1


«Держитесь подальше от идиотов»

Жизненный принцип Ленни Килмистера,

солиста рок-группы Motörhead


– Вы упали?

Нет! Я просто лежу на тротуаре и гляжу на звёзды.

– Вы поранились? – Надо мной озабоченно склонился молодой человек с симпатичным лицом и дружелюбным взглядом.

Жаль только, что он идиот.

Держаться подальше от идиотов очень трудно. Их кругом так много. Даже в этом Богом забытом городском предместье в полдвенадцатого ночи.

Сегодня я столкнулась с несколькими людьми, задающими идиотские вопросы. Первый из них прошёл мимо меня, когда я подстригала изгородь в саду моей сестры. Он некоторое время наблюдал за мной, а потом спросил: «Ну? Вы подстригаете изгородь? Сейчас, в ноябре?».

Это был тот ужасный сосед, который постоянно подавал жалобы на мою сестру и её мужа. Герр Крапенкопф. Я запомнила его имя, потому что Мими с Ронни довольно часто говорили о нём и о фрау Крапенкопф.

Я продолжала щёлкать ножницами.

– Нет, я не подстригаю изгородь, герр Крапенкопф, я дирижирую берлинским филармоническим оркестром.

– Как вы меня назвали? – Лицо соседа резко покраснело. Мне вдруг пришло в голову, что «герр Крапенкопф» – это вовсе не его имя. Хотя оно ему очень шло. – Это будет иметь последствия! – прошипел он и потащился дальше.

Позднее я встретила в супермаркете подругу Мими Констанцу. Она была милой, но к сожалению, тоже относилась к людям, которые нервируют других неинтеллигентными вопросами.

– Ах, привет, Каролина! – дружелюбно сказала она. – А что ты тут делаешь?

Ну, давайте подумаем: я иду по супермаркету, толкая перед собой тележку. Так что я тут делаю?

– Меня позвали, чтобы разрядить бомбу в сырном отделе, – ответила я. – А ты что тут делаешь?

– Ах, я быстренько закупаюсь на неделю.

– В самом деле? Надо же!

Констанца снисходительно улыбнулась и посмотрела на мою тележку. Сельдерей, пастернак, лук, сметана и куриная грудка. Для супа, который сегодня вечером будет варить Ронни. А ещё четыре бутылки красного вина и тампоны. Я ждала, что Констанца спросит: «Ты покупаешь сельдерей, пастернак, лук, сметану, куриную грудку, красное вино и тампоны?», но она этого не сделала. Она также не показала на тампоны и не сказала: «Ах, вот откуда плохое настроение!». Она просто передала приветы Мими и пожелала мне хорошего вечера.

Спасибо, тебе тоже.

Наш вечер действительно оказался хорошим. Потому что по приходу из супермаркета я сразу же начала пить красное вино. К началу ужина я прикончила первую бутылку. То есть бокал выпил Ронни за варкой супа. Вторую бутылку мне пришлось разделить с Мими и Ронни. Третью я выпила сама, когда Мими и Ронни уже отправились спать. Я погасила свет, уселась на подоконник и, попивая вино, стала глядеть в сад. Полная луна ярко светила сквозь голые ветви яблони. Она выглядела, как лимонный леденец, который кто-то приклеил к небу. Я попыталась попробовать кончиком языка, действительно ли у него вкус лимона. И в этот момент я поняла, что я на самом деле очень, очень пьяна. Поскольку у меня это было впервые в жизни, то я решила, что свежий воздух поможет мне протрезветь. Но далеко я не ушла. Шатаясь, я прошла по садовой дорожке, открыла ворота – и шлёпнулась на тротуар, потому что забыла, что там есть маленькая ступенька.

Да, и вот теперь я лежала на тротуаре.

Сама я не могла подняться. Не потому, что что-то себе сломала. У меня ничего не болело. Просто я чувствовала себя мешком, набитым мокрым мылом. Но странным образом это было забавно, во всяком случае я лежала и хихикала.

И вот теперь сюда пришёл этот симпатичный идиот, который собирался мне помочь.

– Ты меня вообще слышишь? – Он перешёл на «ты», хотя я не произнесла ни слова. – Вызвать скорую?

О Боже. Только этого не хватало. При нормальных обстоятельствах мне стало бы перед ним неудобно.

– Разумеется, я вас слышу. Я не глухая, я просто пьяная. Довольно-таки сильно. То есть я пыталась лизнуть луну. Разве она не похожа на лимонный леденец?

Мужчина некоторое время нерешительно смотрел на меня.

– Я помогу тебе подняться, только пообещай, что что ты не станешь блевать на мои туфли.

– Ну что ж, это справедливо, – сказала я и засмеялась. Это прозвучало немного хрипло, но это однозначно был смех. Да здравствует красное вино!

Ещё пару недель назад я не знала, что вино так чудесно влияет на настроение. Я никогда не выпивала больше одного бокала вина, и этот единственный бокал я вливала в себя только потому, что я не хотела признаваться, что мне не нравится вкус вина, не важно, насколько оно дорогое и особенное. Запах спелых слив, аромат фруктов, лёгкий привкус танина, минеральное послевкусие, бла-бла-бла. Со временем я пришла к выводу, что большинству культивированных любителей вина важен не его вкус, а его действие. Вся эта превозносимая ценность вина была просто предлогом для того, чтобы культурно напиться.

Но всё же что-то в этом было.

При этом если у кого-то и имелась причина напиться, так это у меня. Мне было двадцать шесть лет, и четыре недели назад я стала вдовой. А три недели назад брат моего мужа вчинил мне иск по поводу возврата «большой жирандоли в позолоченной бронзе», «позолоченной табакерки в костяном футляре с жемчужным декором» и 6-квартирного доходного дома в Дюссельдорф-Карштадте.

Среди всего прочего.

Если это не было причиной изрядно напиться, то я уж и не знаю.

Дерьмовое равновесие.

– Вы знали, что такое жирандоль?

Симпатичный идиот не ответил. Он поднял меня и поставил на ноги. В моей голове надо всё заново отсортировать. Но было непохоже, что это получится. Я старалась держать глаза открытыми. У меня в животе урчало так, как будто я проглотила какое-то инородное тело.

– А ты знаешь, сколько клеток мозга отмирает при таком опьянении?

– У меня их достаточно, – ответила я.

Мужчина строго посмотрел на меня.

– Ещё пару раз, и ты пропьёшь выпускные экзамены в школе.

Я снова засмеялась.

– Не я здесь самая глупая! Я знаю, что такое жирандоль! Это дерьмовый подсвечник. – Мне на лицо упала прядь волос, и я заправила её за ухо. – В эти дни вообще узнаёшь много нового. Вы, к примеру, знали, что у урны есть ещё и наружная урна? Я могу вам показать, у меня в комнате стоит одна очень красивая.

– Ты живёшь далеко отсюда?

Ах, молодому человеку, кажется, интересно посмотреть на урну.

– Ну да, но не ожидайте чего-то особенного. Выглядит похоже на супницу, которую мои родители унаследовали от тётушки Эльфриды. Интересно, наружные урны разрабатывают специальные дизайнеры или это те же люди, которые проектируют супницы?

Мужчина просто смотрел на меня. Я не могла определить, что было в его взгляде, но лёгкое отвращение явно присутствовало. Я широко улыбнулась ему.

– Вы вообще меня не понимаете, верно? У меня язык заплетается, я знаю, я сама едва могу себя понять, но это ничего, даже как-то забавно, почти как будто я говорю по-польски, верно? Потому что я по-польски тоже могу. Холера, але ми ши щче ржыгачь.

– Где ты живёшь?

– Это был не адрес. Это по-польски означает: «Вот дерьмо, мне плохо». Вас это не интересует, верно? – Я показала на дверь дома Мими и Ронни. – Эт недалеко, но в данный момент мне кажется, что далеко.

Надо отдать мужчине должное – он повёл себя очень по-рыцарски. Одной рукой он ухватил меня за локоть, другую положил мне на талию и повёл меня по дорожке к дому. Я сконцентрировалась на своих ногах и увидела, что на мне по-прежнему домашние тапки.

– Ключ?

Ох. Вот дерьмо. Я забыла его в доме. Как и моё пальто.

– Я могу поспать на террасе, тогда мне не придётся никого будить, – сказала я, но этот тип уже позвонил в дверь. Два раза.

– Пускай твои родители увидят, что ты пьяна, – сказал он. – С тобой могло случиться неизвестно что. Пускай они об этом подумают.

– Тс-с-с, – сказала я. – Сколько, вы считаете, мне лет? Семнадцать?

– Самое большое, – ответил этот идиот. – Собственно, даже в шестнадцать пора знать, как вреден алкоголь.

Дверь открыл мой зять. При виде меня глаза его в ужасе расширились. При этом не я, а он был в одних пижамных штанах, едва прикрывавших довольно-таки волосатый живот. У меня тихо вырвалось: «Холера!».

За ним показалась Мими, которая спускалась с лестницы, завязывая пояс своего халата.

– Что случилось?

– Ничего! Мы просто собирались посмотреть на урну, – сказала я, отчётливо услышав, что это прозвучало как «Нчмпросморурну».

Мужчина по-прежнему крепко держал меня.

– Мне бы хотелось знать, почему она так легко имеет доступ к алкоголю, – с упрёком сказал он Ронни. – Какой толк от закона защиты юношества и детства, если дети имеют дома свободный доступ к папиному винному подвалу?

– У нас было только бордо к ужину, – пробормотал Ронни. – Шато 1998… э-э-э, вы сказали, закон защиты юношества и детства?

Я захихикала, но, увидев бледное лицо Мими, замолчала. Остальные тоже смотрели довольно хмуро. Я, очевидно, была единственной, кто считал всё это забавным.

– Можете её отпустить. Мы о ней позаботимся, – сказала Мими. Её голос слегка дрожал.

– Не думаю, что она сможет стоять самостоятельно. – Хватка на моём локте ослабла только тогда, когда Ронни схватил меня обеими руками за плечи. – Она лежала на тротуаре! Кто знает, как долго.

– Как хорошо, что вы проходили мимо. – Мими прикусила нижнюю губу. – Я вам буду вечно признательна. Не хочется даже думать о том, что могло произойти. – О Боже, у неё что, в глазах слёзы?

Хорошее настроение, вызванное алкоголем, моментально улетучилось. Вместо этого возникли угрызения совести. Даже кошка, появившаяся из гостиной, чтобы посмотреть, что происходит, выглядела шокированной.

– А, урна! Жичь замкнитэ для звидзаяшых! – пробормотала я смущённо. Очевидно, я была недостаточно пьяна.

– Я же говорю, что её едва можно понять.

– Потому что это по-польски, идиот. – Внезапно мне стало плохо. Может быть, меня сейчас вырвет. Или я сейчас умру. (Будет очень драматично).

У меня начало шуметь в ушах. Наверное, это отмирают клетки мозга, которые я могла бы использовать для выпускных экзаменов. Хорошо, что у меня уже есть аттестат. Кроме того, это не имеет значения, если я сейчас умру.

– Ронни, держи её крепко!

Я едва слышу их голоса. Мне нехорошо. Это перестало быть забавным. У меня изо всех пор выступает холодный пот. В ушах шумит всё сильнее. А потом я перестаю что-либо слышать.

Я думаю, что я умерла. Или заснула.


Загрузка...