Глава 18

Во время каждого выезда мы почему-то неизменно останавливались в гостинице, возле которой находилась закусочная «Дом вафель». Возможно, законы штата Флорида требуют, чтобы гостиницы строились только возле них. Во всяком случае, мне казалось, что это объяснение ничем не хуже других. Я не то чтобы проголодался, но поесть все-таки было необходимо, так что, выйдя из номера Игрока, я направился прямиком в «Дом вафель». Большинство наших ребят скорее всего тоже окажутся там – в том числе, как я надеялся, и Читра: ведь я не забыл, что она, кажется, считает меня умным.

«Дом вафель» стоял по другую сторону съезда с шоссе, так что мой путь лежал через пустырь, покрытый грязным песком, колючими сорняками и огромными холмистыми жилищами огненных муравьев. Шел я медленно, внимательно глядя себе под ноги и стараясь не наступить ни на что кусачее, а из-под ног у меня выпрыгивали жирные сверчки и жабы размером с ноготь большого пальца. Тут и там был накидан мусор, какой всегда валяется по обочинам шоссе; кое-где виднелись груды битого зеленого и коричневого стекла от пивных бутылок. Среди мусора одиноко стояла деревянная лачуга размером примерно с три туалетные кабинки. Свой маршрут я спланировал так, чтобы обойти хижину как можно дальше – на тот случай, если в ней угнездился какой-нибудь преступник.

Я уже почти подошел к «Дому вафель», когда у меня за спиной послышались шаги. Это были Ронни Нил и Скотт.

На обоих были довольно новые «Ливайсы» и рубашки – у Скотта выцветшая бледно-желтая из хлопковой ткани грубого плетения, слишком плотная для жаркой погоды, а у Ронни Нила – белая, но под мышками у него красовались пятна того же цвета, что рубашка Скотта. На обоих были старые узорчатые галстуки, явно отцовские, – правда, модель, которой украсил себя Ронни Нил, была пошире и покороче, так что вполне могла быть и дедовской.

– Куда путь держим? – поинтересовался Скотт.

– Завтракать, – ответил я.

– Ты что, совсем охренел? – спросил Ронни Нил.

Я продолжал идти своей дорогой.

– Ты что, не слышишь, что ли? – остановил меня Скотт. – Человек к тебе обращается.

– Ах, как грубо с моей стороны, – съязвил я. – Да, Ронни Нил, я охренел настолько, что иду завтракать.

– Эй, ты! Язык-то не распускай! – пригрозил Ронни Нил. – И знаешь, что я тебе скажу? Ты вовсе не такой умный, как воображаешь.

– Послушайте, я просто хочу спокойно поесть, – сказал я, пытаясь немного смягчить ситуацию.

– Ну и мы тоже. – С этими словами Скотт одарил меня ослепительной злобной усмешкой. – Так почему бы тебе не угостить нас завтраком?

– Сами себя угощайте, – ответил я.

– Так ты у нас – скупой жиденок? – спросил Скотт. – Так я понимаю? Бережешь свои грошики?

– Можно подумать, это я хочу позавтракать на халяву.

И тут Ронни Нил ударил меня по затылку. Это произошло так стремительно, что случайный свидетель наверняка не поверил бы своим глазам, но острая боль не позволяла мне усомниться в случившемся. У Ронни Нила на пальце было кольцо. Возможно, он повернул его внутрь – во всяком случае, явно сумел сделать так, чтобы ударить именно им. Оно с такой силой стукнулось о мой череп, что на глазах у меня выступили слезы.

Я замер в растерянности и бессильном бешенстве, ведь школа позади, и такие вещи больше не должны повторяться. Несмотря на долгий рабочий день и ужасные условия, мне нравилось продавать энциклопедии, и не только из-за денег, а еще и потому, что это была уже не школа. Здесь никто не знал, что я когда-то был толстым и надо мной все издевались. Здесь знали совсем другого Лема – здорового, стройного, хорошего продавца. Собственное бессилие перед Ронни Нилом и Скоттом настолько взбесило меня, что пришлось собрать волю в кулак, чтобы сдержаться и не врезать кому-нибудь из них как следует. Удар был бы слабым и не навредил бы никому, кроме меня самого, но мне все равно хотелось его нанести.

– А у меня в кармане складной нож, – сообщил мне Ронни Нил. – К тому же мой брат сидит в тюрьме за вооруженное ограбление, и два моих кузена, кстати, тоже. Один – за крупную кражу, а другой – за непредумышленное убийство. Хотя на самом деле убийство было преднамеренным, но адвокат оказался что надо. Так всегда бывает, когда впервые нарушаешь закон, – а ты будешь как раз первым, кого я убью. Если думаешь, что я боюсь провести пару лет в тюрьме, – вперед, нападай.

– Ну что, не передумал? Может, все-таки угостишь нас завтраком? – прошепелявил Скотт.

– Да, – повторил Ронни Нил, – ты угостис нас сафт-факом?

Когда мы вошли в «Дом вафель», там уже сидели тесными группками книготорговцы. В некоторых ситуациях – главным образом во время вечерних собраний возле бассейна – они составляли единую огромную толпу, но в большинстве случаев распадались на отдельные маленькие группки. Например, ребята из команды, которая работала в Форт-Лодердейле, общались с другими ребятами из той же команды, а ребята из Джексонвилла – с ребятами из Джексонвилла. Такому разделению не было никакой внешней причины, и оно не поощрялось начальниками команд. Наверное, между нами просто было неизбежное чувство соперничества, которое не позволяло слишком приветливо общаться друг с другом.

Когда мы вошли, кое-кто из ребят поднял на нас взгляд, кое-кто даже приветливо кивнул, но ни один не помахал рукой, не закричал: «Эй, здорово, идите к нам за стол!» Меня это, впрочем, устраивало: я не имел ни малейшего желания выставлять свое унижение напоказ.

Скотт и Ронни Нил прошли следом за мной к одному из столов, отделенных от зала фанерной перегородкой, и затолкали меня в нишу. Скотт заслонил собой выход, а Ронни Нил сел напротив меня. Он тут же схватился за меню и принялся внимательно его изучать.

– Завтрак – самая важная еда за весь день, – заявил он. – А ведь многие этого не знают.

К нам подошла официантка – пухленькая блондиночка лет тридцати – и принялась раскладывать перед нами приборы.

– Как дела, крошка? – поинтересовался Ронни Нил.

– Отлично, детка.

Этот омерзительный обмен любезностями, эти ничего не значащие нежности почему-то разозлили меня гораздо больше, чем сама ситуация, близкая к похищению.

– Третьего прибора не нужно, – сказал я официантке, – я ухожу.

– Ничего подобного, – возразил Скотт.

– Да, ухожу. Встань и выпусти меня отсюда.

– Не обращай на него внимания, – сказал Ронни Нил официантке. – Кажется, он просто забыл, что сказал ему один мой приятель – парень острый на язык.

Я покачал головой:

– Скотт, уйди-ка с дороги.

– Сядь и заткнись, – ответил он.

– Сяфь и саткнифь, – передразнил Ронни Нил.

Я втравился в серьезную и очень опасную игру, но если бы теперь пошел на попятный, то просто не смог бы себя уважать. Хватит уже отступать. По крайней мере на сегодня точно хватит.

– Вызовите, пожалуйста, полицию, – обратился я к официантке.

Мне очень не хотелось общаться с полицейскими, но, в конце концов, мы были не в Медоубрук-Гроув, так что я решил рискнуть и по крайней мере попытаться прибегнуть к помощи закона.

Официантка, сощурившись, внимательно взглянула на меня:

– Ты это серьезно, детка?

Я кивнул, и она кивнула в ответ.

– Да ладно вам, постойте! – сказал Ронни Нил. Он поднял руки в шутливом жесте, словно показывая, что сдается. – Не надо пугать меня всякими ужасами! Мы же просто шутим. – Затем, обращаясь к Скотту, он произнес: – Ну давай поднимай свою жирную задницу! Не видишь, что ли: человек выйти хочет.

Я проскользнул мимо Скотта, стараясь не встречаться взглядами с остальными книготорговцами и официанткой. Я понятия не имел, что они подумали, наблюдая эту сцену, – да и не хотел ничего об этом знать. Я обернулся к Ронни Нилу.

– И впредь не советую со мной шутить! – Эти слова я произнес медленно и тихо.

Наверное, если б это было в кино, то по лицу Ронни Нила пробежала бы темная туча: он бы внезапно понял, что зашел слишком далеко; он бы вздрогнул и отпрянул назад, отступив за фанерную перегородку. Но все это сказки – будто бы все задиры на самом деле трусы и, если встретить их лицом к лицу, они непременно убегут в кусты. Это не просто сказка, а самая что ни на есть коварная ложь – ложь, которую родители втюхивают своим детям только потому, что и сами предпочитают в нее верить. Это оправдание, позволяющее им ни во что не ввязываться и тем самым себя не компрометировать; позволяющее им не заступаться за собственных детей, не общаться с родителями задир и забияк, разумеется не менее нервными и агрессивными, чем их отпрыски.

Ронни Нил искоса взглянул на Скотта, и они обменялись гнусными ухмылками.

– Ну ладно, что поделаешь, увидимся позже! – пообещал он мне.


В «Доме вафель» было прохладно, работал кондиционер, и все помещение было словно наполнено сияющей энергией. Громкие голоса, музыка, шкварчание мяса на гриле, дребезжание кассового аппарата, звон монет, падающих на стол, – это кто-то оставил официанту чаевые. Но снаружи весь мир плавился от жары – все было спокойно, тихо, тягуче. Меня била мелкая судорожная дрожь: я разрывался между двумя желаниями – набить своим неприятелям морды или дать деру. Но вдруг все отошло куда-то далеко, словно стычка с Ронни Нилом и Скоттом, и эта официантка, которую я попросил вызвать полицию, стали не более чем зыбким воспоминанием об истории, которую я сам же и сочинил.

Последствия, конечно же, не заставят себя ждать – я это понимал. Мое положение стало крайне рискованным: это были уже не детские игры, когда мальчишки дразнят друг друга, обзывают и щелкают по ушам, – игра стала смертельно опасной, и опасность могла подкараулить меня в любое время, принять любое обличье.

Я окинул беглым взглядом автостоянку и увидел Читру: она направлялась к закусочной. Читра шла, низко наклонив голову, слегка ссутулившись, и походка ее казалась немного неуклюжей: она как будто слегка приволакивала ноги. Скорее всего, это должно было выглядеть несексуально, но мне казалось очень милым и оттого необычайно сексуальным. Забавно, конечно, но бывает и так.

Она поймала мой взгляд и улыбнулась:

– О, ты уже поел?

Я догадался, что она ищет себе компанию, а мое общество было ничем не хуже общества любого из наших ребят. Я был в этом почти что уверен, ведь Мелфорд сказал, что Читра считает меня умным.

– Пока нет, – ответил я. – Тут в четверти мили по шоссе есть «Айхоп».[49] Может, сходим туда?

– А чем тебе «Дом вафель» не нравится?

– Да ты шутишь, наверное, – ответил я и напряженно улыбнулся.

Я не хотел рассказывать ей про Скотта и Ронни Нила и раскрывать перед ней свою слабость. И потом, мне не хотелось объяснять, из-за чего вообще разгорелся весь этот сыр-бор. Ведь я и сам этого не знал.

В общем, Читра так и не сказала, что согласна пойти со мной дальше вдоль шоссе, но как-то само собой получилось, что мы пошли вместе. Мы шли, держась поближе к заросшей обочине, но стараясь не заходить лишний раз в сорняковые кущи, если только мимо нас не проносилась на полной скорости машина или не пролетал грузовик размером с мамонта.

Каждые шагов десять я украдкой поглядывал на Читру – ее смуглый угловатый профиль был до того прекрасен, что у меня аж дух захватывало. Пару раз застав меня за этим, она улыбалась одними уголками губ и тут же отводила взгляд. Я не знал, что хотела она сказать этими легкими полуулыбками, но мне казалось, что благодаря им я смогу пройти через все испытания.

В закусочной, где все пропахло кленовым сиропом, мы сидели и смотрели, как наша официантка расставляет перед нами толстостенные белые чашечки с кофе, по краям которых стекали темные капли. Мне показалось, что это подходящая прелюдия для разговора по душам, но я никак не мог придумать, с чего начать.

– Мы с тобой впервые вдвоем на этой неделе, – сказала Читра.

Многообещающее начало.

– Да, действительно.

Ну придумай же что-нибудь умное! Что-нибудь проницательное, очаровательное и обезоруживающее.

– И это открывает перед нами много возможностей, – добавил я.

Читра сощурилась:

– Например?

Неужели я зашел слишком далеко? Сразу позволил себе слишком много? Сказал что-то непристойно-вызывающее? Надо было срочно реабилитироваться.

– Ну, например, мы можем поговорить. Просто, понимаешь, я не хочу ни о ком сказать ничего плохого, но ты… ты не похожа на остальных книготорговцев.

– Ты тоже не похож.

– Почему ты так думаешь? – спросил я.

– А почему ты так думаешь? – И она спрятала лукавую улыбку в чашке с кофе.

Щеки у меня горели.

– Ты мне кажешься – как бы это сказать? – более цельной, чем остальные. К примеру, ты собираешься в женский колледж, ну и так далее.

Она одарила меня взглядом, полным приятного удивления. Очко в мою пользу – благодаря уроку такта, который преподал мне Мелфорд.

– Я надеюсь, что это место окажется для меня более подходящим, чем мир книготорговли, – заметила Читра.

– Я в этом совершенно уверен. Слушай, я тебя еще об этом не спрашивал: как вообще могла здесь оказаться такая девушка, как ты?

В ответ она пожала плечами: казалось, мой вопрос заставил ее почувствовать себя неловко.

– Просто пришло лето, вот мне и понадобились деньги. И мне нужно было больше, чем можно заработать в какой-нибудь лавке в универмаге.

– Да, уж я-то знаю, как это бывает.

Ведь я уже рассказал ей, что коплю деньги на учебу в Колумбийском университете.

– Я бы тоже хотела проработать целый год, как ты. У моего отца есть небольшое дело – химчистка. Он арендует помещение, а тут возникли сложности с хозяином – не очень честным человеком. В общем, кончилось тем, что отцу пришлось влезть в долги. Но он наотрез отказывается взять часть той суммы, которая была отложена мне на колледж. Вот я и стараюсь побольше заработать, чтобы помочь родителям выпутаться из долгов.

Я рассмеялся:

– А вот у меня все ровно наоборот. У моих родителей деньги есть, но они мне их не дают.

– Да ладно тебе. Ты уж мне поверь, у меня с родителями тоже проблем немало. Например, они считают, что я слишком поддалась влиянию Америки. Им не нравится, как я одеваюсь, не нравится музыка, которую я слушаю, не нравятся мои друзья и мой парень.

Я непринужденно отхлебнул кофе и выжал из себя улыбку – должно быть, нелепую до безобразия. Во всяком случае, у меня было такое ощущение, будто я стараюсь свести уголки губ на затылке.

– Серьезно? – с трудом выдавил я.

Читра нахмурила брови:

– Ну, вообще-то мой бывший парень. Можно и так сказать. Короче, у всех членов моей семьи есть одно общее свойство: они слишком легко судят о людях. И у них по любому поводу возникают предчувствия. Например, у них было предчувствие относительно Тодда, моего парня.

– Твоего бывшего парня, – поправил я. – Можно и так сказать.

Она снова бросила на меня косой взгляд:

– Ну да, бывшего парня. В общем, они попытались ему об этом сказать, и все сложилось немножко не так, как хотелось бы. Папа почему-то сразу решил, что от Тодда будут одни неприятности, и после этого уже не мог думать иначе.

– Ты говоришь, что все в твоей семье такие. А у тебя самой не было предчувствия по поводу Тодда?

– Как же, – ответила Читра, – было.

– Но оно было другое?

– Нет, мне тоже казалось, что от него будут одни неприятности. Но девушкам это иногда даже нравится. Наверное, – добавила она, – от тебя, Лем, тоже могут быть неприятности, только немного другие.

Я уже совсем было принялся гадать, к чему она, собственно, клонит, как вдруг подошла официантка. Мне пришло в голову, что я даже не знаю, чем обычно завтракают вегетарианцы. Интересно, когда я решил стать вегетарианцем? Я и сам не смог бы сказать. Просто мне вдруг показалась странной сама мысль о том, что можно есть мясо. В общем, я решил, что подумаю об этом как-нибудь в другой раз, когда у меня будет время спокойно сесть и раскинуть мозгами. А пока что на всякий случай я заказал себе овсянку и попросил официантку не класть в нее ни молока, ни масла.

Читра заказала омлет с сыром.

– Ты что, вегетарианец? – спросила она, как только официантка отошла.

Сам не знаю почему, но я вспыхнул до корней волос. Помня ее недавние рассуждения о том, что ей нравятся парни, приносящие неприятности, к числу которых был непонятным образом причислен и я, я сам себе не мог объяснить, почему вопрос о вегетарианстве так сильно меня задел.

– Может быть. Сам не знаю. Я пока еще только пробую. Но мой друг Мелфорд – ты его знаешь – пытается уговорить меня стать вегетарианцем. Я думаю, дело в том, что бывают такие вещи, о которых если уж однажды услышал, то потом не можешь притвориться, будто ничего о них не знаешь. К примеру, то, как обращаются с животными.

– Тогда лучше не рассказывай, – попросила Читра. – Я слишком люблю курятину.

Наверное, я выглядел разочарованным, потому что она улыбнулась мне и пожала плечами:

– И давно ты не ешь мясо?

– Да нет, совсем недавно, – ответил я.

– И когда началось это «недавно»?

– Вчера вечером.

Читра рассмеялась:

– Интересно, неужели вчера вечером случилось что-то особенное? Может быть, ты познакомился с какой-нибудь хорошенькой вегетарианкой?

Тут мои нервы разыгрались окончательно.

– Вовсе нет. Не было никакой девушки. Просто мы разговаривали об этом с Мелфордом, и он рассказал мне про все эти ужасы. Как оказалось, очень убедительно.

– Видно, таков уж этот Мелфорд, – заключила Читра. – Мы с ним поговорили совсем недолго, но я сразу поняла, что он харизматичная личность. Как только начинаешь с ним разговаривать, сразу же возникает чувство, будто вы знакомы сто лет, и ты сразу раскрываешься перед ним. Я ему даже рассказала кое-что такое, чего говорить не следовало.

«Это она, наверное, о том, что считает меня умным», – подумал я. Я готов был произнести это вслух, но вовремя остановился. Мне хотелось понравиться ей, а не поумничать за ее счет.

– Да, это точно, харизма у него есть.

– А ты давно его знаешь?

– Вообще-то не очень.

– Но, надеюсь, все-таки немножко дольше, чем не ешь мясо?

– Да, немножко дольше, – ответил я, стараясь изобразить игривую непринужденность, но чувствуя, что ненавижу себя за эту полуправду-полуложь.

– Он очень приятный человек, – продолжала Читра, – но, честно говоря, мне он все равно как будто не понравился. То есть нет – понравился, конечно, но я ему как-то не доверяю. Не знаю даже, как объяснить: я вовсе не хочу говорить плохо о твоих друзьях. Просто мне показалось, что если знаешь его не слишком хорошо, то лучше вести себя поосторожнее, потому что, честно говоря, если уж задумываться о предчувствиях относительно разных людей, то по поводу Мелфорда у меня точно есть предчувствие.

– Правда?

Это «правда?» я держу на все случаи жизни.

– Мне показалось, что от него тоже могут быть неприятности. Самые что ни на есть настоящие. Не как с Тоддом, с которым было непонятно, куда он в конце концов попадет – в тюрьму или в колледж, и не как с тобой, с этой твоей загадочной непоседливостью, – я говорю о настоящих неприятностях.

Мне хотелось сказать ей столько всего, что я даже не знал, с чего начать. Например, по поводу этого – вроде бы бывшего – бойфренда, который мог оказаться в тюрьме. Что с ним в итоге случилось? И что именно ей кажется во мне загадочным? И что она имела в виду, когда назвала меня непоседливым? Кроме того, чем ей не понравился Мелфорд? Быть может, она уловила какую-то особую вибрацию, исходящую от этого человека, и подумала: «Боже мой, а не убил ли он кого-нибудь?»

– О чем ты говоришь? Какие это «настоящие неприятности»?

Читра подняла руки, словно сдаваясь:

– Извини, что вообще заговорила об этом. Это не мое дело. Просто я беспокоюсь, вот и все.

Я невольно улыбнулся. Значит, она обо мне беспокоится. Потом взял со стола пакетик с сахаром и слегка потянул его за уголки.

– Раз уж мы заговорили о доверии… – начал я. – Я тоже хотел кое-что тебе сказать.

– Правда? – Читра слегка подалась вперед, и ее огромные глаза стали еще больше.

Я ей нравился. Явно нравился. Ведь она со мной флиртовала, разве нет?

– Дело в том… – произнес я и снова дернул пакетик с сахаром за уголки, на сей раз так сильно, что едва не разорвал его. – Видишь ли… Просто мне кажется, что тебе нравится общаться с Ронни Нилом.

– Ронни Нил Крамер… – тоскливо протянула Читра. Она подперла рукой подбородок и восторженно закатила глаза к потолку. – Читра Крамер. Миссис Ронни Нил Крамер. Как ты думаешь, какого цвета должны быть платья у подружек невесты на моей свадьбе?

– По-моему, ты меня дразнишь, – заметил я.

– Неужели ты всерьез думаешь, что меня нужно о чем-то предупреждать по поводу такого человека, как он?

– Ну… я не знаю. Понимаешь, просто я подумал, что ты не американка, а это такой специфически американский тип… Может быть, ты не видишь его сразу насквозь так, как я.

– А-а-а, – протянула она.

– Я тебя не обидел?

Секунду она помолчала, а затем одарила меня широкой ослепительной улыбкой: ярко-красный цвет ее губ оттенял сияющую белизну зубов.

– Да нет. Вовсе нет. Просто мне захотелось подразнить тебя немножко.

На обратном пути в мотель Читра всю дорогу поглядывала на меня, и с ее лица не сходила какая-то особенная озорная усмешка. Это выражение ее лица совершенно сводило меня с ума.

– Что тут такого смешного? – в конце концов не выдержал я.

– Видишь ли, я выросла в семье выходцев из Индии, – сказала она. – Мои родители не религиозны, и мы всегда ели и рыбу, и курицу, но мясо животных – никогда. Просто это было не принято. Я в своей жизни не съела ни одного гамбургера.

– Ты, наверное, шутишь?

– Нет, честное слово – ни одного! А что, зря? Стоит попробовать?

– Ну… по-моему, они вкусные. Но, как новообращенный вегетарианец, я не могу рекомендовать тебе такой поступок.

– А знаешь что? – Она принялась накручивать на палец маленькую прядь волос, свисавшую у нее над правым ухом. Уши у нее были необыкновенно маленькие. – Почему бы нам не пойти куда-нибудь и не поесть гамбургеров?

– Ну, видишь ли… я – вегетарианец. К сожалению, ты не учла это обстоятельство.

– Но в этом ведь вся соль! Я никогда не ела гамбургеров, а тебе их есть не положено. Разве это не здорово – нарушать запреты?

К сожалению, я не мог признаться ей в том, что последние сутки моя жизнь была сплошным нарушением запретов, так что я сыт этим по горло.

– Но ведь никто не запрещал мне есть гамбургеры. Я сам от них отказался.

– Значит, так, да? Теперь ты бросаешь мне вызов? Так знай же: я все сделаю, чтобы ты свернул с пути истинного!

– Учти, у меня неплохая сила воли.

– Поглядим.

– Что ты хочешь сказать?

– Что у всех есть своя ахиллесова пята.

– У меня нет, – ответил я. – Раз уж я что-то решил – это навсегда.

– Да что ты? А если я соглашусь переспать с тобой? При условии, что ты съешь гамбургер?

От этих слов я застыл как вкопанный.

Она усмехнулась – игриво и как-то совсем невинно.

– Да нет, я вовсе не предлагаю, – сказала она, продолжая идти вперед, так что мне пришлось ее догонять. – Это я так, гипотетически. Ты уверен, что у тебя железная воля. Вот я и говорю: не зарекайся.

– Значит, ты думаешь, что я хотел бы с тобой переспать? – Сам не знаю, почему я это спросил, но я вдруг почувствовал себя совершенно беззащитным.

– Видимо, да, – ответила Читра.

Возразить мне было нечего. Некоторое время мы шли в напряженном, но почему-то приятном молчании. Я решил, что самое время сменить тему и затронуть вопрос, который я давно хотел с ней обсудить. Я постарался выглядеть спокойно и непринужденно.

– Ну и как тебе работается в команде Игрока?

Читра внимательно посмотрела на меня, но останавливаться не стала.

– А что? – Вопрос этот прозвучал как-то сухо.

– Да так, просто интересно. Мой начальник – отличный парень, зато твой начальник – большая шишка. Интересно, как тебе с ним работается.

– Да примерно так же, как и с любым другим, я думаю. Хотя я работаю совсем недавно и, быть может, просто не замечаю разницы.

– А он всегда такой, как на собраниях? Понимаешь, о чем я? Ну, такой энергичный, что ли.

– Иногда.

– А он когда-нибудь что-нибудь говорил про своего начальника?

После этих слов повисло молчание. Продлилось оно долго – неестественно долго. Казалось, Читра продумывает все возможности ответа.

– Не понимаю, почему ты задаешь мне все эти вопросы?

– А я вообще парень любопытный.

– Полюбопытствовал бы лучше о чем-нибудь другом.

– Например?

– Например, обо мне, – ответила она.

Этот ответ привел меня в замешательство.

Загрузка...