Если только ты

Глаза Вигго широко выпучиваются.

— Я, пожалуй, побегу, спасая свою жизнь.

Дверь сарая распахивается, и появляется Зигги, похожая на великолепную, мстительную валькирию. Грудь её вздымается, коса растрёпана и обрамляет лицо дикими рыжими прядями.

— Что, чёрт возьми, ты творишь? — орёт она.

Остальные братья, которые были здесь раньше, внезапно появляются позади неё — Райдер, Аксель и Оливер, и все они выглядят довольно потрёпанными.

— Мы пытались удержать её, — объясняет Оливер, задыхаясь. — Но счёт… Зигги — одно очко. Мы, — он указывает на своих братьев. — Ноль.

Зигги бросается к Вигго, и в её глазах полыхает адский огонь.

— Стоять, — я обнимаю её, заставляя остановиться.

— Я сейчас очень зла, Себастьян, — бормочет она мне в плечо, и её тело напрягается в моих объятиях.

Я нежно поглаживаю её по спине круговыми движениями.

— Знаю. Но мы хорошо поговорили.

— Он поставил меня на место, — говорит Вигго. — Весьма ловко.

Зигги вырывается из моих объятий и свирепо смотрит на Вигго.

— Я всё равно буду щекотать тебя, пока ты не описаешься.

Он уныло вздыхает.

— Я не собираюсь лгать и говорить, что с нетерпением жду этого, но я принимаю свою судьбу.

Зигги оборачивается и смотрит на своих братьев, которые явно пытались её остановить.

— Больше так не делайте. Не вставайте между мной и человеком, которого я… — она закрывает рот, её щёки розовеют. — Вы поняли, что я имею в виду.

Они серьёзно кивают.

Зигги топает ногой, и её лицо вспыхивает.

— Мне это чертовски надоело. Хватит со мной нянчиться. Любите меня, но, пожалуйста, умейте видеть меня такой, какая я есть. Взрослая женщина, которая может делать свой выбор. И я. Выбираю. Его. Целиком и полностью. Ясно?

Они все улыбаются. Зигги ошеломлённо моргает.

— Это… не тот ответ, которого я ожидала. Что происходит?

— Зигги, — я беру её за руку и сжимаю. Нежно переплетаю наши пальцы. — Давай прогуляемся. Что скажешь?

Глава 31. Зигги

Плейлист: Brennan Lynch — Snow On The Beach

Себастьян мягко тянет меня за собой. Я в последний раз оглядываюсь через плечо на своих братьев и озадаченно смотрю, как они улыбаются, затем поворачиваются и идут в направлении дома Акселя.

Развернувшись обратно, я следую за Себастьяном, крепко держа его за руку, и наши пальцы переплетаются. Мой взгляд скользит по нему, и у меня внутри всё переворачивается. На нём те же поношенные джинсы, что и в тот вечер, когда он пришёл ко мне домой, и мы ели торт на его террасе, и моя любимая из его мягких футболок, серебристо-серая, которую я хотела украсть с тех пор, как впервые увидела его в ней, но тогда это лишило бы меня удовольствия видеть его в ней.

Повернув налево, Себастьян выводит меня на главную пешую тропу, прямо к дереву.

К моему дереву.

Чьи цветы кружатся в воздухе, и маленькие, белые, как снежинки, лепестки ложатся кремовым ковром к нашим ногам. Я прикусываю губу, сопротивляясь ему, пытаясь остановить его.

Внезапно мне становится очень, очень страшно.

Я больше не чувствую себя большой и храброй Зигги 2.0.

Что, если он не повернётся и не посмотрит на меня под моим деревом по той причине, по которой я этого хочу? Что, если за то время, в котором он нуждался, Себастьян понял, что отношения между нами — это не то, на что он способен, не то, чего он хочет?

«Доверяй ему, Зигги. Верь в него. Как ты всегда верила».

Себастьян смотрит на меня, нахмурив брови и наклонив голову, затем подходит ближе, скользя ладонью по моей руке, и обхватывает мой локоть.

— Иди сюда, Сигрид.

Я сильнее прикусываю губу, стараясь дышать ровно.

— Мне страшно.

— Я знаю, — он мягко улыбается, проводя другой рукой по моей спине, и пристально смотрит на меня, удерживая мой взгляд. — Я тоже весьма напуган.

— Ты… — мой голос срывается. Я делаю глубокий вдох, затем выдыхаю. — Тоже напуган?

Он кивает.

— Я был «весьма напуган» с того дня, как увидел тебя.

— С того дня, как ты увидел меня?

— О, да. Когда Рен пригласил меня к себе в первый раз, ты была там, у него дома — ну, ты была на пляже прямо за домом, играла в мяч с этой демонической собакой.

— Моя щенячья племянница — не демоническая собака. Следи за своим языком.

Себастьян усмехается.

— Ты бросала мяч Пацце. Ветер трепал твои волосы. И то, как ты улыбалась, когда присела рядом с ней на песок, а потом рассмеялась, когда она сбила тебя с ног, это просто… — он выдыхает, прижимая руку к сердцу. — Ударило меня. Прямо сюда. Поэтому, само собой, с того момента я избегал тебя любой ценой.

Я пристально смотрю на него.

— Ты… делал это нарочно?

Он подходит ближе, касаясь костяшками пальцев моей щеки.

— Очень даже нарочно. И я довольно хорошо сдерживался пару лет, избегая тебя. Но безрезультатно. Я и представить себе не мог, какие неприязненные отношения связывают тебя с нижним бельём, и как чертовски хорошо ты умеешь взламывать чужие дома и проникать в них. Не успел я опомниться, как ты столь основательно заполонила мои сны, что я отправился в безумную ночную поездку, просто чтобы сбежать от тебя, и разбил свою чёртову машину. Потом, когда я дулся на ту жалкую жизнь, которую сам себе устроил, ты ворвалась в мой дом, ворвалась в мою жизнь, и, Господи, Зигги, каждое мгновение, что я знал тебя — это лучшее, что когда-либо случалось со мной.

— Тот месяц, когда мы только и делали, что проводили время вместе. Последние шесть месяцев научили меня, что значит давать обещания и выполнять их, хотеть и в то же время отказывать себе, изнывать и всё равно ждать, чтобы я мог стоять здесь с чистой совестью и сказать тебе, что я всё ещё чертовски боюсь, что я недостоин тебя, что я никогда не буду достоин тебя, но у меня есть безжалостный психотерапевт, который даёт мне пугающе здоровые, обнадёживающие заверения типа: «Это говорит моё прошлое, а не настоящее, которое я делю с тобой, или будущее, которого я хочу».

— Работая над собой, я научился верить тому, что говорит психоаналитик — что я могу либо позволить своему страху недостойности заморозить меня там, где я был, где я держал нас, либо жить с тобой во всём своём несовершенстве, доверяя тебе этот страх. Как только я осознал это, всё оказалось самым простым решением, которое я когда-либо принимал. Потому что только один из этих вариантов позволяет мне любить тебя так, как я хочу, а всё, чего я хочу — это любить тебя. Итак… я здесь, чтобы сказать тебе, что все те страхи, которыми я уже делился с тобой раньше, которыми я делюсь с тобой сейчас, они здесь, но они больше не встанут между нами. Я буду противостоять этим страхам каждый день, чтобы любить тебя, чтобы работать над собой, чтобы быть достойным твоей любви.

— Потому что я действительно люблю тебя, Зигги, намного сильнее, чем, как мне казалось, я могу любить кого-либо или что-либо. Потому что если ты будешь любить меня до конца моих дней, этого будет более чем достаточно — это превыше моих самых смелых мечтаний и надежд. Я не исправился. Я не идеален. Но я действительно люблю тебя всем своим сердцем, Зигги, каждой его разбитой частичкой, которую я собираю воедино. Я надеюсь… если ты не чувствуешь этого сейчас, то однажды сможешь полюбить меня так, как я люблю тебя, но если этого не случится, если ты не сможешь…

— Себастьян, — слёзы текут по моему лицу. Я медленно обхватываю ладонями его лицо, большими пальцами поглаживая те складки, где не видно ямочек, но они появятся, если у меня есть право голоса в этом. — Я люблю тебя. Я любила тебя по-разному с тех пор, как ты согласился на мой безрассудный план и показал мне во многих крошечных, прекрасных проявлениях, что ты увидел во мне смелого человека, которого я только училась видеть, любить и прислушиваться к нему, с тех пор, как ты храбро открылся, впустил меня и взял мою руку в свою ладонь. Я любила тебя и не перестану любить. Я хочу любить тебя как своего друга, как своего партнёра, как того, с кем я открою для себя жизненные возможности — как внутри нас самих, так и за пределами этого дикого, необъятного мира.

— Я знаю, что я дурашливая, и немного плаксивая, и очень привязана к вымышленным персонажам, и я не всегда думала, что найдётся кто-то, кто сможет желать и лелеять эти странные, чувствительные уголки моей души, но ты это делаешь. Ты показал мне это, потому что именно так ты любишь — показывая, и если я проведу всё своё время на этом свете, испытывая эту любовь и показывая тебе свою любовь в ответ, то я буду самой счастливой женщиной на свете.

Себастьян пристально смотрит на меня, смаргивая влагу с глаз, а потом на его лице появляется улыбка, которую я так долго ждала — яркая, широкая улыбка, с длинными, глубокими ямочками. Я провожу большими пальцами по его щекам.

— Я люблю тебя, мой милый друг. Мой Себастьян.

Он прижимается своим лбом к моему и втягивает вдох, а его руки скользят по моей спине, когда он прижимает меня к себе. Поднимается ветер, мои волосы развеваются вокруг нас, заставляя его смеяться. Снежно-белые цветы осыпают нас дождём, заставляя смеяться и меня.

Под этим деревом, моим деревом, моим деревом надежд, желаний, слишком дорогим моему сердцу деревом, я кладу руку на его сердце — то, о котором я и за миллион лет не могла бы мечтать.

Его губы касаются моих, нежно, медленно. Я вдыхаю его запах, когда Себастьян притягивает меня к себе, а я обвиваю руками его шею, покачивая нас из стороны в сторону.

— Итак, — Себастьян улыбается, не прерывая наш поцелуй.

Я улыбаюсь в ответ.

— Итак.

— Почему бы тебе не показать мне этот ваш шалаш?

* * *

Моя семья — это сборище своевольных сводников. Но на этот раз я не злюсь по этому поводу. Потому что на этот раз у меня есть Себастьян и шалаш в полном моём распоряжении. По крайней мере, до конца дня и сегодняшним вечером. Это то, что мне нужно. Здесь только мы. Наконец-то.

Себастьян сидит напротив меня перед камином, который я разожгла, потому что он попросил меня об этом — думаю, в основном для того, чтобы он мог смотреть на мою задницу, пока я работаю, и уминать его бутерброд. Уже второй. Толстый, мягкий, безглютеновый хлеб, который на самом деле очень вкусный, хрустящий салат, дижонская горчица, майонез и курица, приготовленная с первыми весенними травами, которые Руни за годы взрастила в горшочках на задней террасе.

Я вздыхаю и отодвигаю свою почти пустую тарелку, слишком насытившись, чтобы есть ещё что-нибудь. Себастьян бросает взгляд на мою тарелку, прожёвывает, затем проглатывает.

— Ты собираешься это доедать?

Я улыбаюсь и пододвигаю ему тарелку.

— Налетай, älskade.

Он замолкает, не донеся бутерброд до рта, затем опускает его.

— Что это значит? Рен так называет Фрэнки.

Мои щеки заливает жаркий румянец. Я не хотела произносить это слово, просто оно приходило мне на ум каждый раз, когда я смотрела на Себастьяна в течение нескольких месяцев. Удивительно, что я не ляпнула это раньше.

Я подталкиваю его носком в бедро и улыбаюсь, немного смущённая, но очень влюблённая.

— Это означает «возлюбленный».

Себастьян смотрит на меня в этой своей манере, которую я иногда замечала, но говорила себе, что слишком много выдумываю из-за склонности к гиперактивному воображению, как и у всех любителей читать романы. Эти серые глаза с густыми тёмными ресницами смотрят горячо и голодно. Себастьян со стуком ставит тарелку на стол.

— Я больше не голоден.

— Ты уверен? Ты был не на шутку голодным.

— Был, — он берёт меня за руку и притягивает к себе. — И сейчас голоден.

Я забираюсь к нему на колени и устраиваюсь поудобнее, кладя руки ему на плечи. Он смотрит на меня снизу вверх, позволяя запустить пальцы в его непослушные тёмные волосы.

— Зигги.

— Хм? — свет целует его кадык, когда тот приподнимается при глотке. Я наклоняюсь и тоже целую его.

Себастьян снова сглатывает, его руки обхватывают меня за талию, опускаются на ягодицы.

— Я нервничаю.

Я отстраняюсь, затем наклоняю голову набок.

— Из-за чего, Себастьян?

— Занятия любовью. Я никогда этим не занимался. У меня была чёртова уйма секса. И ни разу не на трезвую голову. Никогда с тем, кого я любил. Я… немного волнуюсь. Но единственное, что меня не останавливает — это то, что я уже восемь месяцев страдаю от посинения яиц, которое может свести меня с ума, если я ничего с этим не сделаю, — он улыбается в ответ на мой смех, сверкая зубами, прищуривая глаза, такой довольный, что развеселил меня. — И… ну, знаешь, всё это желание заняться с тобой любовью. Это тоже довольно сильный стимул преодолеть свой страх.

Я откидываю назад эти тёмные пряди, провожу пальцем по его подбородку, по ямочке на подбородке.

— Буп.

Себастьян прищуривается, глядя на меня.

— Мы с тобой, — шепчу я, прежде чем поцеловать его подбородок, скулу, шрам, пересекающий левую бровь, — разберёмся с этим вместе. Я нервничаю. Ты нервничаешь. Мы будем нервничать вместе. Мы будем прикасаться друг к другу, пробовать и, надеюсь, немного смеяться, а потом мы будем самими собой, вместе, как бы нам ни показалось правильным. Это будет прекрасно. Этого будет… более чем достаточно.

Его руки скользят вверх по моей спине. Его бёдра двигаются подо мной.

— Тогда, думаю, нам стоит приступить к совместным пробам.

Я тихо смеюсь, затем наклоняюсь для ещё одного медленного, смакующего поцелуя.

— Я тоже так думаю.

Себастьян подаётся ближе, целует меня крепче, и его руки крепко сжимают мои бёдра. Я прижимаюсь бёдрами к его талии, придвигаясь к нему ещё ближе. Он вздыхает, когда я делаю это, и на его губах появляется улыбка.

— Ты собираешься перевернуть мой мир, не так ли? — бормочет он.

— Таков план.

— Отлично.

Я взвизгиваю, когда Себастьян поднимает нас обоих на ноги и ведёт к дивану по тёплому деревянному полу, который солнечный свет окрашивает в медово-золотистый цвет. Он осторожно опускает меня, затем забирается сверху, прижимаясь ко мне всем телом.

— Мне понравилось то, что мы сделали в книжном магазине, — тихо говорит Себастьян.

Я улыбаюсь ему.

— Мне тоже.

— С другой стороны, с тобой мне в любом случае всё понравится.

— Почему же?

— Потому что это ты, глупышка, — он целует меня в шею, затем делает глубокий вдох. — Боже, Зигги, ты так хорошо пахнешь. Мне нужен маленький флакончик с твоими духами, чтобы я мог брать его с собой в дорогу.

Я улыбаюсь, целую его волосы, провожу руками по твёрдым, упругим мышцам его спины.

— Это просто мыло и моя кожа.

— Проклятье. Что ж, похоже, мне придётся брать тебя с собой всюду, куда бы я ни отправился. С этим ничего не поделаешь.

Он снова смещается вверх по моему телу и целует меня, глубоко и жадно, вжимаясь в меня бёдрами.

— Себастьян.

— Ммм?

— Я хочу быть обнажённой. Я хочу, чтобы ты тоже был обнажённым.

Он отстраняется так быстро, что я смеюсь, срывает с себя рубашку, обнажая это тело, которое на моих глазах исцелялось и укреплялось, обнажая все таинственные отметины, которые я собираюсь изучить со временем, водя кончиком пальца по его коже.

Я тянусь к пуговице на его джинсах и расстёгиваю её, затем тяну вниз молнию. Себастьян прерывисто дышит, когда я сажусь и стягиваю их вместе с его трусами. Он привстаёт ровно настолько, чтобы я могла стянуть джинсы и трусы до щиколоток, затем переступает с ноги на ногу, сбрасывая их. Он поднимает меня с дивана, тянется к моему платью и снимает его через голову.

— Никакого нижнего белья, — хрипит он. — Или лифчика.

— Это изобретения дьявола, — бормочу я, когда Себастьян опускается на колени.

Он нежно покрывает поцелуями мои бёдра.

— Я давно хотел это сделать, Зигги.

Я запускаю руки в его волосы, глядя на него сверху вниз, а он смотрит на меня снизу вверх.

— Я тоже хотела, чтобы ты это сделал.

Себастьян медленно запускает пальцы мне между ног. У него вырывается вздох, прежде чем он наклоняется ко мне.

— Мне можно?

Я киваю.

— Да.

Его рот мягкий, ищущий, его пальцы дразнят меня, проникая внутрь. Я выгибаюсь, зарываясь руками в его волосы, пока он лижет меня, быстро и умело, учась отступать, когда я отстраняюсь от слишком интенсивных ощущений, а затем кружит и легонько дразнит языком, пока его пальцы работают внутри меня.

— Себастьян, — выдыхаю я.

Он стонет, проводя рукой по моему животу, приподнимая мою грудь в своей ладони. Его большой палец касается моего соска, и я вскрикиваю.

— Не останавливайся. Не останавливайся, — умоляю я.

Он прижимается ко мне лицом, не торопясь, сильнее двигая пальцами, пока меня, наконец, не охватывает жар, обжигающим, пульсирующим потоком проносящийся сквозь меня, заставляя меня выгнуться и выкрикнуть его имя.

Я очень неуклюже падаю на диван, и Себастьян склоняется надо мной. Его глаза затуманены, зрачки расширены.

— Давай сделаем это снова, — бормочет он, целуя мой живот, затем спускаясь ниже.

— Даже не думай об этом! — смеюсь я. — Поднимайся сюда.

Он подползает ко мне и целует, улыбаясь мне в рот, когда я притягиваю его ближе, и игриво рычу, когда он делает движение, как будто собирается снова сползти вниз.

Откинувшись на спинку дивана, глубокого и уютного, с выцветшей, поношенной хлопковой обивкой, мягкой на ощупь, Себастьян ложится рядом со мной, вытянувшись во весь рост. Его взгляд скользит по моему телу, руки нежно водят по коже, и на его лице написано изумление.

— Зигги, как ты можешь быть такой прекрасной?

Я краснею, быстро и горячо, и улыбаюсь, пока кончики моих пальцев скользят по его широкой груди, по бабочке над сердцем, по цветам и созвездиям, татуированным на его коже.

— Я думала о тебе то же самое.

— Все эти веснушки, — тихо говорит он, проводя по ним кончиком пальца, соединяя точки на моих плечах, вниз по груди, к краю грудей, где они исчезают. Я выгибаюсь навстречу ему, когда его ладонь касается моего соска.

Я кладу руку на плечо Себастьяна, скольжу по его телу вниз. Кончики моих пальцев совершают своё путешествие по планетам и разбросанным словам, открытым книгам и древним символам, терзаемым существам и крыльям ангелов, взлетающим птицам и разбитым сосудам, разливающим своё содержимое.

— Я хочу узнать о них больше.

— Я расскажу тебе, — говорит он. — Только… не сейчас, если ты не против?

Я киваю, не сводя с него глаз.

— Не сейчас.

— Я хочу снова прикоснуться к тебе, Зигги.

Я улыбаюсь.

— Я тоже этого хочу.

Себастьян нежно проводит рукой по одной груди, затем по другой, нежно приподнимая каждую, дразня мои соски. Я вздыхаю в ответ на его поцелуй, потирая бёдра друг о друга. Он нежно скользит костяшками пальцев вниз по моему животу, затем кладёт руку мне на ногу, раздвигая мои бёдра. Его пальцы погружаются в мои завитки, в мой клитор, который размеренно пульсирует. Себастьян легко и нежно поглаживает меня, наблюдая за мной, затем начинает водить мягкими, медленными кругами, всё ниже и ниже, точно так, как он научился делать это языком.

— Вот так? — спрашивает он.

Я киваю.

— Да. Вот так, — у меня вырывается судорожный вздох, затем ещё один, быстрый, болезненный.

— Твои звуки, — шепчет он. Его глаза закрываются, а лоб прижимается к моему. — Даже издаваемые тобой звуки прекрасны.

Я тяжело дышу, когда он погружает пальцы внутрь меня, где я уже такая влажная, так восхитительно близка к разрядке, а затем снова поднимает их, нежно обводя мой клитор. Я всхлипываю и выгибаю бёдра, запрокидывая голову, когда Себастьян вводит один палец внутрь и поглаживает меня, потом к нему присоединяется второй, потирая мою точку G. Он кладёт большой палец на мой клитор и размеренно обводит его кругами.

Я смотрю на него снизу вверх, улыбаясь, желая, наконец-то имея возможность свободно поддаться этому.

Удовольствие прокатывается по мне глубоко внутри, там, где он ласкает, по моему клитору, где он обводит его кругами, по моему рту, где мы не отрываемся друг от друга, по кончикам моих грудей, когда они касаются его твёрдой груди.

Со следующим толчком, стремительным движением моих бёдер, на меня накатывает нарастающая волна наслаждения. Я выгибаюсь ему навстречу с хриплым вздохом, дрожа, когда Себастьян продолжает двигать пальцами, шепча мне в губы, целуя меня.

— Войди в меня, — умоляю я. — Я хочу тебя… если ты хочешь…

— Я хочу, — бормочет он. — Презервативы?

— Проверилась, всё чисто. Принимаю таблетки.

— Тоже проверился, и всё чисто, — говорит он, смеясь, когда я начинаю извиваться под ним, прижимая его к себе. — Тебе действительно не терпится, да?

— Господи, Себастьян, а тебе разве нет?

— Нет, — он притворно машет рукой, когда его пульсирующий, твёрдый член ударяется о моё бедро. — Вовсе нет.

Я смеюсь и притягиваю его к себе. Подношу палец к его губам. Он смотрит на меня и приоткрывает губы. Я засовываю палец внутрь, и он сосёт, облизывая его.

— Такой хороший мальчик.

Его член резко дёргается подо мной.

— Бл*дь, — стонет он, когда я убираю свой палец, мокрый и покрытый слюной, затем провожу им по своему входу, добавляя влаги, в которой я на самом деле не нуждаюсь, но я хочу быть уверенной, что это будет гладко и легко.

Глядя на его прекрасную длину, толстую и твёрдую, я поднимаю на него взгляд, нахожу эти знакомые, прекрасные глаза и направляю его внутрь себя. Я ахаю, когда Себастьян постепенно погружается в меня медленными, неглубокими толчками, которые с каждым разом становятся немного глубже, а его глаза изучают мои.

— Боже, Зигги, — он стискивает зубы. — Боже, ты ощущаешься так приятно.

У меня вырывается стон, когда он задевает такое чувствительное местечко, что у меня поджимаются пальцы на ногах. Он нежно поворачивает меня к себе, и я ложусь на бок, прислонившись к дивану, закидывая ногу ему на бедро.

— Так нормально? — спрашивает он.

Я киваю.

— Очень даже нормально.

Себастьян вздыхает, снова входя в меня и продолжая всматриваться в мои глаза.

— Ты ощущаешься как грёбаная мечта.

Я нетвёрдо улыбаюсь, обнимаю его и притягиваю к себе.

— Ты тоже.

Проводя рукой по его бедру к ягодицам, я вспоминаю, что видела на прикроватной тумбочке в тот вечер, когда мы ходили на роликовую арену. Я знаю, для чего это предназначается. Сейчас я не могу дотронуться до него там, учитывая наше положение, но я могу подразнить его. Если он этого захочет.

Себастьян кивает, когда я подбираюсь ближе.

— Мне это нравится, — говорит он.

На этот раз я подношу два пальца к его рту, и он сосёт их, не сводя с меня глаз, пока двигает бёдрами и входит в меня. Я завожу руку за его спину, полностью наслаждаясь даром длинных конечностей, пока мы сплетаемся и двигаемся, улыбаясь и целуясь, вздыхая, прерываясь на смех и стоны удовольствия. Я поглаживаю его сзади, там, где он твёрдый и напряжённый, затем ещё дальше, и его ноги дрожат, когда он двигается вместе со мной.

— Зигги, — выдыхает он. — Я так долго не продержусь.

Я целую его.

— Я и не хочу, чтобы ты продержался.

— Как грубо, — шепчет он.

Я фыркаю от смеха, но затем мой смех превращается в стон, когда Себастьян сжимает моё бедро и входит в меня глубже, сильно и быстро.

— Кончи со мной, — умоляет он. — Пожалуйста, Зигги. Ты нужна мне.

Мои глаза начинают закрываться, но я заставляю себя открыть их, чтобы смотреть на него, пока он двигается всё быстрее, не сводя с меня глаз.

— Зигги.

— Себастьян, — я выдыхаю его имя, когда его бёдра сбиваются с ритма, когда он вдавливает меня в диван и неистово целует. Его рот приоткрывается в нашем поцелуе, когда он изливается в меня, глубоко толкается в меня, затем ещё раз. После очередного нестабильного, сбивающегося толчка я, наконец, кончаю вместе с ним, громко и изнывающе, прижимаясь к нему, пока оргазм сотрясает меня.

Он двигается во мне ещё медленнее, нежнее. Тяжело дыша, я притягиваю его к себе и ложусь на спину под ним. Себастьян прижимается ко мне всем своим весом, тяжёлый и горячий, и утыкается лицом мне в шею, пока его тёплое дыхание овевает мою кожу.

Его грудь вздымается. Моя тоже. Он неуклюже приподнимается на локте и запускает пальцы в мои спутанные волосы, убирая их с моего лица. Затем нежно наклоняет голову и целует меня.

— Ты… это… очень хорошо, — он вздыхает и стонет, закрывая глаза. — Что такое слова? Раньше они у меня были.

— У меня есть несколько слов, — я улыбаюсь и провожу носом по его носу. — Я люблю тебя.

— У меня тоже такое есть, — тихо говорит он, снова открывая глаза и заглядывая мне прямо в сердце, проводя пальцами по моим волосам. — Я люблю тебя, Сигрид. Очень сильно.

— Не «слишком сильно»?

Себастьян улыбается и тоже проводит носом по моему носу.

— Ничего подобного.

Глава 32. Себастьян

Плейлист: Ben Platt — Share Your Address

— Себастьян, — стонет Зигги, уткнувшись лицом в диванную подушку. Она тянется за другой подушкой, которую мы стащили с дивана, и бьёт меня ею. — Лежать, мальчик.

Я покрываю поцелуями её спину, веснушку за веснушкой, улыбаюсь в её кожу.

— Сигрид. Я дал тебе поспать три часа.

Она снова стонет, переворачивается на другой бок, затем потягивается. Очаровательно хмурится, глядя на меня снизу вверх. Я целую складку от подушки на её щеке и веснушку на носу, которую я не заметил во время последнего пересчёта их всех.

— Ты такая милая, когда злишься.

— Ты не будешь так говорить, когда умрёшь, — бормочет она, перекатываясь на бок. Я целую её плечо, талию, попку.

Её красивую округлую попку. Я сжимаю и нежно покусываю её.

Зигги вскрикивает, затем оглядывается через плечо, широко раскрыв глаза. На её лице появляется горячая улыбка.

— Что ты делаешь?

— Наслаждаюсь тобой. Мне надо наверстать за такой долгий период, Сигрид. Ты должна понять.

Её улыбка становится шире, когда она переворачивается на спину и раскрывает объятия. Я заползаю на неё и целую, медленно и глубоко. Мой член трётся об неё, и я стону, медленно выдыхая.

— Я могу позволить тебе поспать ещё, если ты действительно хочешь.

Зигги приподнимает брови.

— Сказал он, когда уже разбудил меня.

— Прогресс, а не совершенство, Сигрид. Я человек, который находится на пути роста. Наберись терпения.

Она смеётся, качая головой.

— Тебе повезло, что я люблю тебя.

— Да, это так.

Её смех затихает, но улыбка не исчезает. Я смотрю на Зигги сверху вниз, на её прекрасные огненные волосы, яркие, как пламя рядом с нами. Отблески камина танцуют на её коже, и это единственный свет, оставшийся от дня, когда ночь окутывает нас.

Зигги растягивается на одеялах и подушках, которые мы расстелили перед камином, затем поднимает руки к моему лицу. Медленно проводит пальцами по моим волосам. А затем садится, переплетая наши ноги, и целует меня. Её глаза всматриваются в мои, улыбка становится шире.

А затем она переворачивает меня на спину.

Я смотрю на Зигги снизу вверх, когда она перекидывает одну ногу через мой торс, затем опускается, оседлав меня прямо над моим ноющим членом. Воздух вырывается из меня, и мои бёдра рефлекторно двигаются под ней.

— Себастьян, — строго произносит она, выгибая бровь. — Будь хорошим мальчиком.

Я ухмыляюсь и демонстративно двигаю бёдрами под ней.

— Гадкий, — бормочет Зигги, наклоняясь надо мной и прижимая мои запястья над головой к полу. Её груди оказываются прямо у моего лица. Я целую их, нежно, с любовью посасывая каждый из её сосков. Она прикусывает губу и трётся о мою длину. Я наслаждаюсь трением, головокружительным удовольствием, двигаю бёдрами так, чтобы мой член плотно прижимался к ней. Она ахает в наш поцелуй.

— У меня теперь проблемы?

— О, да, — она сжимает мой подбородок, целуя меня крепко и глубоко, слегка прикусывая зубами мою губу, отчего весь воздух покидает мои лёгкие.

Рука Зигги скользит по моему горлу, чувствуя звук, который рокочет во мне от её прикосновений. Она нежно сжимает моё горло, заставляя меня запрокинуть голову. Я стискиваю её бёдра.

— Пожалуйста, Зигги.

Она сжимает меня сильнее, и я оказываюсь опасно близок к тому, чтобы кончить всего от нескольких ласк, что, учитывая исход предыдущих раундов, не является чем-то беспрецедентным, и мне за это не стыдно. Моя девушка очень хороша во всём, за что бы она ни взялась, и она определённо настроена серьёзно.

Зигги приподнимает бёдра, крепко сжимает мой член у основания, заставляя меня тяжело дышать, и вводит меня внутрь, где она горячая, влажная и такая чертовски тугая, что у меня клацают зубы.

— Трахни меня, — стону я.

— Следи за языком, — она шлёпает меня по заднице, а затем опускается полностью, быстро и умело. Это почти убийственный опыт.

— О, бл*дский ад. Господи Иисусе, Зигги.

— Гадкий, гадкий, — она улыбается в наш поцелуй, затем прокладывает дорожку из поцелуев по моему подбородку, двигая бедрами, быстро и глубоко, так чертовски хорошо, что всего через несколько минут мои колени подгибаются, и я сжимаю её бёдра, отчаянно желая трахать её.

— Не-а, — она ловит мои руки и снова заводит их мне за голову, наклоняясь надо мной.

— Зигги, — стону я, вскидывая бёдра. — Мне нужно кончить.

— Кто сказал?

— Я сказал.

Зигги улыбается.

— Пока что нет, Себастьян.

Я стону, когда она снова проводит рукой по моему горлу и сжимает так, как мне нравится, как я сам ей показал.

— Зигги, я не могу…

Она останавливается, не двигая бёдрами.

Я тяжело дышу, мои бёдра рефлекторно дёргаются, когда она наклоняется и нежно проводит губами по татуировкам на моей груди, по соскам.

— Я сказала, пока что нет, Себастьян.

У меня вырывается сдавленный стон, когда я пульсирую внутри неё; я так близок к оргазму, так отчаянно этого хочу. Мне нравится, как хорошо она умеет заставлять меня ждать, и я, черт возьми, вот-вот потеряю самообладание. — Я потом так отплачу тебе, что мало не покажется.

Зигги улыбается, касаясь моей кожи, затем слегка двигает бёдрами, испытующе поддразнивая, что заводит меня.

Я ахаю, спешно отталкиваюсь от пола, сопротивляясь её руке, которая всё ещё держит мои запястья. Она отпускает меня и полностью готова к тому, что произойдёт. Перевернув её на спину, я погружаюсь в неё, сильно, быстро, неистово двигая бёдрами.

Зигги хватает ладонями мою задницу, крепко прижимает к себе, а потом проводит пальцами по моей спине до волос и резко дёргает. Её тело сжимается вокруг моего ритмичными, крепкими спазмами, пока она запрокидывает голову. Я утыкаюсь лицом в её шею и выкрикиваю её имя, погружаясь в неё и кончая так сильно, что на несколько секунд теряю зрение, видя тёмные, блестящие звёзды, которые меркнут, когда я ошеломлённо моргаю, глядя на неё сверху вниз.

Грудь Зигги вздымается, её волосы растрепались и разметались по одеялу, пока она потрясённо качает головой.

— Это… — говорит она. — Это было… Слова. Они у меня есть. Подожди минутку.

— И она ещё называет себя чемпионкой по игре в Скраббл, — меня награждают тычком в бок. Я хватаю её за руку и заламываю обратно, затем наваливаюсь на неё всем своим весом, целуя нежно и медленно. — Завтра тебе надерут задницу в Скраббл, Сигрид.

Она закатывает глаза.

— Мечтай дальше, Себастьян. Мечтай. И кроме того, уже сегодня, — она вялой рукой указывает на часы над духовкой. Её семья будет здесь ровно в десять. Зигги предупредила меня, что если Элин Бергман говорит, что она будет где-то в какое-то время, значит, она там будет в это время. Так что не надо ожидать запаса времени.

Я стону, снова опуская голову к её шее.

— Ладно. Может, нам, наконец, стоит немного поспать.

— Ты так думаешь?

Я громко зеваю, затем обвиваюсь вокруг неё, утыкаясь лицом в её шею. Думаю, я так и засну. Зигги в высшей степени уютная.

— Поставишь будильник? — спрашиваю я, снова зевая.

Пальцы Зигги ерошат мои волосы.

— Я бы так и сделала, если бы на мне не лежало девяносто килограммов большого, потного, сексуального Себастьяна.

Я улыбаюсь.

— Это я.

Она фыркает.

— Всё будет хорошо. Я никогда не сплю допоздна. Мы проснёмся вовремя.

* * *

Мы не просыпаемся вовремя. Вообще ни разу.

Нас будит звук приближающихся к крыльцу шагов, эхо голосов, когда ключ поворачивается в замке. Зигги открывает глаза одновременно со мной. На мгновение мы встречаемся взглядами, полными неподдельной паники. Но даже когда мы с голыми задницами несёмся по лестнице, спасаясь бегством, я чувствую себя счастливее, чем когда-либо.

Нет никого, с кем я бы предпочёл сломя голову броситься в следующий дикий, неопределённый момент жизни, кроме женщины, которая держит меня за руку.

Глава 33. Зигги

Плейлист: Peggy Lee — It’s a Wonderful World

— Зигги Звездочка, — папа обнимает меня за плечи, притягивая к себе, и целует в висок.

— Привет, папочка, — я кладу руку ему на спину и улыбаюсь. — Наелся?

Он смотрит на меня.

— Ты же знаешь, что я так и сделал. У твоей мамы привычка нешуточно перебарщивать с готовкой, и я просто не могу допустить, чтобы всё пропало даром.

— Здесь нужно кормить много ртов, — замечаю я. Мой взгляд блуждает по задней террасе шалаша, по которой разливается закат в своём восхитительном домашнем сиянии. Семейство Бергманов и даже милая Шарли, которая наконец-то смирилась с Себастьяном, заполняют террасу до краёв, сидя в креслах, за столиком на открытом воздухе, едят, разговаривают, смеются. Некоторые из нас также высыпают во двор, гоняют футбольный мяч, дурачатся с мячами бочче.

Папа улыбается, ещё раз сжимает моё плечо, затем отпускает. Засунув руки в карманы, он переносит вес тела с ампутированной ноги на протез. Теперь я понимаю, что лучше не спрашивать, не хочет ли он присесть. Он сядет, если ему нужно, и не сядет, если нет.

— Итак, моя хитрая младшая дочь…

— Я хитрая? — я поднимаю брови. — Это вы, назойливые сводники, свели нас в шалаше… один на один.

Я заливаюсь колоссальным румянцем, а папа, ухмыляясь, кашляет в кулак. Он тоже краснеет.

— Ну, Сигрид, это была идея твоей мамы. Она сказала, что иногда людям нужно время, чтобы прийти в себя, а иногда им нужно, чтобы время пришло к ним и вбило в них здравый смысл.

Я смеюсь.

— Похоже на маму.

Словно поняв, что мы говорим о ней, мама оглядывается через плечо и игриво прищуривает глаза. Папа улыбается ей так, что мама хитро ухмыляется, а потом поворачивается обратно к тому месту, где она сидит рядом с Руни. По другую сторону от неё, как королева на шезлонге, развалилась Фрэнки, поставившая на свой большой живот бутылочку рутбира и потягивающая его через гигантскую гибкую соломинку.

Всего через месяц я снова стану тётей, и я уже не могу дождаться. Эффектная рвота Фрэнки на предсезонном матче, о которой мне рассказал Себастьян, и её странный комментарий, а также фантастические сиськи на Хэллоуин приобрели гораздо больше смысла, когда они с Реном сообщили нам хорошие новости: малыш Зеферино-Бергман появится на свет в мае этого года.

— Он мне так нравится, — говорит папа, прерывая мои размышления. — Он хороший человек.

Я поднимаю взгляд на папу и пихаю его плечом, затем бросаю взгляд во двор, где рядом с улыбающимся Реном стоит Себастьян — такой красивый, в мягкой серой футболке и шортах, обтягивающих его фантастическую задницу, и аккуратно перебрасывается мячом для бочче. На нём синяя бейсболка, низко надвинутая на тёмные волосы, за растрёпанность которых я несу полную ответственность. Он смотрит на меня пронзительными и прекрасными серыми глазами, и его лицо озаряет довольная, голодная улыбка. На моём лице тоже такая же улыбка.

— Я знаю, что он хороший, — говорю я отцу. — Но… не слишком хороший.

Папа одаривает меня заговорщической улыбкой.

— В чём же тогда веселье, если бы он был слишком хорошим?

— Точно.

— Кроме того, он бы ни за что не выжил в семье Бергманов, если бы был таким, — папа кивает во двор, где Себастьян теперь сцепился с Вигго, который громко хохочет, потому что Себастьян целит в его щекотное место. Они оба валятся на траву.

— Тётя Зигги! — Линни дёргает меня за мягкий сарафан цвета хурмы, который задирается выше колен.

Я приседаю, чтобы посмотреть ей в глаза.

— Линни, что случилось?

— Я хочу музыку, — она подпрыгивает на месте. — Музыку свинг.

— О-о-о, — я приподнимаю брови. — Музыку свинг?

— Да! — кричит она. — Ты можешь покружить меня.

— Для меня это большая честь. Дай мне одну секунду.

Пробегая по веранде, я беру свой телефон, который подключён к динамикам, установленным вокруг нас, и выбираю любимую песню Линни, быструю и весёлую. Хотя разве есть не быстрые и не весёлые мелодии свинга?

Когда звучат первые такты, Линни подбегает ко мне, и я поднимаю её на руки, вызвав её звонкий, визгливый смех.

— Ещё раз, тетя Зигги!

— Сначала основы! — я опускаю её на землю и держу за руку, пока мы делаем шаги, которым я её научила:

— Тройной шаг, — кричит она, двигаясь справа от меня, затем слева. — И снова тройной шаг!

Я смеюсь. Я чувствительна к шуму, но мне нравится, какая шумная эта маленькая девочка, нравится её безудержная радость. Надеюсь, она никогда не потеряет её. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы этого не случилось.

— Качательный шаг! — кричит Линни, покачиваясь на пятках назад, затем вперёд.

— Ну привет, — Себастьян взбегает по лестнице на веранду, надевая бейсболку задом наперед, чтобы лучше нас видеть. — Кто тут без меня танцует свинг?

Линни таращится на него.

— Проблема, ты знаешь танец свинг?

— Да, говорит он.

Я тоже таращусь на него.

— Что? — он бросает на меня застенчивый взгляд, затем понижает голос, наклоняясь ко мне. — Ты говорила, что любишь танцевать свинг. Это подразумевает, что я буду часто прикасаться к тебе. Я посмотрел несколько видеороликов, когда торчал в отеле во время выездных матчей, потому что я непременно буду готов танцевать свинг, если ты меня попросишь. Я даже планировал пригласить тебя на свинг, но этот проклятый хоккейный сезон помешал мне.

— Что ж, — мечтательно вздыхаю я, — у тебя есть немного времени, пока ты не вернёшься к плей-оффу. Полагаю, до тех пор я могла бы воспользоваться твоим предложением.

Себастьян одаривает меня медленной понимающей улыбкой, кладёт руку мне на спину и притягивает к себе.

— Сигрид. Я планирую танцевать с тобой гораздо дольше.

Когда из динамиков звучит музыка биг-бэнда, я улыбаюсь ему и беру за руку.

— Как прекрасно, — я украдкой целую его, а затем позволяю себе закружиться, свободная и безопасная в его объятиях. — Это тоже входило в мой план.

***

История Зигги и Себастьяна закончилась, но не волнуйтесь, вы ещё увидите их в последней книге, посвящённой Вигго!