Фактор вознесения

Алиса Марш жила исключительно прошлым. Прошлое — это все, что Флэттери ей оставил. Он пытал ее различными химикатами, лазерами, имплантантами, но она все равно осталась самой собой. Алисой Марш.

«Он меня боится, — думала она. — Он боится, что я не сгожусь в послушные ОМП. И он прав».

Он отобрал у нее тело, содрал жилку за жилкой или отодрал ее по нерву от своего собственного тела — какая теперь разница? Ее вены и артерии теперь подключены к органическому питателю, а Флэттери нагло разгуливает во плоти вокруг ее бесчувственного мозга! Единственное, что она могла еще ощущать, так это то, что все еще существует. Но она давно уже не испытывала никаких родственных чувств к людям, да и сама уже не помнила, когда утратила эти чувства. До тех пор, пока ее не прикуют однажды к безднолету, у нее нет необходимости измерять свое существование временем. И вот теперь оно стало ее самой любимой игрушкой. Время, и особенно прошедшее время.

«Даже туман, и тот материален», — мыслилось ей.

Логика талдычила ей о том, что, поскольку она мыслит, значит, существует, а следовательно существует и ее мозг. И если она задается подобными вопросами, следовательно есть материя, которой свойственно задаваться подобными вопросами. Давным-давно на Лунбазе на курсах ОМП ее учили, что когда-нибудь ее мозг понадобится для того, чтобы на основе механическим путем полученных данных делать чисто человеческие выводы. Но Пандора открыла новые возможности, правда, для их реализации нужно было тело. Алиса сумела забеременеть, несмотря на то, что это было раз и навсегда категорически запрещено клону с Лунбазы. И рождение ребенка она сумела сохранить в секрете. Даже от его отца — Раджи лон Флэттери N 6. Директора.

У нее не было теперь ни глаз, ни ушей, и она ощущала себя узником, обреченным пожизненно существовать в вечной безмолвной тьме. Раньше она думала, что, лишившись кожи и тела, перестанет испытывать какие бы то ни было ощущения, но теперь нередко грезила, фантомно переживая свой последний вздох, а отсутствующий язык все еще хранил на кончике вкус контрабандного шоколада.

Алиса думала, что случившееся с ней отсечет напрочь ее эмоции, но на деле оказалось, что она каким-то образом сама освободилась от них. Ныне она уподобилась богам, способным по своему желанию драпировать складки времени, растягивая и ужимая его как вздумается. Теперь только захоти — и секунды замедлят свой бег. Но какова бы ни была ее власть, она все еще помнила о том, что была некогда Алисой Марш. И именно Раджа Флэттери сотворил с ней подобное.

— Тебе придется стать органическим мозгом, — объявил он. И он же внушил ей, что это величайшая честь, что она спасет человечество и что мало кто удостаивается подобной привилегии. Может, насчет человечества он был и прав, но, хотя перед разговором он изрядно накачал Алису наркотиками, остальные доводы ее как-то не впечатлили. Она прекрасно знала, что с древнейших времен, используя именно такие аргументы, одни люди посылали на муки других людей.

— Будь благоразумна, — продолжал обработку Раджа. — Подними это знамя, и ты останешься жить в тысячах тел. Сам безднолет станет твоим телом, твоим скелетом, твоей кожей!

— Избавь меня от лишней болтовни, — ее язык еле шевелился под воздействием наркотиков, добавленных в выпивку. — Я готова. Если ты не позволяешь мне вернуться к изучению келпов и не хочешь убивать меня своими руками — делай что задумал.

Теперь она понимала, что основная разница между нею и келпом состояла в том, что мозг и тело келпа были едины, а вот ее мозг и тело — нет. Воссоединение давало полную комплектацию в том случае, когда было с чем комплектоваться. Вот этого-то Флэттери и не учел.

Но он все равно продолжал говорить, убеждать, что, дав согласие, она навсегда освободится от страха боли и страха смерти и что органический мозг — кратчайший путь к совершенству. Короче, этот жулик сулил бессмертие. Но для Алисы все его доводы были пустым сотрясением воздуха. Уж она-то начиталась отчетов, в которых помешавшиеся «органические мозги» отправляли свои корабли в никуда, а то и самовзрывались. А это значило, что при этом гибли клоны — и ее собственные, и клоны Флэттери, и клоны Мака. Да и с «Землянином», притащившим их на орбиту Пандоры, тоже случилось нечто подобное: целых три ОМ свихнулись, и команде пришлось ради спасения жизни создать искусственный интеллект, который высадил их на Пандору и бросил там.

«Теперь-то я понимаю его все больше и больше, — думала Алиса. — Хотелось бы мне когда-нибудь лично встретиться с Кораблем интерфейс на интерфейс».

Она всегда любила играть словами, и даже отсутствие плоти, для того чтобы расхохотаться от души, не мешало ей получать удовольствие от каламбуров. Но о своем сыне она всегда думала без всяких шуточек. Успокаивает лишь одно: он сделал себе карьеру в охранке Флэттери. Алиса думала теперь о нем, поскольку больше всего сожалела о том, что так и не видела сына ни разу, прежде чем…

…она освободилась от бренной плоти. «Как я хотела бы увидеть его!.. О нет! Я хотела бы, чтобы он увидел меня такой, какой я была до того, как стала…»

Алиса отдала сына переселенцам-морянам в надежде, что Флэттери (даже если узнает, что у него родился сын) не сумеет отыскать их следов. Она боялась, что их найдут и убьют обоих — они не нужны ни нынешнему директору, ни тем более его последышам.

«Я должна о нем молчать, — думала она. — И все же, как ни крути, вырастет еще один Флэттери».

И мальчик узнает о своем родстве — Алиса сумела спрятать свои записи, прежде чем директор превратил ее в органический прибор. Это был ее последний человеческий поступок.

— Твое тело выдало тебя, — сказал ей тогда Флэттери. — У тебя был ребенок. Где он теперь?

— Я избавилась от него, — сказало тело. — Ты сам знаешь, насколько я увлечена работой. У меня нет времени ни на что, кроме келпов. А что до ребенка… Это была… так, временная неприятность.

Подобный аргумент показался Флэттери довольно веским, и потому директор купился на него. И, похоже, ему в голову не могло прийти, что ребенок может быть от него. Что ж, их отношения продолжались так недолго, что в это можно было поверить. Казалось, Флэттери вообще забыл о том, что они были близки. И ни разу не пытался возобновить эту связь за те двадцать лет, что прошли с их последней ночи. Очевидно, он считает, что ребенок был результатом какой-то случайной связи. Он прекрасно видел, насколько Алиса увлечена изучением келпов. Но только Дварф Макинтош полностью разделял ее отношение к этим существам, обладавшим мистической, почти разумной властью над планетой.

«Лучше бы мы с ним остались в келпе, — пронеслось в ее сознании. — А теперь он превратился в то, чего я больше всего боюсь. И мне так плохо без него…»

Даже в своем нынешнем состоянии ОМП Алиса Марш любила вернуться к воспоминаниям о родах. О тех нескольких драгоценных мгновениях, когда она любовалась своим новорожденным сыном. Он почти сразу же перестал плакать и таращился во все глаза на убиравшую комнату наталь. Ребенок родился с буйной гривой черных волос, и в нем уже ощущалась большая внутренняя сила.

— Мальчишка-то вылез на месяц позже, — заметила наталь. — Но, похоже, он не терял время даром.

И буквально через пару минут она препоручила дитя супружеской паре, которая дала ему свое имя. Фредерик и Казимира Бруд. Последние несколько месяцев они регулярно навещали будущую мать и подготовили все необходимые документы. Алисе это стоило большей части состояния, но она хотела дать ребенку как можно больше шансов выжить. Тем временем Флэттери решил сделать из Калалоча столицу планеты — центр экономики и политики Пандоры. Молодая чета Брудов (он — архитектор, она — географ) работала в рамках этого проекта: им было заказано строительство складов и казарм для службы охраны. А впоследствии им светило заключить контракт на строительство университета. Но кто тогда мог предвидеть, насколько изменится планета и насколько переменится сам Флэттери.

«Я могла, — думала Алиса Марш. — Но изучение развития келпа оказалось для меня гораздо важнее, чем развитие моего собственного сына».

Если бы у нее было тело, она сделала бы глубокий вдох, чтобы ослабить напряжение, сковывающее мышцы живота. Но у нее не было ни мышц, ни живота, а рассудок был почти свободен от эмоций.

«Я все сделала правильно, — пронеслось в ее голове. — Если речь вести о человечестве, я все сделала так, как надо».