Эльфы, топор и всё остальное

7

Я опомнился на опрокинутом кресле, сидя верхом на бутгурт моаре, с руками, вцепившимися в его глотку. Он хрипел, вывалив глаза, я ревел, как бык, которого ведут холостить, за моей спиной квохтала набежавшая стража. Меня стукнули по спине, не очень больно и вскользь, потом огрели по затылку, тоже не очень больно.

Наконец я различил, что Чайник, извиваясь подо мною, орет на гоблинском:

— Не убивать! Не убивать! Не убивать!

Тут я опомнился и разжал руки. Слава богам, меня все-таки не накрыл амок, а шея бутгурта была свита из толстых жил и упругого мяса.

— Бол-л-лванище! — прохрипел тот, пытаясь продышаться. — Чуть не раздавил мне кадык. Грам-то кре! Вон отсюда! — приказал он страже.

— Сам ты…

— Я-то сам, я-то всегда сам! Мог бы сразу сказать, что у тебя на этих эльфов виды… — Он подвигал кадык туда-сюда, лязгнул клыками, сглотнул. — Было бы на что дивиться. Кожа да кости. Ну, волосы для тотема… Угум, угум. — Он бросил на меня прищуренный взгляд. — Та-а-к… Человек и эльфка…

— Заткнись.

— Я-то заткнусь, я-то заткнусь, угум… Что, совсем крышу снесло? Да-а-а… Ты, дурень, не сечешь, что я их спас, на. У нас тут, епрста, еще не до конца изжито… Котел там, жертвы… Внутренняя оппозиция! — Он с хрустом сжал татуированные ругательствами кулаки. — Ох, доберусь я до нее, все у меня угорят! Пока ты в пещере отлеживался, я от тебя и твоих тощеньких трижды беду отводил. Из других союзов наведывались, прослышали про свежачок для идолов, хотели перекупить… А как не вышло, так лазутчиков подсылать стали — эльфов втихую удавить да бошки им отрезать. Светлые волосы, на! Все горы волнуются. Эльфы для приношений — особая редкость! Еще мало-мало, и быть нашему союзу в войне с другими племенами: себе не беру, другим не отдаю, собака на сене, епрста! Так вот я эльфов и спровадил от греха подальше.

— В гарем спровадил?

— Радуйся, что не в котел. Рыцари Храма их вниз сведут, рыцарей никто не тронет. Знал бы я, что она и ты… Да кто ж знал? — Он хитро прищурился. — Не, я знал, что она за тобой присматривала, пока ты хворал, велел нашим ждать… Думал: если помрешь, тогда уж… А если не помрешь… Но вот что она и ты… — Он пошлепал ладонью о ладонь, будто плющил между ними комок теста, — того…

— Яханный фонарь!

— Твою шкуру я, епрста, тоже спас.

— Фаерано? — Я тяжело дышал, с трудом приходя в себя. За окном была видна часть улицы, которую старательно мел гоблин-уборщик.

— Угум, косоглазенький… Не пялься в стекло, он уже укатил…

Виджи. Моя Виджи!

Спокойно, Фатик, наберись терпения, жди.

— Узнал меня.

— А то! Рассказывал тут, выдувая из носа пузырики… Ты, говорит, когда вышел из тюрячки, его подстерег и его же башкой выбивал кирпичи из стены его же особняка, а гном тебе помогал снизу. Отбил ему все что можно, на! Ладно, оно, снизу, зажило, но глаза у него теперь так и косят, епрста. Он твою голову умолял-просил, но я ему сказал — туши фитиль, нишкни под панцирь, ты мой личный враг по тюряге. Сам тебя убивать, на, буду: повешу на крюк, говорю, и кожу буду сдирать то-о-оненькими полосками, а потом солью присыплю…

Он мог это сделать — запросто. Правда, не со мной. Корешей, не запятнанных в предательстве, он бы ни за что не предал таким лютым пыткам.

Чайник примолк, поднял кресло и сел, подтянув правое колено под подбородок. Обут он был в удобные кожаные сандалеты, в которых когтистые пальцы ног смотрелись вполне импозантно.

Я ждал.

— Короче, на, дело у меня есть, без которого тебя отпустить не могу.

Я опустился на табурет и свел перед собой руки.

— Валяй, рассказывай.

Он подумал, заново насыпая в трубку табак.

— Тут, епрста, штука в следующем… Если выгорит, я всех твоих отпущу, а тебе золота дам, найдешь в Сэлиджии налетчиков, ну ты их знаешь по тюряге, они для тебя из гарема любую бабу умыкнут на выбор…

Пожалуй, бутгурт моар говорил разумно. Я слегка успокоился.

— Дело?

— Тут, короче, ты виноват, епрста…

— Я?

— Угум. Ты и тот хмырь, с которым вы уволокли из запретной земли… Симка — я у него раньше в помощниках ходил — говорил, та штуковина на стене, она выглядела, как…

— Маска, — договорил я, покрывшись холодным потом.

Пик, похожий на вязальный крючок… Зев пещеры у его подножия… Внутри — сонм запутанных переходов, в глубине покрытых сияющим льдом… Вход в ледяные покои… Впаянная в стену льда золотая маска… Прекрасное лицо, похожее на человеческое лишь отдаленно, было искажено болью и яростью…

Мы выбили ее из стены. Я выбил, точнее. Маска смотрела на нас пустыми глазницами. Я подумал, что она похожа на слепок с лица мертвого бога, и что если приложить ее к собственному лицу… Проклятие, я не знаю, почему мне вдруг захотелось приложить эту маску к лицу! Я не сделал этого. Я сунул ее в торбу, и мы ретировались. А ночью мой наниматель Кварус Фальтедро…

— Семь лет назад…

— Угум, — кивнул Чайник. — Сначала было ничего так, а потом мы услышали зов.

— Яханный фонарь!

— Полный фонарь. Случилось это аккурат как я Бугром стал. Караулы вокруг горы после твоего, на, грабежа мы все равно держали, так вот ближайший как-то ушел в пещеру и не вернулся. Пропали, епрста… Я услал на поиски отряд — отряд сгинул, епрста. Угум, епрста! — Бутгурт выпятил челюсть. — Симка — я у него раньше в помощниках ходил — сказал: пробудилось древнее зло. Караулы отодвинули, да без толку: зов, знаешь, с каждым годом все ширится потихоньку… Скоро уже сюда достанет: сколько от моей столицы до горы — полдня пути, меньше… Куда бежать? Еще хорошо, что не каждый день его слышно… Оно, то, что внутри, проснулось, зовет, только когда жрать захочет. Если кто рядышком — все, хана. Звери и птицы там еще вокруг горы дохнут, пройти невозможно…

— Гритт… Надо было завалить вход в пещеру камнями!

— Да пытались мы, епрста.

— Успешно?

— Угум… Оно, внутри, все видит и слышит… Сразу волю отобрало, наши камни побросали и в пещеру. Только один назад вернулся, епрста… И вот что мы узнали. Там, слушай, сидит великанская тварь, демон, четыре руки с когтями, морда с пламенной пастью, на морде — сотня светящихся глаз… А туловище вроде ободрано, лохмы мяса свисают, а между гнилыми ребрами бьется огненное сердце!

— Вели принести еще блинчиков, — сказал я.

Дело принимало дурной оборот. Заедать проблему, это, конечно, не выход, но вот наесться перед смертью, гм, гм…

— Значит, мне нужно его прихлопнуть, — уточнил я, когда блинчики принесли.

— Угум.

— Ладно. Мне бы перемолвиться с тем свидетелем…

— Епрста… Он сошел с ума и умер.

— Жаль. Я хотел уточнить размеры демона.

— Ну… большой, — развел лапами бутгурт. — Четыре руки, сотня глаз на морде…

— Это я уже слышал, спасибо.

— Епрста, я выписал из Сэлиджии ведуна-человека, который истребляет нечисть, крутых бойцов, экзорциста и целую кучу мистиков! Ведун туда зашел — назад весь седой вышел, с тех пор не разговаривает, только мычит страшно; он у нас на отшибе поселился — кормим его из сердобольности. Крутые там все сгинули… Экзорцист из пещеры выбежал, сразу сыпанул по кустам, только его и видели. Мистики — их двое из трех спаслось, третий там от страха помер — сказали, что та маска была вроде как печатью, вы ее сняли, и теперь внутри пробудилось древнее зло… Скоро оно насытится, силенок подкопит, и наружу выйдет, и тогда никому, на, мало не покажется! Ну а первой на его пути будет моя столица, епрста! И все из-за тебя, Фатик, из-за тебя! Кыргак мро артарат каршут!

— Остынь, Чайник. Моя вина — мне и расхлебывать.

Он довольно ухнул, тут же перейдя от возбуждения (липового) к спокойному довольству. Лукавый сукин сын.

— Вот, хорошо, что ты понимаешь!

— Да, мне не отвертеться. — Хитрый прощелыга! Он знал: чтобы добавить мне особенной резвости, ему нужно применить тонкий ход, и придумал его — продав часть моего отряда Фаерано! Теперь я просто обязан победить демона и остаться в живых. Ну а то, что Виджи и я… скажем так: Чайник зорко наблюдал за пещерой и сделал нужные выводы. Заодно и свои дела обстряпал, устранив притязания прочих племенных союзов на эльфов. Хитрец, подлец, политик! — Я так понял, что на людей зов действует слабее, чем на гоблинов, верно?

Бутгурт подумал.

— Не скажу точно. Экзорцист, на, бежал так, что пятки сверкали. То ли превозмог он зов… Мистики выбрались тоже… Ведун точно зашел сам, я видел с горушки, сам же и вышел… Это уже потом мы его связанного несли, буйствовал… Бойцы — а я их и по одному, и бандами нанимал — все там передохли. Мы, сам понимаешь, туда сейчас близко не подходим…

Я отпил воды.

— Свидетель не упоминал, рогов во лбу демона не было?

Он осклабился:

— А я всегда думал, что Чоз — это сказка для выбивания денег из легковерных людишек!

— Аналогично. Это просто версия. Некоторые человеческие боги рождаются в аду.

— Нет, про рога он, епрста, ничего не сказал. Сотня глаз, пламенное сердце… Придется тебе им заняться, Фатик. — Он сделал паузу и со значением взглянул на меня. Сказал едва слышно, почти моляще: — Если ты не приберешь демона, епрста, меня, чую, епрстнет оппозиция. А если приберешь…

— Посмотрим.

— Есть мнение, что варваров Джарси мне надо было пригласить с самого начала… Вы это сделали, авось, да и назад откатите…

Я кивнул:

— Посмотрим. Но если я уничтожу демона, ты дашь мне золота столько, чтобы хватило набрать команду налетчиков для…

Чайник шлепнул по столу когтистой лапой.

— Само собой! Дам две торбы в руки, одну на плечи и еще кошель в зубы. Мало — добавлю. Если догоню, конечно. Епрста, ты же меня знаешь, на. Я свое слово держу!

Я знал, что слово его твердо. Это только людишки с возрастом меняются в худшую сторону: в двадцать мы хотим изменить мир, мир, разумеется, остается неизменным, и в неполные сорок мы прогибаемся под него и превращаемся в дерьмо.

Впрочем, не все, не все…

А еще я знал, что демон ждет в пещере именно меня. Знал и все тут.