ФАКультатив

Глава 13. Никита. Семь месяцев назад

Как же я обалдел, когда вышел из ванной и наткнулся на Василевскую! Она едва стояла на ногах, но поперла на меня как танк с пьяным экипажем и целью на саморазрушение.

— Ты! — она ткнула меня пальцем в грудь. — Ты… ик… фэб-бээровец!

— Кто?! — вот уж не думал, что меня когда-нибудь так назовут!

— FIB, — по буквам проскандировала она, потратив все силы на этот чирлидерский выкрик, а потом, будто ее кто-то выключил, завалилась прямо на меня. Я едва успел подхватить ее под руки. — Вообще-то, правильно писать FBI.

Ах, вот оно что!

— Ты во всем разобралась, детектив, — не знаю почему, но ее умозаключения рассмешили меня, грудь сотрясалась от хохота. Только саднящая губа болела, не позволяла улыбнуться во весь рот. — Но эта аббревиатура означает совсем другое.

— Да?

— Да, это первые три буквы от известной фамилии Фибоначчи. Последовательность есть такая.

— О, — только и сказала она и, подняв голову, заглянула мне в глаза. — Ты ботан что ли?

— Самый топовый, — я ничего не мог поделать с собой, продолжал веселиться.

На одно чертовски долгое мгновение мне показалось, что она с интересом рассматривала меня, но тут в ее глазах мелькнули искры страха.

— Меня сейчас вырвет, — с мучительным стоном, девушка отпрянула от меня и побежала в туалет.

Рвало ее, конечно, знатно! И как в маленькую, хрупкую девушку вместилось столько алкоголя? Мне стало жаль ее, когда она надсадно захрипела и свалилась перед унитазом на колени.

Я подошел к ней и, как в банальных американских молодежках, поправил ее волосы, собрал их в руке и держал, чтобы она не запачкала их, пока ее вовсю выворачивало.

— О, чтоб я еще раз выпила! — захныкала девушка. — Ненавижу блевать!

— Да, приятного мало, — угораздило же меня отказать одной соседке после ее откровенного соблазнения и застрять в туалете с другой, пьяной вдрабадан.

Марьяна, кажется, прекратила извергать из себя алко-Ниагару. Она обессиленно отползла в сторону и села, опершись спиной о стену. Затем расстегнула спортивный блейзер и начала обмахивать лицо:

— Жарко-то как…

Меня и самого замутило от ее измученного вида. Я смочил полотенце и протянул ей, чтобы она могла вытереть лицо и рот.

— Тебе воды принести?

Девушка моргнула, опомнившись, и оглядела меня расфокусированным взглядом.

— А, фэбээровец, — скучающе протянула она, — да, от воды не откажусь… голова болит смертельно!

— Посмотрим, что можно сделать.

Я вышел из ванной, втянув через ноздри воздух, пусть и пропитанный парами кальяна и алкоголем, но хотя бы не кислым запахом рвоты. Вспомнить бы зачем я в это все ввязался…

Уверенный, что девушка никуда не денется, я метнулся на кухню. Народ веселился, смеялся, танцевал, устраивал игры. Кто-то перебрался из дома во двор и уже плескался в бассейне. Егора не было видно на горизонте, должно быть уже подцепил себе подружку.

Я сосредоточился на поиске таблеток, порылся по шкафам и к своей удаче нашел целую банку «Полисорба». То, что надо!

Быстро вернувшись к Марьяне, я напоил ее водой и двойной дозой абсорбента. Она была в состоянии близком к отключке, но упрямо копалась в своем мини-рюкзачке, выудила из него какие-то таблетки и собралась выпить одну

— Погоди, не пей, — предупредил я.

— Почему? — она едва шевелила губами, вот-вот вырубится.

— Потому что в тебе абсорбент, он вытягивает из организма все лишнее, как губка и если ты примешь лекарство, оно почти не попадет в кровь…

— Ты точно ботан, — ворчливо протянула она и не послушавшись, закинула одну таблетку в рот, а потом, нагло глядя в мои глаза взяла и приняла вторую.

Я закрыл лицо рукой. Хотелось ее отшлепать. Она умела бесить!

При мысли о том, чтобы реально ее наказать у меня в горле пересохло. С трудом сглотнув, я обвел девушку взглядом, впервые заметив, что на ней полупрозрачный топ, через который просвечивается симпатичный бюстгальтер с ярким цветочным принтом. Мило. Я пялюсь на практически бесчувственную девушку. Надо бы созвониться с психологом.

— Ты так на меня смотришь, как будто хочешь одновременно и убить, и трахнуть, — ее тон был по-прежнему скучающим, уставшим и скептическим, что было довольно обидно.

— А твои дедуктивные способности вышли из чата, — я решительно подошел к ней и поднял, поставив на ноги. — Единственное, что я хочу с тобой сделать это отвезти домой, цветочек.

— Цветочек?

— Тебе не нравится?

— Ванильно как-то… я не люблю ванильности.

— Тогда это определенно твое погоняло, цветочек! Такую как ты нужно лечить только ванилью!

Я поддел пальцами капюшон за ее спиной и одним движением демонстративно надел ей его на голову, чтобы отсечь любые попытки к возмущениям.

— Лечить? Я что, больная какая-то?

Я перехватил с ее рук игрушечный рюкзак, накинул его на свое плечо, а потом поднял Марьяну на руки и вынес из ванной. Ничего не ответил. Не мог же я лишний раз напоминать ей насколько сильно она была… нет не больна, скорее изранена, сломлена и убита горем, и что я изо дня в день являюсь свидетелем ее мук перед пустым мольбертом.

Я разыскал запасной выход и понес совершенно не сопротивляющуюся девушку на парковку. Она быстро вырубилась, кажется еще до того, как оказаться в машине.

— Черт! Черт! — Марьяна резко очнулась, подпрыгнула на пассажирском сидении и обеими руками вцепилась в панель перед собой. — Остановись!

Я чуть потолок башкой не пробил от испуга. Секунду назад она была в тотальном отрубе и вдруг подскочила, заорала, как ополоумевшая. Я резко сбавил скорость, съехал на обочину и затормозил. Если ее снова затошнило, то я надеялся, что она сдержится и не сделает этого в дедушкиной тачке.

Марьяна выскочила на улицу и отбежала в сторону. Мы были за городом, еще не доехали до нашего массива. Здесь был огромный овраг с густо растущим лесом, именно из-за этого природного ландшафта приходилось каждый раз делать огромный крюк из города домой, объезжать его и терять на дорогу минут десять. Я поспешил за девушкой, волнуясь за нее. Не хватало еще бегать за ней там, где даже волки гадить боятся.

Марьяна остановилась на самом краю оврага и, обхватив себя руками, затряслась.

— Хэй, — осторожно позвал я, подходя ближе. — Ты как? Тебе снова плохо?

Я подал девушке бутылочку воды, которую прихватил с собой из дома Власовых.

— Прости, — она помотала головой, растирая свои руки, согревая себя. — Кошмар приснился. Я в нем как-раз в машине ехала. Мне часто снится такое…

Боль, звучавшая в ее голосе, передалась и мне и поползла по коже, словно слабая трещина по стене. Я снял с себя легкую джинсовку и накинул ей на плечи. Марьяна вздрогнула от этого прикосновения.

— Извини, — я не знал за что именно просил прощения, как и в целом, понятия не имел, что делать: позвать ее обратно в машину или дать ей возможность побыть здесь?

В итоге я просто встал рядом с ней, сложив руки в карманы брюк, и пялился вперед, на макушки деревьев.

— Поговаривают, что в лесу видели дикого кабана, — не знаю зачем я это сказал, наверное, просто хотел заполнить тишину отупляющей болтовней.

— Ты что, боишься?

— Нет, — я пожал плечами, — просто не хотелось бы закончить, как Роберт Баратеон.

— Зачёт за сериальчик, — кажется, я услышал, как она тихо усмехнулась. «Вау, я заставил ее улыбнуться!» — я мысленно похлопал себя по плечу. — Но бояться надо не животных. Бояться надо людей. Они могут делать вещи, пострашнее самого опасного зверя…

— Мне жаль.

«Что тебе пришлось в таком возрасте столкнуться с истиной этих слов» — договорил я про себя.

— О чем ты жалеешь, фэбээровец? — каждый ее легкий смешок — как бальзам на душу.

Марьяна положила голову мне на плечо, отчего я сначала напрягся, но приняв этот жест, как знак ее доверия, расплылся в довольной гримасе. Насколько позволяла моя разбитая губа.

— Жалеешь, что столкнулся со мной в ванной? Уверена, что у тебя были другие планы на эту вечеринку.

— Не было особо планов.

— Ага, как же! Знаменитый Фиб! Девчонки, небось, текут от одного твоего имени.

— Эм, не то, чтобы я проверял…

— Только не говори, что пришел на вечеринку просто посмотреть! — хмыкнула девушка.

— Меня уговорили пойти, — я вспомнил щенячий взгляд брата, который был убежден, что мне позарез нужно лишиться сегодня девственности, найти легкодоступную девушку с опытом и…

Я согласился пойти, но не за этим, а просто чтобы брат перестал меня донимать своим «хорошим предчувствием».

— А знаешь, я хотела с кем-то перепихнуться сегодня, — призналась Марьяна. — Но у пива и еще каких-то коктейлей во мне были другие планы.

— Ты лучше не злоупотребляй, ты худая и мелкая, такую девчонку может и с бокала срубить.

— Ты сексист, — притворно насупилась она.

— Ну а что? То, что было в тебе сегодня, точнее его количество, меня бы вообще убило! — улыбнулся я, поймав себя на том, что мне понравилось ее подначивать.

— Не верю. Ты же вон какой: высокий и… — она повернулась ко мне лицом и пощупала мои руки и плечи. — Ого и крепкий!

За нами мерцали огни ночного города, трасса пустая, а впереди простирался широченный овраг, честно говоря, не вызывающий ничего кроме мурашек. Никогда не думал, что застряну тут наедине с девушкой, которая при этом начнёт меня щупать и рассматривать коварно и оценивающе.

Что-то случилось сегодня с моими соседками. На вечеринке, от которой я был вообще не в восторге, Аня Сорокина ни с того ни с сего вызвалась обработать мою губу. Я и глазом не успел моргнуть, как оказался в ванной со спущенными штанами. Не знал, что симпатичная старшекурсница из дома напротив окажется больной нимфоманкой. Мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы надеть штаны обратно и вежливо объяснить ей почему добровольно отказываюсь от минета. Это было довольно сложно, потому что я и сам толком не понял этих причин.

И вот теперь вторая соседка смотрит на меня с откровенным интересом. Егор был прав на счет моего сегодняшнего «фарта».

— У тебя что-то вроде внутренней истерики, фэбээровец? — она подняла руки вверх, извиняясь, и как будто бы снимая с себя ответственность за мой ступор. — Ты очень симпатичный. Я просто дала фантазии развиться, чтобы заглянуть куда она меня приведет.

— Типа, как Доктор Стрэндж?

— О, точно! Обожаю его! Мой любимый Мститель. А у тебя?

— Эм, не знаю. Халк.

— Он же ботаник! — она осеклась и зыркнула на меня не без тени смущения. — Ой, ну да, теперь я понимаю. Да, классный персонаж.

— Не щади меня.

Я не мог удержаться от улыбки. С ней было весело, она оказывается может не только грустить перед пустым мольбертом на балконе. Хотя, откуда мне знать, другой-то Марьяны я и не видел.

— Ты же не собираешься домой, я так понимаю? — я вдруг подумал, что можно воспользоваться возможностью познакомиться с ней поближе и сразу же вспомнил про плед в багажнике. Главное, чтобы эта сумасшедшая не поняла меня превратно.

— А сколько сейчас? У меня телефон сдох. Мне сказали вернуться к полуночи.

— Типа, как Золушке? — я колебался идти ли за пледом или нет, но желание остаться с ней наедине пересилило все остальное. Я жестом попросил ее подождать и сгонял за свернутым пушистым недоразумением, которое дедушка вечно возил в машине. Я расстелил его на траве под удивленным взглядом соседки и предложил ей сеть.

— Еще только десять, не бойся, я тебя вовремя привезу. Ехать пару минут.

— Откуда ты знаешь где я живу?

Тревожный звоночек: она меня не узнала и не знает, что я ее сосед. Я повел себя нелогично и совершенно иррационально, соврав ей:

— Ты сама сказала, до того, как отключиться.

— Да? — она нахмурилась, силясь вспомнить, но махнула рукой. — Видимо, я и правда могла.

Во мне появилось первое зерно сомнения: а хороший ли я человек на самом деле?

Я сел на плед. Марьяна вернула куртку, накинув ее мне на плечи, а сама начала устраиваться у меня между ног, придвигаясь спиной к моей груди. Я наблюдал за тем, как она копошилась:

— Что ты делаешь?

— Ищу точку комфорта. Я всегда гнездюсь, прежде чем найти удобное положение.

— Как курицы, — у меня сейчас губа треснет от улыбки.

— Или как собаки.

Если она не прекратит ерзать у меня между ног, ей в спину кое-что упрется. Уверен, это будет как минимум неудобно. Для нас обоих.

— Обними меня, — потребовала она, — нам будет тепло друг от друга.

— Х-хороший план, — прочистив горло, ответил я, обнимая ее за плечи.

Мы поболтали о кино, о новых сериалах. Марьяна не была в кинотеатре больше полугода, и я был близок к тому, чтобы пригласить ее пойти в со мной. Мы ставили друг другу любимые треки на моем телефоне и слушали, просто пялясь во мрак ночи. Я получал неописуемое удовольствие от общения и жалел, что не подружился с ней раньше.

— Я рада, что мы остановились и не поехали сразу домой, я даже протрезвела. — Марьяна подтянула к себе ноги и обняла свои колени, положив на них подбородок. — Хотя, согласна, лес выглядит жутковато.

— Да, романтики ноль, — согласился я, почему-то усмехнулся.

— Мне сейчас меньше всего нужна романтика, — в ее голосе появилась грусть.

Я знал, что она имела в виду, но был совершенно с ней не согласен. Как-то дедушка сказал, что эта девчонка осталась сиротой. Я не знал каково это, но должно быть очень паршиво. Мы с Егором сами уехали от родителей, выбирая жизнь без них, а у нее такого выбора не было. Это несправедливо. Никому не пожелаю ее участи. Я невольно прижал ее к своему телу и уткнулся носом в ее затылок.

«Нет, цветочек, тебе нужна романтика, ты просто об этом еще не знаешь!»

— А чего тебе тогда хочется, Марьяна?

Она повернула ко мне лицо, а я залип на очертании ее губ: слегка припухлых, но четко очерченных. Такие бы целовать и целовать…

— Прикольно, что ты в курсе, как меня зовут, а я не знаю твоего имени.

— Его никто не знает, — я нарочно придал мистики своему голосу, чтобы не выдать растущую заинтересованность ею.

— А почему ты скрываешься?

— Как-то само вышло. В зоне, где можно находиться только участникам, меня довольно быстро оставили в покое, потому что общение мешало мне сосредоточиться, а к зрительским трибунам я не выхожу.

— Это что-то с самооценкой? Или ты просто социопат?

— Ни то, ни другое, — усмехнулся я. — Не знаю, я уже начал это, и пока меня все устраивает. Может, в следующем сезоне я запишу в список участников свое настоящее имя, а, возможно, не буду вообще выступать.

— Почему?

— Пока не знаю, как заставить тачку выехать из 15 секунд, с этим временем мне не победить.

— А что это значит «выехать из 15 секунд»?

— Трасса равна 402 метрам, машина разгоняется со старта до финиша с определенным временем. Чем меньше время, тем больше вероятности победить.

— Можно и не соревноваться ни с кем, если знаешь, что твое время никто не перебьет.

— Если бы все было так просто, — я улыбнулся, понимая, что она не только красивая, но еще и умная. — Есть человеческий фактор. Водитель может, например, перенервничать, поздно стартовать, не попасть в передачу, если у него коробка передач. Много всего может пойти не так. Обыкновенный выбор колес очень важен. Если будет плохая сцепка с асфальтом, это даст худшее время. А если трасса мокрая — это вообще меняет все! Даже сильная машина с мощным мотором может проиграть середнячку.

— Ого! Как много нюансов! — Марьяна выглядела заинтересованной. — А я думала «просто сел и быстро поехал».

— Ну, сядь и поедь! — посмеялся я, а Марьяна зацепилась за мои слова.

— А можно?

Она покосилась на дедушкин старенький Солярис. Нет, эта машина не выдержит никаких перегрузок. Я представил Марьяну за рулем своего Фольксвагена, на который я копил, кажется, всю свою жизнь и вдруг понял, что меня не бросает в ужас этой идеи. Да, думаю, я вполне мог бы позволить ей покататься и возможно дать несколько гоночных советов.

— Я обязательно устрою тебе урок вождения, но не сегодня, — жаль было осаждать ее порыв. — В тебе сейчас коктейли.

— Не правда, уж ты то точно видел, что я от них уже давно избавилась! — с улыбкой возмутилась она.

— Не заставляй меня передумать, женщина, — предупредил я, чувствуя волнение, когда она повернулась и потянулась к моему лицу.

— Знаешь, я могу быть довольно настойчивой, если захочу, — ее губы оказались в опасной близости от моих.

— Не сомневаюсь, — тихо прошептал я, вспоминая о своей разбитой губе.

Она рассматривала мою рану, нахмурившись.

— Ненавижу этого богатенького пижона за то, что он тебя ударил, — проворчала она, нежно касаясь моей раны кончиками пальцев. Я прерывисто вздохнул, ощущая, как по всему телу пронеслась теплая волна предвкушения.

— Больно?

Я помотал головой. Мои глаза встретились с ее, и она проговорила чужим, извиняющимся голосом:

— Хочу тебя поцеловать, но… от тебя пахнет рвотой.

— Вообще-то, это от тебя, цветочек, — прошептал я, с трудом сдерживая смех, когда она смущенно отпрянула от меня, дыхнула на свою ладонь и сморщила нос.

— Жесть! — всплеснула она руками и вдруг, взглянув на мои часы, суетливо засобиралась. — Надо ехать домой, меня Даниловы прикончат. Если они вернулись со своей вечеринки раньше меня, то обязательно меня хватятся. Дядя Паша обещал поехать за мной, если я не вернусь.

Я поднялся на ноги, чувствуя тоску по приятному теплу ее тела. Было почти двенадцать. Я не мог поверить, что два часа пролетели незаметно.

Марьяна помогла мне собрать плед и поспешным шагом направилась к машине. Она всерьез переживала на счет того, что ей может влететь за опоздание. Я не стал медлить, быстро усадил ее в тачку и поехал домой.

По пути я порылся в бардачке в поисках жвачки, но помимо нее и еще каких-то документов из бардачка прямо ей на колени выпала раскрытая пачка презервативов. Егор, блин! Машина деда, ну ни стыда, ни совести!

Глаза Марьяны широко распахнулись, она повернула голову на меня и часто заморгала.

— Это… — попытался объяснить я, но слова забыл.

— Неплохой подкат.

Она прыснула от смеха, и я тоже улыбнулся.

— Уберем это к чертовой бабушке! — я затолкал коробку в бардачок и захлопнул. Хорошо, что было темно, и она не видела, как раскраснелось мое лицо.

— Для человека, который не любит внимание… там довольно большая пачка, — потупив глаза, проговорила Марьяна.

Мы уже вывернули на улицу, на которой, между прочим, жили оба. Я оставил машину на общей парковке, потому что понятия не имел, куда запропастились ключи от шлагбаума. Да и это выглядело бы странно, если бы я взял и открыл его прямо перед Марьяной.

— Тебе сильно влетит? — я заметил Данилова у порога их дома, он собирался и уже выходил к своей машине.

— Не знаю, — она пожала плечами, — может, и не влетит. Мне просто не хочется их подводить.

— Тогда притворись, что ты в отключке, я тебя донесу.

Марьяна не успела ответить, я уже вышел из машины, открыл пассажирскую дверь и, заговорщически подмигнув, подхватил ее на руки.

— Ты меня донесешь? — шепнула она, не сопротивляясь.

— Я же Халк, — шикнул я. — Тшшш, спи давай!

Данилов заметил нас и прекратил собираться.

— Ох, слава богу! — он обеспокоенно оглядел сначала меня, а потом свою подопечную. — Она в отрубе?

Я кивнул.

— Ну, хорошо, что ты оказался рядом. Я уже собрался ехать, трубку она, конечно же, не берет!

— Ее телефон сел, — объяснил я, неся девушку к дому. Она мастерски притворялась спящей, полностью расслабилась в моих руках, уткнувшись носом в мою грудь.

— Поднимешь ее наверх, первая комната от лестницы, справишься сам? — Данилов открывал передо мной входные двери, зевая в кулак. — Слушай, Никит, сил нет вообще. Будешь уходить аккуратно дверь закрой, только тихо. Там у меня еще одна гашенная поэтесса дрыхнет. — Он указал на дверь спальни за собой и устало зевнул еще раз. — Еле на ногах стою, дождался вас наконец.

— Хорошо, все сделаю, не беспокойтесь, — прошептал я, направляясь наверх. — Извините, что не успел привезти ее вовремя, это моя вина.

— Да все в порядке, она же не в казарме, — устало хмыкнул Данилов, — Если бы не отключенный телефон. Она мелкая, девчонка совсем. Мало ли какому парню что в голову взбредет.

«Или скорее всего, ей взбредет!» — подумал я про себя, жалея того парня, на которого нацелит свое внимание эта девушка… и одновременно завидуя ему.

— Спокойной ночи, — уходя в спальню, сказал Данилов и выключил свет.

Я сделал пару шагов в кромешной темноте, но сработал датчик движения на лестнице. Марьяна зажмурилась.

— Не верю! — опять шикнул я на девушку. — Не похоже, что ты дрыхнешь.

— Поставь меня, я сама дойду.

— Вот еще! Доигрывай до конца!

Я нес ее и слегка пощекотал ее оголенный бок, где задралась одежда. Вместо ожидаемого смеха девушка громко вздохнула и, открыв глаза, посмотрела на меня:

— Это было приятно.

— Спи, цветочек! — процедил я, чувствуя, как кончики пальцев закололо от желания прикоснуться снова к ее нежной коже.

Я занес ее в комнату, поставил на ноги, точнее она стекла по моему телу вниз.

— Ты носишь линзы? — она пристально посмотрела в мои глаза. — Они прозрачные?

Я кивнул.

— У тебя красивые глаза.

Какая-то неловкая ситуация, я понимал, что мне пора уходить, но не мог заставить себя сделать это, не хотел с ней расставаться.

— Значит, Никита? — прошептала она, а я замер. Точно, Данилов назвал меня по имени. — Теперь я знаю твой секрет.

Она оказалась слишком близко к моему лицу, ее губы двигались рядом с моими. Я чувствовал их и невольно поморщился от боли. Да уж, при всем желании, поцеловать ее не получится.

— Секрет за секрет, цветочек, — прошептал я, с шумом втягивая воздух, когда она обняла меня за шею и зарылась пальцами в моих волосах.

— Хочешь, чтобы я открыла тебе какую-нибудь тайну? — она двинулась на меня. Я инстинктивно попятился назад и собственным телом нечаянно толкнул дверь, тем самым отсекая свет из коридора.

Мы остались в темноте ее комнаты.

У меня сердце забилось, норовя выпрыгнуть из груди. Я почувствовал легкие касания ее мятных губ. Они гуляли по моему подбородку и скулам. Я закрыл глаза, позволяя себе насладиться ее близостью.

— Секрет, цветочек, — напомнил я, удивляясь, как еще могу говорить.

Ее зубы поймали мою верхнюю губу, нежно кусая ее.

— Я так хочу тебя поцеловать, — захныкала она. — Но я знаю, что тебе будет больно.

— Это никакой не секрет, цветочек, — я поплыл от ее признания и ответил ей: — Я тоже очень этого хочу.

Я наконец дал волю своим рукам и погладил ее спину, ныряя под блейзер, снова касаясь ее гладкой теплой кожи. Ее бедра дернулись, прижимаясь ко мне. Теперь для нее не секрет, как она действует на мое тело: стояк такой, что было даже больно. Я ощущал бешеное, почти нездоровое влечение к этой девушке и сдался под ее напором, позволяя ей делать все, что она захочет.

— Вот тебе моя тайна, фэбээровец: — прошептала она в мои губы, — ты мне очень нравишься. Нет, это тоже не секрет. Вот, этот подойдет! — Она потянулась к моему уху и прошептала: — Наверное во мне сейчас говорит все, что я сегодня выпила, но мне кажется, что я в шаге от того, чтобы в тебя влюбиться…

лава 14. Марьяна

Я резко проснулась из-за Бегемота, который запрыгнул на мою кровать и попер прямо по мне искать место, куда притулить свой замерзший лохматый зад.

— Кошак, воскресенье. Имей совесть, — проворчала я, высвобождая ноги из-под его тяжести.

Солнечный свет уже забрезжил на горизонте, должно быть только шесть утра. В нос прокрался тонкий, едва уловимый запах знакомого парфюма, я резко оторвала голову от подушки и оглядела кровать. Постель рядом со мной была примята. На спинке стула висел дизайнерский пиджак, который вчера вечером чертовски сексуально облегал тело…

Никита!

На меня обрушились воспоминания вчерашнего свидания. О том как волшебно прошел вечер до момента нашего танца и того, что случилось со мной из-за громкого салюта. Окончание вечера я помнила уже смутно. А то, как оказалась дома и почему мой сосед провел со мной ночь — не помнила вовсе! Одновременно с тем, как я осмысливала произошедшее, дверь аккуратно открылась, и в мою комнату тихо вошел Иванов.

Бегемот тут же шмыгнул под кровать, ворча от негодования.

— Привет, — тихо поздоровалась я, наблюдая за тем, как мой потрясающий сосед встал напротив кровати и сложил руки на груди.

Рукава его черной рубашки были закатаны до локтей, верхние пуговицы расстегнуты, открывая шею. Он умылся, причесался и в общем-то привел себя в порядок после сна. Шикарный, какой же он шикарный по утрам!

— Доброе утро, цветочек, — серьезным тоном поприветствовал Ник, продолжая смотреть на меня сканирующим взглядом, точно чего-то ждал.

— Ты спал рядом со мной? — вопрос идиотский, все и так очевидно, но мой мозг отказывался сейчас выдавать интеллектуальные перлы.

— Э-м-м-м, лежал, но не спал.

— О… Ясно.

Я чувствовала покалывание по всему телу от его пронизывающего взгляда и совсем растерялась.

— Давай сразу проясним, — тихо проговорил он требовательным тоном. — Что ты помнишь?

Мои глаза расширились от паники, я медленно отодвинула от себя одеяло и заглянула под него. Я была в платье и в чулках. Громкий вздох облегчения вырвался из моих легких.

Никита тихо хмыкнул и отвел от меня свой взгляд.

— Мы же не…? — я сделала громкий глоток, в горле пересохло.

Он покачал головой и опустил ее.

— Фух, хорошо! Если бы мы сделали это, а я не запомнила, я бы не пережила, — дурацкая попытка пошутить, знаю.

Ник тихо простонал.

Я поползла по постели к нему, желая просто тепла: его тела и его взгляда, который он упрямо прятал от меня.

— Пережила бы, поверь, — наконец ответил он и поднял на меня глаза, полные разочарования.

Я застыла в замешательстве от глубины чувств, которые были написаны на его лице.

— Никит? — тихо позвала я и села. — Я же просто пошутила и…

— Ты здесь не при чем, — спокойно сказал он, — просто, я, походу, слишком испугался за тебя и не мог уснуть. И ты кое-что вчера с-сказала…

— О, Господи, что именно?

Я в панике силилась вспомнить хоть что-нибудь, что бы могло так расстроить его и не смогла.

— Ты назвала меня фэбээровцем.

Никита смотрел на меня и, походу, моя реакция была очень важна для него.

— Прости, — прошептала я, — не знаю зачем я так сказала.

Он опустил руки с груди и снова отвел взгляд. Во мне закралось смутное сомнение, что на самом деле это обращение много для него значит. Но как только я начала развивать эту мысль, Иванов резко выдохнул, мотнул головой, стряхивая с себя меланхолию и проговорил:

— Могу я кое о чем попросить тебя? Это очень важно.

— Конечно.

— Ты можешь выбросить те таблетки, которые лежат у тебя в сумочке? — умоляюще прошептал он. — И больше никогда их не пить.

— Почему?

Ник подошел и, взяв меня за руку, сел рядом.

— Потому что они творят черти что с твоей головой, — Ник придвинул меня ближе к себе и осторожно обнял за плечи. — Тебе кажется, что они помогают справиться с эмоциями, но на самом деле они делают только хуже. Из-за них ты теряешь себя.

— Я уже не помню, каково это — обходиться без них, — призналась я.

— Если это окажется сложно, я помогу, — горячо прошептал он, заключая мое лицо в ладони. — Хотя, ты достаточно сильная, чтобы сделать это самостоятельно.

— Нет, никакая я не сильная.

— Что мне сделать, чтобы ты поверила в себя?

Я пожала плечами.

— Хорошо, — вздохнул он, — ну мне ты, хотя бы, веришь?

Я кивнула.

— Тогда давай так: каждый раз, когда тебе захочется принять эти таблетки, я буду… тебя отвлекать.

— Как?

Он нежно поцеловал мою щеку:

— Так.

Я слабо улыбнулась, тая от его нежности, и обняла в ответ, уткнувшись носом ему в шею.

— Если так, то я попробую. Но при условии, что ты, если что, всегда будешь рядом.

— Конечно! Я же твой… друг.

Я отстранилась от него и заглянула ему в глаза, с трудом борясь с улыбкой:

— А еще самый лучший на свете секс-репетитор.

— Но, прежде всего, друг. Запомни это.

Я кивнула, а он чмокнул меня в кончик носа.

— Умница, цветочек.

Маленький поцелуй в нос, а мое тело оживилось. Отвлечение уже работает. Магия!

Я оглядела комнату: золотистый утренний свет, струящийся из окна, птички, поющие за окном — губы сами растянулись в улыбке. Я совершенно точно знала, что именно поможет мне (и ему) сделать это утро еще более прекрасным.

— Догадываюсь, что у тебя на уме, — пожурил Никита, улыбаясь мне с прежней теплотой во взгляде.

— Давай проведем сейчас наш факультатив?

— Если это то, что тебе сейчас нужно…

— Да, да, очень нужно! — что-то я слишком часто киваю.

— Тогда, — он оглядел меня с ног до головы, — не ради себя прошу, а для тебя же самой: сгоняй в ванную.

— А ты будешь ждать меня?

— Я уже обещал быть рядом, — обреченно вздохнул он, потирая лицо. — Куда я теперь денусь, цветочек?

— С подводной лодки? — хихикнула я.

— И с обратным отсчетом на саморазрушение, — вздохнул он тихо, почти шепотом, следя за тем, как я прошмыгнула мимо него из комнаты.

У зеркала я вскрикнула, поняв, что имел в виду Иванов, когда посоветовал пойти в ванную. Мой макияж превратился в нечто ужасное: после слез тушь потекла, помада размазалась, платье жутко перекрутилось, чулки торчали из-под юбки, волосы растрепанные! Я была похожа на дешевую куклу Барби, которой поиграла очень жестокая девочка.

Я решила не мучиться, разделась и залезла под душ с головой. Лучше все смыть, чем пытаться что-то исправить. Я искупалась быстро и тихо, чтобы никого не разбудить, почистила зубы, вытерлась и тут поняла, что не взяла с собой одежду. Недолго думая, я завязала на груди полотенце и на цыпочках пробежала обратно в свою комнату, держа в руках все, что я с себя сняла.

— Вот это да, — увидев меня, Никита нервно запустил пальцы в свою причесанную шевелюру, взлохматив ее. — Настрой решительный.

Я бросила вещи в ближайший выдвижной ящик в шкафу и повернулась к Иванову, не зная, что теперь делать.

— Иди ко мне, — тихо позвал Ник, поднимаясь с кровати.

— А можно… — я подошла к нему и протянула руки, — можно я тебя раздену?

Он кивнул и терпеливо ждал, когда я расстегну пуговицу за пуговицей, сниму рубашку с его плеч. Зная, как он относится к своим вещам, я бережно отложила его рубашку на стул и вернулась к нему. Затем провозилась с ремнем на брюках чуть дольше, чем хотелось бы.

— Что такое, цветочек, руки трясутся? — моя, и так, слабая уверенность рассыпалась от его ухмылки. Вызов в его взгляде заставил меня забыть все, что я собиралась делать.

Никита снял с себя брюки и носки, убрал на стул к рубашке. Мой взгляд пополз по его телу сверху вниз. Он остался в одних спортивных боксерах, и я невольно нахмурилась от того, что эта вещь мешала полностью насладиться его великолепным телом.

— Чего ты хочешь, Марьяна? — от его низкого голоса у меня пульс участился. Мои глаза забегали, пытаясь выцепить хоть одну эротичную картинку из множества вариантов.

— Что-нибудь из того, что… что мы еще не делали.

— Если мы начнем делать то, чего еще не пробовали, то как минимум неделю не выйдем отсюда.

Если он пытался запугать меня этими словами, до добился прямо противоположного результата. У меня пульс уже не галопировал, а сорвался в карьер.

— Поконкретней, Марьяна?

Мы смотрели друг на друга, дыша в такт. Никита ждал, пока я обрету способность выражать желания вслух.

— Ладно, — в эту игру можно играть вдвоем, не один он умеет сводить с ума от смущения, — хочу, чтобы ты посмотрел на меня.

Я развязала полотенце, распахнула его и позволила ему свалиться под ноги. Как тебе такое, Иванов?

Его глаза потемнели, заскользили по моему телу медленно-медленно, под его жарким взглядом я еще больше осмелела и шагнула к нему:

— Поцелуй меня.

— Хм, мы снова целуемся? — его бровь поднялась вверх.

— А разве можно заниматься лю…кхм… сексом без поцелуев?

— Ты удивишься.

У меня тело горело от желания почувствовать его близость: кожа к коже. Я прильнула к нему и закрыла глаза.

— Перестань со мной играть, — попросила я шепотом. — Будь собой.

— Чего еще ты хочешь? — его дыхание прошлось по моему плечу, как шелк, теплый и ласковый.

— Тебя, Никита, я хочу тебя, — я притянула его лицо к своему. — Не заставляй меня умолять. Ты обещал быть рядом.

— А ты, как всегда, по-своему истолковала это обещание…

Он захватил зубами мою нижнюю губу, оттягивая ее, облизывая, прежде чем напасть на мой рот в глубоком, диком поцелуе. Я простонала в его губы, чувствуя, как внизу живота разлилась сладкая, ноющая боль.

Мы двигались к кровати, пока мои ноги не уперлись в подножие. Никита поднял меня на руки, все еще не разрывая поцелуя, уложил спиной на постель и лег на меня сверху.

Я чуть с ума не сошла, от приятной тяжести его тела на своем. Страсть в его глазах стирала все мои сомнения. Черт, я хотела его до безумия, даже не знала, что можно испытывать такие сильные эмоции.

— Хочу кое-что попробовать, — прошептал Никита, глядя в мои остекленевшие от возбуждения глаза.

— Д-давай…

Он опустился короткими поцелуями по моему подбородку к шее. Задержался около груди, обхватив ореолу нежными губами, и щелкнул языком по затвердевшему соску. Я лихорадочно схватила рукой подушку и закрыла свое лицо, приглушив вырвавшийся стон.

Он продолжал ласкать мою грудь, потом переключился на вторую и гладил ладонями по моим ногам.

— Мне нравится, что ты гладкая, — прошептал он, раздвигая мои ноги и укладываясь между ними, — везде.

— Это уже привычка, — я приподнялась на локтях. Хотела смотреть на него, знать, что он задумал. — Когда занималась танцами — это было необходимо.

— Почему сейчас не занимаешься? — он покрывал поцелуями мой живот и спускался все ниже и ниже.

— Серьезно? — у меня глаза расширились от смущения и нетерпения. — Ты хочешь поговорить об этом сейчас?

Он поднял на меня взгляд и, ухмыльнувшись, помотал головой. Наконец-то, мой Никита вернулся! Я улыбнулась ему в ответ, в груди потеплело от облегчения и счастья.

— Возьми подушку, цветочек, — я почувствовала его дыхание у себя между ног и застыла, — если не хочешь никого разбудить.

Его язык прочертил дорожку по моему лобку и опустился ниже. От ощущения его прикосновения я издала тихий короткий стон, откинула голову назад и закрыла глаза.

— Боже… — простонала я, когда он щелкнул языком по чувствительному бугорку и медленно лизнул, мягко и сладко. — О, Боже!

— Подушка, цветочек, — предупредил Ник, прижав мои бедра к постели, чтобы я перестала ерзать. Оказывается, я это делала бессознательно, подталкивая себя к его лицу.

Я упала на спину и обеими руками вцепилась за подушку, укусив ее за уголок. И сделала это вовремя, потому что Никита продолжил экспериментировать и пробовать разные ласки, сводя меня с ума.

— Скажи, как тебе больше нравится? — когда он говорил, обдавал нежную плоть теплым ветерком.

— Все, мне нравится все! — шептала я, убрав подушку, но зря.

Его губы сомкнулись вокруг клитора и ласково втянули. Он нежно пососал его и отпустил, щелкнул языком и снова пососал. Все, я официально сошла с ума! Ноги превратились в желе, я больше себе не принадлежала.

Никита пробовал разный темп, терзал мой пылающий клитор языком, губами, слегка прикусывал и прислушивался к моей реакции. Я реагировала на все с одинаковым восторгом, буквально парила от наслаждения, пока не почувствовала отголоски первого жара, пробежавшего по позвоночнику. Ноги задрожали, я дернула бедрами, чтобы сильнее чувствовать его ласку.

— Быстрее, — захныкала я, словно в бреду, — о, умоляю, быстрее, я сейчас… я сейчас.

Я сильнее прижала ко рту подушку и отпустила себя, закричав в нее, выгибая спину.

Еще находясь на пике, я почувствовала легкое давление у влажного входа и инстинктивно дернулась ему навстречу. Никита не прекращал ласки языком, не менял ритм и медленно ввел в меня пальцы.

— Что… что ты делаешь? — захлебываясь от ощущений, я снова приподнялась на локтях. Он меня убить хочет? — Я ведь уже кончила.

Ник крепче стиснул меня за талию, придавив к постели и с настойчивостью маньяка нашел у меня внутри ту самую точку. Господи! Я вскрикнула и быстро вернула подушку ко рту, подавляя ею громкий стон. По телу пронеслась горячая дрожь, я покрылась потом и затряслась. Меня быстро подхватило второй еще более мощной волной жара и беспощадно накрыло. Я закричала в подушку, срывая голос на хрип.

Оставив несколько легких поцелуев на моем сверхчувствительном клиторе, Никита поднял на меня темный взгляд. Его пальцы выскользнули из меня, размазывая влагу, нежно касаясь моего подрагивающего живота. Он лизнул мой пупок и улыбнулся, когда я выгнула спину.

— Ты все-таки всех разбудила, — прошептал он, медленно поднимаясь ко мне, рассыпая по моему влажному телу мелкие поцелуи.

Я прислушалась, с трудом напрягая слух, из-за пульсирующего сердцебиения, которое никак не утихало. Кто-то хлопнул дверью в ванной. Девочки встали и разговаривали друг с другом.

— Ты закрыла дверь на замок? — с веселыми искорками смеха, Никита накрыл нас одеялом.

— Не помню, — прошептала я в его губы, когда они оказались напротив моих.

— Ты крикушка-Марьяшка, — он укусил меня за губу, облизал и отпустил.

— Это было так круто! — выдохнула я, обнимая его за шею. — Так круто, Ник! Умоляю, делай это каждый раз!

— Что именно?

— Ну, вот это вот все: с языком и пальцами, — я смотрела на него с восторгом ребенка, с обожанием женщины. Разве он не видит, как много всего я испытываю сейчас? Мне было так хорошо, что хотелось петь. И я пропела строчку из песни Дуа Липа «Гудини».

— Ах, я придумала, как буду тебя теперь называть — Гудини! — воскликнула я, а Ник закрыл мой рот ладонью.

Он расхохотался, и тоже я закрыла ему рот, встречая его смех во взгляде. Я почувствовала свой сладковатый запах и вкус на его пальцах и на меня это подействовало как красная тряпка. Я обняла Ника за плечи и прижала к своему телу. Его твердая эрекция уперлась мне в бедро, и я потерлась о нее.

— Тебе мало, цветочек? — в его глазах мелькнул восторг, хотя он пытался подать это как благоговейный ужас от моей бесстыдной ненасытности.

— А это все, что ли? — я игриво подергала бровями. — Я думала, что это была только потрясающая Гудини-прелюдия.

Мы оба снова засмеялись, пока его смех не перерос в стон. Я нетерпеливо стянула с его бедер боксеры и высвободила рвущийся наружу потрясающий член.

— Привет, Гудини-младший, — проворковала я, погладив его пульсирующую твердую плоть.

— О, нет! — Ник закрыл мой рот рукой. — Если ты хочешь, чтобы он оставался в таком же состоянии… замолкни, цветочек!

Я провела языком между его пальцев, прищурив глаза.

— Хочешь, чтобы я сделал это? — став серьезным, спросил Никита, пока я нежно гладила его член так, как он показывал позавчера.

Я кивнула. И поелозила под ним, изнывая от нетерпения. Я знала, что и он хочет этого не меньше, чем я. Пусть только попробует мне отказать!

Я дернула головой, освобождаясь от его ладони на губах, и добила его тихим стоном:

— Пожалуйста, Ник, ты обещал, что мы сделаем это после свидания! Я очень тебя хочу!

Он закрыл глаза, делая вдох, как будто собирался надолго погрузиться под воду, а когда открыл глаза меня опалило жаром.

— Да гори оно… — сорвался он и потянулся к прикроватной тумбочке.

Со знанием дела он выудил оттуда презерватив.

— Откуда ты знаешь, что там… — я смотрела на него офонаревшим взглядом.

— Тшшш! — он приложил указательный палец к моим губам, не дав мне договорить. Я смотрела как он разрывает зубами фольгу.

Пошла она на хрен вся эта логика в его поступках! Я подумаю об этом завтра. Потом. А сейчас он, наконец, согласился на секс!

Я лежала под ним, сгорая от желания и любопытства. Мне хотелось самой попробовать надеть на него презерватив, но я боялась попросить, да и вообще открыть рот, чтобы ненароком не сбить его настрой.

В коридоре звучали детские голоса и смех, но мне было откровенно плевать. Меня трясло мелкой дрожью от волнения. Сердце колотилось так, что уши закладывало.

— Уверена? — прошептал Ник мне в губы. Он раздвинул мои ноги и устроился между ними.

— Д-да…

Я обняла его плечи и поцеловала влажные, сладкие губы. У меня мурашки пробежали по затылку, когда я ощутила сильное давление между ног. Ох, это были точно не пальцы!

Медленно, очень медленно он продвинулся на первые несколько сантиметров, растягивая тугие стенки. Я раскрыла рот в немом крике, удерживая взгляд Никиты. Он смотрел на меня гораздо глубже, чем я могла вынести.

— Ник, я…

Он вошел в меня полностью и остановился, позволяя нам обоим привыкнуть к ощущениям.

— Марьяна, черт!

— Ох, это, — шептала я, вперемешку между сладкими, медленными поцелуями, — это даже словами не описать… как тебя много.

Он был не просто во мне, а как будто у меня под кожей. Я еще никогда такого не чувствовала!

— Продолжаем? — его голос резонировал у меня на губах, на моей улыбке.

— Да, — прошептала я, с обожанием целуя и кусая его, готовая съесть, проглотить целиком.

Он медленно, но не полностью выскользнул из меня и снова заполнил собой. С моих губ слетел стон, с его тоже. Мы оба закрыли друг другу рты. Еще один толчок, и я не смогла ничего с собой поделать, снова простонала, кусая его пальцы.

— Марьяна-а? — внезапно в комнате раздался детский голосок самой младшей Даниловой.

Мы с Ником замерли и в ужасе вытаращились друг на друга.

— Мозьна я возьму у тебя цветные листики? — Машуля протопала по моей комнате, взъерошенная ото сна и в пижаме. Она забралась по моему стулу на стол, взяла цветные стикеры, которые я всегда без проблем позволяла брать ей и ее сестре.

Мы с Ником не шевелились под одеялом, так и лежали, закрыв друг другу рты. Смех плескался в его глазах, и я сама начала трястись от сдерживаемого хохота.

Малышка раздобыла стикеры и потопала из моей комнаты, уходя как бы между прочим помахала нам рукой.

— О, Никит, приветь! — невинный детский голосок окончательно нас добил, и мы расхохотались в голос.

— Черт! — прошептал Иванов, уткнувшись лбом мне в плечо и затрясся от смеха.

— Прости, — улыбнулась я, обнимая его крепко-крепко. Он все еще был во мне и ощущался так прекрасно, я обожала это чувство давящей наполненности. Дура я, раз думала, что не привяжусь к нему всем телом!

— Не, а чо, Машке можно стикеры, а мне нельзя?! — заорала Даша из коридора и постучала в мою комнату, — Марьян, а можно и мне тоже стикеры?

— Бля-а-а… — прошептала я и, накрыв Никиту одеялом с головой, крикнула. — Заходи, бери!

— Ага, ни в чем себе не отказывай, — пробормотал Ник мне в плечо, и мы опять сдавленно заржали, понимая оба, что на этом нашему интиму пришел конец.

Даша сразу заметила мужскую одежду на стуле и слишком огромную гору под одеялом для одного человека. Ее лицо вытянулось от удивления, а я помахала ей рукой, провожая невинной улыбкой.

— О! Они проснулись? — раздался веселый голос тети Тани с первого этажа. — Никит, Марьяш, завтракать с нами будете?

— Дашуль, скажи маме, мы скоро спустимся, — попросила я у уходящей девочки.

Она закрыла за собой дверь, и мы с Никитой разразились хохотом, обнимая друг друга.

— Этот секс войдет в историю самых коротких в моей жизни! — веселился Ник, перекатываясь с меня на спину.

— Зато будет что вспомнить!

Я целовала его губы, все равно чувствуя себя прекрасно, несмотря ни на что.

— Да, история внукам на ночь вместо сказки.

Мы одевались и не прекращали веселиться. Я боялась, что будет неловко, но не почувствовала даже скованности. Нас наоборот еще больше сблизил этот глупый конфуз.

Я запрыгнула в узкие леггинсы и первую попавшуюся футболку, достаточно плотную, чтобы не надевать под нее лифчик и не светить сосками. Никита аккуратно застегивал пуговицы на рубашке и уже был в брюках. Я не хотела его отпускать. Если можно было, я бы продержала его в своей комнате пленником вечность.

— Теперь я буду еще больше ждать следующего «факультатива», — я подкралась к нему, посадила на кровать и оседлала его.

— Цветочек, я только пришел в себя, — он взглядом кивнул на свой пах. — Пощади!

Я шкодливо закусила свою нижнюю губу и запустила пальцы в его волосы, приглаживая их на манеру, в которой он носил стрижку.

— Это было прекрасно, — искренне призналась я, привлекая его лицо к своему и чмокнула его в губы.

Я коснулась пальцем выскочившего прыща на его лбу:

— Лайфхак хочешь?

Смущаясь, он кивнул, а я быстро сбегала в ванную, вернулась с тюбиком зубной пасты и показала ему:

— Нужна самая мятная, — я выдавила немного пасты на палец и закрасила его прыщ густым белым слоем. — К вечеру уже все пойдет.

— Зубная паста?

— Прикинь!

Я убрала тюбик и снова забралась на него. Никита обнял меня за талию и коснулся моего носа своим.

— Помнишь, я хотела сделать своей собственностью твои пальцы? — прошептала я, говорила и целовала его между словами. — Можно я добавлю в этот список еще твои губы?

— Можно.

— И язык! — вспомнила я, — И член! Член прям обязательно!

Ник тихо смеялся:

— Что-то еще?

— О! И глаза! Их я тоже туда добавлю. Ты так смотришь на меня, я чувствую себя какой-то особенной!

— Может, тебе сразу выдать пакет на всего меня? — с улыбкой спросил он.

— Нет, — замотала я головой, — а как же Аня? Я не могу так с ней поступить!

Его улыбка резко сникла. Он напрягся и выпрямил спину, безвольно опустив руки с моей талии. Я испуганно оглядела его, понимая, что ляпнула лишнее. Наверное, не стоило сейчас упоминать имя другой девушки, к которой он, вроде как, неравнодушен. Я далеко не гордилась тем, что заговорила о ней, мне просто не верилось, что он по-настоящему на нее запал. Она же пустая, обычная, в ней нет ничего особенного. Почему он обратил на нее внимание, я искренне не понимала. А ведь еще есть та, которая дает ему советы. Один Бог знает, что их связывает!

Я повела себя глупо, разрушив магию этого волшебного, потрясающего и самого лучшего утра в моей жизни, но не могла ничего с собой поделать.

— Мне надо идти, — сухо проговорил Никита, не глядя мне в глаза.

— Ник? — позвала я, слезая с него и позволяя ему встать. — Я…

«Я дура, прости!» — вот что я должна была сказать. Но и он ведь не сказал ничего о том, что именно его так сильно задело!

Накинув на плечи пиджак, Никита вышел из комнаты и поспешил по лестнице вниз. Я поплелась за ним и была готова рвать на себе волосы. Я хотела догнать его, схватить за руку и… и что сказать? Я не отдам тебя никому? Мы же с самого начала об этом не договаривались. Я обещала, что не буду приставать с отношениями и отпущу его в любой момент.

— Никит, ты с чем блинчики будешь? — веселый голос моей опекунши прозвучал из кухни.

— Простите, теть Тань, мне… мне пора, — с натянутой улыбкой проговорил Ник, и даже не взглянув на меня, пулей вылетел за дверь.

Я стояла и смотрела, как он удаляется к своему дому, сложив руки и ссутулив плечи.

— Что-то случилось? — с тревогой тетя Таня вышла в коридор и обеспокоенно оглядела меня.

— Я, кажется, его очень сильно обидела, — прошептала я, чувствуя, как подступают слезы и щиплет глаза.

— О, — Данилова обняла меня и повела на кухню. — Уверена, что все наладится.

Я шла за ней, лишенная всяких эмоций, кроме злости на себя. Как я могла все испортить?

— Это же Никита, он же без ума от тебя! — тетя Таня щебетала у плиты, но я слушала ее в пол уха. — Видела бы ты со стороны, как этот парень на тебя смотрит! Ты для него… всё!

Я потерла лицо и села за стол, не чувствуя собственного тела.

— Я еще никогда не видела тебя такой! С ним ты словно расцвела.

— Как цветочек, — тихо хмыкнула я, давясь слезами, которые побежали по щекам. — Он просто друг, — я шмыгнула носом, — просто очень хороший друг.

Данилова смотрела на меня, по-матерински снисходительно и, умиляясь.

— И как часто ты себе это повторяешь? — она показала рукой на полку, заставленную ее же романами о любви. — Себя ты можешь обманывать сколько хочешь, но не меня. Через меня прошло слишком много историй о таких же, как вы, «просто друзьях».

У меня в груди защемило до боли, я обняла себя руками, боясь дышать.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что он тебя любит, дорогая. И очень, очень сильно!