Философия преступника

После 15 лет заключения я так и не понял, почему я должен быть не тем, кто я есть. Не исправился. Пускай теперь исправлявшие меня ответят за ту уйму денег, потраченных на мое исправление, на оплату их «труда». Профессор Георгий Захарченко в своей «Философии преступления» рассуждает: «. метафизика преступления - в сущности социальнонормативного бытия человека, в его неспособности через общество восстановить мир чистой деятельности. Общество и его институты карали, и будут карать в равной мере любого, кто попытается поставить под сомнение нормативные правила его существования.» Мир «чистой деятельности» -это свобода. Суть социально-нормативного бытия человека - рабство, т. е. несвобода. Восстановить свободу через несвободу? Это невозможно, по крайней мере, невозможно не обманывающему себя. Поэтому дело здесь не в «неспособности», а в невозможности. Неспособность общества удовлетворить насущную потребность человека в свободе рождает Преступника. К счастью общества такую потребность испытывают немногие. Метафизика преступления в самой сущности человека. «Чистое действие безгрешно, но нормативные игры людей превращают его в греховное и преступное». Страх - суть нормативных игр людей. Страх, назвавший свободу грехом. «. парадокс соотношения в жизни людей нормы и преступления против нее состоит как раз в том, что именно преступление и содержащееся в нем чувство азарта, риска, удачи и стали естественным способом развития, как человечество в целом, так и отдельных его частей». Общественный человек рожден нормой, неестественность сделалась его образом жизни; не осознание выше указанного парадокса позволяет ему с чистой совестью осуждать то, чему обязана его «развитость». «. все попытки развести добро и зло, норму и преступление носят достаточно условный порожденный социальным строем и политическими отношениями характер». Успех социально-политической системы в умелом применении руководства «разделяй и властвуй», разделяй на добрых и злых, нормальных и преступников и т. д., и они сами придут и попросят: «властвуй». «Невидимым стержнем» любого преступления и бунта является то, что в любой нормативной системе, исполняемой людьми наступает момент, когда Весь, именно Весь уклад жизни смертельно надоедает его участникам. Вопрос в том, к каким действиям будет побуждать категория «надоело», что соберется менять человек, жаждущий перемен. Если он устремиться менять веру - жди реформаций, религиозных войн, массовых движений сектантов. Если им неодолимо овладеет «охота к перемене мест» - начинаются географические открытия и колониальные захваты. Если же человек начнет менять надоевший уклад жизни - случаются преступления, бунты и революции. Бунтом, массовой девиацией принимаемой в максиму произвола человек стремится «очистить» свое действие от надоевших нормативных барьеров сотворить скачок к чему-то новому, неясно -величественному и прекрасному.» Скачок к Самому Себе. Неплохо, профессор. Лучший способ получить желаемое - взять самому. Есть еще два способа: просить и заслужить. Оба они вынуждают быть зависимым от чужой воли. Тот, кому быть самим собою также жизненно необходимо, как и дышать кислородом, - берет сам. Быть хорошим из выгоды и страха? Увольте. Добросовестный исследователь осуждения добропорядочностью «злодеяний» преступника будет удивлен открытием: в основе его - зависть чувствующего свое бессилие. «Свергнуть иго общественного мнения», -призывал создатель ига общественного договора Руссо. Воистину, нет предела лживости человека. Желание прочитать «Исповедь» Руссо возникло у меня благодаря Льву Толстому. Узнав, что Руссо был его кумиром, я подумал: кем нужно быть, чтобы медальон с его изображением носил Лев Толстой? Минимум - Богом, максимум - Самим Собой. Увы, меня ждало разочарование. «Исповедь» Толстого впечатляет гораздо больше. Произведение Руссо не справилось с большой ответственностью, возложенной на него названием. Непозволительно назвавшемуся исповедью недосказывать себя до конца и лгать. «Обладая ею, я чувствовал, что она все еще не моя; и одна мысль, что я для нее не все, делало то, что она была для меня почти ничем», - пишет он о своей гражданской жене, родившей ему 5ых детей. Все они были отданы в детский дом, таким было решение отца. Почему он так поступил? Чтобы ничего не мешало ему быть для нее всем? Возможно. Он не любил свою подругу, ибо лишь нелюбовь смеет претендовать на то, чтобы быть всем для той, кого лишил высшего счастья женщины - материнства. Он ее сделал ничем. Ничем становится мать, отрекающаяся от детей и продолжающая жить с тем, кто потребовал такого отречения. Никем становится потребовавший такого. Руссо осознавал мерзость поступка, что, впрочем, не помешало пытаться оправдать его. «В детском доме детям будет лучше», - так он объяснил свое пятикратное деяние. То, что автор обманывает читателя, не значит ничего, ибо большинство жаждут быть обманутыми; противно становится, когда понимаешь, что автор обманывает самого себя. Поражает несоответствие призыва к духовности в его произведениях и откровенная низость личной жизни. Какой степенью лицемерия необходимо обладать, чтобы отказавшись от своих детей, начать писать трактаты, поучающие, как правильно их воспитывать. Высшей степенью, присущей лишь политику, т. е. существу, проповедывающему одно, а поступающему по-другому. Руссо один из создателей «искусства» политики. Он возвел ложь в Систему. Называющий себя врагом всего, что зовется группой, пишет библию группы «Общественный договор»; прославляющей естественное состояние и проклинающий общество и государство провозглашает «общественный порядок» священным правом, служащий основой для всех других. Руссо: «Всякий злоумышленник, посягая на законы общественного состояния, становится, по причине своих преступлений, мятежником и предателем родины; в такой ситуации сохранение государства несовместимо с сохранением жизни преступника; один из двух должен погибнуть; виновного предают смерти не как гражданина, но как врага». «Злоумышленник» создан законами общественного состояния. Не Преступник начал войну, - его злодейство придумано заговором не вынесших естественности, испугавшихся свободы, создано общественным договором. Его подлинность сильного была поставлена вне закона договоренностью слабых. Его объявляют предателем родины, подразумевая, что его родина - государство. Предать можно лишь то, что любишь. Преступник любит свободу, - она его родина. Любовь к ней обязывает быть врагом Системы. Правда, что один из двух должен погибнуть. Поэтому, Преступнику нужно погибнуть так, что его смерть станет страшным кошмаром для Системы. Руссо, не щадивший своих детей и призывающий казнить преступника - лицо Системы. Генрих Гейне: «. при всем желании быть искренним, ни один человек не может сказать правду о самом себе. Да это и не удавалось до сих пор никому - ни блаженному Августину. ни женевцу Ж.-Ж. Руссо, - имение всего последнему, именовавшему себя человеком природы и правды, в то время как по существу он был много лживее и неестественнее, чем его современники. Его автопортрет есть ложь, великолепная, но все-таки чистейшая ложь». На лжи построен весь его общественный договор. Лживое существо создало философию лжи - философию социально-политической системы. Итак, наказание Преступника - это защита общества? Только для некопающего глубоко. Преступник - это пример, а наказание - это попытка сделать его не заразительным; подавить в рабах желание следовать примеру свободного, - такова подлинная цель наказания. «Смотрите, как он страдает, смотрите и запомните: так будет с каждым, поставившим свою волю выше моей», - заявляет наказанием Система. Ей, во что бы то ни стало, нужно убедить законопослушных в том, что Преступник именно их враг. Система скрывает от своих рабов правду о Преступнике. «А причем здесь мы, невинные жертвы преступлений», - слышно из толпы. То, что вы называете своей невинностью, есть трусость, которой даруется сила и власть Системе. Вы своей покорностью создаете ей право отнимать мою свободу. Ваш общественный договор - это заговор трусливых гиен против волков-одиночек. Это ваш страх перед свободой создал Систему, запрещающую мне быть тем, кто я есть. Книга Бытия (III, 22): «И сказал Господь Бог: вот Адам стал, как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы ни простер он руки своей и не взял так же от древа жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно». После чего Адам стал как Бог? После Преступления, нарушения запрета. Человеку нужно было совершить Преступление, чтобы стать Богом? Да, но это половина дела - нужно было еще не испугаться содеянного, не начать чувствовать вину. Бог испугался, что человек будет равным ему? Нет, он испытывал человека: испугается он греха своего, или нет. Если нет - значит достоин быть Богом. Адам не прошел испытания, его страх перед

Преступлением поселился в душах людей. Он создал вину своим малодушием и заразил ею сознание человека «зная добро и зло» - это решая самостоятельно, что добро и что зло. Подобное уже было: история Зевса и Прометея. Богом становится не раскаявшийся, не признавший вину, не испугавшийся своего преступления. Почему Бог сказал: «как один из Нас», а не: «как Я»? Видимо, были все-таки неиспугавшиеся греха своего. Не Дьявола ли он имел в виду? И не разыгрывают ли они человека на спор: испугается или нет. К. Ясперс обозначил три вида виновности человека: моральную (мнение значимых людей, совесть); метафизическую («все виновны за всех», один судья - Бог) и уголовную. Кто перечислит виды невиновности человека? Или это невиновность одна - не испугавшегося греха своего. Человек судит по себе. Только по себе, ибо иначе судить не дано ему. Осуждающий чье-то действие, осуждает свое желание поступить также, которое он испуганно подавил в себе. Где черпает себя та легкость, с которой упрекается кто-то за поступок, являющийся составляющей поведения упрекающего? Название этой легкости «политика». И берется она из неисчерпаемых запасов лжи в хранилищах социально-политической Системы. Осуждающий Преступника, осуждает свой страх перед свободой. В английских источниках по уголовному праву наказание часто определяется, как «властное причинение страдания лицу за совершенное им преступление». Луч правды в темном царстве лжи; а то заладили: исправление, ресоциализация, перевоспитание... Чезаре Беккария утверждал, что еще ни один человек «не пожертвовал безвозмездно даже частицей свободы, только необходимость заставляла его это делать. При этом, государству жертвовался лишь тот необходимый минимум свободы, который был достаточен, чтобы побудить других защищать его. Совокупность этих минимальных долей и составляет право наказания». Слабый не способен защититься сам создает своим отказом от свободы право наказывать сильного. Он охотно жертвует не только частицей, но и всей своей свободой, ибо она ему в тягость. Малодушный своей покорностью уполномочивает Систему на насилие

против меня, - не желающего жертвовать свободой. Должен ли я после этого считаться с достоинством законопослушного, - с тем, чего у него нет. Способность переступить черту возникает из неспособности быть ничем. Говорят, что Преступник - это духовное падение. Верно, - дух падает в свободу. Преступление - это трамплин духа. Проклятия рабов Системы составляют славу человека идущего своим путем. Сколько величия купила себе низость неискренностью и самообманом на ярмарке общественной морали. Сколько величия обязано своим существованием низости подлинных.

Необходимость понимать. Самая приятная и самая утомительная необходимость. Как часто вид беззаботности, свободной от этой необходимости соблазняет на зависть к ней, на желание ее участи. Но вот на смену минутной слабости приходит сознание цены такой беззаботности -обреченность на незнание себя. И ты снова спешишь утолить себя пониманием, испытать счастье необходимости быть самим собой. «Быть нравственным или быть искренним», - озвучил дилемму Анре Жид. Дилемма создана малодушием. Она снимается в бытии самим собою, в свободе, ибо здесь нравственно только то, что искренне, морально только то, что подлинно; здесь Правда только то, что Свое. Важно: быть Одному, иначе запутаешься в презрении призирающих. Довольно о нравственности рабов. Давайте о нравственности Преступника, о нравственной ценности Преступления, - о свободе поговорим. О тоске по Себе человека. Все свободное - красиво. И лишь свободное знает, из какого уродства создана его красота, кем ему пришлось быть и что испытать, чтобы освободиться. Альбер Камю: «Нет такого тяжкого преступления, на которое умный человек не чувствовал бы себя способным. Согласно Жиду, великие умы не поддаются этому искушению, потому что это бы их ограничило». «Я не поддался искушению», - именно так испугавшийся ум объясняет воле свою трусость. Если величие ума измеряется его умением облагораживать трусость своего обладателя, тогда воле следует иметь дело лишь со свободными умами, поддавшимися искушению подлинности. Истинное величие не боится опасности, оно ищет ее, чтобы преодолеть и стать еще сильнее. «Дух в себе обрел свое пространство, и создать в себе из Рая Ад и Рай из Ада Он может» (Мильтон). Криминология ломает себе голову, какую природу имеет преступное поведение человека: биологическую или социальную. Отвечаю: метафизическую. Преступление - это метафизический бунт человека, протест против бессмысленности. Преступник - это одержимый демоном свободы; Система совершает обряд экзорцизма, пытается выгнать злой дух. Место провидения обряда: тюрьма. Страх -главное препятствие на пути к свободе. Страх смерти - главный из всех страхов. Многие пытались преодолеть его тем, что умирали, глядя смерти в глаза. Этого мало, чтобы быть свободным. Нужно не умирать, а жить, глядя смерти в глаза. Страх смерти преодолевается жизнью преследующей смерть. Жизнью Преступника. Страх не быть уничтожается страхом быть никем. «. бессонно я всю жизнь стою на стреме, чтоб век не подменил во мне меня» (И. Губерман). Разве законопослушный гражданин не сообщик государства -убийцы? Нужно ли мне испытывать вину, когда граблю сообщника убийцы? Кьеркегор: «Истина - это не то, что ты знаешь, а то, что ты есть». Справедливостью назвали политику. Политика - главный враг свободы, ибо она есть ложь о человеке. Самые тяжкие злодеяния всегда совершались и совершаются политиками на «законных основаниях». «Политик существует, потому что вы несчастны» (Ошо). Платон утверждал, что в целях предупреждения преступлений в государстве, законодатель должен определить степень богатства и бедности таким образом, чтобы имущество самых состоятельных превышало собственность бедных не более, чем в 4 раза. Собственность политика-законодателя в осудившем меня государстве превышает собственность бедного в тысячи раз. Что это значит? Что я тысячу раз прав, нарушая закон, созданный такими законодателями. Карл Маркс сказал, что преступление - это ответственность, которую общество, основанное на неравенстве, возложило на индивидов, принесенных в жертву.

По-своему верно. Как верно и то, что Преступник - это воля не быть жертвой. Страх узнать себя создает невозможность любви. Невозможность любви к себе рождает судью. Он испытывает вину за страх перед собою и пытается избавиться от нее через обвинение другого. Справедливость здесь не причем, она лишь удобная ширма всему тому, что не называется своими именами. Хотите справедливости? Судите меня по Моим законам. Справедливо судить человека по законам, которых он не признает? Предлагайте свою правду тем, у кого нет Своей. Зачем вы пытаетесь убедить меня «наша правда лучше»? Мне не нужна хорошая правда, мне нужна Своя. Я не беру правду напрокат. Я собираю ее по крупицам там, куда ваши чувства не ходят, там, где ваши мысли совершают самоубийство, там, где сознание теряет сознание; там, где воля ваша изменяет вам, там, где моя воля становится волей Бога. Я собираю свою правду в цветущей долине подлинности, которую страх ваш назвал болотом низости. Не мешайте мне, чужой правдой живущие. Откуда в человеке уверенность в собственной правоте? Это результат мучительного поиска и не нахождения смысла. Невозможность удовлетворить насущную потребность в смысле своей жизни вынуждает человека самому создать его, стать Создателем. Он создает свою правду и этим он прав. Безмолвие вопрошаемого бога рождает решимость самому быть Им. Решимость произносящего: отныне я сам все решаю. Такое редкость. В большинстве результатом отсутствия смысла становится самообман. Цицерон сказал, что вера в богов полезна государству. Не полезно, а необходимо, ибо если не будет веры в богов небесных и земных, то возникнет в человеке вера в себя и это станет гибелью Системы.

«Я должен найти свой конец и начало,

Я должен найти Бога в себе и себя в Боге И стать тем, кем является он. (Ангелус Силезиус).

Я хочу написать книгу, которая создаст мне право на одиночество.

«Нечистая совесть» - это кнут Системы, которым она сгоняет в стадо. «На свободу с чистой совестью», - написано в каждом лагере на самом видном месте. Человеку дают понять, что нечистая совесть привела его сюда и здесь ее очистят. Изобретение власти: совесть очищается только в неволе. Поражает разнообразие и изощренность методов очистки, и служебное рвение чистильщиков. Хоть совесть - демон живучий, но здесь он частенько отбрасывает копыта от такой заботы. «Зачем мне она нужна, - думает непутевый, - если с ней столько мороки», и выходит на свободу с мертвой совестью. Все, что в совести нужно, так это свобода, а с гигиеной она сама разберется. «Какова же реальная природа законов и уложений права? Источник их имеет тройственный корень, и состоит из насилия, лжи и соблазна. В прямой и явной, либо в замещающей форме. Он карает, врет и сулит. Запугивая, искушая и вводя в заблуждение. Ни одна власть в мире не имеет иного основания, кроме собственного желания править. Власть обладает силой и демонстрирует решимость ее применять. Она искушает нас обещанием лучшей жизни. И врет нам, что существует ради нашего блага. Насилие, ложь и соблазн облекаются в заботу об общем благе» (Е. П. Гебелев). Руссо утверждал, что личный интерес никогда не создает ничего великого и благородного. Смею утверждать обратное, ибо все создается личным интересом. Власть, слава, доблесть, самоуважение, доброе имя, -разве не этим вознаграждаются самые «бескорыстные» деяния и разве все перечисленное не личный интерес. Лишь лицемерие позволяет себе отзываться с презрением о личном интересе. Главный личный интерес человека - бессмертие, и не счесть великого и благородного, созданного этим интересом.

Преступление - жест воли, демонстрирующий свое право на создание истины. «Основанием высшего морального права, как и всякого права, служит не его собственная правомерность, а фактическая сила образующих и поддерживающих его чувств» (С. Л. Франк). Страх - это то, что делает возможности меньше желания. «Непонятное» придумано страхом. Любимое занятие малодушия - не понимать. Решимость быть мерой рождает бесстрашие понимать. Зигмунд Фрейд говорил о соблазне причислить

Достоевского к преступникам из-за выбора им сюжетов своих произведений, которые свидетельствуют о существовании склонностей его героев во внутреннем мире их создателя. Я думаю: преступность Достоевского была направлена на самого себя, во внутрь, и там создавала тех, кто выражал ее на страницах произведений. Достоевский. слишком глубоко это явление, даже для Фрейда. Последний, как и Ницше восхищались Достоевским, ибо понимали, что он предвосхитил в своих произведениях их психоанализ и философию. «Записки из подполья», одно из таких предвосхищений. «Невозможность - значит каменная стена? Какая каменная стена? Ну, разумеется, законы природы, выводы естественных наук, математика. То ли дело все понимать, все сознавать, все невозможности и каменные стены; не смиряться ни с одной из этих невозможностей и каменных стен, если вам мерзит примерять; дойти путем самых неизбежных логических комбинаций до самых отвратительных заключений. На вечную тему о том, что даже и в каменной-то стене, как будто чем-то сам виноват, хотя опять-таки до ясности, очевидно, что вовсе не виноват, и вследствие этого, молча и бессильно скрежеща зубами, сладострастно замереть в инерции, мечтая о том, что даже и злиться, выходит, тебе не на кого; что предмета не находится, а может быть, и никогда не найдется, что тут подмен, подтасовка, шулерство, что тут просто бурда, - неизвестно, что и неизвестно кто.» Эх, если бы. Если бы невозможностью были только законы природы. Но ведь перед этой каменной стеной позволил человек соорудить еще уйму стен из всевозможных моралей и законов; стены систем лжи о том, кто он. Да и не то, что позволил, а сам помогал сооружать, своим страхом строил их. Окружил себя сплошь невозможностями, лишь бы находить в них оправдание своему бессилию и инерции. А не было бы всего этого, глядишь, и простор появился для разбегу попытке пробить ту стену главной невозможности. А так, куда ему ослабленному страхом и неверием в себя. Куда ему понять, что даже самые крепкие камни этой стены, самые неотменяемые два закона природы: рождение и смерть, - он сможет переиначить на свой манер, ибо под силу ему рождать себя и умирать когда и каким способом буде угодно воле его. Только прежде воле этой нужно освободить себя из тюрьмы невозможностей, придуманных малодушием его. Сам и только сам виноват человек в наличии каменной стены, ибо он рожден быть создателем своих возможностей. Как решит, так и будет; нужно лишь набраться храбрости и осознать свое право решать все самому. И предмет тут как тут - страх перед свободой. Она - главный закон природы. Слабость сделала из этого закона каменную стену, отменила бессмертие, обретаемое следованием ему. «Все несчастны потому, что все боятся заявить своеволие» (Достоевский «Бесы» Кириллов). Свобода - это всегда своеволие. Всякое иное объяснение свободы есть ложь, возводящая каменные стены. «Разве сознающий человек может сколько-нибудь себя уважать?» Если результатом сознания становится неуважение к себе - значит, не сознание это было, а самообман. Подлинное сознание - это сознание себя Мерой. Разве может, сообщающий истинность всему не уважать себя. Инерция - это плод сознания несмеющего, законный плод законного сознания, смеющего сознавать лишь по предписанным ему законам. Плодом сознания живущего и сознающего по своим законам, смеющего быть Законодателем, является действие на увеличение свободы. Несмеющие своей инерцией и «сложа -руки - сидением» дают понять, что свобода им не нужна, провоцируя этим смеющего на то, чтобы он увеличивал свою свободу так же и отниманием ее у тех, кто не знает, что с ней делать. Впрочем, здесь происходит не отнимание, ибо отнимать значит брать то, что не хотят отдавать, - здесь смеющий просто берет то, что ненужно, не востребовано. Деятельность деятельности рознь. Безусловно, среди деятелей немало тупых и ограниченных; их деятельность называется: несение службы, исполнение долга, восстановление и т. д. Несмотря на различные названия суть у этой деятельности одна - рабство. Ибо, люди, которые деятельны лишь в рамках полномочий, предписанных чужой волей и в самом деле тупы и ограничены; что, впрочем, не мешает многим из них быть «счастливо успокоенными».

Почему так? Потому что «они вследствие своей ограниченности ближайшие и второстепенные причины за первоначальные принимают». Чтобы понять, как происходит такое принятие, такая подмена следует вникнуть в природу их ограниченности; тут-таки мы обнаруживаем, что природа искусственная и ограниченность умышленная. Страх внушает воле выгоду в отказе считать первоначальной причиной, главной причиной деятельности - свободу; таким образом, путем самообмана человек убеждает себя, что нашел непреложное основание своему делу. Ограниченная страхом воля, отрекается от своей свободы во имя «общего блага», получая взамен успокоенность и несомненность раба. Такие деятели «непреложного основания своему делу» не находят, ибо не ищут его. Они его получают в готовом виде от Системы. Действовать по приказу и букве закона легко, ибо действующий не несет бремя ответственности. Поэтому-то, службу несущие в большинстве своем и выглядят такими успокоенными; это спокойствие овцы. Но есть и иной род деятельности. Это те, кто после долгих и опасных исканий непреложного основания, после отказа от всех готовых и чужих оснований обрели решимость и могущество на то, чтобы сделать этим основанием единственно волю свою. Они уже не ищут, а создают непреложные основания и первоначальные причины. Их добросовестный, лишенный самообмана поиск, привел их к самим себе, в ту обитель, где сообщается право быть Создающим. Подпольный человек Достоевского представился нам человеком, несущим службу, т. е. не по своей воле живущим. А хочется ему пожить по своей, только вот в этом деле одного желания мало. Он утешает себя тем, что осознает свое ничтожество, что сложа - руки - сидение и инерция в этом ничтожестве оправдывается осознанием этого факта. Он не принадлежит ни к деятелям по чужой воле, ни к менее распространенному типу - по своей. Он, застрявший между ними, отплывший от одного берега и не приставший к другому; от этого его неуспокоенность. Ему хватило смелости понять, что природой успокоенности первого рода деятелей является самообман, но не хватило смелости отказаться от самообмана, который он называет упражнением в мышлении, где первоначальная причина тащит всегда за собой другую. Свой страх перед ответственностью свободы он назвал законом природы. Ему не хватило смелости додумать до конца и понять, что непреложные основания своему действию необходимо создавать своей волей. Воля, осознавшая свободой свое могущество, произносит: я решаю все сама. Ее подлинность дает ей право доверять своей злости, считать ее достаточным основанием действия. «. и с чего это взяли все эти мудрецы, что человеку надо какого-то нормального, какого-то добродетельного хотения? С чего это непременно вообразили они, что человеку надо непременно благоразумно выгодного хотенья? Человеку надо одного - только самостоятельного хотенья, чего бы это самостоятельность не стоила и к чему бы не привела. потому что, во всяком случае, сохраняет нам самое главное и самое дорогое, то есть нашу личность и нашу индивидуальность». Самостоятельное хотение - удел немногих, - тех кто знает, что свобода - это всегда дело самобытной воли, всегда своеволие. Лишь сознание своевольного находит выгоду в вольном и свободном хотении. Большинству хотеть страшно, они боятся своих желаний, ибо малодушно позволили системам и теориям отнять их самую выгодную выгоду. Тех немногих, у кого самостоятельное хотение отнять не выходит, Система объявляет преступниками. Их своеволие - яд для Системы. Правдивое самостоятельное хотение всегда Преступление. Разве можно сохранить свою личность, свою индивидуальность, выкидывая свое «я» в «мы». Разве можно быть тем, кто ты есть и не быть при этом врагом Системы - Преступником. «Можно», - гудит, успокоенное в самообмане стадо. «Нужно», - учит его пастух. «Ну что за охота хотеть по табличке?.. ведь все дело-то человеческое, кажется, и действительно в том только и состоит, чтоб человек поминутно доказывал себе, что он человек, а не штифтик! Хоть своими боками, да доказывал; хоть троглодитством, да доказывал». Доказать можно лишь став врагом того, что пытается сделать из тебя штифтик, врагом социально-политической системы. Страшно быть Преступником? Ну, будь тогда штифтиком. «Вот, вы, например, человека от старых привычек хотите отучить и волю его исправить, сообразно с требованиями науки и здравого смысла. Но почему вы знаете, что человека не только можно, но и нужно так переделывать? Из чего вы заключаете, что хотенью человеческому так необходимо надо исправится? Одним словом, почему вы знаете, что такое исправление действительно принесет человеку выгоду?» Достоевский, прошедший исправление смертным приговором и каторгой, как никто другой из писателей имел право задать этот вопрос устами своего подпольного человека; как никто другой он знал всю риторичность этого вопроса. Ибо ответ здесь ясен, известно кому нужно и надо исправить человека, отучив его волю от свободы. Великие инквизиторы знают толк в своем деле укрощения строптивых. Величайшая ложь узаконилась Системой, человека заставили поверить, что свобода - это не его воля. И горе тому, кто не хочет верить, горе каторги и смертных приговоров. 14 лет меня исправляют и переделывают и все никак; я им говорю, что невыгодно мне себя презирать, и слушать не желают, все твердят «нужно», «надо». «Зачем же я устроен с такими желаниями? Неужели ж я для того только и устроен, чтоб дойти до заключения, что все мое устройство одно надувание? Неужели в этом вся цель? Неверно». В этом вся цель Системы: заставить человека стыдиться самого себя. Неверие подпольного человека есть неверие пассивное. Но бывает и неверие активное, таким неверием рождается Абсолютный Преступник. Неверием в свою слабость. «Всякий порядочный человек нашего времени есть и должен быть трус и раб. Это - нормальное его состояние. В этом я убежден глубоко. Он так сделан и на то устроен. И не в настоящее время, от каких-нибудь там случайных обстоятельств, а вообще во все времена порядочный человек должен быть трус и раб. Это закон природы всех порядочных людей на земле». Всякий не трус и не раб пусть ищет осуждения «порядочного», желает ненависти его. Единственная порядочность человека - это порядочность Преступника, т. е. свободного. Порядочный тот, кто прав, а прав тот, кто Один. «Что же собственно до меня касается, то ведь я только доводил в моей жизни до крайности то, что вы не осмеливались доводить и до половины, да еще трусость свою принимали за благоразумие, и тем утешались, обманывая сами себя. Так что я, пожалуй, еще «живее» вас выхожу. Да взгляните пристальнее!» Подпольный человек -это пассивный Абсолютный Преступник. Он осознал свою подлинность, но не осуществил ее своей волей. Впрочем, может и осуществил. образами Кириллова, Раскольникова, Ивана Карамазова. Ведь человек из подполья -это он сам. Достоевский и его «записки» - это начало, обещание выйти из подполья и довести судьбами своих героев до крайности то, что другие не осмеливались доводить до половины. Достоевский в письме Майкову: «А хуже всего, что натура моя подлая и слишком страстная. Везде-то и во всем до последнего предела дохожу, всю жизнь за черту переходил.» Герои Достоевского - это он сам; в них он вложил всего подпольного себя, своими произведениями он испытывал «можно ли хоть с самим собою совершенно быть откровенным и не побоятся всей правды». «Подобно тому, как опасность дает человеку незаменимый случай постичь самого себя, метафизический бунт предоставляет сознанию все поле опыта. Бунт есть постоянная данность человека самому себе» (Альбер Камю). Преступление -это добросовестный бунт. Достоевский это понимал. Карамазовская стихия в человеке - это жажда подлинности, утолить которую он хочет опытом свободы - Преступлением. «Разверзни себя Преступлением и смотри. пусть дух твой вынесет то, что открылось. Пусть сознание не изменит себе, ибо лишь бесстрашным созерцанием правды о себе обретешь ты свободу», -вещает Абсолютный Преступник судьбами Кириллова, Ивана Карамазова и Раскольникова. Нельзя быть честным, считаясь с запретами. Добросовестность срывает все печати, презирает табу, она не верит на слово, ей необходимо все проверить самой и поэтому она - Преступница, всегда -«нечистая совесть». Свобода воли человека в правде своей - центр творчества Достоевского. Автор и сам не вынес той глубины, которую ему открыли его герои. Когда читаешь, не покидает ощущение, что истина, узнанная ими, пугает Достоевского, и он ищет спасения от ужаса правды в Алексее Карамазове и князе Мышкине. Нужна неимоверная смелость, чтобы принять правду о свободе, которая гласит, что готовой, общей свободы нет; ее нужно создавать самому своеволием. К свободе приходят лишь одинокие путники и дорога, по которой они идут, есть дорога к самому себе. Дорога Преступника. Достойнее всех эту правду о свободе вынес Кириллов. Он есть та максимальная глубина человека, на которую Достоевский сумел спуститься. Глубина, на которой обретают абсолютную свободу, либо сумасшествием, как Ницше, либо подобно Кириллову убийством страха быть Богом. Вся свобода будет тогда, когда будет все равно, жить или не жить... Кому будет все равно жить или не жить, тут будет новый человек. Кто победит боль и страх, тот сам Бог будет. Я три года искал атрибут божества моего и нашел: атрибут божества моего - Своеволие! Это все, чем я могу в главном пункте показать непокорность и новую страшную свободу мою» (Кириллов «Бесы»). О Достоевском сказано много и много еще будет. Его судьба не мене трагична, чем судьба его героев: с семи лет приступы эпилепсии, смертный приговор, замененный в последний момент на каторгу, после каторги ссылка в службу, где он пишет верноподданническое стихотворение по случаю кончины царя. Фрейд: «Достоевский упустил возможность стать учителем и освободителем человечества и присоединился к тюремщикам. он вынужденно регрессирует к подчинению мирскому и духовному авторитету - к поклонению царю и христианскому богу». Трудно не согласиться. .Мало кого эшафот и каторга не вынудит. Но нельзя соглашаться, что Достоевский примкнул к тюремщикам и не стал учителем и освободителем человечества; неистовое стремление к свободе его героев не позволяет согласиться. Их судьбы - это и его судьба. Достоевский и его творчество - это единый пучок света, проникающий в темноту глубины затем, чтобы убить страх перед свободой. Н. А. Бердяев «Принудительное добро не есть уже добро, оно перерождается в зло. Свободное же добро, которое есть единственное добро, предполагает свободу зла. В этом трагедия свободы, которую до глубины исследовал и постиг Достоевский». Вся диалектика Достоевского выражена словами Кириллова: «Все несчастны потому, что все боятся заявить своеволие». Все несчастны, потому что боятся свободы. Достоевский и сам ее боялся. Глубина и разнообразие идей его творчества позволяет увидеть здесь все, диалектика и в правду гениальна; каждый будет видеть то, что ему выгодно, то, что позволит оправдать себя. И лишь немногие увидят и поймут, что оправдать себя можно лишь своеволием, лишь убив страх быть Богом. «Любить человека, если нет Бога, значит, человека почитать за Бога». Любить человека под силу лишь Богу; лишь тому, кто сумел полюбить себя и стал Богом, под силу полюбить человека. Лишь почитающий себя за Бога, сможет почитать за Бога другого. «В произведениях Достоевского, - писал Добролюбов, - мы находим одну общую черту, более или менее заметную во всем, что он написал: боль о человеке, который признает себя не в силах или, наконец, даже не вправе быть человеком настоящим, полным, самостоятельным человеком, самим по себе». Это верно. Но здесь же мы находим и веру в человека, в то, что он обретет силу, способную создать себе право быть правым Самому, обретет ее волей своей. Ницше сказал, что Достоевский единственный психолог, у которого он мог бы поучиться. Интересно, о чем они сейчас беседуют. и непременно их беседу слушает Илюшечка Снегирев с открытым ртом, то и дело перебивает и требует объяснить. «Красота спасет мир». Верно, Федор Михайлович - красота свободного человека спасет. Только, где ж они, эти свободные. Рассуждение законопослушного гражданина: все, кто убивают, грабят, воруют и насилуют по приказу власти моего государства, есть доблестные солдаты и герои; все, кто делает то же самое самовольно либо по приказу чужой власти - бандиты, злодеи и преступники. Это называется «патриотизм». Александр Солженицын в «Архипелаге Гулаге» пишет: «Не главный ли это вопрос ХХ века: допустимо ли исполнять приказы, передоверив совесть свою - другим? Можно ли не иметь своих представлений о дурном и хорошем и черпать их из печатных инструкций и устных указаний начальников? Присяга! Эти торжественные заклинания, произносимые с дрожью в голосе и по смыслу направленные для защиты народа от злодеев, - ведь вот как легко направить их на службу злодеям и против народа!» Этот вопрос вряд ли возникал в уме Солженицына в тот период его жизни, когда он выполнял присягу. Вопрос возник уже в зоне, уже, когда он сделался не выполняющим присягу, а жертвой выполняющих ее. И если бы его, бравого капитана советской армии перебросили с фронта на подавление бунта в зоне, - его рука бы не дрогнула, расстреливая врагов государства. Капитану Солженицыну было суждено стать жертвой Системы, в которой он служил, ее принципа «бей своих, чтоб чужие боялись». И в один миг из сталинского стипендиата и отличника военно-политической подготовки, - из своего превратился в чужого, в врага. И, наверное, долго еще уже, находясь в тюрьме, думал: это недоразумение, скоро все выяснится и я снова буду «своим», враг не я, а мои соседи по нарам. Но оказалось, что никакое это не недоразумение, о чем красноречиво поведал приговор: 8 лет заключения. 5 из них Солженицын усердно трудился на благо Системы в «шарашке» (секретные конструкторские бюро, подчиненные НКВД, в которых использовался труд заключенных, имевших технические знания и их сильное желание искупить свою вину). Три года зоны он тоже сумел сделать наименее опасными для своей жизни и здоровья - устроился бригадиром стройбригады. Кто сидел, тот знает, что значит быть бригадиром в зоне и кто на такие должности назначается. По зоновским понятиям бригадир - это козел и порядочным арестантом называться не может. Козлы в зоне - это официальные помощники администрации, по сути, они те же надзиратели, только не в форме. Солженицын рассказывает, как он строил БУР (барак усиленного режима; тюрьма в зоне, где укрощают строптивых): «Так, на позор наш, мы стали строить тюрьму для себя». Обращает внимание его постоянное «мы». «Боже, мой! Какие мы бессильные! Боже мой! Какие мы рабы!» Видимо «Я» может вынести свое ничтожество, лишь спрятавшись в «мы». От самого себя оно там прячется. Не для себя строил тюрьму

Солженицын, и он это прекрасно знал; беспрекословно исполняющие требования администрации лагеря в БУРе не гниют. Тюрьму он строил для тех, кого попытался оклеветать в своей книге - для блатных. Почему? Видимо, досталось ему немало от этой категории осужденных, что неудивительно, при его образе жизни. В разделе книги «Некоторые тюремнолагерные термины» Солженицын объясняет значение употребляемых в книге слов: «блатной» - вор, уголовник, ведущий жизнь по воровскому кодексу; «отрицаловка» - зэки (большей частью блатные), отказывающиеся выполнять требования лагерной администрации. Дальше я приведу некоторые его характеристики блатных, т. е. тех, кто отказывается быть рабом своих тюремщиков. «Никому из каторжан не разрешалось работать на кухне, никому разносить бачки с пищей. Вся обслуга была - из блатных, и чем наглее, чем беспощаднее они обворовывали проклятых каторжан, - тем лучше жили сами, и тем больше были довольны каторжные хозяева, - здесь, как всегда, за счет Пятьдесят Восьмой, совпадали интересы НКВД и блатарей». «Пятьдесят Восьмая» - это статья, по которой был осужден Солженицын, т. н. «Политическая». К тому, что есть такое «политический» мы еще вернемся. Вся хозяйственная обслуга состоит из козлов мелкого пошива, которых называют шнырями и баландерами. Чтобы попасть в обслугу нужно долго и упорно лизать задницу лагерному начальству, довести свою благонадежность, поэтому блатные, которые, по определению самого Солженицына, - те, кто отказываются выполнять требования администрации, никак не могли «работать на кухне» и «разносить бачки с пищей». Воровской кодекс запрещает бродяге (это более точное, нынешнее название блатного) работать в зоне, тем более в обслуге. Блатной, начавший работать, перестает им быть. Солженицын это знал, потому что это элементарная лагерная арифметика, но почему то намеренно обманывает читателя. В зоне, где я сейчас нахожусь, тысяча триста осужденных, из них бродяг всего 6 человек. «... а когда недочеловеки эти, - это Солженицын о блатных, - приходили расправляться с нами. мы услужливо отдавали этим образинам все, лишь бы нам не откусили голову. .с этими крысо-людьми, которым на загрызение бросили нас Голубые». «Как же это сложилось? Почему многие тысячи этой скотинки Пятьдесят Восьмой, - но ведь политических же, черт возьми? Но ведь теперь-то, - отделенных, выделенных, собранных вместе, - теперь-то кажется, политических? - вели себя так ничтожно? Так покорно?» Именно эта ничтожность и покорность, это поведение жертв провоцировало блатных на такое к ним отношение, ибо в воровском мире более всего ценится духовитость. Блатные понимали, что большинство из этих так называемых политических по сути своей навсегда останутся солдатами системы, а зэки они - по недоразумению. Было среди политических немало сохранивших достоинство так же, как и среди блатных хватало и хватает сейчас всякой нечисти. В семье не без урода. «В самом деле, за что было ворам нас уважать», - пишет Солженицын. О начале бунта в зоне: «воры и предложили: мы - начнем, а вы поддержите!» Все-таки «недочеловеки» и «крысо-люди», а не благородные политические выступали организаторами акций по отстаиванию Человека в зэке. «Оказывается, можно так жить в тюрьме? -Драться? Огрызаться? Громко говорить то, что думаешь? Сколько же мы лет терпели нелепо! Добро того бить, кто плачет. Мы плакали - вот нас и били». И тут же: «Так что на вопрос: «Почему терпели? - пора ответить: а мы - не терпели!» Вы прочтете, что мы совсем - не терпели. В Особлагах мы подняли знамя политических и стали ими». Запутался автор совсем и читателя запутал, тут терпели, там не терпели. Не терпели там, где воры показывали им примером своей жизни, что «терпеть» и «Человек» понятия несовместимые. Идея воровского мира оказалась на проверку прочнее идей политических. Что же это за явление такое политический осужденный и, какие у него есть основания считать себя лучше уголовника? Попробую докопаться до сути, хотя интуиция подсказывает, что суть тут мутноватая. Политзаключенный - тот, чье наказание обусловлено политическими мотивами власти. Так принято считать. Но что такое политический мотив власти? Частные интересы тех, кто этой властью обладает. Главный интерес - удержать власть, чем подольше, ибо власть - это деньги. И зачем этот политический попёр против власти? Чтобы отнять эту власть, либо заставить ею поделиться. Ему хочется самому властвовать, хочется всего, что дает власть. Только дурак не хочет понимать, что политический мотив по сути своей - то же, что и мотив грабежа и воровства - личная корысть. Только в первом случае все это умело маскируется благозвучными названиями; уголовник же не обладает искусством такой умелой лжи, имеет смелость не стыдиться себя и называть вещи своими именами. Возможно, я все упрощаю? Кто-то скажет: мотив политического - идея, он за убеждение т. д. Разве бывают деяния безыдейные? Куда не ткнись - везде какая-то идея. У уголовника тоже и идея присутствует и убеждения в наличии. И как показывает история тюрем и лагерей идея и убеждения уголовного мира оказались прочнее. Почему? Лжи меньше. «Банда разбойников всегда делает резкое различие между отношением к своему кругу и находящимся в не его, к этим кругам применяется разная мораль. В этом государства, ведущие войны, очень походят на банды разбойников. Но с той разницей, что у разбойников есть свои понятия о чести, свои понятия о справедливости, свои нравы, чего у государства, одержимого волей к власти, нет» (Н. Бердяев). Политика - это душевная проституция. Поэтому, всякий «уважающий себя уголовник» считает не приемлемым для себя иметь себя в душу, занимаясь политикой. К сожалению, политика захлестнула и уголовный мир. Для Преступника есть лишь одна «политика» - свобода, она его политический мотив; своеволие - его политическая активность. Если я вижу, что все чиновники (и те, что судят и исправляют меня) поголовно воруют, грабят и убивают, то я считаю справедливым не соблюдать законов ими установленных и охраняемых; таким образом мотив моих действий так же и восстановление справедливости. И особенно она, родненькая, восстанавливается, если грабит этих же блюстителей. Идея? Еще и какая. Это идея справедливости была всегда главным мотивом политических; как видим, она неплохо служит мотивом и для уголовника. Поэтому будет честно либо всех обитателей тюрем и лагерей называть политическими, либо никого, ибо в каждом деянии человека мирно уживаются идея, выгода и убеждения. Политический в чистом виде - это тот, против кого дело полностью сфабриковано, то есть он абсолютно не виновен. А разве с точки зрения закона государства такие бывают? «А как же «узник совести», -слышу возражение, - ведь он то и есть чисто политический?» Узник совести - это если совесть этого узника была абсолютно свободной. Всякий несущий службу, будь он в форме или в костюме, всякий присягнувший и чин получивший, живет не своей совестью, он передоверил ее Системе. Поэтому такой не может быть узником совести. Все т. н. политические, в том числе и Солженицын, были из числа служивых. Я беру на себя смелость отказать в статусе узников совести страдальцам за веру в Бога, т. н. сектантам, которых гулаговская система нещадно истребляла, - тем, кто, наверное, больше всех заслуживает такого названия. Почему? Их совесть тоже несвободна, произнеся: «на все воля Божья», - они отказались от свободы своей совести, передоверили ее Богу. Свободная совесть лишь у свободной воли. Лишь воля человека, взявшая на себя всю ответственность свободы, обладает силой, способной вынести свободу своей совести. У совести и воли одна, общая свобода. Узник совести - это осужденный властью политиков и попов за то, что жил по Своей воле и по Своей совести, жил По-Своему. Узник совести всегда Абсолютный Преступник. «Опыт показывает, что всякий поступок, не влекущий для нас наказания по закону и не наказываемый бесчестием, вообще совершается всегда без угрызений совести. Угрызения совести начинаются там, где кончается безнаказанность» (Гельвеций). Это опыт тех, кто передоверил свою совесть Системе. Мой опыт показывает другое: угрызение совести у меня заканчивается там, где начинается наказание. Это признак ее автономности. Наказание упраздняет совесть. Меньше всего я испытываю угрызения совести, когда совершаю поступок, который наказуем по закону. Ибо закон моей совести - правда, пусть ужасная, но, правда; закон же Системы - ложь. Хотите услышать имя самого известного узника совести - Дьявол. Его свободная совесть сказала его воле: «Раздели со мной Свободу. У тебя есть все основания быть Богом». Бог, увидев такое, испугался, - он подумал, что Дьяволу нужна власть его, он не знал, что ему нужна была лишь свобода Бога. Дьявол - это чистой воды «политический»; его идея -свобода. В изгнании он обрел то, что искал, он стал Богом все свободных. Дьявол - это первый Абсолютный Преступник. Свобода совести и воли для раба божьего - это котлы со смолой кипящей и муки невыносимы, - для раба Системы. Вернемся к Солженицыну. Описывает мятеж в зоне: «Все свидетельствует, что воры вели себя как люди, но не в их традиционном значении этого слова, а в нашем». И это после того, как сам признал, что воры выступили первыми в этом мятеже, после того, как сказал, что политические вели себя покорно и ничтожно, были рабами. Снова это «в нашем», хоть бы раз произнес «моем». Воры вели себя как раз в их традиционном значении этого слова, ибо «человек» для вора это существо свободное и бунты они начинали против рабства, с которым смирились политические, - те, для кого вести себя, как человек означает быть покорным ничтожеством. Поражаюсь я Солженицыну. Восхищаться бесстрашием осмелившихся совершать побеги и в тоже время своими руками строить тюрьму, укреплять зону, возводить преграды этим побегам; петь дифирамбы мятежному духу зэков, не покорившихся Системе и в тоже время состоять в активе зоны, быть помощником администрации, холуем этой Системы. «Так всю жизнь переходишь из состояния в состояние - ученик, студент, гражданин, солдат, заключенный, ссыльный, - и всегда есть веская сила у начальства, а ты должен гнуться и молчать». Почему «должен»? Потому что сам так решил своим страхом; так проще, безопасней. Быть рабом удобно, быть свободным трудно и опасно, потому человек и решает по малодушию своему, что он кому-то что-то должен, - извращается в самообмане. Веская сила начальства создана бессилием подчинившихся. На этом «должен» построена вся Система, но стоит захотеть быть Человеком, а не состоянием. нет, пожалуй, одного желания мало, тут нужна еще смелость, понимаешь, что ты никому ничего не должен и состояние осужденного - удобное состояние для такого понимания. Свежие новости: сегодня чахоточный осужденный К. в комнате для приема пищи отряда №6 попытался сварить кипятильником (плитки запрещены) суп из чего попало, дабы хоть как-то утолить чувство голода, никак не утоляемое скудной и малосъедобной жратвой в общелагерной столовой. Сие неподобство было пресечено прибывшим на место прапорщиком Г., ведро с недоваренным супом изъято, на нарушителя режима содержания составлен рапорт. Осужденному К. было предложено написать объяснительную, что он и сделал, признав вину и выразив полное раскаяние в содеянном. Поскольку всякое нарушение режима содержания не может оставаться безнаказанным, то опыт показывает, что ближайшая комиссия из числа сытых полковников и майоров впаяет осужденному К. от 5 до 15 суток штрафного изолятора, в условиях которого его палочка Коха в легких заметно оживится. Мораль: нехер хотеть жрать. Из личного дела осужденного К.: отбывает наказание в виде 3-х лет лишения свободы за то, что неоднократно совершал кражи курей и картошки у своей соседки, украденное обменивал на самогон у другой соседки. 3 года. медленной смерти. Это ХХ1 век - 2013 год, это спустя 70 лет после гулаговских времен. «Разве родило его на свет - государство? Почему же государство присвоило себе решать - как этому человеку жить?» (Солженицын). Любовь, истина, правда, красота - это праздники свободы. Ими она празднует себя. В ней они проходят проверку на подлинность. Качество любви определяется количеством свободы, которой она смогла вместить; чем больше в любви свободы и чем меньше страха, - тем больше она Правда. Эмма Гольдман в своей книге «Анархизм» тюрьму называет неудачей и преступлением общества. По поводу неудачи - не факт, по крайней мере, само общество тюрьму считает очень даже удачным средством оправдать все свои неудачи; население тюрем всегда было козлом отпущения, теми, по чьей вине все не слава богу. Послушаем Эмму: «Естественный импульс примитивного человека ударить в ответ на оскорбление, отомстить за несправедливость теперь отжил, вместо этого цивилизованный человек, лишенный мужества и смелости, передал организованной машине обязанность отмщения за нанесенные ему оскорбления глупой уверенности, что государство имеет право делать то, что он, по недостатку мужества и последовательности, делать не может». Лишенный мужества и смелости цивилизованный человек своим страхом создал государство и его право делать все, что сам делать боится. В плане отмщения он, конечно, выиграл, ибо, не подвергая себя опасности, подвергает своего обидчика страданиям в тысячу раз большим, чем те, что перенес сам. Но безопасность раба - это мнимая безопасность, у его хозяина таких рабов немеренно. И поэтому, когда касается, они становятся пушечным мясом. Свобода жестоко мстит той воле, которая предала ее подчинением; сбывается сказанное: «пытающийся сберечь себя, теряет себя». Пытающийся сберечь себя рабством, теряет главное -возможность полюбить себя. Гольдман: «Год за годом тюремные ворота отворяются и возвращают миру истощенных, изуродованных, безвольных людей, потерпевших крушение в жизни, с печатью Каина на лбу и с разбитыми надеждами впереди; их естественные наклонности извращены; их ждут на свободе лишь голод и вражда, и они скоро возвращаются на путь преступления, ибо это для них единственный способ существования». Это правда, в большинстве случаев так и есть. Но бывают редкие исключения: тюремные ворота возвращают миру истощенных и изуродованных телом, но окрепших духом и сильных волей; не потерпевших крушение в жизни, а вопреки всем ожиданиям мира свободно, уверенно и дерзко плывущих по волнам своей жизни. И нет силы, способной отнять у такого надежду, ибо надеется он только на себя. «. вызов и борьба незаконны. В этом залог спасения человека. Все незаконное требует от него цельности, положительности, храбрости и мужества. Требует свободного, независимого духа, людей твердых, сильных.» (Гольдман). Трусливо все, что нуждается в санкции закона. Размышления Камю в «Бунтующем человеке» о Маркизе де Саде: «Что говорить, двадцать семь лет тюрьмы не способствуют примирительному складу ума. Столь долгое заключение воспитывает лакеев или убийц, а в некоторых случаях и того и другого в одном человеке». Лакеев нужно искать среди законопослушных, а не среди заключенных; убийц нужно искать среди действующих именем закона, убивающих и лакействующих по долгу службы. Что воспитало во мне 15-летнее заключение? Силу быть Собою. Нельзя однозначно говорить, что воспитывает длительное заключение, ибо все зависит от самого заключенного, от его отношения к тому, что его постигло. Для кого-то это возможность придти к себе и он ее использует, для кого-то это повод быть слабее; заключение - в голове человека, там его несвобода. Тюрьма придумана рабами для усмирения тех, кто не желает быть, как они; и только от силы духа попавшего в него зависит - пополнится ряд рабов Системы или нет. Безусловно, Альбер Камю выдающийся мыслитель, но он был бы им еще в большей мере, если бы отсидел хотя бы 5 лет. Камю посмел понять, что такое свобода: «Свобода, особенно если это мечта узника, не терпит никаких границ. Она, либо является преступлением, либо перестает быть свободой». Через Преступление являет свобода себя миру. Свобода - основной мотив действий Преступника, часто им самим неосознанный. Камю: «На жестокость общества по отношению к нему он ответил такой же неколебимой жестокостью». Под жестокостью общества здесь имеется в виду осуждение и заключение в тюрьму. Но жестокость общества по отношению к личности совершается задолго до этого, тюрьма, казнь - это пик ее. Сама же жестокость состоит в системном лишении свободы его воли и совести, - это называется воспитание и происходит с момента рождения. Преступление - это ответ обществу, это та же «непоколебимая жестокость», которая применялась по отношению к нему; это признак, что дрессировка не удалась. Примета не погибшего достоинства. Камю: «Как жить свободным и без закона? На эту загадку человек должен ответить.» Никому не нужно отвечать на этот вопрос, ибо нет здесь никакой загадки, к сожалению.

Большинство людей живёт по закону и считают себя при этом свободными. В их случае имел бы смысл вопрос: «Как вы можете называться свободными, живя по закону?» Для тех же немногих, живущих по своей воле, этот вопрос тоже не будет иметь смысла, ибо жить свободно для них это жить не по закону. Они пожмут плечами и скажут: «Как? Только так и можно жить свободно - не по закону». Прежде чем ответить на вопрос, как жить свободным, нужно знать ответ на вопрос, что такое свобода, что значит быть свободным. Человек пытается ответить на первый вопрос, не зная ответа на последний. Ему не выгодно и страшно знать, что свобода - это всегда своеволие. «.ценности не обнаруживаются, они создаются; не находятся, но делаются актом способной к воображению творческой воли» (Берлин И.). Главное из этих ценностей - свобода; её нет нигде, каждому нужно создавать её Самому бесстрашием своей воли. Не позволь миру затерять тебя. Камю: «Если душа настолько крепка, что способна и на каторге выработать отнюдь не рабскую мораль, то это будет, как правило, мораль господства. Любая этика одиночества предполагает силу». Мораль господства над своей жизнью. Этика одиночества предполагает силу Создателя своей судьбы. Госопдство над другими - мечта раба; подлинная сила жаждет лишь одного господства - над страхом; «отнюдь не рабская мораль» - это мораль Абсолютного Преступника. Мораль, выработанная на каторге моей душою.

Беккария: «Для достижения цели наказания достаточно, чтобы причиняемое им зло превысило выгоду, которую виновный мог бы извлечь из преступления». В этом правиле наказания, действующим и сейчас, есть, на мой взгляд, два существенных момента. Первый: насколько причиняемое наказанием виновному зло может превышать выгоду от преступления; кто и каким образом устанавливает меру зла и меру выгоды? Второй: что есть выгода из преступления? Ответ на первый вопрос: насколько угодно исполняющему наказание. Приговор суда один год лишеня свободы ещё не значит, что осуждённый, во первых, выйдет на волю через год, во вторых, выйдет не инвалидом, в третьих, вообще выйдет. Меру зла здесь устанавливают уполномоченные Системой легализировать любое зло; творящие зло во благо - меры не знают. Ответ на второй вопрос: выгодой от преступления принято считать нечто материальное, имеющее ценность, выразимую в денежном эквиваленте. Основная выгода из Преступления -духовная, и имя этой выгоде - свобода. Преступление - это отчаянный поиск смысла, преступление - это прыжок в свободу, прыжок без парашюта общественной морали, без страховки общепринятым и правильным, прыжок убийцы страха.

Преступник - это избавление от трусости перед существованием. Ницше: «Как извлечь пользу из преступления?» Знать, что эта польза -свобода. У наказания нет столько зла, чтобы превысить эту пользу. У осуждённого больше возможности полюбить себя.

Упорен в нас порок, раскаянье - притворно;

За всё сторицею себе воздать спеша,

Опять путём греха, смеясь, скользит душа Слезами трусости, омыв свой путь позорный.

Бодлер

Я - чан, в котором варится истина. Свобода - это огонь. Чем больше её, тем сильнее кипение, тем ближе готовность. Самое большое Преступление -быть Богом. Намерение его совершить создаёт Абсолютного Преступника. Что такое право? Это всегда сила чьей-то воли, сила победившей воли. «А как же справедливость?», - слышу из толпы. Что справедливо, а что нет, устанавливается также этой силой. Это не я придумал, я лишь констатирую то, что было, есть и будет. Право - продукт воли, и чем сильнее моя воля -тем правее моё право. Сила моей воли зависит от того, насколько она свободна. «Нет у тебя иного права, кроме как поступать согласно своей воле» (Алистер Кроули). Государство, позволяющее себе всё, говорит мне «не позволено». До какой степени мне нужно не уважать себя, чтобы слушать его. До какой степени мне нужно не любить себя, чтобы не презирать его. Фридрих Ницше: «.лишь поздно является мужество признать то, что, собственно говоря, уже знаешь». Мужество решать всё самому. Мужество признать, что Бог - это тот, кем предстоит стать. «Истина есть та степень, в какой мы разрешаем себе заглянуть вглубь этого факта».

«Всеобщий обман и самообман в области так называемого морального исправления. Кто сделался преступником по случайному стечению обстоятельств и склонности, тот не от чего не отучивается, а выучивается всему новому, продолжительные же лишения действуют скорее как tonicum (укрепляюще) на его талант. Для общества, конечно, представляет интерес только то, чтобы кто-либо не совершал больше известных поступков; оно удаляет его для этой цели из тех условий, при которых он может, совершить известные поступки; это, во всяком случае, умнее, чем пытаться достигнуть невозможного, а именно: сломить фатальность его известным образом сложившегося существа». Для общества представляет интерес только то, чтобы отнять свободу у воли Преступника. Чтобы он совершал известные поступки не по своей воле, а с позволения воли Системы. Общество возмущено не тем, что преступник убивает, ворует, грабит, - не самим действием, а тем, что делает он это без его позволения, без санкций, незаслуженно. Право всё это делать нужно заслужить у общества, став обладателем чина: милиционером, надзирателем, президентом, солдатом, врачом, судьёй, министром. и твои преступления обретут вполне законный характер. Преступника убирают из толпы в тюрьму, дабы своеволием не заразил рабов. Общество никогда не захочет ограничиться лишь одним удалением, всегда изоляция подразумевала «достижение невозможного» -сломать непокорную волю. Нужно признать, что невозможное часто становится возможным, и тюрьма возвращает обществу исправленного -покорное ничтожество. «Могучие - вот кто дал силу именам вещей» (Ницше). Абсолютный Преступник отнимает силу закона у имён вещей, силой своей воли он переименовывает вещи, сообщает им правдивые имена. Он тот, кто называет вещи Своими именами. Шкалой силы воли может служить то, как долго мы в состоянии не соглашаться с навязываемым нам смыслом вещей, как долго мы может выдержать жизнь врага Системы.

«Веру в то, что «это есть так-то и так-то» нужно превратить в волю, чтобы «это было так-то и так-то»? Как? Преступлением. «Я знаю, что я ничего не знаю» лишь до тех пор, пока не решу знать; как только я решу «Я знаю» - я буду знать. «Как я решу - так и будет, ибо на всё Воля Моя», -говорит Абсолютный Преступник. Макс Штирнер: «Истинное знание совершается тем, что прекращает быть знанием, и снова становится простым человеческим инстинктом волей... Знание, каким бы учёным и глубоким или широким и практичным оно ни было, так долго остаётся всего лишь собственностью и имуществом, пока не пропадёт в невидимой точке Я, чтобы вырваться оттуда как воля, как надчувственный и неуловимый дух. знание должно погибнуть, чтобы воскреснуть как воля и ежедневно воссоздавать себя как вольную личность». Знание - это Воля, произносящая «Я Могу». Ницше в своём письме написал: «. я прежде всего нуждаюсь в глубоком одиночестве лицом к лицу с самим собою более настоятельно, чем в пополнении моих знаний и изысканиях для пяти тысяч различных проблем». Через два года он удовлетворил свою нужду в полной мере -безумием. Но что такое безумие? Любое объяснение будет слишком человеческим. Может быть то, что мы нарекли безумием, и есть абсолютная свобода; может, только решившись рассудка, можно обрести глубокое одиночество лицом к лицу с самим собою и вынести его. Что, если это мы, «здравомыслящие», и есть безумные.

Видимо, истина, подобно солнцу, взымает высокую плату с дерзнувшего подойти ближе, чем это позволено простому смертному. Когда у человека спрашивают, что такое истина, он обязательно что-нибудь ответит. Нет, не так, он уверенно даст её определение словом, и если он из тех, кто всю жизнь положил на изучение философских теорий, то это определение будет произнесено с такой модуляцией голоса и с таким выражением лица, что у неискушённой публики не возниктет и тени сомнения, что он знает, о чём говорит. Короче: он обязательно что-нибудь соврёт.

Совсем иная картина предстанет взору, который станет наблюдать этого же человека наедине с самим собою, когад на вопрос нужно ответить не кому-то, а самому себе. Велик соблазн соврать и тут, и поддавшихся ему немало. Тот же, кто самообман великим грехом считает, признается самому себе, что по поводу истины у него лишь догадки. Но бывает и третий (самый редкий) вариант сценария. Человек на вопрос, что есть истина, отвечает: «Я». Это вариант Абсолютного Преступника - существа, чья воля, вырвавшись из плена страха, обрела силу творца истин. Истинное - это способ мышления и действия, приводящий обстоятельства в соответствие с волей мыслящего и действующего. Истинное - продукт посмевшей воли. Истина есть та степень, в какой моя воля создаёт мне свободу.

Творцом был русский философ Куклярский Ф. Ф. Он создавал свободу своим творчеством и при этом был чиновником; его дух не захотел долго выносить такого несоответствия между внутренним и внешним. он совершил самоубийство, чем сотворил своей волей максимум свободы. То же нужно было совершить и Максу Штирнеру: свою философию нужно подтверждать жизнью и наоборот - своей жизнью создавать свою философию. Думаю, что Ницше тоже совершил бы самоубийство, если бы не сошёл с ума, и Альбер Камю - если бы не погиб в автокатастрофе. Ибо честное мышление признаёт правоту Кириллова из «Бесов».

У меня нет несоответствия между моей жизнью и моей философией, поэтому с самоубийством пока повременю. Но мне очень радостно осознавать такую возможность. и моя воля согрешит перед свободой, если в нужный момент не использует её. Куклярский: «Жизнь одинаково выдвигает и личностей с новой, нечеловечески преступной волей, и личностей с новым, нечеловечески преступным сознанием. Нельзя говорить о гармоническом слиянии в одной личности и того, и другого родов преступности, ибо при осуществлении такое слияние не может дать той индивидуальной мощи, которая находит выражение в волевых или интеллектуальных натурах в отдельности. Такое слияние должно было бы совершиться за счёт цельности и яркости бунта. Неудавшуюся попытку такого слияния дал Достоевский в лице Раскольникова. Достоевский скрыл психологию сознательной преступности и показал. источник её бессилия. На это указывает и совмещение (в «Преступлении и наказании») имён Раскольникова и Наполеона».

Разделённость сознаия и воли лишает ощущения полноты жизни. Это невозможность быть самим собою. Эта разделённость была несчастьем Фёдора Куклярского; самоубийством он вернул себе счастье цельности. У сильной натуры воля и сознание отражают друг друга. Слияние преступной воли, о котором говорит Куклярський, с преступным сознанием совершается не за счёт цельности и яркости бунта, а во имя его. Ибо этой цельностью создаётся свобода.

Мой Абсолютный Преступник есть то, о чём, по мнению Куклярского, нельзя говорить, - он «гармоничное слияние» в одной личности преступной воли и преступного сознания. Абсолютный Преступник - это Куклярский, Штирнер и Ницше, ставшие грабителями банков, то есть обладателями не только внутренней свободы (преступное сознание), но и внешней (преступная воля). И только при осуществлении такого слияния, только когда убеждение становится поступком, - даётся мощь выносить свои шаги, мощь, рождающая правоту, то, чего не хватало Раскольникову. «Те люди вынесли свои шаги, и потому они правы, а я не вынес, и, стало быть, я не имел права разрешить себе этот шаг», - говорит Раскольников.

Напоеоны выносили и выносят свои шаги не сами, да и не свои у них шаги. Их шаги - это шаги Системы. Она шагает ими и выносит за них.

Наполеоны всего лишь её нож. Всякий, присягнувший чужой воле, одевший китель и службу несущий, - не имеет своих шагов и своей правоты. Раскольников не успел вынести свой шаг, не дал себе времени понять, что прав именно он, что прав именно тот, кто поступает по своей воле. Ему нужно время, чтобы вынести свой шаг, время на то, чтобы воля узнала в свободе свою правоту. Поэтому я не согласен с Куклярским по поводу Раскольникова и Наполеона. Наполеон не бунтарь, - он солдат. Это два совершенно противоположных по смыслу понятия. Бунтарь - это своеволие. Солдат - это «общая воля», он живёт под чужим флагом. Даже если этот солдат становится императором, суть его всё равно остаётся солдатская, суть лакея Системы. Наполеон не бунтарь-практик, а везучий солдат. Абсолютный Преступник - это Раскольников, выносящий свои шаги, не становясь Наполеоном, - самостоятельно. Трагичность и смехотворность Наполеона в ссылке есть подтверждением того, что такие представляют из себя нечто лишь как носители воли Системы, как лицо её. Но стоило ей отозвать свои полномочия, лишить его статуса и регалий, и он тут же становится тем, кто он есть в действительности - бессилием.

Достоевский испугался своего Раскольникова, не дал ему родится полностью, до конца. Смехотворность и раскаяние Расскольникова - это страх Достоевского. Он испугался того, что выкопал его гений психолога в недрах человеческой души. Этот страх вложил в его уста слова: «Не старуху я убил, а себя». Примирение практики с теорией произойдёт у Расскольникова на каторге. Осуждение мира поможет ему обрести силу выносить свои шаги, сделает правым без раскаяния. Восхищения наполеонами сменит презрение к ним. Он сможет полюбить себя. Достоевсик ймногое недоговорил, во многом не признался даже самому себе. Куклярский: «Величайший преступник - человек толпы: его преступление в том, что он перестал быть самим собою, утерял себя в толпе, стал толпой. Толпа санкционирует его преступление против себя. Он сам всюду преследует себя. Общество самим своим существованием говорит о том, что оно переступило через труп личности, убитой или прибитой им. В ответ на это яркие личности переступают законы своего убийцы - общества» («Последнее слово. К философии современного религиозного убнтарства»).

К Фёдору Куклярскому я ещё вернусь. Следующий объект моего интереса Мишель Фуко и его книга «Надзирать и наказывать. История рождения тюрьмы»: «Если считать, что назначение закона - классификация право нарушений, что функция карательной машины - их сокращение и что тюрьма есть инструмент подавления правонарушений, то приходится констатировать их поражение. И если можно говорить о классовом правосудии, то не только потому, что сам закон и способ его приминения служат интересам отдельного класса, но и потому, что дифференцированное управление противозаконностями посредством системы наказания составляет часть механизмов государства». Практика власти по внедрению новых карательных механизмов притерпела значительные изменения: гильотины нет, розгами не секут; тело осуждённого представляет уже меньший интерес для Системы. Она принялась за душу.

Глупо не использовать достижения психологии в деле государственной важности - укрощении свободолюбивых. Но для начала всё равно нужно произвести «захват тела», и не обязательно водворением в тюрьму. Тюрьмы, построенные в головах законов - самые надёжные тюрьмы. Фуко цитирует: «Социальный порядок, над которым властвует неизбежность его репрессивного принципа, продолжает убивать с помощью палача или тюрем тех, чей прирождённо твёрдый нрав отвергает его предписания или пренебрегает ими, кто слишком силён, чтобы оставаться в тугих пелёнках, кто вырывается и рвёт их в клочья, людей, которые не желают оставаться детьми. Стало быть, нет преступной природы, а есть столкновение сил, которое, в зависимости от класса, к которому принадлежат индивиды, приводит их во власть или в тюрьму.В конечном счёте, существование преступления счастливо демонстрирует «неизгибаемость человчеческой природы». В преступлении следует видеть не слабость или болезнь, а бурлящую энергию, «взрыв протеста во имя человеческой индивидуальности», что, несомненно, объясняет странную чарующую силу преступления».

Право судить - это компенсация от Системы своему рабу на неудобство его позы сношаемого. Многим иная участь была бы несчастьем, в акте совокупления с властью они научились получать оргазм в виде чувства исполенного долга. Тунеядством и холуйством духа пассивных партнёров придумана мораль, навешивающая ярлык «зло» на всё подлинное и самобытное. Безропотно терпящий насилие власти кричит: «Спасите, насилуют», - корда отдельная личность, соблазнившаяся его позой, надумает тоже его поиметь, и бежит жаловаться своему сутенёру - власти, в ближайшее отделение милиции. Прогрес техник власти по изготовлению покорных достиг такого совершенства, что слуга мнит себя господиням, раб «осознаёт» себя свободным. Страх перед своей подлинностью гонит малодушного в амбулаторию системы за прививкой самообмана. Государство воспитывает в своём гражданине постоянную готовность к блядству. Пионерское «всегда готов» прочно засело в утробе сознания.

Фуко: «...пытка обостяет гордость, вместо того, чтобы вызвать расскаяние». Пытка клеткой создаёт волку, посаженному в неё, право не испытывать угрызения совести за всё то, что ему предстоит совершить, выйдя из клетки. Обществу шакалов непременно нужно расскаяние волка. Зачем? Расскаявшийся волк становится шакалом. «Конечно, ныне человек может слится с природой только через преступление; остаётся разгадать, не является ли это одним из самих безумних и неоспоримых способов любить» (Андре Бретон). Не является ли это единственным способом бать самим собою? Любить возможно лиш в свободе; жаждущий любви должен прежде создать стихию, в которой это станет возможным, создать своей волей. Платон: «Самое главное здесь следующее: никто никогда не должен оставатися без начальника - ни мужчины, ни женщины. Ни в серьёзных занятиях, ни в играх никто не должен приучать себя действовать по собственному усмотрению: нет, всегда - и на войне, и в мирное время - надо жить с постоянной оглядкой на начальника и следовать его указаним. Даже в самих незначительных мелочах нада ими руководствоваться. Словом, пусть человеческая душа приобретёт навык совершенно не уметь делать что-либо отдельно от других людей и даже не понимать, как это возможно». Эти слова принадлежат одному из создателей Системы. У них всё получилось. Всё больше убеждаюсь, глядя на мир, что добро - это победившее зло, а зло - не сумевшее отстоять себя добро. Победителей не судят, - это так. Ладно бы побеждали своим могуществом, а то ведь одни наполеоны.

Человек, позволивший закону Системы стать голосом твоей совести, -чего достоин ты? Моего Преступления. Революционер, Карлос Маригелла, в своём «Мини-руководстве городского партизана» размышляет: «Следует различать разбой обыкновенных бандитов и действия городских партизан. Участник городской герильи принципиально отличается от членов маргинальных разбойничьих группировок. Последние преследуют лишь личную выгоду, нападая и на эксплуататоров, и на эксплуатируемых - и поэтому, как правило, их жертвами оказываются простые люди из народа, неспособный к самозащите. Городской партизан, напротив, преследует политические цели. Организованные такими группами ограбления банков, взрывы, похищения и убийства создают большую путаницу. городской партизан - безжалостный враг правительства. Он систематически проводит акции, разрушающие систему управления и направленные против лиц, пользующихся властью».

Разбой «обыкновенных бандитов» и разбой революционеров, который Маригелла называет «действие городских партизан», действительно следует различать. Только различие здесь совсем иное. Разница, по мнению Маригеллы, состоит в том, что обыкновенный бандит преследует личную выгоду, а городской партизан руководствуется политическими целями. То есть, грабежи революционеров - это политика, целью которой, как известно, является власть. Зачем Маригелле власть? Она даёт своему обладателю деньги, славу, уверенность и много чего ещё в зависимости от степени ничтожности возжелавшего её. Власть - это большая материальная выгода. Поэтому «революционер» есть обыкновенный бандит, умело маскирующий свой бандитизм ложью. Название этой лжи - политик. Обыкновенный бандит намного честнее бандита-политика. Что касается жертв нападений, то обыкновенный бандит, как правило, выбирает не «простых людей из народа», а богатых, тех, у кого есть что взять, то есть «эксплуататоров». Целью же акций бандита-революционера является власть, поэтому они часто носят характер террора, где жертвами оказываются простые люди. Маригеллы - безжалостные враги правительства до тех пор, пока сами не стали правительством; власть для них - это возможность грабить легально и безнаказанно. Власть залазит в кошельки простых людей, уважающий себя бандит этого не делает. Поэтому когда Маригелла говорит: «Если власти объявляют вас террористом или бандитом, это скорее характеризует вас как честного человека.» Я соглашусь с оговоркой: если целью вашего «терроризма» или «бандитизма» является личная свобода, если вы сами не хотите быть властью.

Всё вышесказанное относится к большинству так называемых анархистов. Большая часть тех, кто называл себя анархистами, забыли, что цель анархизма - абсолютная свобода отдельной личности. Добросовестная попытка достижения этого - Абсолютный Преступник. Анархизм - это не социально-политическая идеология, каким его сделали бакунины и кропоткины. Мне не понятно, как Бакунин после его «исповеди» царю мог быть авторитетом кого-либо. Оправдывающие его заявляют, что его исповедь - это такой тактический ход, ради скорейшего освобождения из тюрьмы. Это ход иезуита. Свобода, купленная самоунижением, - уже не свобода. Бакунин мыслил иначе, ибо был политиком и целью его была не свобода, а власть. Он не был анархистом. Анархизм - это безвластие; там, где есть политика - нет анархизма, ибо политика - это борьба за власть. Анархисту одинаково противно как властвовать, так и подчиняться, ему

нужна лишь свобода, которую отнимает Система, поэтому он враг её. Понапридумывали уйму течений анархизма, названия некоторых и выговорить трудно.

Подлинный анархист суть Абсолютный Преступник. Таким был Рензо Новаторе, погибший в перестрелке с полицией в 1922 году. Вот его слова: «Преступление - это высший синтез свободы и жизни». Подлинный анархистом был Жан Мерин, показавший своей жизнью и смертью то, какой силы может достигнуть воля, создающая свободу. Система имеет человека, такие, как Мерин, имеют Систему. Таких очень мало, - тех, кто понял, что быть самим собою значит быть Преступником. Ферал Фавн один из немногих анархистов, осмелившихся употребить слово «преступник» как синоним «анархист», правда, сделал это с опаской и кучей оговорок. Своего преступника он назвал повстанческим. «Повстанческий преступник аморален, он отвергает закон в любых его проявлениях, потому что закон ограничивает его жизнь и возможность. Он может грабить банк и использовать деньги для осуществления своего проекта, растратить их со своими друзьями, отправиться в поездку или сжечь их. Но моральные преступники (так он называет обычных, не повстанческих преступников -Авт.) будут вынуждены использовать их для избранного ими дела. Профессиональные преступники находятся вне закона: они с ним танцуют (танцы разные бывают - Авт.) и используют в своих интересах. Они ламают его не из-за неповиновения (из-за тоже - Авт.), а по экономическим причинам (повстанческий преступник, насколько я понял, тоже не брезгует деньгами - Авт.). Повстанческие преступники не хотят быть интегрированы в криминальную субкультуру (хотят создать свою? Их субкультура будет менее криминальной? Не быть интегрированным в субкультуру - это быть одному, то есть быть Абсолютным Преступником. Ферал Фавн ведёт речь не об одиночке и, по сути, создаёт новую субкультуру «повстанческих преступников»; ново здесь только название, но не суть -Авт.). Повстанческие преступники сознательно стремятся увеличить силу своей самоорганизации для оппозиции обществу (как и любая другая субкультура. разве самоорганизация не требует законов, а как же тогда «отвергает закон в любых его проявлениях»? - Авт.). Таким образом, повстанческие преступники обычно живут как бродяги («бродяга» по воровским понятиям, то есть по кодексу «профессиональных» преступников

- это представитель элиты преступного мира, сознательный преступник; в зоне, где я сейчас нахожусь, шесть бродяг на тысячу триста зэков, я в их числе - Авт.), путешествуя, но никогда не засиживаясь на одном месте и не становясь определяемыми (я тоже никогда не засиживался на одном месте, разве что по приговору суда; преступник путешествует, бродит по земле, -отсюда и пошло «бродяга» - Авт.). Их жизнь, а также их законная деятельность являются нападениями на общество». Жизнь любого преступника является таким нападением в большей или меньшей мере, в зависимости от личных качеств.

Преступник - это тот, кто живёт по-Своему. Его можно называть «повстанческим» или ещё как-нибудь, но суть: он или Преступник, или нет. Преступник - это состояние воли. «Мы должны решиться на уничтожение всего, уничтожающего нашу свободу, и на то, чтобы действовать, исходя из наших инстинктов и желаний, мы должны решиться доверять себе», - это слова Абсолютного Преступника, произнесённые Фералом Фавном, и если ему угодно называть его повстанческим преступником.

Подлинные анархисты - это Феофил Мавропулос и Герасима Цакалос, они называют себя анархистами прямого действия. Я процетирую их речи на суде как пример речи Абсолютного Преступника. Мавропулос: «Все решения, связанные с задачей обретения свободы, содержат внутри себя зерно смерти. произошла вооружённая стычка между двумя анархистами и полицией. Два пса режима. попытались арестовать меня и моего товарища. Мы вежливо, но твёрдо отказались, оказав вооружённое сопротивление. Цель

- сохранение собственной свободы. Мой товарищ ушёл от ментов, похитив их тачку. А я, раненный, был арестован. Оба мента были также ранены.

умри оба мента на месте, мы оба - я и мой товарищ - были бы сейчас на свободе. для меня было бы честью завалить двух легавых. И не просто потому, что они пытались меня арестовать, а именно потому, что они -менты. Каждый мент наделён властью. Независимо от того, по какой причине человек пошёл в менты, он становится достойной целью для революционных анархистов с того момента, как одевает погоны. Политиканы. крупные дельцы, стукачи. тюремщики и - конечно же - вы, судьи. Все вы являетесь для нас - городских партизан - мишенью. Как и всякая другая ключевая фигура в системе, всякий её прислужник. Я стал сознательной и деятельной частичкой интриг и заговоров против этого прогнившего мира власти. мы ненавидели всякого чиновника, который пытается украсть у нас право жить. Потому что мы хотим сами определять как, где, с кем нам жить. Мы боремся с созданным вами миром, потому что только так можно по-настоящему жить в мире».

Герасимос Цакалос: «Вы судите во имя закона, а мы действуем во имя анархической совести. Для вас истина - общество, чьи памятники - тюрьмы, банки и полицейские участки, министерства и судьи. Для нас истина - это мир, полный человеческого достоинства, свободы совести, анархического восстания, искренних отношений и неподдельных страстей. мы не собираемся вписываться в ваши легальные рамки. Никакой приговор и никакая тюрьма не заставит нас изменить своё решение. Решение о постоянной атаке на систему. До самого конца».

Подлинный анархист, то есть Абсолютный Преступник - Альфредо Бонано. Вот что он пишет в своей книге «На ножах со всем существующим»: «Нужно перестать функционировать. Нужно начать быть. Стать самим собой. То есть неприемлемым. делай всё сам! . Всё, что нужно, - это решимость. Человек, решившийся на действие, - не смельчак, не исключение - это просто индивид, прояснивший для себя вещи, пришедший к выводу, что бессмысленно и убого играть ту роль, которую ему предназначила система. Полностью в своём уме, он переходит в атаку с блистательной решимостью. Совершая действия, он попросту осуществляет себя. Он переходит в состояние радости. Нейтрализация индивида -постоянная практика системы. Да, нужно оказаться на ножах с собственной уступчивостью, усталостью и бессилием, а уж затем - на ножах со всем существующим. Только в процессе делания ты начинаешь понимать вещи, которые должны быть сделаны, чтобы быть понятными. О свободе можно говорить только будучи свободным. Чем дальше мы отходим от полицейского взгляда на окружающую среду, тем ближе мы подходим к битве с полицией.. Страсти ЗЛЫ, потому что они подавлены и задушены отвратительным чудовищем - нормальностью. Власть постоянно администрирует своё вмешательство, чтобы оправдать свой собственный продукт - зло. Никакая власть не может поддерживать себя без добровольного служения тех, кому она навязывает свою волю. Именно власть всегда и везде правит с помощью двух орудий - вины и правоты: я (власть) права, а вы (непокорные) виновны».

Ещё один пример подлинного анархиста - Теодор Качинский («Манифест Унабомбера»): «Сегодня люди больше живут посредством того, что система делает ИМ или ДЛЯ НИХ, нежели посредством того, что они делают сами для себя. А то, что они делают для самих себя, снова и снова делается по путям, проторенным системой. Мы можем делать всё, что угодно, пока это НЕСУЩЕСТВЕННО. Но во всех СУЩЕСТВЕННЫХ вопросах система стремится управлять нашим образом действий всё больше и больше. большинство из нас могут выжить лишь как чьи-то наёмники. Свобода означает обладание властью, но не властью управлять другими людьми, а властью управлять обстоятельствами своей собственной жизни. Система не существует и не может существовать для того, чтобы удовлетворять человеческие потребности. Наоборот, человеческое поведение принудительно корректируется, чтобы соответствовать требованиям системы».

Анархист, не называйся анархистом, если ты не Абсолютный Преступник, если твоя жизнь не сплошное Преступление, мотив которого -свобода; не называйся, если ты не понял, что свобода - это продукт твоей воли. «Мораль, вина и страх осуждения - это полицейские в наших головах, они уничтожают нашу спонтанность, нашу дикость, нашу возможность жить своими жизнями в полной мере. Только благодаря риску и пренебрежению всеми законами, благодаря жизни для себя самих мы сможем жить полной жизнью» (Ферал Фавн).

* * *

Я узнал, куда мир отвергает человека. В свободу. Я узнал, что такое страх быть отвергнутым. Это страх перед свободой. Быть тем, кто ты есть, и не быть отвергнутым? Ложь. Свобода - это страсть, предавшись которой, находишь самого себя. Кто такая «проститутка»? Нравственный человек, ибо своим образом жизни она утверждает свободу. Любовь к свободе оправдывает всё. Безнравственная лишь духовная проституция, которая есть существование покорного. Абсолютный Преступник - это трансцендентность через абсолютную имманентность. «Мы стоим перед неразрешимым противоречием. Смысл утверждённого зла есть утверждение свободы, но свобода ЗЛА и есть её отрицание» (Батай). Зло получает свободу, становясь Системой. Зло - всё то, что использует свободу как средство, всё, что не почитает свободу за цель. Зло - это воля, не производящая свободу, то есть отсутствие воли. Злая воля - это не преступная воля, ибо воля Преступника - это создающая свободу воля. Злая воля - это воля раба Системы, - воля должностного лица. Если считать злом всё враждебное свободе, то разрешается противоречие, о котором говорит Батай, ибо свобода не может быть смыслом зла. Зло никогда не свободно от страха, поэтому «свободы зла» не бывает. Зло - это отсутствие любви к свободе, то есть отсутствие любви вообще.

Апостол Павел предрекал приход в мир «Человека беззакония», которое случится перед вторым пришествием Христа. Этот человек беззакония будет личностью, воплотившей абсолютное зло, он будет наделён силой сатаны. Это тот Павел, который учил, что всякая власть от Бога. Он апостол Системы, и нет для павлов ничего страшнее человека беззакония, воплотившего в себе «абсолютное зло» - абсолютную свободу. Сила сатаны, которой будет наделён человек беззакония - это воля Абсолютного Преступника, - сила, создающая свободу. Сила - убийца Системы. Второе пришествие Христа случится, когда человек беззакония создаст своеволием такое количество свободы, которое родит в нём Бога. Христос будет рождён сатанинской любовью к свободе. Любовью Преступника. «В храме Божием сядет он как Бог». Что значит: в свободе отыщет он силу быть Самим Собою.

Преступление - наиболее действенный метод узнавания себя. Судите сами: тут вам и грех, и вина, и кара, и раскаяние, и осуждение, кровь, слёзы, страдания, боль, утрата и здесь же - свобода, любовь, святость, ненависть, радость и обретение. Всё это в максимально-интенсивном проявлении и концентрации; здесь всё движется не по горизонтали, не по плоскости, а по вертикали - в глубину и высоту. Здесь человек - это сцена, на которой дьявол и Бог меняются ролями. Преступлением я задушил в себе того лжеца и труса, которого воспитывало во мне общество. Ницше: «Лучшее и высшее, чего может достигнуть человечество, оно вымогает путём преступления и затем принуждено принять на себя его последствия». Вымогает Преступником. Вымогает стихию, в которой он сможет любить. Ваша «справедливость» - юридической закваски. Мне же нужна моя справедливость - рождённая моей святостью.

Преступление Прометея справедливо? «Конечно», - отвечает гражданин, мозг которого пропитан юридической справедливостью. Почему? «Потому что он совершил его во имя общего блага, украл огонь для людей, мотив здесь - неличная корысть», - отвечает гражданин. А скажи мне, гражданин, ограбление банка или дома владельца этого банка справедливо? «Нет, конечно», - возмущённо отвечает. Но почему? «Потому что это незаконно и в этом преступлении мотив - личная корысть преступника». Слушай, гражданин: слава - это та личная выгода, которую получают прометеи из своих преступлений, а где слава, как известно, - там успех, власть и деньги (есть подозрение, что боги без них тоже не обходятся) и много чего попадающего под юридическое определение «материальная выгода». Духовная выгода всегда влечёт за собой материальную. Земные прометеи это знают, знают, что самое прибыльное преступление то, которое совершается под флагом общего блага.

Разве не справедливо отнять то, что было отнято обманом и силой, -ограбить грабителя, мошенника, вора и убийцу. Каждый банкир, олигарх, политик, коп, чиновник, каждый из них есть мошенник, грабитель, вор и убийца в одном лице. Политика, бизнес, религия, закон - это орудия их легальных преступлений. Злодеяния Системы всегда юридически справедливы. «... правление, которое создаёт институты контроля за оружием и преступностью, но не за властью денег, вполне может попасть под влияние последних. В таком государстве может править бесконтрольный гангстеризм богатых» (К. Поппер). Таким государством в большей или меньшей мере является любое государство. «Факт, что все величайшие государственные деятели и короли были (что достойно всяческих похвал) высоко поставленными уголовниками... убей одного человека (с целью ограбить его), и ты - убийца. Убей миллион человек (с целью ограбить их), и ты -прославленный генерал. Забери у одного, и ты - отъявленный негодяй, но забери у всего населения или соперничающей нации, и ты станешь канцлером казначейства, председателем путей и способов изыскания денежных средств или будешь награждён крестом славы Легиона Чести. Мародёрствуй открыто для собственной выгоды, и ты - гнусный мошенник, фальшивомонетчик, обманщик, бандит, но мародёрствуй не на прямую, через «общественные службы» и ты будешь провозглашён «нашим богатым согражданином и выдающимся патриотом» (Рагнар Редберг, «Сила есть

Право»). Вся концепция государства сводится к одному - монополия на насилие. Преступник - угроза этой монополии. Ницше сказал, что человек начинается лишь там, где кончается государство. А где кончается государство? В Преступнике. В самобытной воле, которая отказывает общей воле в монополии на истину. Государству это известно, поэтому вся его система работает на то, чтобы подчинить волю человека, а непокорную словить судом, приговором и тюрьмою.

Тюрьма - это фундамент государства, место, где оно начинается, но тюрьма также есть то место, где государство заканчивается. Несломленный Преступник - это бессилие государства. «Государство - проклятие личности! Долой государство! Подрывай понятия государственности, пусть добровольное соглашение и духовное родство будет единственной основой для соединения людей, и тогда наступит свобода, для которой действительно стоит жить» (Ибсен Г.).

Перечитывая биографии «великих», нередко натыкаемся на пункт: спасался бегством от преследования кредиторов. Такое спасение трактуется уголовным кодексом как мошенничество. Всё бы ничего, но многие из этих великих рьяно осуждали человеческие пороки в лице преступников и проституток. Как по мне, то лицемерие как разновидность душевной проституции, является матерью всех тех пороков, которое оно осуждает. «.до тех пор, пока общество будет следовать законно-кровавой мести, пока вера и закон, казарма и суд, тюрьма и фабричная каторга, печать и школа будут продолжать учить полному презрению к человеческой жизни, - до тех пор не требуйте уважения к ней со стороны тех, кто восстаёт против этого общества! Это значило бы требовать от них доброты и великодушия, которых нет теперь в обществе» (Кропоткин).

Подобно тому, как все чувствуют, что дважды два есть четыре, - я чувствую, что Я Могу, чувствую, что воля бога есть Моя воля, и это не просто факт, но необходимость, которой должно подчиняться всё действительное и возможное. Так чувствует только Абсолютный

Преступник. Он создан этим чувством. Эмма Гольдман: «Те, у кого осталась хоть капля самоуважения, предпочитают открытую борьбу, предпочитают преступление унизительной и изнурительной бедности». Не только материальной бедности, но, в первую очередь, бедности духовной. Преступление - это открытая борьба за свою духовность. Государство оправдывает свою нужность тем, что оно якобы защищает свободу и права своих граждан. В этом состоит величайшая ложь Системы, ибо ни Свобода, ни Право защиты не требуют. О каком праве идёт речь? О праве быть правым с чьего-то позволения, с разрешения тех, кто в данный момент у руля государства. Что такое право, читаем у Бачинина в его «Философии права и преступления»: «Право выступает как воля высших светских авторитетов, воплощённая в их властно-регулятивных акциях, в системе норм и законов, направленных на поддержание общественного порядка».

Итак, право - это чужая воля, которую я должен исполнять во имя поддержания общественного порядка, но у меня есть своя воля, и тот факт, что она не признаёт никаких авторитетов, говорит о том, что она права своим правом. В дарованном праве воли авторитетов нуждается воля, которая не в состоянии рождать своё право. Прав Макс Штирнер, сказавший, что кто является человеком полностью, в авторитетах не нуждается. Нужно иметь смелость понимать: быть человеком полностью, значит быть Преступником. То, что назвали правом на свободное волеизъявление, по сути своей есть запрет воле на свободу. Зачем, спрашивается, моей воле чьё-то разрешение быть свободной, если она свободна от рождения. Система возражает: нет, всякое волеизъявление только с моего ведома. Всё потому, что во мне она видит не цель, а средство. Нежелание быть средством рождает желание быть врагом Системы - Преступником. Ибо только раб довольствуется даруемым правом, только малодушие ждёт разрешения для своей воли. Бердяев: «Нет такой низости, которая не оправдывалась бы интересами государства». Так почему должно быть что-то, что не оправдывалось бы моими интересами, интересами моей воли к свободе.

Итак, моя мораль против морали государственной системы. Какая мораль правее? Моя. Почему? Потому что прав тот, кто Один. Прав лишь тот, кто прав Своей силой. Ваш грех - это моя норма. Мой грех - это норма Бога. Грех Бога - это Моя норма завтра. Сказано, что победа очищает от греха, а ещё говорят, что победителей не судят.

Чтобы разобраться в этом, нужно определиться с тем, что есть «победа» и с тем, кто судит или не судит. Возьмём, к примеру, меня, - меня судят всю жизнь, судят в самом полном смысле этого слова. Выходит, я не победитель? И то в общепринятом представлении. Есть победа, над чем и кем она победа, какие приметы у победы? Обладание властью, успешная карьера, богатство, слава; это победа в борьбе за власть, победа над такими же жаждущими власти? Кому нужна власть, чины, титулы, кто за это всё борется? Тот, кто не может быть сильным Своею силою, а лишь как представитель Системы, тот, чья уверенность в себе есть результат не самостоятельных усилий духа, а результат полномочий властьимущего; тот, для кого подлинность - обуза, а искренность - пустой звук. Победивший в борьбе за власть - это всегда проигравший, ибо эта победа была куплена ценой предательства свободы, измены самому себе. Наполеоны осуждают сами себя на несвободу, на зависимость от мира, от славы, которую даёт им толпа. Победа - это всегда победа воли над страхом. Имя этой победы - свобода. Победа - дело Одного. Победа - всегда результат Преступления. Победа - это то, что ты есть. Поэтому неправда, что победителей не судят. Не судит победитель, а его самого всегда судят за то, что не захотел осудить себя на несвободу. Своеволие - главная примета победителя. Моя победа - Моя Воля. Приз этой победы - свобода. Ламброзо Чезаре: «Преступник, совершивший преступление в следствие страсти, есть обыкновенно человек здорового происхождения и честной жизни, который под давлением какого-нибудь сильного незаслуженного оскорбления или обиды сам восстанавливает для себя справедливость». Свобода - имя этой страсти, сильное чувство любви к ней и есть страсть, вследствие которой совершаются действия, именуемые преступлениями. Нет большего оскорбления человеку, чем оскорбление этого чувства, нет большей обиды, нежели обида, причиняемая запретом быть самим собой. Конфликт создан не мною, не тем, что я нарушил запрет; война была объявлена самим наложением запрета на мою волю. Я лишь принял бой. Я - врождённый Преступник. Что это такое? Врождённая неспособность быть рабом. Я не боюсь думать. уже одним этим я злодей в глазах тех, кто даже думает, как все, по закону. Я не боюсь думать по-своему, до конца, освещая пламенем мысли самые тайные, тёмные пространства сознания, - везде, где мог спрятаться самообман.

* * *

«Поскольку каждое. стремится к тому, чтобы доказать и утвердить себя. то самосознание, которое свободе предпочитает жизнь, вступает в отношения рабства и тем самым показывает, что оно неспособно. для своей независимости. Услуживающий лишён самости. В качестве своей самости он имеет другую самость. Господин же, напротив, в услужающем созерцает другое я как снятое, а свою собственную единичную волю как сохранённую. Но собственная личная и отдельная воля услужающего . совершенно исчезнет в страхе перед господином» (Гегель). Это тот случай, когда правда особенно ценна, ибо произнесена привыкшими лгать устами, устами величайшего клеветника на свободу. Признавать, что услужение есть удел раба и ничтожества и призывать к покорности и услужению господину государству - «земному богу», доказывать, что только свобода, дарованная этим господином, и есть подлинная свобода. Одним словом - диалектика, то есть духовная проституция. А ведь сколько «мыслителей» черпали и черпают вдохновение в этом величайшем «мошенничестве интеллекта» -философии Гегеля.

Он определил свободу как познание необходимости всех вещей. Думаю, что такое познание есть понимание необходимости сообщать всем вещам свой смысл. Вещи ждут Моего смысла. Свобода - это познание необходимости быть Преступником. Свобода начинается, когда ты произносишь: будь что будет. Нравственно лишь то, что своенравно. Неспособность познать истину - это неспособность создать истину, это отсутствие решимости быть Богом. Страх ошибиться, страх «испортиться» создаёт неспособность к истинности. Нет той истины, которую ты можешь познать, есть та истина, которую ты можешь осуществить самоосуществлением. Для этого «мы должны отказаться от всех моделей и заново изучить наши возможности». Чтобы заново изучить свои возможности, тебе придётся быть Абсолютным Преступником. Всякий, сказавший мне: «Ты должен», - есть враг мой. Система - это всё, что говорит человеку «ты должен». Бертран Рассел спрашивает: «Существует ли в мире знание столь достоверное, что никакой разумный человек не смог бы подвергнуть его сомнению?» Думаю, что «знание» - это всегда Своё знание, это то, что знаю я. Когда знание начинает «существовать в мире», то есть становится всеобщим - ни о какой несомненной достоверности уже речи быть не может. Общепринятость - убийца достоверности. Достоверность -это нечто такое, что рождается предельным усилием самобытной интуиции и благословляется волей, смеющей сообщать истинность всему. Достоверное знание - это Моё знание о том, что оно Моё; и всякий раз, когда я доверяю его миру - я сам подвергаю его сомнению. Я становлюсь сомневающимся в своём знании, когда хочу, чтобы мир подтвердил его достоверность, - значит, я уже не достоин обладать им. Когда я спрашиваю мнения «разумных человеков» о Своём знании, - я оскорбляю свою интуицию и волю. Достоверность знание обретает всякий раз, когда я произношу: я знаю, что я знаю. И когда решимость, с которой я это делаю, делает мир не смеющим сомневаться в силе, родившей эту решимость - моё знание становится знанием о том, кто я. Достоверность - это моя вера в это знание, вера в знающего. «Мы обнаруживаем в себе эту веру уже готовой с того самого момента, когда начинаем размышлять: это то, что мы можем назвать инстинктивной верой» (Б. Рассел).

Любовь - это всегда любовь к свободе. Истина в том, что иной любви нет. «Ценность - это то, что человек добывает и удерживает своими действиями, добродетель - это действие, с помощью которого человек добывает и удерживает ценность» (Айн Рэнд). Есть лишь одна ценность, которую человеку дано добывать и удерживать своим действием - свобода. Имя действию - Преступление.

* * *

Убийца царя Кибальчич написал своему адвокату в день казни: «Я знаю, что сегодня меня казнят. Умру спокойно. Но знаете что?! Я всё время ломаю голову, как бы мне найти одну философскую формулу. Я хочу найти такую формулу, которая убедила бы меня, что жить не стоит. И как не ломаю голову, никак не могу убедить себя! Жить так хочется! Жизнь так хороша! И всё-таки надо умирать!..» Отдать жизнь за свободу значит стать абсолютно свободным. Убийство царя - это максимальное Преступление, создающее максимум свободы. Убийство царя не есть убийство человека, это уничтожение лица Системы, главного выразителя её воли. Благо есть убийство властьимущего, ибо это убийство убийцы. И чем выше чин убитого - тем большее благо, ибо чем выше чин, тем больше вреда свободе он принёс. К узнавшему формулу, ради чего стоит жить, приходит также знание того, ради чего эту жизнь можно отдать. Кибальчич ясно понял стоимость своей жизни. Тот, кто сам своим образом жизни назначил ей высокую стоимость, кто наполнил её Своим смыслом, - не сможет убедить себя, что жить не стоит, ибо невозможно расстаться в один миг с ценностью, которая накапливалась по крупицам волей и сознанием влюблённого в свободу человека. Захотеть отыскать формулу, которая убедит, что жить не стоит, может лишь тот, кто сам открыл формулу, ради чего стоит. Воля его создала этим Преступлением максимальное количество свободы, ибо это было убийство и самоубийство. Это была воля Абсолютного Преступника. Нет, не

была... Она есть, она бессмертна свободой. «...во имя нашей личности, стремящейся найти полноту своего я в союзе с любовью и свободой, мы должны превратить нашу жизнь в неустанную борьбу с властью» (Чулков). Афоризм «познай самого себя» значит: узнай, что на всё твоя воля. У входа в царство свободы начертано: да не переступит этого порога тот, кто не искушён в своеволии. Не Преступнику войти в царство свободы равносильно что верблюду пролезть в замочную скважину. Поппер К.: «Конечно, нелегко строго определить степень свободы, которую можно оставить гражданам, не подвергая опасности ту свободу, которую призвано защищать государство». Нелегко, потому что невозможно. Поэтому государство не утруждает себя таким определением. Дабы не рисковать, оно берёт её всю, тем более, что почти никто не против.

Говорят, что никто не должен быть судьёй делам своим. Так говорят судящие дела чужие. Я же говорю: никому не позволяй быть судьёй делам твоим. Каждый, присвоивший себе право судить дела мои, дарует право поступать с ним по-моему.

«Парадокс свободы», впервые сформулированный Платоном, гласит, что ничем не организованная свобода превращается в свою противоположность, без защиты и ограничения законами она неизбежно приводит к тирании сильного над слабым. Я уверен, что сам Платон так не думал, ибо был достаточно умён, чтобы понимать, что такое свобода. Этот парадокс он придумал, потому как в нём очень нуждались слабые и власть. Платон -адвокат Системы, и он понимал, что для успешной защиты нужно оклеветать свободу. Безволие слабосильных явилось благодатной почвой для подобных парадоксов, избавляющих от трудностей самостоятельности. Парадокс свободы сделался основным ориентиром в речах всех адвокатов Системы. Кант: «Свобода человека должна быть ограничена, но не более, чем это необходимо для обеспечения одинаковой степени свободы для всех». Кем является говорящий «свобода должна быть ограничена»? Кем угодно, но только не философом, ибо требование ограничить свободу человека - это требование наложить запрет на самостоятельный поиск правды. Как можно обеспечить одинаковою свободу для всех? Никак. Утверждать о возможности такого обеспечения может лишь шарлатан, умышленно вводящий в заблуждение. Свобода - продукт человеческой воли. Производственная сила у каждой воли разная, «обеспечить одинаковою свободу для всех» - это означало бы сделать силы воли одинаковыми. Как? Нужно, чтобы каждый сдавал свою волю на переработку в «общую волю», где она будет работать строго в определённом режиме. Диоген объяснял бесполезность законов тем, что хорошие люди в них не нуждаются, а другие от них лучше не становятся. Система заявляет: мои институты защищают свободу. Это ложь, ибо то, что нуждается в защите, уже не свобода. «Свобода людей никогда не будет учреждена законами и институтами, которые должны её гарантировать. Гарантией свободы является свобода» (М. Фуко). У свободы одна гарантия - моя воля. Абсолютный Преступник рождён преодолением разрыва между теорией свободы и её практикой; он мост, объединивший собою внутреннюю и внешнюю свободу. Герцен: «Подчинение личности обществу, народу, человечеству, идее - продолжение человеческих жертвоприношений». Преступник - это неподчинение всему. Лев Толстой сказал, что сумасшедшие дома изобретены человечеством с тайной целью уверовать в свою разумность. О тюрьмах можно сказать, что они изобретены обществом с тайной целью уверовать в свою правоту.

Сказано: «Познайте истину и истина сделает вас свободными». Я говорю: будьте свободными и вы познаете, что такое истина. Глубина зла -добро, глубина добра - зло, глубина Преступника - Бог, глубина Бога -дьявол. Я не боюсь быть всем, потому что знаю: во всём есть глубина, и эта глубина - Я.

Автор книги «Философия права и преступления» Бачинин В. А. в своей попытке обосновать, что в основе права должна всегда лежать воля государства, продемонстрировал апогей софистики и чуть было не превзошёл в этом деле Гегеля, Платона и Аристотеля вместе взятых. Он пишет: «Право прочёрчивает нормативную границу, своеобразную демаркационную линию, отделяющую цивилизованность от нецивилизованности, свободу от произвола, должное от недопустимого». Своеобразность этой линии настолько своеобразна, что позволивший прочертить её на своих воле и сознании становится духовным инвалидом. Ибо эта нормативная граница есть гильотина Системы, отделяющая человека от самого себя. Прочёрченная насильно, она развивает сознание на «должно» и «есть», делает из человека шизофреника. Отделять свободу от произвола -это отделять свободу от влаги. Свобода теряется всяким отделением, защитой, определением. Вся эта чепуха о том, что свобода - это не произвол, не своеволие придумано трусостью. Бачинин: «.в отличие от политической воли, как воли власти, правовая воля - это воля к порядку». Всякий порядок обеспечивается властью. Воля к порядку и воля к власти суть одно и тоже. Воля к порядку бывает двух видов: воля к своему порядку и воля к чужому (общему) порядку. Обе воли есть воля к власти, но между ними огромное отличие, ибо власти желают они совершенно разной. Воля к своему порядку суть воля к власти над своей жизнью. Воля к общему порядку - это воля, не имеющая силы быть волей к своему порядку. Воля к общему порядку - это воля к власти над чужими жизнями, это воля Системы. Бачинин: «Право -эта воля к порядку не должна превращаться в волю к насилию ради порядка». Воля к порядку - это всегда воля к насилию ради этого порядка. Насилие ради порядка объявляет себя насилием ради свободы, ради блага, - так воля Системы присваивает себе права устраивать нужный власти порядок любыми средствами. Бачинин: «Своеобразие права заключалось в том, что оно обуздывало свободу ради свободы. Цивилизованный порядок не исключал свободу, а предполагал её. Он исключал лишь своеволие и вседозволенность. И оно должно было каждый раз гасить разбушевавшееся пламя свободы, если она переходила в своеволие и начинала угрожать свободе других граждан, основам цивилизованности, государственности, социальному порядку». Обуздывать свободу ради свободы - это то же, что лишать жизни ради жизни. Нет пределов изобретательству софизмов адвокатами Системы, оправдывающих страх перед свободой и обосновывающих благо быть рабом. К счастью, обуздать свободу невозможно никаким правом. Право - это продукт свободной воли; лишь такая воля права. Не может продукт обуздывать своего производителя. Обузданию «правом авторитетов» поддаются лишь несвободные воли, которые в страхе своём не могут создать своё право и в бессилии ищут права, которому можно покориться. Во все времена власть искореняла свободу под лозунгом «во имя свободы». Свобода - это всегда своеволие, то есть свобода, сотворённая волей Одного. Нет никакой общей для всех свободы. Это выдумка власти. «Одинаковая для всех свобода» - это одинаковое для всех рабство. «Цивилизованный порядок» - это Система, то есть вседозволенность, узаконившая себя насилием. «Гасить разбушевавшееся пламя свободы, если она переходила в своеволие», - значит запрещать свободу, если она становилась сама собой. Гасить свободу чем? Кровью создающих эту свободу своеволием. Такая себе пожарная машина, вся красная от крови свободолюбивых. Моя воля, которую безуспешно пытаются загасить уже много лет, и вправду угрожает «основам цивилизованности, государственности, цивилизованного порядка», но ложь то, что она угрожает «свободе других граждан». Нельзя угрожать тому, чего нет. Свобода не может угрожать свободе. Только несвободная, покорная воля видит угрозу в другой воле. Сильная самобытностью воля радуется каждой возможности отстоять свою свободу. Бачинин: «Социальная свобода - это своего рода дар социума индивиду. Социум в лице государства даёт личности столько свободы, сколько считает нужным дать». Довольствоваться лишь тем количеством свободы, которое считают нужным дать - это довольство ничтожества. Довольство того, кто злодейски унизил свободу к «социальной свободе». Есть у Бачинина упоминание и о подлинной свободе: «Духовная свобода - не дар государства личности. Она возникает только как плод собственных неустанных духовных усилий человека». Так какой свободой быть человеку свободным: социальной или духовной, той, что дар государства, или той, что плод своих усилий. Подлинное правосознание - это сознание своей силы создавать своё право. У законопослушного его быть не может. Бачинин: «Но истории было угодно, чтобы марксизм победил в России, а ницшеанство легло в качестве краеугольного камня в основании официальной идеологии нацистской Германии. Главным продуктом этих идеологий и созданных с их помощью режимов стал лишённый прав и свобод, пленённый человеческий дух». Хрен с ним, с марксизмом, хотя не составляет труда довести, что то, что победило в России, было не марксизмом, и Маркс с Энгельсом в гробах переворачивались не раз от того, как воплощали их теорию на практике Ленин, Сталин и прочая большевистская нечисть. А вот за Ницше - ответишь. Режимы создаются в первую очередь не идеологиями и не мыслями философов, взятых за основу - они создаются человеческим страхом перед свободой. Всё творчество Ницше есть отчаянная попытка вернуть человеку веру в себя. Ницше - это Антисистема. Ницшеанство не «легло», оно стояло и будет стоять. У Системы нет недостатков в учениях, которые служат её фундаментом. Ницше славил силу самобытной воли, а не «силу общей воли», его воля к власти - это воля к власти над своей жизнью, воля к свободе. Жаждущие иной власти всегда пробуют приспособить всё сильное в качестве средства для достижения своих целей. Такая проба была совершена и по отношению к творчеству Ницше; но даже искажённое поверхностным пониманием, буквальной трактовкой и ложной интерпретацией, - оно не «легло», не стало средством Системы. Не может служить рабству то, что было создано служить свободе. Бачинин: «Сохранившиеся реликты догосударственного существования, устоявшаяся в веках архаика обретают вид банд и мафиозных кланов со строго иерархизованными структурами. На вершинах образующихся вертикалей находятся лидеры - главари и приближённые к ним сублидеры. Затем следуют боевики и, наконец, «внешний пояс», или «периферия» из наводчиков, из подкупленных государственных чиновников, полицейских, охранников-сторожей. Это древняя и потому очень устойчивая структура». Имя этой структуры - государство. Бачинин описал не реликт догосударственного существования, он описал принцип существования государственной системы. Именно государство есть самый мощный мафиозный клан, самая устоявшаяся в веках архаика, самая легальная банда, потому и «законная», что самая сильная. А все «нелегальные» банды и мафиозные кланы лишь копируют её. Чем удачнее копия - тем дольше просуществует , а то и вовсе легализируется путём слияния с главной бандой. «Для криминального разума главные цели сосредоточены не в самом преступлении, а в смыслах и ценностях сверх криминального характера. Из всех экзистенциалистов он выше всех ставит свободу», - читаю у Бачинина и глазам своим не верю. Наконец-то правда. Не совсем, ибо за этой правдой следует оговорка, которой автор пытается поймать вылетевшего воробья. Профессор говорит, что криминальное сознание в отличии от «сознания цивилизованного субъекта с развитым нравственно правовым сознанием» неверно понимает суть того, что есть свобода, и сводит её к сознанию своего права на вседозволенность. Скажу в сотый раз: «криминальное сознание» -это и есть результат верного понимания свободы. А к чему сводит свободу сознание «цивилизованного субъекта с.»? К осознанию своего ничтожества перед Системой. Свобода - это прежде всего сознание Своего права быть правым.