ФАКультатив

Глава 15. Никита

Я услышал подозрительную возню на кухне еще с порога, но даже громкий гортанный рык Егора и вырвавшийся девичий вопль не остановили меня. Подавленный, измочаленный бессонной ночью и эмоциональными качелями, я зашел на кухню, не обращая внимания на брата и Леру, отчаянно занимающихся сексом на столешнице. Они были слишком увлечены друг другом и не замечали меня, даже когда я шатался по кухне, разыскивая хлопья и молоко. Только когда дверь холодильника громко хлопнула (клянусь, я сделал это не нарочно!), Егор отпрянул от своей девушки, заорав:

— Чувак! — он поспешно надел штаны и помог Лере накинуть что-то типа рубашки. Я, в принципе, и так ничего такого не видел и не подсматривал, хорошо, что не страдаю этой вуайеристической фигней. — Ты сдурел?! Чо крадешься, как призрак?!

Лера соскочила на ноги и стыдливо заправила волосы за уши, покрываясь красными пятнами. Всего на мгновение, на долю секунды, я почувствовал себя виноватым за то, что прервал их. Что мне мешало пойти наверх и пострадать в одиночестве? Но проблема в том, что в этом самом одиночестве я бы себя окончательно сожрал заживо. Никогда ему в этом не признаюсь, но мне нужен был брат сейчас так, как никогда.

Егор наблюдал за тем, как я сел за стол, налил себе молока и насыпал хлопья с горкой — все это с отсутствующей, почти флегматичной физиономией.

— Соррян, что обломал вам… — я обвел их сконфуженные силуэты в воздухе ложкой и, зачерпнув ее полную хлопьев, набил свой рот. — Фот это фот фсё.

Лера и Егор переглянулись, о чем-то безмолвно переговариваясь. Брат сел за стол напротив меня.

— Что случилось, единорожка? — он коснулся моего лба, замазанного зубной пастой, а потом отобрал у меня миску с хлопьями. — Не жри эту дрянь! Фу!

— Давайте я омлет приготовлю? — предложила Лера, завязывая высокий хвост, ловко собирая его в гульку. Не дожидаясь ответа, она начала хозяйничать на кухне со знанием дела. — Кажется, я видела в холодильнике помидоры и сыр…

— Так что произошло? — настаивал Егор, серьезно глядя на меня. — С такой рожей решаются смыть рыбку в унитаз. Ну, или что-то типа того.

— С Ньютоном все в порядке, — пробубнил я, прожевывая приторно-сладкие хлопья. Дедушка их обожал, правда я не понимал за что.

Я огляделся, беспокоясь, что ему снова пришлось стать невольным слушателем кухонного разврата, но потом вспомнил, что на парковке не было Соляриса.

— Он уехал на рынок, — объяснил Егор, догадавшись, что меня беспокоило.

— Хвала богам, что ты не настолько оборзел! — вздохнул я и потер лицо.

— Выглядишь потрепанным, братан. Все нормально? С Марьяной?

— Как она после вчерашнего? — забеспокоилась Лера, взбалтывая яйца венчиком в железной миске. Она оказалась максимально вовлеченной в то, что происходило в нашей семье и, что самое главное, — не равнодушной.

Уголок моих губ пополз вверх, глядя на брата и его девушку. Я до сих пор не мог поверить, что у него появились нормальные отношения, хотя всегда знал, что он человек, а не рептилоид, думающий гениталиями.

Брат проследил за моим взглядом и пощелкал пальцами у моего лица, привлекая к себе мое внимание. Он явно решил, что я пялился на голые бедра его подружки. М-да, что-то от рептилоидов в нем, все же, осталось.

— Ты только вернулся от соседки? — не унимался брат. — Ночевал у нее, и Даниловы были не против?

— Только не после вчерашнего, — я снова потер лицо. Отсутствие сна пагубно сказывалось на моей способности мыслить здраво и не психовать.

— С ней все нормально? Бедная девочка! — Лера сама искренность и доброта.

— Да, она в порядке, — в голове вспыхнуло яркое воспоминание ее приоткрытых губ, с которых сорвался стон наслаждения. — Более чем…

— Тогда почему на тебе лица нет?

— Я просто… — я потряс головой, отгоняя от себя непрошеные воспоминания о мольбах Марьяны заняться с ней сексом. — Я, походу, уже не вывожу все эти ее игры разума.

Взявшись за голову, я тяжело вздохнул.

— Ночью она назвала меня Фибом. Я решил, что она вспомнила меня, всю ночь не спал. А утром она смотрела на меня как прежде.

— А как это «как прежде»?

— Не узнавая.

— Ну так расскажи ей правду. Хотя ты уже перешел точку невозврата. Теперь, когда бы ты ни признался, завтра или через год, ты один хрен будешь для нее мудаком

— Просто рассказать это не то же самое, что помнить. Если бы Лера по каким-то причинам забыла о вашем первом разе, ты бы чего хотел: рассказать о нем или чтобы она сама об этом вспомнила?

— О, это так мило, — блондинка повернулась ко мне и закатила глаза. — Но ты не по адресу. Этот демон не стал бы рассказывать мне ничего словами, он бы напоминал действиями.

— И вдолбил бы воспоминания об этом тебе под кожу, если бы пришлось!

Лера показала на Егора венчиком и покачала головой, глядя на меня с выражением «Вот, я о чем!»

— Ладно, я понял, что ты спасовал при первой же трудности, — Егор встал и начал помогать блондинке накрывать на стол и нарезать сыр, ветчину и хлеб.

Сразу видно, что они привыкли работать слаженно на одной кухне: ни одного лишнего движения, все четко, как в долбанном танго. Правда, с элементами прикосновений друг к другу, которые к танцу уже не имеют никакого отношения. Я, честно говоря, был впечатлен. Хотя нет, мне в какой-то степени стало немного завидно, я хотел того же. Черт, я хотел просто показывать свои чувства, выражать их открыто и не обдумывать каждое слово, не прятать настоящие эмоции под маской равнодушия.

— Когда ты соглашался на этот ваш факультатив, ты же понимал, что он может закончиться дерьмово… для тебя? — Егор смотрел на меня как будто боялся обидеть ребенка, сказав, что конфеты закончились.

— Конечно.

«А реально, понимал ли?» — задумался я.

— И что все, чему вы там «научитесь» пригодиться ей не для тебя?

— Не режь без ножа, — Лера положила на его плечо ладонь и бросила на меня жалостливый взгляд. Похоже, я и правда выглядел так, будто меня распяли.

— Ты же о чем-то думал, когда шел на этот трындец? — продолжал Егор. — Чего ты хотел?

— Хотел и до сих пор хочу, чтобы она меня вспомнила.

— Ну, предположим, она вспомнит! Где гарантия, что все равно не свалит? Не обижайся, братан, пусть даже чисто гипотетически ты той ночью был сам Господь Бог… в чем я, конечно, сомневаюсь… но это всего лишь секс. Одним сексом женщину не удержать.

Лера громко зааплодировала, подняв руки над головой. Егор повернулся и шлепнул ее по попе.

Пока они увлеклись шуточной дракой, я погрузился в размышления, вспоминая о той ночи. Да, тогда мы стали чертовски близки. Я даже не знал, что за один вечер и ночь можно узнать тело человека, все его предпочтения, все чувствительные зоны, каждый изгиб, каждую родинку. Встретить на следующий день холод в ее неузнавающем взгляде было подобно пуле в висок.

Я не ожидал, что разбудить в ней все те же чувства заново окажется теперь так сложно. И при каждой встрече буквально наизнанку выворачиваюсь, чтобы она хоть что-то ко мне почувствовала, кроме влечения!

— На самом деле, согласившись на этот факультатив… — я вдруг понял, что начал озвучивать мысль вслух, чем привлек внимание парочки, — я не собирался ее никому после него отдавать. Я пошел ва-банк.

— Вот это по-нашему! — воскликнул Егор, похлопав меня по плечу.

Лера с улыбкой накладывала на тарелки ароматный омлет. Мы сели за стол, накрытый как на образцовых фотках в соцсетях. От вида приготовленных и изысканно нарезанных блюд у меня в желудке заурчало.

— У тебя же есть план? — спросил Егор, едва успевая прожевывать.

— Я бросил все свои чертовы ресурсы…

— Без плана, короче, — махнул стратег-Иванов старший. — Напомни за что мы боремся?

— За сердце девочки, — романтично-настроенная Лера была моим стопроцентным эмоциональным союзником.

— «Чем меньше женщину мы любим», помнишь? — Егор подергал бровями. — Смекаешь?

— Не совсем.

— Ну, ты сказал, что иссяк эмоционально и физически, а ты прекрати трепыхаться. Расслабься и понаблюдай за эффектом.

— Я не могу изображать равнодушие.

— Не изображай. Просто больше не делай никаких шагов к ней. Пусть она сделает их сама.

Я снова завис. Во-первых, с каких пор мой брат стал таким мудрым? А во-вторых, Марьяна когда-то сказала, что она в шаге от того, чтобы в меня влюбиться. Может, Егор прав и стоит отойти и дать ей возможность сделать этот самый шаг?

Я не мог сосредоточиться на учебе, все время думал только о Марьяне. В конце концов, отбросил попытки и оставил в покое комп. Ничего не помогало отвлечься. Единственное, что всегда со стопроцентной вероятностью увлекало мой мозг — это тачки. Я наконец вспомнил, что поставил на свой Фольксваген новые турбину и выхлоп и еще не ни разу не сделал замеры.

От предвкушения скорости, рычащего мотора под капотом, танцующей стрелки на спидометре, я быстро принял душ, переоделся и пошел в гараж. Мой GTI приветливо замурчал, как только я завел его. Мотор и выхлоп звучали по-другому, особенно, после того как я удалил катализатор. Я установил измерительные приборы и выехал из гаража. Дорога по воскресеньям была пустая. Это было безрассудно, но я решил разогнаться по прямой: сначала с ходу, потом со старта. Фольксваген резво срывался и набирал скорость, выдавая цифры, которые я и не мечтал увидеть.

Став на обочину, я рассматривал графики, изучал данные, сводил их в таблице и провозился остаток дня, не заметив, как начало темнеть. По дороге домой, я свернул на объездную, снова дал по газам. Эта тачка выехала не просто из 15 секунд, она иногда выдавала меньше 14!

Счастливый от результатов, я шел домой едва ли не вприпрыжку. Руки зачесались от желания позвать Цыпкина на реванш, махнуть в «Белый колодец» до соревнований. Это было импульсивной реакцией, хорошо, что я сдержался. Вторым нестерпимым порывом было поделиться с кем-то своим успехом. Егору было глубоко по барабану до всего, что касалось машин и гонок, дед слушал меня в пол уха. Я не мог рассказать друзьям по универу, потому что сам же загнал себя в ситуацию с Фибом. Получается, что своим самым крутым успехом за последнее время я не мог поделиться ни с кем. Даже с Марьяной.

Так стоп!

Мне нельзя ступать на эту дорожку. Я ведь успешно забыл о соседке на целый день, ну почему под вечер снова вспомнил?

Я зашел в пустой дом, брат был на работе, а дедушка возможно пропадал у соседей через улицу. Он никогда не мог отказать им в партии в шахматы. Я оказался предоставлен самому себе, что было редкостью. Заварив чай, я набрал закусок и вышел на террасу, собираясь полюбоваться графиками с измерительных приборов.

Телефон загорелся, открывая сообщение в чате с Марьяной.

Марьяна: Зашла на портал. У меня «отлично» по тесту! Прикинь!

Я невольно улыбнулся, не сомневаясь в ее успехе. Она все решила сама, не смотря на то, в каких «условиях» это делала.

И что на меня тогда нашло? Я не собирался мучать ее и откровенно ласкать. Думал, просто подразнить и все. Но ее чулки вынесли мне мозг и все пошло по наклонной.

Я написал ответ:

Я: Поздравляю.

Марьяна: И все?

Я: Поздравляю, цветочек.

Я пил чай и пялился на мелькающие точки. Ждал, когда же она напишет сообщение. При этом постоянно напоминал себе о совете Егора, о дистанции между мной и Марьяной. Это было нетрудно, я все еще не остыл после глупости, которую она сморозила. Хотя, нельзя ее винить, это ведь я сказал о соседке, которую хочу завоевать. Просто не ожидал, что она сразу подумает об Ане и ни на секунду — о себе.

Марьяна: Я хочу закончить начатое, Ник.

Когда-нибудь свихнусь от ее прямоты. Я чуть не обжегся чаем, нечаянно пролив его на себя. Сердце затарабанило в груди, как оголтелое. Я живо оглядел пустой дом за спиной, словно сама мысль о том, чтобы позвать ее к себе была преступной. Палец уже закружил вокруг клавиатуры, но в голове навязчиво голосом Егора звучала и звучала строчка из «Онегина». Тогда я написал то, что меня мучило больше всего.

Я: Ключевое слово «закончить»?

Марьяна: Ок. Если тебе нужна чисто семантическая конкретика…

Марьяна: Я хочу кончить.

Я: И?

Наверное, я жестил, намеренно издеваясь над ней, она была ни в чем не виновата.

Марьяна: И для этого мне нужен ты!

Мне надоело переписываться, и я набрал ей. Она ответила сразу же.

— Только для этого? — спросил я, расслабленно опускаясь в кресле и поднимая голову к звездному небу. На улице было тепло, стрекотали сверчки, меня еще не покинула эйфория после замеров тачки. Настроение шкодливое…

— Ты же понимаешь, о чем я, — прозвучал ее ворчливый, почти капризный голос. — Тебе нравится, когда я тебя умоляю?

Возможно. Надо бы подумать над тем, почему мне это действительно нравится.

— Ты у себя в комнате? Одна? — я не смог сдержать улыбку, вспоминая сегодняшнее утро. — Если так, то встань сейчас же и закрой дверь на замок.

— Эм…

Я услышал шорох в трубке и скоро ее тихий вздох прямо мне на ухо из динамика:

— Что теперь? Ты явишься ко мне через окно, Гудини?

— Ну вот, так не интересно, ты меня раскусила! Спокойной ночи.

Она закричала в трубку:

— Нет, нет! Ты мне не спокойноночкай!

— Мне стоило бы подтянуть тебя не только по математике…

— Никита! — заворчала она, но уже с улыбкой в голосе.

Я четко представлял ее лицо в этот момент, каждую смешинку во взгляде. Хэштег #япоушивдерьме!

— Окей, ложись на кровать, — все еще улыбаясь, приказал я.

Зашуршало одеяло, и снова из трубки послышался ее тихий вздох.

— Что дальше?

— Закрой глаза. И представь, что…

— Не смей проводить мне что-то типа медитации, — предупредила она.

— Закрой! Глаза!

— У-у-у, какой грозный, — хихикнула она, но судя по размеренному дыханию в трубке, послушалась.

— Коснись своей груди поверх одежды, медленно погладь кончиком большого пальца, — я сам закрыл глаза и озвучивал все, что прямо сейчас сделал бы с ней. — Сожми между пальцами свой сосок. Он уже твердый?

— Да, — тихо прошептала она.

— Ущипни, но не сильно, на грани, чтобы боль была приятной. Представь, что это мои зубы сжимают его.

Я услышал ее тихий стон.

— Умничка!

Я поерзал в кресле, чувствуя сумасшедшее возбуждение. Мысли понеслись во все тяжкие. А мне прямо сейчас точно нужно придерживаться Онегинской философии?

— Погладь вторую грудь, под одеждой, проведи рукой по коже и сожми второй сосок чуть сильнее, — еще один тихий стон Марьяны, я закусил губы. Я представлял, какая она красивая, распластанная на постели, ласкает свою грудь. — Еще сильнее, цветочек. Тебе это нравится?

Ее дыхание сбилось, она так сладко и нежно дышала мне в ухо, черт!

— Я хочу, чтобы все это делал ты, — сказала Марьяна, томным голосом.

— Ты сказала, что хочешь кончить, — настаивал я, — я тебе не нужен для этого.

— Ник, ты понимаешь, что я имела в виду…

— А ты понимаешь?

— Никит?

— Раздвинь ноги, цветочек. — У меня голос охрип, я убрал трубку в сторону и выпил остатки чая. — Оближи кончики пальцев, чтобы они стали очень влажными.

Она молчала, перестала возражать или спорить, и мне оставалось только надеяться, что она делала все, что я ей говорил:

— Потрогай себя, малышка. Скажи, насколько ты мокрая для меня?

— Господи, где ты всего этого нахватался? — шептала она, а потом ее шепот сорвался на рваный вздох.

Ох, если бы она только знала!

— Да, моя маленькая. Я точно знаю, что ты сейчас очень мокрая, — улыбнулся я.

Стоило бы уйти в дом, закрыться в своей комнате и позволить себе заняться сексом по телефону, удовлетворить себя как следует, но тогда я потеряю голову и не смогу оставаться на Пушкинской волне, да простит меня великий классик!

— Поиграй со своим нежным клитором, как тебе нравится, сначала медленно, потом быстрее. Чувствуешь, как там у тебя тепло, мокро, как твои пальчики скользят по нему? Представь, что это мой влажный язык пробует тебя на вкус, скользит вниз и проникает в твою киску…

— Мяу.

— Цветочек! — шикнул я, сдерживая усмешку. Терпеть не могу это слово, понимаю ее.

— Не могу, — захныкала она в трубку, вперемешку с отчаянным стоном. — У меня не такие большие и длинные пальцы как у тебя, я не…

— Так это не пальцы, — почти зарычал я. — Ты меня невнимательно слушаешь, цветочек, не отвлекайся. Я же сказал, что это мой язык.

— О, тогда другое дело… Ох!

Я до боли прикусил губу, чтобы сдержаться. Хотелось рассмеяться, послать к черту всю эту затею, рвануть к дому напротив и реально забраться к ней через окно. Дыхание Марьяны участилось. Вперемешку с тихими несдержанными стонами, она быстро подошла к кульминационному моменту.

— Представь, как мой твердый язык двигается в тебе, пробует тебя, потом возвращается к милому, чувствительному клитору, играет с ним… а потом снова вниз, к сладкому входу, снова в тебе… нравится?

Она тихо ахнула мне на ухо, ее глубокий вздох замер и сорвался на тихий вскрик.

— Да, моя хорошая, ты чувствуешь, как пульсируешь, как сжимаешься на моем языке, пока я тебя ласкаю.

— Ник…

— Да, цветочек?

Она тихо постанывала, задыхаясь в посторгазмической агонии, и звала меня по имени. Я зажмурился, чувствуя себя клиническим мазохистом. Зачем я добровольно лишил себя этого восхитительного зрелища?

— Ты в порядке? — спросил я уже шепотом. Голос отписался от чата.

— Я кончила, если ты об этом, — тихо ответила она.

— Вот видишь, — хмыкнул я. — Для этого я тебе не нужен. Спокойной ночи, цветочек.

— Подожди, ты же не собираешься…

Я хотел положить трубку, но не успел, и просто отдернул телефон от уха. За спиной зажегся свет, я быстро прикрыл область паха пустой тарелкой от закусок и обернулся. Дедушка бродил по кухне, разговаривая с кем-то по телефону. Я мысленно поблагодарил вселенную за то, что она надоумила меня просто сидеть в кресле и не вынимать из штанов свой причиндал прямо здесь, во дворе.

Меня отвлек какой-то шум у забора. Появилась голова Ани Сорокиной, она оглядела меня широко распахнутыми глазами и воскликнула:

— Ну ты даешь, золотой мальчик! Я тоже кончила, чтоб ты знал!

Она сказала это настолько громко, что ее по-любому услышал мой дед. И совершенно точно ее голос услышала Марьяна. Если она, конечно, была на связи.

— Цветочек? — я поднес трубку обратно к уху, но услышал только короткие гудки.

Она положила трубку только что или еще до возгласа моей озабоченной соседки?

Давненько я не был в идиотских ситуациях. А, нет! С утра был, когда в самый ответственный момент, в комнату Марьяны начала заходить малышня.

Я не мог встать, на мне были легкие спортивные штаны и мне не хотелось показывать Сорокиной свой адский стояк. Но и продолжать сидеть здесь я тоже не мог. Удерживая тарелку, я встал и, ничего не сказав, направился прочь с террасы.

— Блин, ботаник, пригласи меня хотя бы на свидание! — возмутилась Аня. — После такого-то!

Я остановился и закрыл глаза, стараясь усмирить эмоции.

— Этот разговор был не для твоих ушей, Ань, — сам не знаю откуда во мне появилось столько желчи в голосе, наверное, это страх за чувства Марьяны. — И я сожалею, что ты стала его свидетелем.

— А я нет, золотой мальчик.

— Спокойной ночи, Аня, будь осторожна, не упади, — нет, серьезно, что не так с этой девушкой? Почему она меня преследует? — Еще раз, мне жаль, что ты это услышала.

Я скрылся в доме, проскочил мимо деда словно ошпаренный. Он с поднятыми бровями проследил взглядом за тем, как я убегал со щитом в виде тарелки от соседки за забором. Почти сразу я услышал его грудной, раскатистый смех. Наверняка поднял ему настроение до конца вечера, а вот себе я его окончательно испортил. Ходил из угла в угол, держа в руке телефон. Я хотел написать Марьяне, но не знал, что именно. Сказать напрямую «это не то, что тебе послышалось» было бы глупо. Я решил дождаться завтрашнего дня и понять при встрече, слышала она Аню или нет.

Дедушка постучал в дверь и вошел после моего громкого приглашения. Я предложил ему свое супер-удобное компьютерное кресло, оно ему нравилось.

— У тебя все в порядке, Никита? — с теплотой в глазах дедушка смотрел на меня.

— Относительно.

— Относительно учебы у тебя все прекрасно, это я и так знаю.

Я молча осел на край своей постели, заметив в его руках страницы с тестом. Я уже видел их пару дней назад. Это был тест Марьяны, и отметка отлично красной ручкой дедушкиным почерком.

— Как продвигаются занятия с этой девочкой? — он показал мне тест. — Вижу она способная. С двоек резко к пятеркам.

Я прищурился, понимая, что самый умный человек в универе не будет заводить пустой разговор.

— Я видел тебя на паре рядом с этой девочкой в пятницу, — снисходительно улыбнулся дедушка. — Я понимаю, что ты хочешь ей помочь, но разве нет других методов?

У меня закоротило в мозгах. Я не догонял, о чем он говорил. Не мог же он понять, и тем более увидеть, что я на самом деле делал тогда, сидя рядом с Марьяной.

— Эм… д-давай проясним. О каких методах мы сейчас говорим?

Дедушка закатил глаза и с усталой улыбкой сказал:

— Я знаю, как ты относишься к этой девочке. Именно поэтому не взял ее в свою группу, а отправил заниматься к тебе. Не благодари! — он выставил ладонь, предупреждая меня не перебивать, когда я открыл рот. — Я надеялся, что ты просто подтянешь ее по предмету, но, чтобы решать за нее тесты — это чересчур даже для тебя!

— Но я не решал за нее тест! — я одновременно выдохнул от облегчения и возмутился.

— Ты знаешь, что я тебе доверяю даже больше, чем кому-либо другому, Никита, — дедушка пролистал тест Марьяны. — Быковой неймется в последнее время, ей нелегко удержаться в кресле декана. Она ужом извивается, только бы найти любой, повторяю, любой повод на мне отыграться. Марьяна ее лакомый кусочек.

— Она хочет исключить ее во что бы то ни стало? — я не мог поверить, что она на такое способна, и одновременно мог.

— Да и она ничем не поступится.

— Но Марьяна и правда сама решила этот тест! — заверил я.

— Тогда что ты там делал?

— Отвлекал, — сжатая информация, вроде бы не ложь, но и не вся правда целиком.

Дедушка буравил меня строгим взглядом, но, видимо, долго не мог строить из себя злого препода.

— Ладно, молодежь, в эти игры вы, пожалуйста, играйте осторожней, — он многозначительно посмотрел на меня. Намекал на историю Егора и Кати? — Предохраняться не забывайте.

Точно, он именно это имел в виду. Сегодняшний день собрал страйк из неловких ситуаций.

— Х-хорошо, — зачем-то кивнул я.

— Ты мне нужен, дружочек, — дедушка встал и похлопал меня по плечу. — Подтяни девочку по остальным предметам. Не дай Быковой даже повода исключить Василевскую из университета.

— Обещаю.

— Вот и славно, мальчик мой, вот и славно. Я знал, что на тебя можно положиться, — уходя он обернулся. — Егор на работе?

— Да, до поздней ночи.

— Я рад, что ж, очень рад, что он стремится стать лучше. Жаль Марина с Женечкой не поняли его желаний.

Я кивнул. Да, родители обошлись с ним жестко и теперь, конечно, раскаиваются, но уже поздно. Мой брат слишком злопамятный и не умеет прощать. Тем более косяки любимых людей.

— Да и еще, — дедушка серьезно оглядел меня всего. — Будь осторожен с этой девочкой. Она многое пережила. Она очень хрупкая.

— Я з-знаю, — я отвел взгляд, не выдержал дедушкиных проницательных глаз, сканирующих мои… слабые места. Я и так чувствовал себя крайне уязвимо, когда дело касалось Марьяны.

— Не обижай ее, ладно?

Я снова кивнул.

Дедушка вышел из комнаты, а я потер лицо и упал спиной на кровать, хотел наорать на себя. Зачем я послушался брата? Ну, зачем?! Нельзя было по-Онегински с такой как Марьяна. Ох, нельзя!