XIII. КОМАНЧИ

Вопреки обыкновению мексиканского начальства, ухитрявшегося тянуть до бесконечности самое простое дело, капитан Фриас, которому к тому же очень хотелось доказать свою преданность делу, действовал с поразительной быстротой. В назначенный день, и даже почти час, в Охо-Люсеро были закончены все необходимые приготовления к намеченной большой экспедиции в прерии.

Отряд, под непосредственным командованием дона Хосе Морено, дона Луиса Морена, дона Энкарнасиона Ортиса и дона Кристобаля Нава, состоял из девяноста человек, отобранных очень обдуманно, то есть из людей смелых, испытанных и отлично знавших все сложности и все особенности жизни в пустыне.

Караван, двинувшийся в путь по направлению к Рио Гранде, представлял собой чрезвычайно живописное и захватывающее зрелище. При взгляде на него вспоминались средневековые дикие орды, вышедшие с Меотийского моря, для того чтобы обрушиться на Запад.

И люди и лошади внешне необычайно изменились. По специальному распоряжению дона Хосе Морено все были одеты в костюмы лесных охотников; на каждом были спускающиеся до лодыжек широкие кожаные штаны, пояс змеиной кожи; на поясе висели длинный нож, топор, рог буйвола, наполненный порохом, и мешок с пулями. Верхнюю часть тела покрывала коленкоровая рубаха; на голове была касторовая шляпа. Кроме того, у всех были сумки из пергамента для продуктов, американский карабин и мачете — нож без ножен и футляра, с прямым и широким лезвием, пропущенный через железное кольцо, припаянное к поясу.

Еще более поражала нарядность верховых лошадей: сбруя, украшенная бусами и перьями, хвосты и гривы, переплетенные лентами самых ярких цветов, большие пятна кричащих цветов, разбросанные там и сям на телах лошадей, — все это имело необыкновенный вид. Рядом с кожаным бурдюком и альфорхой20 висела длинная плетенка — реата — из кожаных ремешков.

И, наконец, в хвосте каравана, под наблюдением нескольких пастухов, находились неоседланные лошади и мулы, впереди которых шла кобыла с колокольчиками на шее. Лошади предназначались для подмены выбившихся из сил, а мулы использовались для перевозки багажа. Всех этих животных было приблизительно около трехсот голов.

Караван покинул Охо-Люсеро вскоре после восхода солнца и в боевом порядке направился в Рио Гранде-Браво-дель-Норте.

Несмотря на ранний час, отъезд сопровождался большой помпой: почти все жители деревни — мужчины, женщины, дети — заполнили узкие улицы деревни и радостными криками провожали смельчаков, желая им удачи и счастливого возвращения.

Ранчерос квадрильи дона Луиса Морена считали долгом как можно дальше проводить своего командира. Они согласились повернуть лошадей и возвратиться в лагерь лишь после того, как начальник заверил их своим честным словом, что не пройдет и месяца, как он вернется и вновь станет во главе отряда.

Храбрецы наконец остановились, в последний раз прокричали «ура», разом выстрелили в воздух из своих карабинов и, отпустив поводья, во весь дух помчались по направлению к деревне; через несколько секунд они исчезли в облаках пыли.

Под вечер на берегу реки отряд сделал привал. Зажгли бивуачные огни, расседлали лошадей и привязали их к колышкам; люди устроились на ночлег.

Вокруг одного из костров сидели четверо мужчин: дон Хосе Морено, дон Энкарнасион Ортис, дон Луис Морен и дон Кристобаль Нава. Поужинав, они закурили сигареты. И тут дон Хосе Морено, за весь день обменявшийся со своими товарищами только несколькими словами, приступил к разговору.

— Кабальерос, — сказал он, — завтра на рассвете мы пересечем реку и войдем в прерии. Это значит, что мы покинем цивилизованные земли и будем в течение, быть может, долгого времени топтать варварскую землю. Поэтому разрешите мне высказать несколько замечаний.

— Мы слушаем вас, — ответили, поклонившись, офицеры.

— Итак, кабальерос, — продолжал дон Хосе, — мы должны ввести в отряде строжайшую дисциплину, заботливо следить, чтобы охрана была сильной, наблюдать внимательно за переменными лошадьми, тщательно изучать — на пространстве нескольких миль в окружности — места, выбираемые нами для стоянок. От вас я не могу скрыть, что экспедиция, на которую мы решились, чрезвычайно трудна. Я бы даже сказал, что она почти невыполнима. Лишь громадное мужество и настойчивость могут помочь нам в этом деле. Я рассчитываю на вашу преданность и самоотверженность.

— Сеньор дон Хосе Морено, — ответил дон Луис от имени своих друзей и от своего имени, — наше содействие вам обеспечено без всяких ограничений. Вы можете располагать нами по своему желанию.

— Благодарю вас, кабальерос! Я был убежден, что вы мне так ответите. Но я считал своим долгом сказать вам все откровенно. С другой стороны, не нужно предполагать только худшее и видеть будущее более черным, чем оно может быть на самом деле. Я надеюсь, я даже рассчитываю установить хорошие отношения с индейцами. А если это произойдет, мы спасены. Я не боюсь утверждать, что при этом условии успех нашей экспедиции обеспечен. Но именно по этому поводу мне необходимо сделать вам последнее и очень важное сообщение. Когда мы встретимся с индейцами — а это, по всей вероятности, будет скоро, — вы увидите меня в новой роли, которая покажется, без сомнения, странной вам, именно вам — людям цивилизованным, не знающим истории моего рода, вернее, знающим только то, что знают все, следовательно, очень мало. Так вот, что бы ни произошло, что бы я ни делал, что бы я ни говорил, — не выказывайте даже тени удивления! Скоро вы получите объяснение моего поведения, и оно перестанет вам казаться необыкновенным.

— Мы испытываем к вам настолько глубокое уважение, дорогой дон Хосе, — сказал Энкарнасион Ортис, — что никогда не позволим себе контролировать ваши действия или делать хотя бы самые легкие замечания по этому поводу.

— Я очень рассчитываю в нашем деле на преданность человека, которого вы все знаете. Я говорю о Великом Бобре.

— Этот человек — мужественный и умный вождь! — сказал горячо дон Луис. — Я очень уважаю его.

— Я имел возможность в самых различных обстоятельствах подвергать его испытанию, — сказал дон Хосе, — и каждый раз оставался им доволен. Надеюсь, что и на этот раз будет так же.

— Я отвечаю за него головой! — воскликнул Энкарнасион.

— Подождем еще судить о нем. Завтра все станет ясным. Итак, кабальерос, это все, что я хотел вам сказать. Благодарю вас за ваше любезное внимание. Уже поздно… А мы все нуждаемся в отдыхе. Да пошлет вам бог добрые сны!

Подбросив в костер несколько охапок дров, дон Хосе, дон Луис и дон Энкарнасион завернулись в свои плащи и улеглись прямо на земле.

А дон Кристобаль пошел на проверку постов — он хотел своими глазами убедиться в том, что в лагере все обстоит благополучно.

На следующий день, на рассвете, как и было решено, караван, найдя брод, перешел на другой берег и, к большой радости дона Хосе и его спутников, встретил там поджидавших их воинов-команчей.

Оба отряда моментально построились в боевом порядке друг против друга. Некоторое время они стояли неподвижно. Потом раздался военный сигнал, засвистели в длинные рожки, выдолбленные из человеческой берцовой кости, и индейцы, сломав свои ряды, ринулись навстречу мексиканцам. Кружась вокруг них, почти касаясь их, они выполняли с необыкновенной ловкостью такую трудную и опасную вольтижировку, какую только может представить себе пылкая фантазия.

По второму сигналу они вновь быстро построились; один из всадников на великолепной черной лошади, одетый в парадный военный костюм, выехал вперед и остановился между двумя отрядами. В одной руке у него развевалась шкура белого бизона, он размахивал ею в знак мирных переговоров; в другой руке он держал тотем племени; это был шест длиной почти в двадцать футов, украшенный сплошь перьями и стеклянными бусами и заканчивавшийся вымпелом из лосиной кожи. На вымпеле был грубо намалеван гриф, сидящий на кактусе, — герб древних властителей Мексики; он тщательно сохранялся племенем, считавшим себя, не без оснований, происходящим от древних инков.

Индейский воин со шкурой бизона и тотемом в руках был Мос-хо-ке.

Дон Хосе Морено приблизился к нему и, по обычаю индейцев, протянул правую руку со сложенными пальцами в сторону воинов-команчей ладонью вверх.

Индейский вождь казался преображенным; в нем было столько благородства и величия, что мексиканцы с трудом узнали его. Это действительно был вождь воинственного и неукротимого племени.

Оба всадника встретились точно в середине пространства, остававшегося свободным между двумя отрядами. Они остановились одновременно, приветствовали друг друга по индейскому обычаю, положив свою правую руку на левое плечо и склонив голову на грудь.

— Потомок сыновей Солнца — желанный гость для своих детей, — почтительно сказал индеец. — Сердце Грифов Прерий радуется при виде его.

— Я счастлив приемом, оказанным мне моими детьми! — с достоинством ответил дон Хосе. — Если мое тело было далеко от них, сердцем я всегда был с ними, среди доблестного народа.

После первого обмена любезностями, обязательными по индейскому церемониалу, всадники спешились.

— Вот моя лошадь и мое оружие, — сказал Мос-хо-ке. — Пусть мой отец Седая Голова примет их, как свидетельство радости, которую доставило моему племени его появление среди нас.

Самый драгоценный подарок, который может предложить индеец, — это его лошадь и его оружие.

— Я приму эти дары из рук моего сына, — ответил дон Хосе, — при условии, что в обмен он возьмет мою лошадь и мое оружие.

— Вождь должен послушаться своего отца, — поклонившись, сказал индеец и в знак того, что лошадь дона Хосе теперь принадлежит ему, взял в руку поводья; потом, сделав шаг вперед, он опустился на одно колено и протянул старику тотем.

— Только потомок сыновей Солнца теперь имеет право, — сказал он, — держать священный тотем Грифов Прерий! Пусть он соблаговолит принять его из рук своего сына.

Дон Хосе принял тотем и, два раза подряд наклонив его перед солнцем, сказал:

— Мос-хо-ке — умный и мужественный воин, поэтому священный и почитаемый знак должен оставаться в его руках! Он больше всех достоин его защищать.

В первый раз с начала разговора бесстрастное лицо вождя команчей выразило глубокое волнение.

— Мой отец добр. Он велик. Он справедлив. Он действительно потомок Солнца. Пусть он приказывает — его сыновья будут повиноваться, — с уважением склонясь перед стариком, сказал Мос-хо-ке.

И, потрясая переданным ему тотемом, Мос-хо-ке издал воинственный клич индейцев; воины-команчи с энтузиазмом повторили это клич; церемониал встречи был закончен.

— Мой отец выкурит большую священную трубку с моими молодыми воинами? — спросил вождь.

— Лагерь моих сыновей будет моим! — ответил дон Хосе Морено с достоинством. — Я выкурю большую трубку Совета.

— Да будет так, — ответил вождь.

Мос-хо-ке приложил к губам свой военный свисток. Раздались резкие протяжные звуки. По этому сигналу оба отряда соединились и помчались по направлению к горам, склоны которых, поросшие лесом, виднелись на горизонте, приблизительно в четырех — пяти лье от места встречи.

Не прошло и трех четвертей часа, как всадники достигли леса. Они пронеслись через него подобно урагану и остановились в лагере команчей.

Лагерь, большой и хорошо устроенный, был расположен в прекрасном месте, защищенном от внезапного нападения или набега.

Многие писатели и путешественники, описывая индейцев Северной Америки, почти всегда представляют их в виде диких людей — пьяниц, грязных, ленивых, погруженных в варварское состояние, из которого их невозможно извлечь никакими усилиями.

Этим авторам и путешественникам, по-видимому, попадались на глаза только какие-то выродки индейских племен, несчастные, спившиеся люди, ведущие нищенскую, паразитическую жизнь в окрестностях некоторых городов.

Но племена сиу, команчи, апачи, пауни и многие другие, которые мы могли бы перечислить, представляют собой могущественные племена, живущие на пространствах Западных прерий. Они никоим образом не походят на те жалкие существа, которых описывают путешественники. У них действительно другая цивилизация, не похожая на нашу, но тем не менее она существует.

Обычно они отличаются мягким нравом, развитым умом, а главное — пылкой любовью к свободе и независимости. Многие среди них, в особенности среди племени команчей и пауни, не притрагиваются к спиртным напиткам. Одиннадцать лет, проведенных мною среди команчей, заставляют меня воздать им должную справедливость…

Войдя в лагерь, охотники расположились там на отведенных им местах. В центре лагеря были возведены два шалаша, сплетенные из ветвей, — специально для дона Хосе Морено и его друзей.

Мос-хо-ке послал глашатая просить мексиканских офицеров прийти к Костру Совета. Начальники команчей уже ожидали их там.

Дон Хосе и его три друга поспешили откликнуться на это приглашение.

Вожди-команчи встали при появлении офицеров, в знак уважения к своим гостям. Тут же была зажжена большая трубка, и ее стали передавать один другому. Все участники Совета брали ее и курили в абсолютном молчании.

Последняя частица табаку испарилась вместе с дымом, и тогда Мос-хо-ке прервал молчание.

— Пусть Великий Дух, существующий равно для краснокожих и для бледнолицых, — сказал он, — обратит на нас свой добрый взор. Бог Ваконда читает в наших сердцах. Он знает, что мы собрались вместе для того, чтобы защитить справедливость и наказать зло. Мы сразу же отозвались на первый зов нашего отца — Седой Головы, и мы готовы ему служить. Пусть он, самый мудрый вождь среди нас, теперь скажет нам, что мы должны делать.

Вождь уселся на свое место среди общего молчания. Все взгляды, в которых любопытство смешалось с большим вниманием, обратились на дона Хосе Морено.

Несколько мгновений старик оставался в задумчивости; потом, подняв голову, он стал говорить очень твердо, подчеркивая каждое слово.

— Вожди команчей! — сказал он на индейском языке, который знал в совершенстве. — Мои горячо любимые дети! Ведь в наших жилах течет одна кровь. Я не хочу напоминать вам о тех услугах, которые моя семья и я сам оказывали несчастным членам вашего племени, так как каждый раз, когда мы шли на помощь вашим братьям, мы лишь выполняла священный долг, долг по влечению сердца! Я пришел к Костру Совета как друг и как проситель, но также и как отец, который заранее уверен в том, что может рассчитывать на безграничную преданность своих детей.

Вожди молча поклонились, хлопнув в ладоши в знак их удовлетворения.

Дон Хосе Морено продолжал:

— Я должен вам объяснить, почему я взываю в настоящий момент к вашей преданности. Выслушайте же меня терпеливо. Несмотря на то что по прямой линии я являюсь потомком древних властителей Мексики, кровь нашего народа несколько раз смешивалась с кровью наших притеснителей. Это делалось с целью сохранить громадные богатства нашего народа, а также то значение, которым он пользовался среди коренных обитателей нашей страны. После завоевания Мексики Фернандом Кортесом, этим авантюристом-изменником, разрушившим могущественную и прославленную мексиканскую народность, большая часть сокровищ, принадлежавших властителям-инкам, исчезла. Исчезла так бесследно, что испанцы, несмотря на все розыски, не могли обнаружить эти сокровища. Никакие мучения, никакие самые жестокие пытки не помогли вырвать эту тайну у благородных мексиканцев. Устав от бесплодных усилий, испанцы должны были признать себя побежденными и отказаться от поисков золота, решив, что оно действительно погибло безвозвратно.

— Это правда, — сказал Мос-хо-ке, — то же говорят и наши предания.

— Мой предок Истак-Паласин, родственник короля Тескоко и племянник императора Гуайтимосина, последнего властителя Мексики, был единственным вельможей, оставшимся верным до конца этому несчастному монарху. Вы знаете, что испанцы пытали Гуайтимосина, положив его на раскаленные угли, а вслед за тем почти месяц волокли его, как пленника, за испанской армией, пока, наконец, несчастный не был повешен на дереве.

— О да, — глухо прошептали индейцы, — вожди знают про эту страшную смерть.

— Однако за два дня до смерти, — продолжал дон Хосе Морено, — Гуайтимосин, воспользовавшись моментом, когда ушла охрана, успел сообщить моему предку, давшему ему несокрушимую клятву молчания, точное место, где он спрятал сокровища империи. «Вы одной со мной крови, — сказал он. — Стерегите эти сокровища так, как нежная мать стережет свое дитя. Великий Дух озарил мой ум, и я сквозь эти облака вижу будущее. Придет день, когда дети нашей родины завоюют независимость. Борьба будет долгая и ожесточенная. Сокровище, которое я вам доверяю, поможет мексиканцам одержать победу. Сохраняйте его с величайшей заботливостью! Когда час придет, используйте золото для того, чтобы купить преданность человека, которому вы будете обязаны своим освобождением. Этот человек будет принадлежать к хищной испанской нации. Он продаст себя без всякого зазрения совести, если цена, которую вы ему предложите, удовлетворит его жадность и тщеславие». Два дня спустя последний владыка империи инков умер, вернее — его безжалостно убили. Тайна сокровища, доверенная моему предку, была священно сохранена нашей семьей. Но предсказанное время настало. Час свободы пробил. Человек, которого мы должны купить, готов продать себя. Поэтому я обращаюсь к вам с просьбой помочь мне отвоевать сокровища властителей инков.

— Пусть мой отец приказывает, мы будем повиноваться, — сказал Мос-хо-ке.

— Простите, сеньор, — сказал дон Луис Морен, которому дон Энкарнасион переводил слово за словом речь старика, — не рано ли вы хотите вынести на свет эти богатства? У многих людей может проснуться жадность. Вы так уверены в нашей победе?

— Увы, — с печальной улыбкой сказал старик. — Меня вынуждают к этому обстоятельства. Ведь вы знаете, что в последнее время мою семью преследуют несчастья.

— Простите меня, сеньор дон Хосе, что я растравил ваши раны.

— Я должен вам объяснить, полковник, причину моего решения. Знайте, что убийство моего сына и похищение Линды являются той главной причиной, которая меня заставляет, не теряя ни одной минуты, увериться в существовании сокровища; иначе другой опередит меня и завладеет им.

— Что вы хотите этим сказать, сеньор?

— А вот что: когда-то из чувства милосердия я приютил и воспитал в своей асиенде Вега одинокого ребенка, сына одного испанца, убитого при столкновении с пастухом; этот мальчик — Горацио де Бальбоа…

— Испанский офицер, капитан! — вскричал потрясенный дон Луис.

— Именно он, — ответил дон Хосе. — Этот мальчик мне обязан всем, я доверял ему вполне; сначала он был у меня в асиенде тигреро, потом управителем. Одаренный несомненным умом, честолюбивый, но недобросовестный, он каким-то образом узнал о существовании сокровища; к счастью, ему неизвестна тайна захоронения клада. В нем вспыхнула жадность, и он окружил нашу семью шпионской сетью. Ему удалось узнать, что богатства нашей семьи находятся где-то на золотых приисках в саванне, под названием лагуны дель Лагарто. Он знает эту лагуну, так как мы были с ним там раз или два. В конце концов он сбросил маску и дошел в своей дерзости до того, что стал угрожать мне, требуя, чтобы я открыл тайну. Вместо того чтобы сурово наказать, я малодушно простил его и удовольствовался тем, что велел ему уехать. Он перешел к испанцам. Вы знаете уже, с какой жестокостью он теперь преследует меня! Набег на Пасо-дель-Норте, похищение моей дочери — все это входит в план его мести. Теперь, когда несчастная девушка в его руках, он надеется запугать ее и заставить открыть ему тайну сокровища…

— Боже, это не человек, это чудовище! — вскричал полковник.

— Да, это чудовище! Но я верю — бог не допустит, чтобы свершилось такое преступление.

— Белая девушка с голубыми глазами предупреждена.

Ожерелье ее отца уже передано ей. Воины Мос-хо-ке стерегут ее, — сказал индеец.

— Благодарю вас, вождь, вы возвращаете мне мужество.

— Если отец мой желает, то через три дня он может уже быть на золотом прииске. Что сделает отец мой Седая Голова: нападет ли на изменника Йорри или направится раньше к лагуне?

— Сейчас я не могу дать ответа. Это решат обстоятельства, вождь.

— Мой отец сказал хорошо, он очень мудр. Когда он отправится в путь?

— На восходе солнца, если это возможно. Испанец ушел далеко вперед?

— Если мы захотим, мы его быстро догоним.

— Тогда поспешим, вождь, дорога каждая минута!

— Хорошо! Мос-хо-ке поведет своего отца дорогой орлов!

Совет был закончен, и мексиканцы вернулись в свои шалаши. Туда по приказанию Мос-хо-ке были доставлены в изобилии еда и прохладительные напитки.

Загрузка...