Флетч и Мокси

ГЛАВА 37

Флетч постучал в дверь комнаты Фредерика Муни и вошел, не дожидаясь приглашения.

Муни сидел в кресле, сложив руки на коленях и молча смотрел на Флетча.

– Давно вы не пьете? – спросил Флетч.

– Больше трех лет.

Дорожная сумка стояла на полу у кровати. Флетч наклонился, достал одну из бутылок. Выдернул пробку, понюхал содержимое.

– Яблочного сока в большинстве баров не найти, – пояснил Муни.

Флетч поставил бутылку на комод.

– Вы потрясающий актер.

– По-моему, вы и так это знали, – Муни уселся поудобнее. – Конечно, у меня было преимущество. Если к кому-либо приклеили ярлык «пьяница», так уж до самой смерти.

– Мокси сказала, что вы были пьяны, когда она приехала в свою квартиру в Нью-Йорке.

– Я просто создал соответствующую обстановку, понимая, что она обязательно заявится. Пустые бутылки, грязные, липкие стаканы...

– Но почему?

– Я хотел видеть ее, сам оставаясь невидимым. От трезвого Фредерика Муни она отгородилась бы стеной. Я слишком долго не подпускал ее к себе. А потому и она бы держалась со мной чисто формально. Вот я и решил, что лучше всего прикинуться беспросветным пьяницей. Перед таким отцом Мерилин будет держаться естественно. И за последние несколько недель я узнал, какая у меня чудесная дочь.

– Но она вас так и не узнала.

– Это неважно.

– Значит, находясь в нью-йоркской квартире, вы все выяснили. Насчет Питермана...

– Конечно. Я даже прочел сценарий «Безумия летней ночи». Я понял, что происходит. Видите ли, Флетч... – Флетч в изумлении уставился на него. Он не мог осознать величия сидящего перед ним гения. Питерман, Питеркин, Питерсон, Паттерсон, как только не обращался к нему Фредерик Муни, прекрасно зная, как его зовут. – ...Когда мне было чуть больше двадцати, меня чуть не погубил один из таких вот шарлатанов-менеджеров. Пять лет меня таскали по судам. А ведь я доверял этому человеку, как самому себе. Я не мог спать, не мог работать, чувствовал себя таким слабым, таким беззащитным. А слабому и беззащитному совсем не до творчества. Должен быть какой-то закон, защищающий артистов, художников, поэтов. Таких, как я, не так уж много, жизнь наша коротка, энергия ограничена. И мы не можем растрачивать ее на адвокатов, играющих в свои бумажные игры. Нечто похожее повторилось и когда мне было около сорока. Если б я знал тогда то, что мне известно теперь... наверное, я убил бы человека, который пытался оторвать меня от дела.

– Вместо этого вы убили Питермана.

– Как отец, я сделал для Мокси не так уж и много. Я не хотел, чтобы ее таскали по судам, унижали, выставляли круглой дурой, мешали работать, пережевывали подробности ее личной жизни. Я пытался оградить ее от всего этого.

– Как вам это удалось?

– Я – актер. Который может сыграть любую роль.

– Вы можете скакать на лошади, как индеец, и управляться с пистолетом, словно он – продолжение вашей руки...

– Вы слышали мою лекцию в «Грязном Гарри», – взгляд Муни скользнул по вершинам пальм за окном. – Я всегда был хорошим учеником.

– Только что, когда они уводили Мокси, мне вспомнился ее рассказ о том, что в молодости вы даже работали в цирке, участвовали в номере с метанием ножа. И только после этого до меня дошло, что за бутылки из-под яблочного сока нес в мусорном ведре Лопес.

– Просто удивительно, с какой быстротой возвращаются прежние навыки, если бросаешь пить, – улыбнулся Муни. – Надо сказать, что я никогда не налегал на спиртное. Образ пьяницы я создавал специально. Чтобы публика гадала, пьян ли я в стельку или смогу доиграть спектакль до конца. Кажется, Кин <Кин, Эдмунд (1787Д1833) – известный английский актер. Блестяще играл в пьесах Шекспира.> использовал тот же трюк. Это про него говорили: «Сам он не мог так блестяще сыграть, но в него вселился какой-то бог». Так что интерес к моему «Гамлету» или «Королю Лиру» со временем не угасал, а только рос. Поверьте мне, возлюбленный и друг моей дочери, сильно пьющий актер не смог бы делать то, что делал я. И уж конечно, я не снялся в двадцати или тридцати фильмах, не отдавая себе отчета в происходящем. Но люди готовы поверить всему...

– Мистер Муни, как вы сумели его убить? Везде же стояли камеры.

– Я превратился в мусорщика. Лохмотья, растрепанные волосы, борода. Есть такие личности, слоняющиеся по съемочной площадке, подбирающие с песка где банку изпод пива, где пустую пачку сигарет. Эдит Хоуэлл попросила меня вынести из ее трейлера ведро с мусором. Не попросила, потребовала. Назвала старым бездельником, потому что я еле двигался, волоча ноги. На леди она не тянет, эта Эдит Хоуэлл.

– Она положила глаз на ваши миллионы.

– Она не могла смотреть, куда следует, и на сцене. Буквально сводила меня с ума, когда мы играли «Пора, господа, пора».

– И у вас есть миллионы долларов?

– Конечно.

– Много миллионов?

– Почему нет? Профессия актера приносит немалый доход. Не щадя себя, я работал всю жизнь, и за мой труд мне хорошо платили. Вкуса к дорогим покупкам я не приобрел. Жил, в основном, в отелях.

– Мокси полагает, что вы разорены.

– Такие мысли согревали ей душу.

Флетч вздохнул.

– Так вот, в облике мусорщика я наблюдал за подготовкой съемочной площадки для «Шоу Дэна Бакли». Вы думаете, я не знаю, как оказаться вне поля зрения объектива? Я подошел к заднику со стороны моря. Медленно, зигзагом. Ни разу не попав на пленку. Ветер, на мое счастье, был несильным. Задник едва колыхался.

– Почему вы бросили нож в спину Питермана сразу после того, как Мокси прошла мимо него?

– Правда? Я этого не знал. Я не наблюдал за тем, что делается на площадке, только так я мог остаться невидимым. Нож я бросил, как только ветер развел части задника, на короткое мгновение образовав в нем щель.

– А затем тем же зигзагом вернулись к кромке воды.

– Да. И в бар, где вы меня нашли, попал двумя часами раньше. Убедив бармена, что пришел к нему уже крепко выпивши.

– И никто не подумал, что вы способны на такое.

– Включая и вас.

– Как же вам удалось с такой легкостью скрыться со съемочной площадки?

– В конце концов, я – Фредерик Муни.

– Да. Я слышал.

– Попросить меня остановиться, назвать свою фамилию, расписаться при входе и выходе – это уж чересчур. Кое-какие правила писаны не для меня, знаете ли.

Флетч покачал головой, хохотнул.

– В «Грязном Гарри» есть большая черная собака, которую зовут Император. Я видел ее, когда пришел туда следующим вечером. А сначала мне подумалось, что она привиделась вам вместо розового слона.

– Флетч... я могу называть вас Флетч, не так ли?

– Даже не знаю. Я уже привык к Питеркину.

– Не хотите ли выпить со мной?

– Вы серьезно?

– В сумке есть еще одна бутылка. С настоящим коньяком. Стаканы в ванной.

– Конечно, выпью.

Разлив коньяк, Флетч поставил бутылку на комод рядом с первой и протянул один стакан Муни.

– За вас, мистер Муни. Я счастлив, что мне удалось познакомиться с вами.

– За вас, мистер Флетчер. Я думаю, вы сделали все, что смогли.

Выпив коньяк, Флетч посмотрел на Муни.

– Вы надеялись выйти сухим из воды?

– Нет, – без малейшего колебания ответил Муни. – Я ожидал, что меня поймают.

– Тогда зачем вы так тщательно подготавливали убийство?

– Я привык все делать хорошо. Кроме того, всеобщее замешательство позволило мне еще несколько дней побыть с Мерилин.

– А что вы намеревались предпринять после того, как полиция вышла бы на вас?

– Раствориться, Флетч. Раствориться в воздухе. Переодеться туристом, бродягой, священником и исчезнуть в людском море. Прекрасная старость, знаете ли. Я поселился бы неподалеку от уютного бара, посетителей которого не волнуют ни фильмы, ни спектакли.

– Теперь у вас ничего не получится. Они арестовали Мокси.

– Мне все равно не уйти, – Муни печально улыбнулся. – И вы тому виной. Вы все испортили. Посадили меня в самолет и выгрузили на краешке земли. Фредерику Муни из Ки-Уэст не выбраться. В Ки-Уэст Фредерик Муни не может арендовать самолет или яхту, переодевшись бродягой. У жителей Ки-Уэст слишком зоркие глаза. В первый вечер я пошел на разведку. И выяснил, что незамеченным покинуть Ки-Уэст мне не удастся. Я слишком много ходил, устал, а потому зашел в бар и прикинулся пьяным. Позволил полицейским отвезти меня домой. Из Ки-Уэст на материк ведет одна дорога, и Эдит Хоуэлл рассказала мне о всех мостах, – теперь уже Муни добродушно хохотнул. – Паршивец вы этакий.

– Извините. Вы знаете, что Питерман убил жену Маккензи? Сшиб ее на шоссе.

– Меня это не удивляет. Он погубил многих людей и едва ли остановился бы на достигнутом. Чем он занимался? Контрабандой наркотиков?

– Да.

– Понятно, – вздохнул Муни. – Когда в киоске, торгующим газетами и сладостями нельзя купить ни газет, ни сладостей, понимаешь, что хозяин делает деньги на чем-то другом.

Флетч поставил стакан на комод.

– Полагаю, нам с вами надо лететь в Форт-Майерс.

– Конечно, нельзя же слишком долго держать Мерилин за решеткой.

– Между прочим, – спросил Флетч, – а почему вы не сознались сразу, когда ее уводили?

– Вы мне, возможно, не поверите, но я остолбенел. У полиции было столько версий. Я думал, они еще не скоро остановятся на одной. Я не знал, что Мокси прошла за спиной Питермана за мгновение до убийства. В общем, я не нашел способа уберечь Мокси от ареста. Я же играл роль старого пьяницы. Как я мог сказать: «Я – трезв и убил Питермана». Мокси наверняка воскликнула бы: «О, черт!»

– Скорее, «О-би»!

– Они бы не сразу поверили мне. Занавес должен упасть, огни зажечься. Молодой человек, я знаю своих зрителей.

– Пойду заказывать самолет, – Флетч поднялся. Пустой стакан Муни стоял на подлокотнике кресла. Руки его вновь покоились на коленях. У двери Флетч обернулся.

– Еще одни вопрос, мистер Муни. Когда мы впервые встретились, в баре на берегу, вы сказали мне, что Мокси, Мерилин, возможно, убила человека, своего учителя.

Муни кивнул.

– Зачем вы мне это сказали... зная, что она не убивала Питермана?

– Чтобы отвести подозрения, особенно, ваши подозрения, от себя. Я знал, что Мерилин послала за вами. Я знал, кто вы такой, ее давний друг и любовник. А потому, вас труднее всего заставить поверить в то, что Мерилин виновна в убийстве. Я помог вам пройти этот путь, посеяв сомнение в вашей душе.

– Вы меня ослепили, – признался Флетч. – В голове у меня все перемешалось, – он взялся за ручку двери. – В этой истории есть хоть доля правды?

– Разве вы не спрашивали об этом Мерилин?

– Спрашивал.

– И она не убедила вас, что не убивала мистера Питермана?

– Нет, не убедила.

– Ах, эта Мерилин, – Муни, улыбаясь, покачал головой. – Умеет она удержать внимание аудитории.