Этот добрый жестокий мир

СЕРГЕЙ УДАЛИН
ТОЛЬКО БЫ ЛЕНКА

Половина одиннадцатого утра. Ноябрь. Солнце, вероятно, вовсе передумало вставать в такую-то погоду. С неба сыплется колючее нечто, но до земли, похоже, не долетает. Под ногами хлюпает жидкая, комковатая каша. С другой стороны раскисших ботинок ей весело подпевают мокрые носки. И все это, конечно, было бы смешно, если бы не было так мерзко. Да еще ветрюга сумасшедший. Ленка, должно быть, совсем продрогла, но виду ни за что не подаст. Знает, что я только этого и жду. И мы идем навстречу новым подвигам.

Время от времени я останавливаюсь и диктую сводки с полей. Она записывает, с трудом удерживая ручку озябшими пальцами, и тут же начинает обзванивать инстанции. При этом из последних сил старается не стучать зубами.

Немного спасают от холода магазины. Но мы там надолго не задерживаемся. Посмотрели, понюхали и пошли прочь. Нам еще полгорода нужно обойти. Собственно, только нам одним оно и нужно, но попробуй об этом сказать Ленке — порвет на тряпки. А потом сама же будет плакать. Ей разрыдаться — раз плюнуть. А мне ее всхлипы слушать — как серпом по гландам. Если разобраться, то со слез все и началось…

Обеденный перерыв у нашего отдела немного затянулся. Мы сидели, лениво потягивали кофе и болтали о всяких пустяках. Но такой уж Малинин человек, что не может спокойно смотреть на счастливых людей. Он скорчил умное лицо и пробурчал:

— Ладно, хорош трепаться, работать надо.

И тут я возьми да ляпни:

— А смысл? Через час придет шеф и скажет, что проект снимается. Кто-то там кому-то вовремя не проплатил.

Малинин — флюгер еще тот. Если это ничем не грозит, дурака повалять он и сам не прочь. Так что мое сообщение его не на шутку заинтересовало.

— А ты откуда знаешь?

А действительно, откуда я знаю? Да ниоткуда! Просто только что видел, как в комнату заходит шеф и все это нам объявляет. А часы почему-то показывают без пятнадцати три. Хотя на самом деле сейчас без десяти два.

Это как же, вашу мать?.. Глюки, что ли? Совсем ты, Ленчик, заработался!

Перепуганный своими странными видениями, я на редкость удачно отшутился: «Откуда-откуда, из фастфуда!» — и на всякий случай уткнулся носом в компьютер.

Может быть, все бы еще и обошлось, но Ленке вдруг тоже захотелось пошутить. А у нее с этим делом еще хуже, чем у меня:

— А не предскажет ли нам уважаемый Нострадамус еще что-нибудь? — игриво прощебетала она.

Слишком игриво. Весь отдел и так знал, что она ко мне неровно дышит. А я к ней — наоборот — абсолютно спокойно. Что не мешает тому же Малинину меня регулярно подкалывать в курилке. И непременно при Насте из отдела маркетинга.

В общем, исполнил я Ленкину просьбу в лучшем виде:

— Отчего ж не предсказать? Например, ты, голубушка, сейчас получишь втык от шефа.

— Это за что же?

— А за то, что в спецификации для «Зари» нако-сячила!

Чудная она все-таки, эта Ленка! Во-первых, сразу мне поверила, а во-вторых, на меня же и обиделась.

— А ты раньше не мог сказать? Я ведь только перед обедом ее сдала!

Признаться, в этот момент я растерялся. Ну не станешь же объяснять, что сам только что об этом узнал. Из того же, непонятно откуда взявшегося, видения. Нет, я, конечно, идиот, но не настолько же.

От растерянности я ей и нахамил — откровенно и неадекватно. Дословно не помню, я очень старался потом позабыть эти слова. Но в том смысле, что не обязан за каждой растяпой следить. И сколько бы она мне глазки ни строила, исправлять ее ошибки не собираюсь. У меня своих хватает.

Ленка удивленно раскрыла рот, потом покраснела и резко отвернулась к стене. А я внезапно увидел, как она плачет. Сидя за своим столом, уронив голову на руки. Плачет навзрыд, никого не стесняясь, потому что некого стесняться. Все давно ушли домой, ведь часы на стене показывают половину седьмого. И меня там тоже нет. Но я ее вижу.

Вот тогда-то я и понял, что не могу долго выносить ее слез. Сразу хочется ее как-то утешить. Но как? Ведь она еще не плачет!

Я совершенно запутался. И даже когда пришел шеф и объявил, что проект в самом деле снимается, а затем, после небольшой паузы, посоветовал некоторым молодым специалисткам быть внимательней — даже такая триумфальная сбыча предсказаний совсем меня не обрадовала. Уходя с работы, я старательно не смотрел в сторону Ленки, все еще сидевшей за компьютером…

По дороге домой я снова и снова вспоминал плачущую Ленку, и поэтому не сразу сообразил, что мои видения продолжаются. Или, может быть, дело в том, что шел я пешком, почти не останавливаясь, и на ходу картинки получались размытые, призрачные. Но на переходе все-таки пришлось тормознуть. Я посмотрел на счастливую парочку, обнимавшуюся у самого края дороги, и подумал: сейчас их обрызгают водой из лужи.

Так и произошло, но в этом еще не было ничего странного. Достаточно прожить год-другой в нашем городе, чтобы стать таким провидцем. Впрочем, подозреваю, что не только в нашем. Но когда секунд через пятнадцать все повторилось в мельчайших подробностях — ту же самую пару, стоявшую на том же месте, окатило точно таким же фонтаном, и они снова принялись удивленно и растерянно оглядываться, словно только что спустились из заоблачных чертогов на грешную землю, — вот тут до меня наконец дошло. Судя по всему, я сначала заглянул в недалекое будущее, а потом это будущее стало настоящим и получился полный реплэй.

Мне бы тогда испугаться или хотя бы задуматься. А я, дурак, обрадовался. Почувствовал себя сверхчеловеком и принялся экспериментировать, определять границы своих возможностей. Ну-ка, что у нас тут еще должно произойти? Ага, какой-то придурок, выходя из автобуса, толкнет пожилую женщину, и та упадет на грязный, мокрый асфальт. Фонари к тому моменту еще не зажгутся, значит, случится это не позже чем через полчаса. Что ж, подожду, проверю.

Ну и дождался. Откровенно говоря, на этот раз я уже не сомневался, что картина повторится с компьютерной точностью. Женщина упала, выронила кошелку и так же растерянно, как и давешняя молодая пара, оглянулась. Я машинально рванулся к ней, но тут же заставил себя остановиться.

Ишь, красавчик выискался. Сейчас тебя еще и благодарить начнут. Мол, есть же еще на свете воспитанные люди, дай тебе бог здоровья. А за что тебя благодарить? Ты ведь знал, как все случится, и спокойно стоял в стороне. Наблюдал, проверял, экспериментировал. Да за такое пинком под задницу благодарить надо! Вот и наблюдай теперь, что из-за тебя произошло, экспериментатор. Да-да, не из-за того придурка, а именно из-за тебя. Из-за твоего бездействия.

Минут десять я стоял и с энтузиазмом оплевывал сам себя. А потом решил реабилитироваться. Стать Незнайкой, совершающим хорошие поступки. Лучше всего — спасти кому-нибудь жизнь. Но на этом перекрестке никто не собирался в ближайшее время расставаться с жизнью. И мне пришлось пройти еще два квартала, чтобы найти подходящий подвиг. Я остановился у светофора — оказывается, обязательно нужно остановиться, чтобы картинка получилась четкой, — и заглянул в будущее.

В двух шагах от меня у обочины, прямо под фонарем, стояла машина «скорой помощи» с открытой задней дверцей. И в нее заносили парня в джинсах и красной куртке. Я не большой специалист в медицине, но он, похоже, был живой и даже в сознании, хотя лежал смирно и не шевелился. Но уж больно осторожно его несли, так, по моим представлениям, с покойниками не церемонятся.

Что ж, живой так живой, а я его еще и здоровым сделаю. Хорошо, что куртка у него яркая, проще будет заметить в толпе.

Я ненадолго вернулся в настоящее, а затем попытался отыскать момент, когда с этим парнем случилась беда. Скорее всего, его сбила машина. На то он и пешеходный переход, чтобы на нем сбивали пешеходов. Знать бы еще, когда это случилось. И как увидеть именно этот момент?

Отыскать нужное время и нужного человека с непривычки оказалось непросто. Но постепенно я приноровился пролистывать будущее, словно книгу, и останавливаться на интересующей меня странице. Благо времени для тренировки было достаточно. И вот он, наконец, этот краснокурточник. Перебегает на желтый свет. А черный «Лендровер» с трудноразличимыми номерами, то ли семьдесят — тринадцать, то ли семьдесят восемь — пятнадцать, на желтый, соответственно, проезжает. Короче, оба молодцы.

Только тот, что за рулем, — два раза молодец. «Лендровер» врезается в парня, тот отлетает в сторону, исполнив в полете как минимум тройной аксель, а водитель спокойно едет дальше. Вот ведь скотина! Встретить бы его в темном переулке да объяснить еще раз правила дорожного движения. Но сейчас не до этого. Надо парня спасать. Просто задержать на несколько секунд, чтобы этот урод проехал мимо.

И я таки его задержал. Встретил по ту сторону перехода и попросил зажигалку. Простой расчет — если попросить сигарету, может зажабиться, бросить на ходу, дескать, сам не курит и другим не советует, и побежать дальше — под колеса «Лен-дроверу». А огня нашим Прометеям не жалко. Парень остановился, достал зажигалку, протянул мне. Я старательно прикидывался безруким дебилом и прикурил только с пятой попытки. Парень нервничал, но терпел, а я краем глаза заметил, как черный «Лендровер» промчался мимо. Все, дружище, можешь идти.

Я посмотрел ему вслед, а затем снова заглянул в будущее. «Скорая помощь» на этом углу не остановится до самой полуночи. А дальше, как выяснилось, мне видеть не дано. Ну да и ладно, мне и этого хватило, чтобы почувствовать себя героем…

Откровенно говоря, идя на работу, я опасался всяческих подколок от коллег вокруг да около вчерашнего. Ну, не то чтобы опасался, просто не хотелось подыскивать глупые ответы на их глупые вопросы. А в том, что они будут глупыми, я не сомневался. И совершенно напрасно. Все оказалось проще и — вот уж чего я от себя не ожидал — обидней. Одного взгляда в будущее хватило, чтобы понять: они уже забыли о моих пророчествах. Вечером по телевизору показывали футбол, Жириновского и какой-то очередной сериал про ментов. Такой конкуренции я, понятное дело, не выдержал.

А впрочем, нет. Один человек, похоже, ничего не забыл. Я еще раз промотал картинку — теперь это у меня получалось легко и непринужденно — и убедился, что прав в своих подозрениях. Ленка время от времени бросала в моем направлении многозначительные взгляды. Не строила глазки, как обычно, и не старалась показать, что смертельно обижена. Вид у нее был такой, будто она случайно узнала наисекретнейшую тайну и ужасно хочет со мной поделиться. Но никак не может решиться. Через полчаса я осознал, что долго не выдержу этих переглядываний. В конце концов, я тоже не Мальчиш-Кибальчиш, мне тоже хочется с кем-то поговорить о том, что случилось вчера. Чем, собственно, Ленка хуже кого-либо другого? Пожалуй, что даже и лучше.

На глазах у изумленной общественности я подошел к ее столу и пригласил Ленку в обеденный перерыв посидеть в соседней кафешке. Не то чтобы намеренно громко пригласил, но и не шепотом. И плевать, что обо мне подумают. Я еще не очень понимал почему, но уже догадывался, что это теперь совсем не важно.

В кафе я без всяких предисловий или, того хуже, извинений выложил Ленке всю правду о своих вчерашних экспериментах. Рассказал и про упавшую старушку, и про не сбитого черным «Дендровером» парня в красной куртке. Она слушала не перебивая и, казалось, даже не дыша. Приоткрыла свой кукольный ротик, наморщила кнопочный нос и раскрыла глаза, что называется, на пол-лица. Если бы я сам не был увлечен своим рассказом — точно залюбовался бы. Она не просто верила каждому слову, а словно заранее знала, что я сейчас скажу. Я чуть было не решил, что она тоже ясновидящая. Но нет, такого поворота моя сильно пострадавшая психика уже не выдержала бы. Хотя то, что произошло дальше, было не многим лучше.

— Леня, это же здорово! — сказала она, как только я закончил рассказ. Даже не сказала, а закричала шепотом — некоторые женщины так умеют. — Ты представляешь, скольким людям мы теперь сможем помочь?

Ленка так уверенно, так радостно произнесла это «мы», что у меня не хватило духа поинтересоваться, при чем здесь она. Вместо этого я спросил:

— И как, по-твоему, мы им поможем?

— Ну как же ты не понимаешь? — расстроилась она. — Мы будем ходить по городу и узнавать, где случится несчастье. А потом предупредим… — она запнулась, подбирая слова, — ну, того, с кем оно должно случиться. И он… он просто не пойдет туда, не будет делать то, что собирался. Понимаешь? — Ленка с надеждой посмотрела на меня, увидела, что я вроде как понимаю, и прямо-таки вся засияла. — И с ним все будет хорошо!

Я задумался над ее словами. Наивно как-то все это, по-пионерски. По-тимуровски. Но… если уж на то пошло, а разве не этим я занимался, когда останавливал краснокурточного парня? И разве у меня не получилось?

Но все равно что-то в Ленкиных планах не сходилось.

— Хорошо, допустим, — начал я рассуждать вслух. — А как мы его предупредим? Я же ни фамилии, ни адреса его не знаю. Будем ждать, пока он на месте происшествия появится? Так это может и днем случиться, и вечером. А кто за нас работать будет?

Ленка снова наморщила нос.

— А мы вечером будем ходить, — неуверенно предложила она, будто сама догадывалась, что это не выход.

— Ага, вечером. А то, что с утра может случиться, — нас это, что ли, не касается?

Она скривила рот и недовольно зыркнула на меня, словно это я виноват в том, что ничего не выходит.

— Значит, нужно, чтобы нам кто-нибудь помогал!

— Кто-нибудь — это кто? — скептически усмехнулся я. — Добровольцы-волонтеры? Где мы их возьмем? И что мы им расскажем — что я вижу будущее? Даже если кто-то в конце концов и поверит — сколько времени на это угробить придется?

По-моему, я убедительно возражал, но Ленка уже загорелась идеей и сдаваться не собиралась.

— Почему обязательно добровольцы? Есть же «скорая помощь», милиция, пожарные. Те, кому по работе положено спасать людей. А мы им будем подсказывать, кого и где нужно спасать.

— Ага, замечательно. И как ты себе это представляешь? — Я изобразил дебильное лицо и запищал детским голоском: — «Алло, милиция? В школе номер двадцать восемь заложена бомба!» В гробу они таких помощников видали.

Кажется, я все-таки перестарался. Ленка надула губы и отвернулась. Сейчас заплачет. Только этого мне не хватало.

— Лен, ну правда, я же не виноват, что не получается, — примирительно сказал я. — Мы же не сможем каждый раз объяснять, откуда узнали о том, что произойдет. Мы так ничего не успеем. Вот если бы можно было заранее поговорить с их начальством…

Да уж, размечтался!

Ленка вдруг вскочила, подбежала ко мне и поцеловала в щеку. В ней же росту — метр пятьдесят с каблуками, даже голову наклонять не пришлось.

— Леня, ты гений! — теперь уже действительно закричала она. — Я сегодня же поговорю с дядей.

— А кто у нас дядя? Волшебник? — от смущения особенно удачно пошутил я.

Оказалось, что не волшебник, а гораздо круче. Председатель какой-то там городской комиссии. То ли по социальным вопросам, то ли что-то еще вроде этого — Ленка сама толком не знала. Вот ведь чудачка — такого да не знать! И никому ведь не рассказывала! А мы-то, дураки, чего только при ней не говорили!

Ну да ладно, не в этом дело. А в том, что у нас, возможно, что-то все-таки получится…

Ленка все организовала на удивление быстро. Встречу на высшем уровне назначили на завтра, в половине двенадцатого. Кроме ее дяди ожидалось присутствие замначальника городского УВД, начальника пожарной охраны, главврача областной больницы и еще какой-то шишки из МЧС.

Честно говоря, забоялся я таким людям рассказывать о своих видениях. Несолидно как-то. Всё-таки инженер, в некотором роде, проектировщик. А что, это идея! Допустим, я прибор такой спроектировал, который позволяет будущее видеть. Естественно, спроектировал в свободное от работы время.

Одним словом, решил я серьезным людям лапши на уши навесить. Ну, с самим-то прибором сложностей не возникло. Завалялись у меня где-то на антресолях со времен пейнтбольной молодости очки для ночного видения. Пристроил к ним наушники и подключил все это к старому осциллографу. Вроде как в эти самые очки я все и вижу. Только настроены они под биотоки моего мозга, поэтому другим в них смотреть бесполезно. Ладно, с этим я, предположим, справился. А теоретическое обоснование? Здесь точно попотеть придется.

Полночи я составлял текст выступления. Надергал из Интернета кучу научных терминов, приплел и темную энергию, и квантовую сцепленность, и копенгагенскую интерпретацию. Где не хватало умных слов, сочинил собственные. Одна интерференция темпоральных волн чего стоит! Чушь полнейшая, но звучит красиво. Авось прокатит.

Наутро я взял у шефа отгул — названные имена подействовали безотказно — и отправился в мэрию. Вошел в кабинет Ленкиного дяди, глянул на лица собравшихся, прокрутил картинку на час вперед, и все стало ясно — моей ахинее здесь не поверят. Не те люди. Не стоит даже пытаться. А правде не поверят тем более.

Но там же, в кабинете, в дальнем углу сидела Ленка. Если у меня ничего не получится, она опять будет плакать. Нет уж, пусть лучше меня примут за юродивого, но я не отступлю. Буду ныть, канючить, христарадничать и все время повторять ключевое слово «проверка». Они должны захотеть проверить меня, а там уж — как повезет.

И меня понесло. Да, это ненаучно, я сам не знаю, как это у меня получается. Но какая разница, если это работает? А оно работает — проверьте сами. Ясновидение? Пусть будет ясновидение. Эзотерика, бред сумасшедшего, поповские сказки — я на все согласен, только проверьте. Кому от этого будет хуже? В конце концов, когда батюшка кропит ракеты святой водой — это же никакого вреда не приносит?

Здесь я, конечно же, рисковал. Однако попал в точку. Люди подобрались закаленные, воспитанные на научном материализме. Сначала улыбнулся эмчеэсник, затем главврач, вслед за ним Ленкин дядя.

Что ж, один плюсик я заработал. Теперь нужно закрепить успех.

Да, разумеется, меня необходимо показать специалистам, провести тщательное обследование. Но пока эти специалисты соберутся, пока меня обследуют, сделают выводы — это ж сколько времени пройдет? А в городе каждый день происходят несчастные случаи. Чуть ли не каждый день погибают люди. А вдруг я сумею их спасти? Нет, ну вдруг? Что мы теряем? Почему бы не провести разведку боем, проверку? А через месяц-другой можно посмотреть статистику и решить, что со мной делать дальше. Ведь никакой особой подготовки не требуется. Просто дать указание всем подразделениям: немедленно реагировать на звонки с такого-то телефона. Да какая разница, как им объяснить? Допустим, крупномасштабная проверка готовности. Им проверка, и мне проверка. Проверка… проверка… проверка…

В конце концов они не выдержали моего напора. Ленкин дядя включил телевизор, отвернул его от меня, чтобы я не видел, какой канал транслируется.

А я слово в слово угадал, что скажут в рекламном ролике через пять минут. Благо снять со стены часы никто не додумался. Затем я подошел к окну и перечислил машины, которые проедут по проспекту через десять минут. Тут время пришлось определять на глазок, но у меня уже накопился кое-какой опыт — справился. Наконец я сообщил Ленкиному дяде, что через четверть часа ему позвонит первый заместитель мэра, и вкратце пересказал содержание предстоящего разговора.

Это их добило.

К вечеру Ленка получила список необходимых телефонов: дежурная часть пожарной охраны, все отделения милиции, поликлиники и больницы, диспетчерская служба МЧС. С работой тоже все уладили. Судя по голосу, шеф счастлив отнюдь не был, но все же разрешил нам с Ленкой приходить в контору после обеда. И уходить, соответственно, чуть ли не ночью. Но с этим мы как-нибудь справимся. Главное, что уже назавтра мы могли выйти в свой «утренний дозор».

Ленка была счастлива. И мне поначалу тоже понравилось…

Без пятнадцати одиннадцать. Колючая гадость с неба сыплется все гуще. Захожу в очередной магазин, останавливаюсь, сканирую. Затем выхожу, чтобы не пугать покупателей с излишне развитым слухом, и коротко, привычно даю ориентировку:

— Магазин «Сонет», угол Гагарина и Московской. Четырнадцать сорок. Пожилая женщина в сером пальто и черной вязаной шапке. С синей сумкой. Сердечный приступ. Прямо возле кассы.

Ленка быстро записывает и достает телефон. Я останавливаю ее:

— Подожди, вроде бы откачали. Ага, имя называет, адрес. Смородина… нет, Сиротина Татьяна Ивановна. Тридцать восьмого года. Гагарина, четырнадцать, квартира сорок один. Звони в седьмую поликлинику, пусть участкового пришлют.

Ленка звонит. И, конечно же, начинаются долгие препирательства:

— Почему на дом? Да потому что у человека сердце больное… А она не знает об этом или не обращает внимания… А вы должны, да. Вы же врачи… Я откуда знаю? Мне положено все знать. Про распоряжение одиннадцать-девять слышали? Вот и хорошо… Мне не больше всех надо, мне надо, чтобы вы послали участкового. Лучше участковый, чем «скорая»… А вы все-таки пошлите, для профилактики…

Я еще раз просматриваю картинку и тихо подсказываю:

— Все, Лен, сработало.

— Вот и ладненько, — уже мягче говорит она в трубку. — Большое вам спасибо. Всего доброго.

Ленка молодец. Я бы так не смог. Изо дня в день одно и то же. И каждый раз уговаривать нужно, как будто это не их работа. Хотя Ленка не только уговаривает. Она, как выяснилось, и надавить может, и пригрозить, и обругать. Последнее средство действует лучше всего. Почему-то так людям понятней.

Я вздыхаю и иду дальше.

Нет, наверное, не все так плохо, просто я устал. Второй месяц без выходных. Хотя вроде бы никто и не заставляет. Но ведь несчастные случаи происходят и в выходные. Еще как происходят. Я раньше понятия не имел, сколько людей ежедневно попадают в. аварии, скольким ни с того ни с сего становится плохо на улице, сколько переломов, сотрясений, колотых ран… Разве можно, зная все это, усидеть дома?

Ленка тоже устала. Еще больше, чем я. Мне легче — я хотя бы вижу результат. А она только узнает с моих слов. И верит каждому слову. Откуда в ней столько веры? Если бы и сил столько. Но нет, это она с виду такая бойкая и энергичная, а на самом деле… Да еще работает допоздна. Я как-то сдуру позвал ее в ночной клуб. Думал, отдохнет, расслабится. А вместо этого нашел нам дополнительную нагрузку. Там ведь тоже, как бы так выразиться, несчастные случаи бывают. От передозировки. Теперь приходится по вечерам второй обход делать. Сначала нас кое-куда пускать не хотели, но потом поняли, что это для их же пользы. Там, где мы побывали, по ночам люди в полумасках с автоматами не появляются. Хотя, конечно, наркотиками здесь все равно приторговывают, но с этим мы ничего поделать не можем. Доказательств нет. Мои видения к протоколу не подошьешь. Но, по крайней мере, теперь отсюда хотя бы никого на «скорой» не увозят.

Следующий перекресток. Объявляю результаты осмотра:

— Угол Есенина и Московской. Двадцать три пятнадцать. Пьяная драка за сигаретным ларьком. Черепно-мозговая травма. Затылком об арматурину. Насмерть. Звони в пятое отделение, пусть разгонят.

Ленка набирает номер. Та же история,' только изложенная другими словами:

— Да, в двадцать три пятнадцать… Что значит «когда подерутся, тогда и приедем»? Поздно ведь будет, убьют человека… Да, я уверена. Да, та самая… Нет, вы все-таки приезжайте заранее… Так и передать полковнику Звягинцеву? А как?.. Ну вот, это другое дело. Вот и договорились…

Я молча киваю. Действительно договорились, приедут.

Нет, никому все-таки это не нужно, кроме нас. Ни врачам, ни тем более милиции. Да и самим «пострадавшим». Эти алкаши, которых спугнет патрульная машина, они все равно найдут возможность подраться. В каком-нибудь дворе, где я их не увижу. И все-таки разобьют кому-нибудь голову. Не сегодня, так в следующий раз. И тот наркоман, которого вчера не пустили в клуб, тоже где-нибудь достанет колеса. И сегодня, и завтра. И однажды его все-таки увезут на «скорой». И мой самый первый спасенный — парень в красной куртке — он ведь так и будет перебегать улицу на желтый свет. И когда-нибудь не перебежит.

И так все они. Черт возьми, я начинаю потихоньку ненавидеть людей. Спасаешь их, спасаешь, а они упрямо опять пытаются себя угробить. Или других. Мы с Ленкой больше месяца ходим по городу, и хоть бы один раз обошлось без происшествий. А что будет, если с нами что-то случится? Да ничего особенного! Жили же они как-то до того, как мы начали ходить в дозор. Жили и умирали. Глупо умирали, нелепо и страшно. Как и жили. И ничего мы с этим поделать не можем. Мы боремся со следствиями, а причины нам не по зубам. Вот только Ленке об этом лучше не рассказывать…

Пять минут двенадцатого. Эту автобусную остановку я никогда не проверял. Тихое место: рядом небольшой сквер, ни магазинов тебе, ни перекрестков. Да и народа немного. На скамейке сидит старушка, рядом — мамаша со скачущим вокруг нее мальчиком. Чуть в стороне — парочка влюбленных прогульщиков. Еще дальше курит мужик лет сорока. Что тут проверять?

Но Ленка останавливается и вопросительно смотрит на меня. Что ж, мне не трудно. Просматриваю картинку и медленно роняю челюсть на мокрый, грязный асфальт. Нет там больше никакой остановки! Покореженные трубы, осколки стекла, и над ними — как медведь, подмявший под себя добычу, — перевернутый колесами вверх черный «Лендровер». Похоже, тот самый. Ну и как же тебя, придурок, угораздило?

Отматываю картинку чуть назад. Ага, вот он. Пытается обойти «Газель» справа, на полной скорости цепляется колесом за бордюр и, закрутившись винтом, вылетает на тротуар. Несколько раз подпрыгивает и успокаивается, только воткнувшись в остановку. Но ведь там же люди! Он же их — всмятку!

А самое страшное — я узнаю этих людей. Вот курит тот же самый мужик, вот целуются влюбленные. Старушки и молодой мамаши за ними не разглядеть, но мальчик все так же крутится возле скамейки. Значит, это случится совсем скоро. Через минуту или две — точнее не определить.

Что же теперь делать? Мы раньше не сталкивались с такими ситуациями. Всегда в запасе оставалось какое-то время. А как быть теперь? Звонить гаишникам поздно — не успеют перехватить. Этого идиота уже не остановить, нужно уводить людей с остановки. Срочно. Только как им объяснить? Чтобы без лишних вопросов.

А, черт с ним, некогда думать. Даже Ленке объяснять некогда.

— Граждане! Прошу внимания! Срочно отойдите от остановки. Как можно быстрее. Здесь находиться опасно.

Нет, не верят. Удивленно смотрят, неуверенно улыбаются. Думают, что розыгрыш. Да какие уж тут, на фиг, шуточки?!

— Граждане, очень вас прошу, отойдите от остановки. Опасная зона. Очень опасная!

Так, вроде поверили. Вряд ли мне, скорее, Ленкиной испуганной физиономии. Но какая, к лешему, разница? Главное — успеть.

— Мамаша, давайте поторапливайтесь, уводите ребенка. И вы, бабуля. Вон туда, к скверику. Ничего, что мокро, зато живы останетесь. Молодые люди, вас тоже касается. Что? Ну да, считайте, что бомба. Кроме шуток. Ну, скорее же!

Черт, мог бы за это время и научиться с людьми разговаривать!

— Ленка, а ты что стоишь? Уводи людей! Быстро! Да сама-то туда не лезь! Что? Какая, на хрен, собачка? Ты что, сдурела? Уходи немедленно! Ленка!

Мерзкий металлический скрежет заглушает мой крик. Я не успеваю обернуться, лишь слышу тяжелый, гулкий удар и звон разбитого стекла. Мимо проносится какая-то темная тень и скачками, как гончий пес, летит к остановке. Я бросаюсь следом, но не могу за ней угнаться. Снова раздается грохот, и черная бесформенная масса ударяется в столб, поддерживающий навес.

— Ленка-а-а!!!

Я не слышу собственного крика. Бегу к ней. Лезу прямо через раскуроченные останки внедорожника. Растерянно оглядываюсь.

Вот она, лежит в двух шагах от бампера. Голова повернута чуть в сторону, шапка сползла. На лице даже не испуганное, а обиженное выражение, как если бы я опять сказал ей какую-то гадость. Да не буду я больше, не буду!

— Ленка!

Выражение лица не меняется. Не видит и не слышит. А дышит? Я опускаюсь на колени, наклоняюсь над ней, но ничего не могу разобрать из-за собственного тяжелого дыхания. Стою рядом с ней на коленях и не знаю, что делать. Может быть, ее нельзя сейчас трогать. Но и ждать, пока приедет «скорая», тоже нельзя. Но я впадаю в ступор и просто смотрю на Ленку. На виске у нее бьется тоненькая синяя жилка — словно вздрагивает от боли. А темные волосы на затылке постепенно становятся бордовыми, липкими даже на взгляд.

Ленка, ну ты дура, да? Ну куда тебя понесло-то? Как же теперь? Ну что ж ты такая дура? Ой, да ладно — будь дурой, только будь!

— Пусти-ка, — звучит у меня над ухом голос, настолько требовательный и уверенный, что я машинально отодвигаюсь.

Какой-то молодой парень опускается рядом, берет Ленку за запястье, зажмуривает глаза и настороженно замирает. Долго сидит, слишком долго.

— Как она? — невольно вырывается у меня.

— Подожди, — раздраженно бурчит он.

Я вдруг понимаю, что где-то его уже видел. И красная куртка подозрительно знакомая. Неужели он? Значит, он врач?

— Она жива? — снова спрашиваю я.

— Жива, — отвечает он и протягивает руки к ее лицу.

Но не касается. Останавливает ладони в каких-то миллиметрах, растопыривает пальцы и держит на весу. С каким-то напряжением держит, будто поднимает что-то тяжелое. Смотрю на его лицо — там такое же напряжение. Даже губу прикусил. Колдует он, что ли? Да пусть хоть колдует, только бы Ленка…

— Ничего, — успокаивающе шепчет он мне, не поворачивая головы. — Вытащим. Я за последний месяц и не таких научился вытаскивать.

Мне ужасно хочется узнать, почему он сказал «за последний месяц». Почему-то мне кажется, что это очень важно. Но сейчас не время спрашивать.