Эти синие глаза

Глава 5

Рейли так стремительно вскочил, что с грохотом полетел стул, заставив не одного из его вчерашних собутыльников заворочаться и застонать.

Рейли не обратил на это внимания. Он так сильно подался вперед, что его сжатые кулаки легли по обе стороны тарелки графа, и зашипел ему прямо в лицо:

— Вы мерзавец! Если бы при мне был мой пистолет, я бы сделал большую дырку в вашей самодовольной физиономии, и она была бы так велика, что сквозь нее можно было бы увидеть океан!

Гленденинг, казалось, очень удивился, но не настолько, чтобы перестать жевать.

— Спокойнее, Стэнтон, — сказал он. — Я собираюсь на ней жениться.

Рейли недоуменно заморгал:

—Что?!

— Конечно, я женюсь на ней. Неужели вы вообразили, что я беру своих любовниц силой?

Рейли хотелось сказать: «Вы как раз и производите такое впечатление», но он вдруг подумал, что Гленденинг бравировал своим цинизмом и такое заявление только польстило бы ему, а он ничуть не собирался льстить этому субъекту и потому ответил:

— Ну, вы же не прочь переспать с женами своих друзей, поэтому нет ничего удивительного в том, что я подумал о вас плохо.

Лицо Гленденинга помрачнело.

— Они вовсе мне не друзья, — сказал он твердо, по-видимому, гораздо больше уязвленный предположением о том, что мог якшаться с рыбаками, а не обвинением в блуде. — Вы что, шутите? Они мои люди. Как вы понимаете, это большая разница. Право феодала и тому подобное.

Рейли недоверчиво помотал головой.

— Право феодала? — переспросил он. Это было намного хуже того, что он слышал в Лондоне, хуже того, что ему доводилось слышать в Оксфорде.

— Да. — Гленденинг взмахнул ножом для масла. — И вы это знаете. Хозяин поместья сохраняет право первой ночи. А почему бы и нет? Не то что я пользуюсь им. Вовсе нет. Я хочу только сказать, что имею право потребовать этого. Но похоже, что они сами не прочь… Я хочу сказать, они не против того, чтобы я лишал их невинности. И не могу сказать, что знаю почему.

Но Рейли-то это было ясно. В любом соревновании он одержал бы победу благодаря своей внешности и статям. Какая женщина в здравом уме предпочла бы Адама Макадамса Йену Маклауду?

Этот малый был величиной с дом и красив особой красотой.

И уж, несомненно, этот Гленденинг был самым богатым и желанным женихом на мили вокруг.

— В таком случае что же думает мисс Доннегал? — поинтересовался Рейли. — Если все леди этого острова только и мечтают прыгнуть к вам в постель, почему вам приходится силой заставлять мисс Доннегал перебираться из своего дома в ваш? Не должна ли она броситься к вашим ногам, как здешняя Флора?

Он кивком указал в сторону кухни, где скрылась Флора. Лицо Гленденинга приняло задумчивое выражение. Но жевать он не перестал.

— Конечно, она должна была бы это сделать, — ответствовал граф, — но она, как я уже сказал, несколько упряма.

— Неужели настолько упряма, что ответила отказом на предложение графа выйти за него замуж? — Рейли наклонился, чтобы поднять свой стул, и сел на него. — Не могу припомнить ни одной девушки в Лондоне, которая отказалась бы от такой чести и проявила подобное упрямство.

За исключением некой мисс Кристины Кинг. Но ведь она отказала маркизу, а не графу. Да и это можно было утверждать с большой натяжкой, потому что Рейли частенько отказывался признаваться в том, что он маркиз.

Гленденинг кивнул. Впервые с того момента, как принесли еду, он перестал запихивать ее в рот. Теперь же он подался вперед и заговорщически понизил голос:

— Знаю, Стэнтон. И скажу вам, что это начинает меня… слегка беспокоить. — Он заговорил еще тише: — Я начинаю думать, что даже не нравлюсь девушке.

Рейли тоже понизил голос, хотя следовало бы заметить, что в тоне его звучала явная ирония:

— Не могу себе представить почему. Вы ведь всего-навсего собираетесь выбросить ее из дома.

— О, да она и до этого ненавидела меня, — заверил его граф. — Как вы думаете, почему я прибег к таким низким уловкам? Уверяю вас, что не нахожу в этом ни малейшего удовольствия. Но девушку следует заставить понять…

— Какой вы заботливый малый!

Гленденинг заморгал, по-видимому, приняв иронию Рейли за чистую монету и сочтя его слова за комплимент.

— Нет, ну что за дура! Она нигде и никого не найдет лучше меня. Ни здесь, ни в любом другом месте. Я самый богатый, самый красивый и самый образованный человек на острове.

По мнению Рейли, это не особенно льстило графу, учитывая то, что Рейли удалось увидеть из мужского населения острова.

— И самый скромный, — решился съязвить он.

Но, похоже, Гленденинг не воспринимал сарказма.

— Верно. А что касается этого коттеджа, то он — ее последнее прибежище.

С минуту граф молчал, изучая остатки завтрака на своей тарелке. Потом взгляд его упал на недоеденный кусок бекона, он оживился и поднял глаза.

— Если…

Рейли выжидательно поднял бровь:

— Если — что?..

— Ну, если вы не…

По-видимому, пришедшая ему в голову мысль побудила его к дальнейшей откровенности.

— Если я не… что? — спросил Рейли, заподозрив какой-то подвох.

— Ну, вы умный человек, образованный. Оксфорд и так далее. Думаю, она должна питать уважение к образованному человеку.

— Боюсь, что не улавливаю вашу мысль, — сказал Рейли, осторожно подбирая слова, потому что ему не нравилось, что разговор принял такой оборот.

— Ну, мне просто кажется, что, если такой парень, как вы, я хочу сказать, такой образованный малый, подъехал бы к ней, возможно, она отнеслась бы к моему предложению более разумно…

Рейли в изумлении смотрел через стол на своего собеседника.

Он почти догадался, к чему ведет граф, но услышать это в столь прямолинейной форме было чем-то из ряда вон выходящим.

Он с трудом верил своим ушам.

— Вы что, тронулись умом? — спросил он.

Но граф Гленденинг, казалось, не слышал его. Он продолжал, захваченный своей идеей:

— Нет, это было бы великолепно! Она всегда благосклонна к парням вроде вас, ну к таким, кто пишет руководства по лечению зубов и так далее. Она, конечно, отнесется с уважением к тому, что вы ей скажете.

Обиженный Рейли возразил:

— Видите ли, я в своей жизни не написал еще ни одного руководства, не говоря уже о том, чтобы знать, как надо должным образом ухаживать за зубами…

— Вы должны ей все изложить, — настаивал Гленденинг, будто Рейли не произнес ни слова, — вы должны представить ей это все в научном свете. Ей это понравится. Скажите ей, что мы должны пожениться, потому что принадлежим к одному классу. Я слышал, что этот ее дядя, у которого она должна была жить в Лондоне, какой-то пэр. Поэтому нет причины…

— Лорд Гленденинг, — перебил Рейли своего нанимателя. Это было не совсем вежливо, но слова его прозвучали очень эмоционально: — Я врач. Я не сваха. И не стану помогать вам в том, чтобы принудить эту молодую женщину выйти за вас замуж.

Граф явно был не очень умен. Он был слишком хорош собой, чтобы пользоваться мозгами для достижения какой-нибудь цели, по крайней мере не привык использовать их регулярно. Рейли хорошо знал этот тип людей. Половина студентов Оксфорда были точно такими же, как этот граф, поступали они в колледж только потому, что их отцы и отцы отцов посещали его, а вовсе не потому, что их снедалa жажда знаний.

Но в отличие от многих известных Рейли молодых людей граф обладал некой хитростью, чем-то вроде животного инстинкта выживания.

Именно этот инстинкт, а не расчет, заставил Гленденинга произнести свою следующую фразу:

— Ну что за стыд! Право же, это просто позор! Потому что я надеялся выкурить ее из этого коттеджа до того, как начнется весеннее половодье и наводнение. Хорошо еще было, когда там жили се родители, но ведь теперь весной она будет там одна, одна со своей… проблемой… Я не уверен, что разумно оставлять ее одну в изоляции и без помощи…

Рейли не хотелось задавать вопроса, который напрашивался сам собой. Он понимал, что граф играет на нем, как на фортепьяно.

И все же не смог совладать с собой. Он против воли спросил:

— Проблема? Что, собственно, вы имеете в виду? У молодой леди есть… проблема?

— Ну… я ничего не хотел говорить, — ответил Гленденинг со смущенным и как бы извиняющимся видом. — И меньше всего мне хотелось бы посвящать в это вас. Но, право же, тревожиться не о чем. Во всяком случае, я не думаю, что стоит тревожиться. Просто… с тех пор как она вернулась, она ведет себя несколько странно… Ничего особенно тревожного. Ну, если не считать того, что она сбежала от тех, кто должен был за ней присматривать, и вернулась сюда без особенно серьезной причины. Но правда заключается в том, что с тех пор, как она вернулась, она… ну, стала какой-то… какой-то странной.

— Потому что не хочет выходить за вас замуж? — спросил Рейли деревянным голосом.

— Да, и это тоже, но есть и кое-что еще. Она бродит глубокой ночью по кладбищу и записывает что-то в тетрадь.

Вопреки своему намерению ничему не удивляться Рейли уставился на графа широко раскрытыми глазами.

— Записывает что-то в тетрадь, — повторил он. — На кладбище. И делает это глубокой ночью. Да, и это еще не все. Она повадилась ходить в деревню, когда стемнеет, все с той же тетрадью, ну той, что берет с собой на кладбище. Она ходит из дома в дом и что-то записывает в тетрадь. Потом запирается в задней комнате коттеджа и никого туда не пускает. И не говорит, что она там прячет. Возможно, что-нибудь вполне невинное. Но люди…

Гленденинг пожал широченными плечами, потом продолжил свой рассказ:

— Ну, люди всякое болтают. И должен вам признаться, что у меня возникает неприятное чувство… Представьте, молодая женщина живет в коттедже одна-одинешснька, а весной ей грозит наводнение. У нас, на острове Скай, зимы довольно мягкие, но, поверьте мне, когда снег на горах начинает таять… И если к тому же девица повредилась в уме… она и вовсе может рехнуться… Я никогда не прощу себе, если мы найдем ее замерзшую или выловим труп из моря. Скажу вам честно, мне не хотелось бы писать ее родителям о трагедии…

— Правильно.

Рейли старался говорить спокойно. Он не хотел, чтобы его волнение стало заметно графу. Гленденинг, должно быть, вышивал узоры своей фантазии по канве правды, чтобы склонить его к сотрудничеству.

Но если даже часть того, что ему рассказал граф, была правдой, им пришлось бы иметь дело с женщиной с серьезным психическим расстройством. Почему бы женщина — женщина вообще — пожелала предпочесть безопасности и защищенности жизни с любящими родственниками одиночество на острове Скай? Если даже оставить в стороне ее прогулки по кладбищу глубокой ночью?

Сердце Рейли тревожно и бурно забилось. Неужели эта мисс Доннегал станет его первой пациенткой? Но постойте! Если эта женщина действительно настолько неуравновешенна, как говорит Гленденинг, то почему он хочет на ней жениться?

— Ну это же очевидно, — ответил Гленденинг, когда Рейли прямо спросил его об этом. — Я люблю ее.

Да, это было так просто. Всего три коротких слова, а в них оказалось заложено столько бесценной информации. Право же, это было трогательно — привязанность к женщине, столь явно нуждавшейся в помощи Рейли.

Надо дождаться ответа Пирсона и Шелли, которым он опишет свою пациентку. Они просто позеленеют от зависти.

И все же ему не следовало выказывать свой энтузиазм. Гленденинг был явно без ума от этой женщины.

— Я полагаю, — медленно сказал Рейли, — мне следует нанести ей краткий визит. Просто чтобы убедиться в серьезности ее… гм… недуга.

Гленденинг одобрительно похлопал своими огромными ручищами. Эти хлопки прозвучали как не слишком отдаленные раскаты грома, и шум снова обеспокоил вчерашних собутыльников Рейли, которые вновь заворочались и застонали.

— Я знал, что вы как раз подойдете для этой работы, — сказал счастливый граф, — я понял это, как только увидел вас.

В тот момент, когда граф увидел Рейли Стэнтона, тот в беспамятстве лежал лицом вниз в баре местной таверны.

Но Рейли не счел необходимым напоминать своему нанимателю об этом обстоятельстве. Вместо этого он сказал:

— Если только вы мне скажете, где раздобыть теплой воды, я переоденусь, помоюсь и побреюсь…

Таким образом, несколькими часами позже Рейли ехал на лохматом, но резвом коньке, специально пригнанном из конюшни графа. И мальчик, доставивший его, пояснил, что эта лошадка выделена специально для личных надобностей доктора. Мальчик, сообщивший, что его имя Роб и что он назван так в честь давно усопшего древнего короля, был приставлен к Рейли в качестве проводника, готового сопровождать его в поездках по острову, и эту обязанность он принял, по-видимому, без лишних слов и возражений, но со времени начала их путешествия не назвал ни одного примечательного места, если не считать замка Гленденинг, возвышавшегося над деревней. Впрочем, едва ли этим именем можно было назвать ветхие хижины, выстроившиеся вдоль пирса. Замок походил на хищную птицу, примостившуюся на краю утеса примерно на высоте двести футов над уровнем моря.

Утреннее солнце разогнало вчерашний туман, и впервые Рейли получил возможность разглядеть пейзаж и счел его по большей части приятным для взора. Почти все было покрыто снегом, начиная с соломенной кровли «Истерзанного зайца» и до башен замка Гленденинг, а там, где снег начал подтаивать, образовались сосульки. На нескольких доступных взору деревьях ветви тоже покрылись ледяной коркой и подмигивали льдистыми искрами на ярком и холодном зимнем солнце.

В целом пока что Рейли был очень доволен своим решением отправиться на остров Скай. Конечно, люди здесь были простыми, что правда, то правда, за исключением этой мисс Доннегал, которая могла оказаться крепким орешком, и ослепительной, но весьма неприятной мисс Бренны. После его лондонских пациентов все они производили отрадное впечатление, и все здесь казалось ему освежающим. Его пациенты в Лондоне частенько не соглашались с его диагнозом, спорили и настаивали на том, что якобы их болезнь носила гораздо более драматический характер, чем считал он, или была более редкой и экзотичной, чем на самом деле. Если они болели ангиной, то утверждали, что у них малярия, если страдали от несварения желудка, то считали, что у них редкая болезнь сердца. И у него не было никакой надежды, что в районе Мейфэр, где он практиковал, со временем что-нибудь изменится.

Но здесь уж по крайней мере у него была надежда показать свой медицинский опыт и пригодность.

Мальчик по имени Роб повел его вниз по склону, который нисходил от замка и деревни. Земля была неровной, заросшей кустарником и покрытой камнями, хотя в известном смысле это можно было счесть дорогой, впрочем, скорее, это была тропинка, но лошади шли по ней уверенно и их можно было не направлять. Как уже было известно Рейли, население деревеньки было немногочисленным и насчитывало не более сотни человек, потому что эпидемия, разразившаяся прошлым летом, унесла треть жителей. Когда они проезжали мимо сельского кладбища, Рейли заметил потрепанный листок бумаги, прикрепленный к черному безлистному дереву, сообщавший прохожим, что кладбище переполнено и там осталось место только для братских могил, но никак не для индивидуальных захоронений.

Но даже это мрачное напоминание об ужасах прошедшего лета, а эпидемия и в Лондоне унесла множество жизней, хотя никто из пациентов Рейли не подцепил холеры, потому что эта болезнь в основном свирепствовала в беднейших кварталах города, — даже оно не смогло испортить радужного настроения Рейли. Он вдыхал чистый холодный воздух с привкусом морской соли и находил его гораздо более приятным, чем задымленный воздух Лондона. И Рейли почувствовал острое сострадание к Пирсону и Шелли, в эту минуту, несомненно, спешившим со своим первым визитом к больным и, конечно, уже застрявшим в уличной пробке. Потом мальчик сказал:

— Вон там этот Берн-Коттедж.

Рейли проследил за взглядом мальчика и увидел совершенно очаровательный маленький коттедж, угнездившийся на дальнем от них краю источника, летом, должно быть, превращавшегося в грозный ревущий поток, но зимой остававшегося просто речушкой шириной не более двадцати футов. Течение здесь было очень быстрым, через речку был перекинут простой деревянный мостик, впрочем, достаточно широкий, чтобы по нему могла пройти лошадь со всадником, но не позволявший проехать ни одной повозке. Это, должно быть, и был упомянутый ручей, решил Рейли. Самое удобное место для коттеджа, какое он когда-либо видел.

— Послушай, — сказал Рейли, заставляя свою лошадку остановиться, — какая прелестная картина!

Мальчик, тоже натянувший поводья своей лошади, посмотрел туда же, куда и Рейли, но, по-видимому, остался ничуть не впечатленным. Робу крытая соломой крыша была не в новинку и не показалась столь живописной, потому что в своей жизни мальчик не одну зимнюю ночь дрожал от холода под такой же. Столь же равнодушным его оставил и вид ручья.

— Да, — ответил Роб, ткнув своего пони под ребра. — Там топится камин. — Он указал на голубой дым, поднимавшийся над единственной трубой коттеджа. — Нам может посчастливиться выпить по чашке чаю.

Копыта пони застучали по доскам мостика. Послушно следуя за своим проводником, Рейли размышлял о том, что уж если кому суждено свихнуться, то Берн-Коттедж, пожалуй, был для этого вовсе не подходящим местом. Пожалуй, не часто ему доводилось видеть более веселое и живописное местечко.

Скорее замок Гленденинг с его древними башнями и общим мрачным обликом подошел бы безумной женщине…

Мальчик соскользнул с седла и решительно зашагал к парадной двери коттеджа, вполне уверенный в благосклонном приеме. Рейли спешился, обратив внимание на ухоженный двор и занесенный снегом сад — впрочем, там был и огород, о чем свидетельствовали засохшие стебли помидоров, грядки с душистыми травами и цветочные клумбы.

Рейли вдруг пришло в голову, что безумие порой принимает причудливые формы, оказывается, и сумасшедший может иметь опрятный двор, а свое безумие скрывать за запертыми дверьми. Правда, ему еще не случалось встречать ни одной сумасшедшей, но Пирсон пользовал итальянскую графиню, имевшую несчастную привычку заманивать голубей на свой чердак, где она их расчленяла на части и съедала сырыми. Пирсон написал статью об этой даме и зачитал ее на заседании научного медицинского общества, где она была принята весьма благосклонно.

Возможно, размышлял Рейли, пока Роб громко стучал в дверь коттеджа, он тоже сможет написать статью о несчастной мисс Доннегал.

Тут дверь коттеджа широко распахнулась, и оказалось, что Рейли смотрит не в тусклые глаза сумасшедшей, а в ясные и весьма враждебные глаза женщины, известной в деревне под именем мисс Бренны.

И только тогда Рейли осознал свое заблуждение.