ГЛАВА 6

Вымокнув до нитки под проливным дождем, Флетч замер на верхней ступеньке лестницы, ведущей на крытую веранду, узрев знаменитый профиль Фредерика Муни.

Он в одиночестве сидел за длинным столом, спиной к ревущему, в белых бурунах, Мексиканскому заливу. Кроме него на веранде небольшого кафе в Бонита-Бич никого не было. На столе перед ним стояла ополовиненная литровая бутылка. В руке он держал наполовину выпитый стакан.

Флетч прошел к стойке бара.

– Пиво.

– Предпочитаете какой-нибудь сорт? – спросил бармен, похоже, отставной военный.

– Мне без разницы. Лишь бы холодное.

Бармен достал из холодильника банку и поставил на стойку.

– Льет, как из ведра.

– Это точно, – Флетч открыл банку. – Давно появился у вас мистер Муни?

– Приехали за ним?

– Да.

– Пару часов.

– Много он выпил?

– Не знаю.

Флетч глотнул пива.

– Вы и не знаете?

– Он пьет из своей бутылки. Принес ее с собой. Коньяк «Фундадор», пять звездочек. У меня такого нет.

У ног Фредерика Муни стояла на полу дорожная сумка.

– И вы разрешаете приходить со своей выпивкой?

– Нет. Но он дает хорошие чаевые. И щедро расплатился за пустой стакан. Раз я в не в накладе, так чего жаловаться. В конце концов, он – Фредерик Муни.

С северо-запада до веранды докатился раскат грома. Порыв ветра обдал Муни брызгами дождя.

– Он приходит сюда каждый день?

– Нет. Я думаю, что он поочередно посещает все пивные заведения на берегу.

– И в каком он был состоянии, когда вы ссудили ему стакан?

– Пить он начал еще где-то. Ему потребовалось десять минут, чтобы подняться по лестнице. Потом мне пришлось усадить его за стол и принести снизу сумку. Подумать только, такой талантливый, знаменитый, и... – бармен открыл банку пива и себе. – Вы тоже актер?

– Да, – кивнул Флетч. – В данный момент.

– Я хочу сказать, вы из команды, что делает этот фильм, и пришли за мистером Муни. В каких фильмах вы снимались?

– »Солнце юга». Видели?

– С Элизабет Тейлор?

– Нет. С Мод Адамс.

– О, да. Помню.

– Он с кем-нибудь говорит? – Флетч кивнул в сторону Муни.

– Да, дружелюбие из него так и прет. Говорит с кем угодно. Обычно вокруг него роятся старушки. Да и молодежь тоже. Он читает стихи. Иногда громко.

– Способствует притоку клиентов?

– Это точно.

– Ходячая достопримечательность.

– Казалось бы, он должен жить на Ривьере. Суперзвезда. Он очень одинок.

– На Ривьере живут совсем не те, кому положено.

Флетч направился к столу, за которым сидел Муни. Тот даже не поднял головы. На севере сверкнула молния.

– Ваша дочь послала меня за вами, мистер Муни.

Муни по-прежнему не обращал на него ни малейшего внимания. Дыхание частое, неровное. Волосы и рубашка намокли от брызг.

Внезапно он заговорил негромким, но хорошо поставленным голосом.

– Нет, нет, нет, нет, – он посмотрел на Флетча. – Пойдем скорей в тюрьму. Вдвоем споем мы, как птицы в клетке. Когда попросишь ты моего благословления, я опущусь на колени и буду молить тебя о прощении.

Флетч сел за стол.

– Мы будем жить...

Муни продолжал декламировать, протянув руку к грозовому небу, обратив к нему лицо. Безумный взгляд его скользнул по Флетчу. Казалось, Муни сошел с ума.

В ужасе Флетч приложился к банке с пивом. По спине его пробежал холодок.

– Дело, в том... – Флетчу пришлось откашляться. – Я видел вас в «Короле Лире». Однажды. В Чикаго. Еще студентом. Не так уж и давно.

Муни скорчил гримасу.

– Только однажды?

– Да. Мне пришлось продать портативный радиоприемник, чтобы купить билет.

– Лир, – изрек Муни. – Роль, которую, по словам Чарльза Лэмба, нельзя сыграть.

Флетч поднял банку с пивом.

– За Чарльза Лэмба.

Руку, потянувшуюся за стаканом с коньяком, била дрожь.

– За Чарльза Лэмба.

Они выпили.

– Вы – актер? – спросил Муни.

– Нет.

– Что? – переспросил Муни. – Никогда не играли?

– У нас тут происшествие, – переменил тему Флетч. – На съемочной площадке. Человека зарезали.

Глаза Муни наполовину закрылись. Вновь он задышал часто, неровно.

– Убили, – добавил Флетч.

Муни откинулся на спинку стула. Оглядел стойку бара, крышу веранды, стену дождя. Глаза у него были огромные, с расширившимися зрачками, каждый вроде бы жил своей, независимой от другого жизнью. В одном отражались грусть и печаль, во втором – работа мысли. Пристально всматриваясь в его лицо, Флетч думал, как могло случится, что один глаз расположен у Муни ниже другого. То ли эта особенность – фирменный актерский прием, то ли – недогляд природы, присущий Муни от рождения.

– Не оскорбляй меня, – Муни еще не вышел из роли короля Лира.

– Вы меня слышите? Убили человека.

– Надеюсь, с Мерилин все в порядке?

– С Мерилин? Да. Но она сидела рядом с убитым.

– Кого убили?

– Стивена Питермана.

Муни нахмурился. Запустил пятерню в седые, курчавые волосы.

– Менеджера вашей дочери, продюсера.

Муни кивнул.

– Они записывали «Шоу Дэна Бакли». На съемочной площадке «Безумия летней ночи».

– Не пьеса в пьесе, – прокомментировал Муни, – но сцена на сцене.

– Именно на сцене, потому что происходило все в присутствии репортеров, с видеокамерами и фотоаппаратами.

– Но без зрителей.

– Их, действительно, не было.

– Каким отстраненным становится наше искусство. Мы уже играем не для людей, а для бездушного железа. Камеры. Аппараты. Питеркин?

– Питерман. Стивен Питерман.

– Питермана, значит, снимали, – Мунн осушил стакан. Трясущейся рукой потянулся к бутылке. – Так?

– Дело в том, что Мокси нас ждет.

– Мы только выпьем вместе, вы и я. Поговорим, кто там был, кого не было. Налейте себе чего-нибудь.

– У меня все есть.

Взгляд Муни с трудом сфокусировался на банке пива.

– Действительно, есть.

Он налил себе никак не меньше трех унций коньяку <Порядка ста грамм.>.

– Так кто этот Питербан? Полагаете, большая потеря для общества?

Флетч пожал плечами.

– Менеджер Мокси. Продюсер этого фильма.

– И как он умер?

– Его убили ударом ножа в спину.

Муни рассмеялся.

– Типично киношное убийство.

– Боюсь, ваша дочь прежде всего подпадет под подозрение.

– Мерилин?

– Да.

– Такое вполне возможно, – Муни раздумчиво смотрел на струи дождя.

Флетч замялся. Когда гений переходит черту, отделяющую трезвого от пьяного? Сидит ли он сейчас на веранде или полагает себя на сцене, в роли короля Лира? Думает о Корделии или о Мокси?

– Возможно, что?

– Убийство, – взгляд Муни вернулся к Флетчу. – Мерилин могла и убить.

Вновь Флетч почувствовал на спине холодок. А Муни уже уставился в стол.

– Она уже это делала.

– Делала... – У Флетча перехватило дыхание. Трижды волна накатила на берег, прежде чем к нему вернулся дар речи. – О чем вы говорите?

– Тот инцидент в школе, – ответил Муни. – Когда Мерилин было лет тринадцать, четырнадцать. В тот год ее любимый папочка решил посередине семестра перевести ее в школу в Англии. Кажется, в ноябре. Разумеется, никто понятия не имел, что предшествовало этому внезапному переводу. Я говорил, что мне хочется, чтобы моя дочь была рядом со мной. Но в тот год в Англии я не появлялся.

– Я знаю, что она провела год или два в Англии, – кивнул Флетч.

– Но вы не знаете, почему, – голос Муни звучал устало. Действительно, кому охота вспоминать дела давно минувших дней. – В частной школе, которую она посещала, ее педагог по курсу драмы... может, я смогу вспомнить его фамилию... – он отпил из стакана. – ...Не могу. Да это и неважно. Бедняга. Его нашли лежащим головой в школьном пруду. Ноги остались на берегу. Кто-то ударил его булыжником. Он потерял сознание и грохнулся в воду. Школьная администрация провела расследование. Только трех учениц видели в тот день неподалеку от пруда. В том числе и Мерилин. Знала его только она одна, остальные две не занимались в его классе. Мерилин была подающей в школьной бейсбольной команде, так что могла оглушить человека ударом кулака, особенно с зажатым в нем булыжником, – Муни икнул. Затем тяжело вздохнул. – Она не любила этого педагога. Сама писала мне об этом.

– Он мог поскользнуться...

– Он лежал лицом вниз. Ударили его по затылку. Несомненное убийство... и подготовленное. Найти виновного не смогли..., а убила его Мерилин. Ее допрашивали. Она и тогда была хорошей актрисой. Ей передалась отцовская кровь, знаете ли. Она с ней родилась. Ярко выраженная наследственность.

– И вы отправили ее в Англию, от греха подальше.

– Да, – медленно кивнул Муни. – Ее допрашивали, допрашивали, допрашивали. Против вопросов я не возражал. Но вот один или два ответа могли... – Муни смолк, не докончив фразы.

– Но, если она виновна в убийстве...

Муни вскинул голову.

– Она все равно моя дочь, черт побери. Ее ждало прекрасное будущее. В ней течет моя кровь. Талант нельзя губить, – он обмяк, расслабился. – Я не увидел в этом инциденте ничего особенного. Разбил же Одиссей голову своего учителя лютней. В жизни всегда наступает момент, когда приходится расставаться с учителем. У Одиссея и Мерилин расставание это прошло более драматично, чем у других.

– У нее возникли осложнения с Питерманом, – вставил Флетч. – Потому-то она и попросила меня приехать к ней.

– Что? – резко спросил Муни. – Вы хотите сказать, что не имеете отношения к кино?

– Нет. Я – репортер.

– Однако. Придется следить за своим языком. У меня берут интервью?

– Нет, нет.

– Вы меня оскорбляете. Почему нет?

– Потому что, сэр, вы пьяны.

– По вашему мнению... – Муни замолчал, мигнул. – Я пьян?

– Да, сэр. Это не оскорбление, но констатация факта.

– Я всегда пьян. Оскорбление тут не причем. Таков мой образ жизни. Спиртное никогда не мешало мне дать хорошее интервью. Или выступить на сцене.

– Я где-то читал, что в тридцати фильмах вы снимались пьяным в стельку, а потому ничего о них не помнили. Это правда?

Муни на мгновение задумался, потом резко кивнул.

– Правда.

– Разве такое возможно?

– Мне нравится смотреть фильмы, о которых я ничего не знаю. Особенно, с моим участием.

– И все-таки я не могу этого осознать. Как вам удавалось сниматься в эпизоде мертвецки пьяным, чтобы потом у зрителей, сидящих перед экраном, не возникало ни малейшего сомнения в том, что вы трезвы, как стеклышко?

– Отстраненность от жизни. Действительность. Искажение реальности. Понимаете?

– Нет.

– Однажды я снялся в фильме, действие которого разворачивалось в Анкаре. Год спустя я сказал репортеру, что никогда не был в Турции. Об этом раззвонили все газеты. Руководство студии заявило, что мои слова неправильно истолкованы. Я, мол, сказал, что никогда не был в индейке <По-английски Турция и индейка пишутся и произносятся одинаково – TURKEY.>, – Муни рассмеялся. – Конечно, я бывал в Турции. Прекрасная страна. Съемки – это пустяки. Занимают лишь несколько минут в день. Я всегда могу взять себя в руки.

– Всегда?

Глаза Муни полыхнули огнем.

– Хотите, чтобы я вам это продемонстрировал?

– Вы это уже сделали. Только что были Лиром, прямо на этой веранде.

– Был? Сейчас повторим, – лицо Муни закаменело. Он медленно, глубоко вздохнул. Веки его начали закрываться. – Что-то не хочется, – и он вновь отпил из стакана.

– Извините, сэр, что надоедаю вам. Во всем виновато мое чрезмерное любопытство.

– Это нормально, – весело отмахнулся Муни. – Я привык к тому, что вызываю интерес.

– Вы – знаменитость.

– Есть немного.

– Не пройти ли нам к машине? Дождь уже кончается.

– К машине! – трубным голосом повторил Муни. Огляделся. – Они отметили съемки? Маловато света?

– Налетела гроза. Проливной дождь. Гром. Молнии.

На лице Муни отразилось замешательство.

– Я думал, все это было в «Короле Лире».

– Пойдемте, – Флетч встал. – Ваша дочь ждет.

– Замешанная в убийстве...

– Что-то в этом роде.

– Интересно... найдется ли у нее черная вуаль?

– Не знаю. Нам пора.

– Эта бутылка... – Муни ткнул пальцем в сторону бутылки, – ...отправится в эту сумку, – он посмотрел направо, хотя сумка стояла у его левой ноги.

Флетч заткнул горлышко пробкой, поставил бутылку в сумку.

Рядом с тремя полными, одной пустой и каким-то тряпьем.

Муни допил коньяк из стакана, встал, покачнулся. Флетч ухватил его за руки.

– Уходите? – спросил бармен.

– Благодарю тебя, трактирщик, за отличную лошадь.

– Спокойной ночи, мистер Муни.

– Ваше величество не будет возражать против короткой прогулки.

Опершись на руку Флетча, Муни улыбнулся.

– Вам придется потерпеть мои причуды. Помолитесь за меня, забудьте и простите. Я стар и глуп.

Спуск по лестнице оказался делом не простым, но десяти минут им хватило.

Выйдя из-под крыши, Муни засмотрелся на берег, залив, дождь, словно никогда не видел их раньше.

– Мокрый выдался денек. Думаю, нора вернуться в отель и отдать должное сухому «мартини».

– Я думаю, вы вернетесь в отель и отдадите должное вашей дочери, – заметил Флетч.

Ответа не последовало, и Флетч усадил Муни на заднее сидение взятого напрокат автомобиля.

По пути в Вандербилт-Бич Фредерик Муни дважды приложился к бутылке и заснул.

Загрузка...