Эмблема предателя

58

Прочтя письмо матери, Пауль долго плакал.

Он оплакивал Илзе, чья жизнь была наполнена страданиями из-за любви, и и-за любви она совершала ошибки. Он оплакивал Юргена, родившегося не в том доме. Оплакивал самого себя, потому что лил слезы по отцу, который того не заслуживал.

Когда он заснул, то погрузился в удивительный покой, такого он никогда не испытывал. Как бы ни закончилась та авантюра, которую он собирался предпринять через несколько часов, он достиг своей цели.

Его разбудил Манфред, похлопав по спине. Рядом сидел Юлиан и ел бутерброд с колбасой.

- Пора. Уже семь вечера.

- Почему ты не разбудил меня раньше?

- Тебе нужно было отдохнуть. А пока ты спал, я сходил за покупками и принес всё, что ты велел: полотенца, стальную ложку, лопату - всё, что нужно.

- Тогда начнем.

Манфред заставил Пауля принять сульфамид, чтобы раны не воспалились, а потом они послали Юлиана к машине.

- Я могу ее завести?

- Не вздумай! - крикнул Манфред.

Оставшись вдвоем, они стянули с мертвеца брюки и сапоги и переодели его в одежду Пауля, засунув в карман пиджака его документы. Затем они выкопали в земляном полу глубокую яму и положили туда тело.

- Полагаю, это их на некоторое время задержит. Не думаю, что его найдут раньше, чем через пару недель, а к тому времени от него немногое останется, - сказал Пауль.

На гвозде в стойле они нашли форму Юргена. Пауль был примерно того же роста, хотя его брат - шире в плечах. Учитывая толстый слой бинтов на груди и руках Пауля, форма сидела неплохо. Сапоги жали, но всё остальное подошло.

- Форма сидит, как влитая. Только вот это ты никак не подделаешь.

Манфред показал удостоверение Юргена. Оно было вставлено в кожаный бумажник, рядом с партийным билетом и пропуском в СС. Сходство Паля и Юргена с годами увеличилось. У обоих был выдающийся подбородок, голубые глаза и похожие черты. Волосы Юргена были темнее, но это оказалось легко исправить с помощью купленного Манфредом бриолина.

Если сравнивать с фотографией на удостоверении личности, Пауля легко можно было принять за Юргена. За исключением одной детали, на которую и указал пальцем Манфред. Под надписью "особенности внешности" яснее ясного было написано: отсутствует правый глаз.

- Повязки будет недостаточно, Пауль. Если тебе прикажут ее снять...

- Я знаю, Манфред. Поэтому мне и нужна твоя помощь.

Манфред пораженно уставился на Пауля.

- Но ты же не собираешься...

- Мне придется это сделать.

- Но это же просто безумие!

- Как и весь план. И это - самое его слабое место.

В конце концов Манфред согласился. Пауль сел на козлы повозки, накрыв грудь полотенцами, словно пришел к парикмахеру.

- Ты готов?

- Погоди, - сказал Манфред. На его лице читался ужас. - Давай повторим еще раз, чтобы не ошибиться.

- Я приложу ложку к краю правого века и выковырну глаз. Как только он выпадет, ты должен приложить антисептик и марлю. Так?

Манфред кивнул. Он был так напуган, что едва мог говорить, и Пауль понял, что ужас юноши помогает ему преодолеть собственный страх.

- Ты готов? - повторил он.

- Готов.

Через десять секунд раздался крик.

К одиннадцати часам вечера Пауль проглотил почти целую упаковку аспирина из тех трех, что купил Манфред. Рана перестала кровоточить, и Манфред дезинфицировал ее каждые пятнадцать минут, прикладывая новые марлевые повязки.

Пару часов назад вошел Юлиан, встревоженный раздавшимся криком, и обнаружил отца схватившимся за голову и вопящим во все легкие, а дядя истерически заорал, чтобы он немедленно вышел. Он снова закрылся в мерседесе и зарыдал.

Когда всё успокоилось, Манфред отправился за племянником и объяснил ему план. Юлиан вошел в сарай и приблизился к Паулю.

- Ты это сделал только ради мамы? - спросил он голосом, наполненным почти благоговейным уважением.

- И ради тебя, Юлиан. Потому что я хочу, чтобы мы жили все вместе.

Мальчик не ответил и с силой сжал руку Пауля и не отпускал ее, пока его отец не решил, что пришла пора трогаться в путь. Он сел вместе с Юлианом на заднее сиденье автомобиля.

Манфред проехал семнадцать километров, отделяющие их от концентрационного лагеря, с напряженно сжатыми губами. Им понадобился почти час, чтобы добраться до места, потому что Манфред почти не умел водить, и машина время от времени глохла.

- Когда подъедем туда, автомобиль не должен заглохнуть ни в коем случае, Манфред, - предупредил его Пауль, весьма обеспокоенный.

- Сделаю всё, что смогу.

Въезжая в Дахау, Пауль обратил внимание, как разительно этот город отличается от Мюнхена. Даже сейчас, под покровом ночной темноты, бросалась в глаза царившая здесь нищета. Щербатые, грязные тротуары, разбитые дорожные знаки, облезлые фасады домов.

- Какое печальное место, - заметил Пауль.

- Да уж! Изо всех мест, куда могли увезти Алису, это, безусловно, самое худшее.

- Почему ты так говоришь?

- Наш отец был владельцем порохового завода, который располагался в этом городе.

Пауль уже собирался сказать Манфреду, что его мать работала на этом заводе по производству боеприпасов и что ее уволили, но слишком устал для болтовни.

- Чертовски иронично, что отец продал эту землю нацистам. А они устроили здесь лагерь.

Наконец, они увидели желтую вывеску с четными буквами, возвещающую, что лагерь находится в восьмидесяти метрах.

- Остановись, Манфред. Медленно развернись и поезжай немного назад.

Манфред подчинился, и они вернулись обратно к небольшому зданию, которое проехали несколько минут назад. Оно было похоже на домик лесника, хотя выглядело уже давно нежилым.

- Юлиан, слушай внимательно, - сказал Пауль, взяв мальчика за плечи, чтобы тот посмотрел ему в лицо. - мы с твоим дядей пойдем в концентрационный лагерь и попытаемся спасти твою мать. Но ты с нами идти не можешь. Я хочу, чтобы ты вышел из машины с моим чемоданом и подождал нас за этим зданием. Спрячься хорошенько, не говори ни с кем и не показывайся, пока не услышишь, как я или дядя тебя зовем. Ты меня понял?

Юлиан кивнул, и губы у него задрожали.

- Ты храбрый мальчик, - сказал Пауль, обнимая его.

- А если вы не вернетесь?

- Не надо так думать, Юлиан. Потому что мы непременно вернемся.

Устроив Юлиана в тайном убежище, Пауль и Манфред сели обратно в машину.

- Почему ты не дал ему указаний на случай, если мы не вернемся? - спросил Манфред.

- Потому что он смышленый парнишка. Он заглянет в чемодан, возьмет деньги и бросит остальное. И в любом случае, мне его некуда отправить. Как выглядит рана? - спросил Пауль, зажигая освещение и снимая марлевую повязку.

- Воспалена, но не сильно. Веки не красные. Болит?

- Очень.

Пауль посмотрел на себя в зеркало заднего вида. Там, где раньше находилось глазное яблоко, теперь была только пустота, прикрытая сморщенной кожей. Из-под века вытекла тоненькая струйка крови, похожая на алую слезу.

- Она должна выглядеть старой, черт подери.

- Может, тебя и не попросят снять повязку.

- Спасибо, что напомнил.

Он вытащил из кармана повязку и надел ее, выбросив марлю через окно в кювет. Снова поглядев на себя в зеркало, он почувствовал мурашки по коже.

Из зеркала на него смотрел Юрген.

Он взглянул на нарукавную повязку с нацистской свастикой, красовавшуюся на левой руке.

Пауль вспомнил, как однажды подумал, что скорее умрет, чем нацепит на себя этот символ. И сегодня Пауль Райнер мертв. Сегодня я Юрген фон Шрёдер.

Он пересел с заднего сиденья вперед, вспоминая, каким был его брат. Его выражение надменного превосходства. Его манеру повышать голос, тем самым возвышая самого себя и заставляя всех остальных чувствовать себя низшими существами.

"У меня все получится, - думал Пауль. - Вот увидим".

- Вперед, Манфред. Нельзя терять времени.