Еврейский смерч или Украинский прикуп в тридцать серебреников

«Наши лидеры, послали лорда Мильнера в Петроград, чтобы подготовить эту революцию»

«Наши лидеры, послали лорда Мильнера в Петроград, чтобы подготовить эту революцию, которая уничтожила самодержавие в стране-союзнице»

(«Вопросы истории», № 10, 1989 г.).

Своя причина для поддержки революционеров была у Германии и Австро-Венгрии – ставка на разложение воевавшей против них российской армии. Но и в этом случае решающую роль сыграли деньги еврейских банкиров, особенно Варбургов – родственников и компаньонов Шиффа.

Сразу же после своего формирования Временное правительство подготовило декрет о равноправии евреев. Процесс подготовки проходил в постоянном контакте с беспрерывно заседавшим еврейским Политическим Бюро, которое в итоге «скромно» попросило не делать в декрете акцент на евреях, а придать документу общий характер – отменить «вероисповедные и национальные» ограничения. После публикации декрета Политбюро отправилось с депутацией к главе Временного правительства и в Совет рабочих и солдатских депутатов – «но не с тем, чтобы выразить благодарность, а с тем, чтобы поздравить Временное правительство и Совет с изданием этого декрета» (так гласило постановление Политического бюро).

Весьма показателен и публичный обмен телеграммами, когда Яков Шифф «как постоянный враг тиранического самодержавия, беспощадно преследовавшего моих [Шиффа] единоверцев», поздравил нового министра иностранных дел России, кадета-масона Милюкова с победой революции, на что тот ответил: «Объединенные в ненависти и отвращении к свергнутому режиму, будем также объединены в проведении новых идеалов.».

Помните, «Новый порядок на века»? [4] Ну что ж, еврейские денежки были потрачены не зря.

Итак, Февраль 1917-го завершился вожделенной для антихристианских кругов победой над Православной Монархией. Но одновременно из бутылки был выпущен большевистский «джин», которого «авторы» февральской революции поначалу недооценили: и международное еврейство, полагавшееся на кровную связь с евреями-интернационалистами (неоправдавшаяся ставка на Троцкого), и атеистическое масонство, надеявшееся на идейную родственность с большевиками.

Октябрь не только победил Февраль, но пошел гораздо дальше в своей антиправославной борьбе. ‹…›

Хочу отдельно поговорить о трагической судьбе Николая II – оклеветанного, низвергнутого и растерзанного последнего православного монарха.

В постмонархический период новые политики и заангажированные историки, все как на подбор, твердили об «отсутствии политических способностей», «слабости» и «безволии» Государя.

Это бессовестная ложь. Свои решения Николай II принимал вовсе не под чьим-то влиянием, хотя именно на этом спекулировали его противники. Да, он был человеком мягким, но отнюдь не слабым, а скорее даже непоколебимым – там, где ему не позволяли поступать иначе христианские духовные ценности.

Он не был способен на расчетливый компромисс и интриги. В политике, как и в жизни, он руководствовался высочайшими моральными принципами. Поистине Государь был олицетворением Ума, Чести и Совести своей эпохи.

Даже весьма сдержанный историк Г.М. Катков в своей книге «Февральская революция», проводя оправданную параллель между Николаем II и образом князя Мышкина, отметил в личности Императора «некий элемент святости», веру «в некую как бы волшебную и неизбежную победу справедливых решений просто в силу их справедливости.

А это ошибка, так же, как ошибочно верить, что правда восторжествует среди людей просто потому, что она – правда. Это ложное толкование христианской этики есть корень «нравственного разоружения».». Отсюда, по мнению Каткова, и «общественные беды» Российской Империи.

Но такой упрек в «разоружении» можно сделать многим святым и даже самому Христу. Вряд ли это уместно, поскольку победное значение святости действует на духовном, а не на политическом уровне, но очевидным оно становится не сразу. Возможно, на этом – духовном – уровне для православного славянства было бы гораздо хуже не иметь такого Государя. Поэтому для его оценки возьмем иную точку отсчета.

Нужно учитывать, что в тот момент мир находился в вопиющем противоречии с такого рода честной политикой. (Вспомним инициативу Николая II по созыву в 1899 году первой в истории конференции по разоружению в Гааге – она, конечно, была обречена на неуспех из-за назревшей уже схватки за глобальный контроль.)

Таким образом, в лице своего искреннего монарха Россия оказалась «белым пятном» на карте мира. Поэтому в него летела всевозможная грязь клеветы (достаточно просмотреть «либеральную» печать того времени).

Именно в этой искренности можно усмотреть роковую неизбежность торжества антихристианских сил, осаждающих Царство Православия: честные политические шаги православного Царя, продиктованные его христианской совестью, вели к ускорению Катастрофы.

Так, в отличие от современных правителей-временщиков, он не мог бросить на произвол судьбы православную славянскую Сербию, и этим дал возможность закулисным силам втянуть себя в Первую мировую войну. Уже в ходе войны, оказавшейся губительной для России, именно святым чувством долга была продиктована жертвенная верность Царя «союзникам», на самом деле предавшим его.

Вопреки традиционному взгляду на историю, главными в этой войне были отнюдь не обычные политические интересы участников, а глобальная идеологическая цель «союзников» России по Антанте, в политические и финансовые круги которых уже глубоко проникла масонская червоточина.

Они делали все, чтобы привести к столкновению и взаимному крушению главные европейские монархии – Российскую, Германскую и Австро-Венгерскую – для утверждения либерально-демократической идеологии. Поэтому столь охотно Англия и Франция, изменив своему союзническому долгу, еще до отречения Государя поддержали февральскую революцию и 1 марта официально через своих послов заявили, что «вступают в деловые сношения с Временным Исполнительным Комитетом Гос. Думы, выразителем истинной воли народа и единственным законным временным правительством России»

(«Биржевые ведомости», 5.03.1917 г.).