Эстетика бродяг

Сначала я подумал, что в ведерке олифа или древесный лак. Утром я спускался с пятого этажа новой квартиры, а ведро стояло в аккурат между третьим и четвертым. Я не выдержал, наклонился и понюхал, − в ведре было вино. Я лакнул его. Портвейн. Не самый лучший, но и не мерзок.

Даже не думая о последствиях, я молча взял ведро, спустился во двор и пошел дальше. Шел и думал, если кто окликнет, отхлебну, сколько смогу, поставлю ведро и дёру. Так я прошел пару кварталов, ожидая оклика в спину, как выстрела. Потом сел в незнакомом дворике и поставил ведерко перед собой. Просто сидел, смотрел на него и улыбался, как дурачок. Чудеса, да и только.

Окунувшись с носом в ведро, я наконец-то попил оттуда, как из маленького озерца. Встал и опять сел. Куда же, подумал я, идти с полным ведром портвейна. Хотя можно было никуда не ходить, нырнуть в ведро и плавать там рыбкой. Наверху знали, что я большой поклонник органических соединений алифатического ряда и всегда мечтал о винных реках, бьющих прямо из-под земли, о дожде и морях из вина. И вот мечта начала сбываться.

Прихватив ведерко, я не спеша двинулся на прогулку, стараясь не выходить на большие перекрестки. Время от времени я останавливался в укромном местечке, делал несколько глотков и шел дальше. Было не просто хорошо или очень хорошо, я чувствовал себя так, словно с этого дня зачислен на ангельское довольствие, и мне полагались в достатке вина, хлеба и зрелищ.

На серой стене, возле которой я остановился выпить, кто-то вывел оранжевой краской «here is fun» и пририсовал стрелку, указывающую − стену нужно обойти.

Я так и сделал.

Обошел здание и обнаружил несколько столиков − небольшое уличное кафе для работников офисов, занимающих первые этажи. Столики пустовали, лишь за одним сидела молодая женщина и пила какую-то шипучую гадость, закусывая фисташками.

Бывало я приставал к женщинам на улице для знакомства, навязывая себя. Но чаще я их гипнотизировал, как удав. Сейчас я сам замер и чуть не выронил ведерко. Сомнений не было, я опять наткнулся на неуловимый призрак женщины своей мечты. Мне и раньше они встречались, но исчезали, прежде чем я успевал объясниться. Или принимали мифический образ какой-нибудь Мэрилин, Риты, Умы, Милы…

В этот раз она находилась в двух шагах и не спешила уходить. Я решился сделать комплимент, но, подойдя ближе, растерял запас куртуазной словесности. Догадливости хватило лишь на то, чтобы поставить перед ней ведро и галантно предложить:

− Предлагаю выпить за встречу. Это чудо!

− Вы кто? − испуганно спросила женщина.

− Трубадур.

− Кто?

− Тру-ба-дур. Как Гираут де Борнель из округа Эксидайль, у которого не было ни гроша за душой, а он умудрялся проводить все свои дни в кабаках да при дворах богатых сеньоров, служивших его покровителю герцогу Лиможскому. Мужчина прославлял чужих дам и бродячую жизнь.

Молодая женщина поморщилась и сделала движение встать.

− Извини, я сегодня выиграл ведро вина на ярмарке, − доверительно сообщил я. – И потерял голову от везения, потому что сегодня, кажется, мой день.

Она поднялась, но не уходила.

− Как тебя зовут? Скажи, − упрашивал я, чувствуя, что не внушаю доверия. − Оставь хотя бы номер телефон.

− Меня зовут Юлия, а номера я не оставлю. Ты странный…

− Оста-а-авь. Оставь обязательно!

− Зачем?

− Я исполню любое твое желание, − твердо пообещал я. − Какое твое главное желание?

− Уехать в Париж.

− Считай, что ты уже там.

Она улыбнулась, вырвала из блокнота листок, написала номер и протянула.

− Вот, − сказала она. – Удачи.

И пошла.

Я смотрел вслед молодой женщине, видел, как качаются бедра, и влюблялся, влюблялся, словно падал на дно своего ведерка. Хотя, возможно, у меня просто крыша поехала от выпитого. Свернув за угол, я помочился и положил бумагу с номером поближе к сердцу. Потом, подумав, нежно потерся об неё х*ем и опять положил к сердцу. Вздохнул и так, оставшись с расстегнутыми штанами, припал к краю ведра, опустошив на четверть.

− Как не стыдно, молодой человек, − запричитал за спиной старческий голос.

− Мне стыдно, правда… Но сейчас я не человек.. Я рыба-анабас, пьяная-пьяная… − задумчиво проговорил я, застегивая ширинку,

Хлопнула дверь.

− Сумасшедший, − пожаловалась кому-то старушка.

У меня кольнуло в печени и я, не глянув в сторону недовольных жильцов, пошел дальше. Бухлишко сыграло злую шутку, мой корабль сходил с рельс, я шел на дно. Беспечная игра с Бахусом не проходит бесследно. Только в одном случае из ста угадываешь в своем отражении рога и хвост, в остальных тебя водят за нос до тех пор, пока не подвесят над пропастью, а потом прилетит большая птица и склюёт печень.

Начинало подташнивать. Срочно требовалось поделиться с кем-нибудь своим богатством. Кто угодно − лишь бы в компании, я был готов распивать вино с сатирами. И они не преминули появиться. Их было трое. Хитрецы знали, чем угодить, чтобы содержимое ведра перекочевало в их глотки.

Вино требует песен, и сатиры пели всё, что я хотел услышать. Они дружно затягивали песни о моряке на деревянной ноге, о сладкой Дженни. У них не возникло бы трудностей с репертуаром, попади они к эскимосам или на вечеринку в другую галактику. Сатиры играли в местном кабаке, имели человеческие имена, модные прически, перстни и серьги в ушах. Стоило им взяться за инструменты, как на слушателей нападало желание веселиться и прожигать жизнь.

В обнимку с сатирами я шел по городу, утверждая, что каждый имеет право сойти с ума, как ему заблагорассудиться.

− Еще глоток-другой и мы доберемся до тайников сознания, где хранится любовь ко всему сущему! Суть настоящей свободы! – вещал я.

Сатиры кивали, шарахались прохожие.

− Нам нечего скрывать, мы стали частью природы, − говорил я.

Сатиры громко смеялись.

− Кто сказал, что дни трубадура сочтены только потому, что он подставил свой парус под безрассудный пьяный ветер? – спрашивал я, теряя сознание.

− Никто так не скажет. Давай выпьем еще, − говорили сатиры где-то вдали.

− Где я? – очнулся я. − Ведро еще не опустело?

Мы валялись на лужайке в парке, а с нами еще две молодые женщины. Сатир подмигнул, схватил ведерко и исчез. Пока я судорожно курил сигарету, вспоминая, что же было − как мы здесь, он вернулся с полным ведерком вина.

Женщины захлопали в ладоши, одна из них обернулась ко мне и, хитро прищурившись, проговорила:

− Мы слышали, ты трубадур. Что-нибудь скажешь по этому поводу.

− Вина чрезмерно не бывает, пока хоть кто-то наливает, − сказал я и нырнул в ведро.

− Ты, наверное, много сочиняешь о любви? − спросила вторая женщина, когда я вынырнул.

− Да, − охотно поддержал я беседу. – Сочиняю я много. Но порой не разберешь, кто напевает в ухо ангел или демон. Впрочем, зеркало никогда не ищет нас, мы сами заглядываете туда, чтобы увидеть нечто похожее на правду.

Женщина с улыбкой покачала головой, давая понять, что не поняла моего бреда, и сказала:

− Что ж, раз тебя одолевают такие мысли, значит, ты что-то знаешь о жизни.

− Да нет, ни хрена я не знаю. Просто я псих, и гляжу на мир боковым зрением.

Эти слова не понравились женщине, она поморщилась.

− Но тебя я вижу хорошо, ты прекрасна, − добавил я.

Женщина улыбнулась. Хотя прекрасной она могла показаться только после доброго глотка вина.

− Ну что, поедем к тебе? А то можем и ко мне, − предложил я. – Зови меня Мирон, или Бражник. Как тебе больше нравится.

Сатиры дружно засмеялись, наблюдая, как я полез к женщине целоваться и упал.

− Успокойся, − сказал один из них. − Это женщина моя.

− Какая мне разница, чья она, − бормотал я, пытаясь подняться. – Если она не прочь развлечься со мной, то это наше дело. Что ты лезешь?

− Выпей-ка лучше еще вина, дружок, − сказал сатир.

И силой окунул мою голову в ведро.

− Теперь у него будут другие заботы, − услышал я издалека.

Не знаю, что имелось в виду, но моей единственной проблемой стало то, что я не мог вынырнуть, как ни старался. Меня окружал винный кошмар, внутри него играла музыка похожая на «Soul desert» группы Can.

Вынырнул я на другом конце города. Я стоял на краю тротуара у самой дороги, где проносились машины. Чей-то плеер в ушах, в руках ведро, на дне плескалось вино. Редкие прохожие обходили меня стороной, как чумного. Заглянув в ведерко, я увидел отражение, оно выглядело подозрительно и маниакально, такие рожи встречаются на свалках у парней, выискивающих в кучах мусора какую-нибудь дрянь.

Меня мутило и лихорадило, я плохо соображал, куда и зачем иду. Тело отказывалось повиноваться разуму, оно явно хотело от него избавиться. Попив вина, я понял − снова погружаюсь, не надеясь спастись, словно шхуна, получившая кормовую пробоину. Впрочем, о спасении я и ни думал, потому что, вообще, ни о чем не мог думать.

Что заставляло так пить? Хм. Ну, допустим, я пил поменьше, чем старина Чинаски, поменьше извергающейся мочи и блевотины, но я дышал ему в самый затылок. Думаете, я хотел стать таким же крепким поэтом, как он? Нет. Может, мечтал о том деньке, когда объявлю, что обошел Хэнка по количеству выпитых бутылок? Тоже нет. Просто моя жизнь кружилась в спирали праздничных рюмок, и я доверял им.

Пить нужно с душой. Что хорошего в отутюженной рубашке, если она одета на мертвеца? Ничего. Она так же мертва и холодна. Что таит вино, вливающееся в мертвое горло? Ничего. Дешевая смазка, одна механика и никакой души. Дело в том, с каким настроением ты открываешь бутылку. Исчезновение происходят между дном последнего стакана и самым темным поворотом самого заброшенного уголка души. Там, где ничего нет, − там можно все.

− Давай обоссым его, − услышал я откуда-то сверху.

Я лежал в темноте на краю пустыря, надо мной стояли два подростка. Один из них наклонился и попытался одеть мне на голову пустое ведро. Я схватил его за горло и зарычал. Подросток вырвался и отскочил, второй бросил в меня обломок кирпича. Тогда я проорал всё, что о них думаю. Это было неприятное зрелище. Они покидались еще и ушли.

С трудом я поднялся, сделал несколько десятков шагов, споткнулся и выкатился на грунтовую дорогу. Мне было все равно, в какую сторону идти, но громкие возгласы за спиной заставили спрятаться в кустах на обочине. На дорогу выбежали четверо возбужденных подростков с палками, они посовещались и разбежались в разных направлениях.

Немного полежав, я пополз прочь от дороги.

Ночные призраки чудом доволокли меня до знакомой двери в городской трущобе недалеко от ипподрома. За дверью было шумно, там громко пели и танцевали, я толкнул дверь и ввалился в дом. Здесь веселились не первый день, горы бутылок и пьяных тел. Воняла перегаром и табаком, иногда долетавший в окно запах свежего навоза и то был приятней. Никто не удивился моему появлению и потрепанному виду, мало чем отличавшемуся от окружающих.

Только я хотел рассказать свою историю, как мне налили, я выпил и перестал владеть языком. Еще долго я что-то бессвязно кричал и танцевал, стараясь разглядеть лица, но мир крутился каруселью звуков и мутных картин.

Неожиданно всё оборвалось и стихло. Я увидел чудовище с красными горящими глазами, оно выбралось из темноты и набросилось на мою плоть, пытаясь сожрать самое вкусное − печень и сердце. Я брыкался, пока ужас, возросший до крайних пределов, не прервал жуткое видение.

Будто кто-то стукнул по голове, и я открыл глаза, вздохнул и больше не смог закрыть веки, они слезились. Кто-то склонился надо мной.

− Кто ты? − испуганно спросил я.

− Это я, Лесник, − представилась тень.

− Фуф, Лесник, − облегченно вздохнул я, погладив сердце. − Привет. Ты что здесь делаешь?

− Вообще-то, я у себя дома.

− Повезло. А я как здесь?

− Хм, − многозначительно хмыкнул Лесник.

Под таким «хм» могло подразумеваться что угодно. С Лесником мы познакомились в общежитии пединститута, куда мы с другом лазили на свидания с первокурсницами. Мы столкнулись с Лесником на пожарной лестнице, где он хотел оторвать кусок арматурины, чтобы наказать обидчиков, не пустивших его внутрь. Дрался он плохо, но не сдавался никогда. Вид у него был дремучий, разбитной, как из лесу вышел. Он сам был − та еще оторва.

− У меня было ведро вина… − начал я.

− Тут оно.

− Где?

На столе у изголовья, словно дорогая ваза, ждущая охапки цветов, стояло моё ведро. Ну не совсем моё, поменьше и другого цвета.

− Полное вина? − тревожно спросил я.

− Да, − радостно подтвердил Лесник.

− Ты понял? Оно не заканчивается.

− Конечно, раз ты в него постоянно подливаешь.

− Как это?

− Не помнишь?

− Нет.

− Ты покупал вино в бутылках и сливал в ведро.

− Ерунда какая-то… А деньги откуда?

− Выпрашивал у ларька, рассказывая, что ты морячок со шхуны, ушедшей на дно в море Бахуса. Великолепно рассказывал! Все смеялись, а один мужик сунул денег, ну и я добавил, а ведро в песочнице нашли.

− Глупо.

− Может быть, и глупо, но с этой глупости мы имеем полное ведро вина.

− Ты один дома? Это точно ты? Наклонись ближе, что-то я тебя плохо вижу, глаза слезятся.

− Да, предки на даче, − вплотную приблизив лицо, сообщил Лесник, − иначе я бы тебя сюда не потащил с ведром вина.

Он исчез в темноте, чем-то погремел, включил свет в прихожей и вскоре появился со стаканами. Вид у него был жизнерадостный, словно мы собирались окунуться в источник вечной молодости. Мне даже показалось, он светился.

− Ты чего это? − невольно спросил я.

− Не знаю, ощущение, словно в космос стартую.

− Люди-то всё по космосам, а мой голосам, − передразнил я. − А сколько время?

− Скоро светать начнет.

В космос Лесник отправился один, на середине ведра его ступени оторвались, и он полетел. Меня вино не брало, и я засобирался домой.

− Отлей половину, − еле ворочая языком, попросил Лесник из далекого космоса.

− Держи, − поделился я.

Дома я стал приходить в себя. Пока отмывался, позвонил отец и спросил:

− Ты не забыл, что твоя неделя заканчивается?

− Как заканчивается?

− Так. Завтра-послезавтра занеси ключи. Понял?

− Понял. У тебя всё в порядке?

− Всё.

− И где ты был неделю? − спросил я у существа с безумными красными глазами в зеркале

Существо дико поозиралось, потом заглянуло в ведро. На дне плескалось чуть больше литра.

Я осторожно разделил содержимое на три равные части. Выпив первую порцию, я хорошенько отдышался, достал из чулана печатную машинку и попытался зарифмоваться. Но ничего не получалось, трижды я брал чистый лист и трижды выстукивал одним пальцем одну и ту же чушь:

нас имеют, как хотят – как щенят или котят

нас имеют каждый день – все, кому иметь не лень

Я плюнул на лист, скомкал и кинул на пол к остальным.

На кухне я сразу выпил вторую порцию и почувствовал, что я Уолт Уитмен, которого неожиданно придавило космосом, и ему стало тяжеловато жить под бременем вечности. И я настучал на четвертом листке:

сердце моё было брошено

в серную кислоту любви,

его перетерли на каменных жерновах одиночества,

душу, как старую тряпку, бросили в ноги бродягам -

всем одиноким несчастным безумцам,

казалось, во мне не осталось

ни капли дневного света,

казалось, во мне не звучало

ни ноты живого звука,

только немного звериной привычки -

цепляться за жизнь,

воздух глотать и пищу,

воздух и пищу…

даже инстинкт сохранения во мне

обратился в сломанный механизм,

и вместо радости жизни -

странное напряжение,

словно я один из поваленных высоковольтных столбов,

словно я огромное дерево,

что сломлено бурей,

вырвано с корнем и брошено в пропасть…

Тут я остановился и перевел дух. Меня вдруг растрогало, что я поваленный высоковольтный столб. Нахлынувшая волна жалости к себе и ко всем страдавшим и страдающим за любовь заставила разрыдаться. Слезы оставили кляксы.

Я сходил, ополоснул лицо, вышел на балкон и закурил. Внизу у детской качели стояли молоденькие студентки, тоже курили и болтали:

− Знаешь, Юлька, а он ничего этот твой однокурсник.

− Генка, что ли?

− Нет, Игорек.

− Аа. А мне Генка больше понравился.

− Ой, Юль, он так посмотрел на тебя сегодня после лекции.

Воспоминание обожгло меня: Юля! Надо немедленно исполнить желание − сделать всё, что в моих силах. Пусть она уедет в Париж. Я бросился к ведру, сцедил последнюю порцию и через мгновение, не успевая переводить дух, в две руки отпечатывал в пустоте:

Юля едет в Париж

Третий год подряд в конце декабря у Юли случались неприятные дни, когда одолевали тоскливые мысли, беспардонно сотрясавшие ее маленький уютный мир.

«Почему моя жизнь такая не примечательная? – мучилась вопросом Юля. – Мне тридцать с хвостиком, до старости еще далеко. Трудоголик, верчусь, как белка в колесе, постоянно что-то делаю, а ничего особо не меняется, будто воду в ступе толку. И впрямь, если поглядеть, живу одна, как Баба-яга, еще и с черным котом, брр».

Так думать накануне любимого праздника было невыносимо. Юля стойко старалась мыслить позитивно и не нарушать простые правила: жить рационально, не медлить в решениях и верить в чудо только раз в году. Но именно под Новый год мысли в голове бунтовали, закипая, как в чайнике со свистком, бурно выплескиваясь наружу.

Хотя другие бы позавидовали Юле. Небольшая перспективная компания, где она была ценным специалистом, собственная квартира, дорогие вещи.

«Но я ведь не другие, – хмурилась Юля, – и вообще кто эти другие?»

Через улицу, в доме напротив, за окнами на втором этаже с похожими горчичного цвета шторами, жила женщина. В её окнах по ночам отражалась неоновая надпись кафе «Избушка» под квартирой Юли. Симпатичная немолодая женщина внешне очень напоминала Юлю. Рано утром и поздно вечером Юля могла наблюдать за соседкой, за её привычками, схожими с Юлиными. Они имели одинаковых черных котов, утром в одно и то же время, в половину седьмого, кормили любимцев завтраком. Около девяти выходили из дома. Обе были наполовину одиноки. К женщине по воскресениям приходил седоволосый мужчина в неизменном костюме, похожий на провинциального врача-дантиста на пенсии. К Юле приходил, а чаще просто звонил Алик, её бывший однокурсник, он уже лет пять делал вид, что ухаживает. Впрочем, Юля сама не воспринимала Алика, как жениха, он слишком много пил, меньше её зарабатывал, как попало тратил деньги, и для семейной жизни не годился.

В то утро в конце декабря, насыпая коту корм, Юля почувствовала в голове первые симптомы хаоса. Голова отказывалась мыслить только позитивно, мысли стучались о стенки черепной коробки и вопили о никчемной Юлькиной жизни, некоторые даже заявляли, что Юлька дура. В задумчивости Юля высыпала коту на голову сухого корма из пакета. Барсик обиженно облизался, но, увидев, что хозяйка его не замечает, решил всё же позавтракать.

Юля стояла у окна, наблюдая, как соседка тоже что-то кладет на блюдце коту и треплет его за ухом. Потом женщина выпрямилась, схватилась за сердце и упала. Это произошло так неожиданно, что Юля сначала не поверила глазам, замерла и долго не шевелилась. Только, когда пришла мысль, что соседка умирает, Юля накинула пальто и побежала к дому через дорогу.

Она наугад нажала номер квартиры на домофоне, ей открыли, она вбежала по лестнице, дверь в нужную квартиру оказалась приотворенной. Юля её толкнула. В прихожей тускло горел свет, и сначала она даже не разобрала, что прямо перед ней на стуле сидит мужчина. Он не был похож на того седовласого врача. Этот выглядел моложе, имел курчавые русые волосы, а седину только в щетине на подбородке и скулах, сидел, закинув ногу на ногу, и улыбался.

− Что здесь происходит?! −вскрикнула Юля, чуть не врезавшись в человека.

− Ничего не происходит, − не меняя позы, спокойно произнес мужчина.

− Что с ней? − переводя дыхание, спросила Юля.

− С кем?

− С женщиной, я живу напротив, через улицу. Я видела в окно, как она упала. Сердечный приступ?

− Похоже на то.

− Что с ней?

− Ничего. Всё в порядке.

− Как в порядке? Она жива?

Человек опустил ногу, откинулся на спинку и внимательно посмотрел на Юлю.

Она жива, не беспокойся, − сказал он и замолчал. Потер переносицу, будто не зная, как продолжить. – Понимаешь, ведь это была ты.

− Что?!

− Трудно поверить, но придется. Женщина в окне была возможным отражением тебя в будущем. Такой ты могла стать лет через тридцать. Вижу, ты не веришь. Но это правда, ты наблюдала за собой. Такие вот дела, Юлька.

Юля попятилась.

− А чего побежала-то сюда? − спросил человек. − Не могла, что ли, скорую вызвать?

− Вы кто? Врач?

− Ну какой же я врач. Скорее, наоборот, хотя… − человек усмехнулся, − в чем-то я врач.

− Вы знали эту женщину? − отступая к двери, спросила Юля.

− Юль, ты глухая? Я же только объяснил тебе, что та женщина − это как бы ты и была, много лет спустя, − проговорил человек и вздохнул. − Хотя разве это много. Возможно, ты такой бы и стала. Если бы не прибежала сюда. А теперь я даже и не знаю, что с тобой делать.

− А вы кто?

− Да какая разница… Называй меня, как хочешь.

− Вы киллер, − испуганно проговорила Юля.

− Вот глупая. Ладно, спишем это на твою голову, она у тебя в эту пору бывает сама по себе.

− Черный риэлтор! – воскликнула Юля.

− Да чтоб тебя…

− Знаю… вы… дьявол, − с ужасом прошептала Юля.

− Еще лучше, − засмеялся тот, кого Юля приняла за дьявола.

Смех у него был добродушный. Если дьявол так смеялся, то дела у него, да и у всего мира, пошли на поправку.

− Послушай, Юлька, − начал он.

− Откуда вы знаете моё имя?! Кто же вы?

− Ну ты даешь. Ладно, зови меня Гаспар.

− Гаспар из тьмы, − опять прошептала Юля.

− Тьфу ты, елки. Далась тебе эта тьма. Ладно, сегодня для тебя я Пьер Ноэль.

− Вы француз?

− С удовольствием, − кивнул мужчина.

Тут Юля обратила внимание, что на нем темно-малиновые штаны, вязаная жилетка со стеганой рубашкой и кожаные ручной работы сапоги.

− Пьер, − недоверчиво повторила Юля, решив, что перед ней маньяк. − Зачем я вам?

− Да не нужна ты мне.

− Ну вы же заманили меня сюда.

− Во-первых, тебя сюда никто не заманивал. Ты попала сюда, потому что у тебя доброе и отзывчивое сердце. Всегда есть выбор, как поступить, думая головой или чувствуя сердцем. Ты сама не знаешь, как поступишь. А во-вторых, в день, когда можно изменить судьбу, хорошо бы быть и посообразительнее.

− Значит, вы не дьявол, − проговорила Юля, не зная, что и подумать, кто перед ней.

− Нет. Скорее, я ангел-хранитель.

− Мой?

− Милая, теперь на всех не хватает, можешь считать меня кем-то вроде участкового ангела в вашем районе. Вас много, а я один. Вот пришла пора заняться тобой.

− Что вы будете делать со мной? − спросила Юля таким тоном, что любой шутник ответил бы: «насиловать и расчленять».

Но мужчина лишь пожал плечами и сказал:

− Это зависит от тебя.

− Что я должна сделать? − собираясь с мыслями, спросила Юля.

− Ничего особенного ты делать не должна, просто ответь на два вопроса.

Мужчина поднялся со стула и прошел на кухню.

− Вот, кстати, − проговорил он оттуда, − можешь убедиться, я тебя не обманывал.

Юля с трудом отклеилась от входной двери и заглянула на кухню. Никакой мертвой женщины на полу не было.

− Ты в окно посмотри, − предложил мужчина.

Юля через силу глянула в окно и увидела себя. Вот она проснулась, включила на кухне свет, в задумчивости высыпала на голову кота сухой корм, подошла к окну, замерла, увидев что-то неприятное, и бросилась вон из квартиры.

− И вот ты здесь, − сказал мужчина. − И тебе нужно ответить, хочешь ли ты жить прежней жизнью. Если да, то ты вернешься обратно к себе домой и ничего не вспомнишь, ни нашей встречи, ни женщины.

− Так значит вы Пьер? Или все-таки Гаспар?

− Называй, как хочешь.

− Пьер… А если я не хочу прежней жизни?

− Без если, либо да, либо нет.

Юля вспомнила про кота.

− А Барсик?

− Причем здесь кот, − удивился то ли Пьер, то ли Гаспар. − Сейчас толкуем о том, что будет с тобой. А там ты уж сама решай, что делать с котом. Я же тебя не забираю на другую планету.

− Хочу жить по-другому, − с уверенностью проговорила Юля.

− Отлично. Твоя главная мечта?

− Увидеть Париж, Пьер.

− Нормально. Всё, можешь идти.

− А как же я буду жить по-другому.

− Иди домой, − настойчиво повторил мужчина. −Об остальном уже позаботились.

И он выпроводил Юлю за дверь.

Юля вернулась в свою квартиру и села за стол, Барсик прыгнул на колени и замурлыкал. Так они просидели почти весь день. Что творилось в квартире напротив, видно не было. На работу Юля не пошла, а когда оттуда позвонили, она сказала, что у нее заболела любимая тетя и за ней нужен уход. Разглядывая в окно людей, Юля чувствовала, что давно это занятие не казалось ей столь занимательным. Люди несли елки, праздничные пакеты и коробки. Вели за руки смешно шагавших детей. Раньше Юле казалось, что люди в большинстве своем двигались, как во сне, плохо понимая, зачем они здесь. Теперь ей казалось, что все это хорошо продуманное и спланированное действие кем-то мудрым и добрым.

Ближе к вечеру позвонил Алик.

− Привет, Юльк, я зайду? − сразу спросил он. – Начнем провожать старый год, а завтра вместе встретим новый.

Судя по голосу, он уже выпил.

− Кто это? – спросила Юля.

−Это я, Алик. Не узнала, богатым буду, − засмеялась трубка.

− У меня нет знакомых с таким именем, − сказала Юля и положила трубку.

− Юльк, ты чего?! − успела испуганно крикнуть трубка.

Стало темнеть, в окнах загорался свет. Люди приходили с работы, потрошили холодильники, ужинали, мыли посуды, включали компьютеры, телевизоры, гирлянды, наряжали к Новому году дома, укладывали спать малышей. Юля продолжала следить за окном соседки, там было темно.

Юля уже задремала на подоконнике, как в квартире напротив вспыхнул свет. От неожиданности Юля свалилась на пол. А когда поднялась, то увидела молодого мужчину. Он, как и она, стоял у окна. Увидев Юлю, он заулыбался и приветственно помахал рукой.

Через силу кивнув, Юля смотрела на него, как на призрака. Мужчина что-то продолжал показывать знаками. Наконец Юля поняла, что он желает познакомиться и уговаривает её взять трубку телефона и набрать цифру 8. Когда она сделала это, он показал остальные цифры.

− Добрый вечер, − услышала Юля в трубке мягкий голос и чуть не уронила телефон на пол.

− Вы меня извините за мою навязчивость, − волнуясь, продолжал голос, а его обладатель маячил в окне напротив, − но у меня сегодня странный… удивительный день… Кажется, я теряю связь с реальностью. Сегодняшние события… В общем, мне нужно поделиться с кем-то. То есть не с кем-то, а ими именно с вами. Как же вам это объяснить… Но, если вы не против, я бы мог подняться к вам, мне было бы так проще.

− Да, − смогла лишь сказать Юля.

Понятное дело в любой другой день она бы не позволила событиям развиваться столь стремительно, не особо доверяя мужским словам. Однако сегодня… От звонка в дверь Юля вздрогнула, словно электричество замкнулось на ней, и все-таки уронила телефон. Дрожащими руками она повернула ручку замка.

− Добрый вечер, я − Саша, − волнуясь, представился молодой человек. − Извините, еще раз извините за столь навязчивое знакомство. Но вот так получилось. Я и сам…

− Проходите, − еле держась на ногах, проговорила Юля. − Меня зовут Юля. Я присяду, что-то мне не по себе.

− Да, да, это очень хорошо, то есть очень приятно, что мы познакомились, − снимая куртку, говорил Саша. − Сидите, сидите, я сейчас вам принесу воды? Что с вами? Вы не представляете, Юля, что со мной сегодня произошло. Вы должны это знать. Вам лучше?

− Да, рассказывайте.

− Сегодня утром мне позвонил приятель. Случилось это в тот самый момент, когда мое затруднительное положение требовало немедленного решения. Какое затруднительное положение это уже неважно.

Мужчина беспечно махнул рукой и засмеялся. Но смех его сейчас же оборвался, он заметил − собеседница выглядела настолько странно, что была похожа скорее на мумию, чем на живого человека.

− Что с вами, Юлия? Вам, правда, лучше? Попейте еще воды, – разволновался Саша, забыв про рассказ. − У вас тоже что-то стряслось?

− Откуда у вас ключи от той квартиры напротив?

− Ах, да! Ну и вот! − опять оживился Саша. − Это важная часть моей истории! Сегодня утром меня выселяли в буквальном смысле, у меня не было ни одного знакомого, который мог бы хоть как-то помочь. И тут этот звонок. Старый приятель нашел меня удивительным образом и просил присмотреть за квартирой, пока он будет работать за границей, он сказал, что даже приплатит за то, чтобы я кормил рыбок и поливал цветы.

− Так это квартира вашего друга?

− Нет! Он живет поблизости! Не успел я переехать к нему, вещей то у меня немного, старый ноутбук да кое-какие книги, я пишу одну вещь…

После этих слов мужчина немного замялся и пристально поглядел на Юлю.

− И не успел я к нему переехать, − повторил он, − как реальность исказилась. Я будто попал в зазеркалье. Реальность где-то там, а я уже здесь… Господи, я говорю так непонятно! Или понятно?

Юля кивнула Саше, это его ободрило.

− Вы представляете! − громко сказал он и чему-то засмеялся. − Сначала я увидел человека, который копается в моем ноутбуке. Я уже успел выставить его на письменный стол, а сам пошел в ванную выкладывать зубную щетку. Присутствие незнакомца настолько меня удивил, ведь кроме меня в доме никого не могло быть. Приятель, отдав ключи, сразу уехал по делам. Что я просто стоял и смотрел на этого человека, совершенно не зная, как поступить. Пока он сам не заговорил со мной: «Не видать тебе удачи, пока не выкинешь эту рухлядь». «Это вы о моем ноутбуке?» – спросил я. «А о чем же еще?» – ответил он. Вид незнакомца почему-то внушал доверие и расположение, хотя на нем были такие странные малиновые штаны и вязаная жилетка. «И что же делать теперь?» – спросил я после недолгого молчания. «Для начала включи радио», – предложил он. Я послушно нажал на кнопку радиоприемника. «… вот это и есть наш вопрос! – прокричал ди-джей, – Правильный ответ на который и даст победителю право на приз! Вы можете уже звонить нам! Всем удачи!» «На, держи трубку, – сказал человек, – когда спросят правильный ответ, скажешь Гираут де Борнель». «Гираут де Борнель», – сказал я трубке. «Как вас зовут?» – спросили оттуда. «Саша», – сказал я. «Саша, сейчас скажете свое имя и правильный ответ в эфир, – радостно прокричали мне, – только сначала отойдите от вашего радиоприемника. И не кладите трубку, пока не оставите ваши координаты! С Наступающим!» Я сделал все, как попросили. «А теперь бери свою рухлядь, – сказал человек, – и неси её на свалку. Нечего ей делать с тобой в новом году. В 20.32 ты поставишь её в стороне от мусорных баков и пойдешь обратно домой, в 20.43 ты увидишь молодую женщину, обратишь на себя её внимание и расскажешь ей все, что с тобой произошло сегодня. Понял? Всё, вперед. Пора». Он выставил меня за дверь, в руках у меня был ноутбук. Метров десять я не дошел до мусорных баков, оставил его и пошел обратно. Я шел медленно, но кровь пульсировала во мне так, что я задыхался. От волнения даже закружилась голова. Я понял, что попал в чужой подъезд, когда оказался в его полумраке на одном из этажей. На часах было двадцать сорок два, я толкнул дверь перед собой. Она открылась, я вошел и сразу нащупал выключатель, включил свет в коридоре, затем на кухне, выглянул в окно и увидел вас. Вот. Даже и не знаю, что сказать еще. Потому что не знаю, поверили ли вы мне или нет.

− Что за приз вы выиграли? – дрожащим голосом спросила Юля.

− Ах, да! Это два билета в Париж! И я сразу понял, когда увидел вас, что второй билет предназначался вам. Ведь верно?

− Да, − безмолвно, лишь разомкнув губы, ответила Юля.

Перед её глазами уже летели на конях меровинги, их длинные волосы превращались в узкие улочки старой Лютеции. По ним бродили кардинал ла Балю и Винсен де Поль, превращаясь лицами в Сержа Гензбура и Ален Делона. Откуда-то издалека доносились звуки уличных песен, веселый смех и звонкие голоса:

− Монжуа, друзья, монжуа!

Прекрасный город уже звал Юлю туда, куда и нам, возможно, лежит дорога. Пусть не завтра, но, чтобы пополнить ряды счастливчиков, il nous reste encore du temps* .

* у нас еще остается время (франц.)

Цитату я списал из сборника стихов поэтов мира на столе. На этом месте я понял, что уже совсем темно и больше нет чистых листов. Отодвинувшись от стола, я прилег на красный кожаный диван и захотел мороженой морошки.

Проверив холодильник, я решил позвонить Юле и прочитать ей стих. Только не тот, что написал сам, а из сборника поэтов мира. Поэт жил в Японии и назвал стихотворение: «Послание любимой в тот день, когда осталось лишь несколько лепестков», а само же творение звучало так: «В нескольких дрожащих лепестках, сокрытых средь листьев, как сильно я чувствую присутствие той, по ком втайне тоскую». Это была вершина, на которую я бы с радостью поднялся. Перерыв все комнаты, я выяснил, что потерял заветный номер телефона. Столь тяжелый удар заставил пойти на улицу и попросить в ночном магазине бутылку, в залог я оставил паспорт.

По дороге от ларька к дому меня окликнули. Человек подошел почти вплотную, его лицо было в нескольких сантиметрах.

− Ты помнишь меня? − спросил он.

Я его узнал.

− Ты человек, который гнил изнутри, − вырвалось у меня.

Он ударил меня в живот, потом по зубам. Сначала я почувствовал вкус крови, потом вкус грязи и пыли.