Фронт

КЛУБНИКА

Весной в саду было пусто и неприютно. В канавах по краям участка стояла черная затхлая вода, в ней догнивали прошлогодние листья. Раскачивались на ветру прутья малины, кусты смородины напоминали жесткие обтрепанные веники, а две яблоньки — голые, почерневшие от дождей — торчали, как старые оленьи рога, заменявшие вешалку г городской квартире Зинаиды Трофимовны.

Дом — летняя однокомнатная постройка из горбыля — стоял в глубине участка. Тут же находился и ко-лодец для поливки, обыкновенная квадратная яма без опалубки, и парник с побитыми стеклами. Вот и всё хозяйство. По вязкой торфяной почве тянулись ряды Пожухлых кустиков клубники. Были еще какие-то грядки, клумбы. Но что на них посажено и вообще было ли что-нибудь посажено с осени, Зинаида Трофимовна не знала. И это огорчало ее, вызывало чувство неуверенности в себе.

В огородном хозяйства Зинаида Трофимовна мало что смыслила, вернее сказать, ровным счетом ничего, Всю жизнь, с девчонок и до пенсии, она проработала на фабрике. Сверкающий кафелем машинный зал длиною в четверть километра, многочисленные ткацкие станки, круговорот шпулей, переплетение стремительно] текущих нитей — всё это было близким, своим, понятным. А здесь, на крохотном клочке торфяной земли размером в каких-то пять соток, она не знала, за что взяться, с чего начать…

На войне погиб муж Зинаиды Трофимовны, и она осталась с шестилетним сыном Колькой. Колька ходил сначала в школу, потом в Механический институт; летом уезжал, как все, на практику, в колхоз, на целину, а Зинаида Трофимовна по-прежнему работала на фабрике. И чем отчетливее она видела надвигающуюся старость, тем чаще приходили ей в голову мысли о собственном маленьком зеленом садике. Началось это после того, как их фабрике выделили заболоченный пустырь в двух километрах от большого пригородного поселка. В фабкоме тогда повесили объявление: желающие могут получить участки. «Мама, на меня не рассчитывай, — категорически заявил Николай. — Мне ни к чему эта частнособственническая недвижимость. Да и времени нет копаться в огороде, диплом ка носу». Зинаида Трофимовна не стала подавать заявление: участок надо осушить, перекопать, удобрить да и домишко какой ни есть сколотить — где же ей одной поднять такую работу?

А время шло. Как-то летом сменщица Нюрка Сорокина позвала в гости на свой участок. Зинаида Трофимовна поехала и увидела: сидит Нюрка под молодой яблонькой за одноногим, врытым в землю столом напротив своего мужа и пьет с блюдца чай со свежей клубникой. Лицо у Нюрки счастливое, распаренное, голова повязана косыночкой. Рядом в песке играют Нюркины девчонки; у обеих рты ягодами перемазаны. А вокруг кусты увешаны, словно бусами, красными нитками смородины, и клумбы, цветы, цветы — белые, фиолетовые, оранжевые. «Это вот флоксы, — говорит Нюрка, — это королевские лилии. А вон там люпин, полезный цветок: почву обогащает. Садись, Трофимовна, чай пить. Накладывай побольше, клубника своя. Осенью варенье варить буду, вон с тех грядок соберу, там поздний сорт — ремонтанная, до самых холодов плодоносит».

«Ремонтанная…»— это незнакомое звонкое слово запомнилось Зинаиде Трофимовне. В однообразном гуле ткацких станков ей слышалось, как эксцентрики внятно отстукивают: «Ремонтанная, ремонтанная…» — и рна видела себя сидящей за одноногим столиком, а на нем в глубоком блюдце золотистый чай; чистый загородный воздух пронизан ароматом клубники и цветов, а рядом в песке возится голопузый Колькин первенец…

Колька давно уже защитил диплом и работал на заводе инженером. С большой получки он исправно приносил домой тридцать рублей: «Это тебе лично, мама». Зинаида Трофимовна пересчитывала деньги, относила их на книжку. И вздыхала при этом: «Женился бы ты, Коля. Пора уж».

За месяц до выхода на пенсию Зинаида Трофимовна заглянула к бывшей своей сменщице Нюрке Сорокиной, которая теперь была председателем фабкома. Решилась, наконец, потолковать: дескать, так и так, немножко у меня подкоплено, может, кто согласится уступить участок за сходные деньги?

— Подай заявление, — сказала Нюрка. — Мы тут посмотрим, подумаем.

А потом наступил этот день… Подруги-ткачихи принесли в цех кремовый торт, льняную скатерть в синюю клетку, новенькие резиновые сапоги. Большой букет белых флоксов принесла Нюрка Сорокина и, как председатель фабкома, сказала речь:

— Провожаем тебя, Трофимовна, на заслуженный отдых. Низкий поклон тебе за твою долгую честную работу… Вот тут нормировщица Мария Волкова замуж вышла в город Тихвин. Уезжает к мужу и свой участок оставляет. Сумма небольшая. Мы подумали тут, посовещались: ну, стало быть, за счет дирекции и фабкома тебе участок предоставляем. Отдыхай, Трофимовна, пей чай с клубникой на здоровье.

Так осуществилась давнишняя мечта Зинаиды Трофимовны: собственный зеленый садик. Никто тебе не указчик. Хочешь, цветы разводи, хочешь, картошку сажай; свои огурцы, своя редиска. А уж варенья можно будет наварить! Клубничного побольше, чтоб на всю зиму хватило; сморода пойдет на кисели, на компот, а малина — это ягода особая: от любой простуды помогает; с чайком-то на ночь как хорошо!

Зинаида Трофимовна рьяно взялась за дело. Еще солнце не вставало над дальним лесом, еще в низинах стлался туман, а она уже гнула спину на своем участке: сгребала в кучи прошлогодние палые листья, вскапывала грядки, унавоживала скудную почзу, перемешивала ее с известью, обрезала сухие ветки на кустах смородины, обвязывала тесьмой прутья малины, чтобы они не поломались на ветру, забивала колышки, сажала, поливала — и так дотемна. А вечерами, кутаясь в шаль, сидела за столом у единственного окна своего домика и перебирала пожелтевшие конверты в старой коробке из-под печенья; эти конверты остались от прежней хозяйки. Надев на нос очки, Зинаида Трофимовна читала вслух: «Огурцы неросимые», «Редис китайка», «Мальва двухгодичная, махровая», «Левкой двурогий». Она осторожно вытряхивала на ладонь семена, внимательно рассматривала, нюхала их, разминала и прикидывала в уме, что бы еще посадить?

Чем раньше из-за леса вставало весеннее солнце, тем раньше поднималась со своей раскладушки и Зинаида Трофимовна. Растения надо успеть полить до жары. А ну-ка, попробуй вытаскать из колодца шестьдесят ведер воды: каждый раз нужно опуститься на колено да перелить в лейку, да все внаклонку. На это уходило не час и не два. А потом начиналась прополка. Вместе с первыми стебельками посаженных растений пробивалась вредная трава — осот и мокрица так и перли из земли, проклятые, заедали слабые ростки цветов и овощей. Сорняки приходилось брать где тяпкой, а где руками, чтобы напрочь, с корнем. И опять-таки внаклонку. К вечеру разламывалась спина, ныли все косточки, горели натруженные ладони.

Но Зинаида Трофимовна не унывала и не хныкала. По опыту рабочего человека она твердо знала — труд приносит плоды. Примеров к тому в ее прошлой жизни было много. За что в свое время ее Кольку каждое лето отправляли в пионерлагерь, а ей давали путевку в дом отдыха? А сколько раз премировали — то двухнедельным окладом, то материалом на платье. И однокомнатную квартиру в новом доме она тоже получила от фабрики. «Низкий поклон тебе за твою долгую честную работу»! — так ведь и сказала Нюрка Сорокина. И не соврала. Зинаида Трофимовна никогда не опаздывала на фабрику и не прогуливала, если только, бывало, по болезни, так уж тут не ее вина. Даже когда получила похоронную на мужа, и то вышла на работу; в цехе, среди машин и людей, с которыми она сроднилась, легче было перенести свалившееся на нее несчастье. Именно в тот день она взялась работать сразу на трех станках. А потом на восьми. И так до самой пенсии. И вот теперь: «Отдыхай, Трофимовна. Пей чай с клубникой».

Правда, до клубники еще долго надо было гнуть спину, но работу в своем саду Зинаида Трофимовна считала отдыхом. Ведь все на воздухе, на солнышке и для себя. До чего радостно было замечать каждое утро, как все гуще, зеленее становится листва на кустах смородины и все выше ползет вьюнок по натянутым у крыльца веревочкам, как появляется первая огуречная завязь в парнике, как лопаются почки на яблоньках и зацветает белым цветом клубника.

С клубникой особенно было много хлопот. Зинаида Трофимовна недоумевала: зачем прежняя хозяйка Мария Волкова насажала столько клубники — три длиннющие гряды по четыре куста из конца в конец участка? А ведь с каждого кустика надо срезать пожухлые листья, прополоть междурядья, взрыхлить и посыпать песком - осторожно, чтобы песок не попал в сердцевину куста, иначе — прощай ягода. И подкармливать надо было клубнику «плодоягодной смесью»: две столовые ложки на кустик. За этим удобрением Зинаида Трофимовна ходила в поселок, в хозяйственный магазин, и таскала на себе пятикилограммовые пакеты. А когда в конце мая нагрянули заморозки, она не спала несколько ночей, укрывала клубнику чем могла — мешковиной, старыми газетами, кофтами, юбками, даже шерстяную шаль пустила в дело. И однако не все уберегла, часть клубники побило морозом; желтая сердцевина цветков почернела, сделалась хрупкой, а лепестки опали.

В то утро Зинаида Трофимовна прошла вдоль грядок от дома до калитки и устало сгорбилась, глядя на такой урон.

— Тетя! А ведь ваша клубника болеет.

Она подняла голову. У калитки стояли мальчик и девочка. Он — светловолосый, с чубчиком, она черненькая, с лиловым капроновым бантом. Оба ростом не выше калитки.

— Да, милые, болеет, — вздохнула Зинаида Трофимовна. — Вот не уберегла, морозом побило.

— Мы не про мороз, — звонко сказала девочка. А мальчик спросил:

— Можно нам войти?

— Входите, входите… Если не мороз, так какая же еще напасть?

Дети вошли в сад. Девочка присела возле ближайшего куста клубники.

— Видите, листки словно кто-то мукой посыпал.

А мальчик сказал четко и складно, так отвечают урок:

— Это называется «мучнистая роса». При такой болезни поверхность листьев покрывается белым налетом. От этого могут плохо развиваться ягоды.

— Вот тебе на… — упавшим голосом сказала Зинаида Трофимовна. — Что же мне теперь делать?

— Меры борьбы: опрыскивание ноль трехпроцентным раствором соды. Раз — и готово! — бойко сказал мальчик. Он смотрел на Зинаиду Трофимовну серьезными светлыми глазами. — Да вы не расстраивайтесь, тетя. Есть у вас опылитель?

— Не знаю… Кажется, есть. От прежних хозяев много чего осталось. — Зинаида Трофимовна вдруг заторопилась — Пойдемте, ребята. Пойдемте посмотрим.

Вслед за хозяйкой дети прошли в дом. Вдоль оклеенной газетами стены стояла застеленная раскладушка, у окна — стол, покрытый скатертью в синюю клетку, рядом покосившийся комод с зеркалом и двумя медными подсвечниками. Тонкий отвесный лучик солнца упирался в чисто вымытый дощатый пол.

Мальчик поднял голову, проследил, откуда пробивается лучик.

— У вас протекает крыша, тетя?

— Протекает. Вот сын обещал починить, да всё не едет. Некогда ему, инженер он у меня… — Зинаида Тро-фимовна смутилась, махнула рукой. — Вот. Вот здесь ищите.

В углу между лопат, грабель и тяпок мальчик сразу узидел опылитель — небольшой металлический баллон с ручкой, как у автомобильного насоса, и с тонким резиновым шлангом. Тут же в старом ведре кое-какой инструмент — топорик, гвозди, разводной гаечный ключ. Пока мальчик возился — отвинчивал крышку баллона, продувал шланг, — Зинаида Трофимовна выдвинула нижний ящик комода и принялась вытаскивать оттуда пакеты, свертки, коробки. Девочка смахивала с них пыль и звонко читала надписи на этикетках:

— «Парижская зелень», «Арсенат кальция», «Бор-досская смесь». Ого, сколько у вас ядохимикатов! Они пригодятся, если появятся листогрызущие насекомые…

— Да уж лучше бы не появлялись, — с испугом сказала Зинаида Трофимовна.

— …А вот и сода. Раз, два… целых шесть коробочек, — удивилась девочка.

— Бери ведро, Галка. Пошли в сад, — скомандовал мальчик.

В саду он зачерпнул из колодца воды, отсчитал, шевеля пухлыми губами, сколько-то ложек соды, размешал ее прутиком в ведре, залил раствор в горловину опрыскивателя и завинтил крышку. Все это он проделал сноровисто и ловко, без лишних разговоров. Его светлый чубчик разномерно вздрагивал, тонкие загорелые руки быстро сгибались и разгибались, когда он накачивал воздух в баллон.

— Галка, бери шланг. Начинаем.

Дети пошли вдоль грядок. Мальчик нес опрыскиватель, девочка держала шланг; когда она поворачивала краник, из наконечника с тихим шипением вырывался фонтанчик брызг, они радужным веером вспыхивали в лучах солнца и оседали на листьях мелкой водяной пылью.

Зинаида Трофимовна как-то сразу вдруг успокоилась за свою клубнику.

Соседская бабка Полина Игнатьевна вышла на дорогу, остановилась у изгороди.

— Ишь ты, помощники. Чьи ж такие? Своих-то вроде у тебя не было.

— Не было… — сказала Зинаида Трофимовна. Она постояла, поглядела на своих помощников. Потом по-вернулась и ушла в дом.

А когда час спустя с опылением было покончено, она выглянула из окна и позвала ребят.

В комнате на столе поверх скатерти была постелена клеенка, на ней стоял котелок с дымящейся картошкой, масленка, тарелка с хлебом и вазочка с фруктовыми помадками. В углу на керосинке постукивал крышкой эмалированный чайник.

— Вот, помощники, кушайте. Чем богата.

Дети сели к столу. Девочка вынула из кармана яблоко, разрезала его на три части.

— Картошка вкусная, — сказал мальчик, — рассыпчатая. А вот когда молодая пойдет, та еще вкуснее. У вас посажено?

— Посажено немножко. Там за домом два рядка.

— Ее окучивать надо будет, — сказала девочка. — А поливать можно не часто, раз в неделю.

Зинаида Трофимовна положила мальчику еще картошки.

— Откуда вы такие — все знаете? Чисто агрономы.

— У нас при поселковой школе есть общество юных натуралистов, — сказала девочка. — Ну, кружок такой: «Друзья природы». Вот он — председатель… — И толкнула мальчика под бок. — Как тебе не стыдно, всю картошку уплетешь!

— Да что ты, пусть ест — он мужчина. Кушай, милый, масло бери.

Мальчик проглотил кусок, переглянулся с девочкой и спросил:

— У вас есть семена цветов, тетя? Мы специально пришли из поселка сюда на участки. Может, у кого лишние?

Зинаида Трофимовна поднялась, принесла коробку из-под печенья, поставила ее перед ребятами. Те сразу перестали есть, принялись разбирать конвертики, перебивая друг дружку:

— Смотри, Галка, виолы!

— Ноготки, бархатцы, душистый горошек,

— Маки! Ох, сколько у вас маков!

— Какое богатство! — звонко сказала девочка. — Берите, — сказала Зинаида Трофимовна.

— Как… всё нам? — Берите, берите.

Солнечный лучик упал сзерху прямо в коробку с пожелтевшими конвертами. Мальчик поднял голову. Встал, пошел в угол, взял топорик, горстку гвоздей и вышел из комнаты. Спустя две минуты сверху донеслось постукиванье. Солнечный лучик исчез.

Девочка засмеялась.

— Раз — и готово! Он всегда так.

— Мужчина, — сказала Зинаида Трофимовна и вздохнула. — У тебя бант съехал, Галя. Иди, перевяжу.

Проводив детей, Зинаида Трофимовна постояла у калитки, посмотрела им вслед. Галка бережно несла в обеих руках коробку с семенами, а мальчик шагал с деловым видом, засунув руки в карманы. Потом ребята скрылись за поворотом дороги.

Вечером Зинаида Трофимовна засветло села к окну и взялась за письмо к сыну. После обычных пожеланий здоровья и наказов, чтобы ел вовремя, курил поменьше и не забывал бы, упаси бог, закрывать газ в кухне, она написала: «Женился бы ты все-таки, Коля. Пора уж. Надо бы мне внука, а то одна я тут, одна. Для кого стараюсь? Приезжай, хоть погляди на наше хозяйство. Столик в саду сколотишь. Клубника поспеет, чай пить будем…»

Клубника начала поспевать в конце июня. Грядки запылали всеми оттенками красного цвета — от бледно-розового до глубокого темно-рубинового; ягоды вперемежку с зелеными листьями были похожи на узорчатую ткань необычайно красивого колера и такого рисунка, какой не соткешь даже на универсальном жикардном стайке.

Зинаида Трофимовна варила варенье, морс, компоты, консервировала клубнику; засыпала ее в стеклянные трехлитровые банки вместе с сахаром. Завтракала она клубникой прямо с грядок, в обед ела клубнику с молоком, вечером пила чай с клубникой.

А клубника все поспевала. Оберешь готовую дочиста, а через день на грядках уже опять красным-красно. Зинаида Трофимовна с ног сбилась — не хватало ведер, тазов, не хватало стеклянных банок, кастрюль и керосина. Клубника была везде: в тарелках, в чашках, просто лежала в газетных кульках на подоконнике. Сухая и крепкая с утра, она к вечеру уже раскисала, а через день-другой покрывалась серыми осклизлыми пятнами.

Соседская бабка Полина Игнатьевна смотрела, качала головой:

— Пропадет добро. Надо бы ее продавать, Трофимовна.

— Как это — продавать? Кому?

— А так. Собери с утра побольше — и на рынок. Здесь в поселке много дачников. Этакая ягода! Ее у тебя с руками оторвут.

Зинаида Трофимовна задумалась. Обвела взглядом свой чистый ухоженный садик. Каждая веточка ее руками подвязана, каждый куст обкопан и полит. Все лето гнула спину в поту, ночами не спала…

— Многие продают, — продолжала бабка. — Думаешь, Мария Волкова не продавала? Продавала, матушка. И цветы тоже. Целковый за букет, вот так.

В эту ночь Зинаида Трофимовна все ворочалась на своей раскладушке. Думала про сына. Он так и не собрался приехать к ней на участок. Поехала сама в город. Помыла полы в квартире, постирала Николаю белье, оставила ему корзинку ягод. Через два дня опять привезла корзинку, а у него прежняя клубника еще не доедена.

Скрипела раскладушка; за окном шумел ветер, бил веткой сирени в стекло, из поселка доносились временами слабые гудки электрички… По крыше застучало, сначала невнятно, потом забарабанило сильнее. Дождя давно не было. Зинаида Трофимовна прислушалась, не раздастся ли шлепанье капель по полу, Но крыша не протекала. «Раз — и готово!» — вспомнила Зинаида Трофимовна и улыбнулась в темноте. А потом ей привиделось утро — свежее, бодрящее, умытый за ночь сад нежится в лучах солнца, искристые капли так и горят на оранжевых лепестках королевских лилий, сверкают на шершавых пупырышках клубники. Зинаида Трофимовна наполняет две самые большие корзинки не торопясь, с выбором: берет только самую крупную, спелую, порченую отбрасывает. «Этакая ягода! Её у тебя с руками оторвут…» После умывается, надевает новое штапельное платье — синее в белый горошек, — запирает дом, ключ кладет под крыльцо и уходит со двора…

Гудки электрички все реже доносились из поселка, дождь перестал, за окном посветлело, в комнату заглянула луна. Зинаида Трофимовна спала и улыбалась во сне.

В несколько рядов тянулись дощатые столы. На них лежали пучки бело-красной редиски и моркови, горки молодого шелушащегося картофеля, сыроежки с лиловыми шляпками, снопы зеленого лука; в ведрах стояли цветы, плавали свежепросольные огурцы, в корзинках красовались тугие стручки гороха, мелкая лесная земляника и клубника; она пламенела на лотках, крупная, влажная, ароматная. Здесь, на поселковом рынке, ее продавали стаканами — так выгодней..

Зинаида Трофимовна пристроилась на свободное место в конце одного из столов. Поставила рядышком свои корзинки, но снять с них белую марлю, укрывавшую клубнику, медлила. Вокруг было многолюдно, шумно. Женщины с провизионными сумками сновали между рядами, переходили от лотка к лотку, оглядывали товар, ощупывали, приценивались. Слышались сердитые возгласы:

— Скинь маленько, хозяйка!

— Совесть твоя где? Этакую цену ломишь! Рыжая торговка живо обрезала:

— Не любо, не берите. Езжайте в город, там дороже заплатите.

— Эх, когда только вас, спекулянтов, выведут… Ладно, давай стакан…

Зинаиде Трофимовне сделалось неловко. Она оглядела толпу, надвинула платок на лоб пониже. Еще знакомые встретятся или кто-нибудь обругает, как вон ту рыжую толстуху, которая напротив за столом бойко торгуем клубникой. Если бы ее, Зинаиду Трофимовну, назвали спекулянткой, она бы, кажется, со стыда сгорела, а этой рыжей хоть бы что — знай себе запихивает деньги под фартук да еще зубоскалит: «Не любо, не берите…»

— Что у вас тут, хозяйка? Чем торговать собираетесь?

Это спросил пожилой мужчина в очках. Он постучал пальцем по корзинке.

Зинаида Трофимовна смутилась, ничего не ответила. Мужчина прошел мимо.

Проходили и другие дачники, посматривали на корзинки, шли дальше. И время шло. Начинало припекать солнце, толпа покупателей редела, а Зинаида Трофимовна все не решалась открыть свой товар. Прежде ей часто приходилось бывать на рынках, но тогда было совсем другое дело. Ей нравилось даже поторговаться из-за вилка капусты, попробовать на вкус соленый огурец, сбросить с весов порченое яблоко, поворчать насчет цены. Тогда она чувствовала себя хозяйкой. А теперь кто она?..

Ей вдруг захотелось уйти с рынка, но мысль о чудесных ягодах, которые к вечеру потеряют и цвет и вкус, заставила ее пересилить себя. Она сняла марлю с одной корзинки, достала чистый, специально припасенный носовой платок и решительно принялась протирать граненый стакан.

В это время к столу напротив подошли две девочки. Одна спросила у толстухи:

— Тетя, сколько стоит ваша клубника?

— А ты что, читать не умеешь?

Девочка взглянула на бумажку, лежащую поверх клубники, замялась.

— Так дорого! —сказала вторая звонким голосом. Стакан вздрогнул в руке Зинаиды Трофимовны. Она подняла голову, посмотрела на девочку — на ее лиловый бант в темных волосах.

Дети между тем принялись пересчитывать мелочь.

— У нас не хватит на стакан, Галка. Давай поищем, где подешевле.

Они начали оглядываться. У Зинаиды Трофимовны сразу похолодели пальцы. «Сейчас подойдут… Подойдет эта черненькая, узнает ее…»

Зинаида Трофимовна бросила стакан в клубнику, кинула на нее марлю, подхватила обе свои корзинки и почти бегом пустилась прочь, не разбирая дороги. Свернула в одну улицу, в другую, пересекла какой-то пустырь; ей казалось, что дети гонятся, она боялась остановиться. Тяжелые корзины оттягивали руки, во рту пересохло; рынок давно остался где-то далеко позади… Зинаида Трофимовна споткнулась, чуть не упала и с сильно бьющимся сердцем опустилась наконец на скамейку у чьих-то ворот…

В солнечный воскресный день по дороге шел молодой человек высокого роста. Неторопливо шагая, он посматривал влево и вправо на крытые толем домики, расположенные в глубине участков, среди зарослей вьюнков и малины. У одного участка он остановился, достал из кармана записную книжку, поглядел в нее, потом на фанерку, прибитую к изгороди.

За изгородью копошились мальчишки и девчонки, вооруженные лопатами, тяпками, садовыми ножницами. Ребята посыпали песком дорожки, пропалывали междурядья на грядках, обрезали сухие ветки с кустов и бросали их в костер, который дымил и потрескивал на площадке возле дома, свежевыкрашенного в канареечный цвет. Двое рослых мальчишек, грохоча молотками, ладили дощатую опалубку колодца, а в центре сада у врытого в землю стола хлопотала худенькая девчонка с лиловым бантом в черных волосах; она помешивала ложкой в тазу, стоявшем на керосинке, и поминутно облизывала пальцы, перемазанные ягодным соком.

Молодой человек пожал плечами, еще раз взглянул на фанерку и обратился к светловолосому мальчику, усердно копавшему яму неподалеку от калитки.

— Послушай, ведь этот участок шестьдесят четвёртый? Может, я перепутал номер? По моим сведениям, здесь должна жить Зинаида Трофимовна Глазова.

— Она и живет здесь.

— Здесь?.. Почему же на этой фанерке значится: «Опытный участок Друзей природы — юннатов 1-й поселковой школы»? Как же это?

— Это участок наш и Зинаиды Трофимовны, она — наша пионервожатая, мы её выбрали. — Мальчик воткнул лопату в землю.

— Ничего не понимаю, — сказал гость и озадаченно осмотрелся. — А где же сейчас Зинаида Трофимовна?

— Понесла малиновое варенье больной старушке. Да вы входите, товарищ, она скоро вернется. Эй, ребята, тащите-ка табуретку.

Гость присел возле садового стола, машинально провел рукой по гладко оструганным доскам. Спросил у окруживших его ребят:

— Сами сколотили?

— Факт, сами, — сказал рослый мальчишка. Девчонка с лиловым бантом сняла ложкой с варенья

пенку, подула на нее, попробовала на вкус и облизнула губы.

— А я знаю, кто вы. Сын тети Зины, наверно? Вы у нее инженер. Вы обещали починить крышу и все не ехали. А теперь приехали. Вот тетя Зина обрадуется!

Гость смущенно кашлянул.

— Как же это получилось, товарищи, что моя мать стала вашей пионервожатой?

— О, это очень даже интересно получилось! Знаете, возимся мы на нашем опытном участке. Ну, при школе такой маленький-премаленький садик. Горох там, морковка, три подсолнуха… Вдруг приходит…

— Погоди, Галка! Пусть расскажет Володя. Он ведь писал заметку в Пионерправду про тетю Зину, у него лучше получится. Давай, Володь!

Володя тряхнул светлым чубчиком и начал с того, на чем остановилась Галка:

— …вдруг приходит женщина с двумя во-от такими корзинками в руках. «Здравствуйте», — говорит. Мы говорим: «Здравствуйте». А она открыла свои корзинки, а в них—клубника. Спелая-преспелая, крупная-пре-крупная! «Кушайте, — говорит, — ребята». Наши ребята даже испугались. Спрашивают: «Неужели это все нам, тетя?» А тетя говорит: «Ешьте на здоровье». Мы съели. Раз — и готово! А она осмотрелась и говорит: «Аккуратный у вас участочек. Только маловат, тесно вам здесь. Пойдемте ко мне, я вам еще две большие грядки дам, будет у вас своя клубника. Пойдемте, ребята?» Мы пошли. А потом тетя Зина сказала: «Вот теперь уже у вас два своих участка — при школе и здесь. Теперь вам работы на всех хватит и ягод — тоже. А мне с вами веселее. Так как же? Будем вместе хозяйничать?» Мы сказали: «Будем!» Вот и все.

— Мы еще стол для пинг-понга сделаем, — сказал рослый мальчишка. — А тете Зине починим крыльцо. Факт, починим!

— А ну, кончай разговоры, — скомандовал Володя. — Скоро тетя Зина вернется, а картошка еще не окучена, компостная яма не выкопана. Сима и Вера, как у вас насчет чая? Надо воды из колонки принести.

Ребята разбежались по участку; снова застучали молотки, защелкали ножницы. Николай снял пиджак и повесил на ветку яблони.

— Володя, где у тебя топор, гвозди? Я, пожалуй, полезу на крышу.

— Вы лучше помогите яму докопать. Мы туда будем закладывать картофельную ботву на перегной. А крыша давно уже починена.