Философское ориентирование в мире

1. Превосхождение предметности.

- Философия - это мыслящее удостоверение в подлинном бытии (Philosophie ist das denkende Vergewissern eigentlichen Seins). Поскольку никакое бытие, которое было бы дано как исследимый предмет, не может быть признано подлинным бытием, философия должна трансцендировать всякую предметность.

Предмет, который я познаю, подразумевается в акте познания, но не является составной частью этого акта познания; акт познания

и предмет противостоят друг другу также в мнящем сознании (im Meinen) идеального, например, математического предмета. В бытии предмета, как дистанцированном противостоянии чего-то лишь мнимого, называемого логической трансценденцией, так же точно, как и в аналогичном ему противостоянии самого эмпирического предмета, как реальной трансценденции, имеется в виду (intendiert wird) лишь нечто независимое от субъекта, т.е. не подлежащее произвольному изменению, но скорее преднайденное и схваченное, и наличное также и без меня. За тем и другим мы не оставляем названия «трансценденции», но называем их, в отличие от подлинного понятия трансценденции, транссубъективным. Ибо то и другое суть объект, который можно назвать имманентным, поскольку он, как предмет для меня, насущно предстоит в моем сознании взгляду или мышлению, тогда как трансцендентным называлось бы то, что пребывает по ту сторону всякой предметности.

Во всяком акте мышления я трансцендирую в первом из этих смыслов, поскольку я как субъект имею во мнении нечто транс-субъективное. Однако подлинное трансцендирование означает исход за пределы всего предметного в непредметное. Трансцендирование в первом смысле совершается всякий раз, когда мы остаемся в сознании (bei Bewußtsein sind), это слово есть здесь только имя для некоторого всеобщего, хотя и поразительного и при всей его обыденности отнюдь не самоочевидного обстояния нашего существования. Трансцендирование во втором смысле - это то трансцендирование, которое мы имеем в виду, если слово получает самобытную весомость, и даже некий блеск, как если бы в нем могла быть открыта нам тайна бытия.

2. Существование и трансцендирование.

- Трансцендирование не есть обстояние, данное вместе с самим существованием, - но возможность свободы в существовании. Человек есть как существование, в котором является себе возможная свобода; он не только существует; он может трансцендировать, и он может воздержаться от трансцендирования.

Существование, замкнутое и удовлетворенное, как жизнь в своем мире, и неудовлетворенное только в стремлении к расширению своего существования и в заботе о поддержании своего существования, не имеет трансценденции (ist ohne Transzendenz). Как сознание, оно знает об утрате и смерти, но оно не имеет вовлеченности (ist ohne Betroffenheit). Оно живет так, как будто бы не было смерти. Его постигает уничтожение; оно фактически не есть пребывание из себя самого (Die Vernichtung kommt über es; es ist faktisch kein Bestand aus sich selbst). Однако ему недостает сознания этого, как пронизывающего его побуждения. Существование в его конечности впервые становится чисто видимым для себя самого, только взирая назад от трансцендирования. Всецело находясь в таком существовании, я способен, правда, слепо наслаждаться, грубо завладевать, но я также беспомощен в утратах, пуст в разочаровании, изо дня в день лишенный опоры.

Если бы мы описали в подобных словах животное существование, то описали бы его неверно. Животное, как простое существование, не потеряно, не ничтожно, не беспомощно, как оно не бывает также и противоположным этому. Мы не знаем, что оно такое на самом деле. Во всяком случае, поскольку оно не имеет возможности выбора, оно всецело есть то существование, которое оно есть. Но человек не может стать таким, потому что тогда он сразу же стал бы меньшим того, а именно - потрясенным отчаянием существованием, которому не хватает силы и естественной уверенности в себе, свойственной животному. Человек не способен просто быть налицо, он должен, трансцендируя, восходить или, утрачивая трансценденцию, опускаться (Der Mensch vermag nicht bloß da zu sein, er muß transzendierend im Aufschwung sein oder Transzendenz verlierend sinken).

Существование становится прозрачным там, где есть изначальное самобытие и где в нем на мгновение отменяется беспокойство: время останавливается, воспоминание восходит к бытию: знание о том, что было, становится вечной присущностью бывшего. Это уже не существование, и этого невозможно найти в существовании, как таковом, - но это трансцендирование существования в направлении к бытию, которое является себе в существовании.

Решающим остается именно это: сознание, как существование, никоим образом не бывает трансцендирующим уже как таковое, но в нем из свободы есть возможность. Эту возможность осуществляет открытая для своей трансценденции экзистенция. От нее зависит, придет ли она в себя в акте трансцендирования или, потерявшись, отдаст себя существованию в расшатанное существование (Es liegt an ihr, ob sie im Transzendieren zu sich kommt oder ans Dasein sich in zerrüttetes Dasein verliert). Ее сущность такова, что она не может быть только существованием.

Трансцендирование действительно как встреча в действительном существовании. Это движение никогда не лишено мысли. Философствование первоначально и есть это присущее во всяком трансцендировании мышление. Поскольку оно отрывается от конкретной экзистенции, обращаясь к высказываниям в среде всеобщего с целью сообщения и обмена от экзистенции к экзистенции, возникает философия как зафиксированная в языке формация (sprachlich fixiertes Gebilde), имеющее, однако, свою истину только в воплощении его (Umsetzung) в конкретном трансцендировании или в происхождении (Herkunft) из него. А потому высказывающее философствование может адекватно исполнить сообщение трансцендирования только в некотором пограничном случае, если слушающий, в совместной работе мышления, уже совершает в движении этого мышления свое собственное трансцендирование. По большей части философское высказывание бывает весьма удалено от подлинного трансцендирования, если я говорю, обращаясь к действительному трансцендированию, которое было или которое можно было пробудить; это философствование есть тогда воспоминание или предвосхищение. Философия в своих высказываниях либо прямо осуществляет трансцендирование, или мыслит в обращенности к некоторому трансцендированию.

Там, где мышление не трансцендирует, там нет и философии, а есть или имманентное и партикулярное познание предмета в науках, или интеллектуальная игра (intellektuelle Spielerei). Но там, где совершается трансцендирование, там выражение сообщения, поскольку оно неизбежно во всякое мгновение бывает предметным, допускает в то же время и недоразумения: потому что можно удержать предметы как таковые и упустить трансцендирование. Философия, как трансцендирующая, стоит у границы. Поскольку она не ожидает никакого предмета для себя по ту сторону границы, сам переход действителен лишь как совершение (Vollzug), а не как результат. То, что мыслится в философствовании, то для сознания вообще не только недоступно, но, хотя оно всегда присуще только в среде этого сознания, оно есть для него абсолютное ничто. Это мыслимое есть свобода, и есть только для свободы.

Но следует спросить: есть ли причины совершать подобное трансцендирование? Разве мы не удовлетворены в мире предметов? Разве все то, в чем мы нуждаемся, все, за чем мы признаем некоторое бытие, не существует для нас предметным образом, и разве этот мир - это не всё? На этот вопрос следует ответить: То, что мир не имеет опоры в себе (Daß die Welt in sich keinen Halt hat), но, как таковой, пребывает в постоянном разрушении (Ruin), - это в самом деле может быть лишь показано, но не доказано; один человек столь же самоочевидно и ежедневно сознает этот аспект, как и для другого представляется настолько лишенным всякого смысла утверждение, что при этих словах он, собственно говоря, не в состоянии помыслить ничего путного. Трансцендирование возникает в неотменимом без него беспокойстве о бренности всякого существования.

3. Феноменальность (Erscheinungshaftigkeit) существования (des Daseins).

- Существование, в расколе (Spaltung) на субъект и объект, есть как сознание, в котором некоторый субъект воспринимает, мыслит, порождает, оценивает предметы. Если мысль от предметов обращается к существованию как сознанию вообще, то она представляет себе (vergegenwärtigt) всеобъемлющий раскол на субъект и объект как среду, в которой необходимо есть то, что имеет бытие для нас. Тогда возникают трудности в вопрошании об отношении субъекта к объекту. Становится загадкой то, что мы познаем объект, который не способен стать тождественным с нами, но остается чуждым нам. Мы не можем выйти за пределы отношения субъекта к объекту. Что бы мы ни думали об этом отношении, мы всегда вынуждены снова мыслить нечто предметное, и тем самым предполагаем и сразу же осуществляем то самое отношение, которое желали бы постичь в понятии. Поэтому обыкновенно мы с самоочевидностью движемся в субъект-объектном отношении, как чем-то таком, о чем невозможно спрашивать. Чтобы напрямую понять его, нужно предпринять попытку выхода по ту сторону всякой предметности.

Это трансцендирование к беспредметному совершил в удивительном просветлении Кант. Прежде него то, что находится по ту сторону вещей мира, понимали как трансценденцию и пытались измыслить (erdenken) в метафизике. Субстанция, монада, Бог представлялись допускающими предметную дефиницию. Кант произвел перенос в самом направлении трансцендирования. Его предметом была не вещь в себе мировых вещей, и не бессмертная душа, - он понял невозможность познать их в качестве предметов , -то, что становилось для него предметом в акте трансцендирования, не было ни объектом, ни субъектом, - но у него вообще не было никакого предмета. Он осуществлял то, что он называл трансцендентальным методом, и отличал его от трансцендирования к некоему потустороннему бытию вещью, но удержал в нем само трансцендирование как таковое, в силу которого всякое существование стало явлением. Здесь перед нами возникают известные понятия Канта об условиях всякой предметности, которые сами не суть предметы¹⁰; об а priori категорий, проистекающих из единства апперцепции¹¹, которое единство, однако, само есть уже не категория единства, а ее основание¹².

Эта дилемма, заставлявшая Канта говорить все-таки и об условиях всякой предметности тоже лишь в понятиях, неизбежно в свою очередь опредмечивающих, так что он постоянно желает трансцендировать, но, высказывая свое трансцендирование, опять соскальзывает в имманентность и партикулярность чего-то предметного, -это имело следствием бесконечные труды (Mühe) в «Критике чистого разума» - особенно в разделе о трансцендентальной дедукции, который сам он называл самым глубоким в ней. Эти трудности не разрешаются ни в каком определенном постижении, вообще не устраняются предметным образом, но разрешаются только в осуществлении самого трансцендирования, к которому в муках (Mühsal) своих обсуждений, вновь и вновь повторяющихся и принимающих каждый раз иное направление, побуждает нас Кант, и все же не может избавить нас от этого труда.

Ибо уже здесь, на этой, казалось бы, еще бедной содержанием, поскольку формальной границе, с величайшей отчетливостью - не знания, но осознания (des Innewerdens) - выступает различие между ложным и истинным трансцендированием: в ложном трансцендировании я прихожу к некоторому потустороннему предмету, который я отныне «имею». Неверно истолковав Канта, я имею таким образом a priori, трансцендентальное единство апперцепции и т.д. как определимые, прочные понятия о чем-либо. Но истинное трансцендирование действительно лишь на границе между предметом и не предметом, в переходе от одного к другому; понятия эти суть лишь функции, а не постижения, метки, а не предметы. Мысль Канта невозможно понять, если мы ложно поясняем ее себе через опредмечивание себя самих. Отсюда возникают типичные недоразумения, с необходимостью повторяющиеся, неизбежно заложенные в собственных словах Канта, самые известные из которых - это психологически-антропологическое и методологически-гносеологическое недоразумение. Как то, так и другое отменяют трансцендирование. Первое потому, что для него мир возникает вследствие образования человеческой организации мозга и души; второе потому, что оно превращает методические условия познания в условия существования познаваемых вещей.

Но, несмотря на свою попытку сделать предметно постижимым то, что обладает истиной только как философствование, оба эти недоразумения кантианства сохраняют тот логический круг, который представляет собою необходимое выражение во всяком сообщении трансцендирования; в грубой форме он гласит: мозг творит мир, частью и продуктом которого он сам является; методы творят предметы, в познании которых эти методы впервые бывают разработаны человеком, так что эти методы обусловлены ими же самими. Логические круги, даже в формулировках, приближающихся к здесь приведенным, встречаются и в языке Канта; они имеют смысл только как знаки (signa) его трансцендирования.

В силу этого круга я могу осознать в мысли Канта границы мирового существования; с помощью этой мысли я могу удостовериться в том, что мир не есть всё, не есть бытие в себе, не есть абсолютно последнее. Но поскольку я не достигаю, переходя эту границу, некоторого бытия, которое бы не было миром, и не имею в мире адекватного выражения для трансцендирования, то и мысль эта есть лишь в самом трансцендировании, а без него она есть ничто. В трансцендировании я не обретаю никакого познания, которым бы я отныне обладал, но благодаря ему другой становится установка моего сознания (meine Bewußtseinshaltung wird eine andere), во мне совершается сдвиг (ein Ruck), преобразующий, вначале лишь формально, мою установку (Haltung) в отношении всего предметного.

Подлинное трансцендирование невозможно вынудить при помощи разумных доводов (Das wahre Transzendieren ist nicht durch Gründe zu erzwingen). Есть существенная разница между нахождением некоторого усмотрения (das Finden einer Einsicht) и осуществлением подобного трансцендирования. Если в научном исследовании я переживаю некое «Эврика!», то испытываю сильное влечение (drängt es mich) сообщить то, что я имею в качестве результата. В трансцендировании же, если мне открывается исток трансцендентальной дедукции Канта, я пробужденно умолкаю (werde ich betroffen still); кажется, словно я в одно и то же время вопрошаю и имею. С кем случилось подобное, тот уже не впадет впоследствии в сугубо интеллектуальную, философски бессодержательную интерпретацию этой дедукции, направленную на доступное знанию и окончательно правильное. Вступить в трансцендирование - значит, скорее, взобраться на горную тропу к свободе философствования (Das Eintreten in das Transzendieren bedeutet vielmehr das Erklimmen des Weges zur Freiheit des Philosophierens). Но это, еще формальное, трансцендирование есть только первый шаг: в изучении Канта оно составляет предпосылку для того, чтобы потом, трансцендируя вместе с ним философски, а не только внешне-рациональным образом, усвоить себе идею, а затем и мысль, о свободе автономной самости. Трансцендирование, пусть даже поначалу оно формально и не имеет доступного высказыванию содержания, делает человека другим.

Трансцендирование переходит в сознание феноменальности (Erscheinungshaftigkeit) всякого существования. Это сознание не смотрит ни на два мира, ни на один мир. Трансцендирование от существования к бытию не есть ни как бытие-в-мире (In-der-Welt-sein), ни как бытие-вне-мира (Außer-der-Welt-sein). В результате наивное бытие-в-мире преобразуется в знающее бытие-в-мире, которое, в свою очередь, есть лишь потому, что пережило некоторое - хотя и не бывающее никогда действительным, однако возможное - бытие-вне-мира и изначальным образом привело к сознанию бытие-в-мире. Сознание этого единственного в своем роде витания между бытием-в-мире и бытием-вне-мира не по силам описать никакой психологии. Это - акт свободы из абсолютного сознания. Как формально оно есть осуществление трансцендирующей мысли, так экзистенциально оно есть просветляющее себя темное основание, из которого я должен был искать путь к трансцендированию.

Если трансцендирующее сознание высказывается в положении о том, что «мир есть явление», то не оказывается ничего, явлением чего был бы этот мир. Мир есть явление не в смысле категории явления, как, например, я могу сказать о некоторой вещи в мире (например, о цветах, сравнительно с лежащим в их основе физическим процессом движения), я могу сказать, что предмет является мне таким-то, хотя в то же время я могу получить ясное представление о нем самом, являющимся таким образом. Если я называю мир явлением, тогда то, явлением чего я признаю его, принципиально не есть предмет и не есть возможный предмет, - оно даже не существует в себе в категориальном смысле какого-либо определенного бытия. Мир как явление - это лишь выражение для пограничного сознания, или для того трансцендирования, которое как бы делает для меня витающим (mir zur Schwebe bringt) мир и меня в нем, хотя не выводит меня при этом из мира к чему-нибудь другому. Поэтому в мире высказывание, гласящее, что мир есть явление, не имеет смысла. Этот смысл придается ему только от границы.

Трансцендирующую мысль можно облечь в такую формулу: нет объекта без субъекта. Однако в таком случае тут же возникает то недоразумение этой мысли, как будто субъект или сознание существуют в себе, и будто всякий объект существует единственно лишь благодаря субъекту или сознанию как условию. Ввиду этого можно с таким же правом высказать и противоположное положение: нет субъекта без объекта. Ибо нет сознания без того, на что это сознание направлено. В ответ на высказываемые в адрес Канта упреки в том, что он будто бы отменяет действительность мира в пользу субъективной кажимости, он с самого же начала с непревзойденной ясностью развил положение о том, что субъект или Я, каким я наблюдаю себя самого, есть так же точно, как и вещный объект, всего лишь «Я, каким я себе являюсь»¹³. Как субъект, так и объект одинаково суть явление, если я высказываю свое мысленное трансцендирование по ту сторону всякого мира в подобных, необходимо доступных для неверного понимания, словах. Таким образом, сознание вообще не есть эмпирический субъект, не есть психическое сознание, - оно есть название для существования в мире в том расколе на субъект и объект, вступая в которое, я впервые становлюсь причастным миру.

4. Способы трансцендирования.

- Поскольку философия, в отличие от науки, есть мышление, не имеющее специфического предмета, то она, - поскольку ведь никакое мышление не может осуществляться без предмета, - имеет своим материалом все, что как сугубая объективность встречается в ориентировании в мире при посредстве наук. Она находит свое собственное употребление методам научного познания, пользуясь ими, чтобы получить выражение, выходящее за пределы собственного смысла этого познания. Если она хочет указать подразделение своего мышления, то она должна ориентироваться в этом на способы своего трансцендирования. Эти способы становятся принципом, соответственно которому философия может различить себя в самой себе, чтобы методически развивать свое содержание. Оказывается при этом, что искомая в метафизике трансценденция есть лишь последняя трансценденция, к которой мысль подступает в целом ряде трансцендирующих совершений (auf die in einer Reihe transzendierender Vollzüge hingeschritten wird).

Мы различаем трансцендирование в ориентировании в мире, в просветлении экзистенции, в метафизике. Впоследствии выяснится, что среди этих трех способов трансцендирования каждый не только следует за другим, но задним числом придает предшествующему способу новый смысл. Они пронизывают друг друга таким образом, что один непременно потерялся бы без другого. Поэтому разделение их есть лишь относительное разделение для цели упорядочения философского мышления, желающего придать ясность в рефлексии своему фактическому осуществлению (das seinem faktischen Vollziehen Klarheit in der Reflexion geben will).

1. Трансцендирование в ориентировании в мире.

- Философское ориентирование в мире, как трансцендирование, никогда не имеет задачи создания энциклопедии: сведения всего знания в гармоническую и полную картину мира, - но ищет у границ возможности осуществить скачок. Мир как существование распадается для него.

Трансцендирование к кантовскому сознанию вообще вынимает мир «из петель» его покоящегося в себе объективного пребывания, лишает меня тем самым наивной защищенности (Geborgenheit) в нем, но дает мне неопределенную возможность свободы, в силу этого, еще чисто формального, стояния на границе.

Трансцендирование в кантовской мысли есть одна из элементарных функций нашего философствования. Но заключенное в этой мысли трансцендирование мы углубляем не простым повторением ее, в котором она, скорее, сделалась бы в пустой форме своей ничего не говорящей (in leerer Form nichtssagend würde); но эту форму мы наполняем тем, что в фактическом ориентировании в мире, которое и без того относится для нас к числу жизненно необходимых занятий и удовлетворяет нашу жажду предметного знания, мы также неустанно трудимся по философскому основанию: мы стараемся пробиться к границам (an die Grenzen zu stoßen), которые ожидаем встретить потому, что мир, не будучи как явление чем-то покоящимся в себе, не имеет самообоснованного содержания (keinen eigengegründeten Bestand hat). Эти границы в их конкретных формах необозримо разнообразны. Я не знаком с ними, если я знаю о них в общем (Ich kenne sie nicht, wenn ich von ihnen im allgemeinen weiß), но я осознаю их только через саму эмпирическую действительность: Чем наполненнее теоретический и практический опыт мира, тем светлее может быть трансцендирование по ту сторону мира. Без мира нетрансценденции.

В естественных науках и истории заключается поэтому первый наивный импульс для того, чтобы пробиться к границам. В продвижении вперед в дали астрономического мира и к возможным мельчайшим частичкам материи возникает вопрос о конечности или бесконечности мира; каждая граница тут же рождает вопрос о том, что находится за нею. Заинтересованность в познании первоформ живой природы, всякого рода начал и истоков, удивление тем, что мы можем только констатировать, но во что не можем проникнуть мыслью, всякий раз озадачивает нас границами (läßt ... von Grenzen betroffen werden).

Однако границы, на которые я только наталкиваюсь, как таковые еще не дают повода для какого-либо трансцендирования. Они тормошат мое существование, озадачивают меня, но для моего сознания они ничего не оставляют. Все дело в том, чтобы различить, какие это границы. Границы могут существовать как частные (jeweilige), и тогда их можно перейти; они заманчивы для исследователя, но не дают никакого стимула философии. Или же это границы принципиальные; у этих границ прекращается исследование, но открывается возможность философского трансцендирования.

После первой озадаченности границами в ориентирующем в мире знании, еще не осознавая этого различия, обыкновенно переходят к утверждению совершенной пустоты. Если здесь эмпирическое исследование не получает привычного наполнения, то, скажем, историк отворачивается от первых начал в недоступной дали времени, чтобы искать содержание в близких к нему объектах, естествоиспытатель переходит к особенному предмету своего исследования. Если мы наталкиваемся на границы, не только в данное время, но и в принципе непереходимые, то мы еще не трансцендируем. Загадка остается еще лишенной правильно поставленного вопроса и смысла. Ее только переносят вдаль и ложно разрешают, давая гипотетические в предметном отношении ответы о материи, какова она сама по себе, о человеке, каким он был до своего начала, и т.д. У этих границ останавливается популярная философия, которая, вместо того чтобы трансцендировать, ищет решения проблемы в фантастическом мнимом знании о чуждом и сокрытом вдали.

Трансцендирование в философском ориентировании в мире ищет отличить частные границы от принципиальных. Если бы мы рассматривали принципиальные границы как частные, через которые исследование однажды сможет перейти, то мир был бы для нас совокупностью всего бытия, а научное знание заключало бы в себе всю возможную достоверность. Но если мы постигаем принципиальные границы, то мы не ведем обсуждения того, чего еще не знаем, но что некогда могли бы знать, не жалуемся на то, что чего-то не можем разгадать, но осуществляем конфетное трансцендирование, которое, не теряя мира, открывает возможность превзойти мир (das, ohne die Welt zu verlieren, die Möglichkeit öffnet, die Welt zu überschreiten).

2. Трансцендирование в просветлении экзистенции.

- Индивид, как этот индивид, трансцендирует от себя, как эмпирической индивидуальности, к себе, как подлинной самости в непередаваемой (unübertragbar) исторической конкретности своего бытия в существовании. Сообщимые мысли философского просветления экзистенции каждый раз имеют свой корень в этом индивиде и относятся к его возможности. В среде всеобщего, к которому привязана всякая мысль, как мысль, рефлектирующее просветление трансцендирует по ту сторону психологических и логических содержаний, с которыми оно оперирует, к изначальному трансцендированию, которое осуществляется только как бытие меня самого в моей историчности (zum ursprünglichen Transzendieren, das sich nur verwirklicht als Sein meiner selbst in meiner Geschichtlichkeit). Всеобщее трансцендирование философского сообщения не совпадает с экзистенциальным трансцендированием к себе самому, которое, хотя и удостоверяясь или пробуждаясь в философской мысли, само еще не является, однако, действительным в ней (durch den philosophischen Gedanken zwar vergewissert oder erweckt, nicht auch selbst in ihm schon wirklich ist).

Мысль и выражение могут не обладать здесь в непосредственно сказанном и подразумеваемом тем, что составляет его подлинный смысл. Мысль лишь косвенно обращается на «я сам», которое есть в «коммуникации» как «историчное сознание» из «свободы»; оно приходит к себе в «пограничных ситуациях», удостоверяется в себе в «безусловных действиях» и находит исполнение как «абсолютное сознание». Оно не имеет существования, ни как «субъективность», ни как «объективность», но является себе в существовании посредством напряжения в полярности того и другого. В свою очередь, все эти слова, будучи не понятиями, но знаками (signa), не затрагивают никакого бытия, которое бы, став предметом, еще оставалось тем, что оно есть. Того, что должно быть схвачено (getroffen) в этих мыслях, нельзя найти при посредстве меня как сознания вообще. Для этого последнего, в среде которого, тем не менее, они только и могут выразить себя, они остаются непонятными. Ибо в них не схвачено никакое встречающееся существование (vorkommendes Dasein). Только в той мере, в какой я есмь я сам, они получают проверку и отголосок, отталкивание и усвоение. Там, где ищут оправдания в мире средствами всеобщего, просветление экзистенции должно молчать. Оно отрекается от самого себя, когда им пользуются для аргументации. Оно обращается от возможной экзистенции к возможной экзистенции (ибо оно хочет взывать и пробуждать), а не к сознанию вообще (ибо обосновать оно не может).

Если в просветлении экзистенции ведут речь психологически, то имеют в виду не душу как эмпирический объект, но то, что никогда не становится предметом психологии, однако что всякий раз есмь я сам. Это - не понимаемое, но открывающееся через понимание непонимаемое (Es ist nicht das Verstehbare, sondern das durch Verstehen sich offenbarende Unverstehbare). Если осуществляется трансцендирование от эмпирически-исторической индивидуальности, которая может стать объектом, к исторической глубине подлинного «я есмь», которое никогда не становится объектом, то действующая в этом трансцендировании экзистенция еще не есть бытие. Она не есть ни первый исток всего, а тем самым также и совершенно иного, не есть она и через себя самое: она постигает себя в своей свободе из своей данности, как существование во времени. Я сам не есмь ни только существование, ни безусловное бытие (Ich selbst bin weder nur Dasein noch das Sein schlechthin).

Таким образом, в этом изначальном трансцендировании ко мне я не знаю, что я есмь, но вступаю в некоторое осознавание этого «я есмь» (trete ein in ein Innewerden jenes „ich bin“). Мышление в рефлектирующем философском просветлении экзистенции в отношении к подобному трансцендированию не дает мне, правда, никакой объективной опоры, но делает возможным достижение большей светлости фактического трансцендирования. Экзистенциальная действительность и совершение мыслей, совпадающие в философском ориентировании в мире, поскольку здесь сама мысль есть в то же время изначальное трансцендирование, в просветлении экзистенции остаются разделенными, даже если они и весьма близко подходят здесь друг к другу.

Если в просветлении экзистенции ведут речь логически, то здесь меняется на противоположное (kehrt sich um) то, что в ориентировании в мире кажется самоочевидно значимым. Смысл категорий смещается. Особенное становится больше всеобщего; относительное для исторического знания становится формой абсолютного; глубочайшая укорененность в историчной ситуации есть подлинное становление собой (die innigste Verwurzelung in geschichtlicher Situation ist eigentliches Selbstwerden), тогда как простое возвышение во всеобщее означает изничтожение (Vernichtigung); я сам стою выше идеи, которой, правда, я, экзистируя, подчиняю себя как эмпирический индивидуум, служа ей в существовании, но которую я прорываю как экзистенция (ich selbst stehe über der Idee, der ich doch existierend mich als empirisches Individuum im Dasein dienend unterwerfe, die ich aber als Existenz durchbreche). Смысл истины становится другим; в просветлении экзистенции не имеет силы ни положение «существует одна истина для всех», ни положение «существует несколько истин». Но в становлении собою я в коммуникации с другой самостью осознаю истину, которая не всеобщезначима, и однако же больше, чем просто вода правильного, - а именно, ту единственную истину, которая есть истина для меня, потому что я безусловно следую ей.

Поскольку я трансцендирую к себе как подлинной самости, я есмь как экзистенция с экзистенциями, но я не могу (как соблазняет думать подобное утверждение) наблюдать за экзистенциями, как стоящее вне их сознание вообще. Сознание вообще в своем объективном рассмотрении вовсе не видит экзистенции. Она действительна только для экзистенции в коммуникации. Философствование в просветлении экзистенции означает не приобретение знания о другом, но путь откровения существенного бытия в возвращении к себе самому (Philosophieren in der Existenzerhellung bedeutet nicht den Erwerb des Wissens von einem Anderen, sondern den Weg der Offenbarung wesentlichen Seins im Zusichselbstkommen). Это именно бытие есть здесь само и не может еще раз повстречать себя самое. Кажимость экзистенциально-философского знания обо мне соблазнила бы меня к тому, чтобы устраниться от действительности; вместо того, чтобы действительно быть самим собою, я только утверждал бы о себе, что я есмь некоторое самобытие (statt wirklich ich selbst zu sein, würde ich nur ein Selbstsein von mir behaupten).

3. Трансцендирование в метафизике.

- Если я задавал вопрос о бытии, то не удавалось объективно познать бытие как единое, выдвинуть такое понятие-бытия, которое бы было настолько всеобъемлющим, чтобы охватить в себе все бытие, как его отдельные виды, или заключало бы эти виды в своей целости (Ganzheit), как моменты.

В науках мы обращаемся к бытию, как к существованию в его множественности. Науки тем решительнее овладевают своей истиной в ясности постижимого (Faßliche), чем решительнее в то же время они замечают свои границы и приготовляются к просветлению непостижимого (Unfaßliche).

Перед лицом этих границ экзистенция прорывает имманентность сознания. В коммуникации я удостоверяюсь в экзистенциальном бытии (existentielles Sein), но как раз в ней я не достигаю бытия, как единого. Ибо мы есмы из истока с другим истоком (wir sind aus einem Ursprung mit anderem Ursprung). Покой единого бытия открывается - если вообще открывается - только как трансценденция.

К ней и направляется последнее трансцендирование. Это трансцендирование возможно только для экзистенции, приходящей к себе из существования. Предметность, в которой является трансценденция, прозрачна только для экзистенции, и в то же время она исчезает (ist verschwindend) как предметность; ее нет для теоретического сознания вообще, для которого эти предметы даны нечетко (opak) и суть не более, чем только предметы. Это означает: откровение (Offenbarwerden) трансценденции привязано к ее явлению в существовании, в котором бытие остается разорванным и в котором его можно искать и охватить его как единое только на почве историчности экзистенции, встречающей себя здесь как множество (das Offenbarwerden der Transzendenz ist gebunden an ihre Erscheinung im Dasein, in der das Sein zerrissen bleibt und nur auf dem Boden der Geschichtlichkeit der als vielfache sich begegnenden Existenz als das Eine gesucht und ergriffen werden kann).

Возможность этого трансцендирования отрицает закон сознания: Все, что есть, поскольку оно существует для меня, должно существовать для моего сознания, которому оно становится насущно предстоящим (Alles, was ist, sofern es für mich da ist, muß für mein Bewußtsein da sein, dem es gegenwärtig wird). Правда, я, как эмпирический индивидуум в мире, должен привходить, чтобы участвовать в этом мире. Но этого участия я достигаю только, вступая во всеобщее единое «сознание вообще». Я трансцендирую по ту сторону особенных и определенных понятий о мыслимом в качестве существующего сознании к тому объемлющему сознанию (umgreifendes Bewußtsein), которое служит выражением последней границы мирового бытия вообще, и с которым не соседствует никакое другое бытие, как несознание. Мы лишь по видимости можем мыслить такое существование, которое не существует как объект для некоторого сознания. Несомненно, в мире существует бесконечно много такого, чего никто не знает и не воспринимает. Но если я мыслю его существование, то я сразу же примысливаю некоторое сознание, для которого оно было бы этим существованием. Его бытие уже есть возможность быть воспринятым и познанным как существование. Существование в себе, которое ни само себя не знает, и не известно и не может быть узнано другими, есть мысль, которую невозможно мыслить (Ein Dasein an sich, das weder sich selbst kennt noch von anderen gekannt wird oder gekannt werden kann, ist ein unvollziehbarer Gedanke). Если я мыслю некоторое бытие, то я сразу же мыслю его как возможность существования для некоторого сознания.

Таким образом выясняется закон сознания: Все, что имеет для нас характер бытия, должно быть имманентно сознанию или как предмет, или как переживание. Поскольку мы не можем вымыслить иного бытия, кроме сознания (da ein anderes Sein als Bewußtsein für uns unausdenkbar ist), и если бы оно было мыслимо, оно было бы для нас таково, как будто бы его не было, «закон сознания» высказывается также так: «все есть сознание», и его называют «законом имманентности», чтобы отклонить любую мысль о трансценденции, как противоречащую ему.

Закон сознания относится к числу тех законов философии, которые отличает аподиктическая простота. Он не только решительно очевиден; он соблазнителен также удобством употребления, которое мы можем найти для него. При помощи мнимо доказательной формальной силлогистики с его помощью можно, не прислушиваясь к сознанию возможной экзистенции, уничтожить все то, что желает вырваться за эти пределы. Он имеет огромную власть над сугубо-доказательным мышлением, он парализует крылья философствующего мышления, потому что приковывает его к области сознания как существования. Впрочем, преодолеть этот закон при помощи столь же простой мысли не удается. Категории «явления» трансценденции в сознании или «указателя», указывающего на нечто несуществующее, в самом деле не отличаются логической убедительностью. Именно здесь не находит ничего убедительного формальная мысль, но такую убедительность обретает только исполненная мысль, как выразительное средство истины, укорененной не в пустой мысли как таковой, равно как и не в чем-то зримом, но в возможности экзистенции.

Граница этого закона не может быть обнаружена через утверждение некоторого воображаемого объекта. Эта граница есть, скорее, единственно лишь не имеющая объекта самодостоверность в свободе и безусловности. Правда, мы говорим о сознании экзистенции и об опыте свободы. В самом деле, этот опыт представляется действительным в сознании, которое, в свою очередь, становится объектом. Но сознание экзистенции для рассмотрения не существует для этого последнего как то, чем оно действительно было. Свобода непредметна и неисследима (Freiheit ist nicht gegenständlich und nicht zu erforschen). Ее следует лишь делать (ist zu tun) в той изначальной самодостоверности, которая уже не спрашивает более об объективном обосновании, которого в тотальном смысле никогда нельзя дать здесь. Я не пытаюсь установить свое бытие на пути исследования в мире, в котором это бытие не встречается (nicht vorkommt). Чтобы говорить о нем, уже нужен иной способ предъявления (Vergegenwärtigung), отличный от того способа, в котором должны совершаться предметные рассмотрения. Только там, где этот путь ведет меня от рассмотрения сознания к просветлению экзистенции, впервые закладывается основа (der Grund gelegt) для метафизического мышления.

Экзистенция, являясь себе в сознании, постигает (faßt) мысль о трансцендентном, которое не есть в сознании, но выходит за его пределы как нечто совсем иное. Трансценденция - это бытие, которое не есть существование в сознании, и не есть также экзистенция, но превосходит все. Оно есть абсолют в противоположность конечности, отнесенность (Bezogenheit) и незамкнутость всего, что есть для сознания и в сознании. Это понятие трансцендентного имеет в виду не то, что, скажем, превосходит имеющийся у меня в данное время опыт (meine gegenwärtige Erfahrung), но что принципиально, по своей возможности, могло бы стать содержанием моего опыта, - нет, трансцендентно то, что абсолютно никогда не может стать предметом, как становится им всякое существование, и никогда не становится присущим для сознания в настоящем (bewußtseinsgegenwärtig) как оно само, как становится такой возможная экзистенция.

Если мысль о трансценденции формально дана там, где говорят, определяя границы и сугубо негативно, без какого-либо исполнения мысли: сознание и являющаяся в сознании экзистенция -это не всё, - то все же то, на что нацелена эта мысль, в ее исполнении вновь делается имманентным. Трансценденция может на историческое мгновение стать наличной (gegenwärtig sein) для определенной экзистенции в абсолютной предметности, как подлинная действительность; однако она не остается предметной, но она именно есть в исчезновении предмета. Ибо экзистенция не только постигает в сознании себя самое как незавершенную, но постигает также во всяком облике трансценденции недостаток ее сознания. Можно сказать: Хотя всякое мышление из возможной экзистенции желает получить наибольшее распространение в знании и фантазии, но только для того, чтобы иметь возможность в конце концов разрушить себя самого; сознание, постигая себя в своем глубочайшем основании, хочет уничтожить себя, если абсолют есть трансцендентное.

Поэтому, хотя каждое подлинное философствование отвергнет закон сознания, но в то же самое время оно признает его в полноте его силы против всякого суеверия и колдовства, которое желало бы при творно представить (vortäuschen) трансценденцию как некоторое особенное существование. Ибо любой объект, когда он имеется в виду как таковой, есть тотчас же снова только особенное нечто в мире. Трансцендирование, как явное и подлинное трансцендирование, нашло бы не вещь, существующую рядом с другими вещами здесь, в мире, или вне мира, но оно сделало бы в мировом существовании нечто такое, что проявляет в нем большее, чем существование, и большее, чем экзистенция (Transzendieren als ein ausdrückliches und echtes würde kein Ding finden, das hier in der Welt oder außer der Welt neben anderen Dingen ist aber es würde im Weltdasein etwas tun, was mehr als Dasein und mehr als Existenz zur Gegenwart bringt).

Невозможность мыслить и познавать трансценденцию как абсолют, так называемое отрицательное богословие с древних времен выражает тем, что, говоря об абсолюте, пользуется для этого отрицательными высказываниями: абсолют непространственен, не временен, он не есть мышление, не есть бытие, не есть ничто и т.д. Поскольку к абсолюту невозможно подступиться также и с помощью таких категорий, как «смысл» или «целость» или «дух», эти категории, как и все прочие категории, служат отрицательному богословию, как будто бы они на мгновение могли приблизиться к абсолюту, однако же так, что действительный акцент ставится на отмене всякого определения (Rückgängigmachen), вследствие которого абсолют выясняется в своей превозмогающей непостижимости (überwältigende Unfaßlichkeit).

Это отрицание есть диалектическое отрицание. Нельзя сказать, что абсолют не есть, поскольку ведь все может быть им. Кроме того, всякое высказывание ложно предполагает как существующее такой абсолют, о котором следовало бы высказать нечто, всё равно, положительно или же отрицательно; стало быть, это высказывание должно теперь аннулировать себя самое также и как высказывание вообще. Мы не можем ни мыслить трансценденцию как Бога, который был бы отдельным существом, в отрыве от мира (ein einzelnes Wesen... losgelöst von der Welt), ни сказать, что всё трансцендентно, что Бог как бытие есть совокупность всего (der Inbegriff von allem). Эта диалектика приводит к постоянным противоречиям. Разрешение этих противоречий отменило бы для нас саму трансценденцию.

4. Три способа трансцендирования взаимосвязаны (gehören zueinander).

- Трансцендирование в ориентировании в мире приводит сознание бытия в витание (Schweben) бесконечной возможности. Тяга сознательного существования к прочности противится этому расслаблению (Lockerung), в котором все для нас как бы утрачивает почву под ногами.

Трансцендирование в просветлении экзистенции осуществляет в приобретенной таким образом разомкнутости (Gelöstheit) бытия призыв (Appell) к свободе самобытия. Существование сопротивляется этому призыву, поскольку оно не хотело бы быть подлинно свободным.

Метафизическое трансцендирование заклинает бытие для экзистенции. Экзистенция упрямо не приемлет (trotzt) этого бытия, лишающий самостоятельности ее собственный исток; или в единстве со своим основанием она пугается иллюзии, которая, как кажется, замыкает то, что подлинно есть, в область объективности, и тем самым вносит мошенническую многозначность в то, что, как единое, она только и осознает как истинное (oder einig mit ihrem Grunde scheut sie die Täuschung, welche in Objektivität zu bannen scheint, was eigentlich ist, und dadurch in den Schwindel der Vieldeutigkeit bringt, was ihr allein als das Eine gegenwärtig wahr ist).

Источниками победы над любым сопротивлением бывают для трех видов трансцендирования не вопросы сами по себе, но только вопросы как экзистенциальные побуждения. Для ориентирования в мире этот импульс таков: Я должен познать мир, чтобы увидеть, что есть бытие! Для просветления экзистенции: Я прихожу к себе самому только с другим и через мир, в котором я действую: Все дело за мной (Ich komme zu mir selbst nur mit dem Anderen und durch die Welt, in der ich tätig bin: Es kommt auf mich аn). Для метафизики: Я могу искать Бога.

Философствование прекращается, если ослабевает один из этих импульсов. А потому, философствуя, я собственным исследованием и видением вступаю в науки ориентирования в мире; я стараюсь, чтобы моя жизнь была подлинной жизнью; я открыт для прозрачности вещей (Philosophierend trete ich darum in die Wissenschaften der Weltorientierung durch eigenes Forschen und Sehen; ich mühe mich um die Echtheit meines Lebens; ich bin offen für die Transparenz der Dinge). Без экзистенции ориентирование в мире лишилось бы смысла, а трансценденция превратилась бы в суеверие. Без ориентирования в мире экзистенция стала бы пустой точечностью (Punktualität), трансценденция осталась бы лишенной материала языка. Без трансценденции экзистенция утратила бы подлинное самобытие, а ориентирование в мире потеряло бы возможную для него глубину. Человек - это возможная экзистенция, которая ориентируется в мире как сознание вообще и через мир соотнесена с трансценденцией (Der Mensch ist mögliche Existenz, die sich als Bewußtsein überhaupt in der Welt orientiert und durch die Welt auf Transzendenz bezogen ist). Деловитость, самобытие, чтение шифров существуют только одно вместе с другим и одно через другое.