Это же Пэтти!

I. Реформа

– ПОЗОР! – сказала Присцилла.

– Возмутительно! – сказала Конни.

– Оскорбительно! – сказала Пэтти.

– Разлучить нас теперь, после того, как мы были вместе три года…

– И дело не в том, что в прошлом году мы были чудовищно несносны. Многие девочки получили больше взысканий.

– Просто наша несносность, пожалуй, бросалась в глаза, – признала Пэтти.

– Но в последние три недели мы были очень хорошими, – напомнила Конни.

– Видели бы вы мою новую соседку по комнате! – запричитала Присцилла.

– Она не может быть хуже Айрин Маккало.

– Может! Ее отец миссионер, и она воспитывалась в Китае. Ее зовут Керен-Хаппук Херси, в честь младшей дочери Иова. И она не считает это забавным!

– Айрин, – мрачно произнесла Конни, – за лето набрала двадцать фунтов. Она весит…

– Но вы не видели мою соседку! – гневно вскричала Пэтти. – Ее имя Мэй Мертель Ван Арсдейл.

– Керен каждую секунду занимается и хочет, чтобы я ходила на цыпочках, дабы она могла сосредоточиться.

– Послушали бы вы, как разговаривает Мэй Мертель! Она сказала, что ее отец финансист и пожелала узнать, кем является мой отец. Я сказала ей, что он судья-реформатор и что он посвящает свое время тому, что сажает финансистов в тюрьму. Она говорит, что я дерзкая девчонка, – едва ухмыльнулась Пэтти.

– Сколько ей лет?

– Девятнадцать, и ей уже дважды предлагали выйти замуж.

– Боже мой! Что заставило ее избрать «Святую Урсулу»?

– Ее отец и мать сбежали и поженились, когда им было девятнадцать, и они боятся, что она унаследовала эту склонность. Поэтому они выбрали хорошую, строгую церковную школу. Мэй понятия не имеет, как она будет укладывать волосы без помощи горничной. Она чрезвычайно суеверна насчет украшений из лунного камня. Она всегда носит только шелковые чулки и терпеть не может солянку. Мне придется научить ее заправлять постель. Она всегда пересекает океан на «Уайт Стар Лайн».[2]

Пэтти щедро излагала подробности в произвольном порядке. Остальные с сочувствием выслушали и прибавили к ним собственные невзгоды.

– Айрин весит сто пятьдесят девять фунтов и шесть унций, не считая одежды, – молвила Конни. – Она привезла два чемодана, набитых сладостями. Она прячет их по всей комнате. Последнее, что я слышу вечером, это Айрин, грызущая шоколадные конфеты, – утром, кстати, это первый доносящийся до меня звук. Она никогда ничего не говорит, она просто жует. Это все равно что жить в одной комнате с коровой. И у меня милое сборище соседок! Через холл живет Козочка Маккой, которая шумит сильнее полудюжины ковбоев. Рядом живет новенькая француженка, ну, знаете, симпатичная малышка с двумя черными косичками.

– Она кажется довольно очаровательной, – заметила Пэтти.

– Возможно, так и было бы, умей она говорить, но она знает лишь около пятидесяти слов. Вместе с ней живет Хэрриет Глэдден, безвольная и унылая, словно устрица, а в конце коридора – Эвалина Смит. Вам известно, что эта Эвалина — круглая идиотка.

– О, кошмар! – Согласились они.

– Всему виной Лорди, – высказалась Конни. – Если бы она не вмешалась, Вдовушка ни за что бы нас не разделила.

– И она досталась мне! – простонала Пэтти. – У вас двоих есть Мамзель и Уэддамс, – они славные, милые, доверчивые овечки; а девочки в Восточном Крыле просто чихнуть не смеют без Лорди…

– Ш-ш! – предостерегла Конни. – Вот она идет.

Учительница латыни, проходившая мимо, остановилась на пороге. Конни высвободилась из-под кучи одежды, книг и диванных подушек, заваливших кровать, и вежливо встала. Пэтти соскользнула с железно-белой ножной перекладины, а Присцилла сошла с крышки чемодана.

– Леди не рассиживаются на мебели.

– Да, мисс Лорд, – пролепетали они в унисон, глядя снизу вверх в три пары широко открытых глаз. По своему веселому прошлому опыту они знали, что ее ничего так не раздражает, как молчаливое согласие, сопровождаемое улыбкой.

Мисс Лорд критически оглядела комнату. Пэтти по-прежнему была в дорожном платье.

– Надень униформу, Пэтти, и заканчивай разбирать вещи. Чемоданы уедут завтра утром.

– Да, мисс Лорд.

– Присцилла и Констанция, почему вы не на улице с другими девочками и не наслаждаетесь этой чудесной осенней погодой?

– Но мы так давно не видели Пэтти, и теперь, когда мы живем по отдельности… – начала Конни, печально скривив губы.

– Убеждена, что ваши уроки от этой перемены только выиграют. Пэтти, Присцилла, вы же идете в колледж и должны осознавать необходимость быть подготовленными. От основательного фундамента, который вы закладываете здесь, зависит ваш успех в ближайшие четыре года, да что там, в течение всей вашей жизни. Пэтти не сильна в математике, а Присцилла – в латыни. Констанция может поправить свой французский. Давайте посмотрим, чего вы способны добиться, если действительно постараетесь.

Церемонно поклонившись всем троим, она удалилась.

– Работа делает нас счастливыми, и мы нежно любим своих учителей, – нараспев произнесла Пэтти с выразительной иронией, извлекая голубую юбку и матроску с золотой вышивкой «Св. У.» на рукаве.

Пока она одевалась, Присцилла и Конни занялись перетаскиванием содержимого ее чемодана в комод в том порядке, в каком находили вещи, но верхний слой при этом укладывали аккуратно. Перегруженная работой молодая учительница, каждое субботнее утро исполнявшая неблагодарную миссию по инспектированию шестидесяти четырех комодов и шестидесяти четырех же гардеробных, к счастью, обладала доверчивой натурой. Она не заглядывала глубже верхнего слоя.

– Лорди не стоит так суетиться по поводу моей репутации, – нахмурившись, сказала Присцилла, сжимая в руках ворох одежды. – Я сдала все, кроме латыни.

– Осторожно, Прис! Ты наступаешь на мое новое бальное платье, – воскликнула Пэтти, просовывая голову в ворот блузки.

Присцилла машинально сошла с пышной груды голубого шифона и возобновила свои сетования.

– Если они считают, что мое совместное проживание с младшей дочерью Иова положительно повлияет на мой пересказ прозой…

– Я попросту не смогу учиться, пока они не уберут Айрин Маккало из моей комнаты, – эхом отозвалась Конни. – Она прямо как ком липкого теста.

– Подождите, пока вы не познакомились с Мэй Мертель! – Пэтти уселась на полу посреди хаоса и, подняв голову, уставилась на своих подруг широко распахнутыми, серьезными глазами. – Она привезла пять вечерних платьев с глубоким вырезом, и все ее туфли с французскими каблуками. А еще, мои милые, она носит корсет! Она задерживает дыхание и зашнуровывается. Но это не самое худшее. – Она понизила голос до доверительного шепота. – Она держит в бутылочке какую-то дрянь красного цвета. Она говорит, что это для ее ногтей, но я видела, как она накладывает ее на лицо.

– О, подумать только! – в ужасе прошептали Конни с Присциллой.

Пэтти поджала губы и кивнула.

– Отвратительно, не так ли?

– Ужасно! – содрогнулась Конни.

– Послушайте, давайте поднимем бунт! – воскликнула Присцилла. – Давайте заставим Вдовушку вернуть нам наши старые комнаты в Райской Аллее.

– Но как? – спросила Пэтти и на ее лбу залегли две параллельные морщинки.

– Скажем ей, что если она этого не сделает, мы здесь не останемся.

– Это будет разумно! – заметила Пэтти язвительно. – Она позвонит в колокольчик и велит Мартину запрячь «катафалк» и отвезти нас на станцию к поезду на шесть тридцать. Мне кажется, вы уже должны знать, что Вдовушку на пушку не возьмешь.

– Угрожать бессмысленно, – согласилась Конни. – Мы должны воззвать к ее чувству… э-э…

– Привязанности, – нашлась Пэтти.

Конни протянула руку и подняла ее на ноги.

– Ну, хватит, Пэтти, говоришь ты хорошо. Давайте же спустимся вниз, пока на высоте наше мужество. У тебя руки чистые?

Троица решительно приблизилась к двери личного кабинета миссис Трент.

– Я применю дипломатию, – шепнула Пэтти, поворачивая ручку в ответ на зов из комнаты. – Вы же кивайте, что бы я ни произносила.

Пэтти и в самом деле использовала все дипломатические способности, имевшиеся в ее арсенале. Трогательно поведав об их долгой дружбе и о том, как они опечалены из-за разлуки, она плавно перешла к вопросу об их новых сожительницах.

– Бесспорно, они очень милые девочки, – закончила она вежливо, – только понимаете, миссис Трент, они нам не подходят. И очень сложно сосредоточиться на учебе, если рядом нет близкой по духу соседки.

Пристальный, серьезный взгляд Пэтти говорил о том, что учеба – цель всей ее жизни. По лицу Вдовушки скользнула мимолетная улыбка, но в следующее мгновение она вновь посерьезнела.

– В этом году для нас крайне важно учиться, – прибавила Пэтти. – Мы с Присциллой поступаем в колледж, и мы осознаем необходимость быть подготовленными. От основательного фундамента, который мы закладываем здесь, зависит наш успех в ближайшие четыре года, да что там, в течение всей нашей жизни.

Конни предостерегающе встряхнула ее за локоть. Это выглядело слишком очевидным плагиатом слов мисс Лорд.

– И, кроме того, – торопливо добавила Пэтти, – все мои вещи голубого цвета, а у Мэй – пурпурная ширма и желтая диванная подушка.

– Как неловко, – признала Вдовушка.

– Мы привыкли жить в Райской Ал… то есть, я хочу сказать, в Западном Крыле… и нам будет… э-э… не доставать закатов.

Повисла тревожная тишина, пока Вдовушка задумчиво постукивала по столу лорнетом. Троица изучающее разглядывала ее лицо. Это была маска, сквозь которую не удавалось проникнуть.

– Настоящее положение дел более или менее временное, – заговорила она ровно. – Возможно, я найду целесообразным сделать некоторые изменения, а, может, и нет. В этом году к нам прибыло небывалое количество новеньких девочек, и вместо того чтобы селить их вместе, нам показалось самым мудрым перемешать их со старенькими. Вы трое давно у нас живете. Вы знаете традиции школы. Следовательно, – Вдовушка улыбнулась той улыбкой, которая еле уловимо выражала, что все это ее забавляет, – я посылаю вас в качестве миссионеров к новоприбывшим. Я хочу, чтобы чувствовалось ваше влияние.

Пэтти выпрямила спину и уставилась во все глаза.

– Наше влияние?

– Твоя новая соседка по комнате, – невозмутимо продолжала миссис Трент, – слишком взрослая для своих лет. Она прожила в модных отелях, а при таких обстоятельствах девочка неизбежно становится несколько манерной. Попробуй разбудить в Мэй интерес к женским видам спорта.

– А ты, Констанция, живешь вместе с Айрин Маккало. Она, как тебе известно, единственный ребенок в семье и, боюсь, немного испорченный ребенок. Меня бы обрадовало, если бы тебе удалось пробудить в ней большее внимание к духовной стороне жизни и заставить меньше заботиться о материальном.

– Я… я попробую, – произнесла Конни с запинкой, озадаченная столь неожиданным участием в непривычной роли нравственного реформатора.

– Рядом с тобой живет маленькая француженка, Аурели Деризме. Буду рада, Констанция, если ты возьмешь на себя надзор за ее школьными успехами. Она может помочь тебе в освоении более насыщенного идиомами французского, а ты можешь сделать для нее то же самое по английскому.

– Присцилла, ты живешь с… – Она навела лорнет и сверилась с внушительным списком, – ах да, с Керен Херси, очень необычной девочкой. Вы обе найдете множество общих тем. У дочери морского офицера должно быть немало общего с дочерью миссионера. Керен обещает стать серьезной ученицей и даже, если это возможно, слишком серьезной. У нее никогда не было подруг, и она ничего не знает о компромиссах школьного существования. Тебя, Присцилла, она может научить большему прилежанию, ну а ты способна научить ее быть, что ли, более гибкой.

– Да, миссис Трент, – буркнула Присцилла.

– Итак, – сказала Вдовушка в заключение, – я посылаю вас вместо себя в качестве нравственных реформаторов. Я хочу, чтобы старенькие девочки подавали новичкам пример. Я хочу, чтобы у истинного руководства школы было сильное, здоровое общественное мнение. У вас троих имеется изрядная доля влияния. Посмотрите, что можно предпринять в направлениях, указанных мною, а также в других, которые могут прийти вам в голову в процессе общения с вашими подругами. Я внимательно наблюдала за вами три года и абсолютно уверена в вашем основополагающем здравом смысле.

Она отпустила их кивком головы, и троица снова оказалась в холле. Мгновение они смотрели друг на друга в полной тишине.

– Нравственные реформаторы! – Задохнулась Конни.

– Я вижу Вдовушку насквозь, – произнесла Пэтти. – Она думает, что нашла новый способ управлять нами.

– Но мне не кажется, что мы возвращаемся в Райскую Аллею, – жалобно вымолвила Присцилла.

Внезапно взгляд Пэтти прояснился. Она схватила их за локти и потащила в свободный класс.

– Мы сделаем это!

– Что именно? – спросила Конни.

– Возьмемся дружно за дело и реформируем школу. Если мы будем добиваться этого, неуклонно добиваться, то увидите: не пройдет и двух недель, как мы вернемся в Райскую Аллею.

– М-мм, – глубокомысленно заметила Присцилла. – Наверно, мы сможем.

– Мы начнем с Айрин, – сказала Конни, с готовностью переходя к деталям, – и заставим ее скинуть двадцать фунтов. Это и имела в виду Вдовушка, когда говорила, что хочет, чтобы она была менее материалистичной.

– Она у нас похудеет за считанное время, – энергично кивнула Пэтти. – А в Мэй Мертель мы впрыснем дозу кипящей юности.

– А Керен, – вставила Присцилла, – мы научим быть легкомысленной и пренебрегать уроками.

– Но мы не станем ограничиваться этими тремя, – промолвила Конни. – Вдовушка велела распространить наше влияние на всю школу.

– О да! – согласилась Пэтти и, начав перечислять список школьниц, загорелась энтузиазмом. – Козочка Маккой использует слишком много сленга. Мы обучим ее хорошим манерам. Розали не любит учиться. Мы сполна загрузим ее алгеброй и латынью. Хэрриет Глэдден похожа на камбалу, Мэри Дескам – ужасная маленькая лгунья, Эвалина Смит – глупая гусыня, Нэнси Ли – сплетница…

– Если задуматься, то с каждой что-то не так, – заметила Конни.

– Кроме нас, – прибавила Присцилла.

– Д-да, – согласилась Пэтти и призадумалась, – не могу вспомнить, чтобы с нами что-нибудь было не так – не мудрено, что для проведения реформы избрали нас!

Конни вскочила на ноги, – само воплощение энергии.

– Ну же! Присоединимся к нашим маленьким друзьям детства и как следует потрудимся – да здравствует вечеринка, посвященная большой реформе!

Они высунулись в открытое окно в манере, несвойственной тому, что предписывалось на уроках хороших манер, проводимых по четвергам вечером. Толпы девочек в голубых матросках собирались группами на площадке для игр. Три подруги прервались на рекогносцировку.

– Вот Айрин, которая все так же жует. – Конни кивком показала на удобную скамью, расположенную в тени у теннисного корта.

– Давайте устроим цирк, – предложила Пэтти. – Заставим Айрин и Мэй Мертель катить обруч[3] по кругу. Это убьет двух зайцев одновременно: Айрин похудеет, а Мэй Мертель станет больше походить на девочку.

Игра в обруч была фирменным знаком «Святой Урсулы». Тренер по гимнастике верила, что девочки должны учиться бегать. Одиннадцать кругов равнялись одной миле, а одна миля качения обруча освобождала на весь день от гантелей и булав. Три подруги нырнули в подвал и вернулись с обручами с них ростом. Приняв на себя командование кампанией, Пэтти раздавала приказания.

– Конни, погуляй с Керен и как можно сильнее шокируй ее, – мы должны разрушить ее педантизм. А ты, Прис, займись Мэй Мертель. Не позволяй ей строить из себя взрослую. Если она скажет, что ей дважды предлагали выйти замуж, ты скажешь, что тебе делали столько предложений, что ты потеряла им счет. Не переставай третировать ее. Я буду слоновьим тренером и заставлю Айрин побегать. Когда я закончу, она превратится в грациозную газель.

Они расстались, чтобы осуществить свои задачи. Спокойной жизни в «Святой Урсуле» пришел конец. Школу охватили реформаторские муки.

В пятницу вечером, две недели спустя, в кабинете Вдовушки проводилось неофициальное заседание кафедры. Пятью минутами ранее прозвучала команда «отбой», и три изнуренные учительницы, получившие свободу на девять благословенных часов, пока спят их маленькие подопечные, обсуждали с начальницей свои невзгоды.

– Но что они натворили? – поинтересовалась миссис Трент тоном беспристрастной невозмутимости, безуспешно пытаясь прервать поток восклицаний.

– Сложно указать пальцем на конкретные факты, – дрожащим голосом произнесла мисс Уэдсворт. – Насколько я могу судить, они не нарушили ни одного правила, но они… э-э… создали атмосферу…

– Все девочки в моем коридоре, – поджав губы, вымолвила мисс Лорд, – подходили ко мне по отдельности и умоляли перевести Пэтти обратно в Западное Крыло, а заодно и Констанцию с Присциллой.

– Пэтти! Mon Dieu![4] – Мадмуазель воздела к небесам пару выразительных глаз. – О чем только думает это дитя! Маленький бесенок.

– Вы помните, – обратилась Вдовушка к мисс Лорд, – когда Вы предложили разлучить их, я сказала, что это очень сомнительный эксперимент. Живя вместе, они изводят своей бурной активностью друг друга, ну а порознь…

– Они изводят всю школу! – воскликнула мисс Уэдсворт, едва сдерживая слезы. – Разумеется, они это делают не специально, но их прискорбный характер…

– Не специально! – Мисс Лорд захлопала глазами. – Когда они не в классе, они все время сидят голова к голове и выдумывают очередные проделки.

– Но что они натворили? – настаивала миссис Трент.

Мисс Уэдсворт помедлила, пытаясь подобрать примеры из обилия имеющегося материала.

– Я обнаружила, что Присцилла намеренно ворошит хоккейной клюшкой содержимое ящиков комода Керен, а когда я спросила, что она делает, она ответила, нимало не смущаясь, что она пытается научить Керен быть менее педантичной; что попросила ее об этом миссис Трент.

– М-мм, – задумалась Вдовушка, – моя просьба звучала не совсем так, но не важно.

– Однако то, что меня действительно больше всего беспокоит, – робко заговорила мисс Уэдсворт, – граничит с богохульством. Керен обладает весьма религиозным складом ума, как и прискорбной привычкой молиться вслух. Однажды вечером, после особенно трудного дня, она молилась, чтобы Присцилла получила прощение за то, что она столь несносна. После чего Присцилла опустилась на колени подле своей кровати и принялась молиться, чтобы Керен стала менее лицемерной и упрямой и более готовой участвовать в спортивных играх своих подружек, проявляя душевную щедрость и открытость. Они устроили… ну, что-то вроде молебственного соревнования.

– Чудовищно! – воскликнула мисс Лорд.

– А малышка Аурели Деризме – они муштруют этого ребенка по… э-э… идиомам английского языка. Повторяемая ею фраза показалась мне выражением, которое едва ли употребила бы дама.

– Какая фраза? – спросила Вдовушка в некотором предвкушении.

– Прах меня побери!

Мисс Уэдсворт густо покраснела. Даже повторять столь сомнительные выражения для нее было не характерно.

Губы Вдовушки дрогнули. Было определенно известно, и ее помощницы сетовали по этому поводу, что ее чувство юмора зачастую выходило из-под контроля чувства справедливости. Ужасно непослушная девочка, которой удавалось быть забавной, могла рассчитывать избегнуть наказания; в то время как одинаково непослушная, но не забавная девочка сполна отвечала за свой проступок. К счастью, однако, школа в целом не обнаружила этой уязвимой бреши в броне Вдовушки.

– Их влияние, – заговорила мисс Лорд, – деморализует школу. Мэй Ван Арсдейл говорит, что поедет домой, если ей придется продолжать делить комнату с Пэтти Уайатт. Я не знаю, в чем проблема, но…

– Зато я знаю! – сказала Мадмуазель. – Вся школа смеется. Это касается вопроса о шиноне.[5]

– О чем? – Вдовушка склонила голову набок. Временами английский язык Мадмуазель был сложен для восприятия. Она объективно путалась в обоих языках.

– Шинон – волосы – чтобы соорудить прическу а-ля «помпадур». На прошлой неделе, когда они ставить живые картины,[6] Пэтти стащила его и покрасила синькой, чтобы сделать бороду для Синей Бороды. Но так как вначале он был желтый, то стал зеленым и цвет не смывается. Шинон выйти из строя – совершенно выйти из строя – а Пэтти безутешна. Она извиняться. Она думала, что он отстирается, но так как он не отстирывается, она предлагать Мэй покрасить ее волосы в цвет с шиноном, и Мэй выйти из себя и ругаться. Тогда Пэтти притвориться, что плачет и положить зеленые волосы на постель Мэй с цветочной гирляндой вокруг, и она повесить чулок на дверь вместо траурной повязки и позвать девочек на похороны, и все смеяться над Мэй.

– Пусть так, – произнесла Вдовушка непреклонно. – Я не желаю потворствовать ношению накладных волос.

– Дело в принципе, – сказала мисс Лорд.

– А бедняжка Айрин Маккало, – продолжила Мадмуазель свое повествование, – она растворяется в слезах. Эти трое настаивают, чтобы она похудела, а у нее нет желания худеть.

– Не успевает она сесть за стол, – подтвердила мисс Уэдсворт, – как они забирают ее шарик масла. Они заставляют ее выходить из-за стола без десерта и не позволяют класть сахар в овсяную кашу. Они все время заставляют ее делать упражнения, а когда она мне жалуется, они ее наказывают.

– Мне кажется, – Вдовушка промолвила с ноткой сарказма, – что Айрин довольно большая девочка, чтобы самой о себе позаботиться.

– Но ей противостоят трое, – напомнила мисс Лорд.

– Я вызвала Пэтти в свою комнату, – произнесла мисс Уэдсворт, – и потребовала объяснения. Она сказала, что миссис Трент полагает, что Айрин слишком полная и попросила их сделать так, чтобы она сбросила двадцать фунтов! Пэтти сказала, что это трудная задача и они сами худеют, но сознают, что являются старшеклассницами и должны распространять влияние на всю школу. Я, правда, думаю, что она говорила честно. Она очень славно говорила о моральной ответственности и необходимости старших девочек подавать пример.

– Ничто так не возмущает, как ее наглость, – сказала мисс Лорд.

– Но это же Пэтти! – засмеялась Вдовушка. – Должна признаться, что эти трое меня рассмешили. Это доброе, здоровое озорство и хотелось бы побольше такого озорства. Они не подкупают горничных, чтобы те носили на почту их корреспонденцию; не провозят сладости контрабандным путем, не флиртуют с продавцом газированной воды. По крайней мере, им можно доверять.

– Доверять! – едва не задохнулась мисс Лорд.

– Весело и беззаботно нарушать всякое незначительное правило, – кивнула Вдовушка, – но никогда не делать ничего бесчестного. У них добрые сердца и все девочки их любят…

Внезапно раздался стук в дверь и не успели они ответить, как дверь резко распахнулась и на пороге возникла Керен-Хаппук. Одной рукой она сцепила на груди складки блестящего японского кимоно, другой – жестикулировала. Кимоно было усыпано изрыгающими пламя драконами величиной с кошку, и изумленным зрителям показалось, что пылающее лицо и растрепанные волосы Керен приводят в исполнение эффектную интригу. Личный кабинет Вдовушки являлся священным местом, отведенным для формальных деловых встреч. Никогда еще ученица не появлялась в столь фамильярном облачении.

– Керен! – вскричала мисс Уэдсворт. – Что произошло?

– Я требую другую соседку по комнате! Я больше не в силах терпеть Присциллу. Она устраивает день рождения в моей комнате…

– День рождения? – Миссис Трент вопросительно обернулась к мисс Уэдсворт.

Та безрадостно кивнула.

– Вчера у Присциллы был день рождения, и она получила посылку от своей тети. Это был вечер пятницы, я разрешила ей…

– Естественно. – Вдовушка повернулась к скорбной фигуре в центре кабинета. – Эта комната принадлежит Присцилле в той же мере, что и тебе и…

Керен нырнула в море слов. Четыре дамы подались вперед, напряженно пытаясь что-то разобрать в этом потоке.

– Они использовали мою кровать в качестве стола, потому что она не стоит у стены, и Пэтти опрокинула кружку с шоколадом прямо на середину кровати. Она сказала, это случайно, но сделала она это специально – я точно знаю! А поскольку я возразила, Присцилла сказала, что не вежливо обращать внимание, если гость что-то пролил, и вылила мне на подушку стакан жидкого желе, чтобы Пэтти не чувствовала дискомфорта. По ее словам, хозяйка должна так поступать из вежливости: они проходили это в прошлом году на уроке хороших манер. И шоколад пропитал все насквозь, а Конни Уайлдер сказала, что, к счастью, я худая и могу спать, изогнувшись дугой вокруг шоколадного пятна; случись такое с Айрин Маккало, ей пришлось бы улечься прямо на него, потому что она такая большая, что занимает всю кровать. И Присцилла сказала, что я могу благодарить завтрашнюю субботу, когда нам дадут чистые простыни; могло ведь так случиться, что мне пришлось бы целую неделю спать в этой шоколадной луже. А потом прозвучал отбой, они оставили меня убираться, экономка отправилась в постель, я не могу получить свежее постельное белье и я не буду так спать! Я не привыкла спать в шоколадных простынях. Мне не нравится Америка, и я ненавижу девочек.

Слезы скатывались по щекам Керен на огнедышащих драконов. Не сказав ни слова, Вдовушка встала и позвонила в колокольчик.

– Кэти, – попросила она, когда в дверях появилась дежурная горничная, – принесите, пожалуйста, свежие простыни для мисс Керен и перестелите ее постель. На сегодня хватит, Керен. Отправляйся спать как можно быстрее и не разговаривай. Ты не должна беспокоить других девочек. Насчет того, чтобы поменять соседок, мы решим завтра.

Кэти удалилась с возмущенными драконами впридачу.

Повисла тишина, мисс Уэдсворт и Мадмуазель обменялись полным отчаяния взглядом, а мисс Лорд нацепила на себя боевые доспехи.

– Вот видите! – произнесла она с ноткой триумфа в голосе. – Когда они начинают третировать бедную маленькую…

– Судя по моему опыту школьной жизни, – рассудительно молвила миссис Трент, – когда девочку третируют, виновата в этом она сама. Их методы жестки, но уместны. Керен – неисправимый маленький педант…

– Но, во всяком случае, Вы не можете позволить, чтобы она страдала…

– О нет, я сделаю все от меня зависящее для примирения. Завтра утром Керен может переехать к Айрин Маккало, а Пэтти, Конни и Присцилла отправятся в свои прежние комнаты в Западном Крыле. Мадмуазель, Вы вроде привыкли…

– Я не возражаю против того, чтобы они были вместе. Просто они, как Вы их называете, жизнерадостны. И верно, очень сложно, когда они рассредоточены.

– Вы хотите сказать, – изумленно воззрилась мисс Лорд, – что собираетесь вознаградить их за недостойное поведение? Но это именно то, ради чего они старались.

– Признайте, – улыбнулась Вдовушка, – что они очень старались. Настойчивость заслуживает успеха.

На следующее утро Пэтти, Конни и Присцилла, руки которых были заняты платьями, шляпками и диванными подушками, весело вышагивали по Райской Аллее в ритме тустепа, а школьные домочадцы с облегчением помогали им переезжать. Заметив мисс Лорд, топтавшуюся неподалеку, они хором затянули популярную школьную песенку:

«Мы любим ходить в церковьИ слушать проповедников, Работа делает нас счастливыми, И мы нежно любим своих учителей. Дочери Святой Ур-су-лы!»