ГЛАВА 28

– Где тысяча долларов?

– Так-то ты меня встречаешь.

Мокси заявилась около полуночи. Переступив порог, бросила на пол дорожную сумку. Молния была сломана и из сумки торчали сценарий, задник кроссовки и кончик полотенца.

– Привет, – Флетч не поднялся с дивана.

– Привет.

– Похоже, ты совсем вымоталась.

– Я действительно вымоталась. Репетировала с полудня. А ты, я вижу сгорел.

В полумраке гостиной Мокси вгляделась во Флетча.

– Да, сгорел. Заснул на пляже.

– Весь сгорел?

– В каком смысле?

– Все тело?

– Нет. Кое-что осталось.

– Ладно, это неважно. До премьеры все пройдет. Завтра, конечно, ты будешь выглядеть довольно-таки странно. На репетиции.

– Я не собираюсь завтра на репетицию.

– Флетч, ты должен.

– Должен?

– Сэм не подходит для этой роли. Он слишком тяжеловесен. Слишком увлечен собой.

– Ты забыла упомянуть про его массивные ляжки.

– Глядя на него можно подумать, что мы репетируем «Трамвай „Желание“ <Пьеса американского драматурга Теннесси Уильямса (р. 1911), написанная в 1947 г. и поставленная во многих странах мира, в том числе и в России.>. Он не понимает, что наш спектакль комедия. Я сказала Полу, что завтра ты обязательно придешь.

– Пол – это режиссер?

– Пол – это режиссер. Он согласился попробовать тебя, хотя и знает, что ты никогда не играл. Естественно, в театре.

– Завтра меня в театре не будет. Ни завтра, ни послезавтра, ни в любое другое завтра. По-моему последняя фраза вполне сгодится для какой-нибудь пьесы.

– Конечно. Я же говорила тебе, что ты прирожденный актер.

– Сегодня я уже исполнял стриптиз. Причем без музыки.

Мокси вынимала вещи из дорожной сумки и выкладывала их на пол.

– Тебя похитила и изнасиловала банда мексиканских герлскаутов <Девочки-подростки.>?

– Не совсем. Таможня. По пути домой. Таможенная служба Соединенных Штатов Америки. Они завели меня в маленькую комнату, заставили раздеться, а затем поковырялись во всех отверстиях. Спасибо, что не вспороли живот.

– Серьезно?

– Еще как серьезно. Мне это не понравились. Они прорентгенили мои башмаки, чемодан, зубы.

– Это ужасно.

– Они два часа возились со мной. Или во мне.

– Ради чего?

– Не могли поверить, что мужчина моего возраста будет добираться до Пуэрто де Сан-Орландо на трех самолетах, чтобы провести на пляже лишь тридцать часов. Я сказал им, что у меня появилось немного свободного времени и я использую его, как мне того хочется.

– Они приняли тебя за контрабандиста. Искали наркотики или что-то еще.

– Что-то еще, – Флетч подхватил с кофейного столика письмо из канцелярии мэра. – Разве можно так обращаться с Лучшим гражданином месяца.

Мокси присела рядом с диваном на колени, обняла Флетча.

– Ах ты мой бедненький. Тебе удалось пукнуть, когда они полезли тебе в задницу?

– Конечно, и наличные, больше тысячи долларов, говорили отнюдь не в мою пользу.

– В конце концов они извинились перед Лучшим гражданином?

– Они пообещали поймать меня в следующий раз. А теперь позволь спросить, где тысяча долларов?

– Какая тысяча долларов?

– Тысяча долларов, которую ты взяла из бумажника.

– А, та тысяча долларов.

– Та самая.

– Я купила свитер.

– За тысячу долларов?

– Юбку. Пластинки. И немного болонской колбасы. Хочешь сэндвич с колбасой?

– Мы могли бы обойтись более простой пищей.

– И машину.

– Машину!

– Маленькую машину. Меньше твоей.

– Что же это за машина?

– Желтая.

– Желтая машина. Понятно.

– Она так забавно бибикает.

– Маленькая желтая машина с бибикалкой. Я все правильно понял?

– Кажется, у нее есть двигатель. И замок зажигания, который, к тому же, и работает.

– Какое счастье. Кто полезет в двигатель при работающем замке зажигания. Последний может и обидеться.

– Мне нужна машина. До театра путь неблизкий.

– Значит, от тысячи долларов не осталось и следа.

– Ну что ты такое говоришь! У меня есть свитер, юбка, несколько пластинок, кстати, очень хороших, машина, колбаса. От тысячи долларов не осталось бы следа, если б я выбросила банкнот в окно. Хочешь сэндвич с колбасой?

– Естественно.

На кухне Мокси мазала горчицу таким тонким слоем, что колбаса даже не прилипала.

– Ты хочешь растянуть эту банку до тех времен, когда все люди станут свободными? – спросил Флетч.

– Что растянуть? – не поняла Мокси.

– Горчицу, – он взял у нее нож и банку с горчицей, от души намазал ее на хлеб.

– А что ты делал в Мексике? – полюбопытствовала Мокси. – Помимо контрабанды наркотиков и алмазов и прогулок на яхте?

– Я поехал повидаться с Чарлзом Блейном. Вице-президентом и начальником финансового отдела «Уэгнолл-Фиппс».

– Однако.

– И он сказал мне, – Флетч осторожно накрыл приготовленный сэндвич верхним куском хлеба, – что получал служебные записки от покойника.

– Кажется, я читала об этом в газете.

– Ты, как всегда, права.

– Так что ты узнал нового?

– Очевидно, их писал не покойник.

– Как приятно это слышать. А то мне уже стало как-то не по себе.

– Так от кого, по-твоему, он получал служебные записки?

– Должно быть, от мадам Палонки.

– Должно быть, – Флетч протянул Мокси сэндвич. – А кто такая мадам Палонка?

– Медиум из Сан-Франциско. Передает послания от умерших. Горчицы ты переложил.

– Кто мог ставить на служебных записках подпись «Томас Бредли» после смерти Томаса Бредли?

– Секретарь, привыкшая к установившемуся порядку?

– Кто управляет «Уэгнолл-Фиппс»?

– А кого это волнует?

– Полагаю, и они думали, что всем на это наплевать.

– Они были правы. А кто эти «они»?

– Великие «ОНИ». Понятия не имею.

– Но тебе-то не наплевать.

– Я должен с этим разобраться, или придется признавать, что я – ничтожество.

– Фу! Что за выбор! Быть кем-то или не быть никем... Что бы это значило? Быть кем-то или кем-то... Боже мой! Ты меня совсем запутал.

– Неладно что-то в Датском королевстве. Это из той же пьесы?

– В Датском королевстве все ладно, – возразила Мокси. – Я там была. И уж конечно, в Датском королевстве мне никто не дал бы бутерброд с таким слоем горчицы.

– Чарлз Блейн хочет узнать, кто же руководит «Уэгнолл-Фиппс».

– Флетч, а ты не думаешь, что это дело превратилось для тебя в навязчивую идею.

– Не так уж часто доводится видеть служебные записки от покойника.

– Согласна с тобой.

– И еще реже, по моему разумению, эти загадочные записки ставят крест на карьере человека, не имеющего к ним ни малейшего отношения.

– Поэтому ты упорствуешь в стремлении выяснить, кто написал эти бумажонки и почему они продолжают появляться в «Уэгнолл-Фиппс»?

– Я упорствую.

– А почему бы тебе не выбросить все это из головы, завтра поехать на репетицию, попытаться получить главную роль в пьесе «В любви», вместе со мной пролить на сцене семь потов, а потом насладиться грандиозным успехом? Возможно, в театре тебя ждет новая карьера.

– Возможно. Но даже в этом случае в меня будут тыкать пальцами, как в журналиста, который ссылался на покойника, как на живого.

– Ну хоть завтра приди на репетицию.

– Не могу.

– Почему?

– Лечу в Нью-Йорк.

– Летишь в Нью-Йорк? Нельзя этого делать!

– Можно. Дожидаясь тебя, я заказал билет на утренний рейс.

– Зачем тебе понадобилось лететь в Нью-Йорк?

– Потому что там живет человек, которого я еще не видел – сестра Томаса Бредли, Франсина.

– А что она может знать об этих служебных записках? Она живет в другом конце страны.

– Это я понимаю. Но она – единственная, кому выгодна смерть Бредли. Если не учитывать версию, что и миссис Бредли испытывает огромное эмоциональное облегчение, избавившись от муженька, который доставал ее похабными анекдотами.

– Я готова не учитывать эту версию. Но когда-то же надо остановиться! И тебе следовало сделать это давным-давно.

– Франсина Бредли, в скором будущем, должна приехать из Нью-Йорка и возглавить «Уэгнолл-Фиппс», – пояснил Флетч. – Том Бредли многие годы постоянно советовался с ней. Энид Бредли советуется и сейчас. Неужели тебе не кажется, что я обязан, по крайней мере, посмотреть ей в глаза и постараться понять, каково ее участие в этой истории?

– Подозреваю, что она посмотрит тебе в глаза и скажет, что ты – псих. Все это можно объяснить секретарской ошибкой, Флетч.

– Я так не думаю. И Чарлз Блейн так не думает.

– И потом, в утреннем номере «Ньюс-Трибюн» объявлено, что в пятницу утром пройдет церемония, связанная с присуждением тебе звания «Лучший гражданин недели».

– Позволь тебя поправить: «Лучший гражданин месяца».

– Ты не можешь лететь в Нью-Йорк. У тебя назначена встреча с мэром.

– Мэр назначил встречу с прессой. Меня там не ждут.

– Но почему, скажи на милость? Если мы сможем объявить к пятнице, что ты сыграешь главную роль в пьесе «В любви», которую в скором времени можно будет увидеть в театре «Кэлоуквиэл»...

– Каждый ищет свою выгоду.

– Естественно.

– В пятницу я буду в Нью-Йорке. Ты не ешь сэндвич.

Мокси отодвинула тарелку.

– С твоими кулинарными способностями, Флетч, тебе рано замахиваться на сэндвичи с колбасой. Пока твой предел – бутерброды с ореховым маслом.

Загрузка...