Эсминцы и коса смерти. Том 2

Глава 16

Обратно с аэродрома Лебедев и Малевский выехали только в третьем часу ночи. Когда они садились в свой грузовик, который, к счастью, не пострадал во время перестрелки, то оба слышали, как где-то в высоте гудели самолеты. Только вот, наши это летят, или немецкие было не разобрать. Вроде бы, звук появился откуда-то со стороны Риги. По дороге командир поведал Александру, что на совещании комсостава говорилось о том, что флот скоро придет в движение и начнет курсировать вдоль берега. Потому что на якорях кораблям оставаться опасно, и они не должны быть неподвижными целями для авиации противника. Под большим секретом Малевский сообщил, что и десант на врага готовится.

И действительно, несмотря на ночное время, в порту ощущалась суета. Маленькие каботажные сухогрузы подвозили к боевым кораблям боеприпасы, а танкеры-бункеровщики загружались топливом и тоже шли на рейд, чтобы прямо там производить бункеровку, перекачивая нефть на корабли прямо в море. Волнения на Балтике в эти сутки стихло почти до полного штиля, и командование хотело воспользоваться этим, подготовив за ночь эскадру к последующему выдвижению.

Проводив Малевского на пирсе, где он сел на разъездной катер, направляясь на «Яков Свердлов», Александр поспешил в казарму к своим бойцам. Там, прежде, чем отправиться спать, он написал два рапорта. Один на имя командующего базой Михаила Сергеевича Клевенского, а второй для своего дяди, начальника РОШ. В них Лебедев указывал на недостатки в боевом применении корректировочных групп. Зарегистрировав бумаги у оперативного дежурного, спать Саша улегся только в половине четвертого.

Утро 25-го июня началось с хороших новостей, которые передали по радио из Москвы. Оказалось, что самолеты советской дальней авиации ночью успешно бомбили Берлин, вернувшись без потерь обратно. И это известие обсуждали буквально все в городе. Была и вторая, еще более приятная для защитников базы весть. Вчерашний контрудар Красной армии под Либавой принес тактический успех. Впервые с начала войны войскам Красной армии при поддержке Краснознаменного Балтийского флота удалось отбросить противника на тридцать километров и закрепиться на достигнутых рубежах. Об этом тоже сказали по центральному радио. В этот день звуки боев действительно сильно отдалились и почти не были слышны в городе.

Но, вражеская авиация не оставляла попыток разбомбить порт. Утренний налет для немцев оказался неудачным, потеряв еще пару машин от огня зениток, они ретировались, но в обед снова прилетели, смогли удачно скинуть несколько бомб и подожгли оставшиеся емкости с горючим в порту. К счастью, к этому моменту основная часть топлива из этих баков уже была перекачана на корабли. Тем не менее, пожар в нефтеналивном терминале разгорелся с новой силой. Досталось и элеватору. После бомбежки он тоже горел.

Чтобы закрепить успех, достигнутый накануне вечером на приморском фланге, командование срочно решило организовать тактический десант в тыл фашистов. В то место на берегу, где возле населенного пункта Паланга, на перекрестке дорог, по данным авиационной, а также войсковой разведки, скопились отступившие от Либавы группы снабжения противника, перемешавшись с прибывающими из Восточной Пруссии резервами. Задача ставилась полностью разгромить их с помощью корабельной артиллерии. А потом, когда враг будет деморализован, десантники должны были высадиться на берег и ударить от Паланги на север, навстречу своим войскам по приморскому шоссе на Руцаву, захватить ее и выйти к линии фронта в районе все той же Ницы с юга. А оттуда, от деревни Ница, тоже будут пытаться наносить удар по немецким войскам навстречу десантникам армейские части. Таким образом, замысел операции состоял в том, чтобы попытаться отрезать и уничтожить все резервы вермахта, застрявшие в прибрежной полосе десятикилометровой ширины от Паланги до Ницы.

По замыслу командования, десант должен был высаживаться в темное время суток с плавсредств, имеющихся в порту Либавы. Предполагалось задействовать «морские охотники» пограничной охраны, моторные баркасы и шлюпки с моторами с боевых кораблей. Для поддержки десанта вся эскадра собиралась поднять якоря, выйти в море и переместиться больше, чем на полсотни километров южнее вдоль побережья. Миновав линию фронта, расположенную сейчас в тридцати километрах к югу от города, корабли должны были пройти еще почти такое же расстояние вдоль занятого фашистами берега и обрушить всю мощь артиллерии на узел дорог и аэропорт в Паланге. После чего на малых судах должен быть высажен десант. Для участия в нем по воздуху с раннего утра специально перебрасывали на аэродром Либавы транспортными самолетами два полка морской пехоты с Моонзунда.

И Лебедеву дали новый приказ. Ему со своим взводом предстояло вечером высаживаться с кораблей на берег в самой первой, разведывательной волне десанта, чтобы корректировать огонь флотских орудий. А на подготовку оставалось совсем немного времени. Тем не менее, Александру удалось получить на узле связи при штабе новую рацию, взамен разбитой, для своей группы. Проведя в первой половине дня последние учения и инструктажи перед участием в предстоящем десанте, после обеда взвод осназа РОШ получил приказ вернуться на свои эсминцы и готовиться к вечерней высадке.

Было неизвестно, что там сказал Клевенскому отец Александра. Да и сказал ли по телефону, или же прислал шифрограмму? Возможно, что это даже сделал и не он сам, а попенял Трибуцу или Пантелееву, а те уже дали соответствующие указания командиру базы? Но, так или иначе, а письмо, переданное с летчиком, сработало. Заместитель начальника штаба обороны Либавы, который проводил с Лебедевым последний инструктаж после обеда, особо остановился на распределении групп диверсантов-корректировщиков по целям и кораблям.

Теперь их прикрепляли к разным подразделениям предстоящего десанта. И сектора для корректировки всем выделяли разные. Да и огневое обеспечение тоже очень разнилось. Руководство решило, что корректировочные группы должны обязательно быть продублированными на случай гибели расчета одной радиостанции, либо ее поломки. Для этой цели семь групп корректировщиков дополнили восьмой, высланной с флагманского линкора «Марат». И теперь действовать по одному сектору целей должны были две группы корректировщиков. Основная и дублирующая.

А секторов в предстоящей операции имелось четыре. Так, группа Лебедева, вместе с корректировщиками с эсминца «Карл Маркс», отвечала за обстрел северного сектора, куда входил аэропорт Паланги и все огневые позиции немцев от береговой линии до аэропорта и вокруг него. Эта группа должна была направлять огонь линкора «Октябрьская Революция». Флагманская группа и корректировщики с эсминца «Калинин» отвечали за подавление вражеской артиллерии огнем линкора «Марат» в самом городке и вокруг него, а также за огневой контроль перекрестков дорог. Группам с «Ленина» и «Володарского» выделили южный сектор, а поддерживать их огнем должны были новые эсминцы, 130-ти мм орудия которых добивали на двадцать пять километров. Корректировщикам с «Артема» и с «Энгельса» поручили сектор между аэродромом и городком. Огнем их должны были поддержать старые эсминцы, способные стрелять из своих универсальных трехдюймовок почти на тринадцать километров, а также крейсер «Киров», девять 180-ти мм пушек которого могли отправлять снаряды на дальность до тридцати семи километров.

После попадания вражеской бомбы, взорвавшейся на баке, носовую оконечность крейсера «Киров» выгнуло и изуродовало, заклинило брашпильный механизм, поубивало десяток краснофлотцев, а ранило еще больше, но мореходность, артиллерия и даже оборудование радара были пока на крейсере в полном порядке. Даже передняя орудийная башня не пострадала, а только ее броня получила многочисленные царапины от осколков. На «Марксе» дымовую трубу, поврежденную осколками бомбы, тоже починили своими силами. А вот эсминец «Суровый» с оторванным бомбой носом был поставлен в док судоремонтного завода. Так что, больших потерь возле Либавы эскадра главных сил флота пока не понесла, собираясь вскоре продолжить боевые действия.

Но руководство «люфтваффе» готовило для советского Балтийского флота неприятный сюрприз. После утреннего совещания у фюрера, Геринг приказал перебросить торпедоносцы «He-111» из эскадры KG26. То были «Крылатые львы», три десятка самолетов под командованием майора Вернера Байлинга. И их срочно перегоняли из Греции со Средиземноморского театра военных действий на аэродромы в Восточной Пруссии для предстоящей атаки на советские корабли. Первоначально эти самолеты предполагалось перебросить в Норвегию и использовать против англичан, но фюрер, как всегда неожиданно, внес коррективы. И за час до полудня приказ на немедленную передислокацию был получен в штабе воздушной эскадры. Но из Греции путь авиагруппе предстоял неблизкий. А на месте снова нужно будет проверить техническое состояние машин, заправить их и привесить торпеды. Потому для атаки советских кораблей из Восточной Пруссии торпедоносцы могли вылететь только ближе к вечеру. Командир авиагруппы планировал даже специально немного потянуть время, чтобы дождаться заката и лететь в атаку, имея за спиной закатное солнце, а возвращаться на базу уже в темное время суток.

Эскадра «Крылатых львов» представляла собой элитное подразделение немецкого военно-воздушного флота, специально предназначенное для борьбы с кораблями противников. К июню 1941-го боевой опыт «Крылатых львов» уже был очень серьезным. Летчики эскадры принимали участие во всех главных воздушных сражениях идущей мировой войны. Совсем недавно самолеты из этого подразделения участвовали в битве за Крит, где потопили несколько британских кораблей. Обычно, они действовали эскадрильями по десять самолетов под прикрытием сопоставимого количества истребителей. Вместе с низколетящими торпедоносцами немцами часто использовались и пикировщики. Но, на этот раз, их отправляли именно ради массированной атаки торпедами. И главными целями определили два советских линкора.

К весне 41-го года, помимо торпедоносцев «He-111-J», «Крылатые Львы» первыми начали получать новейшие машины производства фирмы «Хенкель», модели «Не-111Н-6», оснащенные двигателями «Jumo-211F-1». Эти движки развивали мощность при взлете до тысячи четырехсот лошадиных сил. Самолеты оснащались двумя торпедами «F-5b» на внешних держателях, установленных под фюзеляжем. Вместо торпед на эти же держатели можно было легко привесить тяжелые бомбы. Кроме того, еще до тонны бомб влезало в бомбовый отсек. «Хенкель» имел для собственной обороны шесть пулеметов «MG-15». Только вот, немецкие авиационные торпеды не отличались надежностью. Плохо действовали гидростаты, из-за неполадок которых торпеды не держали заданную глубину. Часто «капризничали» и электромагнитные неконтактные взрыватели, процент отказов которых достигал половины от общего количества торпедных пусков. Все это потом, в самом конце 41-го года, заставило торпедоносцы Германии перейти на итальянские самолетные торпеды, гораздо более надежные, чем собственно немецкие.

Получив инструктаж, взвод Лебедева покинул территорию штаба базы и отправился в порт, где каждая группа рассаживалась в моторку со своего эсминца. В порту суета не прекращалась. Письмо отцу подействовало и здесь. На сухогрузы теперь грузили длинную колонну раненых. Кто из них был способен передвигаться, те шли кое-как самостоятельно, лежачих же несли на носилках легко раненые краснофлотцы. А возле трапа всех проверяла по спискам та самая доктор Марина, о которой так просил Малевский.

Когда Саша подошел к ней, женщина сразу же узнала его и, улыбаясь, поведала, что уезжает в Ленинград на пароходе, попросив передать пламенный привет Сергею Платоновичу и поблагодарить его за то, что устроил ей новое назначение. Марина, разумеется, не знала, что своей отправкой в эвакуацию обязана вовсе даже не Малевскому, а ему, Александру. Точнее, его отцу, комиссару Евгению Лебедеву, который, получив письмо, переданное летчиком, не стал тянуть, а сразу же сделал необходимые распоряжения. Саша обратил внимание, что на следующий сухогруз, стоящий дальше у этого же пирса, грузили каких-то многочисленных гражданских вместе с их семьями. А на третий пароход перегружали огромные вязанки архивных документов. Все это говорило о том, что эвакуация из Либавы потихоньку начиналась.

Прибыв на свой эсминец после обеда, Лебедев, первым делом, поинтересовался состоянием Полежаева и Степанова. У первого оказалась забинтованной голова, а у второго повязки покрывали всю грудь. Судовой врач сказал, что лечение идет в плановом порядке, повышенной температуры у пациентов не отмечено, но они должны находиться в покое еще целую неделю. В то же время, сами Вадим и Дмитрий уверяли, что вполне уже здоровы. До них, каким-то образом, дошли слухи о подготовке десанта в Палангу, и оба решительно рвались в бой. Саше пришлось побеседовать с ними и убедить, что сейчас их место на эсминце. Пусть лучше выздоравливают. А, в случае авианалета, встанут к пулемету ДШК. Стрелять по вражеским самолетам они способны в любом состоянии. С чем оба согласились. Наверное, Лебедев говорил достаточно убедительно.

Оставив в покое обоих раненых, Александр побежал по всему «Якову Свердлову» искать им замену. Сперва нашел единственного оставшегося не пострадавшим бойца своей группы Пашку Березина и посоветовался с ним. У комсомольского организатора имелся железный довод о том, что радиоделу учить человека несведущего достаточно долго. Потому Павел посоветовал взять с собой младшего корабельного радиста, старшего матроса Петьку Ефимова. Тот, по крайней мере, уже умел не только отлично управляться с рацией, но даже работать ключом, если вдруг такое умение понадобится. Руководствуясь этим же принципом, что переучивать кого-нибудь уже просто нет времени, Александр спустился в машинное отделение и, поговорив там с механиком и его мотористами, выбрал еще одного парня, матроса Витю Беличенко по прозвищу «Бельчонок», которое дали ему в машинной команде за шустрость и маленький рост. Впрочем, эти качества не помешают, скорее, наоборот, пригодятся на передовой.

Отобрав кандидатуры, Саша нашел Малевского в его капитанской каюте. Дверь оказалась приоткрытой, а хозяин каюты уже не спал, сидя в кресле, прикрученном к полу, возле иллюминатора за маленьким письменным столиком. Да и спал ли он вообще? Во всяком случае, вид его оставался таким же грустным и задумчивым, как и в тот момент, когда они расстались с Мариной. Да еще и вокруг глаз залегли глубокие тени. Чтобы приободрить командира, Лебедев сперва рассказал ему о новом назначении Марины и начавшейся эвакуации, а когда Малевский немного повеселел, то Саша перешел к делу, попросив утвердить обоих выбранных им матросов в группу корабельных диверсантов, вместо раненых. Конечно, командир сразу вписал все необходимые изменения в документы. Он сообщил Александру, что вот теперь наконец-то успокоился и сможет пару часиков поспать, чего желает и Лебедеву, поскольку вечером, похоже, им потребуются все знания и быстрота реакции, потому что эскадра пойдет в бой. Тем более, двойная бодрость потребуется Саше, который должен отправиться на берег, занятый врагами, вместе с десантниками первой волны.