Гарри Поттер, эльфы, люди и притворщики (СИ)

Глава тридцать третья. Драконья магия

Птенец оказался мальчиком, так что менять имя ему не пришлось, он так и остался Немо. За два месяца он вымахал с попугая жако и, как и пообещала Лери, стал всеядным, ел всё, что дадут, молча и без капризов. Дракончик же Филипп оказался нектарником, то есть ничего, кроме цветочной пыльцы, он не ел, а жажду утолял росой. Конечно, а чем же ещё питаться существу размером чуть поменьше пальца? Правильно, нектаром… этакий колибри драконьего мира.

Сама Лари заметно располнела в талии, и у Гарри теперь не было никаких сомнений в том, что в семье ожидается прибавление. Его немного удивляло молчание родителей, ни Лери, ни Михаэль даже не заикались о беременности уже в пять месяцев. Тошнота по утрам у Лери прошла еще в начале второго триместра, бывает, что организм женщины порой перестраивается без особых осложнений. Но молчать-то зачем? Почему они не скажут никому об этом? Это что, какой-то секрет? Но ведь видно же, уже видно, а дальше станет просто очевидно…

И однажды Гарри не выдержал такой неопределенности и высказался по этому поводу, пока только лошади, ей оказалось легче выговориться, и надо ли упоминать, что его слушателем был Соломон. Гнедой великан молча выслушал печальные претензии парня по поводу молчания Лери и Михаэля, а потом, когда Гарри умолк, задумчиво проговорил:

— Думаю, здесь суеверие… или страх.

А чего тут боятся-то, хотел было возмутиться Гарри и осекся вдруг, одумался. А здесь роддомы есть? Квалифицированных акушеров с дефибрилляторами наизготовку тут тоже что-то не видно… Ой, блин, да здесь и докторов-то всего раз-два и обчелся, причем в самом буквальном смысле, профессию врача тут имеют только Михаэль да Данила… Гарри внезапно стало очень страшно, раскатал губу… и впрямь монашек наивный, он себе тут чего думает, детей в капусте находят? Да??? А как маме рожать без больницы? Как??? А Соломон тем временем неспешно продолжал:

— Не совсем понимаю их страха. Всё же нормально будет, это я точно знаю. Не будь я Соломон, ф-ф-фырк…

И Гарри вмиг успокоился, уж если Соломон в чем-то уверен, то значит так и будет. Немало же историй он про этого коня слышал и сам лично видел, как он папу спасает от бомбы в вертолёте. Правда, Лери утверждала, что он — лошадь, и хоть и заговорил, но остался лошадью, но с другой стороны, именно как лошадь он и спасал человеческие жизни… Однако, а про суеверие откуда лошадка знает? Гарри подозрительно вгляделся в огромный глянцевый лошадиный глаз и задал Соломону этот вопрос.

— Что ты знаешь о суеверии, Соломон?

— Это когда ты боишься того, чего на самом деле нет.

Ну что ж, верно. Правда, такой страх по-другому называется, иррациональным, но конь — не профессор, ему это слово, скорей всего, неизвестно. Гарри снова заглянул в лошадиный, вечно печальный, грустный глаз.

— А почему ты боишься остаться один?

— Неправда, сейчас я не боюсь.

— Но ты боялся, тогда, помнишь?

— Ах, это… помню. Я тогда не очень хорошо понимал, что происходит, и мне было очень страшно стоять на том странном, качающемся полу… — тут конь понюхал землю, покопал ногой и добавил: — Земля должна быть твердой и неподвижной, а не качаться и дрожать. И куда-то ехать.

— Ты что, дурак? Соломон, пол никуда не едет, это коневозка едет, а ты в ней стоишь.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь, мальчик.

— Эй, меня зовут Гарри!

— Хорошо, Гарри.

Гарри растерянно смотрел на коня, начиная понимать фразу Лери о том, что лошадь осталась лошадью, и это потому, что ей просто нереально объяснить какие-то вещи, например коню абсолютно бесполезно доказывать полезность телефона, просто потому что ему это глубоко фиолетово… Вот и Соломон, уж на что умница, а всё равно ни на грамм не поймет, что такое машина, и что она — едет по дороге. Интересно, а как Соломон понимает машину? И Гарри, заинтригованный этим вопросом — спросил коня:

— Соломон, а что такое машина?

— Это вонючая железная штука, которой люди неоправданно доверяют свои жизни. Я очень боюсь машину, она странная, неживая и почему-то двигается…

— Вот это да! А телега не страшная? Она тоже неживая и двигается.

— Мальчик по имени Гарри, ты дурак? Телегу привязывают к лошади при помощи оглобель и ремней, поэтому она и двигается, потому что её тянет лошадь. И лошадь всегда успеет остановиться при опасности, а машина — нет, и доверчивые люди часто разбиваются вместе с машиной на авариях.

Конь помолчал, а потом тихо продолжил:

— Помню одно событие в городе. Я стоял возле магазина и ждал Лери, когда впереди, в конце улицы, появился фиакр, запряженный парой нориков, они волновались и пытались притормозить, но возница сердился и погонял их кнутом, он кричал на них и ругался. По-моему, он был немного не в себе, как это у людей называется? Пьян? Ну да ладно, неважно, главное, норики справились с хозяином, они его переупрямили и, несмотря на удила и кнут, добились своего. Остановили фиакр. А через несколько секунд на перекрестке впереди них столкнулись две машины. Я не знаю, как те кони почувствовали угрозу, но в отличие от безмозглой железной машины у них есть мозги, которыми лошади умеют пользоваться. И характер, который они способны проявить. Это слова Лери, мальчик Гарри, я не настолько умен, чтобы говорить такие сложные и красивые слова.

Гарри только кивнул на последнее заявление, конечно Лери и никто другой. А всё-таки Соломон умница, просто он не понимает этого. И в порыве чувств юноша обнял коня за шею, крепко прижался к нему, закрыв глаза и зарывшись лицом в теплую густую гриву, пахнущую солнцем и свежескошенной травой. Запах свободной лошади. Мудрой и верной.

Соломону лучше верить, он умный конь и по-звериному мудр, ведь зверь в отличие от человека наделен не разумом, а знанием, древним инстинктом, который всегда подскажет зверю самый верный путь, поможет принять правильное решение…

А значит, с мамой всё будет в порядке. Ведь так сказал Соломон, а он никогда не ошибается. Лошадь всегда права.

Потом Гарри решился поговорить об этом с Северусом, зайдя к нему в подземелья. Тот всё свое время проводил там, даже если просто читал книгу, угу, при неярком желтом свете светильников. Вот и сейчас, услышав визитера, Северус поднял голову от бумаг и, увидев Гарри, отложил перо в сторону и вопросительно вздернул бровь. Гарри вздохнул, ну вот, ещё кое-кого он отвлек от дел, но ему очень надо поговорить. Северус, увидев, что Гарри колеблется, встал из-за стола и, взяв парня за плечо, утянул того на диван. Сел и, посадив племянника рядом с собой, подбодрил:

— Ну говори, зачем пришел?

Гарри сглотнул и нервно начал:

— Ты ведь знаешь, что Лери беременна?

— Знаю, — осторожно ответил Северус.

— А почему они молчат, ничего никому не говорят? Обычно же заранее сообщают о прибавлении в семействе всем членам семьи.

— Ну, британцы и американцы, может, и говорят об этом всем, и не только семье, но и в газеты и телевидение не преминут сообщить, всему миру спешат растрезвонить о том, сколько весит беременная мамочка, какого цвета у неё моча и чем её стошнило утром перед завтраком, а наша семья, Гарри, состоит из австрийца Михаэля и русской скромницы Валерии. А менталитет этих стран довольно сильно зажат буржуазным воспитанием. В душу австрийца очень трудно влезть и то нет гарантии, что тебя в неё впустят, а с русской душой все наоборот, она обычно нараспашку, но мало кто из иностранцев способен понять непостижимую и загадочную русскую душу. Так что не вмешивайся, Гарри, и не мучайся. От тебя никто ничего не скрывает, никто тебя не обманывает, просто помалкивают в силу своих привычек и воспитания. А что касается состояния Лери, то спешу тебя заверить, её беременность протекает очень хорошо, никаких осложнений и отклонений от нормы мной и всеми нашими врачами не замечено. У Лери всё в полном порядке.

— Уф, спасибо, дядя Северус! Ну просто камень с души…

— Я тебя понимаю. Михаэль вот тоже переживал, Данилку спрашивал, а есть ли здесь больницы с родильными отделениями и как тут женщины рожают, и кто обычно роды принимает… Так Даниле пришлось поклясться, что роды здесь вполне безопасны, несмотря на отсутствие электричества и больниц, что о детской смертности здесь даже и не слышали никогда. Честно говоря, меня это очень обрадовало, ну, то, что…

— Я понял! — торопливо перебил Гарри, с благодарностью глядя на дядю. Значит, папа всё-таки переживал за маму, значит, им тоже немножко страшно, раз спрашивают про больницу и ищут докторов. Потому что одного врача Михаэля здесь явно мало, нужен местный специалист, способный принимать роды в полевых условиях. И Гарри почему-то не сомневался, что в роли такого полевого акушера может выступить Элронд. Он ведь целитель и король, а рука короля — исцеляет. Папа, конечно, тоже король, но у него современное воспитание человека двадцатого века и он сам нуждается в ответах по вопросам средневековой медицины.

Гарри прикинул сроки и вздохнул, сейчас только середина второго триместра, до родов ещё целых четыре месяца. Так что не будем торопить события и устраивать невнятную панику на пустом месте. Да-а-а… а разговор с дядей здорово помог, да и с Соломоном тоже, чего уж там.

За всю свою жизнь Гарри никогда не видел беременных женщин, про Тонкс он только слышал, и о том, что она родила мальчика Тедди Люпина, ему опять же рассказал Римус, сам он новорожденного так и не увидел, только фотографии, но это же совсем не те ощущения, правда же? Его родные братья в его жизни тоже появились, что называется, в готовом виде, правда, малыш Север был действительно карапузиком, пухленьким и славным. Но живого младенца Гарри пока не видел и внутренне трепетал весь от тревожного и такого волнующего ожидания. И вопросов, а какие они — младенцы?

Гарри вдруг очень пожалел о том, что побоялся посмотреть на детей мантикоры Меррайи, а ведь его звали, приглашали взглянуть на младенцев, да он, дурак, отказался, сказал, что ему неинтересно. Ну кто же знал, что мама соберется родить? Да ему и правда тогда было не интересно смотреть на каких-то мантикорят… ему тогда было не по себе от неприятного открытия, ну не знал он, как мантикора выглядит, что ж теперь-то.

Его щеку обдало легким ветерком, и на плечо к нему сел Филипп, кроха-дракончик, Гарри, чуть повернув голову, посмотрел на него и протянул ему свой палец, на который Филипп с готовностью перебрался. Утвердившись же на пальце, нефритово-обсидиановый дракончик внимательно уставился на Гарри своими бусинками глаз.

— Что-то хочешь мне сказать? — пошутил Гарри. Дракончик моргнул, его черненькие глазки загадочно замерцали, и Гарри склонил голову, против воли заглядывая в мерцающую антрацитовую глубину, погружаясь всё глубже и глубже в черные омуты. Это было просто завораживающе, создавалось впечатление, что ты погружаешься в космос, в огромное, безграничное и безземельное пространство, в бесконечную вечность. В Нигде и Никогда. И в какой-то миг Гарри это напугало, он, вздрогнув, резко зажмурился, прерывая внезапный сеанс драконьего гипноза. Проморгавшись и ошалело осмотревшись по сторонам, Гарри подозрительно уставился на странного дракона. И что это было? Но хотя бы понятно зачем, страха за маму больше не было, а была твердая уверенность в том, что теперь с ней всё будет в порядке. Видимо, Филипп тоже счел необходимым успокоить страхи Гарри, что и проделал в силу своих возможностей. Ну что ж, Гарри был очень благодарен ему за это, ему очень нужна любая поддержка, даже и от такого крошечного создания, как карликовый дракончик-нектарник. Ведь главную мысль он всё-таки донес до Гарри: у мамы всё будет хорошо.