Газета День Литературы # 84 (2003 8)

Павел МАКСИМОВ ВОЛЯ

В МИРЕ ЖИВОТНЫХ

Коровы с жадностью заходят в тёплый пруд,

В грязь по колено погружаются и долго

И так серьёзно пьют, и пьют, и пьют,

Что в пучеглазии лягушек мутно-жёлтом

Растёт панически внимание и страх, —

Кто-то ныряет, не выдерживают нервы,

Представил, как в огромных животах

Вода пойдёт, раскачиваясь мерно,

За эти солнцем опалённые бугры.

Как затрещит над грязью вслед сорока,

Как посредине иссушающей жары

Возьмётся кочками их родина жестоко.

МОНАДА

Когда я линией расслышал боковой

Внимательную тень, стоящую в пучине,

По-рыбьи неподвижной головой

Я тут же сделал, как меня учили.

Глотками снизу, без разбору, наобум.

До пучеглазия набравшись внутрь балласта,

Я тело плоско опустил и даже ум

И ждал на дне, испуганно распластан.

Казалось, так полжизни протекло,

Но тень — она стояла точно сверху, —

Предательски прозрачное стекло —

С меня уже, я слышал, сняли мерку.

Как стол разделочный, куда ни кинь, скала,

Чуть что и хруст в кривых зубах погони, —

И смерти нет, раз в памяти цела

Дочеловеческая ночь моих агоний.

ВОЛЯ

От конюшни сельской мимо весовой

Так, что вбок несли, кружили ноги,

Поводя безумно головой

Конь плясал да поперёк дороги.

Необуздан, в страшной силе мышц,

Не охвачен, как всегда, ремнями,

Лихорадочно утаптывая мысль,

Взвился вдруг он, дикий взгляд роняя.

Телом злым стремительно в аллюр,

В жадно обретённую свободу,

Распугав кудахтающих кур,

Вылетел один за огороды.

В поле, где под ноги клевера,

Где навстречу только запах ветра,

Он уже вдали в себя вбирал

Сладкой воли краденые метры.

И не слышал криков позади,

И не видел впереди обрыва, —

В неуклюжей смерти у воды

Захрипел, вздымая шею криво.

Запоздало с упряжью к нему

Подошло, спустилось вниз народа,

— Жил бы, дурень, знай себе хомут,

Без привычки что она, свобода?

И вразброд, кто как, назад в село

Повлеклись видавшим за день полем,

В стороне телегу затрясло,

Дед с кнутом привстал в ней, недоволен.

ПРАЛАЙА

Когда Земля из сердцевины

Отдаст последнее тепло,

Её скуют такие зимы,

Такое мёртвое стекло.

Не плесень, изморозь — живое, —

Устало рухнут облака,

Земля решится на такое,

Что просто страшный сон пока.

Сойдёт с назначенного круга,

Ей Солнце, вспыхнув, бросит луч,

Но будто знает верный угол

Уйдёт застроена "под ключ".

Где-то над стихшими лесами

Впритирку, до афиш видна.

Как чей-то опыт колоссальный,

Как труп, проследует она.

Во тьме, в конце концов, с изнанки

Она вплывёт в антимиры,

В причал глухой от перебранки

Уткнёт безмолвные дворы.

И всё случится не впервые,

Качнётся вспять, наоборот, —

И эти тучи грозовые,

И тающий к чему-то лёд.

И ты из прошлого навстречу

Перешагнёшь через ручей,

Я удивление замечу.

Испуг от пары мелочей.

Да, солнце здесь совсем чужое,

У неба очень странный цвет,

Но ведь лицо моё родное, —

В нём, правда, миллиарды лет.

РУСЬ

Позвоночник просторов — уральский хребет,

Еле держит приличной осанку.

У страны этой вечно симметрии нет,

Ну а все норовит — на гулянку.

Ей бы раз потерпеть, обойти стороной.

Не накладывать в спешке румяна —

Все равно ведь наутро очнется больной

После жадного самообмана.

И пойдет поискать сострадательных глаз,

А кругом улыбаются плохо.

До беспамятства что ли вчера набралась?

Нараспашку стоит, как эпоха.

ДОЧКА

Отец одноногий.

Его костыли,

Как будто упрямые руки,

Кололи бугристое тело земли,

Метались от скуки.

За ним пятилетняя, с бантиком, дочь

Опять до пивной, до стаканов...

И рядом стояла, и в жуткую ночь

Была самой верной охраной.

Валился он вдруг, задирая костыль.

С проклятыми палками в кучу.

Она ж целовала и слезы, и пыль,

К щеке прижимаясь колючей.

БУДИЛЬНИК

Будильник лопнул, как нарыв,

Набухший временем до края, —

Всю ночь минуты шли на взрыв,

Железной обувью ступая.

Их стук чеканный за спиной

В меня впечатывал тревогу,

Я силой выброшен взрывной

На ветер жизни — на дорогу.

Холодный звон скупая сталь

Давно испуганно отбила,

Но в ускользающую даль

Несет меня взрывная сила.

***

В холодном тамбуре, задумчив, кто-то курит,

Глубокая, огнями кружит ночь,

Он, видимо, родное караулит

И спать вповалку точно не охоч.

Звенят, испуганно очнувшись, переезды

За ними гулкая с размаху темнота, —

В однообразном выстуке железном

И память, как чужая ночь, пуста.

И это в ней по сторонам откосы,

Низины полные густой тревожной мглы, —

Оттуда необъятный круг выносит

Дремотные заборы и углы.

Тоской дорог дежурно пахнет тамбур

И в прошлое хоть прыгай на ходу,

Внизу в синюшных судорогах лампы

Он сам лежит в каком-то там году.

И слушает полночный этот поезд,

И времени не может одолеть, —

Чему-то вслед мечтательно расстроясь,

О чём-то глупо вздумавший жалеть.

СМЕРКАЛОСЬ

Клевала окурки ворона,

Не лень ей вразвалку ходить, —

Вот мнётся у ног моих скромно

Попросит сейчас закурить.

Я дам почему-то, не знаю,

С признательным кашлем она

Подсядет, затянется с краю

Ужасных историй полна.

Не первый, наверно, сбит с толку,

Я быстро пойму хохоток

И прочь соберусь втихомолку,

Скользну со скамейки и — вбок.

Но птица за мной неотвязно

Вприпрыжку, ложась на крыло, —

Дослушать я просто обязан

Там дальше совсем тяжело.

Навстречу упругие ветки,

Их цепкий намеренный хлёст

И с лёта размашистый меткий

Удар. Упаду во весь рост

В какие-то тёплые листья

Ещё раздражённо живой.

Со дна отвратительной мысли

Возню уловлю над собой.

В кровь липкую вымазав перья,

Ворона ухватит мой глаз.

Конечно, я буду не первый,

Кто к ней угораздит в рассказ.

Темнеет. Она улетела,

Я тоже поднялся, высок, —

А ну, разомну своё тело,

Пройду через этот лесок.

И правда, листвы странный шелест,

Её окровавленный вид,

Скамейки несчастный пришелец,

Я чувствовал, рядом лежит.

Я замер, но сердце стучало, —

В деревьях заранее ночь.

Пожалуй, такое начало

Мне вынести будет невмочь.

У тёмного крайнего дома

Догнал меня собственный крик,

Я в город вбежал незнакомый,

И тут же отнялся язык.

По улицам в чёрном не люди

Гуляли, успев до луны.

Ещё не очищены клювы

Под цвет тротуаров красны.

За пыльной обочиной вскоре

Я тупо на звёзды глядел,

А воздух над городом спорил.

От новых хозяев галдел.

ПЛАТФОРМА

Приснилась голая платформа.

Ее наклонно понесло.

Упав ничком,

Прильнув проворно,

Удерживаясь зло,

Я слышал дрожь металла снизу.

Колес неудержимый стук.

Словно по скользкому карнизу

На край влекло, бросало вдруг.

И ночь, смеясь, вертелась рядом,

Ждала безумного меня,

И удержаться было надо,

Движенье дерзкое храня.

Со щек моих срывало слезы,

Навстречу вспыхивал туман.

В пространство окрик паровозный

На всем ходу был нервно дан.

Шальные молнии сверкали,

И ослеплял высокий свет —

Мы поднимались по спирали

Туда,

где просто

ночи нет!

БЛИК

Глебу Кузьмину

Зачем нам знать исток, начало?

И числа страшные — к чему?

Нам лишь бы солнышко сияло

И разгоняло эту тьму.

Пусть громоздятся величины

И делят ночь между собой.

Мы — просто следствие причины,

Не все равно ли нам — какой?

Что звезды, схваченные дрожью

На зыбком зеркале воды...

Мы — отражения, возможно,

Неодолимой высоты.

Не потому ли грусть разрыва

Не покидающая нас, —

Когда на небо молчаливо

Мы смотрим в сокровенный час.

г.Анапа