Глава 11, в которой Эйнор решает ехать ясно куда, но непонятно, зачем.

Когда мальчишки проснулись утром — оказалось, что Эйнор, который брал себе последнюю стражу, как с вечера не ложился, так и торчал у кое–как пыхтящего костра. Было туманно, но туман этот показывал, что день придёт солнечный и вообще лето всё ближе. А вот рыцарь показался Гараву похожим на торчка в чаяньи дозы — бледный, волосы какие–то… неживые, глаза запали. Зевая и вздрагивая, Гарав и Фередир стали обуваться. Эйнор на них и не покосился, а когда Гарав было сунулся с вопросом о самочувствии — залепил ему по шее, причём очень сильно.

— Чего он?! — мальчишка всё–таки обиделся на удар. Фередир, скатывавший одеяла, пожал плечами и тихо ответил:

— Не лезь, он думает и смотрит.

— Вы долго будете возиться?! — неожиданно окликнул их Эйнор — раздражённым голосом. — Где костёр, где вода, завтрак где?! Поедете голодными, если через десять минут вода не будет кипеть!

— Что–то не то, — объяснил Фередир. — Давай скорей. Ты за водой, я костёр.

— Угу, — кивнул Гарав.

Вода закипела даже раньше, чем через десять минут. От вчерашних уток осталась одна ножка, Эйнор её брезгливо укусил, кинул у огня и стал бродить вокруг костра кругами. Нет, поведение его правда напоминало наркота, который ждёт дозу, Гарав даже испугался.

— На, — ткнул ему между тем половину ножки (со второй мясо было счищено наголо) Фередир. — Эйнор, ты будешь суп–то?

— Да, — отрезал тот.

То, что Фередир называл супом — Гарав уже познакомился с этим блюдом — готовилось просто. В кипящую воду бросали шматок свиного жира, перетопленного с сухарной крошкой, тёртым вяленым мясом и такой же тёртой сухой зеленью и солью. Когда Гарав увидел шлёпнувшуюся в котелок припахивающую массу — он, хотя и был голоден, усомнился, стоит ли есть. Но суп этот был поразительно вкусным. Впрочем, сейчас он в горло не лез — Гарав заподозрил серьёзно, что нарушил своим навязчивым появлением какие–то планы Эйнора. Что у него эти планы есть и что они серьёзны — сомнений не оставалось.

— Поедем в Форност, — сказал Эйнор, за завтраком ни слова не проронивший. Гараву это название мало что говорило (вроде бы читал в книжке, но он не помнил даже, что это за место). А Фередир даже руки уронил:

— Куда?! — подавился он. — До Раздола четыре дня пути!!! Это же обратно и на север!

— Твое дело — не протереть седло задом, — отрезал Эйнор неожиданно грубо. Фередир пожал плечами:

— Да я–то что. Но что мы будем жрать? Я на такие петли не рассчитывал. И потом, нас же трое теперь.

— Вот именно. И у третьего нет ни коня, ни оружия, ни вещей, — пояснил Эйнор. Фередир всем своим видом показал: да мне–то, как скажешь. Но Гараву удивлённо сказал:

— Запросто могли бы всё купить в Раздоле. Хотя… — оруженосец поморщился. — Может, оно и к лучшему. Не видеть эльфов лишний раз.

— А что, они такие страшные? — Гарав вспомнил посаженного на кол и невольно вздрогнул всем телом.

— Нет, что ты… — Фередир собрал миски. — Коней седлай давай, я помою… Не страшные, красивые, мудрые… А только всё равно…

Он дальше ничего не стал объяснять.

* * *

Обратно ехать было скучно. Хорошо ещё, стоило рассеяться туману, как Эйнор как будто ожил. Мальчишки, вёдшие себя тише воды ниже травы, даже вздрогнули, когда услышали вдруг голос рыцаря — Эйнор пел на каком–то незнакомом и красивом языке. Гарав понял, что это эльфийский.

— Ого, у него настроение хорошее стало, — прошептал Фередир в ухо Гараву. — Слушай, он сейчас будет петь много.

Гарав кивнул.

— Pella hisie, penna meyr

Orenyan iltuvima lar.

Erya tenn' ambarone sundar

Nalye — firie, nwalme, nar.

Tular Valar mi silme fanar.

Meldanya curuntanen tanar.

Minya Vard' elerrile anta;

Miruvore yavanna quanta.

Ulmo — losse earo, yallo

Aule cara vanima canta.

Nesso — lintesse, Vano — helma.

Tula Melkor ar anta melmo.

Erwa na Feanaro hin,

Uner mara voronda nin.

Hlara, melda carmeo aina,

Laurefinda ve laurelin:

U–kenuvalye tenn' ambar–metta.

Hlara enya metima quetta.

Pella hisie, pella nen,

Tira iluvekena hen.

Indis.

Engwa indeo olos.

Nava manina elya men. [36]

— Это песня MacalaurК FКanАro–hino, — сказал Эйнор, закончив. — Не очень весёлая, но у этого великого певца было мало весёлых песен.

— Он был эльф? — спросил Гарав. Эйнор кивнул.

— Нолдо. Сын великого Феанора, сам великий воин и великий певец. Спеть ещё?

— Да! — мальчишки выкрикнули это в один голос. Эйнор засмеялся, но тут же посерьёзнел…

Словно птицы на небе летят облака

Над безмолвной морскою волной…

А когда–то, с поры той минули века,

Белый Град здесь стоял над скалой.

В шуме ветра над морем звучит — «Нуменор!» —

Твое имя осталось в веках…

Но под синей волной скрылись крыши дворцов,

Их колонны рассыпались в прах…

Слишком дорого стоит от смерти уйти —

Не вернулись домой моряки,

Только остров белеет на Дальнем Пути,

И обломки колонн — как клыки… [37]

— Ну что ты поёшь такие грустные? — огорчённо спросил Фередир и чуть пришпорил коня. Эйнор улыбнулся:

— Спой весёлую.

— Ну, не знаю, весёлую или нет, но точно пободрей спою! — задиристо отозвался Фередир. Подбоченился в седле (Гарав поёрзал, теснясь).

— Я искал Границу Бури —

А у бури нет границ…

И с тех пор мой корабль танцует

Под настойчивый ветра свист.

Белой чайкою рвется парус,

Где ты был — там тебя уж нет…

Даже имени не осталось

У осколка древних легенд.

И с тех пор меня мотает

По морям, городам и войнам.

Память льдинкой в ладони тает–

И нет силы крикнуть: «Довольно!»

В многих знаниях — много горя,

Я — воистину Черный Вестник,

Я играю чужой судьбою

С оголтелою бурей вместе!

Фередир присвистнул — без пальцев, но громко — и продолжал:

Но тебя ничто не удержит,

Если ветер — твоя стихия.

Если в сердце живет надежда–

Объяснюсь ей тогда в любви я.

У любви — очертанья бури,

Ну, а буря границ не знает…

Это все, что еще могу я,

Это все, что меня спасает.

Снова поутру — стылый ветер,

Для меня это — просто будни,

И в каком я сегодня веке–

Я узнаю только к полудню.

Я, нашедший Границу Бури,

Что границ не имеет вовсе,

Листопадом в окне любуюсь.

Снова осень, поздняя осень… [38]

— Спой ты, Гарав, — предложил Фередир, едва умолкнув.

— Я не умею, — покачал головой Гарав. — Совсем. Честно. Слушать люблю и… — он чуть не сказал «…и стихи сочинять», но — не сказал. — И стихи читать.

— И ещё много чего не умеешь, — заметил Эйнор. — Поразительно. Ну ладно, ты потерял память. Но уж тогда бы до конца!!! А то вот как жрать — ты помнишь, но при этом забыл, как седлать коня.

— Я из крестьян, — ответил Гарав «предположительным» тоном. — Коней видел только в запряжке. Может, у нас вообще на быках пашут? Не помню.

— Ну, честно сказать, что ты из просто крестьян — не похоже, — уже без смеха продолжал рыцарь. — Тебя учили владеть мечом, причём учили неплохо. У тебя получается.

— Угу, — буркнул Гарав. — Я заметил, когда с тобой дрался. Неплохо. Просто офигеть как замечательно у меня получалось.

— Это ничего не значит, — ответил Эйнор почти равнодушно, без малейшего хвастовства и не обращая внимания на слово «офигеть». — С мечом в Кардолане меня могут одолеть два человека. И всё… Хотя коней ты, похоже, и правда видел только в запряжке. И практически не умеешь пользоваться щитом.

— Навстречу, — подал голос Фередир, всё это время не перестававший наблюдать за обстановкой.

По тракту навстречу неспешно рысил конный отряд. Впереди скакали два рыцаря, следом — полдесятка оруженосцев, а дальше — десятка три конных латников. Флажки, плащи и накидки воинов украшали острые шестиконечные звёзды Артедайна. Все воины были в полном доспехе — и двойная конная колонна проскочила мимо подавшихся к обочине путников в молчании, лишь головы обоих рыцарей — непокрытые, шлемы держались на луках сёдел — одновременно повернулись к троице путешественников. Гарав запомнил мрачные бледные лица, сильно напоминавшие лицо Эйнора в моменты раздражения — только старше и суровей. Похоже было, что эти люди никогда в жизни не улыбались, а Эйнор умел даже смеяться.

— Скачут к мосту через Буйную, — сказал Фередир, играя поводьями. — Из Эмон Сул.

— Эмон Сул — это развалины на горе? — вспомнил Гарав. Фередир удивился:

— Почему развалины? Это и есть гора. А на ней — сторожевая башня. Кстати, гора наша, кардоланская. Но дозоры там держат вместе с Артедайном.

— С 1356 года, — сказал Эйнор. — До этого было много крови.

— С кем воевали? — поинтересовался Гарав. Эйнор криво усмехнулся:

— Сами с собой… Артедайн, Кардолан и Рудаур сражались из–за Эмон Сул и Палантира на ней.

— Палантира? — Гарав вроде бы слышал это слово.

— Зрячий Камень, изделие самого Феанора, — пояснил Эйнор. Но больше ничего не добавил. Только оглянулся туда, где ещё виднелся среди молодой зелени хвост отряда — и пробормотал: — Хотел бы я знать, почему они торопятся…


Одна из стычек артедайнцев и кардоланцев за Эмон Сул - Ю.Каштанов


Гарав не понял его тревоги. Он, если честно, вообще думал уже о другом.

Те дни, когда он, видимо, шёл больной — сколько их было? — для мальчишки стали водоразделом. Нет, он помнил всю жизнь Пашки. Но не был уверен, что это не сон, вытеснивший какие–то настоящие воспоминания. Скорее всего, он и правда откуда–то из–за Мглистых Гор и почему–то потерял память. А сознание подсунуло взамен на опустевшее место жизнь четырнадцатилетнего мальчишки из странного мира, где есть автомобили и самолёты. Сложный сон — ну и что? В мире, где есть маги и магия, ещё и не такое возможно.

Гарав не успокаивал себя. Он и правда так думал. Не всё время, но часто. Но сейчас — сейчас старался всё–таки понять, какое же его прошлое настоящее?

* * *

На этот раз они въезжали в Пригорье днём.

Гарав просто–напросто извертелся в седле, рассматривая всё вокруг. Когда же перед ними распахнулись ворота, вёдшие в улицу, мальчишка засмеялся и вывернулся особо изощрённо — Азар недовольно фыркнул, а Фередир треснул беспокойного соседа локтем в живот:

— Да что ты как на сковородке?!

— Не, я ничего… — Гарав явно не обиделся. — Это правда Пригорье?!

— Самое настоящее, — буркнул Фередир. — Уже две тыщи лет как Пригорье.

— А Могильники и Вековечный Лес — там? — Гарав указал на запад.

— Какой лес? — не понял Фередир. — Тут везде лес. И нет там никаких могил.

— Как же… — начал Гарав, но замолчал. Ах да, правда!!! Вековечного Леса ещё нет. И Могильников нет — ведь в Могильниках как раз и будут лежать погибшие в войне кардоланцы. В будущей какой–то войне. А что если, и я там тоже буду лежать, вдруг подумал Гарав, и эта мысль не напугала, а показалась забавной.

— Это здесь живёт эта, как её — Ганнель? — вспомнил он. Фередир ответить не успел — ответил Эйнор, ехавший чуть впереди:

— Здесь.

Гарав заткнулся — тон рыцаря был не очень–то приветливым. Ему явно не нравилось, когда имя дамы трепали просто так.

А ну и ладно! Смотреть по сторонам было забавно, хотя Фередир морщился и ёжился — кажется, не получал никакого удовольствия от того, что они с Гаравом едут вдвоём — ни покрасоваться, ни погарцевать; в безлюдье ещё ладно, но тут–то из–за каждого забора смотрят!

Пригорье было похоже на обычную русскую деревню, честное слово! Накатанная улица, уже по–летнему сухая и пыльная. Густая низкая трава на обочинах. Символические плетни, за которыми вовсю цвели — белым и розовым — яблони. Невысокие дома под серыми ровными соломенными крышами (впрочем, кое–где виднелись и черепичные, но не красные, а буроватые). Огородики (а вдали чернели вспаханные и, видимо, только что засеянные поля). Правда, люди не походили на русских. И на Фередира не походили. Они были темноволосые, как Эйнор — но ниже (даже взрослые мужики), кряжистые, крепкие, мужчины — бородатые. Одетые в коричневое, серое, чёрное. У всех на поясах — даже у женщин и мальчишек — ножи. При виде рыцаря пригоряне наклоняли головы — молча, движением не подобострастным, а скорей просто уважительным — и возвращались к своим делам. Бездельничающих не было, только в одном из проулков Гарав мельком заметил группу во что–то играющих детей, совсем клопов. Хм, подумал мальчишка скептически, неужели Эйнор до такой степени демократ, что влюбился в одну из местных девчонок? Насколько он мог заметить, они все были крепкие, здоровые, но на взгляд Гарава — не слишком симпатичные и вряд ли могли понравиться Эйнору… Но потом пришло на ум, что Пригорье — это ведь не только сам посёлок, но и земли вокруг него. Наверняка тут где–то стоит замок, в котором живёт вполне достойная рыцаря пара.

Увидев двухэтажный трактир с вывеской «Гарцующий пони», Гарав полубезумно захихикал, только что не подлетая над седлом. Он поискал взглядом «окна вровень с землёй», но потом вспомнил, что хоббитов тут пока что нету, значит, не для кого и такие номера заводить. Да и второй этаж трактира выглядел совсем новёхоньким, видно, только–только пристроили.

— Ты что, был тут? — спросил Фередир, когда они спешились (и Гарав получил по физиономии брошенными поводьями Фиона — не успел поймать. Эйнор направился в трактир, оруженосцы — к коновязи). — Смотришь, как будто домой вернулся.

— Нет, просто точно слышал про это место, — честно сказал Гарав, захлёстывая повод о бревно. — Хозяина зовут Наркисс?

— Угу, — Фередир несколько раз поцеловал Азара в морду, прежде чем заняться рассёдлываньем. (Конские носы Гараву тоже нравились, но не настолько, чтобы их чмокать, и он просто потрепал Фиона по шее.) Осведомлённость найдёныша Фередира не удивила — «Гарцующий пони» был известен от Голубых гор до Мглистых. — Жаль, что ночевать тут не будем — поедим, запасёмся продуктами и дальше. Но хоть земли будут повеселей.

— А ты в Форносте был? — Гарав поместил седло на специальное крепление, снял потник и внимательно начал осматривать конскую спину.

— Был… подай совок, вон там… ага… Большущий город. Да ты сам увидишь. Жаль только, холмы и горы кругом, не люблю я их.

— Неловко как–то, — буркнул Гарав, снимая узду. — Из–за меня такие крюки.

— Хе, — Фередир насыпал в ясли овёс из стоящих рядом радушно открытых мешков. — Будь уверен, если бы это не ложилось на руку Эйнору — мы бы и дальше тряслись вместе на одном коне… что, моё солнце? Что, мой крылатый? Уууууу… — Фередир снова поцеловал требовательно толкнувшегося ему в плечо Азара. — Что не делает сын Иолфа — всё это не просто так.

— А что мы вообще делаем?.. Вон бадейки, воду будем наливать?

— Дай одну… пошли, — Фередир подцепил лохматую верёвочную ручку тяжёлой сырой бадьи. — Что делаем… Откуда я знаю? Эйнор поехал и взял меня с собой, а что, зачем… — он пожал плечами.

Мальчишки сходили к колодцу за конюшней, притащили воду. Когда они, таща сумки, выбрались во двор снова — Эйнор уже стоял на крыльце.

— Фиона расседлал? — кивнул он Гараву.

— Расседлал, почистил немного, напоил, накормил, — кивнул тот, подавляя желание в шутку отдать честь.

— А… — Эйнор поморщился. — Ладно. Я пройдусь. Буду часа через четыре. В зале обед. Ешьте, можете поспать, если найдёте — где.

— А ты? — обеспокоился Фередир, подбрасывая на плече сумку.

— Я голодным не останусь, — отрезал Эйнор и зашагал через двор — быстро, плащ полетел следом.

В большом зале было светло — множество окон распахнуты настежь — но почти пусто. Только за двумя сдвинутыми столами сидели человек двадцать… да нет (Гарав споткнулся), каких, к чёрту, человек?! Гномы, блин!!!

Это и правда были гномы — невысокие (но и не мелкие, с того же Гарава ростом, пожалуй), плечистые, в коричневых неснятых плащах, они вытянули ноги под столы, макали бородищи в большущие кружки (явно с пивом), ели что–то вроде сушёной рыбы — стружкой — и переговаривались еле слышно на совершенно непонятном языке. Гарав — у него слух и зрение были великолепными — несколько раз уловил слово zigil и шёпотом спросил у Фередира, что оно значит.

— А! — оруженосец засмеялся, сваливая сумки около стола, к которому их подвёл встретивший сразу у порога слуга — молодой предупредительный парень. — Это из их тайного языка. Вообще–то его никто не знает, это правда. Но бородачи так часто обсуждают прибыли и убытки, что только ленивый не выучит названия драгоценностей; zigil, Гарав — это серебро. Это гномы из Мории.

— Ты там был? — Гарав уселся на табурет.

— Нет, ни разу. Да гномы никого туда и не пускают после войны за Эрегион. Думаю, и нет там ничего интересного, да и не люблю я горы, я же сказал. То ли дело у нас… ага, вот и обед!

Собственно, это был первый раз, когда в этом мире Гарав увидел то, что и правда можно назвать обедом. В мисках был густой суп — пахло мясом и зеленью. На тарелках — варёная картошка (мелкие цельные клубни), политая коричневой подливой и по половине жареной курицы. В кружках — пиво. И полкаравая хлеба.

Фередир начал с того, что выдул полкружки пива и только потом набросился на еду. Гарав принюхался к своей кружке. Ясное дело, что в этих краях пиво не осветляют кадаверином[39] — и вообще оно тут явно «живое». Но любителем выпивки Гарав не был никогда…

— Молодые господа чем–то недовольны?

Мда, хозяин подкачал. На книжного Лавра Наркисса он ничуть не походил — скорей напоминал фермера. Со здоровенными ручищами, в тяжёлых башмаках, с грубоватым лицом… Но тот Наркисс, конечно, потомок этого — и не в первом колене, успеют они набраться трактирного лоска.

— Да нет, всё нормально, — Гарав поднял голову. — Скажите… любезный хозяин, а воды принести нельзя?

— Помыть руки?

— Нет, попить.

Фередир изумлённо посмотрел на Гарава. Наркисс посмотрел скорей оскорблено. И ответил подчёркнуто–вежливо:

— Желание посетителя будет выполнено.

После чего отошёл только что не с опаской, а через минуту уже другой слуга принёс в пивной кружке чистой холодной воды.

— Ты чего? — наконец–то удивился Фередир вслух.

— Не хочу пиво пить, — пояснил Гарав.

— Отличное пиво.

— Ну не хочу, понимаешь?

Фередир пожал плечами, как бы говоря — да вот, мне–то — и вернулся к обеду. Который, кстати, был отличного качества, только курица маленькая. Видимо, подумал Гарав, селекция тут ещё в зачаточном состоянии… Не заняться ли? Дело несложное, только долгое офигенно.

Но это были мысли мельком, между делом — вскоре мальчишки уже подчищали тарелки, довольно сопя. Хозяин ещё пару раз проходил по залу, посматривая на них со смесью одобрения и удивления.

— Про твою воду сегодня вечером весь зал гудеть будет, — сообщил Фередир. И, откинувшись к стене, талантливо изобразил в лицах: — Оруженосец… Воду?! Брешешь!.. Провалиться мне. Полную кружку… А оруженосец воду в кружке потребовал, пошептал на неё и будущее гномам предсказывал, вон там сидели, сам видел… Гномы с оруженосцем, который в волшебной кружке карлика–предсказателя принёс, чистым мифрилом расплатились…

Гарав рассмеялся и потянулся, выставив ноги под стол:

— Пошли сеновал искать, — предложил он. — Поспим?

* * *

Эйнор опоздал почти на час.

Можно быть человеком долга до мозга костей — Эйнор им и был, и не помнил и не представлял другим — но пересилить себя и оторваться от другого человека, который тебе дорог и которого ты не видел четыре месяца… в общем, он опоздал.

Трактирщик сообщил, что оруженосцы вместе с сумками на сеновале. Потом с заминкой поинтересовался:

— А вот скажи мне, кардоланец… у меня что, пиво плохое?

Чистокровный нуменорец, Эйнор не любил пиво (разве что эльфийский яблочный эль). Но что в «Гарцующем пони» плохого пива быть не может — знали все.

— Хорошее, — совершенно определённо ответил Эйнор. — С чего ты взял, что плохое?

— С того, — буркнул Наркисс и хлопнул полотенцем по косяку. — Воды ему налейте. Чистой. Щенок ещё, а туда же — с намёками.

Наркисс круто повернулся и ушёл в помещение. Вышедший следом слуга сообщил:

— Тут не во гнев будет сказано — оруженосец ваш, младший, ростом такой невысокий, хозяину в душу прям наплевал. Пиво пить не захотел, воды потребовал. А тут ведь дело какое — как сентябрьский эль варили, так в чан–то недоглядом — между делом скажу, вот сколько хозяин пиво варит, впервой! — крыса бухнулась. И того. Готова. Полчана распробовать успели, пока её вычерпали. Смеху было, не стой ругани — оборжалось с того крысиного эля всё Пригорье. Так вот с тех пор хозяин про пиво очень того — как будто кота против шерсти.

Губы Эйнора дёрнулись. Но лицо в целом осталось непроницаемым. Он кивнул слуге, бросил ему медную монетку и двинулся к сеновалу, мельком проведя рукой по лбу благодарно переступившегося Фиона.

Мальчишки, естественно, забрались на самый верх. Эйнор пошевелил сено мечом в ножнах.

— Мыши, — раздался сонный голос Фередира.

— Угумн, — отозвался Гарав. Сено зашевелилось интенсивнее… потом замерло… а ещё потом сверху свесились две взлохмаченные головы, одинаково испуганно хлопающие глазами.

Эйнор показал пальцем на пол перед собой.

Головы исчезли. И — в краткий момент между этим исчезновением и падением на пол сеновала двух оруженосцев с сумками — рыцарь широко улыбнулся.

Загрузка...