Эстетика бродяг

ангельские шлюхи

У любви вкус любви, у дерьма вкус дерьма. Рад, друзья, сообщить вам об этом. И хотя пробы не дали однозначного анализа, теперь все чаще одно выдают за другое. Но этот мир не в чем упрекнуть, он и так еле держится подгоняемый вожжами смерти и лжи. Да никто особо не расстраивается, кругом полно небожителей, которым подрезали крылья и сбросили на землю, чтобы они распробовали какой у чего вкус.

Давайте еще раз наберем по полной пригоршне того и другого, и попробуем. Надеюсь, мы почувствуем разницу.

Молодые женщины, Света и Наташа, ходили парой и вместе искали приключения на свою голову и на прочие места. Одну прозвали Ракета, а другую Бешенная. Они не знали правил, которые имело бы смысл не нарушать. За женщинами водилась репутация самых компанейских подружек в городе, и любой мужчина при их появление сразу велся на какие угодно глупости. Сколько выпотрошенных кошельков, истерзанных нервных окончаний и опасных связей − не счесть.

И так между делом подружки поимели весь город вдоль и поперек. На пару, Ракета и Бешенная, были самой гремучей смесью, стоило им завести свою беспутную шарманку, как, откидывая крышки гробов, подскакивали даже мертвецы и, любовно раскинув объятия, пускались в пляс. Вибрации, исходившие от веселившихся женщин, делали торнадо по сравнению с ними жалким подобием взбунтовавшегося пылесоса.

Что думал Бог, когда посылал их на эту Землю, стоило лишь догадываться. Хотя многие полагали, что они попали сюда без чьего-либо дозволения.

При такой жизни, которую вели подружки, год идет за три, но женщины держались молодцом. Успели побывать замужем, родили по ребенку, вправили мозги надоевшим мужьям и любовникам и свалили в свободное, не оккупированное моралью, пространство.

Пьянки, легкие наркотики и оргии делали жизнь веселой. Но срывали крышу. И потому энергия жизни пульсировала в них лихорадочно, то захлестывая сознание, то оставляя его один на один с пустотой. Но женщинам все было до звезды, их космические тела не знали усталости и поспевали всюду, а где не успевали, там они оставляли по ложке дегтя.

Подружки встречались раз в неделю и пропадали вместе дней на десять, куролеся по городу, потом они отдыхали дня три дома, и по новой пускались во все тяжкие.

В полдень они созвонились.

− Светик, мне плохо, − пожаловалась Наташа.

− Где тебе плохо?

− У Сергея.

− Ты у Сергея?

− Да.

− У него плохо?

− Нет, мне плохо.

− А он где?

− Ушел гулять с собакой и закрыл меня.

− А как ты оказалась у него, мы же поехали домой?

− Не помню, только не клади трубку, мне плохо.

− Наташ, перезвони попозже.

− Почему?

− Говорю тебе, перезвони позже.

− Светик, ну пожалуйста, поговори со мной.

− Наташ, я не могу. Я очень занята.

− Мне очень плохо…

Но Света уже нажала на рычажок, отложила трубку в сторону и снова залезла в ванную. Фыркая и натираясь пеной, она представила, что у неё вместо ног русалочий хвост, и она, хихикая, что есть силы стукнула им по воде. Брызги водопадом обрушились на пол.

Выйдя из ванной, она сразу же набрала номер.

− Аллё, Сереж, позови, пожалуйста, Наташу. Нет, я не приеду. Ну позови. Нет. У меня для неё срочная и важная информация. Нет. Ладно, если позовешь её, то приеду. Да, точно. Аллё, Наташ, сбегай от этого уе*ка, встречаемся возле моего подъезда через два часа.

Они встретились в назначенном месте и, смеясь, обнялись.

− Куда поедем? − спросила Наталья.

− Поехали к тем педикам из бара, − предложила Света.

− Давай лучше мужичков найдем.

− С педиками весело, они такие классные.

− И с мужичками будет весело.

− С ними трахаться надо.

− Найдем таких, с которыми не надо.

− Ладно, пойдем прогуляемся и решим, как быть.

Они шли по улице вызывающе веселые и независимые, похожие на двух королев гламура, которые, отработав несколько лет в порнобизнесе, перевели его в раздел хобби. На перекрестке, когда они подкуривали друг другу сигареты, остановилась черная подводная лодка немецкой модели. Опустилось темное окно.

− Поехали, покатаемся, − поступило суровое предложение с борта субмарины.

− Нет, я с этими не поеду, − шепнула Света на ухо подруге.

− Почему?

− Эти нас будут трахать во все дырочки уже через пять минут, без всяких здрасьте и пожалуйста.

− Да, точно, − посмотрев на серьезные лица подводников, согласилась подруга.

Они пошли дальше. Машина еще некоторое время двигалась рядом, там решали, стоит ли захватывать аппетитных цыпочек в плен. Но, увидев впереди добычу посвежее, оставили в покое.

Подружки остановились у фонтана и, высматривая знакомых, принялись обсуждать ситуацию с черной подводной лодкой. Мы сидели в кафе напротив, пили дешевое вино и решали, куда поехать. После вчерашнего разговора с Богом меня потряхивало.

− Смотрите, Ракета и Бешенная, − первый увидел их Джонни.

− Точно, это они, − ухмыльнулся Бертран.

− Вы их знаете? − заинтересовался я.

Вид подружек показался чертовски знакомым, словно я встретил двух заблудших сестричек. Не от мира сего.

− Кто же их не знает, здесь их знают все.

− Может, позовем, − предложил я. − И повеселимся с ними вместе.

Джонни посмотрел на меня, как на идиота, решившего ради того, чтобы согреться, запалить волосы на голове.

− Хотя, − пожал он плечами. − Почему бы и нет. Мм?

− Как хотите, − отозвался Бертран. − А скучать не придется точно.

Скучать, и правда, не пришлось. Вскоре мы набились в такси, водитель которого долго отказывался вести пятого пассажира, и покатили к дилеру. В тот момент, как мы тронулись, у меня промелькнуло ощущение, что я оседлал дикого скакуна, который понесся прямиком к пропасти.

Жизнь довольно странная штука, когда ей понадобится пустить ваши нервы и жилы на кабеля, по которым пойдет ток сжигающей любви, она сделает это не колеблясь. Даже если у вас совсем другие планы на вечер. Это на первый взгляд многие события и люди не поддаются объяснению, кажется, они просто дразнят нас, водят за нос, чтобы свести с ума. На самом деле, они вплетаются в косы наших судеб лишь затем, чтобы ткнуть носом туда, куда следует. Все предопределено, в том числе неспособность и несообразительность.

Я снимал просторную квартиру в спальном районе. Последнее время нигде не работал, сидел дома и ждал конца света, листая хозяйский отрывной календарь фэн-шуй.

К полуночи у меня толкалась полная квартира народа. Люди прибывали и убывали, точно вместе с приливом и отливом. Оказалось, что в двух шагах от дома шла ночная распродажа дешевого вермута. Через каждые пятнадцать минут бутылки подносили, как снаряды. Пойло было не лучше отравы, но на веселье это не сказывалось. В динамиках надрывалось всякое старье, то молодые Флитфуд Мэки, то Seeds или какие-нибудь Pretty Things. Их старались перекричать. Вопли стояли такие, словно каждый танцевал на электрическом стуле.

К утру мою жилплощадь разнесли последние меткие попадания винной гаубицы. Почти все гости валялись в самых невероятных позах, лишь самые крепкие держались за бутылки и что-то бубнили. Оазис Хорасана обращался в холодную пустыню.

В полдень меня растрясли, чтобы сообщить, что я вхожу в состав ансамбля АББА. Мое сознание долго отказывалось принимать действительность, пока в меня не влили полбутылки вермута. Нас осталось четверо: Бертран, Ракета, Бешенная и я. В этот день календарь фэн-шуй рекомендовал практиковать гармонию ума, тела и психики. Нельзя было употреблять грибы и убивать птиц. Также был противопоказан секс.

Мы отказались от грибов, птиц и секса. Опохмелились и отправились на гастроли. Надо признаться, гастроли были делом приятным. Понимаете, в чем вся прелесть: «Мы к вам заехали на час! Привет, бонжур, хэллоу! А ну скорей любите нас! Вам крупно повезло!»

Мы выступали в разных концах города, откатывали одну и ту же программу без устали. Пели, танцевали и дебоширили. Потом возвращались в гримерную, которой нам служила моя квартира. Там мы бухали, блевали и переодевались.

− Мне не в чем ехать, у меня всё мятое, − спотыкаясь о бутылки, жаловалась Света. − Что делать?

− Примерь-ка это, − бросал ей Бертран жуткий халат непонятной масти.

− Нет, это слишком. Или все-таки ничего, − накинув халат на голое тело, позировала перед зеркалом Света.

Наташа, одетая в чей-то спортивный костюм, лежала в полной ванне и курила, стряхивая пепел в воду. В глазах у неё плясали огоньки безумного хохота, но лицо при этом оставалось медально серьезным. Со стороны можно было подумать, что в уме она решает задачки, умножает и делит. Или, по крайней мере, что-то вспоминает. Но в голове у нее гулял ветер, как на заброшенном чердаке пустующего несколько лет дома. Она курила сигарету за сигаретой и ждала сигнала, чтобы продолжить гастроли.

Всюду валялись бокалы, тарелки и бутылки. И хотя мы выбрасывали бутылки каждый день, их было столько, что никто бы не поверил, что мы вчетвером столько высасываем за ночь.

Давно я так не веселился. Вся эта здешняя vita giovanile, то есть молодежная жизнь, никуда не годилась без хорошей пьянки. Что бы мы делали без бухла, даже не знаю. Нормальным людям, дружившим с реальностью, хватало работы и телевизора. И только психам, участникам разных ансамблей, постоянно казалось, что их мучает жажда. Бухло, как кровь, сочилось из всех щелей их раненного мира.

Сначала я приглядывался к нашим подружкам, полагая, что они обыкновенные бл*ди. Но вскоре пришел к выводу, что они настоящие ангельские шлюхи. Знаете, то, что здесь происходит с нашими телами, порой может показаться трагичным. Возможно, так оно и есть. Но разве это всё, что мы имеем. Многие тела − это просто водолазные костюмы, в которых только и можно опуститься на подобную глубину.

А тела наших подружек двигались в пространстве по траектории атакующих истребителей. Они нажимали на гашетку всюду, где люди сыто скучали. И семейные обеды превращались в вертеп, а уличные праздники в революционные восстания.

− Гони! Гони! − дико смеясь, кричала Света и била по спине испуганного водителя. − Гони! Гони! Гони!

Мы только что выскочили из бара-караоке, где с успехом исполнили фирменные песни АББЫ: "I was so in love" и "Money, money, money". Но Бертран и Бешенная, танцуя, опрокинули несколько столиков − пришлось бежать, останавливая машины прямо по середине дороги.

Водитель и так, рискуя быть оштрафованным, выжимал больше сотни километров. Но Ракета, продолжая хохотать, хлестала его, что есть мочи. На лице водителя, уже никак не реагировавшего на Ракету, ясно читалась уверенность, что в его машину пробрались самые настоящие ведьмы, страшнее которых нет даже у вудуистов и в графстве Кентербери.

Ракета решила это опровергнуть, она была о себе другого мнения.

− Аааа! − на предельной громкости закричала она. − Яааа! Витас! Бл*аа!

И издала вой свихнувшейся сирены, у которой отрубили хвост. Вибрация была настолько мощной, что водитель ударился головой о руль, из носа у него потекла кровь.

− Сворачивай во двор, шеф! − успел крикнуть ему Бертран.

Мы по инерции въехали во двор и остановились. Не мешкая, выскочили из машины, а Ракета напоследок ударила бедолагу-водителя сумочкой по голове.

Мы неслись через дворы, как настоящая банда, подальше от места преступления.

− Бежим к Мише! − прокричала бежавшая впереди Бешенная. И нырнула в подъезд.

Нужная дверь оказалась открытой. Мы влетели в квартиру и сразу замерли на пороге, увидев нечто мало правдоподобное. Невероятное. И если это был не мираж и не наваждение, тогда, наверняка, розыгрыш или ловушка. Прямо по курсу, в нескольких шагах от нас, на середине зала стоял огромный овальный стол, полный еды и выпивки.

Не разуваясь, подталкивая друг друга, мы подобрались ближе и убедились, что предполагаемый пир не снится. И что самое невероятное − в доме ни души. Мы обшарили все углы, но не нашли ни людей, ни гномов. Это было к лучшему. Никому не пришлось уговаривать нас присаживаться к столу и заставлять пробовать угощения. Мы оказались в нужное время в нужном месте. Как говорится, бродячий пёс сам сыщет себе кость.

Стол был великолепен, девственен и щедр, он походил на город Веракрус накануне его взятия объединившимися флибустьерами Граммона, Ван Дорна и Лоренса де Граффа.

− Друзья! − обратился я, когда мы сели за стол и занесли приборы над блюдами. − Есть такая старая прованская поговорка: «Ешь виноград, а чей он не спрашивай». За это и выпьем! Бибамус!

Разграбление города Веракрус пошло бойко. Никто себе ни в чем не отказывал. Выпивка была хорошая, закуска тоже, и мы набрались в два счета. Нам уже было наплевать − кому принадлежал ужин.

Но кутеж не затянулся. Только настоящий художник-реалист смог бы изобразить на холсте картину немой сцены неожиданного появления хозяев стола. Пришедших тоже было четверо. Двое пятидесятилетних мужчин и с ними разукрашенные спутницы, едва ли моложе кавалеров. Они стояли в оцепенении, пребывая в глубоком шоке от того, как странно начинаются их посиделки. Надо полагать, кавалеры выбежали буквально на минутку, встретили женщин, купили цветы и презервативы, и вернулись. Но было поздно, мы еле держались на ногах. Почти всё было съедено и выпито, мы поработали не хуже термитов.

− Вы кто? − ошалело спросил один из мужчин.

− Мы домовички, − пьяно улыбаясь, объяснил Бертран. − Мы теперь тут будем жить.

Хозяин дома, а скорее всего это был он, с известной грустью посмотрел на Бертрана, словно выяснялось, что тот его блудный сын. Было понятно, что серьезный разговор без драки не получится. Но большого конфликта явно никто не хотел.

− Мы Мишины однокурсники, − вспомнил я о том, что здесь должен быть какой-то Миша.

− Миша − это я! − уже злясь, сказал хозяин квартиры.

− Миша! Привет! − закричала Ракета и бросилась к нему на шею.

Нас грубо выпихали за дверь, решив больше не выяснять, кто мы такие. Скажи мы им правду, что мы и есть тот самый популярный ансамбль АББА, а наши имена: Агнета Фэльтстког, Фрида Лингстад, Бьорн Ульвеус и Бенни Андерсон, наверное, они вряд ли поверили. Хотя, может, и поверили бы.

Нам многое сходило с рук. Однажды мы нарвались на уличных подонков. Те совсем не любят нянчиться, и будь другие времена, они, подобно французскому пирату Олоннэ, вырывали бы сердца из груди своих врагов. Они были уверены, что мы обыкновенные извращенцы, которыми насквозь испорчены большие города. И если они не собирались отрубать наши головы, то уж основательно встрясти намеревались точно.

Они обступили плотным кольцом, злобно ухмыляясь. Если бы не наш вакхический склад характера, думаю, нам досталось бы сразу. Но в наших рожах тоже было что-то разбойничье, и хулиганы, приглядываясь, медлили.

На счастье мимо проезжала патрульная машина и нас, как самых пьяных, забрали. Женщин посадили вперед, а меня и Бертрана затолкали в будку для преступников. Через минут десять машина остановилась, и капитан, подмигивая нашим неунывающим подружкам, нас выпустил.

Мы находились в двух шагах от дома.

− Как вам удается так действовать на них? − спросил я у женщин, когда мы поднимались на лифте.

Бешенная задрала подол юбки, невинно поглядела на свои обнаженные колени и вдруг нежно коснулась моих яиц. Я чуть не убился, ударившись затылком о стенку лифта.

− Вот так, малыши, − улыбнулась Ракета.

− Я тебя сейчас укушу, шлюшка, − сказал Бертран Бешенной.

Но не успел он оскалить зубы, как она прижгла ему бычком бровь. И тут же сама получила крепкую затрещину. Драку удалось унять только дома.

Только мы притащили в гримерную выпивку, как зазвонил телефон и незнакомый девичий голос поинтересовался судьбой наших подружек, я сразу пригласил голос в гости и сообщил адрес.

Когда я встречал её на пороге, то подумал, как это сорокалетней шлюхе удается из трубки звучать, словно школьница. Она была пьяна и выглядела развратно.

− Меня зовут Наташа. Я слышала, вы тут развлекаетесь, − прощебетала сорокалетняя шлюха с голосом школьницы.

− Ну и чего?

− Возьмите меня в свою компанию.

− А что ты умеешь делать? − спросил появившийся Бертран.

− Милый, − меняя щебет на карканье, обратилась она, − да я столько перепробовала спермы, сколько ты киселя не выпил.

Сказано было так смачно, что я слегка покраснел и решил, что к нам пришла не ангельская шлюха, а обычная. Она вошла и сразу разделась, легла и раздвинула ноги. Глядя на её обнаженное чрево, я вспомнил смертельный прыжок Альфреда Кубины.

− Никто не хочет? − спросила она у всех.

Мы отказались. И пока пили, она так и лежала, принимая рюмки и поглаживая свою промежность. Потом пришел кто-то еще и занялся ей.

В день, когда по календарю фэн-шуй была целебна горячая вода, когда можно было коренным образом изменить жизнь, освободившись от страхов, в день самых активных начинаний и неожиданных событий, когда Солнце в Раке, а Луна в Деве, мы затеяли уборку. Стащили все вещи на середину комнаты и, не решив, какой хлам выбрасывать, а какой оставить, пошли за выпивкой.

К тому времени из еды в доме осталась только трехлитровая банка томатной пасты. Она мучила наши слабые желудки, которые отказывались принимать её, как пищу. Наконец, испытав истинное отвращение к этому продукту, Бешенная выблевала его на ковер, который мы приготовили для основательной чистки.

Мы скатали ковер и выбросили с балкона. Уборка пошла иным руслом. Она продолжалась еще два дня и одну ночь. Даже когда у нас кончились все средства, и не осталось сил, мы упорно наводили порядок. Правда, довольно безобразным способом − уничтожая домашнюю утварь, избавляясь от всего, что нам мешало.

Причем, если мы с коллегой по ансамблю теряли сознание от выпитого, то женская половина нашего легендарного коллектива шла на улицу и приводила других мужиков. А те в надежде на веселую ночь и срамные поцелуи (osculum infame, как писали в старинных книгах) покупали выпивку и шли за бабами в нашу гримерную. Но увидев, куда попали, терялись. Особенно их приводил в недоумение холодильник, стоявший в центре комнаты, в который мы с Бертраном по очереди прятались и там засыпали. И кого-то из нас каждый раз демонстрировали ночным гостям. После чего те или уходили, или набирались до такого же состояния. Одного мы нашли как-то утром на нашем законном месте в холодильнике.

Вечером третьего дня, только мы легли отдохнуть перед генеральной уборкой, как пришел хозяин квартиры, которую я снимал. Увидев состояние своей недвижимости, он мягко говоря, подох*ел. Он себе такого даже в страшном сне не мог представить, у него даже левый глаз задергался. Он вызвал меня на площадку.

− Это мне снится или нет? − спросил он.

− Конечно, снится, − уверенно сказал я.

− Короче, чтобы через неделю тебя здесь не было, − спокойно выложил хозяин, лишь на слове «тебя» ткнув меня в грудь.

− Слышь, подожди, чего ты, − попытался возразить я. – Пустяки, дело житейское.

− Я сказал, через неделю. Лети к себе на крышу, и не возвращайся. Если ровно через семь дней я кого-нибудь увижу, пеняй на себя, ухайдокаю так, что тебе уже больше ничего и никогда не присниться. И чтобы всё блестело, как в музее. Понял?!

− Ага.

Что происходит с людьми, подумал я после его ухода, все стали такие нервные, словно на самом деле чем-то владеют в этом мире.

В моей постели лежала женщина, она тоже немного нервничала, гадая, кто же приходил. Такие женщины предвестницы бездомной жизни, они вихрем пролетают через вашу сложившуюся размеренную жизнь, и в этом вихре вас выносит за пределы привычного. Потом они бросают вас, и вы падаете вниз. Или не падаете, а просто исчезаете.

Женщина смотрела на меня, в её встревоженном виде таилось нечто потустороннее, не от сего бегущего за окном мира, что-то ранящее сердце тоской. В её глазах читалось отсутствие дней. Но это была не пустота.

− Нас выгоняют, − сообщил я.

− Сегодня? − спросила Ракета.

− Нет, в течение недели.

− Хорошо.

− А мы так и не переспали с тобой, − вспомнил я.

− Ладно, давай переспим, − спокойно сказала она, словно согласилась показать гланды. – Вообще-то, я с друзьями не сплю, но почему-то очень хочется узнать, какой ты.

− Такой же, как все.

Также как и все, я достал свой хоботок и вошел им в вечность. Вечность дрогнула и расплавилась, обдала горячей волной внутренности и понесла в мировой океан. Океан распахнулся, сладострастно всхлипнул и принял в объятия забвения.

Она лежала и улыбалась, глядя в полумрак. Мир был спокоен, наполненный безмятежным пространством, этой ночью оно тоже было нашим любовником. В дверном проеме появился Бертран.

− Не спите? − спросил он.

− Не спим.

− Жажда есть?

− Есть.

− Я тут нашел мелочь в кармане чьих-то штанов. Схожу за пивом.

− Сходи.

Бертран неторопливо обулся, дважды пересчитал наличность и вышел.

Она взяла меня за руку.

− Что же будет дальше? − спросила она.

− Мы будем жить вечно. Жить везде.

− Правда?

− Правда.

− И никакой боли, никакого отчаяния и суеты?

− Да.

− Ты самый прекрасный лгун, − нежно проговорила она.

И крепко прижалась ко мне животом. Плоским и горячим.