Где ты, любовь моя?

Глава 17

«Если бы ты только знал, - писала я ему, - если бы ты только знал, как мне страшно. Я уже вижу тебя».

Дни медленно уходили прочь, пришло время встречи. Поезд прибывал в шесть вечера. Я села в метро на «Одеон» и смотрела, как проносятся мимо станции: «Сен-Мишель», «Шателе», «Этьен Марсель». Сколько их еще? Как будто никогда до этого в метро не ездила. Но вот и нужная станция. Я вышла на безобразную платформу, и сердце мое застучало в груди, как паровоз.

Вот и Милош. Он медленно шел ко мне, высокий, не слишком загорелый, и прежде чем мы успели сказать друг другу хоть слово, он улыбнулся - сначала одними глазами, потом его губ коснулся тот неподражаемый свет. И я все поняла, и все страхи мои рассеялись, как дым на ветру. Я глубоко вздохнула - впервые за несколько дней. Мы кинулись друг другу в объятия, и всю неуверенность как рукой сняло!

Жан поставил в нашу комнату цветы - огромные белые маргаритки. Кругом - ни пылинки, стекла в окне сияют чистотой.

- Потом, - махнул он нам рукой, - попозже выпьем и поболтаем о том о сем. Потом. - И он спровадил нас в нашу комнату.

Мы несмело поглядывали друг на друга в яркой, залитой светом комнате, то и дело отводя глаза в сторону.

- Я совсем забыла про твой акцент, - хихикнула я, - как раскатисто ты «р» произносишь.

- А я - про твой, - ответил он, помолчал, поглядел на меня через комнату. - Ты такая загорелая. Как ацтек. Ацтек с нежным взглядом.

Я обогнула мольберт и подошла к нему, глаза наши встретились.

Тихие объятия, без слов, без времени, его губы коснулись моих, мои плечи прижались к его груди, мои руки обвились вокруг его шеи, трогают его лицо, его волосы, высокие скулы. Робость прошла, его сильные руки вжимают меня в его плоть, такие молодые, такие уверенные.

«Я так люблю тебя, так люблю, до безумия».

Сентябрь. Прощальный вечер Клода. Господи, вот это вечеринка была! На все выходные растянулась. Занятия еще не начались, никто никуда не торопился. В воздухе все еще пахло каникулами.

Народ начал подтягиваться в квартиру на рю де Сен-Пер в пятницу вечером. Кто там был? Да все. Художники, поэты, кинематографисты из «Монтаны», приятели из «Роз Руж» и «Табу», джазисты с инструментами, несколько южноафриканцев с гитарами. Ребята нашего возраста, люди постарше, те, кого мы знали, о ком знали, о ком никогда и слыхом не слыхивали. Моник с Фредом приехали в Париж проводить Клода и привезли с собой друзей. Приятели Клода по консерватории, танцоры, актеры, сценаристы, просто красивые девчонки. Целая прорва красоток. Были ли вечеринки в те времена другими? Или люди были более открытыми, более глубокими, меньше заботились о внешнем виде? Или это только кажется, потому что мы были молоды, и война только что кончилась, и все словно заново родились? Может, и так. И все же девчонки в новомодных юбках и свитерах с высоким воротом, увешанные огромными бусами, казались моложе, невиннее, что ли. Все послевоенные годы пропитаны невинностью. Невинность диктовала желание как можно больше познать, увидеть, попробовать.

В пятницу днем мы с Клодом начали выносить мебель из гостиной, скатывать ковры, прятать все бьющееся, расставлять по квартире бесчисленные пепельницы.

За чашечкой чая Моник заметила как бы между прочим:

- Ты ведь приведешь своего славянина, правда? Я сгораю от любопытства. Мне хочется поглядеть, действительно ли он такой красавчик, как говорят, - улыбнулась она мне.

- Красавчик? В нем два метра росту, и при этом кожа да кости - недокормыш, одним словом. Если это ты называешь красотой, то я даже и не знаю. Вас, женщин, не поймешь, - вставил Клод.

- Ревнуешь? - осклабился Фред, тряхнув растрепанной шевелюрой.

- Черта с два, даже наоборот. Слава богу, снял с моей совести ответственность за ее целомудрие, правда-правда. Представляете, как мне было трудно? Приходилось все время думать о будущем Каролы, о ее девственности и либидо, и это в самом центре Сен-Жермен-де-Пре!

- Опять ты про мою невинность… - фыркнула я.

- Какой милый разговор! - хохотнула Моник.

- Что он собирается делать в этом году? - Фред отставил чашку и взялся за сигарету.

Я очень удивилась этому вопросу. Обычно Фред не замечал, что происходит вокруг него. Высокий рассеянный англичанин с изысканным чувством юмора, он всегда оставался спокойным и невозмутимым, что весьма положительно сказывалось на столь взбалмошном и суматошном семействе. Я никогда не замечала, чтобы он сильно обращал внимание на кого-то, кроме Моник.

- В этом году? Ну, наверное, то же самое, что и в прошлом. Я не знаю. Он всего несколько дней назад вернулся. У нас не было времени как следует поговорить, - ответила я.

Клод многозначительно усмехнулся.

- Да заткнись ты, наконец! Ты просто невыносим! - засмеялась я, покраснев.

- Он все еще не передумал становиться священником? - спросила Моник. - Как странно - священник. Да, я знаю, что православные священники совсем другие, но мне всегда хотелось, чтобы их называли служителями, или пасторами, или еще как… а так слишком уж церковью отдает.

- Да, очень странно, - согласилась я с ней.

- Само собой, милая, - продолжил Фред, - ты же не помышляешь о… о чем-то… э-э-э… определенном? То есть о браке и так далее…

- Нет. - Я уставилась на дно своей кружки.

- Черта с два нет! - взвыл Клод.

- Нет!!!

- Фигушки!

- Нет!!! Кроме того, мы никогда этот вопрос не поднимали. Неужели вы можете представить такую милую картинку: я подаю чай с пирожками эмигранткам на приходском собрании? И где? В Австралии? Нет. Если Милош станет священником… - Впервые эта идея вылезла на свет божий, выкристаллизовалась, оформилась в слова. - Если Милош станет священником, он станет им без меня.

Но почему? Я говорила спокойно, как будто это было само собой разумеющимся. Без меня. Да нет никакого «без меня»! Даже если он станет священником в Австралии или на краю света. Нет никакого «без меня»!

- Карола, можно мне тоже ванну принять?

- Конечно. Она ничего не узнает. Слишком глуха.

- Ты уверена? А вдруг она увидит, как я выхожу?

- Да какая ей разница!

- Нет, я серьезно.

- И я тоже. О'кей. Я прослежу, когда ты надумаешь выходить.

- А-а-ах! Последний раз я в настоящей ванне в Колони мылся.

- Не надо говорить мне об этом.

- О, как я скучаю по ванной…

- Ты, наверное, там ешь.

- Кто первый?

- Вместе.

- Вместе в ванной?

- Двойной кекс, что рифмуется с…

- Карола!

- Я тебе спинку потру.

- А она не услышит?

- А ты собираешься орать?

- Подожди.

- Чего подождать?

- Пока вода вот до сих пор не нальется.

- Уф… Как скользко! Эй!

Группка у камина жарко спорила о Югославии.

- Но если в тюрьме только четники сидят…

- Господи, ради бога, меня от вас уже тошнит. Не все эти чертовы тюрьмы для четников…

- В социалистическом государстве каждый должен принести жертву. Чтобы можно было возвести систему на руинах империализма, феодализма и войны…

- Если бы неоимперский план Маршалла не…

- Теперь, когда Дьюи точно заберется в Белый дом на следующие четыре года, а призрак Рузвельта изгонят еще дальше…

- Вот увидишь, Тито на этом не остановится…

- Но Молотов в своей киевской речи заявил…

- Этим странам коммунизм как воздух нужен. Люди жаждут коммунизма…

- Как Чехословакия, к примеру…

- Может, и нет. Но Румыния, Венгрия, и Югославия в особенности, и Тито…

- Но вы только посмотрите на генерала Маркоса в Греции…

- Если бы вы видели Белград сегодня…

- Да забудьте вы о политических тюрьмах. Стране нужна чистка… кровопускание…

- А то как же! Или, по-твоему, в войну им мало крови пустили?

- А Михайлович10?

- Но так и должно быть. В такой ситуации мягкотелость - просто преступление. Если бы Испанская Республика в тридцать втором перерезала всех генералов, вместо того чтобы им пенсию платить…

- Но Михайлович раньше Тито начал с Германией сражаться…

- Ничего не раньше…

- Раньше, я тебе говорю…

Никто не замечал высокого темноволосого парня, который стоял у окна и слушал их с выражением безнадежности в глазах.

- А вот и наш Милош. Иди сюда, поболтаем немного. - Моник улыбнулась, протянула ему руку, и они отправились в относительно тихий уголок.

Я проследила за ними взглядом, заметила, что они смеются над чем-то, Милош говорит что-то скороговоркой и тоже хохочет; Моник откинулась назад, кивает, улыбается, в глазах - теплые искорки.

- Знаешь, - призналась я Клоду, - в каком-то смысле эта вечеринка мне просто ненавистна. Я не хочу, чтобы ты уезжал!

Облокотившись на пианино, мы слушали, как чернокожий американец играет «Голубую луну».

- Я вернусь на Рождество.

- А до этого? Ты же для меня как якорь…

- Жуть!

- Правда!

Он рассмеялся:

- Знаю, знаю. На самом деле все так странно. И Лондон… он таким забавным кажется. Только на деле все не так. Но что я могу поделать? Я и сам как перемещенное лицо. Мой акцент во французском так и не исчез, даже после двух лет тренировок… несмотря на место рождения, паспорт и тому подобное.

Несколько минут мы молча слушали парня за пианино.

- Карола, - сказал он через некоторое время. - Послушай. Если что-нибудь пойдет не так, все равно что, ты ведь дашь мне знать, правда? То есть… ну… то есть я сам не знаю, что имею в виду, но ты понимаешь… - И его кривая ухмылочка, казалось, осветила всю комнату.

- Понимаю.

- Берегись беспринципной Прецель, - закричал Филипп где-то у нас за спиной. А та уже тащила Милоша из укромного уголка, в котором он прятался с Моник, хотела потанцевать с ним.

Она обвилась вокруг него, как червяк вокруг флагштока, и водила рукой вверх-вниз по его спине. Он мягко посмеивался над ней, но она словно липучка к нему приклеилась.

- Свободу русским! - взревел Филипп и кинулся в бой, но Прецель повисла у Милоша на шее. Потребовалось немало усилий, чтобы оторвать эту каучуковую куклу Левого берега от парня.

- Не шуми, тогда она нас не услышит. Она уже спит давно.

- Но что мы будем завтра утром делать?

- Выспимся как следует.

- Но она наверняка меня увидит.

- Сделаем вид, что ты только что пришел. Кроме того, до утра всего час остался. Уже пять часов.

- Но она же выгонит тебя, если узнает, что я провел тут ночь.

- Прекрати молоть чепуху. Ш-ш-ш!

- Уф.

- Вот видишь, никаких проблем.

- Я слишком устал, даже раздеться нет сил. Эй! Ты что делаешь?

- Помогаю…

- Господи помилуй!

- Нет?

- Ну…

- Если ты и вправду устал…

- У?

- Если ты и вправду устал…

- Ш-ш-ш.

- Милош?

- У?

- Неужели люди и впрямь могут слишком устать?

- Клади свою голову вот сюда. И спи, мой ангел, спи…