Garaf

Глава 20, в которой Гарава спрашивают: «Ну что, сынку? Помогли тебе твои эльфы?» — и он не знает, что ответить…

Гарав очнулся от холода. Это был странный, каменный холод, так что, ещё не совсем придя в себя, мальчишка вяло удивился этому. И открыл глаза.

Он был в каменном кубике. Два на два на два метра, не больше. Пол — две подогнанные плиты. Потолок — две. Три стены — по две, в четвёртой прорублено маленькое окошко без стекла или прутьев. Двери нет. В двух углах — две небольшие деревянные бадьи.

Камера.

Осознав это, Гарав обмер. Окоченел, стал частью гранитного пола — без мыслей, мысли вышибло из головы. Потом медленно, рывками какими–то, вспомнил всё, что было. Полёт… удар… темнота…

Но было перед этим ещё одно. Неподвижная чёрная фигура в дальнем конце той мокрой прогалины — всадник, поднявший руку, похожий на статую чёрного камня…

Хана, подумал Гарав. В рот хлынула кислая слюна, и мальчишка снова потерял сознание.

Очнулся он опять быстро. Лежал, как кусок теста — расслабленный и неспособный ни к малейшим действиям.

Плен. Он опять в плену — но на этот раз не у орков, а там, у того существа, о котором Эйнор говорил с ненавистью и опаской. Но место только что гулко ликовавшей в голове пустоты хлынула ужасная мешанина — слова, фразы, образы, обрывки и просто междометья. Живот скрутило невыносимой болью, Гарав застонал и скрючился, обнаружив только теперь, что лежит голый. Ну правильно, обыскали и отняли всё…

…всё… всё…всё кончилось. И кончилось страшно, сомнений в этом не было… а главное — то, что всё кончилось, не означало, что это — конец. До конца, скорей всего, оставалось ещё очень долго. И это долго будет непростым.

Захотелось зареветь. Громко и безутешно. Гарав не сделал этого только от неожиданно трезвого осознания взрослой мысли: не поможет. Теперь, похоже, вообще ничего не поможет.

Вновь накатило. Только теперь это был не ужас, а выматывающая тоска. Как в опере «Юнона и Авось» — «ниже горла высасывает ключицы». Пашка раньше не понимал этих слов. А теперь… Гарав теперь понял.

Никто ведь ничего и не узнает. Он вцепился зубами в правое запястье, всхлипнул…

…Мальчишкам редко хочется жить. Они просто живут, и всё — потому что жизнь впереди бесконечна. И их оглушает понимание того, что они тоже могут умереть. Не когда–то там, в неизвестной дали, а — сейчас. Как правило, они не верят в это до конца, поэтому нередко умирают очень мужественно.

Не столько от смелости, сколько от неверия в возможность гибели.

«Меня будут пытать, — неожиданно спокойно подумал Гарав. — Я почти ничего не знаю, но ведь даже этого рассказывать нельзя. Но я не выдержу, я раскисну и начну говорить. Потом меня всё равно убьют. Что делать?»

Он сел, вжался в угол, обнимая колени. Его начало трясти — от каменного холода и страха. Внутри всё противно сжималось и ухало, обрывалось — хорошо, что живот отпустило. «Может, сейчас умру? — с надеждой подумал мальчишка. Но он был здоровым и крепким; такие не умирают от страха. А это значило, что его хватит надолго. Гарав зажмурился до боли в глазах, до шума и радужных пятен. — Надо умереть. Самому. Как?»

Он открыл глаза, огляделся. Совершенно спокойно, почти даже без волнения. Гарав. Не Пашка. И Гарав мог много такого, чего не мог — нет, на что не мог решиться — Пашка.

Броситься на охрану, когда придут? Нет. Там, конечно, опытный народ, они просто не дадут ничего с собой сделать.

«Я не могу быть предателем, — подумал мальчишка. — Я не имею права быть предателем. Я клятву дал.»

И эта мысль неожиданно придала ему мужества. Он встал в рост; за окошком со всех сторон было только хмурое небо, как не изворачивайся. А хотелось увидеть зелень. Деревья. И чтобы солнышко было.

Гарав пригнулся. Отвёл голову. Облизнул губы.

И изо всех сил, не сдерживая себя, ударился виском об угол узкого подоконника.

— Нелепо.

Всхлипывая от пережитого напряжения, Гарав приподнялся с пола. Неверяще посмотрел на подоконник.

— Но как же… — пробормотал он. Ощупал висок. Снова посмотрел на подоконник… и сообразил, что в комнатке он не один. Каменные плиты в стене, противоположной окну, успели разъехаться, за ними виден был чёрный коридор, в котором большие факелы на стенах выхватывали из этого мрака шевелящиеся пятна каменной кладки стен.

— Нелепо, — повторил вошедший человек. Высокий, немолодой… но и не старый, не понять, какого возраста. Длинные седые волосы, на них — чёрная корона без украшений… вроде бы железная. Костистое суровое лицо, с ястребиным носом и тонкими губами широкого рта, глубоко сидящие серые глаза. Тугая черная кожа — высокие перчатки, поддоспешная куртка, штаны для верховой езды, сапоги со шпорами — золотыми, яркими. Чёрный длинный плащ с откинутым на спину глубоким капюшоном. На поясе — на косых перевязях — длинные меч и кинжал. Ещё одно яркое пятно — кольцо на левой руке, на безымянном пальце. Кольцо с большим камнем, густо–фиолетовым. — Ну пробил бы ты себе голову. И что дальше? — воин сделал ещё два шага к Гараву, тот вскинул голову и хотел встать… но вместо этого отодвинулся к окну и сжался. — В объятья Намо, а оттуда — в жадную пасть Эру? Да и не отпустил бы я тебя отсюда. Сделал бы своим посыльным… ну, например, в теле летучей мыши. Как тебе такое посмертие?

Гарав обхватил себя руками за плечи и подтянул колени к подбородку. Сил посмотреть на вошедшего не было никаких, а комнату отчётливо наполнил ледяной холод. Как будто он снова сидел в пещере, а снаружи шёл снег…

— Как тебя зовут? — воин присел рядом на корточки и взял мальчишку за подбородок. Не сильно, не грубо — просто чтобы приподнять голову. Но, когда Гарав попытался сопротивляться, из пальцев в челюсть и в язык, а оттуда — в мозг ударили безжалостные тонкие ледяные иглы. Боль была такая, что мальчишка ослеп, а когда продышался — в его глаза смотрели серые спокойные глаза воина.

— Гарав, — хрипло сказал Гарав. И мельком подумал — нет, не просто подумал, а подумал где–то за страхом — что это всё–таки не настоящее его имя, и…

— Сын?.. — продолжил воин, ожидая услышать имя отца Гарава. Гарав мотнул головой:

— Просто Гарав.

— Ты бастард? — в голосе воина не было презрения, насмешки или осуждения. Даже интереса особого не было. Гарав пожал плечами. И тут же боль повторилась — слепящая, а крикнуть что–то не давало, и от этого она становилась сильнее.

— Отвечай словами и сразу, — сказал воин. — Иначе я буду тебя вот так наказывать снова и снова. Понял?

— Да, — поспешно сказал Гарав, не шевелясь.

— Ты бастард?

— Не знаю…

— Откуда ты родом?

— Я… с востока, — быстро ответил Гарав. Ведь Россия — тоже восток… Он ожидал боли за ложь… но нет. Боли не было, был следующий вопрос:

— Как ты попал в оруженосцы к этому нуменорцу?

— Меня взяли в плен орки и перепродали… я убежал с дороги на строительство укреплений… — мальчишка шевелил только губами и даже не делал попыток отвести глаза от взгляда воина, мечтая только об одном — чтобы не повторялась боль. — Эйнор подобрал меня по пути…

— Подобрал? — тонкие губы усмехнулись. — Ты северянин или йотеод?

— Сев… — Гарав глотнул, — северянин.

— Зачем Эйнор ехал сюда? — был следующий вопрос. Гарав промедлил секунду — и был наказан новой вспышкой боли. На этот раз ему дали крикнуть, и, закончив стонать от боли, мальчишка одышливо ответил:

— Я… не знаю. Он не говорил. Ни мне, ни Фередиру… не надо больше, пожалуйста! — это он крикнул по–русски. Странно, но незнакомый язык не удивил воина и даже не привлёк его внимания.

— Куда именно он ехал? — продолжал спрашивать воин. — Этого ты не мог не знать.

— Не знаю, — отчаянно прошептал мальчишка…

…На этот раз боль пришла серией вспышек, которые били в мозг и оттуда разлетались зазубренными прутьями через кости и мышцы до кончиков пальцев рук и ног — раз–два–три–пауза–раз–два–три–пауза–раз–два–три–четыре–пять–долгая пауза–раз–два–три–пауза–раз–два–три–пауза–раз–два–три–четыре–пять…

… — Мммммм…

Придя в себя, сквозь слёзы Гарав различил спокойное лицо.

— К истокам Грэма? — спросил воин. — Я правильно расслышал?

Расслышал что?!

Гарав понял, что прокричал эти слова — «к истокам Грэма» — во время приступа боли. Сам того не желая и не заметив.

— Да–а! — прорыдал Гарав, презирая себя… и с ужасом понимая — если так будет снова, он расскажет всё.

Врать нельзя. Но… но, может, удастся что–то скрыть?

Хотя — что скрывать–то? Всё уже… Губы воина шевельнулись, и мальчишка закричал в ужасе, захлёбываясь словами и давясь:

— Я ничего не знаю больше!!! Я ничего больше!!! Я ничего–о–о–о!!! Не надо больше!!!

Пальцы разжались, и мальчишка повалился на пол, как будто был сделан из тряпок. Тупо смотрел, как перед лицом туда–сюда прошлись сапоги — шпоры позвякивали. Остановились.

— Ты давал клятву Эйнору? — послышался ровный голос.

— Да–а–а–а… — прорыдал Гарав. Он и правда вспомнил это только сейчас — и от ужаса и стыда перед тем, что сделал — тонко взвыл и вскинул ладони к лицу.

— По законам Кардолана преступивших клятву казнят мечом, — сообщил воин.

— Кто ты?! — выкрикнул Гарав, отрывая руки от лица. — Ты кто?!

— Я Ангмар, — был ответ.[64]

Гарав открыл рот и замолчал. Неверяще смотрел на воина — бегал по нему глазами, словно искал признаки явного сатанизма. Ангмар усмехнулся и спросил:

— Ну и что с тобой делать? Может и правда убить, а душу подарить какому–нибудь драгазхару?

Гарав молчал. Ему почти не было страшно. Смысла бояться или отвечать не было. Ясно же, что с ним сделают всё, что угодно, и его мыслей и желаний никто не примет в расчёт…

— Я спросил, — напомнил Ангмар.

— Мне всё равно… — прошептал мальчишка.

— Ну, это сейчас тебе всё равно, — возразил Ангмар. — А потом будет очень даже не всё равно. Я могу ведь оставить тебе человеческую память. А могу и быть милосердным — отнять её. А могу быть и совсем милосердным — оставить тебе и твоё тело, и память, и ещё немало лет жизни… Скажи, ты правда хотел покончить с собой?

— Да, — горько сказал Гарав. И поморщился: на полминуты бы раньше! И ничего бы не было сейчас… А ведь это только начало, с ужасом подумал мальчишка. Теперь я всю жизнь буду думать про то, как предал. И искать оправдания. И не находить. И у него вырвалось: — А просто убить… не можешь? Я всё равно больше не нужен тебе. Ну так убей…

— Я не настолько добр, — серьёзно ответил Ангмар. Гарав посмотрел на него. Глаза короля больше не притягивали и не спрашивали, они были обычными человеческими глазами. — Но я, пожалуй, выполню твою просьбу.

Гарав перевёл дух. Ну вот и всё. И даже не страшно. Потому что, по крайней мере, там точно нет памяти.

— Выполню, если ты мне сможешь объяснить, с чего это ты так захотел умереть? — продолжал Ангмар.

— А ты? — горько спросил мальчишка. — Если бы ты… предал? Ты бы хотел жить после этого?

Король задумался. Сказал медленно:

— Знаешь… это интересный вопрос. Я плохо помню времена, когда мне было столько лет, сколько тебе.

Гарав удивлённо моргнул. И вдруг хихикнул.

— Представил меня мальчишкой? — угадал Ангмар. — И тем не менее. Хотя это было по человеческому счёту почти четыре тысячи лет назад. Я родился в Нуменоре в правление Тар–Телеммайте. И тоже изменил клятве, которую давал. Правда, не из страха боли, а от жажды силы и власти. Да и был я уже зрелым человеком в немалом чине… — он опять прошёлся по комнатке и резко остановился, повернулся к мальчишке, по–прежнему следившему за ним с пола. — Может быть, ты передумаешь умирать, если я предложу тебе службу — службу мне?

Гарав молча, недоумённо смотрел на Короля–Чародея. Тот спокойно ждал. Наконец мальчишка неожиданно хладнокровно сказал:

— Я предал один раз. Ты уверен, что не предам второй?

— Предать можно только то, во что не веришь, — ответил Ангмар. — То, во что верят — не предают. А я постараюсь дать тебе веру, Гарав.

— Ве… ру? — кашлянул Гарав, вновь теряя хладнокровие.

— Конечно, — сказал Ангмар. — Ведь до сих пор у тебя не было веры, мальчик. Ты просто поехал с теми, кто тебя спас. Это понятно. Но что стоит за ними и что за мной — ты не знал, не знаешь и не задумываешься.

— Почему же, — Гарав повёл плечами. — Орки очень доходчиво мне это объяснили…

— Орки, — хмыкнул Ангмар. Очень по–человечески. — Я не предлагаю тебе служить оркам. Если уж ты не хочешь служить злу, — иронично выделил он это слово, — служи Руэте Рудаурскому. Он не орк и не слуга зла.

«Он твой слуга», — подумал Гарав. Осторожно подумал. Но с другой–то стороны… А что делать?

— Лучше убей меня, — прошептал он, опуская глаза.

— Да зачем? — Ангмар снова прошёлся. — Нарушил клятву? Ты клялся человеку, а не делу. Ты поклялся псу нимри, понимаешь? Там, — он вытянул руку, — люди рабы. Рабы эльфов. Здесь, — он указал на пол, — истинная свобода. Разве ты видел те земли, из которых пришёл твой рыцарь? Может, ему там и неплохо — он нуменорец, а к ним эльфы благоволят… до известного рубежа. Но люди твоей крови для эльфов — немногим больше животных. И ты будешь и дальше помогать нимри и их слугам порабощать людей?!

— Но и ты… нуменорец… — пробормотал Гарав.

— Конечно. И я хорошо помню, какая судьба ждала мой остров, стоило лишь нам попытаться сделать шаг из–под опеки эльфов и их хозяев. Ты умеешь читать?

— Нет, — Гарав мотнул головой.

— Жаль… — Ангмар остановился. — Я пытал тебя? А думаешь, твой рыцарь и ему подобные мягче обходятся с захваченными в плен? Или думаешь — эльфы не пытают пленных?

— Да не знаю я ничего про эльфов! — в отчаяньи со слезами крикнул мальчишка. — Ну подождите! — он пытался уцепиться за кончик хвостика ускользающей правоты. — Я же поклялся! Эйнор мой рыцарь! А Фередир мой друг!

— Ты предал их, — напомнил Ангмар. — Если бы у тебя была вера — ты бы не предал.

— Мне просто было больно!!! — заорал Гарав, вскакивая и стискивая кулаки. — Мне было очень больно, и я не смог промолчать!

Ангмар засмеялся — холодным и негромким смехом. Он смеялся, а мальчишка ждал с ужасом — вот сейчас король со страшными пальцами заговорит снова… и против этих слов нечего будет возразить.

И Ангмар заговорил:

— Я даю тебе право выбирать. А твоим знакомым их господа такого права не дают. Уже поэтому я честней их. Подумай и скажи. Сейчас. Я подожду.

Мальчишка не сводил с высокой чёрной фигуры затравленного взгляда.

Он думал, что нашёл друзей. И предал их.

Он думал, что нашёл себе будущее. И оказалось, что обманул сам себя.

Он думал, что стал воином. И что?

Гарав спрятал лицо в руках и застыл так.

— Я… согласен… — выдавил он. — Верните одежду…

— И оружие, — согласился Ангмар. — Тебе, конечно, ещё может придти в голову фантазии попробовать убить меня, но я бессмертен, Гарав. Вставай, пошли.

Это была команда. Спокойная и уверенная.

Мальчишка поднялся. И, глядя в пол, пошел следом за Ангмаром. Даже не думая о том, что там, снаружи, могут быть люди… или холод… или что угодно.

Теперь не было разницы.