Французский авантюрист при дворе Петра I. Письма и бумаги барона де Сент-Илера

От Гааги до Неаполя

Оказавшись опять на континенте, Халлер не оставляет попыток как-то использовать свои английские связи: он как ни в чем ни бывало пишет еще одно письмо Страффорду из Роттердама, излагая ему свои претензии к Оксфорду, в том числе и требования возместить якобы понесенный в связи с арестом ущерб{68}. Но следующий этап приключений Халлера разворачивается уже в пределах Священной Римской империи. Согласно справке из бумаг Совета морского флота, «он отправился в Вену, дабы пожаловаться императору [Карлу VI] на такое скудное вознаграждение и разъяснить ему, какую великую услугу он оказал его величеству, прервав переговоры о мире, и тот пожаловал ему баронское достоинство и пост военно-морского интенданта (Yintendance de la marine) в Неаполе». В 1719 г. в меморандуме французскому правительству сам авантюрист пишет лишь, что «император пожаловал ему 5000 флоринов и пост морского интенданта в Неаполе». Наконец, в письме Петру этот эпизод изложен наиболее подробно: «Прибыв в Гагу имел честь видеть милорда Малборука которой зело удивился такому худому за мои службы воздаянию и обещал мне, когда состояние аглинского двора изменитца, всякое тогда учинить вспоможение и рекомендовал меня принцу Евгению, по которой рекомендации принят я был в службу цесарскую»{69}.

Надо сказать, что упоминаний об этих контактах в реестре входящей корреспонденции принца Евгения в венском «Haus, Hof- und Staatsarchive» обнаружить не удалось, как и документов, подтверждающих дарование Халлеру дворянства{70}. Сомнительно и сообщение о полученной им перед отправлением в Вену рекомендации от герцога Мальборо к принцу Евгению: как уже говорилось, в январе 1712 г. Халлер уверял, что сам лично общается с принцем Евгением — зачем же тогда ему рекомендация от Мальборо? Косвенно это подтверждается и сообщением британского поверенного в делах Саймона Клемента, который доносил в начале сентября из Вены, что «несколько недель тому назад здесь появился некто господин Сент-Илер, англо-французский изгнанник». Именно в этом документе наш герой впервые фигурирует под этой фамилией, которой мы и будем его дальше именовать. Как мы видим, в Вене он появляется уже как Сент-Илер, таким образом, и новое имя, и дворянское достоинство он присваивает себе где-то по дороге, еще до появления при дворе императора. Согласно сообщению Клемента, Сент-Илер представлялся также подполковником английской службы; прибыл он «с изрядным убранством (handsome Equipage)» и «часто появлялся при дворе и у министров». Здесь же мы впервые читаем о «проекте» Сент-Илера, который якобы позволит императору вывести в море 20 военных кораблей («he pretends to a project to enable Ye Emp.r to set out twenty ships of war»). К этому времени Клемент уже узнал о нем достаточно; чтобы описывать авантюриста весьма скептически, и даже пренебрежительно. Сент-Илер, де, и «недостоин более внимания» английских министров; и аудиенции у императора у него, скорее всего, не было, а были лишь встречи с «одним-двумя министрами»; и в венском обществе он уже скомпрометирован, поскольку «некоторые родственники графа Галласа» (т.е. уже упоминавшегося нами выше бывшего императорского посла в Лондоне) «знали его в Англии и дали о нем весьма неблагоприятные отзывы (give him but a very indifferent character)». Короче говоря, пишет Клемент, «я подозреваю, что он задержится здесь ненадолго»{71}.

Адресатом Клемента был не кто иной, как сам лорд Оксфорд. Донесение из Вены датировано з сентября по новому стилю, а уже 8 октября по старому маркиз де Торси получает запрос из Лондона касательно француза Сент-Илера, который несколько месяцев как представляет собой видную фигуру («qui fait grosse figure») при венском дворе и вхож ко всем министрам императора — нет ли за этим какой-то французской дипломатической игры? Означает ли этот запрос, что Оксфорд не опознал в сообщении Клемента своего давнего знакомца Халлера, и что смена имени позволила авантюристу временно замести следы? Или же для Оксфорда это было и неважно — главное, что появление француза в Вене позволяло предъявить Парижу претензии, становилось еще одной фишкой в дипломатической игре? Не менее показательно, конечно, что запрос из Лондона передан Торси через аббата Готье — авантюриста без всякого формального звания и социального статуса, игравшего во франко-британских переговорах роль такого же неофициального посредника, какую Халлер пытался играть в испано-португальских. Наконец, довольно смешно, что англичане подозревают своих, с формальной точки зрения, врагов-французов в закулисных переговорах с имперцами, своими союзниками — в то время как на самом деле это сам Лондон вел переговоры с Парижем за спиной у Вены!

Так или иначе, получив запрос из Лондона, Торси отвечает, что никаких секретных переговоров в Вене он не ведет — и вообще, «в мире полно французов-авантюристов, которые выдают себя за важных людей, и которым верят на слово»{72}. Таким образом, Сент-Илер здесь прямо причисляется к категории «авантюристов» — и говорение, самопрезентация описывается как их отличительная черта. Примечательно, что, хотя в своем ответе в Лондон Торси и поспешил заявить, что Сент-Илер не заслуживает внимания, сам он сразу же, 22 октября 1712 г., направляет французскому представителю в Вене запрос: «Что это за француз Сент-Илер, который последнее время пользуется доступом к императорскому двору»?{73}

И действительно, вопреки уверениям Клемента, что авантюрист скомпрометирован и не имеет доступа к императору, уже 18 ноября 1712 г. Карл VI выдал Сент-Илеру патент на звание Capitán de Маr у Guerra в Неаполе (документ 17){74}. Судя по всему, это была административно-хозяйственная должность — во всяком случае, такое осведомленное лицо, как французский консул в Генуе, переводит ее как «генеральный комиссар флота» («commissaire général de la marine»){75}. В патенте упоминается верная и ревностная служба получателя, а сам он фигурирует как «барон дон Жозеф де Сент-Илер, фламандец (Baron Don Joseph de Saint Hillaire de nación flamenco)». Таким образом, еще один эпизод истории Сент-Илера, изложенной в справке Совета морского флота, подтверждается: он действительно был принят на императорскую службу. А вот сообщение о пожаловании ему баронского достоинства подтвердить не удается: судя по всему, титул он присвоил себе сам, вместе с фамилией. Примечательно, что авантюрист решил выбрать для себя новое имя, которое было бы созвучно с его настоящей фамилией и с тем именем, которым он пользовался в Англии. С одной стороны, если от Allaire недалеко до Hallere, то дальше рукой подать и до St. Hillaire (иногда писалось и с одной «l», Hilaire). С другой, имя было удобно еще и тем, что помогало затеряться среди довольно многочисленных французских дворян, на самом деле носивших такую фамилию. Некоторые из них служили в том числе и во флоте. Целый ряд из них действительно получил в предыдущем столетии от императора баронское достоинство: соответствующие патенты на титул выдавались Адриану Мелюму де Сент-Илеру (Adrian Meleum de Saint Hilaire), Жильберу Сентильеру (Gilbert Santhilliere); братьям Сентилер (Sainthillier){76}.

Все это, следует думать; помогало и нашему самозваному барону де Сент-Илеру. Например, как раз в конце 1712 г. британская и континентальная пресса писала об еще одном инциденте, в котором фигурирует фамилия Сент-Илер. Согласно сообщениям из Монса (в современной Бельгии), в ноябре здесь был раскрыт заговор, в котором участвовали некий комиссар Коллар (Collard) —и «господин де Сент-Илер» (Sieur de St. Hilaire). Заговорщики ставили себе три цели. Во-первых, похитить ни много ни мало самого принца Евгения Савойского, когда он будет возвращаться из Денена в свою штаб-квартиру, для чего в подходящем месте предполагалось расположить в засаде 6о французских карабинеров. Во-вторых, устроить сдачу французам города Монс. В-третьих, с помощью поддельных ордеров перенаправить обозы с продовольствием, тем сам лишив союзную армию провианта. Коллар якобы вел переговоры об этом с самим маршалом Вилларом, получив 1000 монет задатка и обещание выплатить еще столько же в случае успеха. Свидетелем переговоров был французский офицер ла Жукьер (Sieur la Jouquiere), который был задержан вместе с Колларом и подтвердил вышесказанное на очной ставке с Сент-Илером; при этом сам Коллар продолжал все отрицать. Кто был этот Сент-Илер, доподлинно неизвестно. В газетах он описывается как бывший французский офицер, капитан, «задержанный в начале этого месяца [ноября 1712 г.] за переписку с неприятелем», т.е. с французами, чью службу он ранее покинул якобы «в связи с дуэлью». Что стало дальше с заговорщиками, мы не знаем: по сообщениям прессы, этот Сент-Илер был приговорен в Монсе к смертной казни, и приговор направлен на утверждение в Брюссель{77}.

Мог ли этот Сент-Илер и наш авантюрист быть одним и тем же лицом? И место действия, и ссылка на дуэль как причину, по которой заговорщик из Монса вынужден был покинуть Францию (наш авантюрист позднее будет рассказывать российским сановникам о «деле чести» как причине своей эмиграции с родины), и упоминание принца Евгения как будто наводят на мысль, что речь может идти о том же самом человеке. Как уже отмечалось, авантюрист редко придумывал эпизоды своей биографии «с нуля»: чаще он брал за основу какие-то действительно имевшие место факты и творчески их препарировал. С другой стороны, если Сент-Илер в ноябре 1712 г. действительно пытался похитить ведущего полководца империи и был за это осужден, непонятно, как после этого он еще пару лет оставался на службе у Габсбургов. Быть может, это была провокация, затеянная самими имперцами с целью помешать мирным переговорам с Францией? Во всяком случае, для нас важна уже сама эта неопределенность: вероятно, читая газету, современники авантюриста, подобно нам, были вынуждены гадать, тот ли это самый Сен-Илер или нет, — что было ему, конечно, только на руку.

Так или иначе, полученный Сент-Илером патент предписывал ему «сесть на первый корабль, отправляющийся в порт и город Неаполь». В своей объяснительной Петру I следующий этап своих приключений барон не описывает. Французские морские чиновники, однако, раскрывают их достаточно подробно. В частности, в подготовленной ими справке упоминается составление им меморандума об обустройстве флота в Неаполе, что согласуется с донесением английского поверенного в делах Клемента из Вены. Далее следует известие о некоем заговоре с целью сжечь французский флот и арсенал в Тулоне, причем Сент-Илер сам сообщил о нем французскому консулу в Генуе: «приняв весьма таинственный вид, он заверил его, что задумано сжечь королевские склады в Тулоне и корабли в порту, что поручено исполнить это предприятие некоему немцу, который был в то время в Тулоне, что он, Сент-Илер, возвращается в Неаполь, чтобы снарядить там 6о-пушечный корабль и командовать им, но предпримет верные меры, дабы привести и передать корабль в один из портов королевства». Хотя французские власти «эти предупреждения сочли ненадежными, однако не оставили их без внимания»: расследование якобы показало, что заговор был вымышленным. Сент-Илера велено было арестовать и отправить во Францию, «когда он проследует из Генуи в Ливорно на нанятой им фелуке{78}. Но он изменил свои намерения и отправился в Милан посуху, где был посажен в тюрьму за похищение жены некоего генуэзца». Выпущенный на свободу по приказанию фельдмаршала герцога де Уседа, он «отметился дурным поведением и навлек на себя подозрения» в Неаполе, после чего императорский наместник фон Даун приказал арестовать его и заключить в Кастель-Нуово. Сент-Илер, однако, подкупил часового и бежал. Последним пунктом его похождений на Апеннинах стала Мессина: он попытался представить неких «добрых друзей» Виктору Амадею Савойскому, королю Сицилии, но тот лишь выдал ему 200 пистолей и затем выслал из своих владений.

Переписка морского министра Поншартрена позволяет нам увидеть, как собиралась эта информация и как вообще работала французская разведывательно-дипломатическая сеть в Европе. Надо сказать, что консулы в это время поставляют в Париж подробные отчеты вообще обо всех заметных французах, которые приезжают в города их пребывания и могут заинтересовать правительство: в их донесениях мелькают купцы и капитаны, заезжие аристократы и учителя фехтования; консулы описывают причины их приезда и дальнейшие планы, дают им краткую характеристику. При этом они переписываются и делятся информацией также и друг с другом, а не только с центром. Для целей сбора информации особенно удобно, что консулы должны общаться с путешествующими французами по долгу службы: приезжающих не удивляет поэтому, что эти представители правительства сами стремятся вступить с ними в контакт, расспрашивают путешественников об их делах. В некоторых сообщениях о Сент-Илере консулы передают сведения, полученные в разговоре с самим авантюристом. Более того, он (как и другие путешественники), кажется, исходит из того, что его беседы с консулами будут переданы французскому правительству, и сознательно использует такое общение как канал коммуникации с министрами. Из сообщений консулов видно также, что Сент-Илеру придается особое значение: относящиеся к нему пассажи часто отчеркнуты читателем (т.е. Поншартреном или его чиновниками), некоторые из них написаны шифром.

Слежка за Сент-Илером в Италии начинается уже в феврале 1713 г. «Мне стало известно, что в Геную прибывает из Неаполя француз, который называет себя бароном де Сент-Илером, — пишет Поншартрен французскому консулу в этом городе Оберу 28 февраля. — Очень важно, чтобы вы внимательно следили за его поведением, его шагами и его связями, чтобы вы точно разузнали о причинах, побудивших его к этой поездке; дело надо вести проворно и рассудительно, заручиться его симпатией, чтобы он сам рассказал вам, чем занимается сейчас и чем занимался раньше, какие у него проекты и идеи; выясните, не было бы возможно его захватить и вывезти во Францию, не компрометируя себя. Пожалуйста, не доверяйтесь никому по этому вопросу и дайте мне полный отчет»{79}, 1 марта министр благодарит одного из консулов за сообщение о заговоре с целью сжечь королевский флот, пока он стоит разоруженным в Тулоне. Уже неделю спустя имя Сент-Илера упоминается в связи с этим заговором в сослагательном наклонении, «может быть», а сам он описывается как «cet homme des mauves actions». К этому времени Поншартрену уже известно в общих чертах его прошлое и его настоящее имя: министр ссылается на письмо, полученное им еще 4 февраля от чиновников Адмиралтейства в Бордо. 23 марта Поншартрен направляет маркизу де Торси подробную справку об авантюристе — и предлагает подумать о том, чтобы направить в Геную французское судно и попытаться заманить Сент-Илера на борт с целью похищения. Неопределенность, однако, сохраняется: даже и в середине апреля, по словам министра, все еще «предполагается», что он является автором заговора в Тулоне. В мае Поншартрен выговаривает консулу Оберу за неспособность дать достаточно подробный отчет о мотивах и планах барона. Обер докладывал, что его настоящее имя Жозеф Шабер (Chabert); нет, поправляет министр, сообщу вам по секрету, что он Жан (так!) Аллер{80}.

К концу мая становится известно, что Сент-Илера посадили под арест в Милане, а в последних числах июня Поншартрен информирует консулов о том, что барон выпущен из-под ареста и направляется в Неаполь; одновременно французской разведке становится известно, что в Генуе его уже давно поджидает некий молодой человек из Тулона, представляющийся его кузеном. От консулов требуют добиваться ареста Сент-Илера местными властями; один из них смог привлечь к сотрудничеству «генуэзца, секретаря агента эрцгерцога», у которого есть надежные информаторы («bonnes correspondances») в Неаполе. В начале октября Поншартрену «интересно узнать», почему барона поместили в Кастель-Нуово в Неаполе, к концу октября он уже пытается разобраться, почему авантюрист опять оказался на свободе. До министра доносятся слухи о «друзьях», которым Сент-Илер обязан освобождением; один из консулов доносит ему, что барона выпустили по приказу из Вены и что императорский наместник в Неаполе фон Даун вынужден был даже перед ним извиняться{81}. В феврале 1714 г. появляются сообщения, что фон Даун распорядился выслать Сент-Илера под охраной до границы, а затем — что авантюрист вторично арестован вместе с неким «французским церковником, с которыми состоял в тесных сношениях». На протяжении последующих месяцев де Поншартрен настойчиво повторяет запросы касательно положения и возможных планов Сент-Илера, который именуется «крайне опасным человеком»{82}.

Ответные донесения от французских консулов, в первую очередь от Обера из Генуи, дают нам возможность чуть ближе взглянуть и на авантюриста, и на методы работы французских агентов. Так, из сообщения Обера мы узнаем, что в начале марта Сент-Илер проживает в Генуе в гостинице и выдает себя за лицо значительное («faisant la figure d’un homme de consideration»): y него камердинер и три лакея. Его социальные связи, однако, не соответствуют его предполагаемому статусу— Обер особенно подчеркивает, что Сент-Илер ест у себя дома (а не в гостях, как приличествовало бы светскому человеку){83}. В следующем развернутом донесении Обер сообщает подробности, которые крайне любопытны для нас с точки зрения представлений об экспертизе в ту эпоху: оказывается, что Сент-Илер «не инженер, как мне говорили; правда, он кое-что знает о фортификациях, но недостаточно, чтобы быть инженером». Здесь примечательно и наличие у француза некоторых познаний, и неформализованность статуса «инженера», который определяется именно наличием где-то и как-то полученных им познаний.

Обер вновь подчеркивает, что Сент-Илер пытается изображать из себя человека «благородного происхождения и очень важного (un homme de sang illustre et de grand consideration)». Однако на самом деле, как полагает консул, авантюриста зовут Жозеф Шабер (Joseph Chabert), сын Франсуа Шабера; у него также есть брат Оноре. Эти двое приезжали к нему в Геную парой месяцев ранее, но затем уехали. На данный момент в Генуе у него находятся еще двое предполагаемых родственников («ses parens»), Франсуа Помей (François Pomey) и Антуан Жанс (Aintoine Gense). Консул реконструирует их социальный статус и отношения с Сант-Илером на основании наблюдений за их поведением в самой гостинице: Оберу известно, что эти двое едят не за столом самого Сент-Илера и не за столом для прислуги, но за общим столом в гостинице («ala table de l’hote»), что указывает на их невысокий статус. «Они пристойно одеты, и я потому полагаю, что это его родственники, что они не прислуживают ему ни за столом, ни в его комнате», заключает консул. Возможно, его информаторами были сам хозяин гостиницы или его прислуга, или же Обер лично посещал заведение, чтобы наблюдать за авантюристом. В заключение Обер рекомендует арестовать этих двоих по их возвращении во Францию «в соответствии с письмом, которое я передал с капитаном фелуки, на которой они отплыли»{84}.

В мае мы узнаем, что Сент-Илер оказался в заключении из-за взятой им на содержание дамы. Вернувшись из поездки во Францию, ее муж (лакей высокопоставленного императорского чиновника) не обнаружил ее в Генуе. Узнав, что она отбыла с авантюристом в Милан, супруг пустился за парой в погоню и добился заключения Сент-Илера в тюрьму «под каким-то надуманным предлогом». Уже неделю спустя оказывается, что авантюрист освободился, заплатив мужу сотню пистолей. Его контакты — герцог де Уседа, имперский агент («agent de L’empire») Молинари и некий «церковник из Женевы» по имени Грожан (Grosjean){85}. К концу июня его родственники действительно арестованы во Франции, и Обер напуган, поскольку Сент-Илер вернулся в Геную в сопровождении человека, ранее изгнанного из города за несколько убийств. Возможно, он узнал о роли консула в их аресте и хочет отомстить? Однако вместо уголовщины авантюрист, что довольно характерно, сам выходит на связь с французскими властями. Он пишет к секретарю дипломатического представителя Франции в Неаполе с заверениями, что родственники его никогда не замышляли ничего против короля и приезжали лишь, чтобы повидаться с ним (любопытно, что родственные отношения с этими простолюдинами из Тулона он, таким образом, не отрицает){86}. К этому времени консул уже полагает, что «этот человек сделает что угодно, лишь бы вернуться во Францию»: в частности, он обещает передать французам не только любую информацию, но и то судно, с помощью которого он должен был провести диверсию в Тулоне, и даже всю императорскую эскадру. Выдает он и своего предполагаемого агента в Тулоне: это некий пьемонтец Антуан Мари Перрини, настоящее имя которого — «Baron Waillerme Conenz». Торси велел консулу осторожно, не компрометируя себя, поддерживать контакты с Сент-Илером и даже дал шифр для переписки с ним{87}.

Примечательная подробность, упоминаемая в одном из сообщений, — это указание на венского покровителя, к содействию которого якобы прибегает Сент-Иллер: это «маркиз Стелла». Речь идет о графе Рокко Стелла, фаворите императора Карла VI. Стелла сопровождал тогда еще эрцгерцога Карла в Испанию во время Войны за испанское наследство и там снискал его доверенность, а когда после смерти Иосифа I в 1711 г. Карл вступил на императорский престол, Стелла вернулся вместе с ним в Вену. К лету 1712 г. Стелла описывается как ключевой приближенный императора, с которым тот больше всего любит советоваться по всем государственным вопросам, что вызывает «большую ревность» со стороны австрийских министров{88}. По сведениям консула, именно ему Сент-Илер пожаловался на миланские власти за свое заключение тюрьму и принуждение к уплате компенсации мужу своей содержанки; Стелла якобы пообещал возместить ему все понесенные расходы, и авантюрист выставил счет на более чем 4000 луидоров{89}. Как мы увидим, на контакты со Стелла Сент-Илер будет ссылаться и в дальнейшем.

Покровительство Стелла, однако, не помогло авантюристу, когда в конце своих итальянских приключений он оказался в заключении в Неаполе: на этот раз, чтобы освободиться, ему пришлось совершить настоящий побег. Сохранилось письмо, которое он написал наместнику фон Дауну 18 апреля 1714 г. из Рима, уже после побега из неапольского Кастель-Нуово (документ 18){90}. Текст это совершенно хвастовской, даже вызывающий: в нем барон излагает историю своего побега и сообщает причины, подтолкнувшие его к такому поступку. В своем аресте он винит герцога де Уседу, «самого низкого и коварного из всех людей», лишившего его заслуженного вознаграждения за многочисленные услуги Габсбургам; разумеется, он упоминает и свое потерянное имущество, и друзей на родине, с которыми он должен был навсегда расстаться, поступив на службу австрийскому дому. Суть выдвигавшихся против него обвинений он не излагает, но уподобляет фон Дауна Понтию Пилату, «умывшему руки после несправедливого осуждения». Сам побег представлен шагом вынужденным, «тягчайшим насилием над собой» — но и неизбежным, поскольку «для честного человека естественно избегать тирании». Сент-Илер подробно описывает, как легко он обманул часового и не выбежал даже, а «вышел через Ваш собственный дворец»; просит не подозревать крестьянина, приносившего ему вино; сообщает, что, оказавшись на свободе, первым делом купил шпагу (напоминание о своем дворянском статусе). Завершающий штрих — дерзкая просьба прислать к нему в Рим его вещи, изъятые при аресте: «я уверен, что правдолюбие Вашего сиятельства повелит выслать их мне, дабы я не мог сказать, будто заступил на службу справедливейшего из государей мира в одной сорочке».