Флетч и Мокси

ГЛАВА 25

– Похоже, ты не выспался, – Мокси смотрела на него с гамака, висящего на балконе второго этажа Голубого дома.

– Да, спал я неважно, – признал Флетч.

Без четверти шесть он уже лежал в постели, но заснуть так и не смог. Вслушивался в тишину дома, и поднялся в половине девятого, когда пришли Лопесы. С улицы доносилось шуршание шин проезжающих грузовиков и автобусов, изредка – визг тормозов. Мокси потянулась, зевнула.

– Думаю, сегодня неплохо поплавать под парусом, – добавил Флетч. – Мы можем взять напрокат катамаран.

– Отличная идея.

Тут раздался звон разбившегося стекла. На улице перед домом поднялся крик.

– Оставайся здесь, – бросил Флетч Мокси, а сам обогнул угол, благо балкон окольцовывал дом.

Там он столкнулся с Джерри и Стеллой Литтлфорд. Они смотрели на улицу. При появлении Флетча повернулись к нему. На их лицах отражались изумление, боль, горечь, замешательство. Они промолчали.

У тротуара перед Голубым домом стояли два старых школьных автобуса, три грузовика для перевозки скота, несколько микроавтобусов, пять или шесть допотопных автомобилей. На каждом автобусе под окнами чернела надпись: СПАСЕМ АМЕРИКУ.

Люди, приехавшие на этих колымагах, толпились между ними и Голубым домом. Некоторые были одеты в длинные белые балахоны, с прорезями для глаз в капюшонах. Другие – в коричневые рубашки и брюки, дополненные черными сапогами, галстуками и нарукавными повязками с красной свастикой. Мужчин сопровождали женщины в простеньких, из хлопчатобумажной ткани, платьях и дети.

– Посмотрите на детей, – воскликнула Стелла. Несколько мужчин деловито доставали из автобусов плакаты и раздавали остальным. Надписи не отличались разнообразием: СОХРАНИМ АМЕРИКУ БЕЛОЙ, ГОЛЛИВУД ПРОДАЕТ АМЕРИКАНСКУЮ ДУШУ, НЕТ СМЕШЕНИЮ РАС. На одном и вовсе значилось: «НЕ ДОПУСТИМ МОНГОЛОИЗАЦИИ!» Плакаты эти держали не только мужчины в белых балахонах, но и женщины, и дети.

– Полагаю, речь идет обо мне, – процедил Джерри Литтлфорд.

– Нет, – покачала головой Стелла. – Обо мне. Стоящие слева тридцать неонацистов пытались изобразить из себя военизированное подразделение. Мужчина с красной лентой на шляпе что-то кричал, пытаясь выстроить их на тротуаре.

Подошла Мокси, встала рядом с Флетчем.

– Должно быть, эти люди ехали всю ночь, – заметил Флетч.

– Это не люди, – отрезала Мокси.

С улицы неслись крики: «Да это же Мокси Муни! Сука! Проститутка! Уж не Джерри Литтлфорд рядом с ней?» За криками последовал камень, ударился о стену за их спинами, упал на балкон.

Флетч повернулся к Мокси.

– Ты не знала, что еще есть люди, которые не любят негров? Ты думаешь, что все уже стали мудрыми и полюбили ближнего своего, как самого себя? К сожалению, до этого еще дело не дошло. На телевидении, возможно, но только не в реальной жизни.

– Психи, глупцы, трусы, – фыркнула Мокси.

Неонацисты выстроились-таки в два нестройных ряда, и мужчина с красной лентой на шляпе выступил вперед, дабы произнести речь.

– Мы знаем, что все это значит! Мы знаем, что творится вокруг! Мы знаем, что происходит в мире! Кто управляет Голливудом, в котором снимают все эти фильмы? Евреи! Кто издает газеты, которые рекламируют эти фильмы? Евреи! Кому принадлежат кинотеатры, где показывают эти фильмы? Евреям! Кто владеет телекомпаниями, которые приносят эти фильмы в наши дома, отравляя умы наших детей? Евреи! А кто платит евреям? Коммунисты! Евреи не признают смешанных браков. О, нет... они женятся только на своих. Если же они идут против желания своей семьи, их изгоняют. И русские женятся только на своих. А евреев высылают из страны...

Мокси хихикнула.

– Странная, однако, ситуация.

Из домов, кафетериев, пансионов, переулков на Дувэл-стрит подтянулись местные жители и туристы. Они не приближались к приехавшей группе. У многих от изумления широко открылись глаза, кое у кого даже отпала челюсть. Их собиралось все больше. Какая-то женщина крикнула:

«Ведите себя прилично!» Появились рыбаки. Настоящие и рыбаки-спортсмены. Флетч узнал двух или трех человек, что вчера слушали лекцию Фредерика Муни в «Грязном Гарри».

Смуглокожий мальчуган лет восьми, похоже, с примесью кубинской крови, уселся на землю, скрестив ноги по-турецки, позади одного из мужчин в белом балахоне. Достал из кармана белых шорт зажигалку. Пять или шесть раз крутанул колесико, прежде чем добыл огонь. Поднес зажигалку к белому балахону.

– ...земля свободы...

Мужчина подпрыгнул, попытался рукой потушить пламя, дал парнишке крепкого пинка, от которого тот отлетел в канаву. Ударил его снова, на этот раз по голове. Женщина попыталась схватить его за балахон. Он продолжал пинать мальчишку.

Толпа набросилась на людей, которые ехали всю ночь. В них полетели камни. Откуда-то взялись палки. На коже и белых балахонах все чаще появлялась кровь. Женщины кричали, по-испански и по-английски. Мужчина в шляпе с красной лентой приказал своей гвардии проложить путь сквозь вопящую, ощетинившуюся палками и кулаками толпу. Гвардия вступила в бой. Били их от души.

Наконец, издалека донесся вой полицейских сирен.

Флетч коснулся локтя Мокси.

– Пошли.

– Куда?

– Мы же собирались поплавать под парусом. Для морской прогулки лучшего дня не придумаешь.

На лестнице они столкнулись с Эдит Хоуэлл. В халате, с чашечкой кофе в руках, она поднималась на балкон.

– Никак не могу взять в толк, как можно быть евреем и коммунистом одновременно. Дерево и камень далеко не одно и тоже. Человек или коммунист, или еврей...

– Больные люди, – покачала головой Мокси.

Лопес встретил их в холле. В белом пиджаке, белых брюках.

– Мистер Флетчер, звонит мистер Стилл. Обещает уволить меня, если я не подзову вас к телефону.

Из столовой, с чашечкой кофе, вышел Сай Коллер.

– Мы – участники международного заговора? – спросил он Мокси.

– Брось им сценарий, Сай, – ответила Мокси. – Пусть они убедятся сами, сколь он плох.

– Если б Питермана не убили, я бы подумал, что за всем этим спектаклем стоит он. Ради рекламы продюсеры готовы на все.

– Вы сказали Стиллу о том, что творится на улице? – спросил Флетч Лопеса.

Оттуда доносились завывание сирен и истерические крики.

– Нет.

По коридору Флетч прошел в биллиардную, затем – в кабинет.

Снял трубку, поднес к уху.

– Доброе утро, Тед. У нас прекрасная погода. Собираемся вот поплавать под парусом.

– А почему я слышал сирены?

– Сирены?

– Да, да. Полицейские сирены. Пока ты не взял трубку.

– Не может быть.

– И людские крики. Почему кричат?

– Скорее всего, помехи на линии.

– Что у вас происходит, Флетч?

– Мы как раз садились за стол, чтобы позавтракать.

Разбилось еще одно стекло.

– А это что такое? – спросил Тед Стилл.

– О чем вы?

– Какой-то резкий звук. Словно разбилось стекло.

– У вас не в порядке телефон.

– Такое впечатление что кто-то хочет разгромить мой дом.

– Подергайте лучше за провод. Возможно, помехи исчезнут.

– Флетчер, я же просил тебя убраться из моего дома. Вместе со всей честной компанией.

– Да, вы просили, Тед.

– А ты все еще там.

– Отдыхаю в мире и покое.

– В утреннем выпуске новостей сообщили, что ты все еще в Голубом доме.

– Кстати, Тед. В какое время увозят мусор? Вдруг Лопес забудет выставить мешки.

– Я хочу, чтобы ты убрался из моего дома ко всем чертям! – прокричал Стилл.

– Успокойся, Тед. Стоит ли так волноваться из-за помех на линии.

– Хорошо, Флетчер. Я приеду сам. С дробовиком. И если к тому времени ты не уберешься...

– Между прочим, Тед, вы никогда не говорили мне, что половина вашего ранчо принадлежит Мокси Муни.

На другом конце провода воцарилась тишина. Зато с улицы донеслись три выстрела.

– Я случайно узнал об этом сегодня утром, – продолжил Флетч. – А мне-то казалось, что вы незнакомы.

– Мисс Муни вкладывала деньги в «Пять тузов». А что, собственно, тебя волнует?

– Да ничего. Но мне странно слышать, что вы хотите выгнать из своего дома двух ваших финансовых компаньонов, Мокси и меня.

– Флетчер... – Тед Стилл тяжело вздохнул. – Я не знаю, что ты затеял. Но мой дом, я чувствую, перевернут вверх дном.

– Моей вины в этом нет.

На пороге кабинета возникла Мокси, с округлившимися глазами.

– Стеллу Литтлфорд зашибли.

– Извините, Тед, – бросил Флетч в трубку. – Мне пора.

– А что я только что услышал? – завопил Стилл. – Кого зашибли?

– Вы все перепутали. Тут разбили яйцо, которое хотели сварить всмятку. Теперь мне придется есть яичницу, – он положил трубку на рычаг и последовал за Мокси.

В холле Стелла Литтлфорд сидела на полу, привалившись спиной к стене, прижимая руки ко лбу. Сквозь пальцы сочилась кровь.

Над ней суетился Сай Коллер.

– Наверняка придется накладывать швы, – поделился он с Флетчем своими наблюдениями.

Входная дверь была распахнута. Над улицей висело облако слезоточивого газа. Перед Голубым домом остались лишь сваленные заграждения, которыми полиция хотела остановить заезжую компанию, да один коричневорубашечник, сидевший на тротуаре примерно в той же позе, что и Стелла Литтлфорд, так же схватившись руками за разбитую голову. Тут и там валялись изорванные белые балахоны.

Справа, однако, в некотором отдалении от Голубого дома и слезоточивого газа, продолжалась драка. Мелькали кулаки, к небу возносились проклятья.

Напротив Голубого дома, сухощавый рыбак деловито вспарывал ножом шины автобусов и грузовиков.

Джерри Литтлфорд вбежал в холл в сопровождении двух парней с носилками. Его глаза покраснели от слезоточивого газа.

– Стеллу хватили по голове бутылкой, – пояснил он Флетчу.

К крыльцу Голубого дома подъехала машина «скорой помощи». В холле миссис Лопес приносила Мокси мокрые тряпки, которая та передавала Саю Коллеру, а последний прикладывал к голове Стеллы. Молодые люди, пришедшие с носилками, оборвали этот процесс. На рану наложили сухую марлевую прокладку и закрепили пластырем, Затем они помогли Стелле лечь на носилки.

– Хотите, чтобы я тоже поехал в больницу? – спросил Флетч Джерри Литтлфорда.

– Нет.

– Тогда пусть едет Сай.

– Не надо.

– Как вам угодно, – пожал плечами Флетч. – До скорого.

Джерри последовал за парнями с носилками. Флетч постоял на крыльце, наблюдая, как носилки вкатывают в машину «скорой помощи».

– Смотри под ноги, – предупредил он подошедшую к нему Мокси. – Везде разбитое стекло.

Кто-то разбил на крыльце недопитую бутылку рома. Кроме осколков темнели лужицы вышеуказанного напитка.

От легкого ветерка концентрация слезоточивого газа на Дувэл-стрит быстро падала. Визжащую толпу полиция оттесняла назад, к Голубому дому, с тем, чтобы, как догадался Флетч, затолкать их в автобусы и грузовики, на которых те прибыли. Плакаты демонстрантов порвали, у многих одежда превратилась в лохмотья. Дубинки полиции, однако, работали без устали.

И тут с балкона Голубого дома загремел хорошо поставленный, знакомый всей Америке голос.

– Восемьдесят семь лет тому назад отцы-основатели...

– О, Боже! – ахнула Мокси.

Люди на улице подняли головы. Фредерик Муни! Драка разом прекратилась.

– ...возвестили о появлении нового государства...

– Фредди просто душка, – Флетч потянул Мокси в холл. – Пошли на море.

Они прошли через дверь черного хода. Даже во дворе они слышали, как Муни декламировал «Геттисбергское обращение» <Знаменитая речь Авраама Линкольна.>. Других звуков с улицы не доносилось.