Противостояние человека и его собственной тени выявляет таящийся в нем свет личности.

Карл Густав Юнг

Добровольная пожарная команда, преобразившись в боевую единицу, не потеряла ни смелости, ни решительности. Сейчас, ожидая штурма отсека ОМП, они курсировали по коридору, чтобы исключить возможность нападения на них врасплох даже на самых дальних подступах. Как ни странно, большинство мужественных пожарных составляли женщины (их вообще на станции было намного больше, чем мужчин). У всех на поясах громоздких огнезащитных скафандров висел набор различных инструментов и электронных отмычек для не открывающихся и заблокированных люков. Некоторые пролетали мимо Беатрис в форсированном режиме, и ее разгоряченное лицо овевали тугие струйки воздуха. Все они имели другие профессии и другие обязанности — участие в пожарной дружине было сугубо добровольным. Но по первому же сигналу тревоги они бросали все дела и спешили в объявленный опасным сектор. Страшнее огня на борту станции была лишь угроза разгерметизации. И все же, несмотря на шуточки, которыми пожарные обменивались по внутренней связи, все они изрядно нервничали — об этом красноречиво говорили их глаза.

Журналистка с самого начала подозревала, что запершийся в отсеке юнец сейчас занят подключением ОМП. Оставшимся с Беатрис отделением командовал инженер Хаббард. Как и все остальные члены команды, он был добровольцем и давно привык совмещать свои прямые обязанности с возложенной на него ответственностью за безопасность станции. Он сформировал крепкую команду единомышленников и использовал каждого в соответствии с его профессиональными навыками. А многочисленными тренировками добился практически мгновенной готовности, когда бы и где бы ни прозвучал сигнал тревоги.

Четыре женщины подвели к люку и к переборке — в том месте, где проходил сварочный шов, — два автогена. Аппараты весили по пятьдесят килограммов, но здесь, в условиях невесомости, основную сложность при транспортировке представляли их пышные формы.

«Похоже, эти дамы здесь с самого начала проекта», — подумала Беатрис, глядя, как ловко аборигенки орбиты пользуются не только руками, но и ногами. На их скафандрах даже ступни имели что-то вроде перчаток, чтобы можно было работать пальцами ног. Попав на станцию в первый раз, Беатрис решила, что тут имеют место остаточные островитянские мутации, однако последующие визиты убедили ее в том, что это чисто орбитальное «приобретение». Мак сам не раз демонстрировал изумительную ловкость пальцев ног и тоже пользовался модифицированным для этих целей скафандром.

— Заговорите ему зубы, — попросил Хаббард. — И через пятнадцать минут мы вскроем этот отсек, как консервную банку и прищучим этого пацана.

— Эти пацаны расстреляли в упор всю мою группу, — с горечью отозвалась Беатрис. — И, прежде чем покончить с вашими охранниками, еще и зубоскалили на эту тему. Так что прищучить этого пацана так просто вам не удастся. И это еще не гарантия того, что мы сохраним ОМП.

— А как действовали бы вы на нашем месте? — В голосе Хаббарда не было ни пренебрежения, ни недоверия, лишь желание побыстрей услышать ответ.

— Видите ли, я помогала Маку настраивать аппаратуру и знаю, что в этот отсек ведет один из служебных туннелей. Он начинается в соседнем помещении и выходит прямо к центральной консоли. Я хорошо знаю этот лаз и могла бы…

— Для этого у нас есть Шорти, — возразил инженер. — Она природой приспособлена для самых узких туннелей. А кроме того, она в скафандре, и если мы создадим там вакуум…

— Нет, — перебила его Беатрис. — Это слишком рискованно. ОМП нужно сохранить при любых обстоятельствах, а я уже видела, на что способны люди, которые начинают задыхаться. Нет, нам нужно, чтобы эти… пацаны были абсолютно спокойны. Им не привыкать палить во все, что движется рядом не по их желанию.

— Да, вы правы, — кивнул Хаббард. — Шорти, передай Кронину, чтобы немножко поколдовал со своей химией. Нам нужно, чтобы мальчики вырубились в одну секунду. А заодно и те, кто еще там застрял. Короче, нам нужно, чтобы и ОМП, и техперсонал в конце операции были живы и здоровы. Ясно?

— Есть, босс.

— Внимание всем! — объявил Хаббард. — Переключить внутреннюю связь на частоту пожарной охраны — три-три-один. — Он обернулся к Беатрис и пояснил, одновременно нажимая на какие-то кнопки на своем шлеме: — Таким образом мы сможем общаться друг с другом, не подключаясь к интеркому, и он нас не сможет подслушать.

Беатрис оценивающе взглянула на притороченные к поясу Хаббарда инструменты.

— Давайте-ка посмотрим, что у вас есть интересного. Возможно, я сумею с их помощью активизировать некоторые сенсоры в отсеке. Лишние глаза и уши нам не помешают.

Оглянувшись на ящичек интеркома, она замерла, пораженная необычным явлением — он светился изнутри. Но это вовсе не было похоже на короткое замыкание, сопровождаемое тусклым багровым мерцанием и искрами, нет — из щелей переговорника веерами расходилось пульсирующее серебристое сияние. И прямо на глазах становилось все ярче и ярче.

Хаббард машинально потянулся к прикрепленной к поясу канистре, но Беатрис остановила его:

— Это флуоресцентный свет. Он холодный. Это свет келпа, который мы посадили здесь, на орбите, с год назад.

Она сняла с пояса инженера электродетектор и поднесла к плававшему в декоративной вазе стеблю с характерными сине-зелеными листьями.

— Келпа? — ошарашенно переспросил Хаббард. — Он что, вроде лампочки? Но к чему он подключен?

— Смотрите-ка, его цепи не перегружены… Мы использовали его в качестве банка данных и экспериментировали в области голографии… Ага, это где-то здесь, — удовлетворенно кивнула Беатрис, продолжая сканировать стебель. — Это даже электрическим током не назовешь, скорее уж… радостным возбуждением.

Она протянула руку и погладила мокрые листья — и в ту же секунду вздрогнула, увидев физическим зрением то, что происходило в отсеке ОМП. Юный солдат застыл посреди лаборатории, испуганно оглядываясь по сторонам, что, однако, не мешало держать ему лазерник наизготовку. Беатрис смотрела на него одновременно с двух точек: первая как бы располагалась на высоте ее собственного роста, так, как если бы она действительно могла видеть сквозь стену. А вторая… «Вторыми глазами» она видела мальчишку-солдата лишь по пояс, как мог его «видеть» ограниченный срезающей поле зрения снизу подставкой… ОМП. Она смотрела на него «глазами» мозга Алисы Марш. Юнец был изрядно чем-то напуган. Он судорожно вцепился в свой лазерник, и его указательный палец на спусковом крючке побелел от напряжения.

— Идите скорее туда, — прошептала Беатрис Хаббарду. — Запустите туда кого угодно, только скорее. Мальчишка психует и вот-вот начнет палить во всех без разбору.

Она ухватилась за влажные листья, как за руку друга, и вновь ее сознание раздвоилось: команды Хаббарда доносились до нее словно из дальнего далека. А затем она уже полностью отключилась от реального мира и заскользила молекулой по узким коридорам стеблей, пока не оказалась там, где ее уже ждали родные глаза и губы. От неожиданности Беатрис отпустила стебель келпа, и ее видение тут же стало, мерцая, растворяться на фоне пластальных стенок коридора. Она оглянулась вокруг и осознала, что отплыла от стебля достаточно далеко. Подтянувшись на паре скоб, она вернулась и вновь, уже как утопающий за соломинку, уцепилась за стебель, чтобы вернуться в только что открывшийся ей удивительный новый мир.

«Я не должна поддаваться, — упрямо зудело у нее в голове. — Я должна остановить это! Бен, как ты был прав!»

Ей одновременно было и муторно, и очень хорошо. Она держалась из последних сил, но в то же время подпитывалась энергией из чудесного свежего источника. Умом она понимала, что должна отпустить листья и прервать этот головокружительный полет по зеленоватым туннелям внутри плетей келпа, но с другой стороны, ее репортерская натура влекла ее вперед, к новому, невероятному сюжету. Проскользнув сквозь келпоштекеры, Беатрис оказалась в сетях безднолета, а еще через мгновение — уже на Пандоре. Судорожно вцепившись в стебель, она целиком сосредоточилась на своем полете. Полностью сконцентрироваться ей мешали лишь чьи-то странные стоны и всхлипывания где-то рядом. Беатрис не сразу поняла, что это ее собственные стоны.

И вновь она вернулась на станцию и всего в метре от себя увидела побелевшие от ужаса глаза мальчишки-солдата и его ощеренные, как у загнанной крысы, острые зубы.

«Я вижу глазами Алисы… — подумала Беатрис с содроганием. — Теперь я стала глазами Алисы».

Колдующие над ОМП руки техников заметно дрожали, и с каждым подключенным проводом мозг светился все сильнее.

— Бруд ни о чем таком не говорил! — Мальчишка нервничал все больше и больше. — Что, так и должно быть?

— Не знаю, — дрожащим шепотом отозвался техник. — Хотите прекратить подключение?

Парень растерянно потер лоб и веки. Беатрис знала, что он видит человеческий мозг, уже опутанный сетью подключенных к нему датчиков, кабелей и келпоштекеров. Но сейчас из этой паутины она, Беатрис, смотрела на него глазами Алисы Марш. От напряжения бедняга так взмок, что волосы у него слиплись от пота а на рубашке под мышками расплылись темные пятна.

«Чего он боится? — спросила сама себя Беатрис. — Ответственности или этого странного светящегося мозга?»

Он происходит из островитян, а значит, какие-то отклонения от нормы в физиологическом плане его вряд ли смущают. Покажи обнаженный мозг морянину — и он вздрогнет, а островитянин лишь пожмет плечами и пойдет себе дальше.

— Нет, — наконец выговорил он. — Нет! Капитан приказал подключить эту штуку, невзирая ни на какие обстоятельства. Надеюсь, что связь с ним скоро восстановится.

Парень тороплива отщелкал на кнопках код и приник ухом к переговорнику.

— Капитан, Брюхо на связи! Прием!

В ответ — лишь треск помех.

— Капитан, вы меня слышите?

Выругавшись, Брюхо шагнул к интеркому. Но в условиях невесомости чуть было не пролетел мимо люка. В последнюю секунду зацепившись за скобу, он повис над люком и злобно уставился на технарей:

— Какой код у Контроля над течениями?

— Два-два-четыре, — ответила одна из женщин, не поднимая головы. — Он активизируется и голосом.

Парень отщелкал номер, и из интеркома выплеснулось серебристое сияние. От неожиданности он отскочил, поднял лазерник и щелкнул предохранителем. «Нет! Только не стреляй!» — беззвучно взмолилась Беатрис. И в ту же секунду пролезшая по техническому люку Шорти прыгнула ему на спину. Техники с визгом разбежались, а ошалевший Брюхо принялся палить по интеркому.

И он стрелял до тех пор, пока не кончился заряд. Для Беатрис время словно замедлило свое течение. Вот дуло медленно поворачивается и нацеливается прямо… прямо на нее!

«Так не бывает, — равнодушно подумала она. — Лазерник работает со скоростью света».

Дуло было так близко, что заряд даже не успел полностью выйти из него, как уже коснулся границ окружавшего мозг Алисы Марш сияния. А уже в следующую секунду ствол оказался пустым. Брюхо дико закричал, пытаясь отбросить раскалившийся лазерник, но пласталь прикипела к ладоням и не желала отдираться иначе как с огромными кусками вздувшейся волдырями кожи. Шорти собралась в комок и мощным ударом рук и ног одновременно запустила парня под потолок, где он беспомощно повис, не в состоянии спуститься вниз. Да и не до этого ему было. И все же выстрел лазерника как-то повлиял на поле, излучаемое мозгом, — теперь Беатрис чувствовала себя так, словно оно окружало и защищало ее от всего мира. И ей очень хотелось довериться ему — она больше не испытывала ни малейших сомнений, ни страха.

Ее словно накрыло сияющей сферой, внутри которой царили тишина и гармония. А ладонь Беатрис согревало теплое пожатие друга, нежное и вечное, как свет солнца.

«Это сенсация! — шепнула явившаяся неведомо откуда залетная суетливая мыслишка. — Ты потрясешь весь мир!»

Но Беатрис не откликнулась — она плыла в океане тепла и света. Света, физически ощутимого.

«Это центр. Это — сердце, — лениво текли мысли. — Это… мое сердце».

Перед Беатрис появился люк, и хотя у нее не было ни рук, ни ног, она сумела его распахнуть. А за люком… стоял ее братишка. И ему снова было одиннадцать. Черный от загара, голопузый, он гордо потрясал только что расстегнутым поясом, на котором висела его сегодняшняя добыча — четыре крупные ящерицы.

«Три я обменяю в лавке на кофе, — сказал он, старательно небрежно швырнув одну на стол. — Думаю, четвертой тебе хватит, чтобы заплатить за курс в колледже, а когда понадобится, свистни — я поймаю для тебя еще».

Ей было в то время шестнадцать, но тогда (как и сейчас) она лишь молча застыла, не в силах выразить благодарность словами, и мальчишка шмыгнул на улицу, а оставшиеся три ящерицы глухо зашлепали по его тощему заду.

Люк за ним захлопнулся, а затем… перед Беатрис пронеслась вереница разных люков, отчетливо связанных с тем или иным событием ее жизни. Но были среди них и такие, которые когда-то она так и не осмелилась открыть и потому понятия не имела, что таится за их запорами. Как изменилась бы ее жизнь, переступи она в свое время эти пороги? Но вот перед ней возник простой занавес из шкур, закрывающий дверной проем их первого на твердой земле жилища. И Беатрис недрогнувшей рукой отвела его в сторону. Их первый домик был тоже построен из пузырчатки, но куда ему было до того, в котором они жили прежде! Тот весь светился, чувствуя себя частью огромного организма — острова, а этот был какой-то… мертвый.

Беатрис вошла в тот момент, когда дедушка поднялся, чтобы провозгласить тост, и все члены семьи сидели вокруг стола, подняв бокалы и почтительно ожидая его слов.

«За нашу пчелку Би, успешно окончившую Академию голографии, и за нового заместителя директора „Вечерних новостей“!»

Она очень хорошо помнила этот вечер. Ее личный праздник совпал с празднованием 475-летия прибытия Корабля на Пандору. Уже давно стало традицией отмечать очередную годовщину этого события и всегда оставлять за столом пустое кресло для первопоселенцев. Изначально это место предназначалось Кораблю, но со временем он стал отдаляться, превращаясь в миф, и его место заняли вполне реальные умершие прабабушки и прадедушки.

«Корабль, приземлившись здесь, оказал нам великую услугу», — тем временем продолжал дедушка. Тут же вкруг стола пробежал возмущенный ропот. Оказывается, тогда Беатрис этого не запомнила, и сейчас это ее крайне заинтересовало.

«Корабль скинул нам на головы гибербаки, было такое, — согласился дед. — Но ведь это мы, пандорцы, сумели выловить их из моря и активизировать. И мы с этим справились без всякой помощи извне! И с той минуты мы больше не были жалкими бедняками на жестокой планете — нет! Мы убедились в своей сметливости, сообразительности. Мы поверили в себя! А что до Флэттери — это просто испорченный ребенок, которому нужна хорошая порка. Ты что-то хотела сказать о самосовершенствовании, мать? О вознесении на небеса? Так мы и есть фактор вознесения! И, спасибо Кораблю, мы еще восстанем, чтобы встретить зарю, и небесный свод нас не остановит… Верно, девочка?»

Общий смех отдалился и затих, а перед Беатрис маячил новый люк, похожий на синий драгоценный камень. Он был похож на большинство обычных люков станции, но поперек крышки сияла ярко-васильковая надпись: «Настоящее». Она потянулась к ручке и ощутила шелковистое прикосновение отполированной стали. Глубоко вдохнув, Беатрис распахнула люк и нырнула в него очертя голову.

И вновь голова ее закружилась, как в ее первый визит на орбиту, когда она еще понятия не имела, что такое невесомость. Беатрис чувствовала свое тело, чувствовала его небывалую силу и ловкость и в то же время не видела его. А еще она ощущала присутствие других людей где-то поблизости, но что-то говорило ей, что бояться их нечего. За ее плечом свет стал сгущаться, формируясь в ее тень, а спустя еще несколько секунд эта тень превратилась вдруг во вполне реального Дварфа Макинтоша.

— Беатрис! — воскликнул он, обнял ее и поцеловал. — Теперь я точно убежден в том, что уже умер и нахожусь на небесах.

И Мак от души расхохотался.

— Нет, мы еще не умерли, — возразила она. — Но считай, что уже попали на небеса. Это все из-за келпа и его штекеров, которые ты вздумал подключать к ОМП. Я знаю, что сейчас нахожусь на орбите, но в то же время я сейчас здесь, с тобой.

— Вот-вот, именно келпоштекеры и голопроектор в Контроле обеспечили весь этот иллюзион. Сначала свечение со всех мониторов, потом… Мне показалось, что вся планета полыхает разноцветными радугами. Сначала я подумал, что это как-то связано с варварами, которых Флэттери додумался допустить до сложной техники. Но теперь я более чем уверен, что это связано с возмущениями келпа и коллапсом навигационной сетки. И я сильно подозреваю, что стоят за всем этим твой друг господин Озетт и не менее известная в народе Криста Гэлли.

— Но если и так, то каким образом? Мы же на орбите. И наш келп не имеет контакта с келпами внизу. Это какая-то физическая аномалия, иначе я не могу объяснить то, что мы сейчас оказались вместе. И в таком странном месте.

— Все дело в свете. Раньше келп для общения использовал химический обмен. А теперь мы сами научили его пользоваться светом. Я поставил у себя голопроектор, надеясь найти контакт с келпом, а он обскакал нас на несколько веков и обрушил свое мировосприятие на наши неподготовленные головы. Он просто берет свет, расщепляет его по желанию, переводит в электроны или же химические молекулы, а затем лепит из него любой материальный объект. Наши криптографы когда-то ознакомили меня с таким феноменом — «цифровая кодировочная система». Но, впрочем, ты знаешь о голографии намного больше, чем я, и посему тебе лучше знать, что нас ожидает.

— Но если ты прав, если все это лишь голообразы, созданные келпом, то он научился использовать волновую структуру света на практике. Нам придется крепко держаться друг за дружку, коль уж мы с тобой не более чем две голопроекции. Хотя… келп мог найти пути и в другое измерение.

— Вы правы, — раздался приятный женский голос. — Мы являем собой реальную реорганизацию света в материю. И отныне можем проникать всюду, куда только доходит свет.

— Кто вы? — спросила Беатрис. — Вы… Аваата?

В ответ она услышала мелодичный смех, легкий, как лунный луч, резвящийся на поверхности подернутого рябью пруда. Окружающее сияние сгустилось в третью фигуру. Эта женщина была настолько бела и настолько ярко светилась, что ее конуры едва угадывались на фоне ослепительного серебристого сияния. И все же Беатрис сразу же узнала ее.

— Вы Криста Гэлли, — выдохнула она и оглянулась в поисках Бена, но их по-прежнему окружала сферическая световая стена.

— Не волнуйтесь, Беатрис. Бен и Рико со мной. И в такой же безопасности, как вы, доктор Макинтош и весь экипаж орбиты. Но они сейчас созерцают лишь наши коконы, оболочки, а то, что присутствует при нашей с вами встрече, — это и есть подлинная суть каждого из нас.

— Но я же вижу и слышу вас! — возразил Мак. — И мы с Беатрис чувствуем друг друга.

Криста рассмеялась, и Беатрис вдруг ощутила непреодолимое желание расхохотаться. Но все же сумела это желание в себе подавить.

«Вот теперь я в безопасности, — опять завиляла хвостом очередная мыслишка. — Ни Флэттери, ни Бруд здесь до меня не доберутся».

— Да, здесь мы в полной безопасности, — согласилась Криста.

Только сейчас Беатрис поняла, что в этом странном месте ее мысли другие слышат так же отчетливо, как и слова.

«Да можно ли это назвать местом? А как иначе?»

— Да, это место. И в нем гармонически сочетаются «кто», «когда» и «где». Вообще-то это его координаты. Доктор Макинтош, вы, должно быть, заметили, что свет как бы уплотнился? Это защитная реакция нашего сознания на непонятное ему явление. Наше подсознание влияет на развитие событий. И порой совершенно невероятным образом. Скажите, вы видели много люков или только один?

Беатрис обернулась к Маку и с удивлением увидела, что он, вместо того чтобы дать прямой ответ, озадаченно смотрит на свои скафандроперчатки.

— Да, их было много, но…

— И один из них напомнил вам о чем-то настолько приятном, что вы поддались искушению и открыли его?

— Да, и был сражен наповал.

— Как и я, — вмешалась в разговор Беатрис. — Но сначала эти люки привели меня… в мое прошлое. В прошлое моей семьи.

— Аваата любит успокаивать людей. Она всегда найдет для начала спокойный уютный уголок, дающий вам возможность расслабиться. Вас ведь недавно изрядно напугали. Аваата не хочет вас пугать. Ей нужна ваша помощь. Ваши консультации.

— Консультации? — Беатрис протянула руку, надеясь ухватиться хоть за что-то материальное. — И что же, вы думаете, я могу предложить ей после всего, что увидела здесь?

— Сами поймете. Отнеситесь к этому как к передаче «Боя с Тенью», но имеющей канал передачи на весь мир. Сегодня мы собираемся сделать звездой репортажа Флэттери. Пусть на него посмотрит вся планета. Ну а дальше-то что?

— Дальше — просто. Надо остановить людей. Пусть не убивают друг друга, — вмешался Мак. — Поскольку далеко не все доберутся персонально до него, остальные набросятся на его машины и на тех, кто представлял его власть. Но если это начнется, то мы все вновь окажемся в опасности. Это и Авааты касается. Физическое уничтожение Флэттери может обойтись нам гораздо дороже, чем вы думаете.

— Да, но у нас теперь есть потрясающий способ! — восхитилась Беатрис. — Он просто неправдоподобно всемогущ! Мы можем использовать его как божью весть, как чудо!

— Я видел на мониторах, что все становища келпов на планете полыхают огнями, — перебил ее Мак. — Так, значит, это происходит на самом деле?

— Да, — кивнула Криста, — так и есть.

— Но в таком случае внимание всего мира сейчас приковано к этому феномену, верно? Любой бросит все дела ради того, чтобы хоть недолго поглазеть на такие чудеса.

— Мои люди не глазеют, а любуются, — раздался из-за световой завесы новый голос. — Они бежали из Калалоча в панике, а теперь стоят и насмотреться не могут.

И свет вновь сгустился в тень и, в один миг обретя трехмерность, оказался молодым мускулистым рыжеволосым мужчиной. И хотя Беатрис впервые в жизни увидела Калеба Нортон-Ванга, она в ту же секунду осознала, что знает всю его прошлую жизнь так же хорошо, как он знает все о ней. А в следующую секунду поняла, что и Мака с Кристой Гэлли это касается.

«Теперь они все обо мне знают», — подумала Беатрис, и улыбка Мака подтвердила то, что в данную минуту он слышал и разделял ее мысли.

— Теперь мы все части Авааты, — объявила Криста Гэлли. — Как, впрочем, и многие другие. Но мы с вами флагманы. Вы, доктор Макинтош, до сих пор считали, что я лишь кукла, созданная келпом. До сегодняшнего дня я сама не знала своей истории. Жизнью своей я обязана Аваате, рождением — человеку, а чувством ответственности и за того, и за другого — им обоим. Разве ныне мы не обладаем общим сознанием?

— Так и есть, — согласно кивнула Беатрис. — Но Флэттери необходимо остановить. Необходимо остановить развязанные им братоубийственные войны. Но сумеем ли мы справиться, не спровоцировав новые смерти?

Она запнулась, вновь переживая свое противоборство с Неви на пляже. И вдруг ей открылась еще одна прежде не использованная возможность, дарованная все той же Аваатой: все они могли говорить одновременно, и тем не менее она успевала услышать каждого в отдельности и мысленно обработать информацию.

Калеб: — Я могу говорить посредством келпа со всеми своими сторонниками… Вспомните, что вытворяла Аваата, когда Неви искал вас. Да кто сумеет устоять перед суперголограммой на все небо?

Криста Гэлли: — Я вовсе не собиралась сражаться с Неви. Я присутствовала там как свидетельница — не более того. Это все дело рук Рико и Авааты. Но, заметьте, ни один из них не использовал другого для достижения своих целей.

Калеб: — Принимаю ваши комментарии (легкий поклон) и прошу сообщить мне, как можно поскорее договориться с Аваатой.

Криста: — Мы сами начали с того, что просто искали с ней контакт. У каждого из нас были свои причины, но все они привели нас на одну тропу. Там, где есть келпы, Аваата может проецировать все, что ей вздумается. И, как вы уже успели убедиться, получается у нее отменно — мы не просто голопроекции, мы можем коснуться друг друга и ощутить прикосновение!

Мак: — Наша главная проблема — Флэттери. С ним и раньше-то было нелегко договориться, а теперь, когда он почувствовал себя императором целой планеты, он возомнил, что имеет исключительное право на судьбоносные решения. Он параноик, а это значит, что он окружил себя капканами и ловушками на случай внезапной атаки. И не стоит забывать о том, что он профессиональный психоаналитик. И наверняка сумел создать не только физический пояс защиты, но и психологический. Однако, если он умрет, вместе с ним умрут и Аваата, и все люди на планете. А значит, мы не можем позволить ему удариться в панику и натворить невесть чего.

Калеб: — А почему бы Аваате не покорить его, как она… покорила нас? Он вовсе не похож на типичного самоубийцу, а значит, у нас еще есть время.

Криста: — Ты спрашиваешь, почему Аваата не может включить его в себя, как включила нас? Но у него нет ни одного гена келпа. Сама материя его отторгнет.

Калеб: — А если она его притянет?

Беатрис: — Или келп потянется к нему? Это вполне возможно. Есть ведь еще и заваатане…

— Да! — прогудел хор голосов со всех сторон. — Да, еще есть и заваатане…

И тут световой занавес раздвинулся, и Беатрис увидела под ногами измученный, исстрадавшийся Калалоч. Она плыла над ним на огромной высоте, подгоняемая порывами свежего ветра.

— О Беатрис, ты вошла в контакт с дирижабликом! — прозвенел рядом голос Кристы. — Да воссоединим мы руки в Аваате, чтобы отправиться вместе с ней.

Беатрис уже совсем не чувствовала своего тела, растворившегося в серебристом сиянии, однако явно ощущало ласковое пожатие Мака и твердую руку Калеба, взявших ее за руки. Но все это было где-то далеко, на втором плане. Главным сейчас было ее вольное парение над резиденцией Флэттери.

А за ней плыли еще три дирижаблика, и все они расправили паруса в традиционном приветствии.

Она направилась прямиком к тому месту, что еще хранило следы недавнего взрыва других дирижабликов. По руинам ползали сотни людей, но большинство из них было одето в форму персональной охраны Флэттери.

— Мы должны добраться до Флэттери раньше всех других, — прозвенел голос Кристы. — Если его убьют, ни для кого из нас не останется ни малейшей надежды.

Беатрис стравила воздух из пузыря и плавными кругами пошла на посадку. Кое-кто из людей поднял голову. Но ни один и не подумал не только стрелять в нее, но даже целиться.

«Все на поверхности планеты теперь едины, — подумала она. — Взрыв дирижаблика — это самоубийство. И все это понимают».

Но ведь у Флэттери вполне могли остаться верные солдаты. А если это засевшие в горах снайперы?

Опустившись почти до двухсот метров над бывшей Теплицей, Беатрис только сейчас заметила несколько десятков снующих туда-сюда людей в оранжевых комбинезонах. Их было больше сотни, и все они принадлежали… к заваатанскому клану дирижабликов. Монахи разыскивали гнезда нагульников и помечали их оранжевыми флажками.

«Но ведь таким образом они показывают людям подземные ходы в резиденцию Флэттери. Нам нужно попасть туда прежде них».

— Отлично! — раздался рядом ликующий голос Мака. — Даже если мы не сумеем его отловить, он полезет по одному из своих тайных туннелей. Вот тут-то мы его и перехватим и направим прямо в бархатные лапки Авааты!

Остальные три дирижаблика, плывшие метрах в пятнадцати позади Беатрис, тоже были гигантами и тащили в щупальцах куски базальта для балласта.

Отсюда, сверху, открывался отличный обзор. И она видела одуревшие от чувства свободы стада домашнего скота Флэттери. Экзотические, легендарные животные с Земли. Их кормили и лелеяли в ущерб голодающим, и все же Беатрис ни на секунду не пожалела, что животные спаслись.

«Найдутся люди, которые сумеют позаботиться о них не хуже Флэттери, — подумала она. — Бен, как всегда, был прав: это не столько склад живой пищи, сколько бесценный банк генов».

Она плыла уже так низко над землей, что не могла не заметить машущих ей руками и выкрикивающих приветствия монахов в оранжевых комбинезонах. Кончики ее длиннейших щупалец коснулись верхушек вихи, и ей не понравилось это ощущение. Но все же даже так близко к земле, где возможность маневрирования была существенно снижена, ее дирижаблик не испытывал ни страха, ни сомнений.

«Не пугайся, человек, — тут же донесся до нее беззвучный шепот Авааты. — Пусть конец этого мешка со спорами послужит сигналом начала нашей общей жизни на Пандоре».

— Что ты называешь концом?

«В отличие от людей, мы разрушаем себя. Без инициирующего огня наши споры разносит ветер, но они бесплодны, ибо ничто не спалило их оболочку».

— То есть ты хочешь сказать, что, пока не взорвешься, твои споры стерильны?

«Да. Нам не хватает сил на регенерацию. Но отныне я буду жить еще и в тебе… А теперь поспеши. И остальные тоже должны поторопиться. Найдите для каждого щупальца свой ход и разыщите Флэттери. И тогда Аваата… Аваата…»

Беатрис показалось, что балластный камень рухнул ей на грудь — так закололо сердце. Она медленно погрузила свои щупальца — одно за другим — в норы, помеченные заваатанами. Остальные три дирижаблика шумно выпускали водород из своих мешков где-то рядом.

— И на что это похоже с их точки зрения? — спросила она у остальных. — На мать, которая душит своего ребенка, чтобы он криком не выдал всю деревню?

И она вновь полностью погрузилась в чувства дирижаблика. Десять щупалец — это как десять пар глаз. Шкура умирающего воздухоплавателя слегка флуоресцировала, и люди, суетящиеся внизу, при этом свете напоминали крыс, мечущихся в закрытой комнате. Навстречу ей устремились взгляды. И не только взгляды — но и острые, как иглы, зубы. Но ее щупальца упорно продолжали лезть в норы, несмотря на боль от укусов и на ссадины от рытья.

— Я не могу! — истерически воскликнула Беатрис. — Они кусают меня прямо в лицо! Эти отвратительные маленькие твари, они…

— Послушай меня, Беатрис, — раздался сбоку спокойный голос Мака.

Но ведь он, хоть и был рядом, не мог видеть этих… гадостных созданий, которые грызут и грызут, впиваются и впиваются… Она даже глаза закрыть не может, потому что дирижаблик имеет столько глаз, что их не закроешь все разом…

— Беатрис, ответь мне, — взмолился Мак. — Прошу тебя, не исчезай. Я здесь, рядом. Мы все рядом. Мы все держимся за руки, и нас ведет Аваата. А ты сейчас находишься на орбите и сжимаешь в ладони несколько листьев. Неужели ты не чувствуешь, что я с тобой? Я рядом с тобой!

Мака сменила Аваата, но ее голос был похож на голос Алисы Марш: «Помни, что ты держишься за руки, даже если не ощущаешь этого. И когда ты повествуешь о своем, напомни другим, что все вы держитесь за руки. Пожатие двух рук не менее значимый символ, чем сжатая в кулак одна рука. Выбирай, куда ты пойдешь. Аваата одним прикосновением обучает тебя. Она использует для этого химические соединения. Иные называют ее способ учебоинъекцией. Но человечество выживет только в том случае, если сохранит память о своих мифах, легендах и символах».

Беатрис чувствовала присутствие Мака. И прежде давивший на грудь камень куда-то делся. Теперь она дышала в полную силу и дивилась тому, что, оказывается, дирижаблики тоже дышат!

«Мы… скорее похожи на вас, чем не похожи… — прошелестел в мозгу голос кого-то очень родного. — Мне очень нравится о-очччень глубокий вдох… когда ты настолько свободен, чтобы успеть его сделать…»

А бегуны-нагульники времени даром не теряли — они грызли, ели, обкусывали… и ее лицо саднило от укусов…

— Они грызут щупальца дирижаблика, — напомнил ей голос.

— Я приземляюсь, — сообщила Криста Гэлли.

— Я тоже, — отозвался Калеб. — А теперь хватаем его за задницу!

Норы были все же слишком узкими, чтобы бегуны могли применить свой излюбленный маневр и напасть все скопом. А сверху на них давила масса щупалец дирижаблика, и все, на что они были способны, это вернуться на метр-два назад и укусить незваного гостя побольнее. Беатрис погрузила десять щупалец в норы в камне почти наполовину, как вдруг ощутила, что добралась до пустого пространства. И там она увидела такое… Даже изгрызенные до мышц щупальца были способны видеть. И они рассказали ей о…

Из ее груди вырвался вздох восхищения.

Сад был невероятно прекрасен, и Беатрис в первое мгновение подумала, что это бред умирающего дирижаблика. Но движение ринувшихся в заросли испуганных реальных животных вернуло ее на землю. Точнее — под землю. Она слышала стоны своих попутчиков, все еще пробиравшихся сквозь норы нагульников, и всеми силами пыталась успокоить их, концентрируя внимание на самом прекрасном в ее жизни саде.

— Вы уже почти у цели, — шептали ее губы. — Не сдавайтесь, вы почти у цели.

Ее израненные щупальца (а может, лицо) нежно гладила листва неведомых деревьев. Стены пещеры были сплошь покрыты ковром вьющихся растений и мягчайшего моха. Она не могла остановить изливавшийся из нее поток света, даже если бы захотела.

До нее словно издалека доносились крики. Кричал мужчина, чьи руки были съедены бегунами до костей. Беатриса тут же увидела его. Он был старше ее и пытался загнать взбудораженных бегунов в свой сачок. А уже в следующую секунду его захлестнула лавина копошащихся телец, и крики о помощи заглушило шуршание жвал.

Тут же на готовенькое явилась парочка крупных кошек. Но хотя они были сильнее и больше рвачей, это им не помогло. Да и кто мог противостоять бесконечному потоку изливающихся из тридцати ближайших нор нагульников? Даже солдаты с лазерниками явились в их царстве на мгновение — и вот их уже не стало. Правда, оружие осталось в целости и сохранности — бегунам пласталь не по вкусу.

И тут из пруда в центре сада вынырнула амфибия, которая не могла принадлежать никому, кроме Флэттери. «Вынырнула» — это мягко сказано: она выскочила на поверхность, словно получила под водой хорошего пинка. Беатрис поняла, что ей здесь больше делать нечего. Лучше вернуться в нежные светлые объятия Алисы Марш, чем смотреть на всякие ужасы!

Загрузка...