25





Пауль поднял взгляд от незамысловатой визитной карточки и уставился на вывеску книжной лавки, всё еще не понимая, что он там делает.

Он был в одном шаге от площади Мариенплатц, в самом центре Мюнхена. Здесь мясные лавки и уличные торговцы Швабинга уступали место часовым мастерским и магазинам шляп и тростей. А недалеко от лавки Келлера даже был маленький кинотеатр, в котором всё еще показывали "Носферату" Мурнау, хотя со дня премьеры прошло уже больше года. Наступил вечер, второй сеанс, должно быть, уже дошел до середины. Пауль вообразил киномеханика внутри кабины, раз за разом менявшего заезженные бобины с фильмом, и почувствовал к нему жалость. Он уже посмотрел этот фильм - первый и единственный в своей жизни - пробравшись в зал кинотеатра неподалеку от пансиона через заднюю дверь, когда фильм обсуждала половина города. Ему не слишком понравилось это сквернейшее подражание "Дракуле" Брэма Стокера. Подлинное переживание истории заключалось для него в словах и паузах, в белизне, окружавшей черные буквы. Этот фильм показался ему слишком простым, подобно мозаике всего из двух частей.

Пауль осторожно вошел в книжную лавку, но подозрения отступили, как только он начал рассматривать книги, аккуратно расставленные на полках от пола до потолка и широких столах рядом с витриной. Прилавка не было видно.

Он с упоением листал первую редакцию "Смерти в Венеции", когда услышал за спиной голос.

- Томас Манн - неплохой выбор, но ты ведь определенно уже читал ее, так?

Пауль обернулся. Это был улыбающийся Келлер. Его волосы были совершенно белы, он щеголял старомодной бородкой и постоянно почесывал огромные уши, привлекая к ним еще больше внимания. Пауль снова почувствовал, что знаком с ним, хотя был не в состоянии определить, откуда.

- Да, я читал ее, но очень быстро и мельком. Мне одолжил ее один гость пансиона, где я живу. Обычно книги не задерживаются в моих руках надолго, как бы мне ни хотелось их перечитывать.

- Ах, ах. Не перечитывай их, Пауль. Ты очень молод, а те, кто перечитывают книги, склонны раньше времени наполняться неположенной им мудростью. Сейчас тебе нужно читать, читать всё, что можешь, как можно более разношерстное. Только когда доживешь до моего возраста, будешь знать, что перечитываемое - не пустая трата времени.

Пауль снова окинул его взглядом. Келлеру было уже за пятьдесят, но его спина была прямой, как палка, а тело под старомодным костюмом-тройкой оставалось крепким. Именно седые волосы делали его внешность почтенной, хотя юноша подозревал, что на самом деле тот был светло-русым и подкрашивал волосы, чтобы добиться однородного белого цвета. Внезапно он осознал, где видел его раньше.

- Вы были на празднике в честь дня рождения Юргена, четыре года назад.

- У тебя хорошая память, Пауль.

- Вы сказали мне, чтобы я быстрее шел... что она ждет снаружи, - ответил юноша с грустью.

- Я очень ясно помню спасение девушки прямо посередине танцевального зала. Ах, в свое время и у меня были хорошие мгновения. Так же, как и плохие, но ни разу я не совершал оплошность столь огромную, какую видел вчера в твоем исполнении, Пауль.

- Не напоминайте мне об этом. Как, черт возьми, я должен был догадаться, что она там? Я не видел ее уже два года!

- Что ж, думаю, что правильным вопросом будет: какого черта делал там ты, пьяный, как матрос?

Пауль тревожно заерзал и ничего не ответил. Ему было стыдно обсуждать подобные вещи с совершенно незнакомым человеком, но в то же время он ощущал странное спокойствие от разговора с книготорговцем. Он лишь хотел сменить тему.

- Одним словом, - продолжил Келлер, - я не хочу тебя мучить, потому как круги под твоими глазами и бледность говорят мне, что ты, должно быть, не слишком много спал или вообще только что проснулся.

- Вы сказали, что хотели поговорить о моем отце, - нетерпеливо прервал его Пауль.

- Нет, я сказал не это. Я сказал тебе, чтобы ты пришел увидеться со мной.

- И зачем?

В этот раз промолчал Келлер. Он подвел Пауля к витрине и указал ему на фасад церкви Святого Михаила, прямо напротив книжной лавки. Родословное древо дома Виттельсбахов, вылитое из бронзы, оберегало статую архангела, именем которого назвали здание. Под лучами заходящего солнца тени статуй были длинными и зловещими.

- Смотри... три с половиной века блистательного величия. И это лишь начало. Вдохновленный великолепными формами этой церкви, в 1825 году Людовик I решил превратить наш город в новые Афины. С аллеями и бульварами, полными света, пространства, гармонии. А теперь опусти немного взгляд, Пауль.

У двери храма толпились нищие, выстроившись в ряд, чтобы получить суп, который церковная община раздавала на закате. Очередь только возникла и уже была длиннее, чем можно было разглядеть из витрины. Пауль не удивился, увидев ветеранов войны в замызганной форме, уже пять лет как запрещенной. Не удивили его и старые бродяги, на лицах которых улица и вино оставили лиловый отпечаток бедности. Что его удивило, так это вид десятков взрослых мужчин в потрепанных костюмах, но с прекрасно выглаженными рубашками, при этом все были без верхней одежды, несмотря на то, что этим июньским вечером дул сильный ветер.

Пальто отца семейства, который ежедневно должен отправляться на поиски хлеба для своих детей - одна из тех вещей, что закладывают в последнюю очередь, подумал Пауль, тревожно шевельнув руками в карманах своего собственного. Он купил его с рук, с удивлением обнаружив столь великолепное сукно по цене средней головки сыра.

Так же, как и смокинг.

- Пять лет спустя после падения монархии: террор, убийства на улицах, голод, бедность. Какую версию Мюнхена предпочитаешь, парень?

- Думаю, подлинную.

Келлер взглянул на него, явно довольный ответом. Пауль заметил, что отношение книготорговца слегка изменилось, словно бы это была лишь проверка перед чем-то намного более важным, что вот-вот должно было произойти.

- Я познакомился с Хансом Райнером много лет назад. Не помню точно, когда это было, но, кажется, в 1895 году, потому что тогда он зашел в мою лавку и купил "Замок в Карпатах" Жюля Верна, только что вышедший из печати.

- Он тоже любил читать? - спросил Пауль, не сумев скрыть волнение. Он так мало знал о человеке, давшем ему жизнь, что любое сходство с ним наполняло юношу смутным чувством гордости и замешательства, словно это было эхом прошедших времен. Он почувствовал безрассудную необходимость довериться книготорговцу и выжать из него любые подробности об отце, которого ему не позволили узнать.

- Он обожал чтение! Тем вечером мы с твоим отцом проговорили часа два. По тем временам это было долго, тогда моя лавка не была пустой, как сейчас, она была переполнена с открытия и до закрытия. У нас обнаружились общие интересы, например, поэзия. Хотя и очень умный, он становился совершенно бестолковым, когда дело касалось слов, и его восхищало, на что способны люди, подобные Гёльдерлину или Рильке. Он даже попросил меня однажды помочь ему с маленьким стихотворением, которое написал твоей матери.

- Помню, как она рассказывала мне об этом стихотворении много лет назад, - грустно пробормотал Пауль, - хотя так и не дала мне его прочитать.

- Может быть, оно сейчас среди бумаг твоего отца, - предположил книготорговец.

- К несчастью, те немногие его вещи, что у нас были, остались в доме, где мы жили раньше. Нам пришлось поспешно уехать оттуда.

- Жаль. Так или иначе... каждый раз, как он бывал в Мюнхене, мы пользовались возможностью провести интересный вечер вместе. Именно так я впервые услышал от него о Великой Ложе Восходящего солнца.

- Что это?

Торговец книгами понизил голос.

- Ты знаешь, что такое масонство, Пауль?

Молодой человек озадаченно посмотрел на него.

- В газетах пишут, что это могущественная тайная секта.

- Цель которой - объединить всех евреев и править миром? - усмехнулся Келлер. - Я тоже много раз слышал эту байку, Пауль. Как и во все времена, люди ищут, на кого бы свалить всю вину за собственные неудачи.

- В таком случае, что же она представляет собой на самом деле?

- Масоны - тайное общество, а не секта. Оно состоит из избранных людей, которые ищут просветления и торжества нравственности в мире.

- Под избранными имеются в виду могущественные?

- Нет. Эти люди сами себя выбирают. Ни один масон не вправе попросить непосвященного стать масоном. Об этом должен попросить сам непосвященный, так же, как я попросил твоего отца принять меня в Ложу.

- Так значит, мой отец был масоном? - спросил вконец ошеломленный Пауль.

- Погоди минутку, - сказал Келлер. Он захлопнул дверь лавки, перевернул табличку на "закрыто" и направился в подсобку. По возвращении он показал Паулю старую студийную фотографию. На ней молодой Ханс Райнер и еще три человека, которых Пауль не знал, смотрели прямо в камеру с характерным для начала века застывшим выражением лица, когда моделям приходилось не шевелиться в течение минуты, чтобы фотография не получилась смазанной. Один из незнакомцев держал в руках странный символ, который Пауль видел несколько лет назад в кабинете дяди: наугольник и циркуль с большой буквой G в центре.

- Твой отец был хранителем храма в Великой Ложе Восходящего солнца. Это человек, который заботится о том, чтобы дверь храма всегда была закрыта, пока не откроется работа... говоря языком непосвященных, пока не начнется ритуал.

- Вы вроде сказали, что это не имеет ничего общего с религией.

- Мы, масоны, верим в сверхъестественную сущность, которую мы называем Великим Архитектором Вселенной. Таково наше учение. Каждый масон почитает Великого Архитектора в той форме, какую сочтет для себя удобной. В моей ложе состоят евреи, католики и протестанты, но никто не пытается проповедовать свою религию другим. В ложе под запретом две темы: религия и политика.

- Ложа имеет какое-то отношение к смерти моего отца?

Прежде чем ответить, книготорговец надолго замолчал.

- Я мало знаю об обстоятельствах его смерти, кроме того, что всё, что о ней рассказывают - ложь. В тот день, когда я видел его в последний раз, он передал мне записку, и мы встретились неподалеку от книжной лавки. Мы говорили на бегу, прямо на улице. Он сказал, что ему угрожает опасность, что он боится за жизнь твоей матери и твою. Две недели спустя распространились слухи о том, что его корабль затонул в колониях.

Пауль размышлял, сказать ли Келлеру о последних словах кузена про ту ночь, когда его отец пришел в особняк Шрёдеров, о выстреле, который слышал Эдуард, но решил, что не стоит. Он долго раздумывал над этой информацией, но так и посчитал ее достаточным доказательством, что за исчезновение отца несет ответственность дядя. В глубине души он полагал, что тот что-то знает, но не хотел разделять эту ношу ни с кем, пока сам точно не убедится.

- Он также просил меня передать тебе одну вещь. когда повзрослеешь. Я уже много месяцев тебя ищу, - продолжил Келлер.

Сердце у Пауля заколотилось.

- Что это?

- Не знаю, Пауль.

- Так чего же вы ждете? Отдайте мне это! - почти прокричал Пауль.

Книготорговец окинул Пауля ледяным взглядом, дав ему понять, что не выносит, когда ему отдают приказы в собственном доме.

- Думаешь, что достоин наследия своего отца, Пауль? Юноша, которого я видел третьего дня в клубе "Бельда", мне кажется всего лишь пьяным мужланом, который впустую растрачивает тот талант, которым его наградила судьба.

Пауль уже открыл рот, чтобы с вызовом рассказать ему о холоде и голоде, которые он пережил после того, как их выгнали из особняка Шрёдеров. О том, как это изнурительно - таскать уголь вверх-вниз по влажным ступеням. Об отчаянии, когда невозможно найти работу, но всё равно нужно продолжать искать. Об искусительном призыве холодных вод Изара. Но потом осекся, потому что его страдания не давали права вести себя так, как он вел себя в последние недели.

Что заставило его почувствовать себя еще более виноватым.

- Герр Келлер... а принадлежность к ложе сделает меня достойным?

- Это стало бы началом, если ты просишь от чистого сердца. Но уверяю тебя, это не так-то просто, даже для такого, как ты.

Молодой человек сглотнул, прежде чем ответить.

- В таком случае я смиренно прошу вашей помощи. Я хочу стать масоном, как отец.


Загрузка...