Не следует думать, что всех чудесных тварей люди придумали на заре истории, а потом перешли к изучению зоологии по Брему или Кювье. Изобретение несуществующих животных — постоянный исторический процесс, который прекратится лишь с исчезновением человечества. Однако принципы «изготовления» вымышленных тварей с веками несколько изменились. На смену посиделкам у костра и сказаниям, распеваемым за княжеским столом, пришли детские книжки и мультипликация. Люди теперь стали информированными и предпочитают начать курс верований с нуля. Вместо лешего, русалки, ехидны и дракона наше воображение занимают инопланетяне различного вида, привидения и духи. Впрочем, функции у всех этих тварей схожи с функцией Ламии в воспитании ребенка: «Ешь кашку, а то придет тетя Ламия и тебя задушит!»
Настоящие необычные существа изобретаются сегодня лишь для детских книжек. Кот ученый Пушкина, который ходит по цепи вокруг дуба, — существо переходного типа. Сказки Пушкина в момент их написания не догадались называть детской литературой, но вскоре они стали исключительно детскими. И все же в детских книжках, за малым исключением, авторы предпочитали обходиться существующими персонажами. Даже в волшебной «Алисе в Стране чудес» выдуманных животных практически нет, если не считать грифона, изобретенного еще древними греками, да Чеширского кота. Этот великолепный парадоксальный философ улыбается во весь рост столь убедительно, что когда кот постепенно становится невидимым, последнее, что исчезает, — его улыбка. До такого чудесного персонажа никакой сказочник не додумался бы, потому что мифология не любит второго дна, не любит смещения жанров. В сказке может появиться кот, который умеет исчезать, который умеет улыбаться и разговаривать, но не может остаться улыбка от исчезнувшего кота, потому что первобытный слушатель сказки тут же спросит: «А на чем улыбка держится?»
Нынешний ребенок не спросит, так как он растет в мире, где нарушены традиционные связи. Алиса спускалась в колодец Страны чудес под грохот паровозов и дым трансатлантических пароходов. Ее внуки попали на воспитание к телевизору, потому что бабушка была занята на общественной работе, а мама помогала папе прокормить семью.
Помимо детских писателей в копилку несуществующей зоологии немалый вклад внесли фантасты. Правда, как правило, они помещают своих вымышленных животных на чужие планеты, но среди этих существ есть столь необычные, что старому сказочнику никогда не придумать, именно потому, что особенности этих существ находятся как бы за пределами повседневного человеческого опыта.
В конце концов, дракон — не более чем преувеличенная ящерица, которой приделаны крылья от летучей мыши, кентавр — человекоконь, Пегас — птицеконь, и так далее… Любая несуществующая тварь — это либо изменение масштаба реального животного, либо составление нового из частей известного. Исключений, как понятно из прочитанной книги, очень мало. Я вспомнил, как много лет назад слышал рассуждение об ограниченности человеческой фантазии. В том, что касается выдуманных тварей, она остается в пределах известного. К примеру, ни одна мифология мира не смогла придумать кенгуру — животное, которое выкармливает детеныша в сумке на животе и притом совершает большие прыжки.
Это справедливо по отношению к традиционной мифологии. Современное мифотворчество сделало шаг вперед. Обращаясь к нему, я постараюсь привести примеры выдуманных животных, в создании которых фантазия преодолела старинные стереотипы «гибридизации».
Впрочем, должен оговориться: когда мы укоряем древних сказителей в ограниченности фантазии, забываем, что у всякого правила есть исключения, женитьба на апельсине тому примером. Еще один пример — китайская сказка.
В некоторых местах Китая водятся птицы Бийняо, Они схожи с дикими утками, но перья у них зеленые и красные. У каждой такой птицы один глаз, одно крыло и одна нога. Летать в одиночку она не может. Но если этой птице удастся жениться на себе подобной, то тогда она приобретает способность к полету. Птицы объединяют крылья, глаза и лапки, Подобное совместное проживание так нравится птицам Бийняо, что они становятся неразлучными до самой смерти. В Китае их считают символом супружеского счастья.
Можно привести пример современного сказочного изобретательства, где идет речь о подобном идеальном браке. Позволю себе привести письмо в редакцию московского журнала «Знание — сила», полученное в конце 60–х годов.
«Уважаемая редакция!
Находясь в последние годы на заслуженном отдыхе, я много размышлял о смысле жизни и важных явлениях. Меня посетила мысль, что наши беды проистекают от отсутствия веры в Бога или высшее существо, включая светлое будущее коммунизма. Народ наш мало во что верит, а все равно каждый боится. Боится заболеть, помереть, атомной войны, экологического бедствия, повышения цен и так далее. Отсюда получается желание верить черт знает во что, потому что лучше верить черт знает во что, чем не верить ни во что. Раньше у людей был Бог и все надеялись, что если случится плохое, он не оставит в беде, хотя бы на том свете.
У нас же тот свет совсем отменили, а на этом — неблагоприятные климатические условия. Поэтому люди наши стали крутить головами и искать, во что бы им поверить. Некоторые стали верить в экстрасенсов, некоторые в пищу без нитратов, а другие в индийского бога, имя которого я забыл. Но больше всего верят в пришельцев с другой планеты. А почему?
Потому что каждый советский человек ощущает за отсутствием Бога жуткое одиночество и даже беззащитность. И любой Минводхоз или исполком могут сделать с ним, советским человеком, любую каверзу без всякой ответственности. А ведь как хочется, чтобы кто — то был за нас, а то все против нас!
Вот и получается: простому человеку необходим брат по разуму. Такой, чтобы приземлился, если мы уж совсем распустимся, вышел из своей тарелочки, погрозил нам зеленым пальчиком и сказал бы: «Ни — ни! Нишкни!», «Прекрати безобразие и начинай разоружаться!» И мы тогда с удовольствием!
А стоит ли, говорю я вам, закидывать головы к небу или заниматься йогой, не лучше ли внимательно поглядеть вокруг и поискать настоящих братьев, только на Земле?
Я заявляю с полной ответственностью, что рядом с нами проживают настоящие братья по разуму, которых мы безжалостно уничтожаем себе на потребу, а они даже не внесены в Красную книгу. Об этом отлично известно в некоторых научных кругах, но эти круги из эгоистических соображений закрывают глаза, а не бьют тревогу.
Теперь перейдем к сути вопроса: какое существо на Земле обладает самым большим мозгом по отношению к весу тела? Какое существо в процессе эволюции построило самую крепкую семью, какое существо не убивает себе подобных, не кусается, не дерется и не портит экологию? У кого нам надо учиться жить, забыв о пришельцах из космоса? Кто, наконец, разделит с нами одиночество?
Надеюсь, что самые умные из читателей уже догадались.
Правильно! Наш брат по разуму и сосед по Земле — грецкий орех.
Я убежден, что, разбивая молотком или раскалывая щипцами твердый череп нашего несчастного брата по разуму, вы не раз поражались совершенству его внутреннего строения. Твоему взору предстают два полноценных мозга, занимающие все пространство черепа.
Но как это случилось? Как орехи стали орехами? Какими они были раньше? Вопрос не такой простой, как может показаться. Уже давно прогрессивные ученые разных стран подозревали, что грецкие орехи не всегда были только орехами. Решающим толчком к раскрытию тайны грецких орехов послужила заметка французского археолога Гастона Валуа, выходца из крестьянской семьи, в журнале «Сьян и палеонтолоджик» за 1908 год о находке в среднем плейстоцене Нижней Нормандии крупного архаичного черепа грецкого ореха без нижней челюсти с ярко выраженными ручками и ножками. Последние сомнения были Рассеяны открытием в Танзании двух коренных зубов молодой самки грецкого ореха. Рядом с челюстью обнаружены были каменные скребки, наконечники стрел и бедренная кость мамонта.
Деятельность ученых (в нашей стране исследование грецких орехов началось лишь после революции и связано с именем туркменского археолога Абдусалимова, нашедшего стоянку грецкого ореха в районе г. Сочи) позволяет уже сегодня с уверенностью поведать неискушенному читателю о ходе эволюции наших братьев.
Покинув в верхнем палеозое солоноватое море, далекие предки грецкого ореха вышли на берег и в краткий срок освоили пляжи и прибрежные заросли. Динозавры не преследовали их ввиду малого размера, а быстрота ножек спасла праорехи от прочих хищников.
Еще и речи не шло о появлении человека, а грецкие орехи уже покорили сушу и перешли к древесному образу жизни. Многочисленными оживленными колониями они собирались на определенных видах деревьев, отпечатки листьев которых всегда сопутствуют находкам ореховых скелетов. Там они охотились на вредных насекомых, а благородные деревья опекали их, прикрывая листьями от ливней и прямых лучей первобытного солнца.
Когда неуклюжий волосатый предок человека взял в руки первую палку, грецкие орехи, далеко обогнавшие его в своем развитии, сознательно избрали другой путь. Первым шагом на этом пути было объединение мужского и женского начала под одной скорлупой. Выбрав себе спутника жизни, самка грецкого ореха обволакивала его не только заботой и вниманием, но и скорлупой, буквально привязывая к себе до конца дней. Крепкая семья грецкого ореха — добрый пример подрастающему поколению — стала настолько стабильна, что с течением времени грецкие орехи начали жениться еще до рождения. Этот шаг эволюции, одновременно разумный и трагический, имел место шестьдесят тысяч лет назад.
Ранние браки грецких орехов завершили поступь эволюционного развития. Объединившись с близким существом под одной скорлупой (именно поэтому мы всегда находим в грецком орехе два мозга), орехи потеряли стимул к передвижениям, охоту к перемене мест, отказались от соперничества и тревог. Нет нужды искать общества себе подобных, если один из них обязательно присутствует в тебе самом.
Сравнительно недавно, с точки зрения истории, это привело к атрофированию конечностей. И если Платон в своих «Диалогах об Атлантиде» еще пишет о том, как грецкие орехи спасались от сборщиков, переползая на слабых ножках с ветки на ветку, то позднейшие исследователи об этой способности орехов умалчивают.
Эволюция зашла в тупик. Грецкий орех повис на дереве, нежась под солнцем, получая соки от дерева через единственную рукуплодоножку и обмениваясь мыслями со своей половиной. Очевидно, сегодня орехи лишились дара речи, заменив ее телепатическим общением. Хотя существуют исключения. Известный исследователь Востока Пржевальский рассказывает, что в отдаленных районах пустыни Гоби орехи, срываемые с деревьев в недозрелом состоянии, пищат и плачут. Автор этих строк пытался наладить контакт с орехом, выстукивая различные фразы с помощью азбуки Морзе по скорлупе. Ответа я, к сожалению, не дождался.
Встает вопрос: почему мы пожираем братьев по разуму? В чем причина нашего варварства?
Причина в классовом эгоизме человечества. Как всем известно, уже в Древнем Вавилоне жрецы запрещали простым людям питаться грецкими орехами, пожирая их мозги в отрыве от народных масс (Геродот, кн. 16, гл. 24). Впоследствии прерогатива есть орехи перешла к феодалам и эксплуататорам, включая буржуев и капиталистов.
Наконец, с XVII века эстафету убийства подхватило мировое масонство. Именно масоны стали употреблять грецкие орехи на своих тайных сборищах, укрепляя этим свои темные силы.
Подумайте, много ли было шансов у русского крестьянина в Рязани или Архангельске встретиться с грецким орехом, вглядеться в него и заподозрить неладное? Нет, отвечу я, такого шанса русский крестьянин не имел.
Грецкие же орехи, способные на прямой контакт еще тысячу лет назад, за последние тысячелетия полностью разочаровались в людях, которых прозвали каннибалами, и предпочитают с презрением умирать молча.
Да, среди нас есть узкие специалисты, палеонтологи, археологи, для которых не секрет, что грецкие орехи — настоящие законные властители Земли и наши братья.
Но археологи молчат. Некоторые боятся масонов, другие — сами масоны, третьи, признавая в частных беседах преступность наших коллективных действий, не могут отказаться от привычного лакомства. Их любовь к пирогам с орехами стоит высокой плотиной на пути к спасению братьев по разуму.
Две проблемы возникли перед человечеством. Еще не поздно установить контакт с грецкими орехами с помощью телепатии, радиосвязи и азбуки Морзе. Сделать это надо немедленно, ибо, замкнувшиеся в гордой изоляции, грецкие орехи потеряют память о прошлом, и иссякнет их древняя мудрость, которая столько могла бы дать нам поучительного!
Вторая проблема — гуманитарная.
Я приказываю: люди, опомнитесь! Внушите каждому ребенку, что рвать с деревьев живые орехи безнравственно, а пожирать трупы упавших грецких орехов постыдно! Товарищи, неустанно разоблачайте мировой масонский заговор, остановите руку палачей! Торопитесь, люди, еще не поздно!
Ложкин Н. В., пенсионер,
г. Великий Гусляр»
Когда письмо о трагической судьбе грецких орехов было напечатано в разделе журнала, который именовался «Академия веселых наук», где публиковались анекдотические или шутливые сообщения, в редакцию полетели письма. Удивительно, что никто из авторов этих писем не поставил под сомнение правдивость публикации. В основном в письмах содержались обещания никогда больше не есть грецких орехов и не участвовать в этом виде людоедства. Сила печатного слова и сегодня еще велика в нашей стране, а тогда, все напечатанное типографским шрифтом воспринималось как руководство к действию. Больше всего меня в журнале тронуло коллективное обещание одной среднеазиатской пограничной заставы не употреблять в пищу пирогов с орехами.
Когда в журнале разбирали эти письма, вспомнили, что за несколько лет до того там же была напечатана первоапрельская шутка, в которой утверждалось, что животного, которое принято называть жирафом, в самом деле на свете не существует. Потому что если бы оно существовало, то его голова не смогла бы удержаться на такой длинной шее и обязательно упала бы. Тогда писем пришло несколько сотен, и все возмущенные. Как можно допустить, что детям в школе рассказывают, будто жирафы живут в Африке? Кто позволил поместить в журнале «Огонек» псевдофотографию «Жираф в зоопарке»?
Никто из читателей не написал: «Вы же шутите!» Впрочем, это и понятно: те, кто понимает шутки, не пишет таких писем…
Приведя примеры существ, изобретенных для взрослых, можно обратиться к богатому полю чудес — существам, изобретенным для нынешних детей. Правда, писатели, даже самые современные, предпочитают обходиться обыкновенными зверями и птицами, подарив им умение говорить и понимать человеческую речь. Например, в известной всем детям нашей страны сказке Корнея Чуковского «Доктор Айболит» действует множество животных. Там есть и собака Авва, и крокодил, и попутай, и обезьяны, которые заболели в Африке, но, если вдуматься, Чуковский придумал только одно животное — Тянитолкая, то есть коня, у которого голова спереди и точно такая же сзади, благодаря чему добрый Тянитолкай может идти вперед и назад одинаково эффективно. Я радовался этому изобретению, до которого не додуматься бы никакому древнему сказочнику, пока не услышал от обыкновенного любознательного ребенка законный вопрос: «А как он какает?» На этот вопрос я ответить не сумел.
Но окончательно я уволил Тянитолкая из числа современных фантастических животных, когда натолкнулся на упоминание о древнем китайском чудовище по имени Бинфэн. Вот что говорится о Бинфэне в «Книге морей и гор»: «Бинфэн водится к востоку от Усянь, обликом подобен дикому кабану, сзади и спереди у него по голове».
Я долго ломал голову над тем, есть ли в какой — нибудь книге фантастическое животное, которое интересно придумано. Не сложено из кусочков других, обыкновенных зверей и птиц, а совсем новое.
И вспомнил: все же одно такое животное есть!
И зря я раньше говорил, что все без исключения фантастические существа — просто уродцы, склеенные из обычных змей, свиней или скорпионов.
Такое существо живет в книге Льюиса Кэрролла «Приключения Алисы в Стране чудес».
Зовется оно Чеширским котом.
Помните?
Когда я сам о нем вспомнил, то решил, надо будет перечитать «Алису», там ведь должно быть множество необыкновенных зверей.
Оказывается, память меня подвела.
В книге есть немало животных, но они вовсе не выдуманные. Есть там, к примеру, Кролик. Но ведь это обыкновенный кролик, только в цилиндре и жилетке. Ну, правда, он еще умеет говорить — но кто в сказках не умеет говорить?
А Фламинго, которого Алиса все таскает с собой, — это же обыкновенная птица фламинго, она так необычно выглядит, потому что все настоящие фламинго так выглядят.
Впрочем, в Стране чудес есть одно выдуманное животное, но выдуманное задолго до Кэрролла. Это грифон. О нем в этой книге уже рассказывалось. Но кроме странного внешнего вида, этот грифон ничем среди других зверей не выделяется. Грифон как грифон.
И если бы Кэрролл назвал его, скажем, жирафом и художник нарисовал бы жирафа, никто бы разницы не почувствовал.
А Чеширский кот? — спросите вы. И я отвечу: вы правы!
Именно о нем я говорил, когда заявил, что в этой книге есть единственное в мире выдуманное животное, которое на самом деле нигде не встречается и ничего общего с жителями нашей планеты не имеет.
Зато кот умеет исчезать. Постепенно. Сначала хвост исчезнет, потом исчезнет тело, затем уши, усы, морда… но остается улыбка. И через некоторое время исчезает улыбка.
Вот оно — великое изобретение Кэрролла: кот, от которого остается только улыбка.
Если вы читали ту книжку, то, наверное, помните, какие недоумения вызвал этот кот у короля.
— У него нерасполагающая внешность, — сказал король. — Впрочем, он может поцеловать мне руку, если хочет.
— Спасибо, обойдусь, — сказал Чеширский кот.
— Не говори дерзостей! — сказал король. — И не смотри на меня так! — закричал он и спрятался за спиной Алисы.
— А кошкам разрешается смотреть на королей, — сказала Алиса. — Я читала об этом в одной книжке, только не помню, в какой. Я цитирую книжку по пересказу Бориса Заходера, потому что мне кажется, что это — самый лучший пересказ или перевод книги на русский язык.
В общем, король все равно перетрусил, а королева приказала отрубить коту голову.
Вот тут — то и началась суматоха. Как вы будете рубить голову, если у кота не только тела нет, но и от морды осталась только одна улыбка? Прибежавший палач утверждал, что нельзя отрубить голову, если не имеется тела, от которого надо отрубить голову, а король утверждал, что была бы голова, а отрубить ее всегда можно. Королева же заявила, что если голова Чеширского кота не будет отрублена немедленно, то она отрубит головы всем присутствующим. От чего все присутствующие приуныли.
А в то время улыбка кота стала бледнеть и вскоре совсем исчезла. Пересказчик повести Борис Заходер не пожалел труда, чтобы выяснить, почему Кэрролл придумал Чеширского кота или откуда он его взял.
Борис Заходер говорит, что некоторые ученые считают, что Чеширский кот вовсе не кот, а большой круглый чеширский сыр. Вроде бы в старину на этом круге рисовали кошачью морду.
А еще есть теория, говорит Заходер, что в городе Чешире графства Чешир был трактир, на вывеске которого нарисован леопард, улыбка до ушей, и похож на кота.
Это не так важно, потому что коты никогда не улыбаются, но если вы ХОРОШО с котом знакомы, то вы знаете, как кот умеет улыбаться и притом вовсе не улыбается. Коты — самые загадочные животные на свете.
Наиболее известные и знаменитые детские книжки нашего времени предпочитают иметь дело с существующими животными. Посмотрите, в «Путешествии Нильса с дикими гусями» есть говорящий гусь Мартин и злой гном. И все, У Милна в «Винни — Пухе» все животные обыкновенны, малыша Карлсона отличает от прочих людей лишь наличие пропеллера на спине. Неизвестно, является ли пропеллер частью тела Карлсона, или он его снимает на ночь? В «Сказках дядюшки Римуса» и кролик, и опоссум, и братец волк ничем от собратьев на воле не отличаются. Правда, скажете вы, есть несколько книг о мумми — троллях. Я же отвечу, что, если бы не было в тех книжках картинок, вы бы никогда не догадались, как выглядят эти мумми — тролли. Легче представить себе, что это рассказы об обыкновенных провинциалах.
И все же фантастические изобретения встречаются. Например, в книге Фрэнка Баума «Волшебник из страны Оз», которая вышла у нас в переводе А. Волкова под названием «Волшебник Изумрудного города», существует по крайней мере один выдуманный персонаж — это чучело по имени Страшила, набитое соломой и мечтающее получить мозги, хотя неизвестно, зачем они ему, ведь Страшила отлично научился думать с помощью соломы. Сказочность Страшилы очевидна, а вот можно ли отнести его к фантастическим существам, не знаю. Так и тянет сказать: это обыкновенное говорящее огородное пугало, не более фантастическое, чем говорящий шкаф. Правда, у него соломенные мозги, и это впечатляет…
Два других сказочных персонажа этой книги мне сказочными не показались: лев, думающий, что он трус, в остальном — настоящий лев, и железный лесоруб без сердца, этот первобытный робот.
В течение многих лет отечественная детская литература существовала как бы под маской. Многие дореволюционные детские книжки были запрещены и не переиздавались. Сказки Пушкина и басни Крылова не могли удовлетворить тяги ребенка ХХ века к современной фантазии. «Три толстяка» Ю. Олеши также не были способны удовлетворить юных читателей. Бравые истории о пионерах и душераздирающие поэмы о судьбе пионера — доносчика Павлика Морозова также не заполняли вакуума. Тогда с легкой руки талантливого и хитрого Алексея Толстого советские писатели принялись переводить современные европейские сказки. Оставлять на их титулах имя настоящего автора было невозможно, издательство не посмело бы издавать идеологических врагов. В то же время переводчик, объявивший себя автором, получал вдвое больше, чем тот, кто поскромничал. И вот вслед за толстовским «Золотым ключиком», вольным переводом итальянской книги «Пиноккио», широким потоком вошли другие переводы. А. Волков перевел «Волшебник из страны Оз» под названием «Волшебник Изумрудного города», Л. Лагин пересказал в «Старике Хоттабыче» английскую повесть «Медный кувшин, а Корней Чуковский перевел «Доктора Дулитла» под именем «Айболита». Так как этим занимались профессиональные писатели, то оказалось, что русские пересказы не уступают иностранным источникам, и постепенно они стали золотым фондом отечественной детской литературы.
Следующее поколение детишек выросло без переводов. Сказочные персонажи вскоре попали в мультипликацию и получили там второе рождение.
Так случилось, например, со странным существом Чебурашкой, который попал в нашу страну в ящике с апельсинами. Откуда он приехал, зачем и как, никто не знает. Не ведает и сам Чебурашка. Главное, что он — очаровательное доброе существо, ростом с кошку, покрыт мягким бурым мехом, ко лицо у него не медвежье, а человеческое, есть еще и громадные уши, тоже мохнатые. Появился он, когда у нас была «эпоха застоя», и жутко рассердил начальство издательства «Молодая гвардия», которое выступило в «Литературной газете» с грозной статьей, где утверждалось, что у Чебурашки нет родителей, по крайней мере, ни сам Чебурашка, ни автор ни разу об этом не упоминают, а если у Чебурашки нет родителей, следовательно, автор «Чебурашки» Эдуард Успенский хочет вбить клин между нашими революционерами — родителями и намеревающейся идти дальше по их дороге молодежью.
Но Чебурашка остался любимым героем малышей, а вот куда сгинул издательский начальник, я не знаю и знать не хочу.
Сегодняшняя детская сказка часто не придумывает новых чудовищ, а трансформирует старые, привычные образы. Этот путь позволил создать весьма интересные разновидности драконов, русалок и леших. Появилось множество детских книг и кинофильмов, которые пересказывали какую — либо детскую народную сказку, однако вместо Ивана — дурака в ней действовал советский пионер Ваня, который смело разоблачал гнусные замыслы Кащея Бессмертного и его идеологически сомнительного окружения.
Типичной для такого процесса мне кажется судьба джинна в книге А. Лагина «Старик Хоттабыч», одной из наиболее популярных книг бедного на детские книги предвоенного десятилетия.
Как известно, джинны — бесплотные, чаще всего злые духи арабского фольклора, перешедшие оттуда в исламский пантеон сверхъестественных существ. Джинны созданы Аллахом, как учат нас сегодня, из бездымного огня, они обладают разумом. И могут приобретать любую форму и выполнять приказания своего повелителя. Образ джинна всегда привлекал восточных сказочников, но их интересовали не отношения джинна и Аллаха или дьявола Иблиса, а возможность добиться исполнения желаний. Вот и придумали они глиняные бутыли, в которых закупорены злые джинны, и заклинания, с помощью которых можно джинна приручить.
Современный писатель понял, что можно создать забавную ситуацию, переместив это бесплотное существо, исполняющее желания, из древности в нашу действительность. Так возник из кувшина страдающий насморком старик Хоттабыч, который вынужден подчиняться советскому мальчику и исполнять нехитрые его пионерские желания. Постепенно джинну все более нравится жизнь в стране побеждающего социализма, и вот он уже мечтает о судьбе советского пенсионера.
Переосмысление сути сказочных существ характерно для пьес драматурга И. Шварца, который искал в том способы иносказательно выразить свои оппозиционные настроения к социалистической действительности. В пьесе «Обыкновенное чудо» лирический герой — медведь — оборотень, которого «руководство» королевства намерено застрелить за то, что он медведь, хотя и знает о его человеческом происхождении. Еще более переосмысление сказки очевидно в пьесе «Дракон», где дракон, правящий страной, — оборотень.
Путь всех современных переосмыслений — приведение мифа в соответствие с нашей психологией, столкновение непонятного и объяснимого, рационального и невероятного, того, с чем мы сталкиваемся на каждом шагу.
Очевидно, переходной ступенью между миром детства, в котором ребенок еще признает чистую сказку, и миром взрослых, в котором сказку следует подать в одеждах ХХ века, стала сегодня детская фантастика. Ее можно разделить на фантазию, или полу — сказку, в которой водятся сказочные существа, и детскую фантастику, где чаще встречаются роботы и инопланетяне…
«Внедрение» сказки в мир фантастики проиллюстрируем повестями «Заповедник сказок» и «Козлик Иван Иванович». Это — повести — фантазии. Действие их происходит в будущем, в мире, где космические корабли легко достигают дальних звезд и даже галактик, населенных разнообразными невероятными жителями. В то же время в повестях существование сказки принимается за часть действительности, и отношение к ней вполне реальное и спокойное, однако сказочное действие развивается по законам реального мира. Древнего создателя сказки мало интересовали житейские детали и причинно — следственные связи. Тот мир был статичен, и события за пределами сюжета никого не интересовали. В полусказке ты относишься к волшебству так же, как к трамваю.
В «Заповеднике сказок», Например, была сделана попытка понять, а куда делись гномы, драконы, волшебники, русалки, если они когда — нибудь существовали? Поэтому была изобретена «эпоха легенд», тот неисследованный период в истории человечества, когда все сказки были реальностью. Эта эпоха «затесалась» между третьим и четвертым ледниковыми периодами, и все сказочные существа во время четвертого ледникового периода вымерли, потому что не умели работать, разводить костры, строить теплые дома и одеваться в теплые шкуры. Ведь все у волшебных созданий, от пирожных до одежды, одна видимость. Уже такое допущение — антисказочно. Сказка никогда не снисходит до объяснений, она или есть, или ее нет. Волшебники не могут вымереть, ибо тогда бессмысленно волшебство.
Допустим, что люди изобрели путешествие во времени и смогли проникнуть в «эпоху легенд». Почему бы им не спасти для детишек будущего разных волшебных существ, сделать для них что- то вроде заповедника в XXI веке. Пускай живут, плодятся. А раз этот заповедник существует в фантастической, то есть будто бы обыкновенной реальности, значит, туда надо назначить директора, настоящего ученого, который будет изучать сказку по законам науки и заодно следить за тем, чтобы обитатели его были здоровы, сыты и довольны жизнью.
Директор, Иван Иванович, разумеется, доверится одному из отрицательных обитателей заповедника, замаскировавшемуся под именем Кусандра. Тот поддерживает среди волшебных тварей дисциплину, незаметно от директора наводит террор, угнетает слабых и окружает себя бесстыжими угнетателями и террористами: Котом в сапогах и Серым Волком, который притворяется вегетарианцем, а на самом деле сожрал того самого козлика. Затем эта компания превратит в козлика самого директора и объявит его козликом на место скушанного, а всем сообщит, что директор уехал в Тимбукту на конференцию по вопросам Сахары.
Вот такая страшная история произошла в заповеднике сказок в конце XXI века.
Обитатели заповедника, попавшие под власть темных сил, старались найти выход. В конце концов дракон по имени Змей Гордыныч и гном Веня смогли вырваться под предлогом визита к врачу и рассказать о том, что произошло, девочке Алисе, которая проникла в заповедник, чтобы вести свое расследование.
В заповеднике она встретила Деда Мороза со Снегурочкой, которые жили в индивидуальном холодильнике в ожидании очередной зимы, говорящего волка и Красную Шапочку, которая от этого волка бегала, волшебного и страшно глупого короля, русалку, семейство гномов и даже Спящую красавицу, к которой, пользуясь ее беззащитностью, все время подбирается сладострастный Кот в сапогах.
Когда в поисках лекарства для все еще заколдованного Ивана Ивановича Алиса с козликом попадают в «эпоху легенд», дополнительно к перечисленным существам они встречают волшебников, джинна, снежного человека, птицу Дурынду, людоеда и коноеда, Змея Долгожевателя, бабу — ягу и саму птицу Рокх, а также ее яйцо. А разрешить загадку помогает, конечно же, сама Шехерезада.
Каждое из существ, населяющих сказочные места, выполняет функцию, подобно той, что предназначена ему законами сказки. Но мы глядим на каждого из действующих лиц трезвыми глазами нашего современника, который давно не верит в сказки, но которому так не хватает чудес!
Вот, к примеру, как завершается одна из повестей об «эпохе легенд». Алиса оказывается высоко в пустынных Гималаях, и ей ничего не остается, как погибнуть. Но тут она слышит голос и видит, что к ней едет на печке Иван — дурак. Он ее привозит домой, обогревает, знакомит со своей супругой Снегурочкой. Оказывается, полюбил он ее, а не принцессу, но нельзя же жить с ней в умеренном климате — растает. Вот и заставила любовь молодую чету избрать местом жительства вершины Гималайских гор, где никогда не тает снег.
В детской фантастике обходятся без традиционных гномов и русалок. Здесь авторам открывается широкое поле действия — придумывай какого хочешь урода или красавца и населяй таким племенем отдаленную планету, только учитывай, что любое чудовище должно быть интересно современному ребенку.
Так детская фантастика становится шагом к созданию новой мифологии ХХ века.
Та же Алиса в фантастических повестях о путешествиях и приключениях в различных краях Галактики встречает множество фантастических существ, вроде бы не имеющих родства со сказкой. Как Чеширский кот, эти существа парадоксально, но отражают реалии наших дней. Что необычного в птице Говоруне? Что у него две головы? В сказках бывают двух- и даже многоголовые птицы. У Говоруна фантастическая память, и он, как суперпопугай, может воспроизвести любой произошедший в его присутствии разговор, но любой талантливый попутай это тоже может сделать, И все же Говорун чудесен, так как может летать меж звезд, спокойно преодолевая безвоздушное пространство. Видите разницу? для какой — нибудь птицы Рокх строение космоса не представляет интереса, да и не придет ей в голову отправляться в этот космос. А Говорун и герои современных фантастических детских повестей уже знают, что такое вакуум, или безвоздушное пространство, и умеют надевать скафандр, как любой космонавт.
На одной планете Алисе сказали, что там растут кустики, которые пением умеют предсказывать бурю в пустыне. Путешественники выкопали несколько кустиков и взяли их с собой, посадив в ящик с песком.
Стоило «Пегасу» подняться с планеты, как вдруг Алиса испуганно закричала. Кустики вылезли из песка и, переступая корнями как ножками, обступили ее, протягивая страшные корявые сучья. Алиса в тот момент рисовала акварелью. Она подхватила кисточку, стакан с водой и кинулась прочь из отсека — кустики за ней. На помощь Алисе пришел отец. Они захлопнули дверь, но сильные кустики отчаянно тянули дверь к себе. Из последних сил отец Алисы старался удержать дверь, Алиса закричала ему, чтобы он продержался еще минуту, и убежала.
В тот момент, когда у профессора Селезнева уже не осталось сил удержаться, прибежала Алиса. Она попросила отца отойти от двери и, когда кустики кинулись к ней, принялась поливать их из принесенной лейки. Кустики блаженно расслабились.
— Все просто, — сказала Алиса, — ведь кустики живут на пустынной планете, а когда пить нечего, они уходят искать воду. Поэтому их корни служат корнями, когда им есть что доставать из земли, и ногами, когда надо идти искать воду.
Вот и на корабле они почуяли, что Алиса налила в стакан воды для акварели, и решили, будто их приглашают на чаепитие.
С тех пор кустики обильно поливали, и они мирно сидели в ящике с песком. Только один из них как — то раз напился компота и стал наркоманом по этой части. От воды он отказывался, а бродил по коридорам за Алисой и требовал компота.
Когда корабль «Пегас» подлетел ко второй планете в системе Медуза, Алиса удивилась тому, насколько планета пустынна и мрачна. Солнце отражалось от блестящих скал, во все стороны расстилалась равнина, усыпанная круглыми, похожими на картошку камнями.
И тут путешественники увидели, что мимо корабля идут мушкетеры в широкополых шляпах и с ними женщина. Процессия медленно удалилась к березовой роще, которая неожиданно возникла неподалеку от корабля.
Не успели пассажиры «Пегаса» толком удивиться, как возле корабля показалась сама Алиса в сопровождении своего отца. А потом через некоторое время можно было увидеть двух пиратов, за которыми давно гнался «Пегас».
Не выдержав, Алиса и ее отец выбежали из «Пегаса», но снаружи было пусто. Лишь вокруг одного из камней медленно гасло сияние. Алиса подхватила камень, подняла его, и он превратился в космического капитана.
Оказалось, что камни — жители второй планеты. Они умеют создавать зрительные иллюзии — то, что видели, или то, что прочитали в мыслях прилетавших сюда людей. В тот момент, когда корабль опустился на планету, Алиса как раз читала ту главу в «Трех мушкетерах», где мушкетеры поймали леди Винтер и вели ее казнить.
— Но зачем этим камням миражи? — удивился отец Алисы.
— Я думаю, что им очень скучно лежать неподвижно на такой пустой планете, вот они и развлекаются.
Такие камешки — вполне сказочные существа, но в сказке родиться все же не могли, никогда я не встречал там сочетания телепатии и иллюзиона.
Индикатор — небольшое животное, которое может существовать в фантастике, но в сказке ему делать нечего, потому что оно, так же как кустики и камни со второй планеты, появилось на свет благодаря не столько сказочным законам, сколько реалиям мира, в котором господствует телевизор.
Индикатора Алиса увидела на рынке Палапутры, на планете Блук. Там продаются всякие удивительные твари, в том числе склисс — обыкновенная на вид корова с прозрачными, как у стрекозы, крыльями, которая может перелетать с пастбища на пастбище и прилетать на дойку, не замочив ног.
Индикатор был похож на пушистый шарик на ножках — палочках. Размером он меньше белки, но очень полезен для путешественников.
В зависимости от настроения и состояния Индикатор меняет цвет: если он испуган — принимает красный цвет, если доволен — становится белым, а когда его накормишь сахаром — бело — лиловым, полосатым. Индикатор пронырлив, проницателен, может предупредить об опасности раньше, чем она появится.
Честно говоря, пришельцев, какими бы удивительными они ни казались, включать в бестиарий не следует, потому что они на своих планетах вовсе не выдуманные существа, ничего в них нет волшебного. Это лишь нам, галактическим провинциалам, они кажутся чудесными.
Команду космического пирата Двухглавого Юла, которая безобразничает в детской фантастической повести С. Ярославцева «Экспедиция в преисподнюю», автор совершенно не намеревался придумывать, а создал сумасшедший дом, скопище мифических злодеев, шабаш нечистой силы, но в антураже современном, космическом, компьютерном.
Итак, предводитель пиратских банд Великий Спрут появляется на пиратском космическом корабле Двухглавого Юла. Бандиты, сами по себе существа экзотические — один представляет собой спрута, а другой носит на обыкновенном туловище две головы — заключают подлую сделку.
— А теперь позволь представить мою команду, — заявил Двухглавый Юл.
— Позволяю, — сказал Великий Спрут.
— Экипаж! Стройся! — взревел Двухглавый Юл.
Вот это был сюрприз. Круглый стол посредине кают — компании изогнулся, сбросил с себя носилки и, обернувшись голенастым ящером, вытянулся перед Двухглавым Юлом. С потолка, храня на теле красно — зеленый шахматный узор, сорвалась разлапистая морская звезда и пристроилась рядом с ящером. Распахнулась дверца холодильника, и мохнатая обезьяна, окутанная облаком пара, выскочила оттуда и встала рядом с морской звездой. И чучело зверушки на холодильнике соскользнуло на пол и замерло подле обезьяны.
— Моя команда! — провозгласил Двухглавый Юл. — Самые отчаянные и хитроумные ребята во всей обозримой Вселенной. Это — Ка, — указал он на ящера. — Может принимать любой облик и прикидываться любым предметом. Это — Ки, — он указал на морскую звезду. — Обладает замечательным даром мимикрии. Способен в две секунды слиться с обстановкой и стать невидимым. Это — Ку, — он показал на обезьяну. — Может сколько угодно долго пробыть в космическом пространстве без всякого скафандра. И наконец… — Он показал на ни на что не похожего малыша. — Это мой малыш Ятуркенженсирхив, шпион, которого ношу с собой.
Пожалуй, можно, если постараться, отыскать в древнегреческом фольклоре семейку, члены которой вкупе будут обладать и внешним видом, и повадками, и способностями экипажа Двухглавого Юла. Можно отыскать оборотня и невидимое существо, а вот понятие вакуума вряд ли что — нибудь сказало древним эллинам, Да и по последующим изысканным действиям и извращенным безобразиям, которыми занимается команда, в древнем мире аналогий не отыскать. Там все же чудовища были попроще манерами и уступали нашим в изобретательности.
Говорят, что в каких — то средневековых хрониках они упомянуты. Если так, то о них известно немного. По крайней мере, ни в одном известном мне бестиарии, ни в одной мифологической энциклопедии (за исключением труда К. Королева) о них — ни слова. Хотя название звучит по — старинному.
Впрочем, оно могло произойти от гоблина уже в наши дни. Придумали и сделали вид, что существует давно.
Но в любом случае гремлины сегодня известны, особенно после того, как их популяризировало американское кино, Поэтому я позволю себе считать их вашими современниками. Кирилл Королев относит их появление к Первой мировой войне. Именно с той поры они ответственны за все поломки, аварии и неполадки в машинах и приборах. Начинали гремлины с мотоциклов и велосипедов, а потом дошли до космических кораблей и с ними умчались в будущее.
Почему — то они по натуре луддиты, то есть существа, склонные ненавидеть технику.
Передаю дальше слово Королеву, так как сам не уверен в своих знаниях:
«Внешне они сильнее всего напоминают помесь кролика с бультерьером, ростом около 20 дюймов, одеты обычно в зеленые брюки и красные куртки. У них перепончатые лапы, которыми они ступают очень тихо, почти неслышно. К людям вообще гремлины относятся достаточно дружелюбно, а пакости устраивают скорее из озорства, чем из желания досадить».
Русской аналогии гремлинам я не знаю. Может, потому, что сломать велосипед или космический корабль мы отлично умеем сами, без помощи гремлинов.
Зато своего рода наследники у них появились — это, на мой взгляд, зубастики. Не знаю точно их названия на английском, но появились они в детских американских ужастиках: они представляют собой пасти с заточенными зубами, остальное — приложится. У нас существуют: «Зубастики» просто, «Зубастики-2» и так до бесконечности.
Американское кино плодит резиновых страшилищ бессчетно, но я углубляться в тот мир не хочу. Ограничимся литературой и фольклором.
Следующий шаг к сегодняшнему пониманию выдуманного существа — серьезная фантастика, та, что именуется обычно фантастикой научной. В ней конструирование необыкновенных существ подчиняется несколько иным, чем в сказках или детской фантастике, правилам. Они как бы становятся параллельной реальностью, Даже если они обладают какими — то фантастическими свойствами, весь ход повествования подчеркивает, что ничего фантастического или сказочного в этих свойствах нет. Необычное — есть, как необычна антилопа окапи, похожая сразу на жирафа и зебру и открытая в начале нашего века в центре Африки. Пример тому — чудовище, придуманное Иваном Ефремовым.
Я отлично помню свой день рождения в октябре 1944 года. Мне тогда исполнилось десять лет. Это была круглая дата, и мама смогла достать мне новую книгу, а новых книг, да притом интересных, выходило крайне мало. Скромная книга в бумажной обложке была выпущена издательством «Молодая гвардия». На обложке были нарисованы лесное озеро, скалы вокруг и написано:
«И. Ефремов. «Пять румбов»».
Это была первая книга Ивана Антоновича Ефремова, впоследствии знаменитого писателя, а тогда палеонтолога, путешественника, испытавшего фантастические чувства в своих странствиях и в этом превзошедшего своего великого коллегу геолога В. Обручева. Фантастические романы последнего, во — первых, познавательны, Во — вторых, познавательны, в-третьих, полезны, в то время как книги Ефремова завлекательны, таинственны и несут аромат экзотической тайны, которую автор умел отыскать не только в глубинах Тускароры, но и в якутской тундре.
Примером такого произведения, очарование которого достигается благодаря выверенному сплаву описания экспедиционной обыденности, достоверности каждого движения и слова, нарочитого отказа от того, чтобы подготовить читателя к готовой развернуться драме, стал рассказ «Олгой — Хорхой». Лишь старый монгольский проводник Дархин, подобно пророчице греческой трагедии, все время предостерегает героя, пытается, как в волшебной сказке, повернуть назад, обмануть судьбу, не договаривая до конца, что же грозит маленькой геологической экспедиции.
Ефремов вводит в ткань своего рассказа странное существо из монгольского фольклора — песчаного черня, который таинственным образом может убить путника, не прикасаясь к нему. Автор позволяет читателю одновременно глядеть на этого короткого толстого черня глазами нашего трезвого соотечественника и взором монгола Дархина, видящего в нем роковое чудовище, выходящее за пределы логики и разума, — воплощение смерти.
Кульминация рассказа «Олгой — Хорхой» — встреча героя с мифическим монгольским чудовищем.
«Шофер… вдруг резко затормозил и крикнул мне:
— Смотрите скорее! Что это такое?..
Окошко кабины на минуту заслонил спрыгнувший сверху радист. С ружьем в правой руке он бросился к склону большого бархана. В просвете между двумя буграми был виден низкий и плоский бархан. По его поверхности двигалось что — то живое. Хотя это двигавшееся существо и было очень близко к нам, но мне и шоферу не удалось сразу разглядеть его. Оно двигалось какими — то судорожными толчками, то сгибаясь почти пополам, то судорожно выпрямляясь. Иногда толчки прекращались, и животное попросту катилось по песчаному склону.
— Что за чудо? Колбаса какая — то, — прошептал у меня над ухом шофер, словно боясь спугнуть неведомое существо.
Действительно, у животного не было заметно ни ног, ни даже рта или глаз; правда, последние могли быть незаметны на расстоянии. Больше всего животное походило на обрубок толстой колбасы около метра длиной. Оба конца были тупые, и разобрать, где голова, где хвост, было невозможно. Большой и толстый червяк, неизвестный житель пустыни, извивался на фиолетовом песке. Было что — то отвратительное и в то же время беспомощное в его неловких замедленных движениях. Не будучи знатоком зоологии, я все же сразу сообразил, что перед нами совсем неизвестное животное. В своих путешествиях я часто сталкивался с самыми различными представителями животного мира Монголии, но никогда не слыхал ни о чем похожем на этого громадного червяка.
— Ну и пакостная штука! — воскликнул Гриша. — Бегу ловить, только перчатки надену, а то противно!..»
Пока радист и шофер гонялись за олгой — хорхоем, проснулся старик Дархин и увидел, что происходит. Он схватил побежавшего было вслед за молодыми спутниками автора и так цепко держал его, что тот не успел оказаться рядом с Гришей и Ми шей, когда те настигли червяков (к этому времени появился второй олгой — хорхой).
«… Внезапно червяки свились каждый в кольцо. В тот же момент окраска их из желто — серой, сразу потемнев, стала фиолетово — синей, а на концах ярко — голубой. Без крика, совершенно неожиданно радист рухнул ничком в песок и остался недвижим. Я услышал восклицание шофера, который в то время подбежал к радисту, лежавшему в каких — нибудь четырех метрах от червяков. Секунда — и Гриша так же странно изогнулся и упал на бок».
Когда автор смог вырваться из рук спасавшего его от верной смерти монгола, червяки куда — то исчезли. Молодые спутники были мертвы. «Радист лежал с запрокинутой головой, лицо спокойно. У Гриши, наоборот, лицо было искажено гримасой внезапной и ужасной боли, У обоих лица были синие, будто от удушья».
В конце рассказа автор ищет и предлагает читателю версию того, что случилось: «Все объяснение этого происшествия, какое я мог получить у проводника, да и у всех прочих знатоков Монголии, заключалось в том, что, по очень древним поверьям монголов, в самых безлюдных и безжизненных пустынях обитает животное, называемое «олгой — хорхой»… Олгой — хорхой не попадал в руки ни одному из исследователей отчасти потому, что он живет в безводных песках, отчасти из — за того страха, который питают к нему монголы. Этот страх, как я сам убедился, вполне обоснован: животное убивает на расстоянии и мгновенно. Что это за таинственная сила, которой обладает олгой — хорхой, я не берусь судить. Может быть, это огромной мощности электрический разряд или яд, разбрызгиваемый животным, — я не знаю…»
Возможно, схожее чудовище присутствует в монгольском фольклоре. Я бы отнес олгой — хорхоя к числу тварей, изобретенных писателями. Ефремов внес в мифический мир пустыни трезвость фантаста. Каким бы ни был олгой — хорхой в сказке, никогда версия о возможной электрической природе его защитной системы там возникнуть не могла, так же как подозрительна способность разбрызгивать яд. Это уже версии наших дней, это образ мысли ученого… Если, допустим, о лох — несском чудовище говорится в шотландской сказке, и там оно выступает как дракон или Озерный змей, в отчетах современных исследователей куда естественней встретить слово «плезиозавр».
Животных, открытых писателями — фантастами на дальних планетах, а то и в недрах Земли, столько, что для описания их потребовалось бы десять таких бестиариев. Следует признать, что многообразие выдуманных существ объясняется множеством различий национальных характеров писателей.
К примеру, в русской и советской фантастической литературе выдуманных животных относительно немного, и вот почему. Так уж повелось, о чем бы ни писал русский писатель, в частности фантаст, он всегда пишет об окружающей его тяжелой действительности. И каким бы изысканным, многоногим, многоруким и многоглазым ни изображался житель планеты Эпсилон, на самом деле это все тот же участковый или сосед по квартире. Внешний вид инопланетянина нас мало беспокоит — вы нам поставьте проблему и намекните на что — нибудь актуальное!
Другое дело американцы! Они уже много лет живут в довольстве и достатке. И на кого ни намекай, ничего от этого не изменится. Зато фантастика там в массе своей развлекательная. Американец берет фантастический роман не для того, чтобы узнать, как плохо живет народ в Калуге и на дальних планетах, а для того, чтобы потешить свой ум, уставший за трудовой день. Неудивительно, что американские фантасты тратят множество усилий на то, чтобы выдумать что — нибудь совсем уж необычное и этим удивить клиента. То Айзек Азимов напишет о трехполой цивилизации, то Саймак поведает о цивилизации волчьей, то Гаррисон расскажет о свирепых комарах, а прочие пять тысяч сочинителей фантазий поведают о повадках драконов.
В заключение приведем примеры из изобретательной американской литературы.
Вот, например, зверушка Боулдена из одноименного рассказа ф. Уоллеса.
Герой рассказа Ли Боулден живет на отдаленной планете и торгует с аборигенами. В одной из поездок он заболевает местной неизлечимой болезнью. Он еще об этом не догадался, но дружески расположенный к нему абориген дарит ему корзинку с маленьким пушистым зверем. «Ростом животное было с небольшую собаку, но походило на изящного миниатюрного медведя с глянцевитым оранжевым мехом».
Боулден заболевает все сильнее, но животное не отходит от него ни на шаг, даже спит рядом. И Боулден начинает понимать, что зверушка каким — то образом помогает ему бороться с болезнью.
Правда, по возвращении на базу Боулден расстается со зверьком, и ему становится все хуже. Земные лекарства ему не помогают. И лишь случайно, когда становится совсем уж худо, Боулден возвращает к себе зверька, тот от него больше не отходит, и вскоре человек одолевает смертельную болезнь.
Оказывается, такие звери живут в каждом поселке аборигенов на той планете. Они могут лечить людей, принимая на себя их болезни, как бы вытягивая из человека всю боль, всю заразу.
С тех пор и возле земных баз создаются небольшие питомники этих зверушек. Но в домах их держать нельзя — если животное будет жить рядом с человеком, оно скоро умрет, не выдержав всего, что носит в себе каждый человек. Потому этих животных держат за пределами баз, и лишь в самых тяжелых случаях люди берут их домой.
Возможно, в мифологии древних греков существует некое животное, которое может принять на себя чужую боль. Но ни в одном фольклоре нет рассказа о том, как человек в ответ на это действие отказывается от дружбы, чтобы не повредить животному.
Я знаю несколько американских рассказов, в которых некая группа животных либо живых существ планеты, долины, острова является на самом деле единым сложным организмом. И отдельно бегающие, даже враждующие (для постороннего наблюдателя) и совершенно несхожие существа — на самом деле молекулы единого тела, которое в момент опасности может отторгнуть агрессора. Об этом писал Саймак, об этом Дж. Шмиц написал рассказ «Сбалансированная экология».
Понимание биоценоза как единого целого может существовать только в сознании современного человека, для которого типичны мысли: «Наш мир един, все живое связано невидимыми нитями, и уничтожая реки, погубив леса, мы убиваем этим животных в тундре».
…На отдаленной планете существует роща Алмазных деревьев. Таких рощ там немало, но эта роща — самая большая, и деревья в ней, отличающиеся сказочно крепкой и ценной древесиной, самые высокие и здоровые. При роще есть ферма, из поколения в поколение семья фермеров ухаживает за рощей и ее обитателями, и, проводя рубки леса, люди стараются сделать так, чтобы от вырубок роще становилось лучше.
Но вот на ферме появляются богатые дельцы с другой планеты, готовые заплатить владельцам фермы любые деньги за право вырубить рощу — им срочно нужна алмазная древесина.
Драматический разговор слушают дети — Ильф и Орис, которые прибыли к дому на черепахе Сэме. Сэм так велик, так стар, что дети ездят на нем, уютно умещаясь между створками панциря возле основания шеи.
Следом за детьми к дому прибежали и местные зверьки — Врунишка Лу и Габи — быстрые малыши, которые запоминают, не понимая, любое слово, сказанное рядом с ними, и готовы передать их друзьям.
От них дети узнали, что покупатели, отчаявшись получить согласие от фермеров на уничтожение рощи, решили усыпить стариков и мошенническим путем перевести ферму на детей, от имени которых и заняться рубкой. Дети попадают в руки дельцам, и им с трудом удается убежать.
Когда дельцы бросились с пистолетами по роще за детьми, чтобы пристрелить их, оказалось, каждое дерево, каждый зверь и каждое насекомое в роще восстало против агрессоров.
Один из дельцов неосторожно пробежал близко от черепахи Сэма, приняв его за вершину скалы, и Сэм мгновенно схватил лапами его голову и раздавил, как орех. Спрятанная в земле росянка заманила в ловушку и проглотила второго дельца, третьего поймала Зеленая паутина. Затем под аэрокаром, который привез дельцов, образовалась трясина и затянула его. И ничто уже не напоминало о том, что здесь только что были визитеры. Алмазная роща успокоилась — она спасла себя и своих друзей. Черепаха Сэм — могла спокойно заснуть…
Каждую книгу следует завершить.
Достойно.
Внушительным аккордом.
Я думаю, что сделать это можно, обратившись к повести Стругацких «Понедельник начинается в субботу».
Просто чудо, что эта книга успела выйти в самый последний момент хрущевской «оттепели». Иначе ей бы ждать начала восьмидесятых, когда идеологическая удавка в дряхлых руках чуть ослабла. Впрочем, с 1966 по 1979 год, тринадцать лет, книга не выходила и как бы не существовала нигде, кроме как на черном книжном рынке.
Мое ощущение свежей радости от той книги было усилено рисунками Евгения Мигунова. Для меня «Понедельник» так и остался в памяти именно с этими рисунками, и Мигунов, в свою очередь, для многих почитателей Стругацких связан с этой книгой.
И я убежден, что, когда в последующие годы Стругацких поносили за поздние повести, страшнее всего был «Понедельник», так как ни один дряхлый режим не терпит, когда над ним смеются. У меня есть знакомый, известный художник. Всю жизнь он читает одну книгу. Дочитал, начал снова. Книга эта — «История Тома Джонса найденыша». Достойная книга.
Я поймал себя на мысли, что схож с моим приятелем.
Не раз уже по настроению или по делу открывал «Понедельник начинается в субботу» и пропадал на несколько часов, пока не прочитывал первую великолепную часть книги.
О ней и речь в нашем бестиарии.
Стругацкие создали в «Понедельнике» двойной мир. Первый — это город Соловец, в котором сконцентрировано волшебство, то ли потому, что оно исходит от Института Чародейства и Волшебства, то ли наоборот, институт возник в Соловце, так как иного, лучшего места сами его основатели отыскать не смогли.
Именно в силу этой двойственности фантастические существа, которых встречаешь в повести, либо живут в Соловце, вне института, либо имеют к институту прямое отношение и сидят в его камерах и клетках, либо по нему разгуливают.
«Внешние» создания несут на себе следы русского фольклора, пропущенного в основном сквозь призму пушкинского воображения. То есть пушкинский сказочный дуб — центр микрокосма, говорящий кот, русалка, что сидит на ветвях, а также щука в колодце и Наина Киевна, истолкованные современно, увиденные глазами младшего научного сотрудника, от этого обретают новые черты, не снившиеся и Пушкину. Если у нас есть «кот ученый», то Стругацкие предлагают нам задуматься, а что за речь и что за сказки мы услышим, познакомившись с котом.
Это мы узнаем.
Говорящая сказочная щука также делится с нами, то есть с Сашей, своими проблемами. Лишь русалка свесила с дерева акулий хвост и молчит. Правда, там еще возникает и сухая рыбья чешуя, но не сказано, русалочья ли она. Правда, как вы знаете, со Стругацкими я не согласен. Нет у русалок хвостов, о чем я имел честь сообщать. И уж тем более не может быть акульих хвостов — откуда быть таким хвостам в мирных отечественных водоемах?
В мире существ, пришедших из сказки русской, есть и еще один, хоть почти и не названный по имени, обитатель. Это — Змей — Горыныч, которого по Соловцу провозят в цистерне пожарные на испытания.
Ясно, что он огнедышащий, иначе зачем понадобились пожарные?
Змей — Горыныч посредник между миром Соловца и миром института.
На ночном дежурстве в здании института Привалов контролирует подведомственное хозяйство, и обнаруживается, что фантастические твари института по происхождению разноплеменные. Например, нам демонстрируют вполне теоретических «демонов Максвелла». Но и абстракцию можно увидеть забавной: «В фосфоресцирующем тумане маячили два макродемона Максвелла. Демоны играли в самую схоластическую из игр — в орлянку. Они занимались этим все свободное время, огромные, вялые, неописуемо нелепые, более всего похожие на колонии вируса полиомиелита под электронным микроскопом, одетые в поношенные ливреи».
Дальнейший обход института при вел новогоднего дежурного Привалова в вестибюль. Там на люстрах и в капителях колонн водились нетопыри и летучие собаки. Ну ладно бы водились, но в борьбе с попытками хозяйственников их извести ядами они «мутировали, среди них появлялись поющие и разговаривающие штаммы, потомки наиболее древних родов питались теперь исключительно пиретрумом, смешанным с хлорофосом…».
Я не уверен, что мутации реальных зверей достойны места в нашем бестиарии, но мутации, заставляющие петь и говорить, пожалуй, показывают, что мы имеем дело с новыми видами и классами бестий. Так что упомянуть о них я имею право.
Еще одно из описанных в этом труде существ, а именно — домовой, в институте НИИЧАВО тоже водится. Это домовой Тихон. «Славный серенький домовик из Рязанской области… Рисовал он превосходно, в стиле Бидструпа, и славился среди местных домовых рассудительностью и трезвым поведением».
Для читателей младших поколений я хотел бы напомнить, что Бидструп — это не фантастическое существо, а художник — коммунист из Дании, популярный у нас лет тридцать назад, потому что плохо рисовал забавные картинки — комиксы, не забывая о классовом долге. Издавали его большей частью в ГДР.
Настоящие древнегреческие страшилки обитали в подвале, в виварии, надзирателем которого был пожилой «реабилитированный» вурдалак Альфред. Кстати, там же Саша потом встретит и двух «нереабилитированных» вурдалаков. Вурдалаков я по здравом рассуждении в книжку включать не стал, так как они — простые мертвецы, упыри, кровососы, к животному миру отношения не имеющие. Что же имели в виду Стругацкие под «реабилитированным вурдалаком», ума не приложу.
В вольерах вивария содержались наши герои.
Там была вольера с гарпиями, «проводившими нас мутными со сна глазами», клетка с «Лернейской гидрой, угрюмой и неразговорчивой в это время года». «…Гекатонхейры, сторукие и пятидесятиголовые братья — близнецы, первенцы Неба и Земли, помещались в обширной бетонированной пещере, забранной толстыми железными прутьями. Гиес и Котг спали, свернувшись в узлы, из которых торчали синие бритые головы с закрытыми глазами и волосатые расслабленные руки. Бриарей маялся. Он сидел на корточках, прижавшись к решетке и выставив в проход руку с больным пальцем, придерживал ее семью другими руками, Остальными девяносто двумя руками он держался за прутья и подпирал головы».
Саша Привалов вправил вывихнутый палец. Бриарей ухмыльнулся всеми пятьюдесятью ртами.
Надо признать, что Стругацкие допустили изящную вольность. И я, чтобы вы до конца дней не оставались в заблуждении, скажу, что гекатонхейры описаны красочно и правильно, да вот в Соловце их не было. Они служат. Эти отвратительные великаны обитают в Аиде, царстве мертвых, где стерегут низверженных титанов. И если они хоть на минутку отвлекутся, всему человечеству несдобровать.
Но главным чудом той новогодней ночи было появление в институте, в отделе Амвросия Выбегаллы, кадавра, модели человека, неудовлетворенного желудочно.
Слово «кадавр», которым так легко оперируют авторы, встречается у нас очень редко и то, скорее всего, у медиков в анекдотах. Ни у Даля, ни у Ожегова, ни в энциклопедии вы такого слова не найдете. Но его можно обнаружить, заглянув во французский или английский толковый словарь, где для кадавра дается лишь одно определение: «труп».
Так кадавр Выбегаллы — не труп, а существо, животное, в облике самого Выбегаллы, которое может думать лишь о жратве, которое пожирает все, что дают и до чего может дотянуться, Но в конце концов, несмотря на торжество Выбегаллы, кадавр лопается по всем швам, наполняя лабораторию полупереваренной селедкой, которой его кормили.
Пожалуй, на этом взрыве в Институте Чародейства и Волшебства можно закончить обозрение фантастических существ, что никак не исчерпывает их числа и многообразия.
Боюсь, что и это издание завершив, я не остановлюсь и буду при случае выписывать или вырезать вести о незнакомых мне тварях. Процесс это бесконечный.