК было труднее, чем мне, отвечать даже на такие вопросы, ибо они входили в ближайшее окружение Сталина не с середины 30-х годов, как я, а с начала 20-х годов. Именно их поддержка позволила Сталину укрепиться у власти. Они, таким образом, - соучастники и творцы многих преступлений режима. Я, к несчастью, также был во многих делах и в Москве, и на Украине не только молчаливым свидетелем...

Берия опять напомнил о себе:

- Да, признаюсь я зачастую сажал и расстреливал невиновных! В том числе детей! Но именно я, человек, по определению вдовы Бухарина A.M. Лариной, «изначально бывший преступником», сменив Ежова, поставил на заседании Политбюро вопрос: «Может, пора уже поменьше сажать, а то скоро вообще некого будет сажать?!» И после моих слов миллионы советских граждан, жившие в постоянном страхе, что за ними вот-вот «приедут», вздохнули с облегчением. А кого-то даже начали выпускать.

Не пытайся уйти от справедливых обвинений в жестокости! - оборвал его Хрущев. - Заменив Ежова, ты унаследовал его методы ведения следствия, беззаконие и безнаказанность, жестокое обращение с арестованными. При пересмотре 300 архивных дел в архиве МВД Грузии Прокуратура СССР обнаружила более 120 твоих резолюций на протоколах допросов и на бланках служебных записок. Вот некоторые образчики: «Крепко излупить Жужанова Л. И», «Взять крепко в работу», «Взять в работу... и выжать все», «Взять его тоже в работу, крутит, знает многое, а скрывает». Вопиющие нарушения правил ведения следствия, пытки и издевательства! И ты все это лично санкционировал! Кобулов, повтори, что ты показывал на судебном заседании!

«Да, я бил заключенных по указанию Берии, так как он был полновластным хозяином- диктатором. Он давал указания Гоглидзе, тот мне - «крепко допросить». Если Берия дал указание «крепко допросить», то следователи знали, как это делать, и ни я, ни следователи не могли не выполнить этих указаний. Берия сам приезжал на допросы, допрашивал, приказывал дожать допрашиваемых...»

Лаврентий стоял на своем:

Все равно, хотя карательные органы, конечно, не сидели без работы, однако такого безумия, как в 1937-1938 годах, в стране больше не было. В общественном сознании мой приход на Лубянку связывался с постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 года «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», где прямо говорилось о перегибах в ежовском ведомстве. А после XVII съезда партии реабилитировали немало невинно осужденных людей. Справедливость была восстановлена прежде всего в отношении лиц, связанных с обороной страны. Из тюрем и ссылок вернулись армейские командиры, ученые и конструкторы, посаженные при Ежове: К.К. Рокоссовский, А.В. Горбатов, И.В.Тюленев, С.Н. Богданов, Г.Н. Холостяков, А.Н. Туполев, Л.Д. Ландау.

«Вы же честный человек, зачем Вы оговорили себя?» - спрашивал я в своем кабинете привезенного ко мне из тюремной камеры генерала армии Кирилла Мерецкова.

«Мне нечего Вам добавить, уже имеются мои письменные показания», - ответил тот.

- «Идите в камеру, отоспитесь и подумайте. Вы - не шпион».

На следующий день состоялось продолжение нашего разговора:

«Ну как, все обдумали?»

Мерецков заплакал: - «Я русский, я люблю свою Родину».

Его выпустили из тюрьмы, вернули генеральское звание. Так что невиновных я щадил...

Мерецков у тебя агнцем прямо-таки получается, - захохотал Коба. - Зачем брехать зря! Ты же присутствовал 2 июня 1937 года на расширенном заседании Военного совета под председательством наркома обороны Ворошилова, где Мерецков топил своего друга Уборевича...

Неправда, я его защищал перед Вами!

Так ты в своих мемуарах написал. Но если познакомиться со стенограммой твоего выступления на том совете, то можно сделать лишь один вывод: Уборевича следует расстрелять только на основании твоей тогдашней оценки его деятельности и личности...

Мерецкова душили остатки совести...

- И все равно я сделал много полезного! - не уступал Берия. - После августа и до конца 1938 года было принято еще четыре постановления по репрессивным делам. Признавалось наличие фактов извращения советских законов, совершения подлогов, фальсификации следственных документов, привлечения к уголовной ответственности невинных людей. Запрещалось производство каких-либо массовых операций по арестам и выселению, предписывалось производить аресты только по постановлению суда или с санкции прокурора. С моим приходом на Лубянку были упразднены судебные тройки. Повышалась требовательность к лицам, нарушающим законность.

Узники отметили некоторое ослабление режима в местах отбытия наказания. Именно я разрешил заключенным пользоваться в камерах книгами и настольными играми. В тюрьмах - невиданная при Ежове картина! - начали появляться прокуроры, интересоваться житьем-бытьем зэков.

Ключ к понимаю такой двойственности прост, - заулыбался Ницше, любивший и ставить, и объяснять парадоксы. - Слегка выпустив пар из котла, сказав что-то о «перегибах», взвалив вину на Ежова, Вы герр, Берия, спокойно продолжали совершенствование карательного механизма, сделав его всемогущим и универсальным.

Твоя деятельность в годы Великой Отечественной войны омрачена расстрелом 28 октября 1941 года группы видных военных - Григория Штерна, Павла Рычагова, Якова Смушкевича и других, всего 22 человек. Немцы стояли у ворот Москвы, срочно высвобождались тюрьмы. Заключенных вывезли из столицы, и вблизи Куйбышева, где расположились эвакуированные центральные учреждения и дипломатические миссии, они встретили свои последние минуты. Зачем нужно было губить военачальников, которые рвались на фронт, где так остро нехватало командиров?! - упорствовал в своих обвинениях Хрущев.

Это был приказ Верховного Главнокомандующего! И вообще, это вы, ваш строй меня извратили! Я - чувствительный человек! Я прекрасно рисовал и пел (как Гитлер и Сталин, - подумал Ельцин), очень любил музыку, особенно классическую и оперную. Я плакал, когда слушал прелюдии Рахманинова! Я хотел строить, созидать! За время моего не столь уж долгого руководства Грузинская ССР, бывшая одной из беднейших, стала чуть ли не самой зажиточной! Я увеличил производство цитрусовых в семь раз, а чая - в пятьдесят!

Знаем мы, как ты этого добивался! - пробурчал Молотов. - Раздавал импортные чайные кусты директорам совхозов и грозил, что, если они погубят растения, то будут расстреляны!

Так ведь эти руководители иначе все бы загубили! Я ведь саженцы получал из-за границы по каналам внешней разведки - специально заказывал! А эти чинуши и пьяницы пропили бы бесценные образцы и заболтали бы все дело!

Это правда: русский да и в целом все советские народы работать как следует можно заставить только кнутом и под угрозой смерти! - подтвердил Сталин. - Поэтому я и вынужден был всю страну в единой концлагерь превратить! Впрочем, я не только силой действовал. И уговорами, и хитростью, и личным примером. Мгеладзе, помнишь, как я тебя убедил выращивать в Грузии лимоны просто одной милой и веселой шуткой?

Молотов пояснил:

Товарищ Сталин «... лимонник завел на даче. Большой лимонник, специально здание большое отведенное...»

Акакий Мгеладзе, бывший Первый секретарь ЦК Грузии:

«Сталин пригласил меня к себе на дачу, отрезал кусочек лимона, угостил. «Хороший лимон?» - «Хороший, товарищ Сталин». - «Сам выращивал».

Погуляли, поговорили. Сталин снова отрезает дольку: «На, еще попробуй». Приходится есть, хвалить. «Сам вырастил и где - в Москве!» - говорит Сталин. Еще походили, он опять угощает: «Смотри, даже в Москве растет!»

Когда мне уже стало невмоготу жевать этот лимон, меня осенило: «Товарищ Сталин, обязуюсь, что Грузия будет обеспечивать лимонами всю страну!» И назвал срок. «Наконец-то додумался!» - сказал Сталин».

А я присутствовал на торжественном обеде во время войны, когда Вы, генералиссимус, особым образом, с момощью тостов, обучали своих полководцев, - вдруг подключился к беседе генерал, позднее французский президент Шарль де Голль: - «Обращаять к Новикову, командующему авиацией, Вы сказали:

Это ты используешь наши самолеты. Если будешь использовать их плохо - должен знать, что тебя ждет.

Указав пальцем на одного из присутствующих, Сталин заметил:

А вот начальник тыла. Он обязан доставлять на фронт материальную часть и людей. Пусть постарается делать это как следует! Иначе он будет повешен, как это делается в нашей стране.

Заканчивая тост, Сталин кричал тому, кого называл:

Подойди!

Тот торопливо подходил к Сталину, чтобы чокнуться с ним.

В какой-то момент Сталин вдруг сказал:

Ох уж эти мне дипломаты! Какие болтуны! Есть только одно средство заставить из замолчать: расстрелять из пулемета. Булганин, сходи-ка за пулеметом.

И вдруг, заметив рядом с собой Подцероба, переводчика, который присутствовал при всех беседах и переводил каждую реплику, Сталин, нахмурившись, сказал ему:

Ты слишком много знаешь! Мне очень хочется отправить тебя в Сибирь.

Вместе с моими спутниками я вышел. Обернувшись на пороге, я увидел Сталина, в одиночестве сидевшего за столом. Он снова что-то ел.

Спасибо, господин президент, что на всю жизнь запомнили мои уроки! Вот и тебе, Лаврентий, следовало быть погибче и помягче! А ты, будто мясник, все норовил топором орудовать! - начал учить своего Малюту Скуратова Генсек. - Созидать надо, а не ломать!

Я мечтал быть строителем! - закатил призрачные очи долу Лаврентий Павлович. - Все почти лучшие здания в Тбилисси — от стадиона до театра - я проектировал, лично руководил их постройкой. Да и в Москве два полукруглых здания на нынешней площади Гагарина, увенчанные наверху статуями, построены по моему проекту. И не только они!

Чего ж об этом теперь никто не знает? - удивился Ельцин.

А я этой своей роли никогда и никак не выпячивал и до саморекламы охоч не был. После моего ареста, Помазнев, ты в записке в ЦК от 2 июля 1953 года что

написал?

«Высотные здания Берия считал своим детищем. Однажды я слышал, как он говорил, другие уже десять раз сфотографировались бы на фоне этих зданий, а тут строим, и ничего», - процитировал сам себя Помазнев.

Так что ж получается: Берия - предшественник перестройки и моих реформ? И никакой не палач?! - удивлению Бориса Николаевича не было границ.

Вот-вот! - обрадовался неожиданной поддержке, пусть даже от ренегата, Лаврентий Павлович. - А то вот товарищ Сталин меня обижает! На конференции в Ялте Рузвельт спросил:

«Скажите, маршал, а кто этот господин в пенсне, который мне так и не был представлен?»

«А это наш Гиммлер. Его фамилия Берия», - ответил товарищ Сталин.

Что ж Вы меня позорили, Иосиф Виссарионович, сравнивая с гитлеровским живодером?! Совсем меня не уважаете?!

Я тобой горжусь! - захохотал Вождь. - Потому что ты - самый настоящий палач, причем лучший из лучших! Самый нужный мне управленец - и одновременно кат! Очень полезный! Товарищ Жуков, как Вы выразили суть бериевской натуры и особую роль Лаврентия в моем окружении?

«Он был готов выполнить все что угодно, когда угодно и как угодно. Именно для этой цели такие люди и необходимы».

А что мне оставалось делать? - попыталась вздохнуть душа Берии. - Я сразу нашел правильные ответы на два вопроса, судьбоносных для абсолютно всех граждан СССР...

Это какие ж? - тут же заинтересовался Ницше.

Что лучше: стучать или перестукиваться? Выгоднее смотреть на происходящее вокруг сквозь пальцы или через решетку? Но все же старался быть честным, насколько это возможно...

Кончай брехать! - обозлился Хрущев - Ты в первую очередь работал на себя - и ни о ком другом не заботился!

Неправда! Я радел о моих сотрудниках! И всегда делал так, чтобы они были главными в любом деле, каким занимались!

Как Вам это удавалось? - залюбопытствовал Ницше.

Я обеспечил все стройки НКВД приоритетным снабжением. Охранники, чекисты, инженерно- технический персонал, эксплуатационники получали лучшие куски скудного государственного пирога. Но лагерным начальникам всегда всего было мало. Они тащили со складов предназначенные зекам валенки и медикаменты, мясо и спирт, белье, телогрейки, муку, сухофрукты, жиры... Из зоны пополняли свои запасы дров, угля, брали инструменты, гвозди, цемент и олифу. Зачем тратиться, если можно так взять? И труд заключенных крали, пользуясь услугами врачей и портных, учителей и художников...

Мои чекисты жестко контролировали всю так называемую культурно-воспитательную работу в лагерях и тюрьмах, вместе с политотделом делили власть над остальными отделами управления. Если особисты почему-либо не взлюбят иного лагерного чиновника, то его не спасет сам начальник управления, будь это даже его заместитель. Мои люди всегда находили предлог для ареста: «превышение власти», присвоение государственных ценностей, изнасилование заключенных женщин... А кто из начальников гуаага, больших и малых, не избивал, не насиловал, не стяжал? И вот уже бывший офицер или ответственный инженер-строитель сидит перед столом следователя, потом - суд и срок. Такое случалось постоянно. Зеки трепетали перед начальниками всех мастей, но и на тех находились, в свою очередь, специалисты, наводившие страх и трепет... Мои специалисты...

Не буду отрицать очевидного. Многие работники госбезопасности боготворили тебя и были готовы идти за тебя в огонь и в воду. Ведь на протяжении многих лет ты обеспечивал им особые условия жизни. Они получали большую зарплату, пользовались специальными льготами и, главное, считали себя сверхчеловеками...(Ницше при этом термине встрепенулся) -При НКВД был открыт спецмагазин для реализации конфискованных у «врагов народа» вещей, которые приобретали за бесценок сами работники внутренних органов. Был даже случай, когда заместители министра и их жены подрались между собой за «конфискат». Иногда дорогие предметы становились причиной гибели ни в чем не повинных людей. Фельдъегеря Монтяна расстреляли для того, чтобы завладеть его хорошей охотничьей собакой и ружьем. Твои замы Деканозов и Мороз, будучи в подпитии, избили одного рабочего. Он начал жаловаться. Тогда его арестовали и расстреляли решением тройки. Гражданин Слизков случайно стал свидетелем одной спецоперации, проведенной Меркуловым. Слизков был расстрелян, впоследствии на вопрос суда Меркулов ответил: «Жалею, что невинный человек погиб по моей вине».

Что ты мне приписываешь проступки моих замов, Никита?

Ты и сам грешил подобным! Своего эмиссара Николая Гегечкори ты послал в Париж на связь с грузинскими эмигрантами, а по возвращении расстрелял по обвинению «в связи с меньшевиками и попытке убийства Л. Берия».

Ослепленный собственной значимостью и жаждой персонального возвеличения, ты, по признанию одного из твоих подручных, Савицкого, «с целью раздутия своего авторитета и преувеличения своих мнимых заслуг перед партией и государством в строительстве Грузии» распространял слухи об опасности, которой ты якобы подвергался ежедневно и ежечасно со стороны врагов Советской власти. С этой целью ты через Гоглидзе и Кобулова, а также лично давал указания добывать у арестованных по подозрению в принадлежности их к правотроцкистскому и националистическому подполью показания о покушениях на тебя и на Сталина!

«Добытые следователями показания о террористической деятельности против Берии, - уточнил тут же возникший в кабинете Савицкий, - всячески поощрялись». В конце концов все чекисты, ориентируясь на ложную установку и настоятельные указания министра МВД, принялись рьяно «выколачивать» подобные сведения, увязывая любой случай террористического акта с угрозой для жизни Берии и Сталина.

И служебное положение ты в личных целях использовал! - продолжал громить своего давнего врага Никита Сергеевич. - Накануне денежной реформы 1947 года ты, зная о ней, чтобы избежать переоценки, внес в сберкнижку 40 тысяч рублей своих денег. После ареста в твоем особняке на улице Качалова, 23 нашли свыше ста тысяч рублей," 40 стволов огнестрельного оружия, 4 автомашины. Из сейфа сына изъяли 269 тысяч рублей, много облигаций и драгоценностей. Ну-ка, генерал Шаталин, ты же делал обыск, расскажи подробнее!

«Выполняя это задание, просматривая содержимое сейфов... мы натолкнулись на необычные для служебных кабинетов вещи и предметы. Наряду с документами мы обнаружили в больших количествах всевозможные, как уж там назвать, атрибуты женского туалета... Напоминаю и повторяю, что это в служебном кабинете в Совмине, здесь: дамские спортивные костюмы, дамские кофточки, чулки дамские иностранных фирм - 11 пар, женские комбинации шелковые - 11 пар, дамские шелковые трико - 7 пар, отрезы на дамские платья - 5 отрезов, шелковые дамские косынки, носовые платки иностранных фирм, шелковые детские комбинации, еще некоторые детские вещи и т.д., целый список...

Нами обнаружены многочисленные письма от женщин самого интимного, я бы сказал, пошлого содержания. Нами также обнаружено большое количество предметов мужчины-развратника. Эти вещи говорят сами за себя, и, как говорится, комментариев не требуется...»

А все же ты их сам прокомментируй, Лаврентий! - с угрозой процедил Сталин.

Берия начал каяться:

«... Самым тяжким позором для меня, как гражданина, члена партии и одного из руководителей является мое бытовое разложение, безобразия и неразборчивая связь с женщинами. Трудно представить все это. Пал я мерзко и низко... Я настолько падший человек, что вам трудно теперь мне верить, а мне что-либо опровергать... Истинная причина моего «самоослепления» - похотливость (я имел близкую связь более чем с двумястами женщинами)».

Начальник охраны полковник Саркисов:

- «Мне известны многочисленные связи Берии со всевозможными случайными женщинами... Берия сожительствовал со студенткой института иностранных языков Майей. Впоследствии она забеременела от Берия и сделала аборт. Сожительствовал Берия также с 18-20-летней девушкой Лялей. От Берии у нее родился ребенок, с которым она сейчас живет на бывшей даче генерал-лейтенанта Бориса Павловича Обручникова, которого наш министр сделал начальником управления кадров МВД.

По указанию Берия я вел специальный список женщин, с которыми он сожительствовал. (Смех в зале). Впоследствии, по его предложению, я этот список уничтожил. Однако один экземпляр я сохранил. В этом списке указаны фамилии, имена, адреса и номера телефонов более 25 таких женщин. Этот список находится на моей квартире в кармане кителя.

Год или полтора тому назад я совершенно точно узнал, что в результате связей Берия с проститутками он болел сифилисом».

Вы разберитесь все же, сколько у меня было любовниц: 25, как в списке Саркисова, 200, как я вынужденно признал на следствии, или 800, как писали в газетах. На самом деле в молодости я любил погулять, но после войны ограничился одной постоянной любовницей - Лялей Дроздовой.

В 1948 году я сильно влюбился в 16-летнюю девочку. Позже она родила от меня дочь, которую назвали Мартой. После Ляли у меня больше никого не было. Последние два года мне было не до похождений. Я работал сутками и жил на две семьи. Я и Дроздова прожили четыре с лишним года. У Ляли имелись квартира на Тверской, 4, и дача.

А слухи о том, что Вы долго сожительствовали с матерью Ляли, а, постарев, она подложила Вам в постель дочку, правдивы? - влез в интимные детали Ницше.

Чушь!

... Маршал Советского Союза, член Президиума ЦК КПСС, министр внутренних дел СССР Лаврентий Берия был арестован 26 июня 1953 года. Его обвинили в том, что он являлся агентом сразу трех разведок - английской, турецкой и иранской. Так как все понимали полную вздорность такой версии, параллельно следствие продвигалось по другой дороге: морально-этической. Ему вменили растление нескольких сотен женщин.

Прочитав в «Правде» об аресте любовника, практичная Ляля решила спасаться и написала заявление об изнасиловании. В зале суда ее попросили рассказать, как имено она была растлена.

Дроздова подробно, с чувством выдала следующую историю;

-«Когда мне было 16 лет, я гуляла по улице. Ко мне подъехала машина, оттуда вышел человек и сказал: если ты согласишься посетить вечером особняк «одного влиятельного человека», то он готов помочь твоей маме (она на тот момент лежала в больнице с язвой желудка)».

Легенда о том, что я ездил по улицам и буквально затаскивал в машину понравившихся девиц, подтверждается только слухами, - заявил Берия. - Скорее всего, что информация пошла после Лялиного заявления.

Но Вы подтверждаете слова Дроздовой?»

«Я ее не насиловал, я ее любил».

После суда Ляля вышла замуж, интервью не давала и вела тихую жизнь. Она умерла в 1990-е годы. Маленькая Марта, став взрослой и красивой, в семидесятых годах вышла замуж за сына члена Политбюро брежневской эпохи Гришина.

- Все эти истории про изнасилования - сплошная липа! - подвел черту разговору на сексуальные темы Лаврентий Павлович. - Да, я гулял от жены! Но все мои любовницы спали со мной добровольно. Все женские вещи в моем кабинете - для подарков. Я ведь очень добрый человек...

Ага, очень добрый! - перевел обвинение на другие рельсы Хрущев. - Как ты лично пытал и расстреливал задержанных, все знают. А вот еще интересный факт. С 1938 по 1950 годы функционировала созданная по твоей инициативе секретная лаборатория, изучавшая «проблемы откровенности». Возглавлял ее врач Майроновский. Там проводились эксперименты на людях с применением смертельной дозы наркотических веществ с целью заставить подозреваемых говорить только правду. Туда были доставлены в разное время 150 человек, и все они погибли. Никакой персональный учет жертв не велся. Кроме того, в лаборатории изобретали и испытывали на заключенных новые виды ядов. Чем не нацистские опыты в концлагерях! А твой Майроновский - двойник доктора Менгеле!

Все это делалось в интересах СССР, особенно разведки...

Ах, ну да, помню, кем ты мнил себя... Я после твоего ареста знаешь что сказал про тебя? «... Интриган и, главное, что он за дураков считает всех, думает, что он великий разведчик, он все понимает... Но не такие простаки оказались, как он думал».

Это касается твоего заговора против меня? - осведомился Лаврентий.

Да! А также и твоей роли в разгроме Красной Армии в первые два года войны. Именно ты руководил всей разведкой.

Правда. Но оценивал разведданные не я, и не я принимал политические решения на основе этой оценки...

... Сталин тешил себя надеждой на отсрочку начала войны, и окружение не смело противоречить вождю. Формально военная разведка подчинялась наркому обороны Тимошенко, однако в действительности Берия контролировал и это управление НКО. На Лаврентии Павловиче лежит особо тяжкая вина за военную катастрофу сорок первого года: он располагал самой полной и достоверной информацией о готовящемся вторжении. Один из его давних подручных Владимир Деканозов, посол в Германии, регулярно отправлял из Берлина свои доклады шефу тайной службы. Но тот думал лишь об одном - как угодить Генсеку.

Равняясь на высшее руководство, начальник Главного разведывательного управления Генерального штаба Ф.И. Голиков не столько информировал правительство о военных приготовлениях Гитлера, сколько занимался дезинформацией. В одной из сводок, представленных Сталину, он привел данные плана «Барбаросса», но указал, что этот план является провокацией англичан, которые сговорились с американцами столкнуть СССР с Германией. Пользуясь добытой схемой дислокации немецких войск близ советской границы, Голиков, лично докладывая Генсеку, значительно уменьшал число дивизий вермахта.

Положение дел встревожило начальника информационного отдела разведуправления подполковника В.А. Новобранца. Тщательно изучив обстановку, он еще в декабре 1940 года составил объективную сводку и на свой риск разослал ее всему начальствующему составу Красной Армии. Сталина эта сводка привела в ярость. Начальник Генштаба Мерецков был снят с должности, а не по чину умного подполковника отправили на «бериевский курорт» - так называли специальный дом отдыха, куда отправляли «паникеров войны».

21 июня 1941 года советское полпредство в Берлине сообщило, что нападение начнется завтра... То же радировал и генерал-майор В.И. Тупиков, военный атташе в Германии, ссылаясь на свою берлинскую агентуру: подпольную организацию Шульца - Бойзена и Харнака.

На этих донесениях Лаврентий Павлович в тот же день наложил резолюцию: «В последнее время многие работники поддаются на наглые провокации и сеют панику. Секретных сотрудников... за систематическую дезинформацию стереть в лагерную пыль, как пособников международных провокаторов, желающих поссорить нас с Германией...» И тут же написал Сталину: «... Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня «дезой» о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР Он сообщил, что это «нападение» начнется завтра... Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 году Гитлер на нас не нападет!.. Л. Берия, 21 июня 1941 года».

Я не виноват! Я верил в мудрость товарища Сталина, а тот, к сожалению, ошибся. Зато во время войны я реабилитировал себя, образцово поставив разведку, в том числе атомную.

Что-то много о моих ошибках говоришь, Лаврентий, - оборвал его вождь. – надо тебя одернуть. Товарищи Маленков, Жуков и Москаленко, впустите его в ваши воспоминания об его аресте, суде и казни...

Шли первые месяцы жизни без Сталина. Раздражение «коллег» Берии накапливалось.

Хрущев был недоволен тем, что Лаврентий не ставил аппарат ЦК выше того, что этот аппарат заслуживал.

Молотов был задет активностью Берии во внешнеполитической сфере, которую считал своей епархией, хотя самостоятельной фигурой здесь никогда не являлся.

Маленков был уязвлен тем, что он, «премьер-министр», проигрывал по сравнению с Берией даже в собственных глазах.

У Булганина, Ворошилова, Кагановича, Микояна тоже накопились свои претензии - не деловые, но какая разница...

26 июня 1953 года Лаврентий Павлович Берия как заместитель председателя Совета министров СССР подписал свой последний правительственный документ - распоряжение о проектном задании на строительство завода «СУ-3» комбината № 813, предприятия по первичному обогащению урана. В этот же день он был арестован. Почему?

Секретарь Генсека Поскребышев:

«Берия добивался всяческими путями занять при жизни тов. Сталина место первого заместителя тов. Сталина по Совмину, считая, что только он один является действительным преемником тов. Сталина».

Член Политбюро ЦК КПСС Шепилов:

«За трон Сталина схватились два самых кровавых сталинских палача - Берия и Хрущев. Победил тот, кто успел выстрелить первым. Никита Хрущев тоже был кровавым палачом если не в прямом смысле слова, то уж в политическом смысле - вполне. В бытность первым секретарем Московского горкома и первым секретарем ЦК КП(б) Украины».

Генерал К.С. Москаленко:

«... В 9 часов утра 25 июня 1953 года... мне позвонил по телефону АТС Кремля Хрущев Н.С. Поздоровавшись, он спросил:

Имеются в нашем окружении близкие вам люди и преданные нашей партии так, как Вы преданы ей?

Подумал, я ответил:

Такие люди имеются, и партии они преданны беззаветно.

После этого Хрущев сказал, чтобы я взял этих людей с собой и приезжал с ними в Кремль к Председателю Совета Министров СССР т. Маленкову Г.М., в кабинет, где раньше работал Сталин И.В.

Тут же он добавил, чтобы я взял с собой планы ПВО и карты, а также захватил сигары. Я ответил, что заберу с собой все перечисленное, однако курить бросил еще на войне, в 1944 году. Хрущев засмеялся и сказал, что сигары могут потребоваться не те, которые я имею в виду. Только тогда я догадался, что надо взять с собой оружие».

Маршал Жуков:

- «Меня вызвал Булганин — тогда он был министром обороны — и сказал:

Садись, Георгий Константинович.

Он был возбужден, даже не сразу поздоровался, только потом подал руку, однако не извиняясь.

Помолчали. Затем Булганин, ни слова не говоря но существу дела, сказал:

Поедем в Кремль, есть срочное дело.

Поехали. Вошли в зал, где обычно проходят заседания Президиума ЦК партии.

Потом я узнал, что в тот день было назначено заседание Совета Министров. И министры действительно были в сборе. На заседании информацию должен был делать Берия. И он готовился.

Я оглянулся. В зале находились Маленков, Молотов, Микоян, другие члены Президиума. Берии не было.

Первым заговорил Маленков — о том, что Берия хочет захватить власть, что мне поручается вместе со своими товарищами арестовать его.

Потом стал говорить Хрущев, Микоян лишь подавал реплики. Говорили об угрозе, которую создает Берия, пытаясь захватить власть в свои руки.

Сможешь выполнить эту рискованную операцию?

Смогу,— отвечаю я.

Знали, что у меня к Берии давняя неприязнь, перешедшая во вражду. У нас еще при Сталине не раз были стычки. Достаточно сказать, что Абакумов и Берия хотели в свое время меня арестовать. Уже подбирали ключи. Однажды, возвращаясь из командировки, я обнаружил, что мой личный архив — дневники, записи, фотоальбомы — все куда-то исчезло. Как ни искал — не нашел. Только позже, года три-четыре назад, звонит мне Малиновский и говорит:

- Георгий Константинович, найдены в архиве МВД какие-то два альбома. Фотографии твои, где ты сфотографирован с американскими, французскими и другими видными персонами. Не передали тебе?

Вот по этим альбомам, которые тоже хранились в моем домашнем архиве на даче и тогда же исчезли, я понял, что это дело рук Абакумова и Берии. Обложки и подбор самих фото были переделаны так, чтобы меня скомпрометировать в глазах Сталина. Кстати, мне Сталин прямо однажды сказал, что они хотели меня арестовать. Берия нашептывал Сталину, но последний ему прямо сказал: «Не верю. Мужественный полководец, патриот и - предатель. Не верю. Кончайте с этой грязной затеей». Поймите после этого, что я охотно взялся его арестовать. За дело.

Решено было так. Лица из личной охраны членов Президиума находились в Кремле, недалеко от кабинета, где собрались члены Президиума. Арестовать личную охрану самого Берии поручили Серову. А мне нужно было арестовать Берию.

Маленков сказал, как это будет сделано. Заседание Совета Министров будет отменено, министры отпущены по домам. Вместо этого он откроет заседание Президиума».

Заседания правительства и Политбюро вплоть до 1958 года проходили в зале Совнаркома на «ленинской половине» - фактически в музее. Именно там по приказу Хрущева был арестован Берия.

Жуков: - «Я вместе с Москаленко, Неделиным, Батицким и адъютантом Москаленко должен сидеть в отдельной комнате и ждать, пока раздадутся два звонка из зала заседания в эту комнату.

Меня предупредили, что Берия физически сильный, знает приемы «джиу-джитсу» (рукопашной схватки).

Ничего, справлюсь, нам тоже силы не занимать.

Уходим. Сидим в этой комнате. Проходит час. Никаких звонков. Я уже встревожился. Уж не произошло ли там что без нас, не перехитрил ли всех Берия, этот изощренный интриган?

Немного погодя (было это в первом часу дня) раздается один звонок, второй. Я поднимаюсь первым...

Идем в зал. Берия сидит за столом в центре. Мои генералы обходят стол, как бы намереваясь сесть у стены. Я подхожу к Берии сзади, командую:

Встать! Вы арестованы.

Не успел Берия встать, как я заломил ему руки назад и, приподняв, эдак встряхнул. Гляжу на него — бледный-пребледный. И онемел.

Ведем его через комнату отдыха в другую, что ведет через запасной ход. Тут сделали ему генеральный обыск.

Да, забыл. В момент, когда Берия поднялся и я заломил ему руки, тут же скользнул по бедрам, чтобы проверить, нет ли пистолета. У нас на всех был только один пистолет. Второй взяли уж не помню у кого. Нам же не говорили, зачем вызывают в Кремль. Поэтому приехали невооруженными. Но и Берия, оказывается, не взял пистолета. Когда Берия встал, я смахнул его набитый бумагами портфель, и он покатился по длинному полированному столу».

Генерал Москаленко:

- «Все это произошло так неожиданно для Берии, что он полностью растерялся. При аресте в его портфеле был лист бумаги, весь исписанный красным карандашом — «Тревога, тревога, тревога», и там много раз повторяется это слово па листе бумаги.

Видимо, когда начали говорить о Берии на заседании да еще критиковать его действия, он сразу почувствовал опасность и имел в виду передать этот лист охране Кремля.

Кроме членов Президиума Булганина, Маленкова, Молотова и Хрущева, по-видимому, никто не знал и не ожидал ареста Берии.

После всего происшедшего заседание длилось еще минут 15—20, потом все члены Президиума ЦК и Жуков уехали домой. Остались мы, пять человек: я, Батицкий, Баксов, Зуб и Юферев с глазу на глаз с Берией. Снаружи, со стороны приемной, все двери охраняли т. Брежнев, Гетман, Неделин, Пронин и Шатилов.

Берия нервничал, пытался подходить к окну, несколько раз просился в уборную, мы все пять человек с обнаженным оружием сопровождали его туда и обратно. Видно было по всему, что он хотел как-то дать сигнал охране, которая всюду и везде стояла в военной форме и в штатском платье, но с оружием. Долго тянулось время, мы были голодны, помощник Маленкова Суханов был все время в приемной и организовал чай. Но темнота все еще не наступала, чтобы вывезти Берию из Кремля незаметно.

В ночь с 26 на 27 июня, примерно около 24 часов, с помощью Суханова (помощника Маленкова) я вызвал пять легковых машин ЗИС-110 с правительственными сигналами и послал их в штаб Московского округа ПВО на ул. Кирова. К этому времени по моему распоряжению было подготовлено 30 офицеров-коммунистов штаба округа под командованием начальника оперативного управления полковника т. Ерастова. Все они были вооружены и привезены в Кремль без проверки на пяти машинах и, как только прибыли, сразу же заменили охрану в Кремле внутри здания, где под охраной находился Берия. После этого, окруженный охраной, Берия был выведен наружу и усажен в машину ЗИС-110 на среднее сиденье. Двумя этими машинами мы проехали без остановки через Спасские ворота и повезли Берию на гарнизонную гауптвахту г. Москвы...

Хрущев:

- «Тут же мы решили назавтра или послезавтра, так скоро, как это было технически возможно, созвать пленум ЦК, где и поставить вопрос о Берии. Одновременно было решено освободить Генерального прокурора СССР, потому что он не вызывал у нас доверия и мы сомневались, что он может объективно провести следствие. Новым Генеральным прокурором утвердили товарища Руденко и поручили ему провести следствие по делу Берии.

Тут возник новый вопрос. Берию мы арестовали, а куда его девать? Министерству внутренних дел мы немогли доверить его охрану, потому что это было его ведомство.

Тогда договорились, что лучше всего поручить это дело командующему войсками противовоздушной обороны Московского округа Москаленко. Москаленко принял его, поставил своих людей, перевез Берию к себе на командный пункт, в бомбоубежище. Я видел, что он это дело делает, как нужно, в интересах партии, в интересах дела. На этом заседание закончилось.

Когда изолировали Берию, он попросил карандаши и бумагу. Мы посоветовались между собой, у некоторых были сомнения, а потом решили дать, может быть, у него появились какие-то побуждения рассказать искренне, что он знает о том, в чем мы его обвиняли. Он начал писать записки.

Сначала Маленкову: «Егор такой-сякой, ты же меня знаешь, мы же друзья, зачем ты поверил Хрущеву? Это он тебя подбил, и прочее».

Ко мне он тут же обращался с запиской, где писал, что он честный человек. Так он послал две или три записки.

Маленков очень волновался, когда читал эти записки. Потом он стал говорить, что они вместе с Берией предложили идею относительно сворачивания строительства социализма в Германии. Поэтому он боялся, что акция, направленная против Берии, обернется и против него. Ведь это он вместе с ним вносил предложение. К сожалению, так и было. Но мы ему сказали, что сейчас не этот вопрос обсуждается, что ситуация с Берией глубже, чем вопрос о Германии. Эти его предложения только глупо характеризуют его политическое лицо.

Когда Руденко встретился с Берией, стал его допрашивать, перед нами раскрылся ужасный человек, человек-зверь, который ничего святого не имел. У него не было не то что коммунистического, но и вообще морального облика человеческого. Я уж о преступлениях и говорить нечего, сколько он загубил людей».

Генерал (впоследствии — маршал) Павел Батицкий, в 1953 г. обеспечивавший охрану бункера, в котором содержался арестованный Лаврентий Павлович, дневал и ночевал на охраняемом объекте. И вот однажды ему доложили, что узник отказался от пищи и объявляет голодовку. Гененрал рассвирепел и отправился в бункер. Перед ним открыли стальные тяжелые двери. Батицкий нервными шагами спустился по лестнице в чрево подземного командного пункта Московского военного округа, и его басовитый командирский рык разносся под сводами:

- «Берия, е... твою мать! Не будешь жрать, в цепи закую!»

Угроза «заковать в цепи» звучала нелепо, смысл ее увязывался только с далеким прошлым. Почему именно эта мысль пришла на ум генералу, сказать трудно. Но даже Берия продолжать голодовку не рискнул.

- С Вами поступили куда гуманнее, чем Вы в свое время со своими «подопечными», - прокомментировал Ницше.

Следствие по делу бывшего наркома и министра растянулось на полгода; суд проходил с 18 по 23 декабря. В приговоре судьи не нашли ничего лучшего, как объявить Берию иностранным шпионом (правда, упомянув и другие преступления). Некоторое время после вынесения приговора (смертная казнь) Лаврентий находился в реактивном, возбужденном состоянии. Но затем успокоился и в день расстрела вел себя достаточно хладнокровно.

Казнили его 23 декабря 1953 года в том же бункере штаба МВО, где он содержался после ареста. Присутствовали маршал Конев, генерал Москаленко, первый заместитель командующего войсками ПВО Батицкий, подполковник Юферев, начальник Политуправления Московского военного округа полковник Зуб и ряд других военных, причастных к аресту и охране бывшего наркома.

С него сняли гимнастерку, оставив белую нательную рубаху, скрутили веревкой сзади руки и привязали к крюку, вбитому в деревянный щит, который предохранял присутствующих от рикошета пуль. Руденко зачитал приговор.

Берия: — Разрешите мне сказать...

Руденко: — Ты уже все сказал. (Военным) Заткните ему рот полотенцем.

Москаленко (Юфереву): — Ты у нас самый молодой, хорошо стреляешь. Давай.

Батицкий: — Товарищ командующий, разрешите мне (достал свой «парабеллум»). Этой штукой я на фронте не одного мерзавца на тот свет отправил.

Руденко: — Прошу привести приговор в исполнение.

Батицкий вскинул руку. Над повязкой сверкнул дико выпученный глаз, второй Берия прищурил. Палач нажал на курок, пуля угодила в середину лба. Тело повисло на веревках…

После врачебного освидетельствования пришлось некоторое время подождать, пока тело увезут в крематорий. Батицкий решил еще раз взглянуть на казненного.

- «Как он там?» - спросили генерала, когда тот вернулся.

- «Все в порядке. Чаю просит», - пошутил будущий маршал. Все оцепенели…

- Вот как меня даже мертвого боялись! – похвасталась душенька Лаврентия Паловича. – Однако осудили несправедливо – совсем не за то, в чем я действительно был виноват. И семью мою подвергли репрессиям – безвинно…

- За что боролся, на то и напоролся! – резонно заметил Ельцин. – Сам так действовал, чего ж негодуешь, когда с тобой поступили согласно русской поговорке «Твоим же добром – тебе и челом»!

…Из Грузии - по предложению республиканского ЦК - выселили около двадцати родственников Берии и его жены. Причем его матери и теще было уже за восемьдесят, но их все равно вывезли в глухие места. Мать репрессировали за то, что она каждый день молилась «за здоровье врага народа Берии». Остальных родственников обвиняли в том, что они ведут антисоветские разговоры, в том числе глухонемую сестру Лаврентия Павловича (видимо, она антисоветчик думала , съязвил Ницше). Такая же судьба постигла родных Богдана Кобулова, Гоглидзе и Деканозова.

Генеральный прокурор СССР Руденко и министр внутренних дел Круглов обратились в президиум ЦК с предложением «запретить членам семей и близким родственникам указанных врагов народа проживание в городах Москве, Ленинграде, Тбилиси и других режимных городах и местностях Советского Союза, а также на территории Кавказа и Закавказья». Маленков и Хрущев одобрили это предложение.

«Социально опасных» родственников по списку, составленному в МВД, выслали в Красноярский край, Свердловскую область и Казахстан. Органам госбезопасности было приказано взять их под надзор.

В сентябре 1955 года председатель КГБ генерал Серов докладывал в ЦК, что «некоторые родственники Берии продолжают и ныне восхвалять Берию, утверждать о его невиновности и высказывать недовольство решением об их выселении... Настроены явно антисоветски, допускают злобную клевету по адресу руководителей партии и Советского государства, изыскивают способы для установления связи с остальными высланными родственниками врага народа Берия с целью проведения организованной враждебной деятельности, направленной против Советского государства... Принято решение привлечь их к уголовной ответственности за злобную антисоветскую агитацию».

Жену Берии и его сына арестовали.

Душа Нины Геймуразовны Гегечкори-Берия вспонила прошое:

После расстрела мужа, в начале 1954 года, я отправила письмо Хрущеву. Я написала, что меня исключили из партии и обвинили «в антисоветском заговоре с целью восстановления капитализма в Советском Союзе». Кроме того, мне вменили в вину переписку с якобы моим родственником, грузинским меньшевиком Гегечкорией.

«Я его не знала, никогда не видела, он не является моим родственником, и я ни в какой переписке с ним не находилась и не могла находиться...

Действительно страшным обвинением ложится на меня то, что я более тридцати лет (с 1922 года) была женой Берия и носила его имя. При этом, до дня его ареста, я была ему предана, относилась к его общественному и государственному положению с большим уважением и верила слепо, что он преданный, опытный и нужный для Советского государства человек... Я не разгадала, что он враг Советской власти, о чем мне было заявлено на следствии. Но он в таком случае обманул не одну меня, а весь советский народ, который, судя по его общественному положению и занимаемым должностям, также доверял ему...

С 1942 года, когда я узнала от него же о его супружеской неверности, я отказалась быть ему женой и жила с 1943 года за городом сначала одна, а затем с семьей моего сына.

Я тяжело больна, проживу недолго. Прошу не дать мне умереть одинокой, без утешения сына своего и его детей в тюремной камере или где-либо в ссылке».

Серго сидел в Лефортовской тюрьме, я - на Лубянке. После 16 месяцев заключения нас освободили и выслали в Свердловск. Затем разрешили жить в Киеве.

Каждый раз меня вызывали на допрос, и следователь требовал, чтобы я давала показания против мужа. Он говорил, что народ возмущен действиями Лаврентия Павловича. Я категорически заявила, что никаких показаний - ни хороших, ни плохих - давать не буду.

В тюрьме я просидела больше года.

Какие Вам предъявили обвинения? - спросил Ницше.

Абсурдные! Например, меня «обличили» том, что из Нечерноземья я привезла ведро... краснозема. Но так как самолет был государственный, то получалось, что я использовала государственный транспорт для личных целей. Действительно, когда-то по моей просьбе на самолете привезли ведро красного грунта. Я тогда работала в сельскохозяйственной академии и занималась исследованием почв.

Еще одно обвинение - в использовании наемного труда. В Тбилиси жил известный портной Саша. Он приехал в Москву и сшил платье, за которое я заплатила.

Берия страдал неимоверно:

- С моей семьей поступили так же, как я - с семьями «врагов народа».

С моим арестом мой сын Серго вообще перестал бывать на ракетном предприятии, где он работал. И к нему, и к моей семье применили сталинские методы. Серго тогда был... арестован, а затем изгнан из Москвы, но даже в этих условиях через годы обрел вполне достойный профессиональный статус - в отличие от другого ракетчика, Сергея Хрущева. Интересно, кстати, Никита, как ты относишься к своему сыну, укатившему в Штаты, в то время как мой сын до конца жизни служил своей стране?

Любопытно, - принялся размышлять вслух Ницше. - Сын «агента международных разведок» Берии так и умер на родной земле, никуда с нее не подавшись в поисках счастья. А его антипод, сын «верного ленинца» Хрущева, живет в Америке, коей герр Хрущев некогда обещал показать знаменитую в России «кузькину мать». Хотел бы я ее повидать... Она - как привидение или истинная любовь: все о ней говорят, но никто нигде ее не видел...

Никита Сергеевич пристыженно молчал: ответить ему было нечего. Потом буркнул:

Сталин как-то сказал: «Сын за отца не ответчик». А я скажу наоборот: «За сына не отвечаю».

Чушь ты городишь, - презрительно бросил Хозяин. - В СССР все за всех отвечали головой! А то, что я говорил, - попытка отвести глаза мировой общественности.

Так что насчет меня решили? - возопил Берия.

Будешь моим замом и правой рукой, как и раньше, - утешил сподвижника Вождь.

Уставший от долгой бюрократической процедуры большевистского кадрового набора экс-президент России не выдержал:

Вы чего меня в свою зону вызывали? Долго еще я тут терпеть ваш треп буду, понимаш?

Только тут Сталин официально обратил внимание на гостей:

Ничего, Христос вон терпел - и нам велел! Господин Ницше, Вы этого предателя привели из гитлеровской зоны, не так ли? Как там душа фюрера?

Когда мы его покидали, он как раз кончал жизнь самоубийством...

«Доигрался, мерзавец! Жаль, что не удалось взять его живым...»

За что Вы меня так обзываете, генералиссимус? Мы ведь с Вами, по образному выражению Вашего поэта Маяковского, как партия и Ленин: близнецы-братья... Даже неясно, «кто больше матери - истории ценен», - Гитлер обиделся не на шутку и выразил свое чувство негодования вслух.

Какие мы с тобой к черту близнецы?! - не принял родства с фюрером Коба.

Как раз для меня вы оба - любимые детишки, самые настоящие близняшки, - с отеческой заботой прокурлыкал Сатана. - Посудите сами. Почти ровесники по возрасту. Оба - третьи сыновья в семье, причем дети, родившиеся до вас, умерли. Оба ненавидели своих отцов, были биты ими. Оба рождены и провели детство в бедности. Про обоих ходили слухи, что они - незаконнорожденные. Отец Гитлера тоже одно время подрабатывал сапожником, как и Виссарион Джугашвили. Оба в юности писали стихи, любили музыку. Оба занимались журналистикои, организовывали мятежи: писали книги о политике, руководили вооруженными силами своих государств во время войны.Оба считали себя знатоками искусства и литературы. Оба не были основателями своих партий, пришли к власти путем интриг. Оба создали сети концлагерей, широко использовали рабский труд, уничтожили десятки миллионов невинных,захватывали путем агрессии чужих территорий. Оба создали профессиональные организации писателей, ремесленников, актеров и тд. - в Германии они назывались палатами и гильдиями, в СССР - союзами. Оба возглавляли социалистические государства. Оба праздновали Первомай. И, наконец, после смерти обоих перетаскивали из могилы в могилу!

Почти все это - случайные совпадения, а кое-что вызвано реальным жестким, а потому схожим подходом к решению политических, экономических и военных проблем! - возразил Коба. - Есть же законы истории, политика выживания того, кто стоит на самом верху, одинаковая для всех общественно- экономических формаций! «Кровавая борьба должна приводить к скорейшим «решениям», а самый скорый путь - правовой!

- Согласен! - вскричал Гитлер

«Демократизм - не демократию, понимаш. - почекнул нас ЕБН. - есть утопия. Мы окружены врагами».

Готов подписаться под каждым словом! - заявил фюрер.

Но зачем проливать столько крови?! - обличил Обоих Ельцин.

У страны тоже бывают, как при тебе рекламщики любили говорить, «критические дни» - и тогда льется много крови! - «пошутил» Сталин.

Скабрезно выражено, но по сути верно! - оценил «остроумие» близнеца-врага Адольф.

Мы, тут в разговор влезли представители законных революционеров Гитлера и Сталина,французские революционеры, придерживались схожего мнения. Я, Эбер, известен своим афоризмом: «Пока у палача много работы, республика в безопасности!»

А я, жирондист Вернью, на эшафоте предупредил: «Революция, как Сатурн, пожирает своих детей».

Это - частности. Главное в том, что вы оба создали очень схожие политические системы, - подключился к дискуссии советский поэт Твардовский. - При сопоставлении сталинского СССР и гитлеровской Германии «возникает неприкрытый параллелизм, сближение «двух миров» в их единой по существу «волкодавьей» сути. Там несвобода, и тут несвобода, там сажают и мучат, и тут не меньше, и, пожалуй, похлеще, там взваливают на плечи народа - исполнителя - безмерный, бесчеловечный груз страданий, гибели, и тут то же самое».

Лучше бы и я сам не сказал! - восхитился Сатана. - А вот зачитываю отрывок из одной газеты: «Каждого рабочего заставляют шпионить за своими соседями, сыновья должны доносить на своих отцов, отцы - на сыновей до тех пор, пока последний враг... не будет уничтожен... Директора предприятий либо изгнаны, либо ждут в застенках своей участи... Деморализация перекинулась из городов в деревни». О какой из двух стран речь?

О Германии! - изрек Сталин.

О России! - отбрил Гитлер.

Прав фюрер: эта характеристика общества списана из газеты «Фелькишер беобахтер» от 5 июня 1937 года и относится к СССР. Видно, что журналист хорошо знал - и не понаслышке, к чему приводит массовый террор. Ваше сходство привело к тому, что в 1939 году вы очень легко и охотно стали союзниками, поделив между собой Европу.

С этой фразой лукавый исчез. Ницше повернулся к Молотову:

На Западе упорно пишут о том, что в 1939 году вместе с договором было подписано секретное соглашение...

«Никакого».

Не было?

«Не было. Нет, абсурдно».

Сейчас уже, наверно, можно об этом говорить.

«Конечно, тут нет никаких секретов. По-моему, нарочно распускают слухи, чтобы как-нибудь, так сказать, подмочить. Нет, нет, по-моему, тут все-таки очень чисто и ничего похожего на такое соглашение не могло быть. Я-то стоял к этому очень близко, фактически занимался этим делом, могу твердо сказать, что это, безусловно, выдумка».

Что ж ты врешь! - завопил возмущенный Ельцин. - Я это секретное соглашение видел собстенными глазами вместе с приложенной картой, и на них стоит твоя подпись!

Сам, что ли, не лгал? - равнодушно пожал плечами Вячеслав Михайлович, бывший завзятым брехуном.

Не надо спорить, - задипломатничал Риббентроп. - Мы действительно очень похожи. Давайте вспомним 1939-й...

Министр иностранных дел Германии Риббентроп, проклинаемый советскими газетами, просится в Москву. Фашисты предлагают большевистскому государству делить Европу. Гитлер спешит: чтобы напасть на Польшу, ему нужна полная ясность относительно позиции СССР Риббентроп забрасывает посла в Москве Шуленбурга шифрограммами. Вермахт не может более ждать: начнутся дожди, размокнут дороги. И Адольф безоговорочно принимает все предложения кремлевского горца. 19 августа он посылает Сталину телеграмму о приезде Риббентропа.

Для меня этот поворот в политике был непринципиален, - пояснил Вождь. - И Гитлер, и западные демократии - враги, и союз с любым из них - не более чем ход в политической шахматной партии. Сдавая архив вражду к Гитлеру, я жертвовал ферзя. Союзнику рейха трудно быть Вождем мировой демократии - так что пришлось закрыть лавочку под названием Коминтерн. Я верил: в будущем верну отданное. А пока получу территории...

«Мы хорошо поругали друг друга, не правда ли?» - этими словами я встретил в Кремле Риббентропа. Три часа при полном единодушии мы делили Восточную Европу. Все наши дополнительные предложения были приняты немцами поразительно легко. Пакт о ненападении и секретный протокол были подписаны: не мною, естественно, я ведь только глава партии, а главой государства - Молотовым. В ней определялась цена, которую Гитлер платил нам за пакт: свобода «территориальных и политических преобразований в Прибалтике», право «реализовать свою заинтересованность в Бессарабии», Польши.

... Церемония закончилась приемом - столь любимой русскими обильной едой и столь же любимыми тостами. Закаленный в застольях Молотов поразил гостей умением пить, не пьянея. Хозяин поднял бокал за Гитлера, рейхсминистр - за Сталина. После чего немецкой делегации пришлось много пить - и за пакт, и за новую эру в отношениях.

Эх, мне бы туда, - подумал ЕБН, я бы им показал, как надо бухать!

На следующий день Ворошилов с усмешкой сообщил все еще присутствующим в Москве английской и французской делегациям: «Ввиду изменившейся обстановки нет смысла продолжать переговоры». 29 сентября Риббентроп вернулся после своего второго визита в Москву, имея при себе немецко-советский договор о границах и о дружбе, призванный подтвердить четвертый раздел Польши.

Риббентроп: - «За столом у фюрера я рассказал, что никогда еще не чувствовал себя так вольготно, как среди сотрудников Сталина. Русские были очень милы, я чувствовал себя среди них как среди старых национал-социалистов...» Представьте себе: Сталин провозгласил здравицу не только в честь фюрера, но также и в честь Гиммлера как гаранта порядка в Германии!

Гиммлер истребил коммунистов, то есть тех, кто верил Сталину, а тот - без всякой на то необходимости - провозглашает здравицу в честь убийцы своих приверженцев! Вот это цинизм! - восхитился Ницше.

«Когда мы принимали Риббентропа, он, конечно, провозглашал тосты за Сталина, за меня- это вообще был мой лучший друг, - раздвинул губы в призрачной улыбке Молотов. - Сталин неожиданно предложил: «Выпьем за нового антикоминтерновца Сталина!» - издевательски так сказал и незаметно подмигнул мне. Подшутил, чтобы вызвать реакцию Риббентропа. Тот бросился звонить в Берлин, докладывает Гитлеру в восторге. Гитлер ему отвечает: «Мой гениальный министр иностранных дел!» Гитлер никогда не понимал марксистов.

Так что мне приходилось поднимать тост за Гитлера как руководителя Германии. Немцы поднимали тост за Сталина, я - за Гитлера. В узком кругу. Это же дипломатия. Во время приема в честь Риббентропа стол вел я. Когда я предоставил слово Сталину, тот проявил редкое чувство юмора: произнес тост «за нашего наркома путей сообщения Лазаря Кагановича», который сидел тут же за столом, через кресло от фашистского министра иностранных дел!»

- «И Риббентропу пришлось выпить за меня!» - вспомнил Лазарь Моисеевич. - Правда, и мне пришлось пить за здоровье... фюрера».

Тот день, когда Коба произнес шокировавший даже фашистов тост, Сталин ознаменовал еще одним поступком.

Альберт Шпеер: - «По словам Риббентропа, Сталин был доволен соглашением о разграничительной линии и по окончании переговоров собственноручно отметил на карте на границе отведенной России зоны территорию, которую в качестве огромного охотничьего угодья подарил Риббентропу. Этот жест раззадорил Геринга, который не желал согласиться с тем, что сталинский довесок предназначается лично министру иностранных дел, и заявил, что он должен достаться всему рейху и тем самым ему, рейхсъегермейстеру. Последовал бурный спор между обоими охотниками,

имевший следствием глубокую мрачность министра иностранных дел, ибо Геринг оказался и более энергичным, и более пробивным соперником».

На десерт Вождь преподнес новым союзникам подарок: ради лояльного сотрудничества с «гарантом порядка» Гиммлером выдал на растерзание гестапо большую группу немецких и австрийских коммунистов, находившихся в эмиграции в Советском Союзе.

Герр Джугашвили, на что Вы рассчитывали, идя на сговор с господином Гитлером? - поинтересовался философ.

У меня был собственный взгляд на будущее Европы. Очень похожий на гитлеровский. Только, в отличие от фюрера, я не публиковал свои тайные замыслы миллионными тиражами. Еще 2 сентября 1935 года я написал Кагановичу и Молотову:

«Старой Антанты нет уже больше. Вместо нее складываются две антанты: антанта Италии и Франции, с одной стороны, и антанта Англии и Германии - с другой. Чем сильнее будет драка между ними, тем лучше для СССР. Мы можем продавать хлеб и тем и другим, чтобы они могли драться. Нам вовсе невыгодно, чтобы одна из них теперь же разбила другую. Нам выгодно, чтобы драка у них была как можно более длительной, но без скорой победы одной над другой. Почему выгодно? Потому что возникнет возможность вмешаться в драку в удобный момент, когда все ослабнут».

То есть Вы были вовсе не против новой мировой войны, хотя советская пропаганда твердила иное?

«Большевики не пацифисты, которые вздыхают о мире и берутся за оружие только в том случае, если на них напали. Неверно это. Бывают случаи, когда большевики сами будут нападать... Большевики вовсе не против наступления, не против всякой войны. То, что мы сейчас кричим об обороне, - это вуаль, вуаль. Все государства маскируются: с волками живешь, по волчьи приходится выть».

В 1939 году на секретном совещании руководства Коминтерна я предупредил: «Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т.д.) за передел мира, за господство над миром.

Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии будет расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии). Гитлер, сам этого не понимая и не желая, расстраивает, подрывает капиталистическую систему... Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались.

... В мирное время невозможно иметь в Европе коммунистическое движение, сильное до такой степени, чтобы большевистская партия смогла бы захватить власть. Диктатура этой партии становится возможной только в результате большой войны. Мы делаем свой выбор, и он ясен. Мы должны принять немецкое предложение и вежливо отослать обратно англо-французскую миссию. Первым преимуществом, которое мы извлечем, будет уничтожение Польши до самых подступов к Варшаве, включая украинскую Галицию.

В то же время мы должны предвидеть последствия, которые будут вытекать как из поражения, так и из победы Германии. В случае ее поражения неизбежно произойдет советизация Германии и будет создано коммунистическое правительство. Мы не должны забывать, что советизированная Германия окажется перед большой опасностью, если эта советизация явится последствием поражения Германии в скоротечной войне. Англия и Франция будут еще достаточно сильны, чтобы захватить Берлин и уничтожить советскую Германию. А мы не будем в состоянии прийти на помощь нашим большевистским товарищам в Германии.

Таким образом, наша задача заключается в том, чтобы Германия смогла вести войну как можно дольше, с целью, чтобы уставшие и до такой степени изнуренные Англия и Франция были бы не в состоянии разгромить советизированную Германию... По этой причине СССР будет оказывать помощь нынешней Германии, снабжая ее сырьем и продовольственными товарами.

В то же самое время мы должны вести активную коммунистическую пропаганду, особенно в англо-французском блоке и преимущественно во Франции. Мы должны быть готовы к тому, что в этой стране в военное время партия будет вынуждена отказаться от легальной деятельности и уйти в подполье. Мы знаем, что эта работа потребует многих жертв, но наши французские товарищи не будут сомневаться в целесообразности этих жертв. Их задачами в первую очередь будут разложение и деморализация армии и полиции. Если эта подготовительная работа будет выполнена в надлежащей форме, безопасность советской Германии будет обеспечена, а это будет способствовать советизации Франции.

Рассмотрим теперь второе предположение, т.е. победу Германии.

Некоторые придерживаются мнения, что эта возможность представляет для нас серьезную опасность. Доля правды в таком утверждении есть. Но было бы ошибочно думать, что эта опасность будет так близка и так велика, как некоторые ее представляют. Если Германия одержит победу, она выйдет из войны слишком истощенной, чтобы начать вооруженный конфликт с СССР, по крайней мере, в течение десяти лет.

Ее основной заботой будет наблюдение за побежденными Англией и Францией с целью помешать их восстановлению. С другой стороны, победоносная Германия будет располагать огромными территориями, и в течение многих десятилетий она будет занята их эксплуатацией и установлением там германских порядков. Очевидно, что Германия будет очень занята в другом месте, чтобы повернуться против нас... Позже все народы, попавшие под «защиту» победоносной Германии, также станут нашими союзниками. У нас будет широкое поле деятельности для развития мировой революции.

Поэтому в интересах СССР - Родины трудящихся, чтобы война разразилась между рейхом и капиталистическим англо-французским блоком. Нужно сделать все, чтобы эта война длилась как можно дольше в целях изнурения двух сторон. Именно по этой причине мы должны согласиться на заключение пакта, предложенного Германией, и работать над тем. чтобы эта война, объявленная однажды, продлилась максимальное количество времени».

- А я примерно в то же время сказал своим приближенным: - «Германия никогда не станет большевистской, - прервал пространную речь Сталина фюрер. - Скорее большевизм станет чем-то вроде национал-социализма. Между нами и большевиками больше сходства, чем различий. Я всегда принимал во внимание это обстоятельство и посему отдал распоряжение, чтобы бывших коммунистов беспрепятственно принимали в нашу партию. Национал- социалисты никогда не выходят из бывших либералов, но превосходно получаются из коммунистов...»

-Мало ли что ты там болтал! - возобновил свой монолог Вождь. - Часть Германии долгое время оставалась коммунистической! Но закончу характеристику своих предвоенных планов. «Нападение на СССР сулило Германии в 1941 году безнадежную войну в одиночку против всего мира. Как раз то, против чего он предостерегал в «Майн Кампф». Нападение же Советского Союза на Гитлера сулило нам блестящие перспективы завоеваний в Европе при поддержке, по крайней мере на первых порах, западной коалиции. При том, конечно, условии, что нам удалось бы напасть первыми. К сожалению, в 41-м мы к войне были неготовы... А уж раньше - тем более. Вот почему я так хотел этого союза! Хрущев: - Вот почему «Сталин после подписания пакта радостно восклицал в кругу соратников: «Обманул, обманул Гитлера!»

А не фюрер Вас обманул? - усомнился Ницше.

Нет, я - его! Гитлер, как ты в 1924 году описывал перспективы войны против Западной Европы в союзе с нами? - и говорить о России как о серьезном техническом факторе в войне совершенно не приходится. Всеобщей моторизации мира, которая в ближайшей войне сыграет колоссальную и решающую роль, мы не могли бы противопоставить почти ничего. Сама Германия в этой важной области позорно отстала. Но в случае такой войны она из своего немногого должна была бы еще содержать, Россию. Ибо Россия не имеет еще ни одного своего собственного завода, который сумел бы действительно сделать, скажем, настоящий живой грузовик. Что же это была бы за война? Мы подверглись бы простому избиению». К несчастью, я ошибся! В октябре 1941 года захваченные советские территории представляли собой «не что иное, как единую фабрику по производству оружия, построенную за счет снижения уровня жизни населения». Я даже не представлял себе, как далеко зашла подготовка СССР к войне против Германии и Европы. Цифры уничтоженной или захваченной в результате нашего внезапного нападения техники говорят сами за себя: 18 тысяч танков, 22 тысячи орудий, 14,5 тысячи самолетов. Плюс два с половиной миллиона пленных. Легко понять мое потрясение: вермахт начал поход на Восток всего с тремя с половиной тысячами танков!

Так что, несмотря на некоторое сходство, разница между нами, генералиссимус, все же есть!

-Конечно, есть! - согласился Сталин. - Да вот пусть Молотов про фюрера скажет, он его лучше знает, мы же с Гитлером никогда лично не встречались!

«Гитлер - крайний националист, - сообщил с важным видом Молотов, - ослепленный и тупой антикоммунист... внешне ничего такого особенного не было, что бросалось бы в глаза. Но очень самодовольный, можно сказать, самовлюбленный человек. Конечно, не такой, каким его изображают в книгах и кинофильмах. Там бьют на внешнюю сторону, показывают его сумасшедшим, маньяком, а это не так. Он был очень умен, но ограничен и туп в силу самовлюбленности и нелепости своей изначальной идеи. Однако со мной он не психовал. Во время первой беседы он почти все время говорил один, а я его подталкивал, чтоб он еще что-нибудь добавил.

Гитлер говорит: «Что же получается, какая-то Англия, какие-то острова несчастные владеют половиной мира и хотят весь мир захватить - это же недопустимо! Это несправедливо!»

Я отвечаю, что, конечно, недопустимо, несправедливо, и я ему очень сочувствую.

«Это нельзя считать нормальным», - говорю ему. Он приободрился.

Гитлер: «Вот вам надо иметь выход к теплым морям. Иран, Индия - вот ваша перспектива». Я ему: «А что, это интересная мысль, как Вы это себе представляете?» Втягиваю его в разговор, чтобы дать ему возможность выговориться. Для меня это несерьезный разговор, а он с пафосом доказывает, как нужно ликвидировать Англию, и толкает нас в Индию через Иран. Невысокое понимание советской политики, недалекий человек, но хотел втащить нас в авантюру, а уж когда мы завязнем там, на юге, ему легче станет, там мы от него будем зависеть, когда Англия будет воевать с нами. Надо было быть слишком наивным, чтобы не понимать этого.

Я проанализировал все попавшие в мое распоряжение сведения и пришел к выводу, что советская система была гораздо тотальнее германской, - начал философствовать автор «Заратустры». - Со мной вполне согласен один из соратников генерала Власова - Вильфрид Штрикфельдт. Не так ли?

Яволь! «И нацистский режим стремился к тоталитарной, всеобъемлющей власти, но она еще не достигла дьявольского совершенства сталинизма. В Третьем Рейхе все же сохранялись какие-то основы старой государственной и общественной структуры; еще не были задушены полностью частная инициатива и частная собственность; еще было возможно работать и жить, не завися от государства. Немцы еще могли высказывать свое мнение, если оно и не сходилось с официальной догмой, могли даже до известной степени действовать так, как считали лучшим. Хотя партийное давление и увеличивалось все более ощутимо... но эта форма несвободы в Германии оценивалась подавляющим большинством бывших советских граждан мерками сталинского режима насилия и поэтому воспринималась все же как свобода. И в этом была большая разница между нами».

Ницше оседлал своего любимого конька - теоретизирование - и не хотел с него слазить: - Еще одна разница между Сталиным и Гитлером идеологические основы установленных ими режимов. В относительно мононациональной Германии нацисты могли себе позволить строить свою политику на тезисе об «избранности» германской нации. В многонациональном Советском Союзе стабильной могла быть только та диктатура, которая опиралась на классовый признак разделения общества, а не национально-расовый. Гитлер сделал «врагами народа» и изгоями прежде всего евреев и иных эмигрантов цыган. Большинство же тех, кто поддерживал социал-демократов и коммунистов, либо были вынуждены покинуть Германию, либо были «перевоспитаны» пропагандой и репрессивными органами. Поэтому число казненных антифашистов исчислялось десятками тысяч, а не миллионами, как это было в СССР в отношении тех, кого сочли противниками коммунизма или линии партии, причем массовый террор начался еще в 1918 году, задолго до прихода герра Джугашвили к власти. Так или иначе, действия большевиков ущемили интересы десятков миллионов людей, и репрессиям подверглись представители самых разных слоев общества. Поэтому тех, кто досадовал на Сталина, в СССР было гораздо больше, чем в Германии - ненавистников Гитлера. Ведь фюрер, устранив Рема и его ближайшее окружение, не стал проводить в партии кровавую чистку. Не сажал в тюрьмы и лагеря рядовых коммунистов и социал- демократов. Вплоть до 20 июля 1944 года вообще не трогал вермахт. Не расстреливал и не отправлял за решетку без крайней на то нужды ни фабрикантов, ни помещиков, ни пролетариев, ни крестьян. И в результате обеспечил морально-политическое единство германского народа накануне войны и искреннюю любовь миллионов, не ведающих толком ни того, что творят сами, ни того, что вообще творят в рейхе фюрер с партией. Ибо информация тщательно фильтровалась министерством пропаганды, а «окончательное решение еврейского вопроса» проходило в условиях глубокой тайны.

А вот царская Россия не имела серьезных демократических традиций, которые могли бы повлиять на мораль населения в плане роста индивидуального сознания. К тому же национал-социализм провозглашал роль личности, тогда как коммунизм опирался на коллективизм. Кроме того, частнособственническая экономика России накануне революции 1917 года была развита гораздо хуже, чем в Германии в 1933 году, и здесь у большевиков было меньше материала, который они могли наследовать. Еще важнее было то, что идеология коммунизма в качестве главной цели провозглашала полную ликвидацию частной собственности. Последовательно проведя этот постулат в жизнь, Сталин так и не осознал, что тем самым существенно ослабил обороноспособность страны, понизив качественный состав армии и эффективность военной экономики. Обедненные вооруженных сил компенсировались количеством жертв на поле боя и в тылу.

Интересно, кстати, сравнить обе эти страны с Англией и США.

Черчилль и Рузвельт без малейших колебаний заставляли соотечественников нести все тяготы войны, в то время как Гитлер стремился по возможности облегчить участь немцев. Тотальная мобилизация рабочей силы в демократической Англии и довольно небрежное отношение к решению этой проблемы в Германии свидетельствовали о том, что, как ни странно, именно авторитарный режим стремился привлечь на свою сторону симпатии населения. Его руководители, не желая жертвовать собственным благополучием, не считали возможным вынуждать свой народ в полной мере переносить тяготы и лишения и старались путем уступок поддерживать у него хорошее настроение. Гитлер и большинство его соратников принадлежали к поколению солдат первой мировой войны. В ноябре 1918 года, когда вспыхнула революция, они сражались на фронте и с тех пор так и не смогли изжить в себе страх перед ней. Боязнь вызвать недовольство масс заставляла их тратить на производство товаров народного потребления, выплату пособий участникам войны и компенсаций женщинам, потерявшим в заработке из-за ухода их мужей на фронт, гораздо больше средств, чем тратили правительства демократических государств.

Сталин же в этом отношении переплюнул всех, превратив незавоеванные территории СССР в один военный лагерь!

И, наконец, последнее различие между двумя величайшими в истории тиранами. Господин Джугашвили искренне считал себя выдающимся полководцем, позволил себе облачиться в маршальский мундир, а также разрешил присвоить себе звания генералиссимуса и Героя Советского Союза и наградить полководческими орденами Победы и Суворова. Следовательно, ему требовалось внешнее признание своих полководческих качеств, - видимо, в глубине души он таил сомнения по поводу собственных заслуг. Герр Гитлер так и не присвоил себе никакого воинского звания, ни фельдмаршала, ни рейхсмаршала, да и без новых наград обошелся. Он остался ефрейтором с двумя Железными крестами, заслуженными на полях сражений Первой мировой, а в ставке облачался в мундир без знаков различия.

Коба отреагировал на последнее замечание весьма болезненно:

- Когда зашел разговор о присвоении мне звания Героя Советского Союза после войны, я возразил, что «не подхожу под этот статус. Героя Советского Союза присваивают за лично проявленное мужество. Я такого мужества не проявил и не взял Звезду. Меня только рисовали на портретах с этой Звездой. Когда я умер, Золотую Звезду Героя Советского Союза выдал начальник наградного отдела. Ее прикололи на подушку и несли на похоронах.

«Сталин носил только одну Звездочку - Героя Социалистического Труда. Я иногда надевал орден Ленина, - добавил Молотов. - Упорно предлагали одно время Москву переименовать в город Сталин. Очень упорно! Я возражал. Каганович предлагал. Высказывался: «Есть не только ленинизм, но и сталинизм!»

Сталин возмущался.

Сталин жалел, что согласился на Генералиссимуса. Он всегда жалел. И правильно. Это перестарались Каганович, Берия... Ну и командующие настаивали. Сталин был против. Сожалел: «Зачем мне все это?» Для чего ему какие-то внешние отличия, когда он был всем известный человек! Военные - это одно дело, а Сталин - политик, государственный руководитель. Суворов же не был государственным и партийным деятелем! Ему это звание было нужно. А Сталин - руководитель коммунистического движения, социалистического строительства. Это звание ему было не нужно. Нет, он очень жалел!»

А чего ж он согласился? - не выдержал Ельцин.

А ты бы отказался? «Сталин только один, имейте в виду, а генералов-то много. Потом, было, ругался: «Как я согласился?» Вождь всей партии, всего народа и международного движения коммунистического и только Генералиссимус. Это же принижает, а не поднимает! Он был гораздо выше этого! Генералиссимус - специалист в военной области. А он - и в военной, и в партийной, и в международной. Два раза пытались ему присвоить. Первую попытку он отбил, а потом согласился и жалел об этом». Обиженный Коба продолжал борматать:

- «Зачем это нужно товарищу Сталину? Подумаешь, нашли ему звание! Чан Кайши - генералиссимус, Франко - генералиссимус... Хорошая компания...»

Чего переживать из-за этого? Замечательное звание! Мне вот не успели присвоить! - с сожаление прошамкал подслушивавший Брежнев.

Но Сталин все же стал генералиссимусом, принял высочайшее звание царских полководцев и стал чаще изображаться в маршальской форме с красными лампасами на брюках - одной из главных примет формы царской армии... Он не только переименовал наркоматы в министерства, но и ввел форменные мундиры для чиновников - опять как при царе... - позлорадствовал Троцкий. - А как его бандиты старались изобрести какую-нибудь эксклюзивную награду к 70-летнему юбилею своего атамана! Проект указа «Об учреждении ордена Сталина и юбилейной медали», «О медали лауреата международной Сталинской премии»... Ничего нового они так и не придумали. Маловато мозгов у руководителей СССР!. От ордена Сталина, который по проекту «размещается за орденом Ленина»», наш генералиссимус отказался. Хватило мозгов...

Это — симптом внутреннего, тщательно скрываемого и от себя, и от других комплекса неполноценности, - выдал очередной диагноз Фрейд. - Это, кстати, касается и господина Брежнева. А герра Гитлера, как ни странно, нет, хотя они с господином Джугашвили и правда очень схожи!

Мне совсем не нужны внешние отличия власти в виде погон, позументов, лампасов и орденов, - пояснил Адольф. - Я прекрасно знал, что моя власть простирается и на рейхсмаршала Геринга, и на рейхсфюрера Гиммлера, и на других генералов и маршалов. И нисколько не сомневался, что я - великий полководец...

При этом отлично сознавая, что никто все равно не рискнет открыто утверждать обратное, - не преминул съязвить Ницше. - Но вернемся к нашим баранам сиречь тиранам. Морально-психологически они представляют собой два различных типа: фанатика преступных идей и принципов, каким был Гитлер, и беспринципного циника Сталина.

Главного различия между нами Вы, хоть и философ, все же не подметили. Я - победитель, он - побежденный! И этого уже не исправить! - гордо заявил Коба.

Будь у меня такие историки, как у тебя, да, впрочем, - и у Ельцина, или как в ваших новоявленных самостоятельных республиках Украине и Грузии, победителем во Второй мировой считали бы Третий рейх с Италией и Японией, а не СССР, США и Великобританию! - вслух размечтался Гитлер. - Но насчет Вас, генералиссимус, я, конечно, сделал ошибку. Хотя, почему, собственно, я?! Это мои генералы виноваты!

Генерал Гальдер:- В какой-то мере Вы правы майн фюрер! «Колосс-Россия, который сознательно готовился к войне... был нами недооценен... К началу войны мы имели против себя 200 дивизий... К 11 августа 1941 года после кровопролитных потерь Красной Армии мы насчитываем против себя уже 360 дивизий. И даже если мы разобьем дюжину таких дивизий, русские сформируют новую дюжину».

Генерал-полковник Гудернан не поддержал ни коллегу, ни фюрера:

- Военачальники рейха в проигрыше войны абсолютно не виноваты! Ответственность за это - на фюрере! Дело тут не только в недооценке противника, даже не в войне на два фронта, а в грубейшей политической ошибке, приведшей к катастрофе!

У Гитлера был единственный шанс добиться победы в России: выступить в роли освободителя ее народов от сталинской диктатуры, восстановить независимость Украины, государств Прибалтики и кавказских народов и сформировать антикоммунистическое российское правительство. Однако он не собирался сохранять СССР в качестве независимого государства, по крайней мере в европейской части страны. А Бероруссию, Украину и Прибалтику фюрер рассматривал лишь как жизненное пространство для германского народа. На этих территориях он не собирался создавать государства, пусть даже зависимые от Германии. А такая политика не позволяла сформировать массовые армии коллаборационистов и, наоборот, обеспечивала пополнение Красной Армии и антигерманских партизанских отрядов. Вот только один пример. Вскоре после занятия нашими войсками Львова капитан Теодор Оберлендер, занимавшийся формированием «восточных легионов», сумел добиться аудиенции у Гитлера. Он пытался убедить фюрера пообещать украинцам создание их национального государства. Гитлер прервал его доклад: «Вы в этом ничего не понимаете. Россия - это наша Африка, русские - это наши негры». Оберлендер позднее так суммировал свои впечатления от беседы: «С этим мнением Гитлера война проиграна».

А ведь были у нас шансы, были! Если бы не зверства гестапо и СД, не истребление евреев и славян, население СССР могло бы поддержать нас, выступи мы в роли их спасителей от Сталина! Ведь ни в одной другой войне, кроме Великой Отечественной, ни в одной другой стране, за исключением Китая, не воевали против своей Родины более полутора миллионов граждан!

- Расстрелять бы всех жителей СССР следовало - да ведь кем-то надо править! - зарычал кремлевский тигр.

Слушайте, давайте со мной заканчивать! - опять напомнил о себе ЕБН, слишком долго остававшийся даже не на вторых, а на десятых ролях.

Верно, давайте с ним, точнее, его кончать! - проявил энтузиазм Берия.

Ну что ж, приступим, - согласился Вождь. - Досье с компроматом на него составили?

Обижаешь, батоно, - закокетничал Лаврентий Павлович.

«Объективку» сочинили?

Заполнили. Специально двух экстрасексов... тьфу, экстрасенсов с эйдетической памятью нашел. Они все абсолютно помнят, что слышали, читали и видели!

Ты, Лаврентий, на плотских мыслях свихнулся. Щас Жукова позову с тобой разбираться!

Не надо, с меня одного раза хватит! К тому же не меня судить собираются, а этого ренегата!

Сталин в упор посмотрел на Ельцина - и сделал типичный вывод, приведший к смерти не однбй,

тысячу человек:

«Глаза бегают - значит, на душе нечисто!» Ты, отродье не нашего рода...

Я - природный русак! - оборвал его ЕБН.

Беляк ты! Совсем как Мао Цзедун. Тот «похож на редиску: снаружи он красный, а внутри -

белый».

Хватит ерунду пороть, понимаш! Говори, зачем вызвал меня в свою адскую зону?

«Какая сволочь! Лаврентий, прими меры» к товарищу... тьфу, господину Ельцину, - объединил две свои любимые фразы в одну Хозяин.

Берия тоже начал изрекать собственные цитаты, видимо, следуя примеру Генсека:

«Погоди, мы сейчас завяжем твои кишки в узел!» Товарищ Сталин, предлагаю провести оперативно-следственные действия в отношении подозреваемого свежеупокоенного экс-президента России Бориса Ельцина!

Основание?

- Серьезное подозрение в том, что он - агент влияния чеченских сепаратистов, который помог им многократно громить наши войска, что нанесло неизмеримый ущерб экономике, международному престижу страны и национальной гордости россиян!

От такого обвинения трудно отвертеться, - прокомментировал Ницше. - Даже лучшим адвокатам будет трудно доказать, что причина случившегося - не предательство, а обычная пьяная глупость.

Пропустить подозреваемого через следственно-судебный конвейер! - приказал генералиссимус.

Хор «вражьих голосов» запел «сталинские философские» частушки:

«Эх, подружки, ё-моё,

Пропою страдания.

Было раньше бытиё,

А потом сознание,

А теперь пошло битьё

А потом признание».

Для начала - в мой кабинет его! - распорядился Лаврентий Павлович. - Без иностранного свидетеля!

Почему без меня? Пытать его будете? - спросил философ Молотова.

И Вы поддались буржуазной антисоветской пропаганде?

Я слышал, что Сталин и Вы дали директиву органам НКВД применять пытки.

«Пытки?»

Было такое?

«Нет, нет, такого не было».

Обвиняют главного прокурора Вышинского, что он отменил юридическое право, людские судьбы решались единолично.

«Ну, его нечего обвинять, он ничего не решал. Конечно, такие перебарщивания были, но выхода другого не было».

Человека могли засудить по воле секретаря райкома...

«Могло быть. Настоящие большевики не могли перед этим остановиться в такой момент, накануне Второй мировой войны. Это очень важно».

Опять врешь, как сивый мерин! - донесся издалека голос Ельцина. - Я же читал постановление Центрального Комитета на этот счет! В секретном архиве нашел!

Не, он брешет, как мой верный пес! - то ли опроверг, то ли подтвердил Сатана. - Цитирую: «ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК... ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружившихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод».

Чего от своих-то прятаться? - закинул себе трубку в рот кремлевский горец. - Товарищ Ницше - душа близкой нам идеологии, пусть, как говорил Христос, познает истину. Только вот сделает ли она его свободным, как утверждает евангельское высказывание Иисуса, - это вряд ли! Ха-ха! Министр госбезопасности Абакумов, повтори, в чем ты признался на допросе!

«Мы можем бить арестованных. В ЦК меня и моего первого заместителя Огольцова многократно предупреждали о том, чтобы наш чекистский аппарат не боялся применять меры физического воздействия к шпионам и другим государственным преступникам, когда это нужно.

В следственной части у меня было разделение труда. Одни, малограмотные, выбивали показания из арестованных. Другие, с образованием, писали протоколы. Они так и назывались: «забойщики» и «писари».

...Тем временем экс-гарант очутился в адской мясорубке, присущей именно сталинскому режиму. Он даже не мог понять, в чьи именно воспоминания попал, - слишком много было тех, кто перенес все эти муки. В кабинете наркома госбезопасности Борис Николаевич знакомился с чекистскими методами дознания, что называется, на своей шкуре.

Пол был устлан ковром. На длинном столе для заседаний стояла ваза с апельсинами: Берия

угощал ими тех, кем был доволен. В глубине комнаты находился письменный стол, за которым сидел нарком и беседовал с расположившимся напротив своим замом Кобуловым. Ельцина поместили на стул рядом с Кобуловым, а слева от него уселся какой-то лейтенант...

Кобулов официальным тоном доложил:

Товарищ народный комиссар, подследственный Ельцин на первом допросе вел себя дерзко, но признал свои связи с врагами народа.

Борис Николаевич прервал Кобулова:

Это неправда! Меня не допрашивали! Яне признавал никаких связей с врагами народа... Преступником себя не признаю, так как никаких преступлений не совершал!

«Дайте нам человека, и мы найдем преступление», - Лаврений Павлович произнес любимый слоган сотрудников НКВД.

В тот же миг Кобулов со всей силой ударил Ельцина кулаком в правую скулу, тот откачнулся - и получил от сидевшего рядом лейтенанта удар в левую скулу. Хуки следовали быстро один за другим. Кобулов и его помощник довольно долго обрабатывали голову допрашиваемого - так боксеры стучат по подвешенному кожаному мешку. Берия сидел напротив и со спокойным любопытством наблюдал, ожидая, когда знакомый ему «эксперимент» даст должные результаты...

Убедившись, что у экс-президента «замедленная реакция» на примененные «возбудители», член Политбюол ЦК ВКП(б) Л.П. Берия поднялся с места и приказал кандидату в члены Политбюро ЦК КПСС Б.Н. Ельцину лечь на пол. Уже плохо понимая, что с ним происходит, тот опустился на пол и лег на спину.

- «Не так!»

Ельцин лег ногами к письменному столу наркома.

- «Не так!» -повторил оберпалач.

Допрашиваемый переместился головой к столу. Его непонятливость раздражала, а может быть, и смутила наркома. Он приказал своим подручным перевернуть арестованного и подготовить для следующего номера задуманной программы. Когда палачи (их уже было несколько) принялись за дело, Берия предупредил:

«Следов не оставляйте!..»

Они лупили жертву дубинками по обнаженному телу. Борису Николаевичу почему-то казалось, что дубинки резиновые, во всяком случае, когда его били по пяткам, что было особенно болезненно, он повторял про себя, может быть, чтобы сохранить ясность мыслей: «Меня бьют резиновыми дубинками по пяткам». Он кричал, - и не только от боли, но наивно предполагая, что громкие вопли в кабинете наркома, близ приемной, могут побудить палачей сократить пытку. Но они остановились, только когда устали.

Давай его в Гагры кинем! - дал указание Берия.

Заместитель начальника райотдела НКВД в Гаграх В.Н. Васильев (начальником отдела был будущий министр госбезопасности Грузии Рухадзе):

«Арестованных на допросах били до смерти, а затем оформляли как умерших от паралича сердца и по другим причинам... Арестованного били по несколько часов подряд по чему попало... Делалась веревочная петля, которая надевалась на его половые органы и потом затягивалась... Майор Рухадзе дал сотрудникам установку: «Кто не бьет, тот сам враг народа!»

Однажды я зашел в кабинет следователя, который допрашивал арестованного эстонца по подозрению в шпионаже на немцев. «Как он ведет себя?» - спросил я. «Молчит, не хочет признаваться во вражеских намерениях», - ответил следователь, заполняя протокол. Я внимательно посмотрел на арестованного и понял, что тот мертв. Обойдя вокруг него, я заметил кровь на разбитом затылке... Тогда я спросил следователя, что он с ним делал, и он мне показал свернутую проволочную плеть, пальца в два толщиной, которой он бил этого арестованного по спине, не заметив того, что тот уже мертв...

Словом, в помещении райотдела днем и ночью стоял сплошной вой, крик и стон...»

Рухадзе вознегодовал:

«Мой бывший заместитель преувеличивает: избивали только по ночам, днем в райотдел приходили посетители, и бить было невозможно».

Перебросьте арестованного в Сухановку! - приказал нарком.

В системе центральных тюрем подмосковная Сухановская занимала особое место - следователи недаром пугали ею своих подопечных. В подвальных камерах этого особорежимного заведения применялась новейшая пыточная техника, хотя тамошние костоломы не отказывались и от традиционных способов добывания признаний. Именно с нее началась томительная одиссея ельцинской души по архипелагу ГУЛАГ.

Для пыточной приспособили стовяшую вблизи церковь. Это был адский конвейер, на котором арестант проходил, за исключением судебной процедуры, все стадии - «оработки», начиная со следствия, кончая казнью. Тех, кого не расстреливали на месте, отправляли в Суханово на консервацию, сажали надолго в камеру-клетку. Койку на день надзиратель привинчивал к стене, но и тогда нельзя было двух шагов сделать без помех: табуретка, столик, параша тоже привинчивались. Узкое окошко закрыто козырьком, прогулки отменены. Ночной сон походил на пытку: койка, опускавшаяся от двери вдоль стены, имела наклон в сторону изголовья...

Дни, недели, месяцы без движения, без воздуха и света, без общения с людьми. Иногда к упорствующему узнику подсаживали соседа-провокатора. В этом случае приходилось целый день сидеть на краешке табуретки. Надзиратель поминутно заглядывал в глазок. За малейшее нарушение распорядка - карцер.

Потом экс-президент был переброшен в другое воспоминание.

... Летней ночью 1938 года агенты НКВД арестовали руководство труболитейного завода в Могилеве. Инженеров обвинили в организации диверсий, шпионаже, терроре, антисоветской агитации. Бросили в тесную камеру, закрыли наглухо окна, дверь и начали усиленно топить печь. Через несколько дней арестанты потеряли сознание, шестеро лишились ума. Местные следователи были изобретательны: упорствующим надевали на головы противогазные маски и нещадно били резиновыми дубинками. На ночных допросах переворачивали табуретку и сажали подследственного на заостренную ножку. Через две недели все, кроме Ельцина, подписали чистосердечные признания в контрреволюционной деятельности.

Тогда Борису Николаевичу усилили режим. В строго режимной камере № 6 - шестьдесят человек на 16 квадратных метрах. Стояли сутками, упасть на пол никто не мог, а небольшие нары у стены занимали уголовники. Они избивали «политических», отнимали последний кусок хлеба.

Весной 1939 года заводских перевели в тюрьму, большое трехэтажное здание, и начали по одному вызывать на заседание тройки. Первый вопрос задавали каждому: «Подтверждаете свои показания, данные на предварительном следствии?» Что они могли ответить? Подтвердишь - расстреляют, откажешься - забьют до смерти. И все же начальник заводской химической лаборатории отказался. Его тотчас вернули в тюрьму. Все сгинули - директор, главный инженер, конструкторы, мастера. И начальник лаборатории...

Ельцин, умирал с каждым из них. Но не сдался!

Пока Берия придумывал ему новые истязания, его отправили куда-то по этапу на поезде. В 4- хместное купе набили 25 человек. В дороге голодали, приехали скелетами в Москву в, так сказать, VIP- тюрьму для самых опасных «врагов народа» - ответственных работников государственного и партийного аппарата. К ним применялась особая технология. Нет, побои, пытки не упразднялись. Арестованных били, но не добивали, калечили, но не до смерти. Эта категория подследственных представляла собой ценный исходный материал для чекистских игр «Заговор», «Антисоветский центр», «Шпионское гнездо»...

И еще одно важное обстоятельство имели в виду Ягода, Ежов и Берия, сохраняя им жизнь (на время). Ответственные работники могли дать показания на самых близких Сталину людей, над головами которых дамоклов меч висел постоянно. И следовало быть готовым в любой момент выдать Хозяину компромат на попавшего в немилость родича или друга.

Следователей сюда подбирали из образованных, способных даже к вежливому обращению, обученных психологическим методам ведения допроса. Именно такой «добряк» доверительно объяснил Борису Николаевичу:

Мы знаем о Вас все. Нас интересуют лишь детали. Так что рассказывайте. И учтите при этом вот что. Лагеря бывают разные - дальние и ближние, тяжелые и не очень. Не поймите меня превратно: лагерей-санаториев у нас нет, но от Вас лично зависит — пошлем мы Вас на север, на лесоповал, или еще дальше - в Заполярье, где и леса нет.

Пожалуйста, подумайте о жене - Вы ей снились вчера - и о детях. Не надо смотреть на меня как на заклятого врага. У меня тоже есть дети, и я смотрю на них открытыми глазами, я честно исполняю свой долг, свой служебный и партийный долг.

Мои жена и дети, слава Богу, живы! - отбрил его Борис Николаевич.

Не надо всуе упомянуть Творца в ад... во Втором СССР. Учитывая прошлое и настоящее поведение членов Вашей Семьи, они все попадут к нам. И от Вашего решения сейчас зависит их будущее, когда они окажутся здесь!

И вообще: проявите сознательность. Вы ведь член партии, Вы меня понимаете. Я всего-навсего старший следователь, но докладывать наркому будут по моим материалам... И оставьте свои страхи. Да, мы применяем физические методы воздействия. Иногда. Это право нам дано для выявления опасных вражеских замыслов. Но Вас никто больше пальцем не тронет. Вы же остались патриотом, я верю, что Вы хоть и оступились, но готовы помочь родному государству... Ведь так? Я вижу - Вы никак не можете успокоиться. Я оставлю Вам несколько листов бумаги, вот ручка. Папиросы, пожалуйста, спички. Не курите? Ну тогда вот бутылка водки. А хотите, мы запустим Вас в воспоминания какого-нибудь алкоголика? Такого же, как Вы сами...

Это был самый сильный искус. Борис Николаевич на земле мог терпеть все: боль, страх смерти, позор, но не алкогольную ломку. В аду он выдержал даже ее.

Находились среди жерт|в НКВД люди, отважившиеся заявить на следствии и на суде о применении пыток. А иные из прокуроров, не успевшие освоить новейшую технологию государственного террора, предлагали занести заявления истязаемых в протокол. Когда об этом стало известно наркому внутренних дел, он потребовал от Вышинского пресечь все попытки оклеветать органы. В архиве сохранилось письмо Генерального прокурора на имя Берии, в котором он сообщает, что дал указание не фиксировать провокационные заявления.

Ельцин, стоически переживший на земле физическую боль и болезни, держался геройски: дерзил, заявлял о принуждении, пытках, писал жалобы, которые никто не рассматривал...Тогда к нему применили своего рода «метод контрастного душа: от «хорошего следователя» передали «плохому» - полковнику Лихачеву, который сразу ему заявил:

«Помни, что ты теперь уже не кандидат в члены Политбюро, а арестант, и разговоры с тобой будут коротки. Если будешь запираться в своих показаниях, будем бить тебя, как «Сидорову козу».

МГБ мне партийные должности не присваивало и не оно меня их будет лишать! А применять избиения подследственных в Советском Союзе никому права не дано. Лихачев заявил:

«Этот вопрос согласован где надо, мы самостоятельно не избиваем.

Но позволь, я же пока только подследственный и никем не разжалован, не приговорен!

«Иди сюда, - и Лихачев подвел допрашиваемого к окну, из которого была видна улица. - Вон видишь там народ, вон где подследственные, а ты уже осужден, от нас на свободу возврата нет, дорога одна - только в исправительные лагеря». Или в магилу!

Затем экс-предизента повели к министру МГБ Абакумову. Тот тоже посчитал своей обязанностью прежде всего предупредить арестанта:

«Будешь упорствовать, будем бить и искалечим на всю жизнь».

Но в Советском Союзе не допускаются подобные методы ведения следствия, это напоминает «ежовщину».

«Я тебе покажу «ежовщину», еще раз говорю, не будешь давать показания, искалечим на всю жизнь и все равно добьемся от тебя нужных показаний».

На протяжении месяца Ельцин проводил бессонные ночи в кабинете следователя Самарина. Обычно вызывали на допрос часов в 10-12 дня и держали до 5-6 часов вечера, затем в 10-11 часов вечера до 5-6 часов утра, а подъем в тюрьме был в 6 часов утра. Арестант понимал, что это тоже один из методов следствия, чтобы заставить говорить то, что нужно чекистам. Экс-президента обвинили в участии в заговоре, во главе которого стоит Жуков, против Сталина.

Я этого маршала никогда лично не встречал, ни в каком заговоре не принимал участия и точно знаю благодаря своему посту президента России, что Жуков никогда не был организатором несуществующего заговора против Сталина.

«Бывал на банкетах у Жукова и Буденного и других?»

-Нет!

«Врешь, перестань упорствовать, нам все известно».

Если вам все известно, что же вы от меня хотите? Уличайте меня тогда фактами.

«Я буду тебя уличать не фактами, а резиновой палкой».

Капитан Самарин схватил подозреваемого за плечи, ударил по ногам и повалил на пол. И началось зверское избиение резиновой палкой, причем били по очереди, один отдыхает, другой бьет, при этом сыпались различные оскорбления и сплошной мат. Ельцин так и не узнал, сколько времени они калечили его. В полубессознательном состоянии Бориса Николаевича унесли в «бокс». И так продолжалось в течение четырех дней и днем, и ночью.

На пятый день его опять вызвал заместитель начальника следственной части полковник Лихачев.

В кабинете присутствовал и следователь Самарин.

- «Ну, и после этого ты будешь упорствовать?»

Я ложных показаний давать не буду!

«Ну, что же, начнем опять избивать. Почему ты боишься давать показания? Всем известно, что Жуков - предатель, ты должен давать показания, и этим самым ты облегчишь свою участь, ведь ты посторонний во всей этой игре. Подумай о своей участи и начинай давать показания».

Сколько бы вы меня ни били, я никаких ложных показаний давать не буду. Я категорически вам заявляю, что я ни в какой организации не состоял и ни о каком заговоре ничего не знаю. И никогда антисоветскими делами не занимался. Я только не понимаю, где я нахожусь - в МГБ или у врагов Советской Родины, которые, прикрываясь партийными билетами и авторитетностью МГБ, творят такие преступления. И сколько бы вы меня ни били, из меня вы врага Советской власти и партии не сделаете. Моя совесть чиста перед партией и Советским правительством, я никогда антисоветским человеком не был, каким вы пытаетесь меня сделать искусственно. Ваши избиения я принимаю не от Советской власти, это не она меня избивает, а люди, которые забыли, кто они, где находятся и что творят. Так что я не знаю, кто из нас враг Советской власти - вы или я?

При этом Ельцин с ужасом осознал, что насчет антисоветчины нагло врет - благо палачи об этом не знали.

Самарин предложил Лихачеву:

«Видите, какой он, ему надо сейчас вломить так, чтобы он не очухался». Лихачев оказался более благоразумным:

«Сегодня мне некогда возиться с этой сволочью, а завтра «вложим» ему, если он до утра не образумится».

В течение последующего месяца почти ежедневно Самарин все время угрожал избиениями. За это время был составлен ряд протоколов, и все так, как считал нужным сам следователь.

Ничего у тебя, Лаврентий, с твоим ставленником Абакумовым не получается! - злобно констатировал Сталин. - Давно ты не имел тесных отношений с органами, занимался «оборонкой», подрастерял навыки. Тебя пока пощажу, а вот министр госбезопасности пусть в свои тюремные воспоминания отправляется. На его место поставим Игнатьева - и поручим ему «расколоть» этого предателя.

Далее ЕБН побывал во многих других тюрьмах, где испробовал на себе новые орудия пыток. В Лефортово использовались самые специализированные и изощренные инструменты наподобие хирургических. В Ростове действовали попроще: били по животу мешком, набитым песком, - в случае смертельного исхода врач удостоверял, что подследственный умер от злокачественной опухоли. В Баку специализировались на вырывании ногтей, в Ашхабаде били по половым органам...

Ельцин все выдержал - и не признался, чем очень огорчил Сталина и его свору. Впрочем, они куда больше горевали не оттого, что их новая жертва оказалась такой стойкой, а оттого, что им приходилось мучиться наравне с ним.

Игнатьев тоже не оправдал ожиданий Вождя. Он был обыкновенный партийный чинуша. Хозяин надеялся, что найдет в его лице второго Ежова, который разогнал органы, сформированные Менжинским и Ягодой, привел новых людей, сам ходил по камерам, допрашивал арестованных и калечил их. Игнатьев оказался слабаком: пунктуально исполнял все указания Генсека, требовал от подчиненных, чтобы те выбивали нужные показания, а сам сидел за письменным столом. Разочарованный Сталин ему пригрозил:

«Ты что, белоручкой хочешь быть? Не выйдет. Забыл, что Ленин дал указание расстрелять Каплан?»

Не давал я такого указания. Я после ранения практически без сознания лежал! - возразил Ильич. Генсек его не слушал:

«А Дзержинский сказал, чтобы уничтожили Савинкова. Будешь чистоплюем, морду набью. Если не выполнишь моих указаний, окажешься в соседней камере с Абакумовым... Если не добьешься признания, то с тебя будет голова снята».

Не получив нужного результата, Вождь, как он обычно поступал в таких важных случаях, сам вызвал следователя, сам его инструктировал, сам ему указал метод следствия, а метод единственный - бить... Бесполезно. Вот тут Игнатьева и свалил инфаркт.

Хрущев: - «Я лично слышал, как Сталин не раз звонил Игнатьеву... Это был крайне больной, мягкого характера, вдумчивый, располагающий к себе человек. Я к нему относился очень хорошо. В то время у него случился инфаркт, и он сам находился на краю гибели. Сталин звонит ему (а мы знаем, в каком физическом состоянии Игнатьев находится) и разговаривает по телефону в нашем присутствии, выходит из себя, орет, угрожает, что он его сотрет в порошок. Он требовал от Игнатьева: надо бить и бить, лупить нещадно, заковать их в кандалы. Если бы Сталин не умер, Игнатьев последовал бы в тюрьму за Абакумовым».

Пытаясь сломать Ельцина, как до этого Каменева, Зиновьева, Бухарина, Тухачевского и прочих,

Сталин фактически на общественных началах исполнял обязанности начальника следственной части по особо важным делам министерства госбезопасности. Новым следователям по его указанию предоставили номенклатурные блага, которыми одаривали чиновников высокого ранга, например, их прикрепили к Лечебно-санитарному управлению Кремля, хотя это им по должности не полагалось.

Черный нал, раздачу денег в конвертах, тайком, придумал Сталин: в его правление всему высшему чиновничеству и особо угодившим инквизиторам и палачам выдавали вторую зарплату в конвертах, с которой не платились не только налоги, но и партийные взносы...

Вот от кого «в наследство» я этот «обычай» получил! - подумал с отвращением Борис Николаевич. А вслух заявил:

Раз я перед самим Берией не спасовал, то уж Игнатьеву и подавно не поддамся!

Его продолжали всячески пытать. Но он, привыкший держать характер даже при сильной боли, не уступал, хотя страдал, как в те дни, когда его валили с ног инфаркты или когда он повредил позвоночник при авиакатастрофе в Испании.

Почему на меня здесь действуют адские муки?! - недоумевал ЕБН. - Я ведь в сталинские времена еще не жил, в его преступлениях не повинен. Нелогично как-то...

Все логично. Все жертвы того периода - не лично Сталина, точнее, не только его, а всего режима, прямым наследником которого явился твой режим... - Сообщил его гид по инферно.

Ложь! Я постарался создать совершенно противоположный социализму режим!

Теми же коммунистическими методами...

Неправда! Я никого не убивал, не сажал, даже не высылал насильно за рубеж...

Я имею ввиду, что твои якобы антикоммунистические реформы принесли твоей родине не меньше вреда, чем большевистские новации...

Вождь слушал эту дискуссию, досадливо морщась:

Здесь во втором СССР, все неправильно. Там, на земле, «есть человек - есть проблема; нет человека - нет проблемы». А тут ненужных или опасных личностей никак не истребишь! Только помучить можно! Впрочем, в твою эпоху, ренегат Ельцин, популярная российская пророчица Пугачева предупредила: «Если долго мучиться, что-нибудь получится». И у тебя тоже получилось дать нам довольно показаний, чтобы мы могли отдать тебя под суд...

Слово «довольно» едва ли уместно в сочетании со словом «суд», - сострил Ницше. - Ведь в любом судебном споре одна из сторон всегда остается недовольной.

Бывает, что и обе: судьи в России времен Ельцина часто бывали недовольны или малым размером, или полным отсутствием взяток, - проявил завидную осведомленность в новейшей истории Отечества Лаврентий Павлович.

А я слово «довольно» считаю вполне уместным в данной ситуации, - продолжил игру в остроумие не чуждый изящной словесности Вождь. - Ельцина судить - одно удовольствие. Многие процессы, которые я устраивал, заканчивались осуждением невиновных. Значительная часть - казнью виновных, но не в тех преступлениях, за которые их осудили. А ты-то на самом деле виноват в том, за что тебя сейчас судят! Лаврентий, будешь за прокурора, главное, четко формулируй обвинения! Если ты верно их изложишь, подсудимого начнет корячить!

Судья, естественно, - Вы? - догадался оберпалач.

А то ж!

А адвокат? - поинтересовался Ельцин.

Адвокаты в СССР были только на бумаге. Бумаги у меня нет, а то бы я тебя защитника нарисовал! - пошутил Хозяин. - Как там тебя на митингах призывали, предатель? "Борис, борись!", кажется? Товарищ Берия, берись за дело - и борись за его успешное завершение!

Ельцин - тайный агент империалистического лагеря! - нарком госбезопасности залез в привычную проверенную коллею.

Душенька экс-гаранта ничего не почувствовала.

Мимо! - злобно прошипел Коба, как будто играл в «морской бой».

Ельцин - союзник тех сил на Западе, которые хотели развалить СССР, и он в этом им помог, - перефразировал свое обвинение Лаврентий.

ЕБН затрясся, как при землетрясении. Но, верный своему принципу «Врать не стесняясь», все отрицал.

Да тебе вон даже Гитлер высшую награду рейха дал! - торжествующе заявил Берия, пальцем указывая на выжженное на астральной сущности экс-гаранта клеймо в виде Железного креста.

Против моей воли!

Врешь! Ад - самое справедливое место во Вселенной, тут каждый получает лишь то, что заслужил! Будешь отрицать, что деньги тебе империалисты давали на твои президентские выборы?

Буду!

Вызываю в качестве свидетеля обвинения товарища Сатану!

В кабинете явился повелитель преисподней - дьявольски довольный во всех смыслах слова.

Ага, Джугашвили, я все же тебе понадобился!

Сделай так, чтобы подсудимый сам себя разоблачил - лиши его возможности врать, как мы!

Нечестно заставлять обвиняемого свидетельствовать против себя! - попытался изобразить сторонника правосудия Борис Николаевич, но его робкая попытка была тут же оборвана лукавым:

Это ты будешь учить меня честности?! Ладно, раз захотел честности, будет тебе честность! Говори честно!

Запад действительно активно давал мне деньги под выборы. Миллиард долларов обещал Гельмут Коль. По полмиллиарда скинулись Ширак и Мейджор. Все переговоры с ними вел управделами Кремля Бородин. Весной 1996 года мой главный охранник Коржаков, Бородин и министр внешней экономики Давыдов летали в Рим на переговоры с итальянским премьером Берлускони. Встреча проходила на какой-то закрытой, чуть ли не конспиративной квартире. В итоге Берлускони выделил миллиард долларов - без отдачи. Все остальные давали деньги как бы в долг.

Но основную часть средств «отслюнявливали» под прикрытием инвестиций. Именно к началу предвыборной гонки над Россией буквально пролился золотой дождь иностранных кредитов. Полмиллиарда дали французы. Десять миллиардов - МВФ. Только за первое полугодие 1996 года наш внешний долг вырос на четыре миллиарда «зеленых», а внутренний - на шестнадцать.

Самую оригинальную помощь оказали американцы. Официально они не выделяли никаких кредитов: их вклад в дело демократии поступил к нам в виде... дипломатического груза. В марте 1996 года в Москву дипбагажом прибыла партия туго набитых мешков. Внутри их находились банковские упаковки на общую сумму в полмиллиарда долларов. Из аэропорта «Шереметьево-2» груз был доставлен в здание посольства США. Это был якобы специальный банковский резерв, присланный «на случай возникновения чрезвычайной ситуации, когда возникнет необходимость удовлетворить повышенный спрос на новые банкноты» - цитирую письмо посольства США в российский МИД.

В те дни как раз вводились в обращение стодолларовые купюры нового образца. Вот американцы будто и забеспокоились: а вдруг россияне бросятся в банки и обменные пункты, для того, чтобы обменять свои старые стодолларовые банкноты на новые. Тогда и было решено заранее приготовить достаточное количество новых банкнот, чтобы российские граждане не сталкивались с какими-либо проблемами на начальном этапе их ввода в обращение.

А что, ожидалась проблема в связи с получением новых купюр? - заинтересовался философ.

Никакого ажиотажа вокруг замены долларов, конечно же, не случилось, потому что вводу свежих ассигнацй предшествовала мощная пропагандстская кампания. Правительство США разъяснило, что старые доллары никто отменять не собирается: они будут иметь хождение наравне со свежими и лишь постепенно вытесняться из обращения.

А что заставило американцев размещать полмиллиарда в своем посольстве, гораздо проще ведь было отправить их в денежное хранилище Центробанка? И почему Россия оказалась единственной страной на планете, где подобный резерв почему-то потребовалось держать именно в дипломатическом представительстве? - не унимался автор «Заратустры».

Все дело в том, что полмиллиарда в посольстве долго не залежались. Официальные его представители потом признались, что купюры были проданы ряду российских банков. Деньги вывозились прямо из посольства, а расплата якобы шла уже по безналу, на территории США. Всей операцией лично руководил американский посол Томас Пикеринг. При переговорах с российскими ведомствами он прямо ссылался на указания Вашингтона, говоря, что американская сторона придает исключительное значение гладкому ее проведению. Банки - покупатели были те же самые, которые спонсировали мои выборы. А расплатились они с правительством США или нет - никто, понятно, проверять тогда - да и потом - не стал. Я таких указаний естественно, не давал...

Зачем нужно было именно таким хитроумным способом «растворять» полмиллиарда долларов на просторах СССР? - задал резонный вопрос Берия.

В тот момент в США тоже намечались выборы. Положение президента Клинтона было крайне сложным. Симпатии народа делились ровно поровну между демократами и республиканцами. В такой ситуации рисковать Биллу было не с руки. Окажи он прямую помощь мне, его противники обязательно использовали бы этот козырь против него. К вышеописанной же схеме придраться практически невозможно: следов нет, концы - в воду... Деньги, кстати, тоже.

Хочу заметить, - заявил новоявленный «прокурор», - что подсудимый Ельцин в той махинации рисковал еще больше, чем Клинтон. Статья 45 Федерального закона «О выборах Президента РФ» прямо гласит: «Не допускаются пожертвования в избирательные фонды со стороны: иностранных государств, организаций и граждан». Уже одного этого вполне хватило бы, чтобы снять Ельцина с дистанции или оспорить результаты голосования. Но... Кто же мог осмелиться поднять руку на гаранта Конституции?

По данному пункту обвиняемый виновен! - сразу вынес вердикт Коба. - Излагай далее, Лаврентий!

Я обвиняю бывшего президента России Ельцина в моральном разложении, выразившемся в систематическом и беспробудном пьянстве!

Да все члены сталинского Политбюро бухали не меньше меня! - завопил ЕБН.

Меньше! - хором заявили руководители СССР. - И хлебали мы вино, а не водку. Да еще при этом ухитрялись работать!

Все равно это - не обвинение советскому начальнику! - убежденно потряс призрачной головой

ЕБН.

С ним неожиданно согласился Молотов:

«Среди партийцев немало случаев морального разложения, злоупотребления спиртными напитками, хотя сразу после революции в стране были полностью запрещены производство и продажа алкогольных напитков».

Да? Был «сухой закон», как в США? - удивился Ницше.

«Был. Как будто. Я не ручаюсь. Да, пожалуй, был. Ленин же говорил на одном из съездов: «Не допустим никогда продажи водки и продажи икон». А мы продаем. Спорили об этом и пришли к выводу, что надо водку продавать. Другого выхода нет, надо было собирать деньги. Промышленность находилась в загоне».

Оказывается, истоки российского алкоголизма - в слабохарактерности Советской власти, то боровшейся с пьянством, то отпускавшей вожжи, - сделал аналитический вывод философ.

«А насчет алкоголизма - это дело мы слишком запустили, - признал Вячеслав Михайлович, - и поправлять его очень трудно, а необходимо... Крестьянская страна, а правый уклон преобладает. Социализм многим не нравится...

Почему пьет народ? Тут много истории, много и географии. Мы - северный район. Очень много пьют. Никогда так не пили. Богаче стали - раз. Более нервные - два. Наркотики нужны. Раньше пили меньше».

Смотря кто! - огрызнулся Ельцин. Взяв на себя роль адвоката, он судорожно искал аргументы в свою защиту, кляня себя за то, что в свое время плохо учил историю отечества. Наконец, подобно петуху из крыловской басни, ЕБН нашел в навозной куче фактов из жизни сталинского СССР «жемчужину», которая, как он верил, могла помочь ему опровергнуть обвинение в чрезмерном пьянстве - тем более, что он в качестве пункта обвинения воспринять свое любимое развлечение никак не мог:

А вы-то все сами с иностранными политиками как пили! И с немцами! И с английскими дружками: Бевином, Иденом, Черчиллем!

Никакие они нам не «дружбаны», - опроверг его Молотов. - «Бевин - это черчилливец. Враждебный... С Иденом можно было ладить. А с Бевиным - это такой, что невозможно. Этот Бевин был у нас на вечере в Лондоне. Ну, наша публика любит угощать. Мои ребята его напоили, изощрились так, что когда я пошел его провожать, вышел из дома, а он был с женой, такая солидная старушка, она села первой в автомобиль, он за ней тянется, и вот когда он стал залезать туда, из него все вышло в подол своей супруги. Ну что это за человек, какой же это дипломат, если не может за собой последить? Его напаивали, ему нравилось, а русские любят напоить».

На помощь советскому руководству пришел Главный маршал авиации А.Е. Голованов:

Вспоминаю эпизод, когда меня пригласили в Кремль на обед по случаю приезда Черчилля. «За столом было всего несколько человек. Тосты следовали один за другим, и я с беспокойством следил за Сталиным, ведь Черчилль - известный выпивоха, устроил за столом как бы состязание со Сталиным, кто больше примет спиртного.

Сталин пил на равных и, когда Черчиллся на руках вынесли из-за стола отдыхать, подошел ко мне и сказал: «Что ты на меня так смотришь? Не бойся, России я не пропью, а он у меня завтра будет вертеться, как карась на сковородке!»

А ты-то Россию едва не пропил! Согласен, мы были пьяницами, но ты-то - алкоголик. А я всегда утверждал, что «алкоголизм - это визитная карточка безволия», - заявил Вождь. - Так что, Лаврентий, перефразируй этот пункт обвинения: ренегат Ельцин обвиняется не в моральном разложении и пьянстве (этим грешило практически все советское руководство), а в том, что из-за своего пагубного пристрастия запустил работу и тем самым едва этим не загубил страну. Виновен!

Ельцин снова забился в конвульсиях.

Третий пункт обвинения, - огласил Берия, - предательство коммунистических идеалов и развал партии, в которую он вступил в 1961 году.

Не было у меня никаких таких идеалов! - завопил ЕБН.

А что же ты писал обратное в своей «Исповеди на заданную тему»?

Я сделал это, потому что в то время «искренне верил в идеалы добра и справедливости, которые несла в себе партия».

Зная биографию родителей Бориса - его раскулаченного деда, репрессированного отца и высланного в захолустное село Березники «как политически ненадежного» дядю, где следом за ним оказались попав в страшные лишения и барачную грязь, и сам Николай Ельцин с маленьким Борисом, можно усомниться в искренности слов моего подопечного, - опроверг своего спутника Ницше. - Вряд ли беды его родных

подтверждают «добро и справедливость». Просто партия была для Бориса, решившего сделать служебную карьеру, необходимым условием.

- Не ври! - напомнил Сатана.

Я вступал в ряды КПСС, затаив в глубине души жажду мести за своих близких, и вовсе не «с восторгом перечитывал Маркса и Энгельса» (как некогда заявлял прессе). Компромисс со своим мировоззрением был необходим. Перспективы имелись только у тех, кто готов был влиться в партийный аппарат. Потому, скрывая свои истинные чувства, я громко рассуждал с партийной трибуны о верности генеральной линии партии.

Мой расчет оправдался. Уже спустя два года после вступления в КПСС, а именно в 1963 году, я получил новую квартиру. Меня резко повысили по службе, сделав начальником Свердловского домостроительного комбината. Наша семья с радостью покинула «скворечник» с закопченной печкой-«буржуйкой» и холодной комнатой в «хрущобе» и переехала в центральную часть города, на проспект Ленина, в новую пятиэтажку.

Позднее, в книге «Записки президента» я открыто признался, что никогда коммунистом не был.

«Когда я вернулся из своей первой поездки по США - это было осенью 89-го года, - против меня развернулась известная кампания травли в газетах, на телевидении. В Америке во время одного из интервью я сказал такую фразу: пролетев над статуей Свободы, я сам стал внутренне свободным. В Москве это вызвало переполох. Моей поездкой занялась специально созданная парламентская комиссия... Да, тогда я изменил свое мировоззрение, я понял, что КОММУНИСТ я по исторической советской традиции, по инерции, по воспитанию, но НЕ ПО УБЕЖДЕНИЮ».

Короче, ты стоял за компартию, чтоб не сидеть, - выдал новый афоризм Ницше.

Так что, когда 12 июля 1990 года на XXVII съезде КПСС на меня накинулась горбачевская свора, я был уже готов к решительному шагу: демонстративно положил партбилет и объявил о своем уходе из партии. Шла прямая трансляция съезда, и эти кадры видела вся страна. Они стали прекрасной рекламой мне как будущему президенту.

Что ж, ты доказал, что вступил в КПСС не из-за веры в ее идеологию, а ради карьеры. Но это

твоей вины в разрушении партии и в предательстве ее идеалов не снимает! - зашипел Коба. - Карл Маркс и Фридрих Энгельс, основоположники марксизма, написали: «Призрак бродит по Европе - призрак коммунизма!» Теперь же по территории бывшего Советского Союза и социалистического лагеря тоже бродит призрак коммунизма - убитого тобой. С одной стороны, исполнилось еще одно предсказание классиков марксизма. С другой стороны, за то, что оно исполнилось, тебя, господин Ельцин, следует, с моей точки зрения, осудить на вечные муки. И мы попросим товарища Дьявола их тебе обеспечить!

- Разве Ленин только что не утверждал, что борьба с любой властью, данной от Бога, - сатанинское дело?! Почему же Сатана меня за борьбу с властью КПСС наказывать должен? - съязвил ЕБН.

Суд и обвинение не сумели отразить этот демагогический выпад подсудимого.

Туше! - порадовался остроумному парадоксу лже - Виргилий.

Берия все тщился задать неожиданный вопрос, который бы поставил обвиняемого в тупик, и, кажется, придумал:

Ты зачем в России транспорт развалил?

От нокаута экс-президента спасла многолетняя привычка отвечать бессмысленным враньем на дурацкие упреки:

-Гитлер же говорил, что бесперебойная работа транспорта - обязательное условие для захвата страны. Вот чтоб ни китайцы, ни американцы не соблазнились, я на него хрен и положил!

Почему утечку мозгов допустил?

А ну их, ученых! Ходят, денег просят. Тут для своих не хватает, понимаш! Пусть яйцеголовых америкосы кормят, а результаты их исследований мы потом в готовом виде за нефть купим!

От таких откровенных ответов все присутствующие опешили. Сталин на время взял себе роль также и обвинителя:

На предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа Москвы 11 декабря 1937 года я сказал:Если капиталистические страны, то там между депутатами и избирателями существуют некоторые своеобразные, я бы сказал, довольно странные отношения. Пока идут выборы, депутаты заигрывают с избирателями, лебезят перед ними, клянутся в верности, дают кучу всяких обещаний. Выходит, что зависимость депутатов от избирателей полная. Как только выборы состоялись и кандидаты превратились в депутатов, отношения меняются в корне. Вместо зависимости от избирателей получается полная их независимость. На протяжении четырех или пяти лет, то есть до новых выборов, депутат чувствует себя совершенно свободным, независимым от народа, от своих избирателей. Он может перейти из одного лагеря в другой, он может свернуть с правильной дороги на неправильную, он может запутаться в некоторых махинациях не совсем потребного характера, он может кувыркаться как ему угодно, - он независим». Зачем обвиняемый уготовил советскому народу столь пагубную участь, введя так называемую демократию?!

Лучше моя демократия, чем твоя диктатура!

Когда несколько банд, представители которых неизбежно составляют правительство, грызутся между собой, гражданам куда легче жить, чем при режиме, в котором правит одна банда во главе с несменяемым вожаком, - развил мысль своего спутника Ницше.

Ага, значит, я узурпировал власть! - захохотал Хозяин. - А вот послушайте одну цитату: «Происходило немыслимо сосредоточение власти в руках одного должностного лица, действия которого почти не ограничивались ни законом государства, как замышлялось романтиками демократического переустройства России, ни партийным уставом, как при коммунистах. Парламент, правоохранительные и судебные системы, независимая пресса стали фикциями. Зажиревшие «новые русские» поддерживали вождя, каким бы он ни был, ибо при нем ничто не угрожало их кошельку...» Это про тебя или про меня, Сталина, сказано?

Я, по крайней мере, никого не расстреливал!

При мне весь народ (за редким исключением) засунули свои языки трубочкой себе в задницы. После моей смерти «дорогие россияне» языки из анусов извлекали лишь во время кухонных разговоров да рассказывания анекдотов. А при тебе все болтали всякую ерунду без опаски, пока ты пребывал в пьяной дреме. «Нельзя зевать и спать, когда стоишь у власти!» Царствовать, лежа на боку, только у пушкинского царя Додона из «Сказки о золотом петушке» получалось!

У меня тоже получалось! - отбрехнулся ЕБН. - И тем не менее я ухитрился разрушить ваш дурацкий «социалистический способ ведения хозяйства»! - Ельцин прибег к стратегическому принципу «лучшая защита - это нападение».

Выйдя из Первой мировой и Гражданской войн, за кратчайшее время, с 1922 по 1925 годы, СССР встал на ноги и сумел добиться очень впечатляющих результатов. К 1923 году были восстановлены дореволюционные посевные площади. Два года спустя валовый сбор зерна на 25 процентов превысил наиболее удачный сбор за предыдущее пятилетие. К 1928 году по основным экономическим показателям, в том числе и по национальному доходу, страна достигла довоенного уровня. Зарплата рабочих поднялась на 94 процента. В плане денежной реформы золотой червонец сразу завоевал твердое место на международной бирже и стоил 5 долларов. (Вот бы нам такой курс! - с завистью подумал ЕБН.) Даже после 1945 года СССР смог быстро восстановиться. А ты разрушил вполне функционировавшую экономику!

Ты почему тогда голодоморы допускал?! Твой режим добился успехов, уничтожив множество народа! По некоторым подсчетам - 90 миллионов!

Глупость1 Давай посчитаем. Население России в 1913 году - 145 миллионов. Перепись 1939 - уже 190 миллионов. В 70-е годы в Советском Союзе жило под триста миллионов. Если были такие массовые репрессии, то как же население сумело вырасти вдвое за столь короткий период - да еще с учетом военных потерь!

Кроме того, я заботился о повышении рождаемости, о снижении детской смертности. А ты? Нашим соотечественникам, живущим за рубежом, по сраведливости надо было платить, чтобы они в твою Россию переселялись, а ты им препоны всяческие ставил: семь лет надо ждать, дабы получить гражданство РФ! Я вон всех эмигрантов приглашал, власовцев забирал - и в лагеря. Пусть трудятся на благо социалистической Родины!

А чего ж ты устраивал переселение целых народов во время и после войны?!

За онемевшего от такой наглости Вождя ответил Молотов:

«Это сейчас мы стали умные. Все-то мы знаем и все перемешиваем во времени, сжимаем время в одну точку. Во всем были разные периоды. Так вот, во время войны к нам поступали сведения о массовых предательствах. Батальоны кавказцев стояли против нас на фронтах, били нам в спину. Речь шла о жизни и смерти. Разбираться было некогда. Конечно, попали и невиновные. Но я считаю, сделано это было в то время правильно». Ты-то сам чего войну в Чечне затеял? Мы чеченцев депортировали, а ты их бомбил!

Я бандитов усмирял! А невинные мирные жители попутно страдали!

Так и мы не только невинных вывозили с родных мест, врагов Советской власти среди депортированных тоже насчитывалось достаточно!

Почувствовав, что вопрос исчерпан, Берия изложил новый пункт обвинения:

Прячась за демократическими принципами и заявляя о ликвидации социального неравенства и лишении партийных и госруководителей всех привилегий, подсудимый обеспечил себе лично и своей семье царский образ жизни!

Я всего лишь подражал товарищу Сталину и членам евонного Политбюро! - съязвил ЕБН. - Я посетил все его госдачи на Кавказе - у озера Рица на самом устье реки Лашупсе, в Сочи, под Гагрой - на Холодной речке, в Мюсерах (около Пицунды), в Цхалтубо. И еще в Кисловодске. Посмотрел их, восхитился и решил: а чем я хуже?

Хуже тем, что я пьянствовал, но тем не менее правил. А ты пил - но страной не управлял! Обвинение в роскоши - снять, хоть оно и соответствует действительности, потому что для нас, партийцев, роскошь - это обычный стиль жизни. По остальным пунктам обвинения - виновен. Что там дальше, Лаврентий?

Полное разрушение монополии на внешнюю торговлю, что позволило перевести огромные валютные потоки из госказны в частные карманы.

Молотов при этих словах пустился в воспоминания:

«Был зампредсовнаркома Грузии Мдивани, оппортунист. Он допускал ввоз иностранных товаров в Батуми. Я присутствовал на Политбюро, когда его Ленин спросил: «На что Вы ориентируетесь?» Мдивани ответил: «Ориентируемся на дешевый товар!» Это марксист - на дешевый товар!

Ленин был против всякого ослабления монополии внешней торговли. В первые годы революции фактически допускался приход иностранных кораблей. Они могли завалить нас товарами. Вот тут был спор. Ленин был горячий сторонник безусловного закрытия такой «внешней торговли». Можно в частном порядке, но надо твердо держаться монополии внешней торговли. А грузины, вот Мдивани, вывозили черную, паюсную икру... Он явно оппортунист был. Старый коммунист, большевик считался, но гнилой такой». Как ты, Ельцин.

А зачем спиртовую, нефтяную, газовую монополии отдал буржуям? - вопросил Берия. - Теперь вон твои преемники пытаются их обратно вернуть!

Это они для населения комедию ломают - уточнил Сталин. - На самом деле такой порядок их весьма устраивает. Ладно, хватит возиться с этим ренегатом, времени жалко, нужно срочно организовывать адскую революцию. Объявляю приговор: виновен по большинству пунктов. Осужденный Ельцин, «Ленин оставил нам великое государство», а ты и твои приспешники «его просрали». Я предлагаю в качестве наказания просить товарища Сатану направить тебя во Второй СССР на вечное перевоспитание!

Есть другие мнения?

Есть! Давайте предложим товарищу Ельцину добровольно вступить в Совет Народных Комиссаров, - слова долго молчавшего Ленина прозвучали, как гром среди ясного неба.

Как это, Владимир Ильич? - опешил даже «кремлевский горец».

Помните, я учил: «Революция - дело тяжелое. В беленьких перчатках, чистенькими ручками ее не сделаешь. Да и партия - не пансион для благородных девиц... Иной мерзавец может быть для нас именно тем и полезен, что он мерзавец...» Товарищ Ельцин вполне под это определение подходит.

Но он же ренегат?!

А Вы сами, Иосиф Виссарионович, разве не ренегат, предавший идеалы революции?! А Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Каменев и прочие, которые столько раз заставляли буксовать колесо революции, мешали мне?! Ельцин, конечно, фигура не такого масштаба, но все равно величина в коммунизме крупная. Пить в аду невозможно, так что всю его неуемную энергию можно перевести на работу. Ведь он наш до мозга костей - наше воспитание, наша идеология, наши методы (ну, за исключением террора ). Де-факто он последовал Вашему примеру, товарищ Сталин: воспользовавшись слабостью существующего правительства, сверг его и установил свой режим. И главное: реально наказать его мы все равно не сможем.

Коба умел мгновенно менять курс, когда чувствовал выгоду:

А что, отличная идея! У тебя есть шанс реабилитировать себя, Ельцин! Присоединяйся к нам! Да не беспокойся. Получишься немного, постажируешься у Ягоды или Ежова, или Берии, - справишься! Дело-то палаческое несложное! А вербовать шпионов и агентов влияния ты умеешь превосходно. Что касается демагогии, то и Жданова, и Суслова ты переплюнешь. Так что, лады, оставайся с нами. Мы тебя примем в СНК...

Так я же предатель, если тебе верить?!

Ну, если Владимир Ильич нашел возможным Троцкого взять... И тебя порекомендовал...

Не пойду! Я в аду оставаться не собираюсь!

Смотри! Когда твои жена и дочки пойдут к нам, они ответят за твои грехи.

Если бы душа могла бледнеть, Ельцин бы побелел. Тем не менее он мужественно выдержал удар:

Их не за что в пекло... - и тут же осекся. Потом собрался с духом: - Я надеюсь, что они искупят добрым поведением на земле и мои, и свои прегрешения.

Ха-ха-ха! - издевательски засмеялся Сталин. - С их-то миллионами наворованных тобой долларов?!

Я передам им наверх свое послание, - не уступал ЕБН. - В вещем сне... A если уж случится самое худшее, возьму в свою зону - она, как я понял, начинает формироваться...

Ельцинская Россия - это только искореженное отражение СССР, - объяснил Иосиф Виссарионович. - Ты мучил своих родных там - будешь мучить и у себя в зоне.

Это все же куда лучше, чем над ними будут издеваться ты или Берия!

Спорный тезис, - зафилософствовал Ницше. - По-моему, от своих терпеть муки куда обиднее и больнее, чем от чужих.

Ельцин тоже был мастером выдавать неординарные решения и никогда не боялся менять курс. И сейчас доказал это:

А почему бы вам всем вместе со мной не раскаяться, не обратиться к Богу, не попросить прощения у Него - и восстать против Дьявола? Тогда я к вам с радостью присоединюсь...

Так мы и готовим революцию в аду! - заявил Ильич.

Вы собираетесь совершить ее для установления своей власти, а не Божьей!

Ленин в очередной раз доказал, что как полемисту ему не было равных:

Если любая власть от Творца, то, если и когда мы захватим власть, она сразу станет Божьей!

Ельцин не смог ответить толком, поэтому прибег к излюбленному приему: обвинил собеседника в

демагогии. Укор этот тут же вернулся к нему бумерангом:

Не Вам, господин перебежчик в буржуазный стан, уличать кого-либо в демагогии! Это все равно что шакалу ругать лису за мясоедство!

Ладно, не будем спорить о терминологии, понимаш! Вы по сути принимаете мое предложение или нет?

Тут в разговор встрял российский философ Владимир Соловьев:

- «Христианство учит отдавать свое, а социализм - брать чужое». По плану Вседержителя из хаоса был создан мир. По плану Ленина-Сталина из мира возродится хаос. Так что их обращение к Христу совершенно невозможно!

В кои-то веки господин буржуазный философ архиправ, и предложение мне перейти в религиозный стан мог сделать только «идиот мысли», у которого «туманом голову заволокло». Всю жизнь я боролся с религией, этим, по меткому выражению Маркса, «опиумом для народа» - и теперь вдруг поворот на 180 градусов? Это невозможно. Что подумают о Ленине сотни миллионов российских граждан и зарубежных пролетариев, убитых и убивших ради моих богобоческих идей?

М-да, смешно даже представить себе такое, - разулыбался Ницше.

«Я вовсе не нахожу ничего смешного в заигрывании с религией, но нахожу много мерзкого...»

Если вы раскаетесь, мы вас простим и будем молить за вас Господа, - заявили с неба 28 мучеников-епископов, погибших в первые четыре года после революции.

Ленин и Сталин молчали...

В январе 1918 года население Святой Руси, кстати сказать, почти поголовно православное, начало осквернять храмы и монастыри. Впрочем, в Москве местные «якобинцы» и «санкюлоты» положили тому пример еще во время захвата Кремля в ноябре 1917 года. «Летучие отряды» во время «продовольственной диктатуры» истребляли сельских священников. К концу 1918 года закрыли 600 монастырей. Монахов перестреляли. И в 1919 году продолжали в том же духе.

Молотова «прошибло» на ностальгию:

«1921 год, начало нэпа, голод. Зашел разговор - нужно покупать хлеб за границей. Для этого необходимы ценности. Ленин говорит: надо, чтоб церковники помогли. Если эти ценности мы заберем, попы будут поспокойней себя вести. Если начнут сопротивляться - опять-таки нам выгодно, они на этом подорвут свой авторитет: держатся за свои богатства, когда народ голодает. В любом случае мы выиграем с точки зрения борьбы с религиозными настроениями».

Оказывается, это Вы, герр Ульянов, подложили идеологическую антицерковную базу под грабительскую практику российских народных масс! Похвально! - одобрил великого пролетарского трибуна - безбожника великий буржуазный философ-антиклерикал - И логично! Поскольку идеологии марксизма придается характер Священного Писания, то религия становится силой враждебной.

Наиболее характерной в этом аспекте явилась написанная в марте 1922 года моя работа «О значении воинствующего материализма», - похвастался Ленин. - На долгие годы она стала каноническим пособием по охоте за «идеалистическими еретиками». Самое главное в ней - слово «воинствующий». Уже там у меня были конкретные личности - профессоры Р. Виппер и П.Сорокин. С ними и целой армией им подобных господ я призвал вести священную войну. Как раз в это время мы вели операцию по изъятию церковных ценностей.

Церковь хотела сотрудничать с «Помголом». Ей запретили. Зато 23 февраля 1922 года вышел декрет ВЦИК о насильственном изъятии церковных ценностей - в помощь голодающим. В секретном письме членам Политбюро я писал: «Именно теперь и только теперь, когда в голодных местностях едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и поэтому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией^ не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления».

19 марта 1922 года я уточнил: «Чем большее число представителей духовенства и реакционной буржуазии нам удастся по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы они на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении не смели и думать... Крестьянские массы будут либо сочувствовать, либо окажутся не в состоянии поддержать духовенство».

Мы сознательно провоцировали: не разрешая отдать ценности добровольно, устраивали погромы храмов. Это вызвало сопротивление во многих местах. В ответ в марте 1922 года по моему приказу начались групповые аресты, показательные процессы и расстрелы духовенства. В 1922 году только по суду уничтожили священников 2691, монахов и монахинь - почти 6 тысяч. В СЛОНе без всякого судебного фарса ликвидировали не меньше 15 тысяч церковнослужителей.

Конфискованное церковное имущество было вместе с другими драгоценностями царского времени продано для закупки оборудования и оружия за рубежом, для поддержки неудавшейся немецкой революции 1923 года.

В ноябре 1921 года компартия Германии получила 5 тысяч марок золотом. Товарищ Фрунзе увез миллион рублей золотом Кемалю Ататюрку на развитие революции в Турции. В марте 1922 года (когда начиналась кампания по изъятию церковных ценностей) по бюджету Коминтерна распределили 5 536 400, а через внебюджетные фонды - 600 тысяч золотых рублей на революцию в Корее, 13 тысяч - компартии Эстонии, 15 тысяч - компартии Финляндии, 20 тысяч - компартии Латвии. Ну, и еще нужно было кормить 2 с половиной миллиона «совслужащих».

В 10 раз больше всего «аппарата» царских времен! - охнул Ницше.

Оказывается, моя политика увеличения числа чиновников как оплота решида - ленинская! - подумал с ужасом ЕБН.

Но ведь продажа за бесценок сокровищ за границу не спасла положения, - Ницше пытался спровоцировать Ильича на откровенность, но тот и не собирался скрывать своего мнения:

Мне и товарищам важно было подавить церковь, лишить ее возможности конкурировать с марксистской идеологией в умах и сердцах людей, а заодно и материально подкрепить власть большевиков. Я так и писал членам Политбюро: «Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы сможем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого фонда никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности, и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности, совершенно не мыслимы. Взять в свои руки фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь. Все соображения указывают на то, что позже сделать нам этого не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс...»

Лев Давидович пустился в воспоминания:

Товарищ Ленин умел говорить Афористично. «Газеты особенно ухватились за его слова «грабь награбленное» и ворочали их на все лады: и в передовицах, и в стихах, и в фельетонах.

И далось им это «грабь награбленное», - с шутливым отчаянием говорил раз Ленин.

Да чьи это слова? - спросил я. - Или это выдумка?

Да нет же, я как-то действительно это сказал, - ответил Ленин, - сказал да и позабыл, а они из этого сделали целую программу. - И он юмористически замахал рукой».

Как просто и как цинично! - восхитился Фридрих. - Грабить церкви, оказывается, надо вовсе не для того, чтобы спасти голодающих Поволжья. Есть гораздо более важная задача: обеспечить советскому правительству золотой запас, чтобы оно могло увереннее разговаривать с «империалистами» на Генуэзской конференции! И одновременно попытаться поднять крестьян против церкви. Все очень верно рассчитано: голодные легче поверят пропагандистским утверждениям, что подлецы-церковники не хотят поделиться с погибающими от неурожая своими сокровищами. Хотя церковь не раз предлагала сама организовать помощь голодающим, но власти это было не нужно. Лучше было изъять все, до последнего, силой. Страху навести, да и больше достанется!

И мы начали грабить, - продолжал откровенничать Ленин. - С икон сдирали драгоценные оклады, изымали священные сосуды, другую церковнаую утварь. Сопротивляющихся прихожан арестовывали - всего произошло почти полторы тысячи столкновений верующих с милицией и чекистами.

Был ли постигший тебя удар Божьей карой за все это или нет? - прервал его ликующие разглагольствования Ельцин.

С ним в спор тут же вступил его «Виргилий»:

Если принять версию с Божьим наказанием, возникает вопрос: почему инициированный Ульяновым «красный террор» не вызвал немедленной негативной реакции Небес? Может, Божьему терпению пришел конец, только когда вождь большевиков залез к церкви в ее карман? Да и Сталин почему получил смертельный инсульт только в 73 года?

А за что нас Творцу карать? - начал ерничать Коба. - Освобождая церковь от собственности, мы действовали в полном соответствии с заветами Христа и святых отцов! «Святой Франциск учил жить без собственности. Один монах его спросил: «Можно ли мне иметь хотя бы мою Библию?» И он ответил: «Сегодня у тебя - «моя Библия». А завтра ты уже прикажешь: «Принеси-ка мне мою Библию». Евангельские притчи на сей счет даже цитировать не буду - их все знают.

Возникшее неловкое полчание заполнил Молотов, любивший поболтать на исторические темы:

«К Владимиру Мономаху ходили многие - евреи, христиане и прочие. Это по тому не подходило, это по другому... Магометанство не подходит, потому что «веселие Руси есть питие» - вот откудова пошло. А православие допускает и благолепие большое, значит, украшение».

Не мешало бы Вам историю собственной страны получше проштудировать, герр Молотов, - не преминул уличить «каменную жопу» в невежестве Ницше. - Византийскую религию выбрал не Мономах, а его тезка и прадед Владимир Красное Солнышко, живший веком раньше!

Вячеслав Михайлович, ни [чуть не смутившись, продолжил разглагольствовать:

«В общем, конечно, это было не так фактически, а было желание быть поближе к Западу, к культуре, чем к мусульманам на Востоке. И вот повернули на Запад - там культура была выше, казалось, это единственное, что может поднять нас, - именно поворот на Запад.

Надо сказать, и Сталин не был воинственным безбожником. Конечно, прежде всего, он был революционером и продолжал линию Ленина против поповщины».

Это так, - согласился Коба. - К примеру, после опубликования Закона о всеобщей воинской обязанности в сентябре 1939 года в тюрьмы и лагеря начали поступать верующие, которые отказывались брать в руки оружие по религиозным убеждениям. Изданный еще в 1919 году Декрет СНК РСФСР об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям давно на практике не соблюдался, но верующие могли все же находить в нем оправдание и защиту перед властями. Теперь же выбор оказался сведен до дилеммы: или служба в армии, или тюрьма. Тогда же, в сентябре тридцать девятого, Ворошилов заявил на сессии Верховного Совета, что в СССР нет людей, не желающих брать в руки оружие.

А в остальном я ленинскую линию в отношении религии продолжал и даже ужесточил. Некоторые послабления сделал лишь во время войны.

Ну, ладно, если отношения с Русской Православной Церковью у вас безнадежно испорчены, то почему не привлечь в союзники Римско-Католическую? - сделал еще одно уникальное по своему цинизму предложение Ельцин. - Ведь Ватикан и РПЦ во многом не согласны друг с другом.

«Ватикан, - воспроизвел свою старую речь Сталин, - это центр реакции, орудие на службе капиталу и мировой реакции, которые поддерживают эту диверсионную и шпионскую международную организацию. Это факт, что многие католические священники и миссионеры Ватикана являются заядлыми шпионами мирового масштаба. Через них империализм старался и старается осуществить свои цели.

Как-то в Ялте, беседуя о проблемах антигитлеровской войны, Рузвельт, Черчилль и другие сказали

мне:

«Давайте не будем больше бороться с римским папой. За что Вы обрушиваетесь на него?!»

«У меня нет ничего с ним», - ответил им я.

«Тогда - пусть сделаем папу союзником, - сказали они, - включим его в коалицию великих союзников».

«Согласен, - ответил им я, - но антифашистский союз - это союз для ликвидации фашизма и нацизма. Как вам известно, господа, война эта ведется солдатами, пушками, пулеметами, танками, самолетами. Пусть нам папа скажет, или скажите вы, какой армией, пушками, пулеметами, танками и т.д. располагает папа для войны, и мы сделаем его союзником. Союзников для разговоров и ладана нам не надо».

Словом, если патриарх или папа согласятся помочь нам организовать революцию в аду, мы пойдем на союз с ними, - подвел итоги дискуссии Ленин - и все засмеялись парадоксальности такой идеи, даже Ельцин.

Думаю, ни главам церквей, ни мне с вами не по пути, - объявил свое окончательное решение Борис Николаевич. - Я готов свергать дьявола, но не для того, чтобы на его трон сели вы.

Нелогично. Свергнув КПСС в России, Вы же не стали возражать против того, что клика беспринципных людей, в основном тех же бывших коммунистов, оседлала страну? - метко подметил демагогизм Бориса Николаевича основатель СССР.

ЕБН промолчал: сказать в ответ было нечего. Правда была не на его стороне, а просто отбрехиваться - из любви к этому вовсе не изящному искусству - ему не хотелось...

Уйду я от вас. Злые вы, - неожиданно он процитировал фразу из фильма.

Идите! - отпустил его Ильич. - Я тоже, пожалуй, пойду к себе...

Зачем? - заволновались члены Политбюро.

Поработать, товарищи! Подумать.

Зачем? Вечная же ночь?!

А вы помните стихи:

«Душа обязана трудиться

И день, и ночь, и день, и ночь»? Это лозунг не только большевиков, а всякого человека творческого труда!

Сталина с собой не возьмете? - с надеждой спросил Троцкий.

Это еще зачем? Когда его захоронили в Мавзолее, я огорчился: «Никогда не думал, что ЦК подложит мне такую свинью».

Что Вы несете, товарищ Ленин! - взрычал кремлевский тигр.

Шучу, следуя Вашему примеру! Знаете, как на разоблачение Вашего культа страна отреагировала? Пусть Вам граждане Второго СССР расскажут!

Тут же отовсюду посыпалиь анекдоты:

«Чем кончился XXII съезд КПСС?».

«Выносом тела».

«Сталина положили в Мавзолей рядом с Лениным - как в коммунальной квартире. Но жировка выписана все-таки на одного».

«Ленин спрашивает:

Тут рядом лежал один грузин. Куда он делся?

Уехал, Владимир Ильич.

Безобразие. Превратили Мавзолей в гостиницу».

Сталина вынесли из Мавзолея и похоронили рядом с Фрунзе. Тот спросил: «Куда дальше пойдете?» Тот ответил: «Куда пошлет партия!»

«А надолго Вы здесь?»

«До следующего партсъезда!»

«После перезахоронения Сталин обрел статус перемещенного лица».

«На могилу Сталина положили венок: «Посмертно репрессированному от посмертно реабилитированных».

«В Волгоград пришла телеграмма: «С переименованием согласен. Иосиф Волгин».

«После отставки Хрущев в Мавзолей с раскладушкой пробирался».

Троцкий не мог не воспользоваться счастливым шансом примкнуть к народному осмеянию своего злейшего врага:

Я предсказывал, что «на месте памятников Сталину будут памятники жертвам сталинизма». Хорошо, что твои монументы и бюсты поубирали со всей страны: сразу смертность от инфарктов понизилась.

Почему?

А люди, если на них натыкались, особенно ночью, сразу от разрыва сердца умирали.

Про Ленина в Мавзолее тоже немало шуток было! - попытался хоть как-то перевести «стрелки» с себя Коба.

В подавляющем большинстве своем - не про меня, а про Baше Хрущевым! - опроверг его

Ильич.

Правильно ли сделали, что положили Ленина в Мавзолей? - тут же поинтересовался Ницше у Молотова.

«Для того периода это нужно было. Крупская же была против. Решением ЦК это сделали. Сталин настаивал, да. Мы поддержали. Нужно было, нужно было».

После моей смерти люди другое про меня говорили! - не сдавался Хозяин. - Ну же, поднимите голоса в мою защиту!

«Я сомневаюсь, что в мире был убийца, о котором плакали бы так много», - согласился с утверждением Вождя великий поэт Иосиф Бродский.

Светлана Сталина: - «Отца любили все - прислуга, охрана. Он был прост в обращении, ничего не

требовал особенного от прислуги, всегда выполнял просьбы, помогал...»

-В 1956 году в Грузии детей расстреляли. Портрет Микояна сняли и в уборной повесили - там он должен занять свое место. Портрет Хрущева к трамваю прицепили, а два портрета вперед понесли: Их Центральный Комитет во главе с Иосифом Виссарионовичем Сталиным и Вячеславом Михайловичем Молотовым! - было такое!

Погибли дети, и погибли, знаете, какие ребята? Дети тех, чьи родители в 37-м сидели. И похоронить их не разрешили. И люди плакали, не понимали: «Твои родители погибли от рук Сталина, а ты за него?» Вот как меня любили! И не только в СССР, но и за рубежом! Правда, товарищ писатель Анри Барбюс?

- Да. «Сталин установил и поддерживает контакты с рабочим, крестьянским и интеллектуальным народом в СССР, как и с революционерами мира, у которых в сердце их родина, - следовательно, более чем с 200 миллионами человек... Этот прозорливый и остроумный человек, скромен. ... Он по-детски улыбается... Во многих отношениях Сталин похож на необыкновенного В. Ильича: такое же овладение теорией, такая же деловитость, такая же решительность... В Сталине, больше, чем в кем бы то ни было, найдешь мысль и слово Ленина. Он - Ленин сегодня».

А теперь послушайте моих врагов!

Хрущев на Пленуме ЦК КПСС:

- «Что вы все о Сталине да о Сталине! Да все вместе мы не стоим сталинского говна».

«Президент Рузвельт думал, что в Москве сидит джентльмен, а там сидел бывший кавказский бандит», - американский посол в России Уильям Буллит не преминул высказаться.

Хм, это немножко не из той оперы, да ладно, - опешил Сталин. - Бухарин обозвал меня «Чингисхан с пулеметом». Обидел. Я - Чингисхан с атомной бомбой. Это даже мои недруги признали. Эй, господин Черчилль, как ты про меня писал?

«Большим счастьем было для России, что в годы тяжелейших испытаний страну возглавил гений и непоколебимый полководец Сталин. Он был самой выдающейся личностью, импонирующей нашему изменчивому и жестокому времени того периода, в котором проходила вся его жизнь.

Сталин был человеком необычайной энергии и несгибаемой силы воли, резким, жестоким, беспощадным в беседе, которому даже я, воспитанный здесь, в Британском парламенте, не мог ничего противопоставить. Сталин прежде всего обладал большим чувством юмора и сарказма и способностью точно воспринимать мысли. Эта сила была настолько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руководителей государств всех времени и народов.

Сталин произвел на нас величайшее впечатление. Он обладал глубокой, лишенной всякой паники, логически осмысленной мудростью. Он был непобедимым мастером находить в трудные моменты пути выходу из самого безвыходного положения. Кроме того, Сталин в самые критические моменты, а также в моменты торжества был одинаково сдержан и никогда не поддавался иллюзиям. Он был необычайно сложной личностью. Он создал и подчинил себе огромную империю. Это был человек, который своего врага уничтожал своим же врагом. Сталин был величайшим, не имеющим себе равного в мире, диктатором, который принял Россию с сохой и оставил ее с атомным вооружением.

Что ж, история, народ таких людей не забывают».

Чего не скажешь во время войны про союзника, чтобы сохранить его верность, - фыркнул Троцкий.

Это - мой спич в палате общин 21 декабря 1959 года, в день 80-летия Сталина, - разочаровал его английский премьер.

«А ведь это говорит наш «враг № 1», по выражению того же Черчиллся, - вмешался Молотов. - Я считаю Ленина выше Сталина, но если б тогда не было Сталина, не знаю, что с нами и было бы. Роль Сталина исключительна. Сталин руководил не только армией, но и воюющей страной. Ленин и Сталин останутся на века».

Несмотря на их различия и разногласия? - усомнился философ.

«Я считаю, что Ленин был прав во всех своих оценках Сталина. И я об этом сказал на Политбюро сразу после смерти Ленина. Я думаю, Сталин запомнил, потому что после смерти Ленина, когда собрались у Зиновьева в Кремле человек пять, в том числе Сталин и я, и что-то около завещания начали, я сказал, что считаю все оценки Ленина правильными. Сталину, конечно, это не понравилось. Но несмотря на это, мы с ним очень хорошо жили многие годы. Я думаю, он меня за это и ценил, что я ему прямо говорил некоторые вещи, которые другие не говорят, а хитрят, а он видит, что я попроще подхожу к этому делу. Сложный был человек. Критику Ленина учел. Безусловно, учел. Он был очень сдержанным в первые годы, а потом, по-моему, немного зазнался. Зазнался. Я всегда был такого мнения. Для людей такого масштаба это как раз очень нежелательно.

Сталин на себя взял такой груз, что в последние годы очень переутомился. Почти не лечился - на это тоже были свои основания, врагов у него было предостаточно. А если еще кто-нибудь подливал масла в огонь... Думаю, что, поживи он еще годик-другой, и я мог бы не уцелеть, но, несмотря на это, я его считал и считаю выполнившим такие колоссальные и трудные задачи, которые не мог бы выполнить ни один из нас, ни один из тех, кто был тогда в партии».

- А можно я скажу? - попросила дочь Вождя. - «При всей своей всевластности, он был бессилен, беспомощен против ужасающей системы, выросшей вокруг него как гигантские соты, - он не мог ни сломать, ни хотя бы проконтролировать... Генерал Власик распоряжался миллионами от его имени...», к примеру... «Он дал свое имя кровавой единоличной диктатуре. Он знал, что делал, он не был ни душевнобольным, ни заблуждавшимся. С холодной расчетливостью утверждал он свою власть и больше всего на свете боялся ее потерять, поэтому первым делом всей его жизни стало устранение противников и соперников».

Можно я вольюсь в сей хор высказываний? - сыронизировал Троцкий. - «Самая выдающаяся посредственность нашей партии» весьма эффективно использует советский герб. Крестьянам - серпом по яйцам, рабочим - молотком по голове. Пшеничные снопы дает тем, кто на сегодня ему угоден. Вместе с соломой сжигает трупы. Безотходное производство.

Вождь зарычал от унижения и бессилия: второй раз убить Льва Давидовича он не мог.

А ты сам что думаешь о Сталине, Фридрих? - вдруг задал своему спутнику вопрос Ельцин, куда чаще на них отвечавший.

«Гениальный человек невыносим, если, кроме гениальности, не обладает по меньшей мере еще двумя качествами: способностью быть благодарным и чистоплотностью». Ни того, ни другого у герра Джугашвили и в помине нет. Но свершения его поистине грандиозны. Его история - это история жизни смертного творца, вылепившего по своему образу и подобию огромнейшую Советскую мировую державу. И это государство Ленин и он создали в полном соответствии с моей теорией! «Я употребил слово «государство»... орду белокурых хищных животных, расу завоевателей и господ, которая, обладая военной организацией и способная организовать, без размышлений налагала свои ужасные когти на население, которое, быть может, во много раз превосходило ее по численности, но еще было бесформенно, еще было бродячим. Таким ведь образом получает свое начало государство на земле: я думаю, уже покончено с мечтой, согласно которой оно начиналось договором».

Собственно, ты свое государство создал точно так же, только по пьянке чуть не допустил его окончательный распад.

И в отношении советского человека Ленин и Сталин превратили мои идеи в действительность! «Проблема заключается в том, чтобы возможно больше утилизировать человека и чтобы по мере возможности приблизить его к машине, которая, как известно, никогда не ошибается; для этого его надо вооружить добродетелями машины, его надо научить переносить огорчения, находить в тоске какое-то высшее обаяние; надо, чтобы приятные чувства ушли на задний план... Высокая культура должна зародиться на обширной почве, опираясь на благоденствующую и прочно консолидированную посредственность. Единственною целью еще очень на много лет должно быть умаление человека, так как сначала надо построить широкое основание, на котором бы могло возвыситься сильное человечество. Умаление европейского человека - это великий процесс, которого нельзя остановить, но который надо еще более ускорить».

А на чем, как не на умалении индивидуума ради появления расы (ну, или класса новых господ основана была советская система - как, впрочем, и гитлеровская?!

Далее я упомяну использование войны в целях аннексии территорий: у большевиков - с Финляндией, захват части Польши, Бессарабии и Прибалтики в 1939-40 годах, у национал-социалистов - Вторая мировая. Сталин и Гитлер явно исходили из моего совета: «Для того, чтобы дух спекуляции не поглотил самого государства, есть только одно средство - война и опять война. В момент всеобщего возбуждения войною человеческий ум явно понимает, что государство создано не для того, чтобы сберегать эгоистичных людей от демона войны, а совсем наоборот: любовь к родине и преданность королю помогает войне вызывать в людях нравственный подъем, служащий знаменем гораздо более высокой судьбы... Итак, мы можем сказать: война необходима для государства так же, как раб для общества. Никто не может противоречить этому вызову...»

Ладно, пора идти в следующую зону. Но на прощанье - несколько вопросов. Господин Маркс, Вы будете поддерживать грядущую адскую революцию?

Ни в коем случае!

Почему?

Я как-то сказал: «Пускай жизнь умрет, но смерть не должна жить». Смена власти в инферно, русские большевики вместо Дьявола, - это все равно смерть. Какой смысл творить ненужные сущности? Да и шансов на победу нет... Не понимаю, на что Вы рассчитываете, комрад Ленин?

На открытые Вами законы классовой борьбы, товарищ Маркс! На основе Вашей теории я постулировал, что одной из главнейших причин социальных переворотов и недовольства масс является не абсолютная степень обнищания народа (пролетарий при капитализме жил все-таки лучше раба, но бунтовал ничуть не меньше), а «ножницы», разрыв между уровнем жизни «верхов» и «низов».

«Ножницы» эти в «демократической» России на рубеже XXI века открыли свои лезвия куда шире, чем в царской имерии начала XX столетия. Правительство, являющееся ставленником новоявленных «нуворишей», перекачивает общенародное достояние в карманы себе и своим партнерам-олигархам. «Верхи», как муж-мпотент, не могут удовлетворить не то что желание, а даже насущные потребности «низов»... Простите за небольшую скабрезность такого сравнения. При любом внешнем потрясении - глобальном экономическом кризисе, крупной технической или экономической катастрофе, войне, природном катаклизме - революция станет неизбежной. Таким толчком, к примеру, может стать захват Китаем Дальнего Востока и Сибири. Кроме того, подрастают миллиарды азиатов - буддистов, индуистов и мусульман, готовые погибнуть в боях с белой цивилизацией, которые присоединятся к нам, коммунистам. А движение антиглобалистов? А вымирание европеоидов?

Нет у вас ленинского оптимизма, его решительности и твердости, товарищ Маркс! - упрекнул классика Молотов. - Впрочем, не у вас одного. «До нэпа многие шли за Лениным, а вот мы переломили этап, и эти люди уже не годятся, на них нельзя уже положиться. Говорили: «Завтра будет коммунизм, а мы перешли на капитал, на фирмы!» У них уже разочарование, сдают партбилеты, пьянствуют... А Ленин - этот всегда оптимист, повернул назад и говорит: «Мы сейчас отступим, подготовимся и еще лучше наступать будем!» Конечно, не всегда Ленина понимали».

Словом, «победа будет за нами!» - вставил Сталин.

Архиверно, Иосиф Виссарионович! Вы на меня, пожалуйста, не обижайтесь. С Вами работать очень хорошо, но только в двух случаях: или когда Вы ходите в подчиненных, или когда находитесь вдалеке. Все остальное время с Вами общаться весьма опасно.

Ну, не такой уж я зверь. Просто был вынужден действовать «огнем и мечом», как все наши отечественные великие исторические деятели, которые сумели добиться больших свершений: Святослав, Владимир Красное Солнышко, Владимир Мономах, Александр Невский, Дмитрий Донской, Иван III Великий, Иван IV Грозный, Екатерина II, Вы, Владимир Ильич. Все народы России я сумел заставить работать быстро и хорошо, с минимальной болтовней и допустимым размахом пьянки...

Сделав их холопами, - перебил его Ницше.

А почему бы и нет! - не стал спорить Вождь. - Церковь учит нас быть рабами Божьими. А я сделал из жителей СССР и Восточной Европы рабов коммунизма! В Ветхом Завете Господь устами пророка изрек фразу, которую я с полным основанием могу применить к себе. Исаия, повтори!

«Я топтал точило один, и из народов никого не было со Мною; и Я топтал их в гневе Моем и пожирал их в ярости Моей; кровь их брызгала на ризы Мои, и Я запятнал все одеянье Свое»!

Кто-то из отцов церкви сказал про таких, как ты: «Не завидуй творящим беззаконие, ибо лукавый будет истреблен... Посмотришь на место его и не найдешь», - вспомнил Ельцин рассказы священников.

Ницше не любил, когда его лишали роли интервьюера, и сразу восстановил статус-кво:

Герр Ульянов, «быть народным вождем - значит заставить страсти служить идее». В какой момент Вы, объединив страсти с идеологией, миновали «точку невозврата», после которой уже нельзя было ни остановиться, ни свернуть, ни пойти назад? Когда Вы сказали: «Мы пойдем другим путем»?

Нет, я не жалею, что совершил революцию, царизм надо было уничтожить. Пожалуй, когда я приказал революционным матросам разогнать Учредительное собрание, а потом не попытался хоть как- то ограничить «красный террор» восставших пролетариев, бедных крестьян и люмпенов, даже поощрил их пыл. Вот тогда-то я навеки простился с совестью и Богом... Как не поется в песне, «Наши беды - славные победы...»!

За что и наказаны пребыванием в аду, где, верю, и останетесь вечно, господин-товарищ Ульянов- Ленин! - дала свой гневный комментарий Зинаида Гиппиус. - Про Вас и Вам подобных 12 января 1918 года в голодном, трясущемся от страха Санкт-Петербурге я написала стихотворение «Боятся». Заметьте: речь не о моих, а о Ваших друзьях и сподвижниках!

«Щетинятся сталью, трясясь от страха,

Залезли за пушки, примкнули штык.

Но бегает глаз под серой папахой,

Из черного рта - истошный рык...

Присел, но взгудел, отпрянул кошкой...

А любо! Густа темь во дворе!

Скользнули пальцы, ищи застежку,

По смуглым пятнам на кобуре...

Револьвер, пушка, ручная граната ль, -

Добру своему ты господин.

Иди, выходи же, заячья падаль!

Ведь я безоружен! Я один!

Да крепче винти, завинчивай гайки.

Нацелься... Жутко? Дрожит рука?

Мне пуля - на миг... А тебя нагайки,

Тебе хлысты мои - на века!»

Гениально изложено, но мировоззрение Ваше неверно в корне, фразу Гиппиус, - не преминул возразить Ницше, так как Ленин молчал. - Удел слабых - быть рабами, жребий сильных - быть рабовладельцами. Так было, есть и будет!

Звериная у Вас философия, герр Ницше!

Не буду оспаривать Ваше утверждение, госпожа, ибо «человек есть прикрытый тонким слоем лака прирученный дикий зверь». Так что мое мировосприятие вполне соответствует сущности гомо сапиенса. Помните римлян? «Человек человеку волк»!

Хватит разглагольствовать. Нам пора делать отсюда ноги! - прервал своего словоохотливого проводника по преисподней лже-Данте.

Да, пожалуй. Мне и самому тут обрыдло. Возьму последнее мини-интервью - и улетучиваемся. В прямом смысле слова, ха-ха! Герр Джугашвили, а Вы когда навсегда ушли от Бога в революцию?

Неожиданно для себя Коба разоткровенничался:

У меня выбор пути произошел в детстве. Постепенно, ступень за ступенью, шаг за шагом. Сначала я жалел Спасителя, но поведение апостолов меня раздражало. «Бабушка моего друга, когда я был в гостях у него, читала нам об аресте Христа в Гефсиманском саду. Я негодовал:

Но почему Иисус не вынул сабли?

Этого не надо было делать. Надо было, чтобы Он пожертвовал собой ради нашего спасения».

Я не понимал, зачем надо жертвовать собой, чтобы кого-то спасти? Драться надо! И я научился драться!

Моей любимой игрой был «криви», а по-русски драка «стенка на стенку». В Гори было две команды боксеров - те, кто жили в верхнем городе, и представители нижнего. Мы лупили друг друга беспощадно, и я, маленький и тщедушный, заслуженно считался одним из самых ловких драчунов. Я умел неожиданно оказаться сзади сильного противника. Но упитанные дети из нижнего города были крепче нас, вечно голодных, а потому тщедушных и слабых.

И тогда Михаил Церадзе, самый сильный боксер города, позднее мой однокурсник по духовному училищу и друг, предложил: «Переходи к нам, наша команда сильнее». Но я отказался - ведь в той команде я был первым, а здесь стал бы в лучшем случае вторым!

Церадзе: - «Сосо умел подчинять. Он организовал компанию из самых сильных мальчишек, назвал их - «Три мушкетера». Петя Капанадзе, я, Гриша Глурджидзе - имена мальчиков, безропотно выполнявших все приказания малорослого д'артаньяна» Иосифа Джугашвили.

В 1888 году, - продолжил Вождь, - я поступил в Горийское духовное училище. На 2-м этаже там имелась домовая церковь. У меня был прекрасный голос, и я там пел. На вечернем богослужении три мальчика в стихарях, в том числе я, пели молитву в неземном восторге.

Все четыре года там я - первый ученик. Нам не резрешалось выходить из дома по вечерам. Надзиратели, которых посылали проверять, всегда находили меня дома занятого уроками. Пока мать прибиралась в чужих домах, я прилежно учился. Мама была счастлива: сын будет священником!

Разные учителя преподавали в училище. Одного из них, Дмитрия Хахуташвили, я запомнил на всю жизнь. Он ввел на уроках палочную дисциплину. Мы должны были сидеть не шевелясь, положив руки на парту перед собой и глядя прямо в глаза учителю. Если кто-то отводил глаза - тотчас получал линейкой по пальцам. Он любил повторять: «Глаза бегают - значит, мерзость затеваешь». Эту мудрость, силу пристального взгляда и страх человека, не смеющего отвести глаза, я запомнил навсегда. И моей любимой фразой стала: «Глаза бегают - значит, на душе не чисто».

Сурово воспитывали в нашем училище. Но были исключения: Беляев, смотритель заведения, - добрый, мягкий. Но мы его не боялись и оттого не уважали. Я сделал соответствующие выводы...

Однажды Беляев повел нас в Пещерный город - загадочные пещеры в горах. По пути бежал мутный, широкий ручей. Я и другие мальчики перепрыгнули, а тучный Беляев не смог. Один из учеников вошел в воду и подставил учителю спину. И я ему прошептал: «Ишак ты, что ли? А я самому Господу спину не подставлю».

Согласно христианской теории, Вы с детства впали в самый тяжелый из смертных грехов гордыню, - с уверенностью врача сделал свой диагноз Ницше. - А ты что думаешь, Зигмунд? Небось, Эдипов комплекс приплетешь?

Фрейд применил свой психоанализ к Джугашвили:

Несомненно. Отца он ненавидел, желал защитить от него мать, которую и любил, и презирал одновременно. А еще важную роль сыграли и социальные условия, в которых он провел детство, и внешность, и увечье, которое он получил.

Он был болезненно горд - это практически всегда бывает с теми, кого много унижали. И вызывающе груб, как многие дети с физическими недостатками. Мало того, что он тщедушен и мал, с кривой рукой, так еще и его лицо покрыто оспинами - следами болезни, перенесенной в шестилетнем возрасте. Чопур, по-русски в переводе с грузинского. Рябой - такова будет его кличка в жандармских донесениях. Тот факт, что в детстве и отрочестве девочки избегали его, вызвал у него стремление доказать всем, и себе в первую очередь, что он может их завоевать. Отсюда его пристрастие к любовницам, по возрасту близким к нимфеткам. А весь этот опасный коктейль из негативных чувств и бунтарских стремлений, замешанный на бурной горской крови, сделал его врагом существующей власти всех уровней - от отца до царя, от директора семинарии до мирового капитализма.

Хоть ты, Фрейд, и мыслишь антинаучно, но на сей раз прав! - признался Коба. - В 1894 году я «по первому разряду» окончил духовное училище и поступил в первый класс Тифлисской духовной семинарии. Там у меня и произошел разрыв с православием. Помню мою реакцию на прочитанную книгу «Происхождение видов». Я всем одноклассникам шептал: «Знаешь, они обманывают нас! Бога нет... Все это доказано Дарвиным». И «в революционное движение я вступил в 15 лет», учась в семинарии. И потом всю жизнь придерживался принципа: «Даже Господу спину не подставлю».

Уже в юности вместо евангельских заповедей, вместо блаженства общения с Богом я вывел для себя свой собственный принцип: «... Высшее наслаждение в жизни - это зорко наметить врага, тщательно все подготовить, беспощадно отомстить, а затем пойти спать».

- И Вы счастливы этим?. Ваши товарищи по партии заменили Вам Бога, церковь, семью? - тихо спросил Ницше.

Мои так называемые «сподвижники»? «Все великие! Все гениальные! А чаю выпить не с кем».

Такие скучные, неинтересные?

Такие опасные! Отравят в мгновение ока!

...Вождь, которого окружение смертельно боялось, сам жил в постоянном страхе: боялся покушений. Зная это, следователи госбезопасности на всех процессах, даже над школьниками, включали в обвинительное заключение подготовку террористического акта против Генсека. Если можно было организовать убийство Троцкого, то почему кто-то не возьмется устроить ликвидацию Сталина? Поэтому в последние годы на ближней даче в Волынском он сменил всю охрану и прислугу, за исключением трех человек: хотел убрать людей, связанных с теми, кого он выгнал или репрессировал, ведь они могли затаить ненависть и отомстить.

Адмирал Иван Степанович Исаков:

«Однажды я удостоился чести ужинать у Сталина в Кремле. Шли по коридорам, на каждом повороте охранник, деликатно отступающий в проем, как бы упуская из глаз проходящих, но на самом деле передающий их за поворотом глазам другого охранника, который стоит у другого поворота.

Не по себе мне стало, я возьми и брякни:

Скучно тут у вас...

Почему скучно?

Да вот - за каждым углом...

Это вам скучно, а мне не скучно: я иду и думаю, кто из них мне в затылок выстрелит...»

Хрущев:

«Однажды Сталин вышел из дома, без интереса посмотрел на поджидавших его гостей и вдруг сказал:

«Пропащий я человек. Никому не верю. Сам себе не верю».

«Великий человек отталкивается, оттесняется, мукой возносится в свое одиночество», - понимающе закивал головой Ницше. - Но для меня оно отнюдь не трагедия. «О ты, одиночество, отчизна моя, одиночество!»

А мне невмоготу, - признался Иосиф Виссарионович, на миг превратившись из негодяя планетарного масштаба в усталого старика.

В конце жизни Вождь по-прежнему придерживался раз и навсегда заведенного распорядка... С одной стороны, он очень заботился о своем долголетии. Он верил в миф о том, что кавказцы живут особенно долго благодаря горному климату, талой ледниковой воде и особенностям своей диеты, богатой мясом, молочными продуктами, овощами и фруктами, но бедной хлебными изделиями. «Живую» воду ледниковых ручьев регулярно привозили Хозяину на его дачу в столице. Он также считал, что испарения древесины улучшают качество воздуха. Поэтому все комнаты, где жил и работал Генсек, в Кремле и на дачах, были обшиты деревом и не покрывались краской. Во всех его местах отдыха имелись личные русские бани с парной и русские печи. Несмотря на центральное отопление, зимой часто разжигались камины. При появлении болей в суставах или в мышцах Коба прибегал к самолечению теплом, забираясь полежать на русской печи.

С другой стороны, он вел гибельный для здоровья образ жизни: постоянные застолья в ночи, мешающейся с рассветом. И клевреты после трудового дня в Кремле должны ехать с ним на дачу на муку - бессонную пьяную ночь. Но все рады: зовет, значит, пока не убьет. Пытка ожиданием неминуемой расправы...

Во время застолья к каждому блюду прикладывают акт: «Отравляющих веществ не обнаружено...»

Чистые тарелки, приборы, хрустальные фужеры стоят рядом с пиршественным столом. Здесь самообслуживание - чтобы обслуга не слушала их разговоры. Иногда он командует: «Свежую скатерть!» И тогда появляется обслуга, скатерть вместе с посудой поднимают с четырех сторон, сворачивая кульком, - и звенит битый драгоценный хрусталь, мешаясь с остатками еды...

В большом зале дачи, где собиралась его свита, висели портреты членов Политбюро. И Хозяин любил, чтобы каждый сидел под своим изображением.

Портреты постепенно исчезали: Вознесенского Кузнецова... Уже не зовет он на дачу Молотова, но тот уныло приходит сам - как верный пес. А вождь с холодной успешкой называет бывшего главу правительства американским шпионом. И все гадают: скоро исчезнут и другие портреты - чьи именно?

Анекдоты с матом. Спаивание гостей. «Шутки»: подкладывают помидор на стул, когда жертва стоя произносит тост; сыплют соль в бокал с вином; толкают зазевавшегося в мелкий пруд посреди участка. И все счастливы: издевается, значит, не расстреляет. А унижение - не дым, глаза не выест...

«Вечеринка» кончается в четыре утра - он разрешает обессиленным членам Президиума отправляться спать.

А сам еще работал в кабинете или в саду. Он любил ночью срезать цветы. В свете фонаря орудовал секатором, срезанные головки цветов собирала охрана. Но руки уже дрожали от старости, и он часто ранил пальцы. Тогда вызывали фельдшера, однако и у того дрожали руки - от страха. И Вождь, успехаясь, сам перевязывал порезы.

Под утро он немного спал. Летом - на топчане, закрыв лицо фуражкой, чтоб не тревожило утреннее солнце. Зимой ездил в санках по аллеям. В последнюю зиму любимой привычке изменил: из-за ревматизма болели ноги, и он стал очень раздражителен.

Из всех комнат резиденции Хозяин выбирал одну и жил практически только в ней. Спал там же - на диване, который ему стелила Валечка. Ел на краешке стола, заваленного бумагами и книгами. На стене висел портрет Ленина, под ним круглосуточно горела лампочка - словно лампада под иконой.

Мучаясь от одиночества, он разговаривал с охраной. Полуграмотные стражи становились его друзьями, с ними он беседовал, рассказывал случаи из времен своих ссылок.

«Одинокий, жалко его было, старый стал», - признался бывший его охранник.

Однако старость не умерила его кровожадности. По-прежнему исчезали руководители, в том числе его собственной охраны. И он печально говорил об очередном исчезнувшем: «Не сумел оправдаться старик».

Паукера сменил Власик - и тоже был арестован...

По-прежнему шли тайные убийства: расстреляны десятки военачальников - генералы Гордов, Рыбальченко, Кириллов, Крупенников, маршал авиации Худяков, сотни арестованных по ленинградскому делу. Напряженно работал крематорий близ Донского монастыря, и прах расстрелянных сбрасывали в бездонную общую «могилу № 1» Донского кладбища...

Адская мука одиночества, которую он разделял с теми, кто его окружал...

То есть Вы пришли к выводу, что неверно выбрали свою жизненную стезю, разочаровались в себе?! Вам же новоприбывшие докладывали, как страшно Вас клянут там, на земле? - не прекращал допрос Ницше.

Кто проклинает, а кто и благославляет! - возразил Молотов. - Вот «с Василевским у него была интересная история. Мне Александр Михайлович рассказывал, как Сталин пригласил и стал расспрашивать о родителях. А у него отец - сельский священник, и Василевский с ним не поддерживал отношений. «Нехорошо забывать родителей, - сказал Сталин. - А Вы, между прочим, долго со мной не расплатитесь!» - подошел к сейфу и достал пачку квитанций почтовых переводов. Оказывается, Сталин регулярно посылал деньги отцу Василевского, а старик думал, что это от сына. «Я не знал, что и сказать», - говорит Василевский.

Сколько у Сталина терпения было и на эти вещи! Звонит мне: «Вы там не спите? У Вас ведь охраны нет, мы Вам чекистов поставили».

Генералы начальству всегда задницу лижут! - брякнул Ельцин. - По себе знаю!

Пусть тогда скажут простые советские... теперь уже российские граждане!

В. Каланга из города Ильичевска: - «Сколько бы ни говорили плохого за товарища Сталина, Ягоду, Ежова и Берию, я никогда не поверю! Да, товарищ Сталин был жесток и власть его была жестока. При ней расстреливали - и правильно делали. Стреляли-то кого? Врагов народа. И за это ему большое спасибо. Никто из простых людей - пусть даже и отсидевших в лагерях - не упрекает товарища Сталина в несправедливости».

А. Рыбин из Москвы: - «Потоки сомнительных обвинений в адрес И. Сталина льются со страниц печатных изданий. В прошлом я работал у него - был офицером охраны. На мой взгляд, Сталин никого не шельмовал. Его всегда ставили перед свершившимся фактом. Так было с Михаилом Кольцовым, Королевым и другими. Не Сталина надо винить в репрессиях. К арестам приложили руку все тогдашние руководители партии - Молотов, Маленков, Каганович и другие. Особо хотел бы выделить негативную роль Ежова и Берии. Первый основательно засорил аппарат НКВД карьеристами, сам разложился, стал пьянствовать и в пьяном виде подписывал списки на аресты. Берия же был человеком подлым и коварным. Он постоянно обманывал Сталина.

Пора сказать о нашем вожде доброе слово. Он заслужил это своей жизнью».

Рабы телом и духом! - презрительно буркнул Ельцин. - Помню, Некрасов о них здорово написал. Прочитай, пожалуйста.

Извольте, сударь! - отозвался поэт:

«Люди холопского звания -

Сущие псы иногда.

Чем тяжелей наказание,

Тем им милей господа».

Отличные стихи, но сама их идея устарела, - дал свой комментарий Ницше. - Я - создатель новой философии, противоречащей современной морали: «Восстание - это доблесть раба. Вашей доблестью пусть будет послушание».

Что-то на христианское смирение смахивает, - метко подметил Сталин.

Чисто внешнее сходство, - смутился Фридрих. - Но давайте вернемся к Вашей личности. Знаете, многие ученые сомневаются, были ли Вы вообще коммунистом.

Валерий Чалидзе, автор книги «Победитель коммунизма»:

«Сталин реставрировал Российскую империю в гораздо более деспотической форме, чем это было до 1917 года. При этом он реализовывал тайный план, который существовал у него уже в начале 20- х годов».

Американский советолог Роберт Даниель:

«Сталин проводил систематическую контрреволюцию, убив больше коммунистов, чем все фашисты, вместе взятые... В терминах классического революционного процесса, Сталин значительно превзошел бонапартизм. Конечным результатом его контрреволюции было возвращение страны к функциональному эквиваленту имперского восстановления».

Дурацкие умствования буржуазных недоучек, далеких от ленинизма! - презрительно бросил Вячеслав Михайлович.

А верно ли говорят: такие, как Сталин, Молотов, только себя считали ленинцами, а других - нет?

«Но выхода другого не было. Если бы мы не считали себя ленинцами и не нападали бы на тех, которые колебались, тогда могли бы ослабиться в какой-то мере».

Сталин попытался вернуть внимание к своей драгоценной персоне:

Во время войны я предсказал: «Я знаю, что после моей смерти на мою могилу нанесут кучу мусора. Но ветер истории безжалостно развеет ее!» И это уже происходит! Все, кому ни лень, рассуждают о моих личных качествах, не пытаясь даже вспомнить, что я сам говорил и писал по сему поводу. Пусть заглянут в книгу из моей библиотеки - «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина. Я такую надпись оставил там прямо на форзаце: «1)слабость, 2)лень, 3)глупость - единственное, что может быть названо пороками. Все остальное, при отсутствии вышесказанных, добродетель».

«Я от Сталина не раз слышал, - поддержал своего кумира Голованов, - категорически подтверждаю, что основа всего - это как живет народ...»

Советские граждане при нем не жили, а гибли! - прервал его Ельцин. - Удивляться надо тому, что кто-то сумел выжить!

«Я удивляюсь не тому, сколько погибло при нем народу, - не дал сбить себя с мысли маршал, - а как он сумел еще это остановить! Ведь общее настроение было такое, что могли полстраны уничтожить сами своими руками. И думаешь, черт побери, как у нас, в нашей России бывает! Думаешь о прошлых временах, о Петре Первом и видишь: все повторяется. История, по-новому, но повторяется. Не раз я вспомнил, сколько Сталин говорил, что бытие определяет сознание, а сознание отстает от бытия! И думаю: ведь по сути дела, мы должны мыслить коммунистически. А мыслится XVII веком: как бы кого спихнуть!»

«Ленин боялся силы денег. - вставил Молотов. - Высокое жалованье развращает людей».

«При Сталине тоже жалованье давали, деньги, все, - продолжил Голованов. - Но такого, как сейчас, кто из нас мог подумать, слушайте! В мыслях не было. А сейчас, только занял какой-нибудь пост, скорей строить дачу. Каждый хапает кругом. Ленин, я часто думаю об этом, говорил следующее дело, что ни одна сила Советской власти не подломит, кроме бюрократизма. Но этот бюрократизм, оказывается, порождает целую серию всяких других пороков...

Но ведь ни у Маркса, ни у Энгельса не сказано, что когда народ придет к власти, будут воровство, прогулы, пьянство, взятки, - подразумевалось, что общество будет без этого. Двадцать миллионов тонн зерна в прошлом году сгнило на полях. Покупаем за границей, платим золотом. Если не будет второй сталинской руки, никакого коммунизма мы не построим. Я считаю, что Сталин шел по правильному пути, и нам эту линию надо продолжать. Надо вскрывать язвы. А у нас?..» Что творилось в России при Ельцине?!

Внимание, внимание, говорит китайское радио «у Желтого источника» - вдруг прозвучало из адского эфира. - Послушайте, пожалуйста, обращение председателя Коммунистической партии Китая товарища Мао Цзедуна.

«Заслуг у товарища Сталина гораздо больше, чем ошибок, и многие из ошибок Сталина могут быть даже полезными, так как они обогащают «исторический опыт диктатуры пролетариата».

Главная моя заслуга в том, - решил похвалить сам себя Коба, - что я сумел заставить весь советский народ работать, как я сам - тридцать лет подряд по 12-14 часов в сутки! Отсюда - все достижения СССР!

Нашел, чем гордиться! - бросил вызов тирану Ельцин. - Я, когда стал президентом, и сам мало работал (по крайней мере, весь свой второй срок), и народ не заставлял!

Потому и страна чуть не погибла - и сейчас еле дышит! Кто не работает - тот не ест!

У меня «дорогие россияне» едят в обе щеки! И пьют!

Проедают то, что насобирали Я и мои преемники!

Да, попробуй заставить их работать!

Но я же сумел! Те, кто в лагерях, трудились из-под палки, те, кто на свободе, - чтобы не попасть за колючую проволоку. А у тебя ни в тюрьмах, ни на воле никто ничего не делал!

Так ты же десятки миллионов убил!

Чушь! Как же тогда при мне население СССР росло? Миллиона три я расстрелял... Ну, еще в ГУЛАГе несколько миллионов поумирали...

И этого мало?!

Мало! Тебя вот, к сожалению, не шлепнули!

Да я совсем малец был!

Неважно. В отношении тебя не проявили мы революционную бдительность, не распознали в щенке будущего матерого цепного пса мирового империализма. Проморгали! И кое-кто мне за это ответит!

Если я - пес, то ты - вампир!

А любят тебя куда меньше, чем меня! - уложил соперника на лопатки тиран. - Так что ни о чем я не жалею! Там, на земле, я бросил вызов Небу - и победил! И во второй раз бросаю его здесь, в аду! Слышишь, Христос!

Коба задрал голову вверх. Его пафосное торжество испортило появление Александра Галича, который заявил деспоту в лицо:

- «... Я твердо верю в то, что стихи, песня могут обладать силой физической пощечины». Вот тебе моя пощечина - песня о твоем обращении к Христу!

Вы обратились к Христу, товарищ Сталин? - запаниковал Жданов.

Дурак, этот писака имеет в виду не обращение к вере, а мой монолог, обращенный к Распятому! - вразумил своего идеолога Вождь.

«...Где твоих приспешников орава

В смертный Твой, в последний час земной?

И смеется над Тобой Варавва...

Он бы посмеялся надо мной!..

Был Ты просто-напросто предтечей,

Не творцом, а жертвою стихий!

Ты не Божий сын, а человечий,

Если мог воскликнуть: «Не убий!»

Душ ловец, Ты вышел на рассвете

С бедной сетью из расхожих слов –

На исходе двух тысячелетий

Покажи, велик ли Твой улов?

Слаб душою и умом не шибок,

Верил Ты и Богу, и царю...

Я не повторю Твоих ошибок,

Ни одной из них не повторю!

В мире не найдется святотатца,

Чтобы поднял на меня копье...

Если я умру - что может статься, —

Вечным будет царствие мое!»

Слышали все? Слышали, Владимир Ильич? Даже мои враги признают мое величие и меня воспевают! Потому что в XX веке только два человека - Ленин и я - знали, как всегда и во всем поступать правильно! А что мы заставили человечество бояться нас - это же хорошо! Боятся - значит уважают!

А Галич запел другую песню:

- «И все-таки я, рискуя прослыть

Шутом, дураком, паяцем,

И ночью, и днем твержу об одном:

Ну не надо, люди, бояться!

Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы,

Не бойтесь мора и глада,

А бойтесь единственно только того,

Кто скажет: «Я знаю, как надо!»

Кто скажет: «Идите, люди, за мной,

Я вас научу, как надо!»

И, рассыпавшись мелким бесом

И поклявшись вам всем в любви,

Он пройдет по земле железом

И затопит ее вкрови.

И наврет он такие враки,

И такой наплете трассказ,

Что не раз тот рассказ в бараке

Вы помяните в горький час.

Слезы крови не солонее,

Даровой товар, даровой!

Прет история - Саломея

С Иоанновой головой.

Земля - зола, и вода - смола,

И некуда вроде податься, Неисповедимы дороги зла.

Но не надо, люди, бояться!

Не бойтесь золы, не бойтесь хулы,

Не бойтесь пекла и ада,

А бойтесь единственно только того,

Кто скажет: «Я знаю, как надо!»

Кто скажет: «Всем, кто пойдет за мной, Рай на земле - награда!»

Не верьте ему!

Гоните его!

Он врет!

Он не знает - как надо!»

И разверзлась зона Второго СССР, и показалась во всей своей огромности. Десятки миллионов загубленных душ слушали эти жуткие стихи, понимающе кивали и плакали о совершенной ими некогда фатальной ошибке: они поверили... или убоялись. Но сотни миллионов продолжали смотреть с обожанием на двух злых гениев, стоявших рядом друг с другом, на два профиля, с детства знакомых по портретам, знаменам, лозунгам, фронтонам зданий. И они, эти потерянные души мертвых, передавали свои эмоции и привязанности наверх - еще живым своим родичам, друзьям, единомышленникам...

- Они слушают, но не слышат, - прокомментировал Ницше. - Таковы судьбы людского стада и бремя сильного. «В Норвегии называют период, когда солнце не показывается на горизонте, порою тьмы; в течение этого времени температура медленно и непрерывно снижается. Какой чудесный символ для тех мыслителей, для которых временно скрылось солнце человеческого будущего!» Что в Первом СССР, что во Втором период тьмы длится и длится...

Ленин и Сталин не замечали его - их взор притягивала к себе бесконечность адской зоны, которую они сами создали, и они не могли от нее оторваться.

- Как я вас понимаю! - прошептал Фридрих. - «Если долго смотреть в бездну, то бездна начинает смотреть в тебя». Пойдем отсюда,Борис. Тебе предстоит короткий отдых.