Эсминцы и коса смерти. Том 2

Глава 23

Несмотря на успех внезапной атаки на центр Кретинги и молниеносного штурма развалин монастыря, полковник Перфилов не собирался закрепляться там надолго. Этой атакой он просто отогнал противника на какое-то время из центральной части городка, связав немцев боем, перемешавшись с их боевыми порядками и не дав возможности стрелять по десанту из дальнобойной артиллерии без риска попасть по своим собственным солдатам.

Маленький тактический успех был достигнут. Но у комбрига не имелось никаких сомнений, что стратегически десант скоро проиграет неравное сражение. И потому, он ждал приказа к отступлению, как манны небесной, почти уже не надеясь, что такой приказ, единственно разумный в сложившемся положении, вообще дадут.

Тимофей Михайлович хорошо знал, что начальство слишком часто не задумывалось о положении бойцов, заставляя выполнять бессмысленные приказы по удержанию позиций любой ценой. Отсюда проистекали большие потери среди личного состава. Так было, например, на «зимней войне» с Финляндией, в которой участвовал комбриг. И теперь все повторялось снова. Ну, неужели не сделаны большими начальниками никакие выводы из собственных ошибок?

Но, какие-то выводы, все же, к счастью, сделали. Полковник Перфилов не зря постоянно докладывал об угрожающем положении десанта контр-адмиралу Раллю, а Ралль не зря связывался с вице-адмиралом Трибуцем, предлагая отозвать десантников, пока не поздно. Трибуц, в свою очередь, жаловался бригадному комиссару Лебедеву, а Евгений Лебедев звонил в Москву Жукову. И Жуков орал в трубку на Тимошенко, выговаривая ему, почему не продумал пути отхода десанта из Кретинги, из-за чего поставил под угрозу всю операцию «Нерпа».

Едва завершилось сражение за центр городка, и морпехи зачистили руины монастыря, как пришел новый приказ маршала Тимошенко: всем силам десанта срочно отступать в Палангу и грузиться обратно на корабли. Момент был как раз подходящий. Немцы, только что оставившие центр Кретинги, полагали, что десант закрепится в развалинах. Артиллеристы вермахта уже готовились бить по остаткам монастыря всей мощью артиллерии, имеющейся в окрестностях. И, конечно, командование 23-го пехотного корпуса вермахта не предполагало, что, едва выбив противника, морские пехотинцы немедленно начнут отход. Тем временем, захватив те трофеи, которые можно было унести на себе и заминировав уцелевшие после боя остатки монастыря, морпехи пустились в обратный путь.

Лебедева перевязали сами краснофлотцы, воспользовавшись аптечкой, но его мутило от кровопотери, и бил озноб. К тому же, ребра на левом боку очень сильно болели при каждом движении. Тем не менее, Александр кое-как шел самостоятельно, стараясь поменьше шевелить левой рукой, а правой иногда, когда голова особо сильно кружилась, опираясь на мичмана Федю Иванова.

Петю Ефимова они придумали похоронить неподалеку, на краю кладбища Кретинги, поближе к монастырю. Его положили в пустую могилу, с которой взрывом сдвинуло гранитную могильную плиту. Могила была солидной и старой. Корректировщики приметили ее, когда двигались через кладбище к месту боя, в котором погиб Петя. От того, кто лежал в этой могиле раньше, ничего уже не осталось. Наверху у изголовья стоял хорошо заметный надгробный камень из серого гранита с надписью, наполовину затертой временем.

Кто был похоронен там и когда, понять не представлялось возможным. Сохранилась лишь эпитафия: «Aliis lucens uror». Лебедев перевел латинскую надпись: «Светя другим, сгораю». Она всем понравилась. Место запомнили, чтобы после войны перезахоронить героя. Хотя и эта могила выглядела очень прилично. Возможно, потом они просто закажут новую надпись на этом старом памятнике. Что-нибудь, вроде: «Здесь покоится героический краснофлотец Петр Ефимов, спасший товарищей огнем своего пулемета». Война шла уже несколько суток, а в победе никто из них даже не сомневался. Тем более, после того, как сами наблюдали бегство немцев и массовое истребление их тем же Ефимовым, не говоря уже о множестве жертв огня корабельной артиллерии.

Документы у мертвого бойца забрали, а могильную плиту общими усилиями задвинули на место. Времени на церемонии у них не осталось. Поступил приказ срочно уходить из городка. Его передали всем остальным корректировочным группам, и в радиостанции у Березина на этом как раз закончился заряд аккумуляторов.

Лебедев всю дорогу корил себя за то, что едва не погубил их всех. Ну, что за манера кричать врагам, чтобы они сдавались? Только демаскировал себя и остальных краснофлотцев. И, если бы не погибший Петя Ефимов, который не растерялся и спас товарищей ценой своей жизни, все они могли погибнуть. А нужно было, увидев бегущих немцев, просто тихонько залечь и расстрелять их из двух пулеметов. Но, не выработан еще необходимый боевой опыт, а нужные рефлексы еще не впитались в кровь, вот и свалял Сашка дурака. Впредь он решил действовать на фронте гораздо осторожнее.

Чтобы не отстать от морпехов, корректировщики двинулись напрямик, быстро выйдя к реке. Тут их взорам предстала страшная картина. На лужайке возле речки на деревьях висели повешенные. Трое мужчин и одна женщина в гражданской одежде. На каждом из них висели таблички с надписью корявыми буквами по-русски: «комиссар». А в дальнем конце этой же лужайки лежали трупы расстрелянных в форме политруков. Заниматься похоронами краснофлотцы не имели возможности, но они аккуратно сняли повешенных с деревьев, забросали тела ветками и выкинули в реку страшные таблички.

На этот раз через речку пришлось переправляться вброд. Она хоть и оказалась неглубокой, но ноги промокли у всех. Спасало положение только то, что день обещал быть теплым и солнечным. Возвращаться в сторону Паланги казалось легче, ведь они уже знали эту дорогу. За рекой все также продолжали падать немецкие снаряды в районе станции. Немцы били из дальнобойных пушек, думая, что станция занята советскими морпехами, в то время, как там не было никого. Так что тяжелые снаряды просто крошили в труху все, что еще уцелело после пожара. Например, на глазах у Лебедева и его товарищей разнесли на кирпичи тот самый вещевой склад, в котором они сидели перед броском к монастырю, оказавшемся, практически, бессмысленным.

Они обошли сектор разрывов подальше и снова оказались на окраине, на позициях батальона Силина. Тут заговорила рация группы с эсминца «Карл Маркс». Корректировщикам предписывалось отходить последними, вместе со штабом батальона арьергардного прикрытия. Получалось, что они не только начинали десант самыми первыми, но и отходить будут самыми последними.

Тем временем, бой за центр города, прекратившийся на какое-то время, перерос в артобстрел. Отведя свои силы на безопасное расстояние, немцы начали бить по территории монастыря из дивизионных орудий, считая, что там в подвалах засели морпехи. А они уже оттуда ушли. Переправившись за речку и рассредоточившись, морская пехота двигались обратно в сторону Паланги. Лишь батальон майора Силина и корректировщики Лебедева оставались на позициях. Они должны были прикрывать отступление, в том числе, и с использованием флотской артиллерии, если потребуется.

Через полчаса артобстрел прекратился, и немцы пошли в атаку на центр Кретинги. К этому времени основная масса морских пехотинцев уже покинула городок. И только бойцы комбата Силина оставались на позициях, впрочем, затаившись и никак пока себя не проявляя, окопавшись по пригородным перелескам. Еще через полчаса немцы, осторожно продвигаясь, снова заняли центр Кретинги, втянувшись обратно в городок. И сразу же получили новую порцию залпов с кораблей эскадры. Что, конечно, вызвало у них некоторое замешательство. Солдаты вермахта слишком поздно поняли, что попали в огневую ловушку, и что никаких советских морпехов в городке давно уже нет.

Немцы бросились в погоню через речку, но и речка вся уже давно оказалась пристрелянной. На ее берегу снаряды, посланные советской эскадрой, тоже поубивали много людей в униформе цвета фельдграу. А, когда немецкие пехотинцы, которым повезло через речку перебраться, все же двинулись от нее к железной дороге, то попали на этот раз под минометный обстрел арьергардного батальона под командованием Силина.

Потери немцев все росли, а догнать отступающих морпехов у них никак не получалось. Причем, последние особо не торопились, по пути собрав все трофеи, которые могли унести. А их оказалось немало. Каждый морской пехотинец тащил с собой какое-нибудь немецкое оружие и боезапас к нему, а также вещевой мешок, набитый всякой снедью, включая сигареты, сахар, баварские сосиски и даже бутылки шнапса. Не зря же, отступая, морские пехотинцы прошли поближе к станции, где уже прекратились взрывы горящих боеприпасов, да и пожар почти угас. Они поживились в продовольственных складах, предназначенных для армии вторжения, которые почти не пострадали от пожара, только лишившись местами крыш, стен и ворот от обстрела. Отступая, морпехи заминировали все, что там еще оставалось.

Не в силах помешать отступлению десантников, немцы вызвали авиационную поддержку. Прилетевшие «лаптежники» начали бомбить позиции арьергардного батальона, а морпехи Силина стреляли по ним из зенитных «Максимов». Как ни странно, после того, как Силин доложил об авианалете, быстро прилетели «красные соколы» на «ишачках» и успешно отогнали «стервятников». Но и немцы за это время продвинулись вперед, снова заняв станцию и железнодорожную насыпь. Тогда Силин дал команду на подрыв фугасов, заложенных морпехами под рельсами, а Лебедев снова вызвал флотскую артиллерию. Так что немцы никак не могли продвинуться из центра Кретинги к окраинам в сторону Паланги. Вся местность между речкой Акмене и железной дорогой оказалась под огневым контролем десанта. Наконец, пришел приказ и Силину сниматься с позиций. Комбат распорядился поджечь заготовленные дымовые шашки. Поставив дымовую завесу, морпехи быстро покидали щели и, рассредоточиваясь, направлялись в сторону Паланги, перебегая от одного перелеска к другому.

Там их уже поджидал сводный заградительный батальон НКВД, собранный из бойцов погранотрядов, отступивших в первый день войны под натиском неприятеля. И сейчас эти бойцы, перевезенные на «морских охотниках» и пограничных катерах в Палангу для поддержки десанта, должны были прикрыть морских пехотинцев на заключительной фазе отхода. В тот самый ответственный момент, когда десант будет грузиться обратно на корабли.

Немцы слишком поздно разгадали план советского командования эвакуировать десантников. Они ожидали, что морпехи просто передислоцируются из Кретинги обратно в Палангу, где продолжат упорное сопротивление. Вместо этого, авиаразведчик, парящий высоко в небе на своей «раме», доложил, что русские начали грузиться на корабли. Тогда командование группы армий «Север» решило помешать эвакуации, но особых сил для этого не имело. Все ударные части завязли в боях, идущих по всей линии фронта. И почти вся фронтовая авиация воевала там же.

К 26-му июня основная борьба в полосе наступления группы «Север» развернулась восточнее Либавы. Удар наносился по местности, куда не добивала ни артиллерия советского Балтийского флота, ни его береговых батарей, и где танки вермахта не оставляли попыток прорваться к железной дороге, идущей от Либавы на Ригу, чтобы перерезать ее. Немцы рвались к станции Салдус. Одновременно развернулись бои за Шауляй и Каунас. Под Алитусом Манштейн выиграл встречное танковое сражение, а под Расейняем немцы проиграли советским танкистам. Вильнюс тоже пока никак не могли взять.

Потому командующий группой армий «Север» генерал-фельдмаршал Вильгельм фон Лееб, пожилой и опытный военачальник, родившийся в 1876-м году в Баварии, вся жизнь которого прошла на военной службе, вынужден был использовать для борьбы с десантом противника только второй войсковой эшелон. Но командиры 23-го пехотного корпуса разочаровали его, не сумев организовать эффективный отпор против советской десантной операции. Впрочем, не менее фон Лееба разочаровали и силы кригсмарине, не способные ничего предпринять против большевистского флота, который с каждым днем все увереннее захватывал господство в водах Балтики и серьезно угрожал всему приморскому флангу вермахта. Во всяком случае, из-за противодействия корабельной артиллерии никакой возможности взять в ближайшие дни Либаву фон Лееб не видел. Авиаторы тоже ничем его не радовали. Расхваленные Герингом «Крылатые львы», спешно переброшенные с Крита, оказались бессильны против советской эскадры.

В этих сложных условиях, когда все остальные не предпринимали против русского десанта почти ничего, фон Леебу совсем не хотелось кидать свои тыловые ресурсы на истребление под огонь большевистского флота. Тыловики и без того понесли большие потери в материальной части и людях, а 23-й корпус лишился за одну ночь целой дивизии от внезапного удара советской корабельной артиллерии и морской пехоты на Кретингу. Так что фон Лееб, получив донесение, что вражеские десантники, похоже, уходят, просто ждал, когда они уберутся сами. И, для порядка, конечно, снова вызвал авиацию.

Фон Лееб участвовал во французском наступлении вермахта и хорошо помнил Дюнкерк. Там именно немецкая авиация больше всего мешала врагам вывозить свои войска, окруженные на берегу. Вот, пусть и сейчас мешают. Странно, что у асов люфтваффе, которые так успешно действовали против англичан и французов, не получается столь же хорошо действовать против русских. Почему так происходило, фон Лееб понять не мог. Как не мог понять, почему проваливается план блицкрига, забуксовав на протяжении всего фронта от Балтики до Черного моря. Наверное, удача отвернулась от немцев? Как еще объяснить весь этот позор?

Александр Лебедеву оказал помощь штабной военфельдшер майора Силина. Обработав рану, он сшил ее края, но сказал, что рана выглядит неважно и, возможно, два ребра треснули. Но без рентгена точно узнать невозможно. Александр уже горел в лихорадке, почти ничего не соображал и едва переставлял ноги после потери крови, когда их наконец начали грузить обратно на корабли. К тому моменту, когда арьергардный батальон десантников подошел к пирсу, как раз начался очередной авианалет. Десятка три «лаптежников» кружили над дюнами, под плотным зенитным огнем кораблей бросая бомбы непонятно куда, а самолеты с красными звездами на крыльях в стороне вели воздушный бой с «мессершмидтами». От разрывов бомб и зенитных снарядов, казалось, что сотрясается само небо. Эсминцы, между тем, принимали людей на борт прямо с пирса. В то время, как один корабль подходил под погрузку, остальные, маневрируя в акватории, прикрывали его от вражеских самолетов зенитным огнем. Вражеские бомбы пока не попадали в корабли, но успехи у немецких авиаторов имелись. Они уже довольно сильно разбомбили длинный пирс Паланги.

И к тому моменту, когда к пристани пришвартовался «Яков Свердлов», во многих местах деревянного настила пирса зияли огромные дыры, через которые приходилось переходить очень осторожно. Но, по-другому попасть на корабль уже не представлялось возможным. Пока десант действовал в глубине берега, корабельные команды вернули все мелкие плавсредства обратно на эсминцы. Потому Лебедев до конца не был уверен, что дойдет в своем нынешнем состояни до родного корабля. И в одиночку он едва ли дошел бы. Но, боевые товарищи оказались рядом. Они поддерживали его всю дорогу, а местами и тащили на себе своего командира. И, главное, никто не винил его в смерти Пети Ефимова.