Газета Завтра 247 (34 1998)

Владимир Колесников РОССИЮ ОДНУ НЕ ИЗБУДЕМ…

В СТЕПИ

Эта пожухлая нежить,

Перестоявший репей,

Вдруг непонятно разнежит

Средь запустенья степей.

Ржавые плети в отлоге

Бьются под ветром, шурша…

Что же, как лошадь с дороги,

К ним повернула душа?

Будто не хватит старья нам

И засоренья вокруг,

Что я любуюсь бурьяном,

Как неразборчивый друг?

Или из древней эпохи,

С ними в засаде слиян,

Жаловал чертополохи

Рыжий дружинник славян?

В ПАРИЖЕ

У нас там Покров, и по рыжим

Проселкам затеплился снег,

А солнце блестит над Парижем

Забытой звездой на сосне.

В стальной зарешеченной ели

Стремленье невольника вверх,

Но это творенье Эйфеля

И он, старовер, не отверг.

За свистом высотного ветра

В толпе с испареньем мадер

Он чует, что этот модерн

Уже превращается в ретро.

С усмешкою век принимая,

Он знает: окончив фокстрот,

Заявится паства немая

Просить подаяния строк.

А дома Покров, и на душу

Печаль, как снежок на стерню,

И тянет он, брит и надушен,

Опять к бороде пятерню.

Россию одну не избудем,

Все прочее - есть или нет…

Иван Алексеевич Бунин

Спускается в свой кабинет.

ОСЕННИЙ СВЕТ

Осень, золото везде,

Скоро будет листопад,

От берез в лесу весь день

Тихий свет, как от лампад.

И привиделось окно,

Где с полей через кювет

На меня давным-давно

Шел такой же ясный свет.

Я хотел бы в том селе,

Свету чистому под стать,

На обеденном столе

Напоследок полежать.

ВСТРЕЧА

Завыли. Дернулась оглобля,

И, поднимаясь на дыбы,

Косятся кони исподлобья

На придорожные дубы.

Нас обступили, обложили

В сухих предутренних снегах,

И тяжелеет в каждой жиле

Уже почти отважный страх.

Уже рука заныла сладко,

Когда нащупала в мешке

Казачью плетку со свинчаткой

На сыромятном ремешке.

Но воют все-таки не волки,

Похоже на шакалий плач,

И я, охлопывая холки,

Утихомириваю кляч…

Я вспомнил: лет тому с десяток

У нас шакалов завели

Восполнить волчий недостаток

Для очищения земли…

И я поскальзываю молча,

Без облегчения, домой -

Хотя и степь уже не волчья,

Да только век уже не мой.

Чего же ты, душа, алкала,

Какой тебе особый толк,

Чтоб вместо жалкого шакала

Попался настоящий волк?

ОТЕЦ, НЕСУ ТЕБЯ В СЕБЕ

Отец, несу тебя в себе,

Покуда сам живу, -

И в самолете, и в седле,

И в стужу, и в жару.

Ты был привычен ко всему,

Да и теперь - смотри -

Не ты ль сыновью косину

Подправил изнутри?

Нет, не святого я несу,

Ты не любил икон.

Ты лес любил. Тебе в лесу

Я поводырь и конь.

Ты отработал, как мужик,

И весело, и всласть,

Я тоже к этому привык -

Чтоб вечером упасть.

И никого не умалю,

Коли упомяну:

Любил ты матушку мою,

И я люблю жену.

Любил ты выпить втихаря,

И значит, мы с тобой,

Пока вечерняя заря,

Тово… за упокой.

Но никогда, отец, не верь

Живущим мертвецам,

Что мы не следуем теперь

Ни дедам, ни отцам.

А впрочем, что я говорю?

Тебе-то лучше знать!

Ты и подземному ворью

Житья не дашь опять.

И ты с землей не разлучен,

Пока я жив, пока

Сильна твоим, отец, плечом

Сыновняя рука.

СВЕТ НЕБЕСНЫЙ

Ночь за полночь, и в темноте

Черны речные ивы,

Ведут от этих к тем, но те

Выводят на обрывы.

А там в воде средь камыша

Сияет отблеск синий,

Как будто светится душа

Невидимой святыней.