У господина полицейского за секунду до того, как пуля вошла в голову, зрачки расширились и ресницы дрогнули — как и минутами раньше, внизу, в баре, когда он обернулся. Вивьен готов был поспорить, что тоже ему понравился. И какое скотство, что ему пришлось пристрелить такого обалденного мужика, еще и, по сути, без особой причины, потому что тот оказался не в том месте не в то время. Склонившись над телом, Вивьен изучил тонкий шрам и широко распахнутые серые глаза с темными крапинками по краю радужки. Такие умные, проницательные, но пустые сейчас.
Жалко.
Не давая себе времени на секундное замешательство, Вивьен сунул пакет с «пылью» за пазуху, выскользнул сначала из комнаты, затем из клуба через заднюю дверь и убедился, что курьер исчез. Выходило, что встреча прошла безрезультатно, кроме того, пострадал невинный человек. Но иного выхода не было — если бы узнал Глор, старший его брат, смерть случайного свидетеля сделалась бы более долгой и мучительной, ведь тот признавал только холодное оружие. Вивьен раньше не любил оружие, но в семнадцать ему подарили катану и «Глок» с гравировкой — фамильный герб и вензель «В». Всей этой рисовки, в отличие от старшего брата, он не любил, катану повесил на стену, а пистолет сунул в нижний ящик комода с бельем.
Необходимости таскать его с собой не виделось, к Вивьену и так с детства была приставлена охрана, ведь он был сыном посла, но и не только поэтому. Как раз и не поэтому, поскольку посол по совместительству возглавлял самый большой в Европе клан фейри, некогда названных простым людом «героическими». По сути, их предки были бродячими фейри, помогающими юношам и девушкам с добрым сердцем бороться со своими злыми сородичами, они могли указывать путь и оберегать от зла, одаривать бедняков случайными кладами и выводить заблудившихся детей из чащи. Большую часть дня предки Вивьена предавались праздной лени и шатались по свету, но когда представлялась возможность щегольнуть добрым помыслом, они всегда это делали. Посол, гостивший в Азии со своей женой, узнал в маленьком попрошайке, каким был тогда Вивьен, своего, и решил взять в семью. С самого детства Вивьен рос на равных с Глором, и упоминаний, что мальчик из Азии был не родным, никогда не слышалось. Все они были родными априори.
Финансовая империя Моро строилась и процветала благодаря наследию деда, который создал «пыль» такого качества и чистоты, что конкурентов на рынке фейской наркоты не имелось в течение десятков лет, и по сей день все попытки приблизиться к идеальной формуле получения вещества оставались безуспешными. У Моро скупались все вне зависимости от статуса в обществе людей и расовой принадлежности: политики и правозащитники, фейри всех видов и псы с кровососами — все плотно подсели на эйфорию, продающуюся в вакуумных упаковках. На людей она не действовала — поначалу, потом ушлые посредники научились бодяжить ее с чем-то еще, и бизнес на время стал проблематичным, поскольку за Моро взялась человеческая полиция. Однако в том, что полиция была человеческой, крылся и огромный плюс — пара телефонных звонков, и незначительные суммы вернули всё на свои места.
Империя процветала, и никто не мог подумать, что на рынке появится достойный конкурент, который предложит аналогичный по чистоте и действию товар, но вдвое меньше по стоимости. А вот с этим бороться оказалось сложнее, учитывая, что за два месяца не появилось никаких зацепок, что смогли бы натолкнуть старшего Моро на мысль, кто хотел его обанкротить. Вернее, догадок и предположений было с избытком, а вот фактов — ноль.
— Луи давно под меня копает, — раскуривая сигару, задумчиво произнес отец. — Я ведь на его территорию залез, переманил закупщиков. Ингред мог тоже, тот еще шакал. Финн мог. Даже Муртас и тот мог.
— Я возьму Муртаса и Финна, — сказал Глор. — А Ви пусть берет Луи и Ингреда. Если окажется, что ни один из них не причастен, будем искать дальше.
Вивьен тогда, два месяца назад, не представлял, во что это выльется и как надолго затянется. Можно было отправить папиных людей проверять всех, но кредо всей их семьи звучало не иначе как: «Если можешь сделать сам — делай сам». Чем больше лиц было задействовано в предприятии, тем меньше шансов имелось на его успех. Именно благодаря тому, что старший Моро и почивший дед всегда все делали сами, предприятие жило и оставалось относительно неуязвимым для человеческих органов правопорядка, а уж среди своих — тем более. В мире фейри их никто не осмелился бы задевать в открытую.
К Ингреду Вивьен наведался первым, тот держал лавку с благовониями и оборудованием для акупунктуры в китайском квартале. Чтобы добраться до него, нужно было пройти с дюжину ресторанов и кафе, и они были самым замечательным, что можно отыскать в этом месте: дим-сам, свиные клецки и пельмени во фритюре, сливочные и яичные булочки, настоящие острые закуски из провинций, курица чили, маринованные куриные ножки, омары и крабы, рисовое вино и саке. В пятницу здесь было не протолкнуться, а уж вечером пятницы — тем более. В этом маленьком государстве, где имелись свои банки и таунхаусы, можно было купить настоящий чай из хризантемы, веер из шелка, фонарики из рисовой бумаги, сувениры, абсолютно все, включая запрещенные даже в фейском современном обществе предметы и вещества. Вечером тут всегда царила атмосфера праздника — вывески мигали, зазывая внутрь закусочных, на каждом углу из витрин магазинов выглядывали драконы, на столбах с указателями зажигались фонари с иероглифами. Света было много, но он был приглушенный и желтый, казалось, что вот-вот начнется фестиваль бумажных змеев.
Увеселительные заведения также делились на два вида — для людей и нелюдей, последние можно было отыскать только благодаря рекомендациям знакомых или совершенно случайно. Но и в обычных салонах массажа знающие нелюди могли получить услуги особого рода: традиционный массаж ступней от дев из потустороннего мира, которых звали также сидами. Раньше сиды жили в холмах, вратах в оборотный мир, баловались, накладывая чары на путников и подворовывая человеческих мужчин, в понятных целях, естественно, но со временем путников стало меньше, все мужчины перебрались в города, и баловаться стало нечем. Сиды нашли себя в сфере услуг и погружали любого желающего в состояние неги и блаженства, где время было не властно, на час или два. Интим в услуги не входил — от секса с сидами, которые одним прикосновением сводили с ума, можно было перекочевать в их потусторонний мир навсегда.
Лепреконы нанялись в банковские служащие, феи Благого двора продавали жасминовый чай для похудения, гроганы и клуруканы чинили обувь и часы, а Ингред, изготавливая лучшие акупунктурные иглы на континенте, мог предложить помимо этого еще и немного дури. Хорошей, но кратковременного действия, из-за чего клиентура у него была маленькая, но постоянная.
— Вивьен, какая неожиданность! — вскочил из-за стойки Ингред, маленький, преклонных лет метис — он был рожден от смертной женщины, потому время для него шло так же, как для смертных.
Вивьен, прикрыв за собой дверь и отклоняя голову, чтобы не задеть трубочки «музыки ветра», вошел в густо заставленное низкими шкафами и полками помещение. Ингред выкатился к гостю, улыбаясь приветливо, но сразу же изучая его руки и их положение, не тянутся ли они за пояс брюк. За оружием, например.
— Как отец? Как здоровье Моро-старшего?
— Неплохо, радикулит беспокоит, но это мелочи, — ответил Вивьен, тоже следя за его руками. — Мне бы получить от вас кое-какую информацию. Касательно вашего бизнеса.
Взгляд Ингреда метнулся к стене с висящим на ней веером. Можно было предположить, что веер был только ширмой для чего-то иного.
— Что именно вы хотели бы узнать?
— Расширили ли вы базу товаров.
— Я сейчас работаю с новыми поставщиками трав из провинции, если вы об этом. И с одним известным практиком — собираюсь получить разрешение на продажу гомеопатии. От радикулита там тоже будет, так и передайте Моро-старшему.
— А что у нас по более действующим способам?
— Могу предложить гирудотерапию.
Вивьен успел перехватить торговца до того, как тот выхватил бы из-за упавшего под ноги веера пистолет. В его руках более слабый физически Ингред завизжал, как поросенок, и забился.
— Прекрати истерить, — произнес Вивьен, уворачиваясь от сжатых кулаков. — Расскажи, что знаешь о новой «пыли», и я закрою глаза на то, что ты хотел меня продырявить.
— Усыпить! Только усыпить! — орал торговец, и его, чтоб успокоился, пришлось слегка придушить.
Усаженный на стул, бледный Ингред облизнул пересохшие губы раздвоенным языком и выдохнул:
— Ничего не знаю! Я сам по себе!
— У меня не так много времени. Лучше сразу все выложи. Сломанный нос будет срастаться дольше, чем займет наша беседа.
Ингред выпучил глаза и повторил, что ничего не знает, но знает человека, который может оказаться полезным. Через пару часов Вивьен нашел этого человека, выбил телефонный разговор с еще одним человеком, который знал курьера и подсуетил ему встречу в «Вешалке», где в этот вечер Вивьен и рассчитывал выйти на поставщика. Однако стоило признать, что все шло слишком гладко, чтобы закончиться удачно, поэтому Вивьен и не удивился, что в баре нарисовался господин полицейский. От запахов кружилась голова, Вивьен не мог толком понять, человек он или нет, да и тень ложилась на лицо, но когда тот повернул голову, стало ясно — человек. У нелюдей шрамы и ранения затягивались почти мгновенно, а этот шрам свежим не выглядел. Вивьен оценил крепкую фигуру, породистое лицо и заинтересованный взгляд, подумал, что даже если встреча не состоится, можно будет составить компанию этому мужчине, от которого веяло усталостью. Судя по костюму — не обычный служащий, явно кто-то из департамента в штатском. От брата Вивьен знал, что в «Вешалке» они бывают чаще, чем хотелось бы всем его обитателям.
В номере, конечно, сразу стало все очевидно, к большому его сожалению. Придется завтра начинать все сначала.
— Ты чего такой кислый? — спросил его Глор, когда Вивьен появился дома.
— Дурацкий день, — произнес Вивьен, поднимаясь к себе.
— Что, отсосал у клурукана? — донеслось в спину, но он не обернулся.
***
— Ваш лед, господин.
Арман, взяв завернутый в кухонное полотенце пакет, приложил его ко лбу, на котором еще темнела гематома размером с его ладонь.
— Спасибо, Гретхен. Можешь идти.
В камине потрескивали поленья, огонь яркими ровными полосами ложился на ножку бокала и столешницу, на которой тот стоял. Сегодня была теплая четвертой группы без добавок. Воротило от всего.
В номере гадюшника Арман пролежал без сознания четверть часа или больше того, за это время мозги пришли в норму и сквозная дырка в черепе затянулась. Крови натекло немного, как и всегда, совсем недостаточно, чтобы умереть насовсем. Хорошо, что очнулся он раньше, чем его нашла горничная.
О той своей, самой первой, смерти Арман рассказывал мало кому — слишком она была глупой. Его зарезали в поножовщине в одной из харчевен, где отдыхали после сбора урожая обычные деревенские парни. Он и сам был такой, простой, неотесанный и горделивый болван, не подозревающий, что физическая сила и выносливость — это не все. Потом, окунувшись в новый мир, кишащий сущностями и разумным зверьем, он повстречал собратьев по новому рождению. Кого-то спасла прекрасная вампирша, кого-то прекрасный вампир, и только Армана вытащила с того света старуха, владелица харчевни. Пожалела его, молодого-красивого, и напоила своей кровью. В тот же вечер, когда в окошко хлынули алые всполохи заката, он также узнал, что жажды, как таковой, нет. Есть только необходимость принимать постоянно человеческую кровь, потому что это единственный доступный источник энергии в их случае.
— Не будешь есть — высохнешь и рассыплешься в труху, — пояснила старая вампирша.
Правда, для того, чтобы высохнуть и рассыпаться, нужно было не питаться десятки лет. Это ему потом рассказал Крис, когда Арман совершил ошибку, за которую и расплачивался службой на людей. Люди и нелюди презирали его одинаково: люди — за то, что уже не человек, а нелюди за то, что служит смертным, как цепной пес.
Арман откинул голову на подголовник, чтобы пакет не сползал и можно было скрестить руки. Странное дело — до сегодняшнего дня, не считая той большой лажи, после которой Крис собирал его по частям, он трудностей в задержании не испытывал. В обращении с задержанными нелюдями у него была огромная поблажка — ему разрешалось стрелять сразу на поражение при малейшей угрозе. А тут он не смог нажать на курок, когда дуло упиралось ему в лоб. Не идиот ли?
Он слышал от многих про тех фейри, которые касаниями могли дурить голову кому угодно, принцы и принцессы отказывались от дворца и уходили за ними в леса, чтобы вернуться потом потерявшими всякий ум. И память. Может, этот азиат из таких фейри? С аурой очарования?
Отхлебнув из бокала, Арман вернул его на стол. Встал, прошелся по комнате, достал ноут и открыл его.
— Гретхен! — позвал он после нескольких минут изучения черного экрана. — У нас сломался компьютер?
Гретхен явилась в тот же миг, шурша юбками, сдвинула русые брови:
— Вы его включили, господин?
— Разумеется, я же не настолько отстал от прогресса, — сказал Арман.
— Значит, с ним все в порядке. Должно быть. Когда вы пользовались им в последний раз?
Арман задумался:
— В прошлом году, кажется. Все, я понял, спасибо, Гретхен.
Поставив ноут заряжаться, Арман отправился в ванную. Вернулся посвежевшим, отдохнувшим и без гематомы на лбу, одетым в халат, нажал на кнопку пуска и вскоре уже изучал все, что было в сети о семье дипломата.
Жена Моро-старшего скончалась пять лет назад от продолжительной болезни, оставив на попечение мужа их совместного ребенка — Глора, ныне владельца спортклубов, и усыновленного — Вивьена, деятеля искусств. Все источники утверждали, что Моро-старший никогда не называл младшего сына усыновленным, любил даже больше родного, которого вечно вытаскивал из проблем, и в целом вся семья дипломата выглядела примером благочестия и толерантности.
На одном из фото Моро-младший был одет в белый костюм свободного кроя. Волнистая челка и лиловый цветок в петлице.
— Куколка, — произнесла Гретхен, забирая пустой бокал. — Надеюсь, вы его не убили?
— Он меня, — ответил Арман. — Налей еще.
— Он? — не поверила Гретхен. — Вас?
Арман махнул рукой нетерпеливо, и она, еще раз глянув на экран, исчезла. Голова еще болела от удара о пол и ныло в переносице, но чувствовал он себя на редкость бодро.
Вечером следующего дня Арман появился в департаменте, когда все другие сотрудники уже разошлись. Исключение, как всегда, составлял шеф — сидел в кресле с компрессом из полотенца на глазах и перекатывал в руке шарики из розового кварца.
— Вчера заглянул к Ингреду в лавку, — произнес шеф, услышав, как он вошел в кабинет. — Решил под видом клиента полюбопытствовать, что там у него.
— И он вам всучил шары для релаксации и склянку с эфирной эссенцией для теплых ванночек, — сказал Арман.
— Он объяснил, что это снимает усталость. И это работает!
— Потому что вы в это верите. Самовнушение. Если сходить в тот же китайский квартал, но в другую лавку, вас научат обращаться с этими шарами иначе, что принесет вам гораздо больше удовольствия. Но давайте к делу, я с отчетом.
Отчет с Армана по негласному правилу требовался всегда в устном виде и записывался на диктофон, в письменный вариант информация не переносилась и в общей базе не появлялась. Сам шеф тоже не имел права передавать ее третьим лицам и предоставлял только вышестоящим, не принимая решений лично.
— М-да, — произнес шеф после сухого изложения, которое подошло к концу.
— Вы хотите дать оценку произошедшему? Не думаю, что это уместно, — заметил Арман, и шеф проглотил приготовленную фразу. Возможно, она была как раз о вчерашней оплошности. Спросил он другое:
— Твои намерения?
— Собираюсь посетить подозреваемого в сбыте наркотических веществ.
— Ордер на арест?
— Нет, дружеская встреча.
В цветочном магазине неподалеку Арман попросил собрать корзину с разноцветными цветками душистого горошка.
— Странный выбор, — прокомментировала флористка. — Я бы посоветовала добавить розы или хотя бы папоротник.
— Я бы посоветовал не тратить время на упертых клиентов, — улыбнулся Арман.
На языке цветов душистый горох означал: «Спасибо за прекрасно проведенное время». В корзину, прежде чем отправить ее по адресу с курьером, Арман вложил записку с названием ресторана и временем встречи. Если Вивьен достаточно умен, чтобы понять уровень джентльменских подколов, то он точно придет сегодня на ужин. Если нет — то Арман явится сам и уже с ордером.