Фейри-таун

Друг

Весь первый час пути Вивьен добросовестно выполнял свое обещание не задавать вопросов. Арман смотрел перед собой на мелькающие дворники и почти не моргал — перешел в известный Вивьену режим, когда от собственных мыслей господина полицейского могла отвлечь только начавшаяся война.

— Так ты мне расскажешь, зачем и куда мы едем? — не выдержал Вивьен, когда они выехали на пустую трассу.

— К моему старому приятелю Кристиану. Он живет на охраняемой духами предков земле, они, как цепные псы, разорвут любого, кто сунется без спроса. Меня они знают, потому бояться нечего. Там мы пробудем, пока я не придумаю, что делать дальше, — произнес Арман и вдруг, не меняя тона, спросил: — Когда твой день рождения?

— В следующий понедельник, — ответил Вивьен, сбавляя скорость на опасном участке. — Ты был не в курсе? Не знаешь, что мне подарить?

— И тебе исполнится двадцать семь.

— Значит, был в курсе. Да, интересный возраст. Для тебя я, видимо, еще ребенок. Правда, у меня в перспективе еще десять раз по двадцать семь или десять раз по десять таких раз. Все никак не привыкну к мысли, что я вечный.

Арман на этом моменте застыл окончательно и не отвечал на последующие вопросы, заставляя Вивьена выходить из себя по-настоящему, без ложного кокетства.

— Ты хоть слово скажешь еще сегодня или нет? — воскликнул он, барабаня пальцами по рулю. — Я что, не имею права знать, что со мной происходит?

— Пожалуйста, помолчи. Ты мешаешь мне думать. Если я скажу тебе, что происходит, дела не улучшатся, но ты тоже будешь об этом думать. А это не то, что тебе сейчас необходимо.

У Джейнсвилля Вивьен пропустил поворот и пришлось разворачиваться и возвращаться, сворачивая на дорогу, ведущую к особняку, окруженному старыми раскидистыми деревьями. Выскочивший на шум мужчина, видимо кто-то из прислуги, забрал ключи от машины и загнал ее в гараж. В холле их, промокших до нитки за те пару минут, когда они поднимались по крыльцу, встретила домоправительница.

— Сожалею, но господин Корк сейчас отсутствует, — произнесла она приветливо — с виду обычный человек, но Вивьен почувствовал, как голову точно сжали стальным обручем, пытаясь распознать его намерения. — Что я могу передать ему?

— Только то, что приехал его друг, Вуд. А сейчас можете проводить нас в комнату, где я всегда останавливался раньше, та, окна которой выходят в сад. Вы новенькая, я не помню вас, потому поясняю.

— Конечно, господин, — сразу подобралась девушка. — Принести вам чего-нибудь? Ужин?

— Я ничего не буду. — Арман вопросительно глянул на Вивьена, и тот сказал:

— Мне только чай. И сливки.

Комнату, куда их привели, Вивьен узнал гораздо позже, но сейчас заметил только двустворчатые двери, распахнутые в сад, и подумал, что это прекрасно. Он любил, когда пахло зеленью и мокрой землей. Арман, не обращая внимания на пришедшую почти сразу служанку с подносом, принялся стягивать с себя мокрую рубашку.

— В ванной есть халат, — произнес он, стоя спиной.

— Что происходит? — снова начал раздражаться Вивьен — от неизвестности, долгой дороги с неясной целью, чужого дома, липнущей к коже одежды. — Или ты мне говоришь все прямо сейчас, или я сажусь в машину и еду обратно.

Арман продолжал стоять, занятый манжетами, и Вивьен, круто повернувшись, сделал шаг к двери. И в ту же секунду оказался крепко стиснут — Арман, впившись пальцами в его предплечья, смотрел потемневшим, тяжелым взглядом.

— Я же просил не доставать меня. Хотя бы еще час. Я ненавижу дождь и вопросы, которые мне задают без остановки. Я жутко голоден и не совсем уравновешен, — проговорил он, и Вивьен, тоже раздраженный до предела, сказал:

— Ты мне больно делаешь, тупица.

Уперся руками в его грудь, и ладони почему-то расслабились, а сам он не оттолкнул, как собирался, а подался вперед. Зрачки Армана сузились до точки, и он, дернув его на себя, прижал за талию.

Вивьен, перед тем как упасть в этот уже сам по себе похожий на трах языком поцелуй, мимолетно заметил, что стоят они, ни дать ни взять, как парочка из мыльной оперы. Вернее, даже не так — как картинка с обложки женского романа. Арман — в роли неистового дикаря, а Вивьен томно стонет и трется об него, как похищенная пастушка.

Одежду с него содрали раньше, чем он сообразил снять ее сам, толкнули на кровать, и он плюхнулся на спружинивший матрас, оказываясь лежащим посреди маленьких подушек. Вспомнил, что резинок с собой нет, но Арман, тряхнув в нетерпении снятые брюки, его удивил: найдя среди высыпавшейся ерунды необходимое, вскрыл фольгу и раскатал латекс по члену, который у него был с точки зрения Моро идеальный — не крупный и не маленький, как тот размер, какой удобно принимать в задницу с комфортом. Конечно, происходи все не так быстро, он бы его как следует приласкал языком и губами, но в этот момент больше всего хотелось его в себе. И больше всего Вивьен любил именно миг перед самим действом, момент ожидания, когда латекс ползет в обхвате пальцев по упругой плоти, стягиваясь у основания плотным кольцом, которое после все равно сползало немного в обратную сторону. От предвкушения сладко тянуло в мышцах и возбуждение иногда было настолько сильным, что выступало тягучими каплями на головке собственного члена. Как происходило сейчас.

Арман с ним не церемонился, потому что Вивьен одними глазами дал понять — делай, что хочешь. И как хочешь. Даже если бы на резинке не присутствовало необходимого минимума смазки, он бы трахнулся и на сухую — так ему хотелось выплеснуть все эмоции и напряжение. Когда его насадили до упора, одним движением бедер, он прикусил губу. Нарочно сильно, зная, что выступит кровь.

— Не надо, — произнес Арман угрожающе и при этом с мольбой.

Вивьен коснулся его губами. Нашарил под рукой подушку, продолжая целовать его, подпихнул ее под задницу, прогибаясь в пояснице, и развел ноги, как давно хотелось. Впился ногтями в окаменевшие, напряженные мышцы спины, и Арман отстранился, закрывая глаза и опуская голову, хотя на его лице и так можно было поймать весь спектр самых противоречивых эмоций.

Температура тела его повышалась с каждой минутой, и Вивьен, которому поначалу было зябко в комнате с раскрытыми дверьми в сад, ощутил, как истекает потом. В свои стоны он не пытался вложить дополнительной чувственности, чтоб завести Армана еще больше, он и не помнил потом, как выгибался и пытался дышать так, чтоб не терять сознания от кайфа. Его давно так не имели — как чертова секс-машина, без передышки и пауз, точно наказывая за провинность. А когда Арман, сдавшись, прильнул к его шее губами и поцеловал место, куда медленно и весьма щадяще вонзились затем клыки, Вивьен замер и понял, что члена не чувствует — внизу живота все сжалось сплошной судорогой. Сначала от боли, потом от удовольствия. Он слышал, как пульсирует покидающая его тело кровь, он чувствовал, что это нечто более интимное, чем секс, и его укачивало от стука сердца. У него даже пальцы на ногах поджались, что происходило редко, и глаза закатились. А Арман, удерживая на весу его голову — рука подрагивала, — глотал так долго, точно отстраняться не собирался. Человек бы уже потерял сознание от такого, и человек бы точно не бился в оргазме от ощущения удушья и желания, чтоб его сожрали целиком.

Когда Арман отлип от него и смотрел, нависнув сверху и продолжая начатое, Вивьен только и мог, что сжимать в кулаках простынь и открывать рот в беззвучном стоне. Оба они кончили, когда Арман снова прижался к его шее, зализывая затягивающиеся ямки от клыков, а затем господин полицейский, нехотя отодвинувшись, стянул резинку и ушел. Судя по звуку смыва в ванной, резинка отправилась в унитаз.

— Приподнимись, — сказал Арман, возвращаясь одетым в халат и вытаскивая одеяло из-под лежащего поперек постели Вивьена. — Ложись нормально. Постарайся поспать.

Вивьен, чувствуя себя уставшим животным, залез под одеяло. Закрыв двери и задернув шторы, отчего в комнате сразу стало темно и уютно, Арман забрался к нему и приятно-собственническим, тоже не церемонящимся движением уложил его голову себе на грудь.

— Приедет Крис, я поговорю с ним и решу, что делать дальше. Твоя жизнь под угрозой, если ты еще не догадался.

— Поэтому меня держали на станции? — спросил Вивьен, рассеянно и мягко царапая его живот ногтями.

— Нет, если бы именно те люди — или не люди — хотели тебя убить, они бы тебя убили. Есть проблема иная… Но я справлюсь, обещаю тебе. Только посоветуюсь с Крисом.

— А потом?

— А потом я тебя еще раз трахну.

Вивьен улыбнулся с торжеством — он бы удивился, прозвучи ответ иначе.

Крис приехал к ужину. Вивьен уснул, и Арман не стал его будить — пусть выспится, вся ночь впереди.

— Друг мой, какими судьбами? — лучезарно улыбаясь, Крис раскинул руки для объятий.

Он был точно выточен из куска янтаря — теплый, солнечный, с кудрями русо-медового цвета, какой любили изображать на упаковках своей продукции известные производители краски для волос. Лицо его, вечно расслабленное, лучилось приветливостью и участием, и Арман, не сомневаясь в нем ни капли, рассказал за ужином — он к стейкам слабой прожарки, впрочем, и не притронулся — все, что знал и думал. Крис слушал его, улыбаясь, как всегда, но где-то с середины монолога Арман ощутил, что что-то идет не так. Он замолчал сам, прервав себя на полуслове, и Крис, поняв все без слов, позволил улыбке сползти с губ.

— Я знаю эту легенду, — произнес, складывая нож и вилку на опустевшем блюде. — Фейри, которая помогла бедному влюбленному, но навлекла еще большее проклятие. А знаешь, почему так вышло? Потому что она сама была влюблена в него. Тебе не приходило в голову, что это был не человек?

— Кровосос? — с досадой усмехнулся Арман.

— Что за выражения. Я предпочитаю называть иначе. Да и люди придумали все за нас — вампир тоже звучит благородно. Человек вампиру не пара, но еще большая не пара — фейри. К тому же Анвен была влюблена безответно. И она сама наслала проклятие на Лейлу, сказав, что, только вынув ее сердце и заменив его сердцем потомка Анвен, что доживет до двадцать седьмой весны, он сможет обрести свою любовь. Только вот, знаешь, дорогой друг, фейри хитрые твари — у них ничего не бывает просто так. Из века в век бедный влюбленный следил за ее родом, но все дети мужского пола умирали до двадцати семи. Многие еще во младенчестве, а те, кто доживал до совершеннолетия, гибли от несчастных случаев. Но то, что гибнет в саду, можно ведь вырастить и в горшке, правда?

— Ты убил настоящих родителей Вивьена?

— Побойся богов, дорогой друг. Зачем мне это? Они сами отдали ребенка мне, когда я сказал, чем чревато неповиновение. Умерли они без меня, хотя и не были простыми смертными. Жаль, что он не помнит, как мы с ним добирались до Чикаго. Он до сих пор любит китайскую еду из забегаловок? Я отдал его Моро, которые были мне много чего должны. Много. Они берегли его, и он рос в полной безопасности, но когда пришло время, оба Моро — отец и сын — отказались выполнять договор и отдавать его. Пытались помешать. Пришлось скорректировать события. Но все равно и без этого я знал, что в этот раз точно получится. Это само провидение. Иначе как объяснить то, что ты сам привел его ко мне?

— Потому что ты мой единственный друг, к кому я могу обратиться за помощью. — Арман вскинул голову и поправился: — Был другом.

— Но остаюсь хозяином, — проговорил Крис тоном, которого Арман раньше в нем и не подозревал. — Помни, кому ты обязан жизнью. В тебе моя кровь, и ты не можешь ослушаться меня.

Арман и так знал, что не мог — древняя связь, узы-кандалы между тем, кто отдал часть себя, чтобы жил другой. В их кругу это были особые, нерушимые отношения, и если бы Крис приказал ему сидеть тут до утра, он бы не смог шевельнуться. Не говоря уже об остальном.

— Это провидение, — повторил Крис. — Иди к нему и успокой. А завтра мы все отправимся на болота, к склепу. Пора уже ей проснуться.

Арман и сообразить не успел, но ноги сами несли его к спальне. Достаточно было короткого приказа, и все — он настоящий цепной пес. Именно этого он всегда и боялся: он тогда, умирая второй раз, всеми силами отказывался от предложения Криса воспользоваться его кровью, но Крис был так настойчив, так добр с ним, что Арман сдался, прокусывая оба его запястья.

Маловероятно, что Крис уже тогда думал, что он пригодится ему, скорее, был подавлен смертью сестры и действительно не хотел, чтобы умирал еще и Арман. А сейчас… А сейчас Арман в самом деле, наверное, исполнял провидение, притащив Вивьена к тому, от чего хотел уберечь.

Когда он вернулся в комнату, Вивьен сидел на кровати, сонный и не понимающий, где находится. На Армана с порога нахлынул запах нагретой его телом постели, где еще пахло и им самим, и он, скинув халат на пол, оперся коленом о край кровати и опустился, подминая Вивьена под себя. Вивьен закинул руки за голову и потянулся, улыбаясь:

— Есть хочу.

— Позову прислугу, — сказал Арман, проводя языком по почти зажившим ямкам от укуса на его шее.

— Сейчас позовешь?

— Позже.

Вивьен обнял его ногами и застонал в губы, легко заводясь от близости и жара его тела. Арман еще тогда, в баре, когда увидел это создание, усаживающееся за стойку так, словно на кресло в конференц-зале, подумал, что такие созданы для постели. Лежать на подушках, сладко вздыхать, чувственно выгибаться, заламывать руки и кончать каждый раз как последний. Щурить сонные глаза и фыркать на какую-нибудь глупость. Арману подумалось, что встретил он его не затем, чтобы вот так просто распрощаться, притом навсегда. Слишком это несправедливо.

— А как же… Крис… Он… — пытался сформулировать мысль Вивьен, пока Арман сползал ниже, к его паху.

— Ты мне доверяешь? — замерев, спросил Арман.

— Да, — ответил Вивьен сразу.

— Тогда поверь, что ничего страшного с тобой не произойдет, пока ты со мной.

Он не знал точно, выполнял ли он приказ Криса, успокаивая Вивьена, или действительно так считал, но ему самому нужно было это слышать. Иначе ничего больше не имело смысла.