Гагарин

Глава 4

4.

Высота геостационарной орбиты намного больше диаметра Земли, с такой высоты планета не кажется огромным синим полем с белыми сугробами облаков, а целиком умещается в иллюминатор. На её фоне торжественно парил православный крест станции «Салют-13», словно вся колыбель человечества крещена в православие, хоть это, конечно, не так.

К переходному центральному отсеку крепились четыре главных элемента — бытовой отсек, отсек биологических экспериментов, лабораторный и агрегатно-инструментальный. К инструментальному, заднему по вектору движения, пристыкован буксир «курчатов» с ионным двигателем, ядерным генератором и баком для рабочего тела. От него раскинулись в стороны две симметричные панели системы охлаждения реактора, в вакууме теплообмена нет, отвод избыточной энергии происходит только благодаря излучению. Эти панели образовали нижнюю короткую поперечину креста. Верхняя короткая состоит из солнечных батарей, питающих резервные аккумуляторы, станция при необходимости продолжит существование и без генератора буксира.

Многослойная защита от космической радиации, подобная той, что будет установлена на корабле для марсианской экспедиции, имеется только на бытовом отсеке и части биологического отсека. В первой трети биологического цилиндра находятся клетки с одной обезьянкой, двумя кроликами и кучей живности меньше, и ровно такая же группа теплокровных и насекомых представлена в неэкранированной части отсека, чтобы сравнить их состояние через два года пребывания вдали от одеяла магнитного поля Земли.

Перед стыковкой «сапсан» медленно огибал аварийную станцию, и увиденное нравилось космонавтам всё меньше.

— Заря, я Сапфир-1, — начал доклад Харитонов. — На переднем торце бытового отсека около стыковочного узла вижу чёрное пятно круглой формы диаметром от десяти до пятнадцати сантиметров, похожее на пробоину от микрометеорита. Ориентация солнечных батарей на Солнце нарушена. Поскольку отбор энергии от генератора «курчатова» не производится, предполагаю, что станция обесточена. Вероятно, бытовой отсек лишился давления. Прошу разрешения отменить стыковку к узлу бытового отсека и причалить к биологическому.

Андрей внутренне поёжился. С одной стороны, командир прав. Если станция поймала космический мусор, лабораторный и биологический отсеки, скорее всего, сохранили воздух, и Харитонов намерен использовать экранированную треть биоотсека как временное обиталище для их пары. Но если станция мертва, не работает система воздухообмена, а животные не получали ни пищу, ни воду, они мертвы и разложились. Там не просто воняет, а невыносимо! Уж лучше лабораторный…

Пока в ЦУПе шёл мозговой штурм об изменении плана работ, он поделился соображениями со старшим.

— Ежу понятно, Андрюха, там не «шанелью» пахнет. Откроем форточку проветрить. Но трупики придётся собрать, заморозить и потом переправить на Землю — изучать, сколько радиоактивной заразы нахватались зверушки во время вспышки.

— И сами нахватаемся. Если выжгло электронику на ретрансляторах, прикинь, сколько оборудования придётся менять внекорабельно.

Условное брюхо станции, постоянно обращённое к Земле, было густо облеплено чашками приёмо-передающих устройств систем космической связи. Отец Андрея в своё время погубил множество нервных клеток себе и ответственным товарищам из самых разных отраслей, пробивая замену электронных ламп на полупроводники. Аппаратура «Салют-13» целиком основана на микросхемах, только самые мощные транзисторы вынесены и снабжены системой охлаждения. Скорее всего, это высокотехнологическое богатство и накрылось медным тазом под ударами заряженных солнечных частиц. Правда, вместо слова «таз» Харитонов употребил нечто более выразительное. Снятое уедет на Землю, где инженеры в нескольких номерных НИИ будут ломать головы: можно ли закрыть нежные схемы достаточно надёжными экранами или вернуться к лампам образца тридцатых годов. Второе решение — анахроничное, зато устойчивое к солнечному ветру, для чего к «салюту» будут вынуждены прилепить ещё один модуль — под тяжеловесное древнее оборудование. Но вряд ли.

— Сапфиры, я Заря-1, — прорезался ЦУП. — Стыковка с лабораторным отсеком запрещена из-за смещения центра масс комплекса и усложнения маневров по сохранению точки стояния. Стыковку произвести к верхнему узлу центрального отсека. Переход на станцию произвести в скафандрах. Приготовить корабль к разгерметизации кабины.

А вот это — неприятность. В ЦУПе уверены, что на станции вакуум, что подтвердилось в следующей команде.

— Сапфир-1! Открывай люк мэдленно. Если метеорыт пробил бытовой отсек, мог паврэдыт и центральный. Как понял?

Очевидно, микрофон взял Вахтанг Дмитриевич Вачнадзе, руководитель полёта. Он родился в грузинской семье, но в белорусском городке Бобруйске, в то время — еврейском местечке, и причудливо путал русско-грузинское произношение с идишем, иногда вставляя слова из трасянки.

— Понял вас. Соблюдаем осторожность.

Поскольку станция давала отклик на любые запросы с «сапсана» примерно столько же, сколько давал бы летящий кирпич, Павел, закусив губу, повёл корабль на стыковку вручную. На экранчике, заботливо оттёртом от киселя, возникло перекрестие прицела, словно в «Салют-13» собрались стрелять.

Кажется, что проще попасть в носовой узел на бытовом отсеке, выдвинувшись навстречу станции. На самом деле — ничего подобного. Скорость двух объектов относительно друг друга нулевая, пока не включена тяга ионного двигателя. «Сапсан», описав дугу, приблизился к центральному отсеку и ужалил его штырём стыковочного узла точно в приёмный конус.

— Есть контакт! Есть фиксация, — доложил Харитонов и обернулся к Андрею. — Надеваем скафы. Иду первым. Мой первый и главный приказ: не геройствуй без команды. Иначе выкину в открытый космос, там хоть в Чапаева играй с криками «я — Гагарин». Понял?

— Да чего уж там… Ясно, тарщ майор.

Люк в носовой части линзы кабины открывался внутрь корабля, увлекая за собой стыковочную пару штырь-конус, и он не поддался из-за давления. Значит, за люком — вакуум. Жалкие десятки молекул на литр объёма.

— Герметичность скафандра проверил? Хорошо. Открыть клапан сброса давления!

Андрей повиновался, и десятки килограмм драгоценного воздуха с шипением понеслись наружу. Скоро раздался хлопок, а по кабине разлетелись бордовые шарики.

— Твою мать, товарищ прапорщик из снабжения! И тебя туда же… Заря-1, я Сапфир-1, при сбросе давления взорвалась туба с жидким киселём, загадив кабину. Переход на станцию откладывается до устранения.

— Нэ торопись, Сапфир-1. Закрой клапан.

В теории уложенное в обитаемом пространстве барахло обязано выдержать давление ноль, но именно что в теории. С посадки Гагарина-старшего на Луну никто не соединял внутренний объём корабля с космосом без шлюзового тамбура. И вот — результат.

Они протрахались добрые минут тридцать, Харитонов извёл весь запас русского мата и местечковых калининско-тверских проклятий. Экипаж собирал кисель до последней мелкой капельки, чтоб ни одна не попала на электропроводку — герметичную, но также только в теории. Сброс давления остановили, иначе кисель вскипит, а оставшиеся мелкие частички при восстановлении давления где-то сконденсируются, по закону подлости — в самом неприятном для электрозамыкания месте.

— Какая ирония, командир! «Салют-13» — ключевая станция для экспериментов по программе «Аэлита», как пишут в газетах — историческая веха для всего человечества, начало освоения Марса и прочее ура-ура. А начало экспедиции на Марс в восемьдесят восьмом может быть отложено, потому что какой-то размандяй не тот кисель полОжил! Клянусь, вернёмся, больше ни капли киселя в рот не возьму.

Наконец, они выпустили весь воздух и проплыли в центральный отсек, волоча за собой шланги системы жизнеобеспечения и кабели. Сферический объём отсека имел больше пяти метров внутреннего диаметра, в круглых стенках виднелись стыковочные устройства, все — с закрытыми люками, кроме ведущего к «Сапсану». Поверхности вокруг люков были сплошь увиты коммуникациями.

В полумраке, рассеиваемом слабыми фонариками на шлемах скафандров, помещение производило зловещее впечатление.

Обнаруженное там настолько расстроило Павла, что он даже ругаться не начал, только пробормотал «ох, ё-моё».

— Сапфиры, я Заря-1. Как слышимость. Что там?

— Я — Сапфир-1. Сквозная пробоина. Как раз напротив энергощита агрегатно-инструментального отсека. Идём в инструментальный, там тоже наверняка вакуум.

Что такое не везёт и как с ним бороться… Это низкие орбиты вдоволь загрязнены человеческим мусором от тысяч пусков РКН, причём отработанные спутники и сброшенные ступени ракет периодически сталкиваются и разлетаются на мелкие куски, каждый представляет опасность для действующих космических аппаратов. Но на геостационарной орбите сравнительно чисто. Более того, висящие в точке стояния над экватором станции самопроизвольно уваливаются в дрейф, оттого на них стоят двигатели коррекции, а на огромном «салюте» имеется даже ионный буксир. Поэтому вероятность попадания случайного булыжника ровно в торец бытового отсека с тем, чтоб траектория полёта внутри станции привела точно в электрощит — за пределами теории вероятности, шанс неизмеримо ниже, чем взрыв пищевой упаковки. Но Харитонов и Гагарин два раза подряд вытащили из мешка чёрный шар. Ну как тут не стать суеверными?

Метеорит, круглый и шершавый, застрял в переборке за щитом и больше ничего не размолотил. Но и этого достаточно. Очевидно, выбило все автоматы, остановилось даже аварийное энергоснабжение. Станция не ушла в энергосберегающий режим, она просто вырубилась. Полностью.

— Открываем кружок юного электрика имени Гагарина, — грустно пошутил майор. — Электрощит мы, конечно, заменим. Но когда пришлют новый.

И вот в этот момент Андрей нарушил приказ «не геройствовать без команды».

— Заря-1, я — Сапфир-2. Прошу разрешения на установку временных соединений, чтобы обеспечить энергоснабжение основных цепей раньше полной замены щита. Далее, поскольку все пробоины находятся в местах открытого доступа, считаю возможным подключить сварочный аппарат непосредственно к электрошине ядерного генератора и заварить изнутри… — он посчитал про себя и ужаснулся объёму работ. — Заварить пять пробоин в бытовом, центральном и инструментальном отсеке, восстановив герметичность. На эти отсеки у нас имеется достаточный запас воздуха до прибытия «Красной Пресни».

В свете фонарика он заметил, как Павел развернулся к нему. Через стекло шлема виднелась картинно зверская рожа. Вдобавок показал кулак, но молча, потому что даже их болтовня между собой неслась на Землю и записывалась. В общем, устроил разнос на тему — какого ляда начал что-то предлагать, не согласовав с командиром. «Не лезь поперёд батьки в пекло», раньше это выражение означало рисковать для начала старыми, потом молодыми, в наши дни только лишь не проявлять инициативу.

Земля программу «пекло» одобрила. РН «Энергия-3» с грузовым кораблём уже заправлялась на Байконуре, ибо отправка материалов для восстановления станции была очевидна заранее, сейчас предстояло только уточнить комплектацию, догрузить «Красную Пресню» и срочно стартовать к «салюту». Закончив подсчёт урона в инструментальном отсеке, космонавты навестили бытовой, тот остался в жутком беспорядке от спешного бегства прошлого экипажа, но из оборудования ничего не пострадало, по крайней мере — по результату внешнего осмотра.

Затем, открыв ещё один люк в центральном отсеке, они выбрались в открытый космос, плавая на страховочных тросах. Зрелище безграничного пространства, усыпанного разноцветными алмазами звёзд, с пылающим Солнцем сбоку и топазово-голубым диском Земли впечатлило обоих. Даже Харитонова, всегда настроенного прозаически, вдохновило на романтику.

— Красота неземная… Эх, как помру да превращусь в бесплотного духа, чтоб никакой дурацкий скафандр не мешал, поднимусь сюда и прокричу на всю Вселенную: красота-то какая, мать вашу в туда и в туда!

— Составлю компанию, командир. Ну, а пока оба живы, снимай крышку ближайшего аппарата, подключу тестер.

Похоже, полоса невезения кончилась, и вся коммерческая спутниковая связь обещала заработать, как только восстановится энергоснабжение, ровно как уцелел и приёмопередатчик «курчатова», выдержавший оба удара Солнца.

А вот внутри пришлось возиться очень долго, рабочий день растянулся часов на восемнадцать, пока с Земли не пришёл категорический приказ «отдыхать».

Они задраили люк в корабль и наполнили кабину воздухом, чтобы снять скафандры. Два или три часа назад нестерпимо хотелось почесаться, сейчас усталость перебила все чувства и желания.

Пахло киселём.

— Скорее бы свет дать, — посетовал Андрей. — Как в пещере. Когда в наушниках ничего не бубнит, тишина жуткая.

— Голоса мерещатся?

— Ну, не настолько нервная система расшатана.

— Тогда ладно… Мне тоже не по себе. Как у негра в заднице, — признался Павел. — Да и очень хочется доделать укрытие. Год неспокойного солнца, сам понимаешь. В Звёздном сетовали, что зря сдёрнули ту четвёрку во время вспышки. Нам точно не разрешат сдристнуть, чтоб узнать — сколько милигреев отхватят два подопытных кролика с образованием. Так уж лучше пересидеть в бытовом отсеке, там как-никак стенки погасят часть излучения. Но не в скафандре же, активность дня три длится.

Про кроликов он преувеличил.

Усталые, отрубились моментально — как станция без электричества. Пробуждение означало вторые сутки ремонта. Андрей пустил на заплаты одну из конструкций в инструментальном отсеке. Космонавты подплывали к пробоине, один держал товарища, второй лупил по лохмотьям оболочки, выгибая их наружу, затем прикладывал лист металла и крепил сваркой, в вакууме металл схватывался очень хорошо, никакого окисления. Затем приходила очередь гермета.

На третий день дали воздух в три отремонтированных отсека. Стало чуть проще, скафандры больше не сковывали движения. На Земле тем временем подготовили последовательность ремонта электрооборудования, и вот тогда хлопоты по герметизации показались детской забавой. Ладно, что часть блоков удалось заменить сравнительно просто — выдернуть повреждённый из слота и на место вставить живой. Нет проблем, если контакты на винтах. Но вот пайка в невесомости оказалась цирковым трюком. Каждая капелька припоя, случайно сорвавшаяся с паяльника или места пайки, норовила улететь. Счастье ещё, что станция держала атмосферу, и припой застывал твёрдой капелькой. В вакууме он не мог бы так быстро отдать тепло. Каждый шаг вперёд давался мучительно медленно, производительность была ничтожной. Павел порой злился: зачем столько всего, достаточно восстановить на живую нитку энергоснабжение бытового отсека да центральной ЭВМ и спокойно ждать грузовик… Но в ЦУПе считали иначе.

На пятые сутки начали осторожно и кратковременно подавать напряжение на отдельные цепи питания, проверяя — нет ли замыкания, и вот тогда началось непонятное.

— Андрей, помнишь, как в первый день шутили про голоса в темноте? Будешь смеяться, но я что-то и вправду слышал.

Гагарин отпустил очередной контакт и обесточил розетки бытового отсека.

— Не знаю, что сказать. Начитались, брат, мы с тобой фантастики про бродячие и брошенные звездолёты, скитающимися в космосе с мёртвым экипажем, вот подсознание и выбрасывает что-то на поверхность. Загорятся плафоны, станет легче.

Ожила центральная ЭВМ, сохранившая записи о последних минутах жизни станции, там — никаких сюрпризов. Вот экипаж обесточил бытовые сети, срочно эвакуируясь, вот авария… И да, вычислительный блок биологического отсека зафиксировал время отключения. За недели без пищи, воды, вентиляции и поддержания температуры у животных не осталось ни единого шанса на выживание. ЦУП разрешил разгерметизацию для выветривая трупного смрада, но только по приходу грузовика. Зато лабораторный отсек встретил порядком и, конечно, темнотой, рассеиваемой лишь светом Земли через пару иллюминаторов диаметром с суповую тарелку.

На шестой день наметили оживление систем бытового отсека, после чего туда можно будет перебраться окончательно, не возвращаясь в осточертевшую тесноту «Сапсана». Да и связываться с Землёй проще, не нужно каждый раз плыть на корабль. Внутренней радиосвязи на «Салюте» нет, таскать за собой кабели, мешающие ремонту, они задолбались.

— Андрюха, а ведь мы с тобой совершили подвиг. Станция была разрушена куда больше, чем думали.

— За подвиг полагается награда, да, командир? Ну, так представь меня к Георгиевскому кресту. Или к Ленинской премии, тоже неплохо.

— Меркантильный ты наш, номенклатурный ребёнок. Подумай сам — что ещё совершить великое, чтоб заметили и оценили.

Операторы ЦУПа этого разговора не слышали и никакого совета не дали.

— Паша, смотри. Я плыву в бытовой. Щёлкаешь тумблером номер двенадцать, идёт напряжение на розетки. Я проверяю там тестером, гляжу, чтоб нигде не искрило. Если что — кричу тебе. Потом включаем освещение и всё остальное, как Земля прописала.

Майор был куда опытнее в делах практических, но оставался сугубо эксплуатационником, а по первоначальному образованию — лётчиком-истребителем. И хоть готовились непосредственно к этому полёту вместе, Андрей куда лучше освоил конструкцию станции и фактически сейчас вкалывал за бортинженера, в электрике и остальных коммуникациях разбираясь больше. Поэтому и командовал ремонтными телодвижениями, к некоторому неудовольствию командира.

Лейтенант уплыл в сторону центрального отсека. В бытовом подключил тестер к розетке. Вокруг висела всё та же мрачная темнота, лампочка выхватывала только пятно света перед собой, да через люк долетало от ламп в инструментальном отсеке. По-прежнему было очень тихо, потому что не циркулировали жидкости в системах, не гудел привод ориентации солнечных батарей, не шумели вентиляторы аппаратуры. Даже мыши здесь не водились и не попискивали. Одно дело — сурдокамера, где тишина воспринимается как нечто нормальное, штатное, и совсем другое безмолвие огромного космического сооружения, которое они почти неделю пытаются оживить, да ещё с кладбищем мёртвых животных за стенкой. Реально — бр-р-р!

— Паша! Давай напряжение!

Тестер показал, что розетка заработала. И тут за спиной раздался тихий шелест. Мужской голос со странным акцентом, стопроцентно не принадлежащий командиру, явственно и очень протяжно произнёс, повышая голос от низкого к нормальному:

— Ан-дрю-у-у-ша, хочешь заработать миллиард?

Как он удирал! Грёб руками как купальщик от акулы. В полумраке ушиб голову о створку люка. Влетел в инструментальный и едва остановился, словно хотел прорваться на буксир и сбежать на нём, спасаясь от кошмара.

— Ты что, охренел?

— Паша… Кроме шуток… Там кто-то есть… Окликнул меня по имени из темноты.

Они уставились друг на друга с диковатым выражением на лице. Нырять из освещённого отсека в мрачную темень бытового обоим не хотелось ничуть.

— Успокойся, парень. Начнём с того, что глюков не бывает у двоих одновременно. До меня тоже что-то донеслось непонятное. Если слышим оба, значит, не сошли с ума. Розетки нормально запитались?

— Да…

— Тогда включаю освещение. И идём смотреть, что за чертовщина.

— Бля… Папе в первый полёт выдали пистолет — застрелиться, чтоб, приземлившись не там, не попасть в руки к империалистам. Клянусь, сейчас бы не помешал.

— Не бзди. Что ты конкретно услышал?

— Меня спросили — не хочу ли я заработать миллиард. Дико и глупо звучит, правда?

— Конечно, — согласился Павел. — С другой стороны, миллиард — это хорошо. Куда лучше, чем угроза убить и выпить душу. Пошли! Если твою душу продадим за миллиард, я — в доле.

Само собой, Гагарин-младший понимал, что командир зубоскалит для поднятия настроения. Никакой сверхъестественной ерунды не бывает. И всё равно робел. Как только в бытовом вспыхнул свет, сжал зубы и двинул первым.

Там звучали мужские голоса и один женский. Видеомагнитофон показывал фильм «Невероятные приключения итальянцев в России», Андрей как-то давно смотрел его, припомнив теперь слова про миллиард.

— Удирали так, что видюшник не выключили, — ухмыльнулся Харитонов, зависнув рядом. — Когда мы пробовали сеть на КЗ и давали напряжение краткосрочно, включался на несколько секунд, вот я и слышал какую-то хрень. Но чтоб попасть ровно на фразу «Андрюша, хочешь заработать миллиард…»

— Да, Павел. Я уже перестал удивляться совпадениям. Похоже, в этом полёте самое невозможное становится возможным, — он подплыл ближе и погладил кассетник, который минуту назад хотелось размолотить вдребезги. — Какой хороший видак, одно слово — «Панасоник», сделано в СССР. Выдержал столько в вакууме, и пофиг.

Командир маленького экипажа сплюнул через левое плечо. Без слюны, конечно. Вроде бы самое главное у них получилось. Но и дальше полёт может быть нескучным.

— Командир… Обещай, что никому на Земле не расскажешь, как я пересрал от видеомагнитофона!

— Обещаю. Но не обещаю, что сдержу обещание. Классная байка, просится в анналы Звёздного городка.

— В анал она просится, — обиделся Андрей. — Я, если что, откажусь подтвердить. Или скажу, что ты сам боялся голосов.

— Ладно. Проехали. Дай бог, чтоб до сменного экипажа у нас больше не нашлось поводов для баек.

Огромный православный крест летел через ночь, рассыпая из иллюминаторов электрический свет.