Фата-Моргана №4

Джеймс Кози ТАКАЯ ПРЕКРАСНАЯ, ТАКАЯ ПОТЕРЯННАЯ

Вечер. Средневековая арена, вся в опилках, три манежа и сверкающие натянутые канаты. В своих клетках рычали и трубили звери. Инспектор манежа щелкнул кнутом и поклонился восьми огромным линзам, которые тускло светились. Позади этих линз находилась наша аудитория. Шестимиллионная аудитория, разбросанная по всему полушарию.

За кулисами рядом со мной трепетала Лиза. Я прошептал:

— Твой черед.

Она кивнула, пожав мне руку.

Выкатился барабан.

Наблюдая за ее выходом на сцену, я чуть не плакал. Она была восхитительна. Она шла так, как сокол двигается против ветра. Затаенная мелодия в ее голосе, магия, которой я ее обучил. Рядом со мной усмехнулся Поль Чанин:

— Нервы, Мидж?

— Нет, — ответил я.

Мне никогда не нравился Поль. Слишком самодовольный, холеный и красивый. Мне не нравилось, как он улыбался Лизе на этих репетициях и как Лиза отвечала ему улыбкой. Но Поль был неплох — для человека. Он мог делать стойку на одной руке на верхнем канате, мог сделать колесо с завязанными глазами над горящими углями. И он умел петь.

Мы оба вышли на сцену. Поль — упруго прыгая, такой роскошный в малиновом трико, я — неуклюже спотыкаясь из-за моих мешковатых панталон, с раскрашенным лицом, посылал поцелуи сияющим аркам наверху и плакал в бессильной ярости, когда Поль демонстрировал свою любовь к Лизе. Потом я подпрыгнул на тридцать футов в воздух и повис на проволоке, подцепив ее носком. Широкая улыбка. Мидж — клоун.

Иногда вы можете заметить, что представление изменилось. Сейчас это было именно так. Прямо с самого начала. Я знал, мы схватили их за горло. Огни эмоциональных реакций над арками подтверждали это. Они горели чистым сильным рубиновым светом. Хороший здоровый знак сопереживания аудитории, но я не был удивлен. Наша пьеса была комбинацией двух примитивных форм искусства, и в ней было все — любовь, пафос, красота. И ужас. Лучше всего был финал, когда Зарл вырывался из клетки и чуть было не хватал Лизу. Я убивал Зарла, напевая «Двоих за паяца» и замирая, мой голос казался золотой трубой.

Занавес.

Директор Латам поспешил на сцену. Он аплодировал, его глаза были влажными от слез.

— Блестяще! — хрипло крикнул он. — Великолепно! Мидж, думаю, мы наконец сделали это!

Я покосился на огни реакций. Они сияли темно-малиновым светом одобрения.

— Похоже на успех, сэр, — сказал я. — Эти древние, конечно, знали свое ремесло. Надеюсь, это не просто интерес к новинке.

Тень тревоги промелькнула на толстом лице Латама.

— Узнаем после. Идешь на вечеринку?

Я покачал головой и усмехнулся.

— У меня запланирован особый праздник. Только я и жена. Увидимся завтра на репетиции.

Я пошел за сцену искать Лизу.

Ее не было в нашей костюмерной. Озадаченный, я вышел в холл к комнате Поля, открыл дверь.

— Поль, ты не видел… — мой голос оборвался.

Я уставился на них. Поль и Лиза.

— Привет, дорогой, — мягко сказала Лиза. — Разве это не прекрасно? Предложение Поля.

— И она приняла, — произнес Поль.

— Приняла, — повторил я.

— Это будет так здорово, — Лиза сияла. — Все трое вместе.

— Но мы андроиды, — прошептал я.

— Так что же? — счастливым голосом сказал Поль. — Вы актеры, вот что имеет значение. Это будет лучший дружеский брак!

Я, помню, сказал, что это будет замечательно. Помню, пожал Полю руку и произнес: «Нет, я не могу идти на вечеринку. У меня болит голова». Помню, я спотыкаясь вернулся в свою уборную, вытер краску с лица и сказал в зеркало:

— И ты, паяц?

Я не помню, как сел в пневматическое метро до дому, а потом в центробежный лифт до нашей квартиры на девяносто первом этаже. У нас была чудесная квартира. Пять комнат со стеклянной верандой в полумиле над городом. Я стоял на веранде и разглядывал свой сюрприз — обед, хрусталь, мерцающий в свете свечей, вино.

Мой маленький сюрприз.

Я сел и медленно открыл вино.

Ну почему?

Поль был человеком, вот в чем ответ. Он мог дать Лизе чувство уверенности, сопричастности. Прошло двадцать лет после Освобождения, но люди все еще думают, что делают одолжение андроидам, вступая с ними в брак. Хотя андроиды спасают расу от самоубийства.

Было далеко за полночь, когда пришла Лиза. На ней было розовое вечернее платье, ее золотые до плеч волосы были такими мягкими, а красота была ножом, полоснувшим мне по горлу.

— О, дорогой, — сказала она. — Тебе не нужно было ждать.

— Где Поль?

— Дома. — Она поколебалась. — Завтра мы вырабатываем нашу брачную политику. Ты не мог бы помочь Полю перевезти свои вещи?

— Конечно, — ответил я.

— Мы будем так счастливы, все трое, — в ее синих глазах была нежность. — Иди спать, дорогой.

— Я не хочу спать. Думаю сходить на прогулку.

Я любил гулять ночью по городу, с нездоровым любопытством разглядывая бары ненависти, кроваво-красные неоновые рекламы неистовства и неожиданной смерти. Бывало, я поздравлял себя, что не нуждаюсь в них, что не являюсь человеком.

В этот раз все было иначе.

Я стоял под дождем, дрожа и разглядывая рекламу: «Дом Ненависти Джо! Только ножи! Убей как мужчина!» Реклама взорвалась малиновыми брызгами пламени, потом трансформировалась и появился кинжал в сжатом кулаке. Я долго изучал кинжал. Я думал о Поле.

В конце концов я вошел внутрь.

По моему первому впечатлению, это была большая пещера, освещаемая дымными факелами. Играла музыка, дикая какофония с барабанным боем, который заставлял вашу плоть трепетать. Это была музыка преисподней, вроде той, что мог сочинить в своих смертных муках Зарл.

— Регистрация, сэр.

Толстый, маленький человек в синем вечернем костюме узнал мое имя, имя доверителя и получил десять кредиток.

— Зритель или участник, сэр?

Его улыбка была веселой, но маленькие свиные глазки были холодны и мертвы. Эти глаза наблюдали дюжину смертей каждую ночь. Моя работа заключалась в том, чтобы остановить эти смерти, уничтожить бары ненависти, но я был здесь, Актер Девятого Класса, неловко улыбаясь ему и говоря:

— Зритель.

Он поклонился и отвел меня к отгороженной канатом палатке зрителей. Я распорядился принести выпивку и пристально поглядел на обладающих странным очарованием участников.

Они сидели спокойно, лица неподвижны, уставившиеся в зеркало в стойки. Пили они в задумчивой сосредоточенности, глаза злые. Высокий человек в сером неожиданно швырнул свой стакан кому-то в лицо. Сверкнула сталь. Раздался стон. Человек в сером, корчась, упал на покрытый опилками пол. Раздались крики восторга среди зрителей, и два бармена в белых кепках уволокли тело прочь.

Забили барабаны.

— Недостаточно быстро, — раздался рядом голос. — А, Мидж?

Это был директор Латам.

— Удивлен, увидев меня здесь? — Он криво улыбался. — Для информации: шоу провалилось.

Я облизнул губы:

— Немыслимо. Индикаторы реакций…

— Всего-навсего новизна, сынок.

Он казался старым и усталым.

— Конечно, это красивое шоу. Они будут смотреть его неделю-две.

Он холодно посмотрел на участников:

— Мы проиграли.

Его голос замер.

Я прошептал:

— У нас было шесть миллионов зрителей, это то количество, что нужно совету. Они могли бы завтра принять законодательство…

— И через неделю уровень преступности утроится, — голос Латама был мрачен. — Человеческая жизнь будет в опасности даже при свете дня. Люди нуждаются в эмоциональной встряске в виде урока. Поэтому бои ненависти легальны. Поэтому совет выделяет миллион кредиток в месяц на наше шоу в надежде обуздать чернь, образовать ее. Но люди не тревожатся об этом. Да и зачем им? Зачем тратить жизнь, изучая музыку, когда ребенок-андроид может заставить вас плакать, насвистывая мелодию? Его улыбка была необыкновенно горькой.

— Существо, сложенное лучше, чем сам человек. Теперь-то он сожалеет, но уже слишком поздно. Он нуждается в андроидах, в красоте, которую они могут ему дать, и он со стыдом признает это. Здесь он встречает самого себя, хотя бы на время. Нашему шоу надо что-либо подобное, Мидж.

— Нет, — прошептал я. — Я первый откажусь.

— Неужели? — он криво улыбнулся. — Ты, мистер, не свободный исполнитель. Шоу должно продолжаться.

Три спокойно сказанных слова.

Моя голова взорвалась. Эти три слова были трубным гласом, радостным криком, который распрямлял позвоночник и делал тебя счастливым из-за того, что ты Актер, гордым своим наследием.

— Черт возьми, — пробормотал я.

— Мидж Уайт, Х09, — сардонически произнес он. — X: белый, кавказского типа; 0: специальное воспитание с яслей, высший тип; 9: очень хороший артист. Ты хороший артист, Мидж. Твой баритон напоминает орган. На сцене ты сама страсть, огонь и шторм. Ты можешь вырвать у публики сердце с улыбкой на лице. Ты добиваешься результатов, каких никогда не было ни у одного человека, у тебя крепкие нервы, моментальная реакция. Ты — театр. И ты позволяешь своей аудитории уйти.

Его грубый голос умоляюще шептал:

— Я только директор. Ты, парень, умеешь поставить себя на место других, ты знаешь, что нужно аудитории. Дай им это.

— Конечно! — я трясся в холодной ярости. — Пара мертвых андроидов под занавес! Мы теперь имеем право голосовать, вы слышали? Если вы кольнете нас, разве у нас не течет кровь?..

— Спаси их. — утомленно сказал он. — Вы освобождены уже двадцать лет, и что Совет все еще сохраняет право на создание специальных андроидов для чрезвычайных обстоятельств. Для испытания новых антибиотиков. Команды для высадки на неизведанных планетах. Подопытные кролики…

— Рабы, — жестко сказал я. — Девятый класс — это совсем другое. У нас есть свободная воля.

— Неужели? — его улыбка переросла в ухмылку. — Шоу должно…

— Не надо! — я дрожал.

— Подумай. Побудь тут, изучи атмосферу.

Он хлопнул меня по плечу.

— Мы рассчитываем на тебя, Мидж! Спокойной ночи.

Я сидел, пропитанный ненавистью, смотрел ему вслед, в жадные лица вокруг меня, на голодные улыбки. В секции участников было тихо. Никто не двигался. Фигуры у стойки были неподвижны. Руки на ножах, ждут.

Я встал. Я дрожал. Прошел через мрак по направлению к малиновой ограде, отделяющей зону зрителей. Когда я перемахнул через ограду, позади меня раздался общий вздох.

У стойки никто не двигался. Было очень тихо, только скрипели опилки под моими ногами. Я выбрал место у конца стойки, и ко мне улыбаясь подошел бармен.

— Самоубийство, да, приятель? Оружия нет?

— Вина, — потребовал я.

Он принес вино. В трех табуретах от меня маленький человек в коричневом деловом костюме повернул голову.

— В заведении, — весело сказал бармен, — тебе по правилам полагается одна проба, до того как ты станешь справедливой жертвой. У нас здесь не часто самоубийства. Лишь в прошлом месяце…

— Пошел вон! — сказал я.

Обидевшись, он ушел. Я уставился на вино. Человечек слева облизнул губы и улыбнулся.

— На прошлой неделе совершил первое убийство, — хихикнул он. — Иногда я удивляюсь, как мы жили раньше. Когда-то я потерпел катастрофу. Неудачи в бизнесе, любви — везде. Теперь я новый человек. Я личность. Понимаете, что я имею в виду?

— Вы хоть смотрите телешоу? — поинтересовался я.

— Фу! — хлопнул он ладонью. — Пустая пропаганда для детей и старух.

Я взял стакан. Его рука скользнула по стойке в направлении ножа.

Я потягивал свое вино. Рука человечка стала неясной. В свете факела сверкнула сталь.

У всех андроидов быстрая нервная реакция, а у андроидов-актеров еще быстрей. Я перехватил нож в воздухе и удержал его большим и указательным пальцами в двух дюймах от моего горла.

У зрителей вырвался стон предвкушения. Бармен загоготал:

— Замечательно, — сказал он. — По правилам заведения он твой. Верни ему нож, пырнув его в живот.

Адамово яблоко низенького человека задвигалось.

— Нет! — пролепетал он. — Это нечестно! Разве вы не видели, как он схватил нож? Он андроид!

Глаза бармена блеснули:

— Это правда?

— Класс Х09, — сказал я.

Толпа зашевелилась и заворчала. Ненависть извивалась в воздухе как живая. Я смотрел на перекошенные лица. Злоба. Я швырнул нож на стойку. Он воткнулся, задрожав.

— Убирайся, — велел бармен.

Я вышел. Меня тошнило.

Я думал о Поле.

На следующий день я помог Полю переехать в нашу квартиру. Он был очень весел, а Лиза сияла. После их возвращения с регистрации Поль по традиции перенес Лизу через порог и подмигнул мне.

Я пошел погулять.

Следующую неделю я жил в состоянии тихого умопомешательства. Они все время были вместе: между репетициями, после спектакля — голова к голове, улыбаясь и держась за руки. Лиза была очень мила со мной, идеальная жена. Все было очень культурно, очень мило.

Не знаю, когда я решил убить Поля. Возможно, это случилось после репетиции, когда я услышал за кулисами их беседу обо мне.

— Я говорил утром с Латамом, — это самодовольный голос Поля. — Совет собирается вскоре прикрыть шоу.

Тяжелое дыхание Лизы:

— Но это чудесное шоу. Мидж говорит…

— Мидж просто старая шляпа. Латам хотел, чтобы он сменил сценарий. Он отказался. Публика хочет действия, солнышко, а не этой подслащенной водички, что мы ей скармливаем. Я хочу, чтобы ты развелась с Миджем.

— Поль!

— Ты его не любишь и никогда не любила. Слушай, малышка, Мидж принадлежит прошлому — динозаврам, опере и видео. Он не может адаптироваться. Вчера я получил предложение выступать в одном из лучших баров ненависти в городе. Пятьсот кредиток в неделю! У нас будет команда: ты и я!

Слабый голос:

— Бары ненависти будут запрещены.

Его смех был отвратителен:

— Не раньше, чем Мидж даст зрителям что-нибудь лучшее, а он не знает как.

— Я должна подумать, — сказала она.

Не знаю, долго ли я стоял, после того как смолкли их голоса. Помню, я в ошеломлении выбрался на сцену, глядя на клетки, трапеции, пустой клоунский ринг. Я чувствовал себя мертвым, совсем мертвым внутри. В одной из клеток кто-то двигался. Это был Зарл.

Мы ввозим Зарлов с Каллисто, в основном для нашего шоу. Представьте себе сошедшую с ума экологию, борьбу флоры против фауны с одним смертоносным доминирующим видом, и вы получите Зарла. Эта тварь трясла прутья решетки, изучая меня.

— Долго еще? — спросил он. Зарл телепат.

— Примерно шесть часов. Ешь мясо.

— Оно пропитано наркотиками. Это притупляет мои рефлексы, и ты можешь убить меня.

— По крайней мере, у тебя есть шанс, — отметил я. — Отказавшись есть, ты умрешь с голоду.

Зарл испытывал ужас перед голодной смертью. Его коготь без устали трепал кусок.

— Я ненавижу тебя, — прорычал Зарл.

— Ты ненавидишь всех.

— Тебя больше всех. Это ты все придумываешь. Зарл умирает каждый вечер.

Он в безнадежности обнюхал мясо.

Я уставился на Зарла. Мысль медленно обрела форму.

— Ты бы хотел, — мягко заговорил я, — перед смертью убить?

Зарл поднял морду. Потом усмехнулся. Я отвел взгляд.

— Человек, — сказал он. — Мужчина. Ты ненавидишь его.

— Да.

— Ты уберешь наркотическое мясо?

— Да, — ответил я.

Не мигая, он раздумывал. Потом сказал:

— Заметано.

Я хорошо помню этот вечер. Лиза была столь прелестна, что на нее было трудно смотреть. Она была огнем, ртутью; ее песня — солнечным светом, карнавалом, апрельским дождем. Я так ее любил, что хотелось плакать. Я помню, мы стояли за сценой, она сжала мою руку и прошептала:

— Мидж, я была такой глупой. Я хочу разойтись с Полем.

Я был не в силах вздохнуть.

— Я не люблю его, совсем не люблю, — ее глаза наполнились слезами. — Сегодня днем я поняла, какой он на самом деле. Скорее, дорогой, твой черед. Спеши.

— Развестись с ним… — тупо сказал я.

— Твой выход. Я расскажу тебе все потом.

Спотыкаясь, я пошел на сцену. Я хотел окликнуть Поля, предупредить его. Я хотел бежать к клетке Зарла и прочно запереть ее, но я был Артистом, и у меня не было выбора. Мидж — клоун. Теперь я пою, делаю колесо с другими клоунами, жонглирую и танцую на верхнем канате. Но музыка — это древний мрачный погребальный плач. Так неподходяще! Лишь слепой дурак мог вообразить, что влюбленность Лизы в Поля — что-то иное, а не временное увлечение. Она любила меня. Она всегда любила меня. Глупец, глупец и убийца! А теперь слишком поздно.

Поль и Лиза стояли в центре арены и пели финальный дуэт, а Зарл пригнулся в своей клетке перед прыжком. Дверь открылась.

Клоуны разбежались в поддельной панике. Лиза вскрикнула.

Все это было частью действия; предполагалось, что Зарл вылезет из клетки отупевшим от наркотиков. Он должен был неуклюже броситься на Лизу, и я должен был убить его.

Но Зарл двигался быстро. Лиза опять закричала, а он приближался к ней в роковом прыжке. Я бросился к центру арены, чтобы перехватить его рядом с Полем, потом в ужасе понял, что слишком поздно. Он гнался за Лизой.

Медленное, как в ночном кошмаре, движение. Лиза пытается бежать, спотыкается. Падает. Зарл хватает ее.

Она больше не кричит. Навеки.

Зарл подымает свою морду и усмехается.

Я убил его голыми руками.

Несмотря на горе и ужас, я осознал, что кто-то поет. Поет надтреснутым ужасным голосом, в то время как падает занавес. Это мой голос. Грандиозный финал.

Ослепляя, зажглись огни. Поль рыдал. Служащие уносили тело Лизы. Кто-то тряхнул меня. Это был Латам. Его лицо было мокрым от слез.

— Ты сделал это! — задыхался он. — Великолепно! Каким товарищем была Лиза! Когда Зарл сказал мне сегодня днем, я не мог поверить. Какая жертва!

— Зарл сказал вам? — повторил я. Я не понимал.

— Это был недостающий штрих, смерть Лизы под занавес, финальная трагедия. — Латам лил слезы. — Ты истинный гений, Мидж! Посмотри на огни реакций!

Индикаторы горели ярким рубиновым светом, омывая сцену кровью. Латам хрипло продолжал:

— Только что звонили из совета. Мы добились потрясающего успеха. В течение недели бары ненависти будут осуждены. Выиграна великая борьба, Мидж! Познакомься с Лизой-II она только что из чана.

Я посмотрел на Лизу-II. Я все понял.

— О боже, — прошептал Поль.

Лиза-II была прекрасна. Она произнесла с сияющей улыбкой:

— Я надеюсь, завтра у нас будет хорошая репетиция. Я не так хороша, как Лиза-I, но я буду по-настоящему стараться.

— Репетиция, — повторил я, оцепенев.

Репетиция ее смерти. Завтра вечером, следующим вечером, все вечера, вечно наблюдать смерть Лизы.

Шоу должно продолжаться.

(Перевод с англ. Белова Ю.)