Гарри Поттер, эльфы, люди и притворщики (СИ)

Глава четвертая. Разговор ни о чём

Гарри испытал ни с чем не сравнимые ощущения, это вообще неописуемо и поймет лишь тот, кого хоть раз в жизни обнимал папа. Прижатый крепкой рукой к широкой груди и чувствующий легкий дискомфорт оттого, что дужки очков больно врезались в виски и переносицу, Гарри тем не менее с трепетом вжался в отца всем своим телом и с каким-то облегчением слушал, как рядом, в широкой мускулистой груди, гулко и размеренно бьется сердце. Сердце его родного отца, живого, настоящего. Ради него сбежала мама, чтобы спасти ему жизнь. А потом…

Отец отстранился и, оглянувшись на дом, позвал мальчиков. Руки Гарри поднялись поправить очки, да так и застыли в воздухе, когда он услышал:

— Люпин, Северус, подойдите, поздоровайтесь с дядей и братом.

И к ним шагнули два мальчика, его младшие братья. Гарри почувствовал, как его изнутри распирает шар счастья, и этот шар, это счастье росло и разрасталось всё больше и больше, грозя лопнуть или взорваться на тысячи… нет, мириады звезд безумного… снова нет… Ну как же это выразить? Да и можно ли это описать, если ты всю жизнь думал, что ты один, что нету у тебя брата или сестры. Дадли не в счет, он кузен и сын нелюбимой тётки.

Едва удержавшись от счастливых воплей, Гарри постарался успокоиться, поправить, наконец, очки и с радостным интересом принялся рассматривать мальчиков. Люпин, тощий и нескладный тринадцатилетний подросток, кареглазый, с вьющимися каштановыми волосами, приветливо и прямо смотрел на него. За ним застенчиво прятался маленький Северус, он робко выглядывал из-за спины Люпина и бросал на Гарри быстрые синие искры любопытства.

А Михаэль как вцепился в Северуса, так и стоит вцепившись в него, не отпускает, то за руки схватит, то за плечи обнимет, то за шею к себе притянет-прижмет, ну никак не может успокоиться, поверить, что Северус, его младший брат, всё-таки здесь, вот тут, стоит живой, реальный, настоящий… И оттого, что его мотает из стороны в сторону, тискают, хватают, Северус и не знал уже ничего, а только все больше и больше понимал: его ждали, любили и помнили, искали, не бросали…

Генри Танкреди, видя, что всё в порядке, выгрузил из багажника чемоданы, забытые своими пассажирами по понятно какой причине, поставил возле крыльца, после чего сел в машину и никем не замеченный спокойно уехал.

А когда страсти немного улеглись, Михаэль познакомил их со своей женой и матерью своих сыновей — Валерией. Шатенка приветливо улыбнулась и, подойдя, обняла их по очереди, сперва Северуса, потом Гарри. Правда, последнего она покрепче обняла, до хруста в ребрах, так, что у того дыхание перехватило. А потом они все вошли в дом и стали знакомиться уже с ним, вернее, пока с первым этажом. Просторный светлый холл, соединенный с гостиной слева и столовой справа, в глубине которой виднелась кухонная стойка. Сам холл насквозь пронизывал дом и в дальнем его конце виднелась застекленная веранда, выходящая на задний двор, а перед ней начиналась широкая лестница, полуспиралью уходящая на верхний этаж. С обеих сторон вдоль холла, за гостиной и столовой виднелись три широкие двустворчатые двери и одна обычная. Гарри не смог удержаться от любопытства и, улучив случайный момент, мельком заглянул за две из них — справа за столовой обнаружилась гардеробная комната, уставленная шкафами-купе с одеждой и скамеечками-кушетками, с полувзгляда было ясно, что в этой комнате одеваются на улицу в холодные сезоны. Слева напротив оказался спортзал со стенками, матами и тренажерами.

С трудом оторвавшись от созерцания привлекательных помещений и уговорив себя, что прочее можно потом посмотреть, Гарри поспешил догнать остальных в гостиной и с интересом осмотрелся. Первое, что бросалось в глаза, был рояль вишнёвого дерева, стоявший в глубине гостиной на невысоком подиуме, в какой-то полунише. Сбоку глухая стена с камином, за ним стеклянная стенка, зачем-то освещенная яркой лампой внутри. Не в силах перебороть своё любопытство, Гарри подошел поближе и заглянул в таинственный шкаф, как он думал, но это оказался не шкаф, а гигантский террариум-вольер и в нём аккурат под лампой свернулся кольцами огромный сетчатый питон.

Поглазев на экзотического домашнего питомца, Гарри отвел глаза и принялся изучать гостиную дальше. Напротив камина широкое окно, распахнутое по случаю теплой погоды и ведущее на подъездной двор, по обе стороны от окна шкафы с книгами, безделушками и телевизором. Ну и, разумеется, вечный атрибут всех гостиных: мягкие диваны с креслами и банкетками, перед самым большим диваном стоял чайный столик, и в довершение всего на полу пушистый толстый ковер. И этот ковер привел Гарри в чувство, он наконец-то обратил внимание на то, что остальные разулись, а он и Северус бессовестно стоят прямо на ковре в уличной обуви. Спохватившись и переглянувшись, они бросились обратно в холл — разуваться. Михаэль вежливо спросил, надо ли им тапочки? Посмотрев на ноги хозяина дома и отметив, что он стоит босиком, Северус и Гарри отказались, решив остаться в носках и гадая про себя, везде ли в Европе положено разуваться или это просто прихоть отдельно взятой семьи?

Вернулись в гостиную и расположились в креслах, Михаэль, сообщив, что принесет всем лимонад, ушёл на кухню, а Лери унеслась наверх, готовить для них комнаты. Люпин и младший Северус сели вместе на диван и теперь бросали на гостей заинтересованные взгляды. Неловкое молчание разрядило некое лохматое обстоятельство в морде огромного сенбернара, который рыже-белой копной вбежало в гостиную, до полусмерти перепугав Гарри. Да и как иначе реагировать, когда на тебя несется нечто огромное, слюнявое и красноглазое и это чудище размером с лошадь прет на твои колени, и не ясно, чего оно хочет — то ли облизать, то ли сожрать… И Гарри рефлекторно забрался повыше на спинку кресла, спасаясь от собачьего великана. Люпин перехватил зверюгу за шею и потянул вниз, на пол со словами:

— Гарри, не бойся! Бармалей не кусается, это он здоровается. Барм, фу! Сидеть!

Огромный песий великан послушно сел, продолжая пожирать Гарри налитыми кровью глазами с тяжелыми мешками под ними и пуская на пол толстые нити слюны. Северус, с ужасом взирая на это безобразие, задал животрепещущий вопрос:

— И сколько у вас собак?

Люпин с готовностью ответил, продолжая обнимать пса:

— Две, Бармалей и Холмс, ещё у нас кошка Сороконожка есть и питон Красавчик. Это те, кто в доме живет.

Северус и Гарри машинально перевели взгляд на вольер со змеей и дружно сглотнули. Гарри с опаской спросил:

— А кто живет… не дома?

— Лошади, восемь штук, две коровы и бык. Ещё свинья, но её мама на мясо откармливает, в декабре её зарежут. Раньше у нас были кролики, но мама устала их резать, говорит, что они кричат как дети, и поэтому мы уже три года едим свинину, а крольчатину покупаем на фермах.

Вошел Михаэль с подносом и прогнал сенбернара:

— Вот лимонад, угощайтесь. Бармалей, ты что тут делаешь? Пошел на место.

У Гарри от гастрономических подробностей Люпина пересохло в горле, он прямо-таки с благодарностью схватил высокий стакан с ледяным и вкусным домашним лимонадом и сделал первый глоток. И закрыл глаза, ощущая во рту изумительный вкус апельсинов, лимона и мяты. Михаэль сел на диван, мелкий Северус тут же забрался к папе на колени. Отец молча обнял его и спросил:

— Вы какие-то бледные, что-то случилось?

Гарри с Северусом неуверенно переглянулись, не зная, что сказать. В конце концов, мальчик никого не хотел шокировать, для него это обыденные вещи, как и для всякого, кто с детства живет на ранчо и фермах. Это они — нежные и наивные городские жители, которые и курицу-то в виде окорочков знают, не говоря уж о том, чтобы где-то видеть кроликов, которых на мясо откармливают. Лично они кроликов в тапочки превращают на уроках трансфигурации, но такие подробности вряд ли можно рассказать Михаэлю и его жене, неизвестно ведь, как они к магии относятся.

Наконец Северус нашелся:

— Мы просто немного устали с дороги, а собачка нас немножко напугала, очень уж большая…

Михаэль вздохнул и шутливо пожаловался:

— Ох уж этот Бармалей, моя вечная головная боль… Его около четырех лет назад Люпину на День рождения подарили, кто же знал, что из милого маленького щеночка размером с тапок вырастет вот такой… Бармалей одним словом. Это Лери его так назвала, потом она не раз пожалела, что слишком точно угадала с кличкой. Псина весит девяносто шесть килограммов, жрет столько же, выделяет целые океаны слюней и везде оставляет тонны шерсти.

— И тем не менее вы держите его в доме, — осторожно заметил Северус.

— А дома он только спит, всё остальное время суток наши собаки проводят снаружи. Едят во дворе, в специальном отведенном для них уголке возле конюшни, — ответил Михаэль.

Северус подумал и поинтересовался:

— Вы разводите лошадей?

— Да нет, так, пару первых жеребят от двух кобыл оставили, а потом их пришлось охолостить, потому что полукровных жеребят никто не станет покупать. А если их всех оставлять, так ведь проходу скоро от них не станет, кобылы же каждый год рожают по жеребёнку… Да и то, нам то ли повезло, то ли нет, но Мирабель родила от Соломона двойню. Такая вот издевка от судьбы, а может, лошади умеют предвидеть будущее, кто знает?

Северус машинально отметил тот факт, что Михаэль, не задумываясь, назвал лошадей по именам, как обычно говорят о членах семьи, это немного настораживало, ведь лошади — это всего лишь лошади, разве не так?

А Гарри сидел тихо, как мышь под веником, наслаждаясь голосом отца и исподтишка разглядывая его — тонкий, прямой нос, тонкие губы, сине-зеленые глаза, редкие, будто ощипанные брови, взлохмаченные темные волосы… Живой, родной, настоящий.

Его буквально распирало от невероятного счастья, которое никак не желало проходить и, похоже, останется в груди навсегда. Хотелось смотреть на отца постоянно, не отрываясь ни на секунду. Хотелось любоваться им и слушать его голос.

В гостиную вошла Лери и деловито сообщила:

— Ваши комнаты готовы, чемоданы в холле, заберете?

Пришлось подниматься с кресел и отправляться наверх — приводить себя в порядок и отдыхать с дороги.

Войдя в предоставленную ему комнату, Гарри радостно осмотрелся: большая, светлая. Стены оклеены белыми обоями с зеленым рисунком стилизованных виноградных листьев и витых лоз, на стенах полки, у окна стол со стулом, дальше полутораспальная кровать, накрытая стеганым пледом, явно сшитым вручную в стиле пэчворк из разных лоскутков.

И это покрывало почему-то больше всего сказало Гарри, что он наконец-то — дома.