Глава 10
Самый старый бард игровых миров, облаченный лишь в халат и домашние тапочки, возлежал на незаправленной кровати со стопкой нотных тетрадей на животе и что-то яростно вычеркивал в одной из них карандашом.
Интересное явление. Мне было доподлинно, из первых, можно сказать рук, известно, что для поэтов и музыкантов в общем игровом интерфейсе присутствуют специальные инструменты, облегчающие процесс творения, и многие барды ими активно пользовались. А Армандо предпочитал бумагу и карандаш.
Параноик? Ретроград? Луддит?
При моем появлении он отложил тетради в сторону, карандаш засунул за ухо и нацепил на лицо доброжелательную улыбку.
— Мой юный друг, я безумно рад тебя видеть. Сегодня. Снова.
– Дон Армандо, – сказал я. — Не хочу, чтобы у вас создавалось впечатление, будто бы я вам угрожаю, но если вы еще раз попробуете втемную использовать меня в своих планах по переделке мироустройства в целях сделать жизнь чуть более сносной, я сверну вам шею.
– Хорошо, я это запомню, — сказал он. К его чести, он не стал включать дурачка, делать вид, что не понимает, о чем идет речь, запираться и все отрицать. – Как вы догадались?
— По совокупности факторов, – сказал я. Гадалка, которая не сказала мне почти ничего нового, и уж точно – ничего полезного, визит к которой послужил лишь поводом, чтобы вытащить меня из Коллегии и заманить на рыночную площадь, где всегда много зрителей. Золотая молодежь, появившаяся так вовремя, словно кто-то известил ее заранее. Тот факт, что они знали о моем славном боевом прошлом, но на самом деле понятия не имели о моем текущем уровне. Все эти истории о сраженном мной дра… ящере, которые тут рассказывали на каждом углу. – Но последние сомнения развеялись в тот момент, когда настроения толпы резко переменились, в стражников полетели камни, а первые лозунги "Долой тиранию" были выкрикнуты хорошо поставленными голосами.
– Думаю, мне стоило бы перед вами извиниться, – сказал Армандо. — Но такой возможностью грех было не воспользоваться.
– Угу, стоило бы.
-- Тогда я приношу вам свои извинения.
– Отлично, – сказал я, уселся на стул и набулькал себе вина из вечно стоявшего на столе графина.
– Они приняты?
– Они услышаны, – сказал я.
– Иногда и этого достаточно, – согласился Армандо. – Понимаете…
– Понимаю, – сказал я. – Столица погрязла в коррупции и разврате, революционные настроения зрели и усиливались, и вам не хватало только повода, чтобы устроить вот это вот все. Вы хоть держите руку на пульсе?
– Да, держу.
– И как оно продвигается?
– Сейчас как раз берут штурмом королевский дворец, – сказал Армандо.
– Эрнесто тоже из ваших?
– Нет, он из местных. Прирожденный народный трибун, он практически все сделал сам. Мы лишь слегка подтолкнули события.
– А если бы меня там убили? – спросил я.
– Я находил такой вариант развития событий крайне маловероятным, – сказал Армандо. – Ваш уровень, их уровень, ваше умение… э… улаживать конфликты… ваш амулет возрождения, наконец. Кроме того, ваша смерть делу Эрнесто бы никак не повредила.
– Скорее, даже наоборот, – сказал я. – Поднимать мертвых героев на стяг иногда куда удобнее и проще. Однако, я уверен, что моя смерть повредила бы мне.
– И я рад, что без этого обошлось, – сказал Армандо.
– Не удивлюсь, если выяснится, что и того дракона вы мне подсунули, – сказал я.
– Нет, не мы, – сказал Армандо. – Это было просто удачное стечение обстоятельств, которое позволило нам нанести последние штрихи к вашему образу.
– И какой же это образ?
– Образ великого воина, сражающего чудовищ и устраняющего несправедливость.
– Но это же не я.
– А это и неважно, – сказал Армандо. – Это сила искусства. В истории остается не человек, а его образ, то, что о нем помнят другие. Знаете эту старую байку про короля, выигранную войну, два построенных моста и любовь к одной-единственной овце?
– Знаю, – мрачно сказал я.
– Историю пишут не проигравшие, – сказал Армандо. – Но и не победители. Истории сочиняют те, кто надеются получить с этого какую-то выгоду.
– Именно поэтому летописцев следует отстреливать в первую очередь, – сказал я. – И что мне теперь делать?
Он улыбнулся и пожать плечами.
– То же самое, что вы делали раньше.
– А вы будете интерпретировать это по-своему и продолжите лепить мой образ?
– Да, – не стал отпираться Армандо. – Вы же просто идеально подходите.
– Для чего подхожу?
– Людям всегда нужен некий символ, – сказал Армандо. – Человек, кем дети мечтают стать, когда они вырастут, и кем настоящие взрослые ни за что не хотели бы быть, но сама мысль о том, что такие люди все-таки существуют, греет им душу. Никто не хочет быть героем, это опасное, грязное и кровавое ремесло, но кто-то должен им быть.
– Сдается мне, что герои существуют только в ваших балладах.
– А есть ли разница, если эти баллады популярны?
– И как давно вы этим занимаетесь?
– Всегда.
– Я имею в виду, в моем случае.
– О, уже довольно давно, – сказал Армандо. – Понимаете, работать с аудиторией надо аккуратно. Никто не любит героев-выскочек, взявшихся неизвестно откуда, героев без предыстории. Нельзя начинать сразу с баллад. Сначала нужно пустить в ход слухи. Кто-то где-то слышал что-то о таком человеке, как… Потом нужно добавить слухам конкретики, вбросить фактов, пусть и несколько приукрашенных, но вполне проверяемых. И вот уже после этого, когда аудитория созрела, в ход идут песни и сказания. При этом герой должен был близок аудитории, его мотивы должны быть прозрачны. Допустим, рыцарь, сразивший дракона и не взявший за это вовсе никакой платы, у публики вызовет скорее непонимание, а там и до насмешек недалеко. А вот рыцарь, честно выполнивший свою часть сделки и получивший за это оговоренную плату, понятен всем.
– Значит, вот так рождаются легенды?
– В общих чертах, – согласился Армандо. – Вы, конечно же, не один такой, кто нас заинтересовал. Присоединение вашей планеты к игровым мирам подарило нам несколько потенциальных героев.
– Эдельвейс как раз вел одного из них, – уточнил я.
– Да, – снова согласился Армандо. – Но там все гораздо сложнее. Публика, конечно, любит героев с темным прошлым, но, как правило, ей гораздо больше нравятся преступления, совершенные на почве страсти или хотя бы славные боевые пвдвиги, совершенное в глубокой молодости, но Гарри Борден – шпион и профессиональный убийца, и придать его образу романтический ореол намного труднее. Он больше подходит для плутовского романа, а не для эпического фэнтези. Как у него дела, кстати?
– Нормально.
– Он нашел, что искал?
– Я понятия не имею, что он искал, – сказал я.
– Что ж, надеюсь, его поиски увенчаются успехом, – сказал Армандо. – Эдельвейс дождется его в любом случае.
– А что насчет Полсона? – спросил я.
– Полсона?
– Первый землянин, докачавшийся до сотого уровня и отворивший врата ада, – сказал я. – Разрушитель миров. Не говорите, что вы про него не слышали.
– А, разрушитель миров, – сказал Армандо. – Слышали, конечно, но о нем слишком мало известно. Прискорбно мало, я бы сказал. И он все равно для наших целей не подходит.
– Почему?
– В отличие, допустим, от вас с Борденом, он не один из толпы, его образ аудитории не близок, и вряд ли когда-нибудь таким станет, – заявил Армандо. – Вы пришли сюда опытными, потенциально опасными и многообещающими бойцами, но в настоящие легенды вы превратились уже здесь. А Полсон ворвался в системные миры уже слишком могущественным. Его способности изначально были чудовищно сильны, словно кто-то из архимагов или великих демонов древности вернулся в игру. Настоящий герой должен быть из плоти и крови, а ваш Полсон – это полубог. Он не вызывает сочувствия, не вызывает сопереживания. Он слишком силен. И, кроме того, он ничего не делает, никуда не идет, ни к чему не стремится, а только реагирует на изменяющиеся обстоятельства. Ликвидирует раздражители, после чего снова впадает в спячку.
– Так придумайте ему цель, в чем сложность-то?
– Это так не работает, – сказал Армандо. – Я же говорил, факты могут быть слегка приукрашенными, но они должны быть проверяемыми. Нет, Полсон не подходит. Есть еще три-четыре человека, но сейчас наш основной кандидат – вы.
– Что за люди?
Он назвал мне их имена и игровые клички, но я никого из них не знал. Да и немудрено, на Земле все-таки жили миллиарды людей, и зомбиапокалипсис удалось пережить многим. Ну, относительно.
– А что вы станете делать, если люди вдруг узнают, что вы их дурите? – спросил я.
– Во-первых, мы их не дурим, – сказал Армандо. – Мы поем баллады и рассказываем сказки, и люди прекрасно осведомлены о том, что это лишь баллады и сказки, а не исторические факты, и относятся к ним снисходительно. А во-вторых, это не такая уж новость. Системные планеты кишат тайными обществами и структурами, стремящимися изменить мир под свои устремления, и, поверьте, мы-то как раз не желаем ничего радикального.
– Ну да, – сказал я. – Расскажите это тем лавочникам, чьи заведения громят прямо сейчас.
– В долгосрочной перспективе они все равно выиграют, – заявил Армандо. – Малый бизнес не пережил бы еще одного повышения налогов, а, зная нашего короля, я прямо-таки уверен, что все к тому и шло.
– Выиграют, ага, – сказал я. – Если выживут.
– Нельзя приготовить омлет, не разбив яиц, – тут, конечно, не поспоришь, но обычно эту фразу произносят люди со сковородкой в руках.
– И при Эрнесто их жизнь станет лучше?
– Эрнесто мудр и справедлив, – сказал Армандо. – Кроме того, уж поверьте мне, хуже, чем было, им точно не станет. Или вы думаете, что вы – первый человек, которого эти славные парни, среди которых была и особа королевских кровей, пытались зарубить на улице при полном невмешательстве стражи? Или вы думаете, что рассказы о тотальной коррупции – это лишь чей-то вымысел?
– Может быть, ваш, – сказал я.
– Факты должны быть проверяемыми, – напомнил Армандо. – Да, мы создаем легенды, но мы не создаем их на пустом месте. Иначе это просто морок, мираж, он развеется от первого же легкого ветерка.
– Думаю, что когда-нибудь вас все-таки прихватят на горячем и барды начнут гореть на кострах, – сказал я.
– Возможно, – сказал Армандо. – Думаю, что внутренне мы к этому готовы. Такое уже бывало, и, возможно, повторится еще не раз. Поэтому мы и пытаемся построить мир, где люди не будут гореть на кострах в принципе.
– Это утопия, – сказал я.
– Но надо же во что-то верить, – сказал Армандо. – Я понимаю, что цель, скорее всего недостижима, но… Тайные ордена храмовников хотят построить мир, в котором все будут верить бога, причем, как вы понимаете, не просто в бога вообще, а именно в одного конкретного бога, которого они почитают. Ложа чародеев хочет, чтобы всем в мире заправляли волшебники, и люди, лишенные магических способностей, превратятся в таком мире в людей второго сорта. Гильдия торговцев желает, чтобы всем заправляли деньги, и страстно мечтает ввести имущественный ценз. Секретное общество ученых, а такое, как это ни удивительно, тоже есть, во главу угла ставит интеллект и готово поразить в правах всех, кто не пройдет соответствующие тесты. А мы, мы ребята нормальные. Мы просто хотим, чтобы обычный человек, вернувшись с работы, откупорил бутылку вина, расслабился и послушал новую песню о приключениях героя, сражающегося со злом где-то в отдаленных мирах, где дела обстоят не так хорошо, как на его улице. И если для построения такого мира нам придется гореть на кострах, что ж, мы будем гореть. Но лучше бы обойтись без этого.
Вообще, от ребят, стремящихся все изменить и исправить ошибки мироздания, стоит держаться подальше. Во избежание, так сказать.
Вот от Армандо точно стоит держаться подальше, потому что он стар, умен, опытен, испорчен своей идеологией и способен устроить революцию, вообще не выходя из своей комнаты.
Но, если уж на то пошло, от меня тоже стоит держаться подальше. Ведь я тоже хочу тут кое-что подрихтовать.
Может быть, мы и сработаемся.
– Довольно сложно у вас тут все, – сказал я.
– Жизнь многогранна, – сказал Армандо. – И чем больше дольше ты живешь, тем больше граней способен увидеть.
– Тогда давайте обсудим ту грань, в которой существует Первый Игрок, – сказал я. – Раз уж вы решили подтолкнуть события и запустить революционный процесс именно сейчас, это может означать только два варианта. Либо вы его нашли, и мы готовы вот-вот отправиться в путь, либо вы вообще не собирались его искать и рассчитывали, что меня прикончат на площади. Но вы, вроде бы, не дурак, так что я ставлю на первое.
– Вы, я смотрю, тоже не дурак, – улыбнулся Армандо. – Ваша ставка сыграла.
– Вы его нашли?
– Скажем так, над удалось отсечь все лишние следы и у нас осталась только одна зацепка, – сказал Армандо. – Она не дает стопроцентной гарантии что речь идет именно о том человеке, которого мы ищем, но других зацепок у нас нет. Либо так, либо вообще никак.
– Когда мы отправляемся?
– А когда вы будете готовы?
– Я уже готов, – сказал я.
– Отлично, – сказал Армандо. – Тогда осталось только посмотреть, в чьих руках сейчас находится мэрия и сможем ли мы безопасно воспользоваться портальным кругом.
– То есть, свитка для прямого перехода у вас нет?
– Там такая глушь, для которой никто не создает свитки, – сказал Армандо. – И у моего человека на местности тоже не было возможности их раздобыть. Боюсь, что нам придется совершить небольшое пешее путешествие.
Что мне нравится в местной игровой механике, так это инвентарь и возможность быстрого доступа ко всему, что ты там разместил. Здорово экономит время на сборы.
Только что самый старый бард игровых миров валялся передо мной полуголый, но не прошло и двух секунд, как он оказался одет в кожаный дорожный костюм, высокие сапоги и щеголеватую шляпу с пером, а в руках у него оказался футляр от гитары, словно он Антонио Бандерас из фильмов Роберта Родригеса.
Впрочем, может быть, у него там на самом деле только гитара. Хотя вот на это я бы ставить точно не стал.
– Мэрия в руках повстанцев, так что мы может отправляться немедленно, – заявил Армандо, последним штрихом к своему портрету набрасывая на плечи тяжелый дорожный плащ.
– А королевский дворец-то уже взяли? – поинтересовался я.
– Пока еще нет, – сказал он. – Там высокие двойные стены, много башен и куча лояльного королю народа, который понимает, что в случае победы повстанцев их не ждет ничего хорошего. Все это вкупе здорово осложняет штурм, но я думаю, что к утру они справятся.
– И вам даже неинтересно, кто победит?
– Мне интересно, – сказал Армандо. – Но я никак не могу повлиять на результат, который станет мне известным в любом случае, так что не вижу повода задерживаться. Мы запустили цепь событий, друг мой, и дальше они будут происходить уже без нашего участия. Вот так это и работает.
Пока мы обсуждали жизнь в игровых мирах, тайные общества, революционные процессы и планы по мироустройству, на улице успело стемнеть, а фонарщики, очевидно, вовлеченные в революционные процессы, не смогли выйти на работу и зажечь расставленные вдоль улицы светильники.
Так что, говоря поэтическим языком, мы вышли из здания Коллегии в ночь и растворились во тьме, и было нас только двое. Герой и его бард.
Или, если быть более точным, бард и его герой.
И тьма поглотила нас, но выплюнула уже на следующей улице, куда фонарщики таки добрались.