Это другое

Глава 5

ГЛАВА 5

Снова в доме на Запрудной улице.

— Так вы, Софья Самуиловна, утверждаете, что ваш сын провел ночь не дома? — держа блокнот с ручкой, поинтересовался напустивший строгий вид высокий молодой сотрудник, когда вместе со старшим своим коллегой их пригласили внутрь для беседы, на которой так настаивала эта парочка, откровенно неожидавшая обнаружить кого-либо живого и, чего уж там, столь непосредственного в квартире Силиных, которую даже не понадобилось вскрывать.

— Ой, да вы таки кушайте прянички, — щебетала весьма колоритная хозяюшка, угощая гостей и при этом прямо-таки окутывая их едва ли не материнской заботой. Во всяком случае рыжему именно такого рода внимание и досталось. — Чаю подлить, Витенька?

— Спасибо, не надо, — смутился тот, чуть утратив свою строгость.

— Павел Петрович? — промурлыкала явно симпатизирующая видному мужчине чуть склонившаяся над ним с заварничком обладательница внушительного содержимого весьма скромного, но от этого не менее притягательного декольте, по достоинству, кстати, оцененного упомянутым.

— Не откажусь, — трудно понять, от чего бы он там «не отказался», однако всё же поспешил протянуть чашку обладатель не только седых импозантных висков, но и, как мы помним, весьма наблюдательных глаз, коими сейчас не с самыми профессиональными целями изучал собеседницу, с благосклонностью, к слову говоря, принимающую такое внимание.

— Что мне утверждать, когда он прямо сейчас всё ещё со своей девочкой. Ах, негодники, ещё ж и школу прогуляли. Ай-яй-яй! Вот я ему, — вроде как пожурила кровиночку, будучи явно довольная своим чадом, мамаша.

— А в каком часу вы легли спать, говорите? — отдавая должное угощениям, ну и видам ещё более довольной по этому поводу одинокой женщины, мягко и как-то даже вкрадчиво, но с достоинством пророкотал также вдовец.

— Ой, да рано совсем, — непроизвольно начав поправлять волосы, то ли отвечала на вопрос, то ли томно флиртовала Силина, безмерно при этом смущая желавшего куда-нибудь испариться Виктора, но тем не менее не забывающего фиксировать показания. — Так выматываюсь на работе сейчас, так выматываюсь. Этот квартальный отчет, будь он неладен, да ещё и Вениамин Абрамович ни в какую не желает терять контракты, вот и торопит меня, чтоб всё попало в отчётный... хотя это не важно.

— И Вячеслав ещё не вернулся к тому времени? Превосходный чай!

— Спасибо. Нет. Говорю же, рано спать пошла.

— И не возвращался? Ну, может, шум там какой слышали, когда он за сменой белья, например, заходил или ещё за чем понадобившимся, — вел непринужденную беседу с лукавой особой опытный профессионал, держа себя стойко в атмосфере явно повышенного межполового напряжения и будучи ни капли не смущен, в отличие от старавшегося слиться с мебелью молодого коллеги, чего-то там корябающего в своем блокноте.

— Нет. Крепко спала. Что ещё остается одинокой женщине, — тяжело вздохнула, поправив бюст, сокрушающаяся по поводу несправедливости судьбы очаровательная, для своих лет разумеется, особа.

— А вот, эм, проснулись вы совсем недавно, я ведь правильно понял?

— Да. Наверное, снотворного многовато выпила, а может и смешала с чем-то, так что совсем, как видите, заспалась. Теперь Вениамин Абрамович будет причитать, а вы не представляете, какой он нудный. И разводиться не желает, подлец, — последнее было добавлено уже тише, с прикушенной губой и с устремленным вдаль озадаченным взглядом. Однако продлилось это недолго, и вскоре большие черные глаза, определенно крашенной под знойную блондинку, невероятно обаятельной женщины вновь дарили авансы импозантному её собеседнику.

— И когда проснулись, то не заметили изменений? Ну там, чашка немытая в раковине, носки разбросанные вдруг появились, или, может быть, ещё какие-либо следы того, что Вячеслав приходил, пока вы спали.

— Ой, да что вы, что вы. Славик у меня такой аккуратный! Но нет, ничего такого. Уж я то заметила бы. Что же вы совсем не кушаете?

— Спасибо, — развернув конфету, несколько по-отечески протянул её бывшему вынужденным принять угощение Виктору его старший коллега, прежде чем с невозмутимым видом продолжить расспросы. — И позвонил он вам, получается, уже когда вы проснулись?

— Да, повинился, что, мол, с подружкой часов не наблюдал, поросёнок такой, вот совсем и позабыл про мамочку. Но обещал контрольную написать на отлично! — утерев слезинку, умилялась Софья Самуиловна, вещая о ненаглядном дитятке. — Элечка, лапочка, обещала подтянуть его. Замечательная девочка, я ее вот с таких лет знаю. И папа у неё положительный. Жаль, молоденьких любит, проказник.

— А где они сейчас, вы говорите?

— Так не говорила ж. Они поехали покупать купальник девочке. Собираются на выходные рвануть на Большое Озеро. Там у нас дача в Чи́стенке.

— А деньги, извените что любопытствую, вы ему сами даете, или он подрабатывает где-нибудь? Всё же девушка — это всегда расходы. Кино там, мороженное.

— Ох, это даже уже в моем детстве устарело. Сейчас запросы у девочек несколько поменялись.

— Ну-у-у, тоже скажете, — шутливо оспорил весельчак, отставив пустую чашку, но тут же задумался с делано печальной миной. — Хотя, может, и так. Давно уже никого не водил, эм, в кино.

— Ну, вы ещё очень даже...

— А можно мне ещё чаю, Софья Самуиловна? — громко прочистив горло, прервал Виктор эту... прям прелюдию уже какую-то.

— Конечно-конечно, Витенька. Вот. И возьмите печеньку. Вкусно? Вот и хорошо, — вогнала в краску рыжего эта коварная женщина, отчетливо показав, кто здесь настоящий мужчина, а кто просто мальчик. Что Виктора, впрочем, не особо-то и заботило, но слегка обидно всё же было. — Что же касается карманных денег Славика, то у нас взаимозачет по итогам четверти. Он мне — хорошие отметки, я ему — гонорар за успеваемость, причем с о-очень прогрессивной шкалой. Так что мой ребенок, можно сказать, подрабатывает у меня же, предпочитая не прозябать хорошистом, а шиковать отличником.

— А за «неуды» вы, полагаю, ещё и штрафуете?

— Беспощадно! Ну а крупные выплаты четыре раза в год, а не за каждую оценку по-отдельности — способствуют развитию финансовой дисциплины и формированию накоплений на подобные случаи. Всё по-взрослому.

— Ясно, спасибо вам большое за уделенное время и угощение, Софья Са...

— Для вас: просто Сонечка.

— Эм, в общем, нам пора. Всего хорошего.

— Заходите ещё. Я буду ждать, — от последних слов, а точнее интонации, даже Виктору непроизвольно захотелось как-нибудь заглянуть, но он, увы, удостоился лишь теплой, словно материнской, улыбки. Ну и легкого пинка в спину от сдерживающего улыбку Петровича, когда с неуверенным видом пытался разобраться в своих желаниях, застряв на выходе.

— Ах да, забыл спросить, — остановился уже в дверях мужчина в сером костюме. — Вы не могли бы дать мне контакты девушки.

— Эльвиры Сомовой, — подсказала потянувшаяся к смартфону... Сонечка.

— Та самая: Сомова? — с непонятной интонацией переспросил замерший с откровенно дежурной и даже несколько механической улыбкой на лице мужчина, так и не попросивший называть его Павликом.

— Да. А Артурчик — её папа, — как само собою разумеющееся и всё объясняющее, сообщила очаровательная его собеседница.

— Тогда не нужно. Артура Германовича... кто же не знает, — закончил он явно не так, как намеревался сначала.

— Ну, тогда всего хорошего, — проводила гостя Силина.

— До свидания, — уже после закрытия двери себе под нос произнес задумчивый Павел Петрович.

— Генерал Сомов? — не удержался наконец, до того старавшийся не отсвечивать Виктор.

— Угу, брат Сашки, — то ли ответил, то ли сам для себя озвучил свои мысли вслух, пребывающий в задумчивости седоволосый. А затем встрепенулся и, чуть подумав, внёс немного подробностей о своих взаимоотношениях с родителем Элечки. — У меня с ним... ещё там, за речкой, не сложилось. Да и с братом они всегда были как кошка с собакой.

— Да, Александр Германович был жестким человеком. Профи. Многому научил, — словно припоминая, с немалым уважением отозвался Виктор о дяде Эльвиры, явно покойном.

— А брат у него полная противоположность, — невесело дополнил Петрович. — Политик в погонах.

— И чинах.

— Ты мне говоришь(хмыкнув)? Я почти на десять лет старше его и подполковник.

— Да вам же, Пал Петрович, плевать, — с интонацией, мол, нас не проведешь, озвучил своё мнение на сей счет рыжий.

— Плевать не плевать, а из-за подобного вот — дело страдает! — уже серьезно ответил его собеседник. Добавив с некоторой, несвойственной ему жёсткостью. — Страна погрязает в... Неважно.

— Так что с Силиным и Сомовой? — решил перевести тему молодой.

— Что-что? Проверять, конечно. Сомов не Сомов, а я Родине служу, а не... вот это вот, — едва не сплюнув в конце, проворчал старшо́й. А затем с хитринкой добавил, обрадовав «добровольца» почетным назначением. — Этим займешься ты, Рябов. Так что работай, Витя, работай.

— Понятно, — вздохнув, смиренно принял младшо́й.

— Что тебе там понятно? К аномалии веди давай! Так и не посмотрели ведь.

****

На следующий день, в школе.

Сидящий сечас за своей партой и с невидящим взглядом пялящийся в окно Силин пребывал в нерадосных размышлениях. Он, а точнее та его часть, что досталась от Фройза, никак не мог привыкнуть к интенсивности, к стремительности событий этого мира, как несложно догадаться, обусловленным скоростью оборота информации. В его-то мире самым быстрым средством доставки новостей были почтовые небесные киты. Эдакие полумагические дирижабли, способные со схожей Земным аналогам скоростью преодолевать расстояния, разнося известия. Здесь же, благодаря насыщенности средствами фиксации событий, как правило в виде оснащенных камерами смартфонов, ну и, понятное дело, из-за приличного покрытия операторами связи — события, например произошедшие на другом конце мира, уже спустя невообразимо несопоставимое количество времени становилось достоянием общественности во всех уголках планеты, образно говоря. Ну а та скорость, с которой подобные удивительные возможности стали само собою разумеющейся обыденностью, мягко говоря, впечатляла. Да чего говорить, если даже мать Славика, согласно его воспоминаниям, ещё помнит времена идущих по несколько дней писем и открыток от бабушки. Ту пору, когда ни у кого ещё не приключалось сердечного приступа, если разок не ответить на звонок.

И вот подобная бурность всего и вся просто-таки смущала Кима, пусть и весьма оперативно однажды переобувшегося, как говорится, в воздухе с приходом Великой Освободительной Армии Справедливости (ВОАС), но всё же привычного к большей основательности и степенности бытия. А тут всё так динамично, ну и, закономерно, требует соответствующей оперативности в реакции, ибо в мире стремительно развивающегося, если не развитого уже, глобализма — всегда есть множество сил, стремящихся погреть руки даже на самых удаленных не то что изменениях, а даже ещё просто лишь веяниях!

Вот и выходило, что в новом мире нужно быть более расторопным, чему превосходной иллюстрацией и послужил столь скорый ночной визит Кокоса с фюреровцами, ну и все, как снежный ком набирающие интенсивность, последующие события. Особенно не порадовала Вячеслава активность местных спецслужб, которых во вчерашних гостях уверенно опознала своим наметанным глазом многоопытная и далеко не столь легкомысленная, как может казаться, Софья Самуиловна.

Очень уж своевременно прозвучал телефонный звонок сына, который хоть и не был громче, чуть ранее звучавших навязчивых сигналов домофона с настойчивыми стуками в дверь, однако именно он успешно вырвал мать из объятий Морфея, во многом по причине того, что к тому моменту эффект усыпления Силой в достаточной мере ослаб. Ну а уже будучи загодя проинструктирована, неглупая женщина в общении с навестившими её вежливыми и дружелюбными обладателями холодных цепких глаз поступила, как любая нормальная мать. То есть защитила своего ребенка, пусть и выглядело это не, как свойственно эмоциональным порывистым натурам, инстинктивно пытающимся поднять побольше шума, чтоб от них отстали и всё поскорей прекратилось. И не так, как у с той же целью начинающих давить на жалость самым, пожалуй, страшным для среднестатистического мужчины женским оружием, то бишь слезами. А повела себя она, как и положенно адекватным сильным женщинам, в смысле умело используя свои сильные и мужские слабые стороны, обусловленные матушкой природой и тысячелетиями эволюции.

Те стороны и особенности полов, которые всё ж невозможно взять и поменять просто шельмованием, безапелляционно обозвав злом и замшелым атавизмом, как бы того ни хотелось лицемерам, очевидно в чьих-то интересах явно же что дискредитирующим в общем-то во многом здравый феминизм. Хотя, вся эта сочащаяся из модной нынче повесточки фальшь, как и много ещё чего — лишь до первой, развернувшейся под твоими окнами войны. А вот тем, у кого такое «веселье» уже не первый год, кого до начала всего просто не понять всем прочим, убаюканным мнимым покоем, так вот, им такие иллюзии давно уже не свойственны.*

* Автор более чем знает о чём речь, но, как вы заметили, находит возможность радовать вас продами. Похвалите, короче, его;) Хотя бы под выпитую за здоровье рюмку, ведь оно, или, скорее, остатки его, ему ой как не помешает.

В общем, когда Силин вернулся вчера поздно вечером домой с каким-то свёртком, в обновках, довольный и несколько всклокоченный, то у него состоялся серьезный разговор с Силиной. Она была ненашутку обеспокоена, ставшим для нее внезапностью, интересом тех, кто представился обычными операми. Ага, три раза. И итерес этот их касался наверняка ведь что-то натворившего, ну или же связавшегося с кем-то нехорошим сы́ночки. Ранее, к слову, не замеченного проницательной, но слишком любящей матерью в интересовании политикой, или же в обладании активной гражданской позицией, как видят это отдельные граждане, зачастую все на карандаше у «конторы». Так что в ходе этой вот сложной беседы с сыном мама Соня едва держала себя в руках, чуть не срываясь на скандал с элементами родительского деспотизма. Но она, как сильная, то бишь разумная, женщина, сумела обуздать эмоции и дала шанс взрослому уже ребенку оппонировать на равных.

Однако хитрец не стал устраивать дебаты, а умело манипулировал именно что эмоциями, хотя, скорее, материнскими инстинктами. И, что удивительно, довольно скоро умудрился успокоить разволновавшуюся, невесть что напридумывавшую себе женщину. Более того, сумел как-то убедить, что всё под контролем, а если и не так, то сами виноваты. Возможно, правда, аргументы молодого человека показались столь убедительными, потому как впервые в жизни он испугал мать, попросту не узнающую своего ребенка в этом обладателе такого холодного уверенного и, возможно, беспощадного взгляда. В том, кто так спокойно и даже располагающе заверял и увещевал. Кто столь легко грозил сильным мира сего, и ему, что самое страшное, уже повидавшая этот мир без прикрас женщина верила. Хотя мурашки еще не прошли и липкий пот продолжал холодить спину. Но и тогда достаточно было просто по-сыновьи обнять её, да снова немного побормотать всякую душевную чепуху, гладя по голове, как всё наладилось. А затем и вовсе стало вновь безоблачно, особенно после некоторых, приятных уху любящей родительницы, деталей и подробностей о проведенном вместе с «хорошей девочкой Элечкой» шопинге. Который, к слову, обе составные личности нашего героя стойко вынесли. Ради дела ж.

— Сла-ав? — вырвав школьника из воспоминаний, с несколько проказливой интонацией позвала его брюнетка Рогова, наконец-таки сумевшая подобраться к весьма плотно охраняемому объекту, то есть пока рыжая Сомова отлучилась в туалет.

— О, Кристина! — довольно легко переключился на новую тему и даже огорошил своей внезапной смелостью и прямым взглядом такой непривычный теперь одноклассник. — Скажу тебе по секрету, я восхищен! Ты поражаешь меня! Как тебе удается так идеально подбирать аромат? Рядом с тобой я просто теряю волю. Да-да, не шучу. Прям как тот слон при звуках флейты.

— Который любит рыбий жир, что ли?** — с другой стороны подоспела чуть опоздавшая блондинка Котова. — Да-а-а уж... Ты поняла, Кристин? Ты вызываешь у Славочки ассоциации с рыбой.

** Из м/ф «Следствие ведут колобки», который молодежь вполне могли видеть и даже любить, невзирая на то, что данный шедевр пришелся далеко не на их детство.

Закончила эту свою реплику, больше присущую не подруге, а скорее сопернице, светловолосая красавица с объемным бюстом и невероятно трогательными голубыми глазищами не способного на подобные колкости человека, будучи уже на коленях у, к слову, благосклонно принявшего женское внимание Силина. Который, в свою очередь, не теряясь, тут же по-хозяйски обхватил усевшуюся ему на колени нахалку за талию, чем чуть смутил не ожидавшую такого провокаторшу, ну и демонстративно, а то и не менее провокационно, принюхался к ней. Ну и спустя тягостную паузу выдал, удивляя не только двух подруг, наверняка теперь уж бывших, но и бо́льшую часть класса, с заметным охреневанием наблюдавшую за подобными вот «весёлыми стартами»:

— Ах, Лерочка, лапочка, ты чудо как хороша. В отличие от терпкой дерзости и дразнящей пикантности будоражащей моё обоняние Кристиночки, твой вязко-сладенький и с лукавыми нотками завлекательный флёр просто-таки выводит из равновесия, заставляя мои рецепторы изнемогать от желания получить больше. Так бы и куснул... за ушко. Ох, девочки, что ж вы делаете со мной, я же не железный! — мягко, но настойчиво при этом притянув за руку обладательницу черных глаз из-под грозно падающей на них косой челки черного каре, испепеляющих сейчас красную как рак и тяжело задышавшую златовласку, закончил льстец свою речь уже с двумя красотками на коленях. Каждой досталось по одному. — Знаете, что я вам скажу, мои ненаглядные...

— Блин, пописать вышла, называется! — многообещающе сверкая из-под очков зелёными глазами, прошипела с порога упершая руки в бока Эльвира. Сегодня, к слову, как-то неуловимо по-женски изменившаяся, что прочим двум её соперницам ещё только предстоит, а вот чтобы её Славочка был к этому непричастен, пожалуй, следует что-то делать с необходимостью отлучаться в туалет. Носить бутылочку с собой — не вариант.

— Тхука́нский рут мне в суп! Как быть, у меня ж теперь только на шее свободное место и осталось-то. Эх, вот, что значит жадность, — покрепче приобнял встрепенувшихся было девушек у себя на коленях, прежде чем озвучить свою озабоченность не на шутку прям озадачившийся, скорее, Ким, так как Славик лишь безвольно благоговел от близости лучших красоток класса, поражавших, к слову, этот самый класс своим интересом к какому-то тихоне, который в последние дни совсем, как видно, потерял берега.

Однако нехитрая шутка слегка разрядила обстановку, а вошедшая Ольга Ильинична так и вовсе поспособствовала разрешению назревающего конфликта:

— Так класс, звонок уже был. По местам! Силин, я конечно всё понимаю, но четырехместную парту для твоего гарема директор откажется заказывать, поэтому служебную записку подавать ему не стану, и не проси. Рекомендую умерить аппетиты, — зачем-то коснувшись своим роскошным бедром, которое было затянуто в узкую юбку-карандаш, когда проходила мимо уведомила мечта всего потока, наверняка и устроившаяся-то в школу для мажоров, чтоб однажды соблазнить какого-нибудь дурика да выдать его зажен за себя.

— Оленька, эм, Ильинична, я подумаю над вашим предложением, — заверил Силин впервые с интересом поглядевшую на него до неприличия сексуальную молодую женщину в строгом, но в тоже время и поразительно порочно носимом ею деловом костюме.

Своей отповедью разошедшийся дамский угодник закономерно сосредоточил на себе весь возможный спектр взглядов. От желающих смерти, как у одного влюбленного в училку пухляша, до откровенно похотливо-пожирающих, как у... ну надо же, а с виду та заучка с косичками казалась такой серой мышкой и скромницей. Но нет уж, Силин не бабник! Он верен... свему гарему.

— Тема сегодняшнего урока... Эм, где же оно? — поправив строгие очки, прекратила изучать молоденького нахала своими серо-голубыми умными глазами и вернулась к работе листающая журнал платиновая блондинка с прямым каре, словно из какого-то порно. — Короче, та же, что и в названии параграфа 11.

— Силин, вот скажи мне, гад, ты это специально, чтоб меня позлить? — прошипела Сомова, занявшая уже своё место за партой рядом. — Или тебе и вправду мало одной? Нет, я понимаю, вчера ты слегка разошелся, наверняка с голодухи, но ты ж не супермен какой, и на троих у тебя явно же не хватит, эм, задора!

— Обещаю, постараюсь больше трех в гарем не брать. Неудобно, — флегматично ответил её собеседник, внимательно следя за педагогом у доски, и при этом, чего уж там, будучи весьма довольным тем обстоятельством, что Сила оказалась такая, эм, разносторонняя, а потому, с повышенной выносливостью-то, вчера и вправду всё вышло как в кино, причем весьма специфического жанра.

— Сссскотина! — не оценила рыжая готовности собеседника к таким жертвам.

— Так, тишина там, Силин, Сомова! Пишем, — призвала к порядку отвлекшаяся от написания... чего-то там на доске, ибо трудно сосредоточиться, обладательница о-очень длинных ног и просто изумительных бёдер. А затем она вернулась к своему занятию, снова предоставляя возможность всем желающим услаждать свой взор идеалом женственности.

— Ты куда пялишься? Не, ты совсем охренел? — возмутилась рыжая, наконец понявшая: отчего это её сосед по парте так за учебу вдруг взялся. Но чуть остыв, поправила очки и обиженно выдала. — Да и зачем тебе огромная жопа этой старухи?

— Ничего-то ты не понимаешь, — прямо-таки с философской интонацией ответил ей определенно ценитель Ким, хотя Славик был отчасти согласен с ненаглядной Элечкой.

В этот момент перед Силиным плюхнулась прилетевшая записка от Роговой. Буквально на полторы секунды опередив такую же от Котовой.

— Дай! — с досадой воскликнула соседка, как видно, ставшего популярным одноклассника, сама не успевшая перехватить послания от несносных девок, которые позволяют себе невесть что. При живой-то... девушке.

— Так, Сомова, выйди! Сходи к раковине остудись. Ты вся красная, а для рыжих, с их кожей, это опрометчиво, — пребовала ведущая урок и уставшая делать замечания учительница, зачем-то в конце то ли поддев, то ли позволив себе насмешку — трудно прнять, ибо интонация была весьма безобидной и даже заботливой, но навряд ли искренней. Похоже, соперниц только что добавилось.

Главный же приз этой вот гонки, достойной страниц подросткового чтива, когда ещё сильнее покрасневшая рыжая удалилась по направлению к туалету, лишь невозмутимо развернул обе записки и ознакомился с их содержанием. После чего, по очередности получения «корреспонденции», послал два воздушных поцелуя, ну и подмигнул училке, сделавшей вид, что не заметила, но тем не менее принявшей у доски просто убийственной призывности вроде как непринужденную позу. От чего тот самый толстяк, который одним лишь взглядом убивал нашего героя самыми немыслимыми способами, едва не залил всю тетрадь кровью из носа.

Аниме какое-то!

****

Примерно в то же время, в небольшом и пронизанном казенщиной кабинете, разумеется, с уникальным стратегическим преимуществом страны в рамке на стене.

— Рассказывай, Виктор, — обратился обладатель седых висков, сегодня снова в сером, но если приглядеться, другом костюме.

— Значит так, Пал Петрович, на Запрудную они приехали в третьем часу ночи на трёх внедорожниках, принадлежащих вот этим интересным гражданам, — указав на распечатку, начал излагать рыжий подчиненный, сегодня по-кабинетному, то есть при галстуке и в пиджаке, вместо немаркой ветровки.

— Интересно, дальше.

— Вышли. Их лица попали на камеры. Вот информация по тем, кого удалось опознать.

— Далее, — приняв пододвинутые папки, водрузил очки на нос и, бегло ознакомившись с их содержимым, потребовал подполковник.

— Вошли в парадное.

— В подъезд они без масок входили? — прервал повествование слушатель явно несущественным вопросом, ибо докладчик и так бы сообщил, но уж очень нравилось ему то, как приезжий Виктор реагировал на одно слово, а потому так и норовил ввернуть его, где нужно, и где не очень.

— Так точно, — сумев удержать лицо, постарался как можно ровнее отвечать раздосадованный ребячеством уважаемого руководителя его молодой сотрудник. — Они очень грамотно нашли место вне видеофикасации, где натянули черные одинаковые куртки и балаклавы, прежде чем стремительно ворваться и нейтрализовать консьержа, по пути закрашивая объективы встречных камер. Всё четко и быстро.

— Продолжай.

— Дальше — всё, как и установлено на месте событий. Ни на каких записях ничего существенного более не запечатлено. Пятно краски и всё тут. Со знанием дела действовали.

— Как уходили?

— А вот тут интересно. Первым выбежал, по некоторым признакам, так называемый Пинцет. Вот досье. Вторым был Шмайсер. Это вот его. Первый — вскочил в данное авто(указав на фото) и дал по газам. Второй — явно в недоумении, но также не стал задерживаться и укатил на втором джипе.

— Больше никто не вышел?

— Вышел. Некто в трусах, с шашкой наголо и в балаклаве.

— Ты смеёшься?

— Увы, нет, — придвинув очередную порцию распечатанных стоп-кадров, продолжил описывать странности Рябов. — Как видите, в придачу ко всему он ещё и с легкостью пёр на себе явно не уступающего, а может и превосходящего его по весу вот этого молодого человека(пальцем на досье). Обратите внимание, ноша без руки. В смысле с отсеченной кистью. Что примечательно, пусть и качество видео препаршивое, но, похоже, рука перетянута импровизированным жгутом. Короче, не от тела он избавлялся, а в плен взял.

— О-очень интересно, — задумчиво озвучил свои мысли внимательно изучающий материалы по Кокосу и слушающий докладчика хозяин кабинета.

— Неизвестный погрузил всё в последнее, вот это авто, и отправился за город. Управлял не очень уверенно, но вскоре наловчился и уже вёл достойно. Мы проследили по камерам, но на выезде из города потеряли его. Лицо, увы, так ни разу и не попало в кадр. То темно, то ракурс никакой. Как ни обрабатывай исходники.

— Ясно. Анализ пепла и металлов с места аномалии готов?

— Нет, но тут и так понятно, кого там сожгли.

— Мы не можем позволить себе догадок, Витя. Как только будут результаты исследования, сразу ко мне. А я потороплю их. Дело принимает интересный оборот.

— Принято.

— Так, а что с этими... беглецами?

— Дальше ещё, скажем так, оборотистее. Вчера, немногим позже событий на улице Запрудной, была уничтожена, к слову при весьма интересных обстоятельствах, база Фюрера. Вот его дело. А вот это — предварительные результаты расследования. Но я считаю, надо это дело забирать себе, потому как тут явно туфта, а мусора́ тамошние, уж простите, но другого названия не заслуживают, невооружённым взглядом видно, что неслабо замазаны и прилично кормятся со всего этого, уже сейчас и отсюда очень дурно пахнущего дела. Чую я, что там и кто-то повыше есть, кто снимал самые сливки с деятельности заботливо оберегаемых, причем как бы даже не нашей конторой, этих вот... арийцев, бл...

— Я тебя понял, Витя. Я даже, кажется, знаю, кто из наших ведёт подобное. И это не хорошо(ослабив галстук). Но не будем спешить. Тут необходимо серьезное расследование, и голословно обвинять коллег, просто потому что в их обязанности входит учёт экстремистов, не следует, — трудно было понять верил ли в свои слова даже как-то осунувшийся и визуально чуть ли не постаревший на пару лет мужчина, чьи догадки, которые он всё это время гнал, похоже, начинали обретать почву. Но взяв себя а руки, бодро продолжил. — В общем так, этим теперь займусь я. Боюсь, что тут нужно аккуратно. Хоть у нас и полномочия от самого́(кивок на портрет), но тут просто-таки хвост ломит от нехороших предчувствий и влезать в явно курируемые кем-то из «свиты» мутки нужно не просто осторожно, а с выдержкой старого ювелира. Ты же, товарищ старший лейтенант, пока всецело демонстрируй пассивность и апатию относительно всего связанного с группировкой Фюрера и событиями в... Как там было-то(полистав бумаги)? Ага, «Корчма у дороги». Хм(задумчиво), надо же, как зловеще звучит. Мда. И вот что, последи пока за другим школьником, из той же школы(постучав пальцем по записям), что и этот вот Кокос. За Силиным, в смысле. Алиби у него — так себе. Девчонка явно влюблена и готова на всё ради паршивца, так что не станем спешить исключать его причастность. Сильно не высовывайся, но и не теряйся. Всё, работаем.

— Понял, Павел Петрович. Разрешите идти?

— Иди, Витя. Иди.