Еврейский вопрос / Необыкновенная история

25

В письме к А.Г. Тройницкому от 25 июня (7 июля) 1867 г. Гончаров, между прочим, пишет: “…Я пробежал первые главы и лишь только дошел до любви, мне стало частью беспокойно, частью противно, и вот, книжка лежит недочитанная, о чем я и объявил вчера откровенно автору. Первые же сцены возмущают меня не тем, что русское перо враждебно относится к русским людям, беспощадно казня их за пустоту, а тем, что это перо изменило тут автору, искусству. Оно грешит какой-то тупою и холодною злостью, грешит неверностью, т.е. отсутствием дарования. Все эти фигуры до того бледны, что как будто они выдуманы, сочинены. Ни одного живого штриха, никакой меткой особенности, ничего, напоминающего физиономию, живое лицо: просто, по трафарету написанная кучка нигилистов. Это я тоже сказал автору”. (“Вестник Европы”, 1908 г., кн. XII, стр. 450—451). В письме к Тургеневу от 22 января 1868 г. читаем несколько иное: “Я сегодня был у Павла Васильевича (т.е. Анненкова), пил чай: он вручил мне экземпляр “Дыма”, за что вас дружески благодарю — и за подарок, и за память. Мне за долгое время и много нужно перечитать и на первое брошусь на “Дым”, конечно”… (Энгельгардт, 59).