– Знаешь, Мокси, это уже чересчур, – возмущался режиссер в двубортном, из тонкой ткани, блейзере. – Если ты опаздываешь на вечеринку, можно ли ожидать, что ты будешь вовремя приходить на репетиции и спектакли?
– Нас задержал мост, – попытался защитить ее Флетч.
– Всех задерживает мост, – покивал режиссер. – Для того мосты и созданы.
– Нам пришлось задержаться на мосту, – поправила Флетча Мокси.
«Кэлоуквиэл», как и большинство театров, в период между спектаклями, являл собой нечто среднее между грязным складом и обедневшей церковью. На одной половине сцены лежал штабель досок. На второй стоял длинный стол с наполовину съеденными головками сыра и полупустыми бутылками. От сцены уходили вдаль ряды печальных, просиженных кресел, свидетели бессчетных слез и смеха, трагедий и комедий.
Когда Мокси и Флетч появились на сцене, остальные актеры и технический персонал впились в нее взглядами, профессионально оценивая, как она идет, как останавливается. Только режиссер поспешил ей навстречу.
– По крайней мере, ты жива, – подвел итог режиссер. – И ты здесь. Мы должны благодарить судьбу за ее маленькие подарки.
– И я выучила мою роль, – словно маленькая девочка, просюсюкала Мокси. – Пол, я думаю, это прекрасная пьеса.
– Насколько мне известно, автора ты увидишь только завтра, – ответил на это режиссер. – Он уже прилетел из Нью-Йорка, но заявил, что валится с ног от усталости. Я подозреваю, что сейчас он на телевидении. Пытается заполучить там работу, – режиссер, вскинув брови, повернулся к Флетчу. – Это тот парень, которого ты хотела мне показать?
– Это Флетч, – представила Флетча Мокси. – Ты же сказал по телефону, что не в восторге от Сэма...
Режиссер отступил на шаг, брови его все еще не спустились с середины лба, оглядел Флетча с головы до ног, потом с ног до головы, словно намеревался заказать ему костюм.
– Симпатичный мальчик. Естественный. Полагаю, ваши тела подходят друг другу.
– Подходят, – подтвердил Флетч.
– А нагота тебя не смущает? – спросил режиссер.
– Я таким родился.
– Но не на сцене. В отличие, к примеру, от Мокси. Как поживает драгоценный Фредди Муни, твой нестареющий папаша?
– По-прежнему не стареет.
– Но, клянусь Богом, разве он не моется? – режиссер вновь смотрел на Флетча. – Я понимаю, некоторых грязь возбуждает, но их не хватит, чтобы заполнить зал да еще при таких ценах на билеты.
– Я грязный? – спросил Флетч Мокси.
– Грязный, – подтвердила Мокси. – И потный.
– Клянусь, что приму душ осенью.
– По правде говоря, он фанат чистоты, – пояснила Мокси. – Но так уж вышло, что по пути в театр, он...
– Он что? – переспросил режиссер. – Прополз по городской свалке?
– Он спас жизнь женщине, – ответила Мокси. – Дело нелегкое, ему пришлось попотеть.
– А играть он может? – обеспокоился режиссер.
– Нет, – твердо ответил Флетч. – Абсолютно.
– Как приятно это слышать. Наконец-то, я услышал в Калифорнии новую для меня фразу: «Нет, я не могу играть». Если вы серьезно претендуете на главную мужскую роль в пьесе «В любви», мистер Флетч, или как там вас звать, вы должны знать, что вам придется появиться на сцене обнаженным не один раз, а два. И я прослежу, чтобы вы мылись перед каждым спектаклем. А уж потом делайте все, что хотите.
Флетч повернулся к Мокси.
– Мокси, дорогая, как все это понимать?
– Расскажи ему, какой ты великий актер, Флетч.
– Я вообще не умею играть.
– Чепуха, – отмахнулась Мокси. – Ты играешь всю жизнь.
– Никогда.
– Тебе нужна работа, Флетч.
– Только не такая.
– Будет очень забавно. Ты и я.
– Это будет ужасно.
– Все равно тебе больше нечем заняться.
– Чем заняться у меня как раз есть.
– Чем? Брать интервью у других покойников?
– Мокси!
– Как бы то ни было, – вмешался режиссер, – тебе надо познакомиться с Сэмом, Мокси. Твоим нынешним партнером. Скажи мне, что ты о нем думаешь. Эй, Сэм! – позвал режиссер.
Черноволосый, с широкими бровями молодой парень поднялся со штабеля досок и направился к ним.
– Обезьяна, – режиссер перешел на шепот. – Он ходит как подхвативший гонорею орангутанг. Массивные бедра. Нынешней аудитории они не по вкусу. Сэм, это Мокси Муни.
– Привет, – кивнул Сэм.
– Привет, – чуть улыбнулась Мокси.
– Почему бы вам не поприветствовать друг друга поцелуем? Вы будете работать вместе.
Оба, Мокси и Сэм, наклонились вперед, подставив щеку для поцелуя, ни один не хотел целовать сам. В конце концов, после некоторого замешательства, их губы едва коснулись друг друга.
– Вот так пишется театральная история, – саркастически прокомментировал режиссер.
– Я уверена, что мы отлично сработаемся, – вновь улыбнулась Мокси.
– Да, – согласился Сэм. – Я видел твоего отца в «Короле Лире». Слушай, в молодости он действительно работал в цирке метателем ножей?
Глаза Мокси превратились в щелочки.
– Сейчас полетят искры, – прокомментировал ее реакцию режиссер. – Мне надо спешить домой и занести этот факт в дневник. Для потомков.
– До встречи, – кивнул Сэм.
– В десять утра, – уточнил режиссер.
Сэм удалился за кулисы. Режиссер вздохнул.
– Так что ты думаешь? – спросил он Мокси.
– Я не думаю, – ответила та. – Я играю.
– По крайней мере, тебе хватает ума это понимать, дорогая. Как бы мне хотелось, чтобы и другие актеры не думали, что они могут думать, – режиссер повернулся к Флетчу. – Загляните к нам через пару деньков. Мне кажется, Сэм с этой ролью не справится. Не хочется выгонять кого-то за массивные бедра, но...
– Никогда, – отрезал Флетч.
– Ладно, он зайдет, – пообещала Мокси.
– Вдвоем вы отлично смотритесь. И смотрелись бы еще лучше, если б один из вас помылся. Из вас получится очень сексуальная пара.
– Извините, что заявился на вашу вечеринку с грязной физиономией, – пробормотал Флетч.
– У грязи есть свои достоинства, – признал режиссер. – Особенно, если использовать ее для выращивания тюльпанов.
– Мы можем идти, Мокси? – спросил ее Флетч.
– Мы только что пришли. Я не успела познакомиться с другими актерами.
– Мне надо принять душ.
– Ему действительно надо принять душ, Мокси. А с актерами познакомишься утром. Постарайся приехать к десяти часам. Опозданий я не потерплю, – режиссер указал на Флетча. – Отвези этого мальчика домой и хорошенько вымой его!