Факультет чудаков

О Геннадии Горе

Гор слегка походил на Пиквика — лысый, круглый, в пенсне, но, в отличие от знаменитого персонажа Диккенса, держался скованно и настороженно. Глаза его за выпуклыми стеклами были плохо различимы. Однако то, что он нам расказывал (возглавив наш литкружок), потрясало нас, питомцев советских школ. «Литература, оказывается, должна быть экстравагантной, вызывающей, пугающей…» Он познакомил нас с Замятиным, Добычиным, Селином. Без него мы, глядишь, пополнили бы безликую армию советских писателей… а тихий, застенчивый, монотонно говорящий Геннадий Самойлович Гор пробудил в нас гонор, самонадеянность, стремление быть непохожим, диким, непричесанным (хотя у него самого гонора и волос почти не осталось). Вскоре мы узнали, как советская власть «причесала» его, и стали относиться к нему с двойным почтением. Чувствуя, как мы благодарны ему, он постепенно теплел, приглашал нас в гости к себе на дачу и домой. И живопись, что он всю жизнь собирал и которую, наконец, посчастливилось увидеть нам, бывает, оказывается, не только советской, но и необыкновенной — то зашифрованной, то, наоборот, примитивной… он открыл нам «окно в Европу», в мир, в бескрайнюю подлинную культуру.

Помню одну из наших последних встреч в Комарово — он сидел в саду, гладил по головке белокурую внучку, слегка растерянно (как всегда) улыбался: «Врачи говорят, что среди сосен и озона мне быть вредно — но здесь хорошо работается».

Помню его, выходящего из Дома писателей с похорон одного из своих ровесников, помню его расстроенное лицо. «Крепко разбередил нас Гор — спасибо ему за это».