Генерал армии А. А. Епишев

Член Военного совета

Дорога петляет по степи, то огибая сухие овраги, то обходя заболоченные лощинки. Густая пыль, поднятая танками, автомашинами, клубится над степью. А. А. Епишев, обгоняя на газике одну за другой колонны пехоты, артиллерии, убеждался в том, что план преднамеренной обороны на Курской дуге, с которым он в общих чертах был ознакомлен в Военном совете фронта, выполняется. Пополнения ускоренным маршем выдвигаются и на южный фас Курского выступа, чтобы усилить дивизии 40-й армии. Здесь месяц назад был остановлен противник, пытавшийся весной взять реванш за Сталинград. Сюда направлялся и Алексей Алексеевич. Ему предстояло сменить на посту члена Военного совета армии генерал-майора И. С. Грушецкого, который назначался членом Военного совета Степного фронта.

В штабе армии А. А. Епишев встретил знакомых людей. С командующим армией генерал-лейтенантом К. С. Москаленко он познакомился в первый год войны под Харьковом. Алексею Алексеевичу понравились энергичные действия командующего. Он быстро разбирался в сложной обстановке, умел выслушивать и предложения работников обкома, учитывать их в своих решениях. В свою очередь К. С. Москаленко хорошо запомнились встречи в прифронтовой зоне с секретарем Харьковского обкома партии.

В своих воспоминаниях он отмечал: «Прибытие Алексея Алексеевича Епишева на должность члена Военного совета армии радовало меня по многим причинам... Его большой опыт политической работы дополняли знания, полученные им в свое время в Военной академии механизации и моторизации РККА. Словом, генерал-майор А. А. Епишев сразу окунулся в работу, и мы с ним с первых же дней нашли общий язык в деле руководства войсками. С этого и началась наша совместная деятельность, которой суждено было продолжаться до последних дней войны и вырасти в настоящую дружбу»[61].

Рожденная на фронте дружба связывала двух военачальников долгие годы. Помнится, на учениях «Запад-81» журналисты попросили Маршала Советского Союза К. С. Москаленко сфотографироваться. Кирилл Семенович тут же выдвинул встречное предложение:

— Ищите А. А. Епишева. Хочу сфотографироваться с ним.

С членом Военного совета 40-й армии генерал-майором К. В. Крайнюковым Алексей Алексеевич был меньше знаком. Знал только, что он кадровый политработник, участник гражданской войны. С первых дней войны Константин Васильевич находился на фронте. В бой вступил на советско-румынской границе в составе 2-го кавалерийского корпуса, возглавляя политорганы дивизии, корпуса. У него можно было многому поучиться, и прежде всего организации партийно-политической работы в боевых условиях.

К Курской битве советские войска пришли закаленными в суровых битвах. Во много раз возросла боевая мощь нашей армии, достигло зрелости полководческое искусство командиров, получили развитие все направления партийно-политической работы. Она стала по-настоящему боевым оружием.

А. А. Епишев, конечно, представлял техническую вооруженность войск. Те эшелоны с тысячами танков, самолетов, артиллерийских орудий, которые ежедневно отходили от заводов Урала, Сибири, на фронте создавали прочную материальную основу высокой боеспособности войск. Но теперь, бывая в соединениях и частях, он с удовлетворением отмечал для себя, насколько высоко поднялся технический уровень Красной Армии, как она преобразилась. Могучая боевая техника, первоклассное оружие, хорошо обученные кадры — результат титанической работы партии Ленина, советского народа — народа-труженика, борца. Сознание этого рождало законную гордость.

Времени для принятия дел А. А. Епишеву обстановка не отпустила. С первых дней надо было включаться в работу, требующую энергии, воли, знаний. Он был причастен теперь к осуществлению военного и политического руководства войсками. Вместе с другими членами Военного совета он нес ответственность перед партией и правительством за обучение и воспитание, воинскую дисциплину и политико-моральное состояние личного состава, укомплектование и материально-техническое обеспечение войск, их боеспособность и боеготовность. Не так просто было входить в круг столь ответственных обязанностей. Помогали опыт партийной работы, знания военного дела, настойчивость, умение улавливать то главное, от чего в конечном счете зависит общий успех.

Войска 40-й армии, как и других объединений фронта, готовились к обороне. Заранее создавалась система траншей и ходов сообщения, минновзрывных заграждений, противотанковых опорных пунктов, о которую должен был разбиться натиск фашистских бронированных дивизий. Воины работали днем и ночью, с полной отдачей сил. Также напряженно трудились все командиры, политработники.

Члены Военного совета К. В. Крайнюков и А. А. Епишев направляли деятельность командиров, политорганов, партийных и комсомольских организаций на всемерное укрепление политико-морального состояния войск, воспитание стойкости и упорства в обороне, мужества и отваги, готовности до конца выполнить свой священный долг. На собраниях партийного актива в соединениях, в первичных партийных организациях обсуждался вопрос о задачах коммунистов в создании непреодолимой обороны. Всюду подчеркивалось, что противник собирается массированно применить новые танки, что борьба с ними потребует высокой боевой выучки, стойкости, мужества, На политзанятиях солдаты и сержанты изучали темы: «Непрерывно совершенствовать оборону и стойко оборонять занятые рубежи», «Смелому и умелому бойцу танки не страшны». Коммунисты и комсомольцы показывали, как бороться с танками «тигр» и штурмовыми орудиями «фердинанд». В каждой дивизии работало до 500 агитаторов из числа коммунистов и комсомольцев. В сознании бойцов утверждалась вера в силу нашего оружия, уверенность в том, что на сей раз мы не только не отступим с занимаемых позиций, но в конечном счете разгромим врага и погоним его дальше на запад, освобождая родную землю.

Военный совет армии сосредоточил свое внимание на повышении боевитости партийных организаций. Дел было много. Новое назначение Алексея Алексеевича совпало о временем, когда началась перестройка партийных и комсомольских органов, обусловленная изменением военно-стратегической обстановки, характером предстоящих наступательных операций, а также быстрым ростом рядов коммунистов и комсомольцев. Бывая в дивизиях, полках, он сам увидел, как выросли партийные организации. Обычно в стрелковом полку насчитывалось 20 — 30 ротных и им равных парторганизаций.

В донесении политотдела 40-й армии «Об авангардной роли партийных и комсомольских организаций» говорилось: «По родам войск коммунисты и комсомольцы распределяются так: в стрелковых ротах — 11 процентов личного состава; в артиллерийских и минометных чаях — до 35 — 40 процентов; станковых пулеметчиков — 40,5 процента, наводчиков ПТР—14 процентов... До 30 процентов грозного оружия находится в руках коммунистов»[62].

В ходе наступления в условиях быстро менявшейся обстановки требовались весьма оперативные, подвижные формы партийной работы. Нередко обстановка не позволяла проводить массовые мероприятия, все большее значение приобретала индивидуальная работа с воинами. Отсюда вытекала необходимость повышения ответственности батальонных и им равных партийных и комсомольских организаций за боевую деятельность подразделений.

Нельзя было не считаться и с неизбежностью потерь среди секретарей первичных организаций. Как их восполнить? Политработники полков рассказывали, что в ходе наступления трудно, а порой и невозможно созывать собрания коммунистов и комсомольцев. Ждать же передышек, отвода частей в тыл на отдых, переформирования и хотя бы временно оставлять партийные и комсомольские организации без руководства было неправомерно.

В тех специфических условиях партия пошла на некоторое ограничение внутрипартийной и внутрикомсомольской демократии. В Военном совете всесторонне обсудили постановление ЦК ВКП(б) «О реорганизации структуры военных партийных и комсомольских органов», соответствующую директиву ГлавПУ РККА, приняли меры по претворению его требований в жизнь. Развернулась большая работа, которая к тому же велась в условиях, когда ни на час не прекращалась борьба с врагом. Первичные партийные организации создавались не в полках, как прежде, а в батальонах, дивизионах и равных им подразделениях во главе с освобожденными парторгами, которых назначали начальники политотделов соединений. Соответственно назначались также парторги полковых, ротных и равных им партийных организаций. Такая же структура и порядок выборов были установлены и в комсомольских организациях. В итоге проведенной работы было образовано много новых батальонных партийных организаций. Заметно расширился партийный актив, повысилось его влияние на воинов.

А. А. Епишев, как и другие члены Военного совета, стремился постоянно бывать в частях, на передовых позициях. Важно было выявить малейшие просчеты в организации обороны, своевременно устранить их. Много времени он проводил в частях и подразделениях тыла армии, налаживал деловые связи с местными партийными органами. Он непосредственно отвечал за этот участок работы. В возведении позиций, опорных пунктов, в снабжении войск продовольствием самое активное участие принимало местное население. Задача состояла в том, чтобы как можно полнее использовать помощь тружеников прифронтовой полосы, разумнее распорядиться ею. Строго по графику подвозились боеприпасы, горючее и смазочные материалы, инженерное имущество, продовольствие. Машины, подводы работали днем и ночью. На рассвете отправлялись в тыл, а поздно вечером начинали прибывать в распоряжение войск, занимавших первую линию обороны.

Противник вел себя вызывающе. Он настойчиво прощупывал наш передний край. Только на участке 40-й армии гитлеровцы не раз пытались овладеть некоторыми населенными пунктами, важными в оперативно-тактическом отношении высотами.

На командном пункте армии анализировали каждый факт, боевой эпизод, свидетельствующий о повышении активности противника. Выводы подтверждали полученное из штаба фронта предупреждение: противник нанесет удар в период с 3 по 6 июля... Сразу же усилили наблюдение за передовым краем противника, выставили дополнительные секреты. В частях и подразделениях проводились короткие митинги. На них зачитывалось обращение Военного совета и политуправления Воронежского фронта: «Народ, партия большевиков благословили тебя на ратное дело. Будь храбрейшим среди храбрых! Умело, стойко, зло бей врага. Победа сама не придет, ее надо вырвать, завоевать»[63].

Позже стало известно, что к концу июня подготовка гитлеровцами операции «Цитадель» была завершена. Фашистским генералам хотелось лишь полнее раскрыть замыслы советского командования. Отдельные из них колебались, сомневаясь в возможности успеха своего наступления. Потребовался очередной нажим из Берлина. К войскам, привлекаемым на операцию «Цитадель», обратился Гитлер. С обычной напыщенностью он заявил: «С сегодняшнего дня вы становитесь участниками крупных наступательных боев, исход которых может решить войну... Мощный удар, который будет нанесен советским армиям, должен потрясти их до основания...»[64]

Ни того ни другого противник не достиг. Когда он заканчивал свои последние приготовления, на его передний край, командные пункты обрушился огонь огромной силы. Советские войска провели мощную артиллерийскую контрподготовку. Во вражеском стане началось замешательство. Только через полтора-два часа гитлеровцы начали свое наступление. Тысячи орудий, минометов открыли огонь, на наши позиции двинулись танки, штурмовые орудия, пехота. Завязалось ожесточенное сражение. Враг всюду попадал под губительный огонь орудий, минометов, пулеметов, автоматов. Над полем сражения гремели воздушные бои.

40-я армия оказалась не на главном направлении наступления противника. В ее полосе боевые действия не достигли того накала, которым отличались на других участках. Тем но менее и здесь А. А. Епишев впервые ощутил масштабность и остроту сражения, высочайшую цену, которую приобретало каждое боевое решение командующего, строгое проведение его в жизнь. Ход битвы давал одну за другой вводные, требующие быстрых и решительных действий, в том числе и членов Военного совета. Поступающая в политорганы информация о массовом героизме воинов, их мужестве и стойкости тут же широко использовалась для пропаганды героизма, самоотверженных поступков. Всей армии стали известны мужество и стойкость воинов 309-й стрелковой дивизии, 86-й танковой бригады. На их участках враг не прошел. За первый день он потерял здесь много танков, живой силы и исчерпал свои резервы. Прошло еще несколько дней, и наступление гитлеровских войск окончательно захлебнулось. Замысел советского командования подтверждался: враг понес огромные потери в технике и живой силе, ему требовалось время на приведение себя в порядок. Но такого времени ему никто не дал. В решительное наступление перешли советские войска. Дивизии 40-й армии, ломая сопротивление противника, сбивая его с промежуточных оборонительных рубежей, двинулись на запад. Командующий, члены Военного совета спешили в передовые части, там, непосредственно на месте, отдавались все необходимые боевые распоряжения, ставились новые задачи. Обстановка требовала наступать в высоких темпах, преодолевая трудности, усталость. Впоследствии К. В. Крайнюков рассказывал об этих днях наступления, когда все, от рядового воина до командующего армией, жили одним — неудержимо гнать врага на запад.

Вот К. С. Москаленко, К. В. Крайнюков и А. А. Епишев остановились в только что освобожденном селе, чтобы передохнуть. Мимо них проходили подразделения пехоты, минометные расчеты, артиллерийские батареи. Хотя никто из бойцов не говорил об отдыхе, по всему было видно — люди измотаны. С начала битвы на Курской дуге они фактически не выходили из боев. Три месяца длительных переходов, бессонных ночей. А впереди был Днепр. Его гитлеровцы просто так не отдадут. Он для них — Восточный вал, рубеж стратегической важности, как кричала геббельсовская пропаганда, «линия обороны их собственного дома».

Сняв фуражку, командующий вытер платком лоб и, окинув взглядом происходящее вокруг, сказал:

— Устали войска. Устали. А медлить нельзя: надо как можно быстрее выйти к Днепру и с ходу форсировать его, не дать неприятелю возможности закрепиться.

— Не такое время, чтобы медлить, — подтвердил Алексей Алексеевич. — Полагаю, это понимают и солдаты и командиры. Днепр сейчас — огромная притягательная сила, воодушевляющая войска на подвиг.

— Вот именно, — согласился К. С. Москаленко. — Идти таким стремительным маршем после многодневных боев, идти упорно, как говорят, на энтузиазме, — это подвиг.

У всех на устах был Днепр. Воины знали: битва за него будет тяжелой, но одна мысль о том, что впереди воспетая в легендах и песнях великая река, что через нее лежит путь к победе, звала людей в бой. Всеми средствами партийно-политической работы развивался наступательный дух войск, подчеркивалась важность высоких темпов продвижения вперед. В боевых порядках частей передвигались агитаторы, работники политорганов[65]. На одной из развилок дорог К. С. Москаленко бросился в глаза грузовик, нагруженный фанерными щитами. Он только что подкатил и разворачивался, чтобы продолжить путь.

— Это что за машина? — удивился командарм.

С машины соскочил офицер и проворно установил на обочине дороги щит со словами: «Днепр совсем близко. Вперед!» На втором щите было написано: «Герои Волги и Дона, вас ждет Днепр! Преследуйте врага, не давайте ему передышки!» На третьем: «До Днепра — один переход. Вперед, советские воины!»

— Молодцы политотдельцы! — с удовлетворением сказал командующий.

Трудный путь вел к Днепру. Пирятин, Гадяч, Лохвица — эти и многие другие города и села стали рубежами героизма войск 40-й. Они брались с боем. Многие соединения получили наименования в честь освобожденных городов. 309-я дивизия стала Пирятинской, 42-я гвардейская стрелковая дивизия — Прилукской.

Обстановка требовала максимальных темпов наступления. В боевом распоряжении командующего Воронежским фронтом от 19 сентября говорилось: «Командующим 40 и 38 А ускорить темпы наступления, в первую очередь подвижными войсками, которыми выйти к р. Днепр также к 22.09.43 г.»[66]

Противник не просто отходил. Он то и дело наносил контрудары, стремился любой ценой задержать наши войска. Фашисты взрывали мосты, разрушали дороги, сжигали села, угоняли население. Всюду после них оставались руины, пепел пожарищ. Следы зверств встречались на каждом шагу. Они далеко превзошли все то, что Алексей Алексеевич видел в свое время в освобожденных районах Харьковщины. До глубины души потрясли застенки Гадяча, расправа гитлеровцев над жителями села Чернухи. Десятки надписей, оставленных замученными советскими людьми на стенах перед казнью, будили прилив ненависти к гитлеровцам, звали вперед, на решительный разгром врага. Никого не мог оставить равнодушным огромный плакат, установленный на окраине города Переяслава — родины Богдана Хмельницкого:

«900 человек гитлеровцы расстреляли и повесили в первые же месяцы своего хозяйничанья...

90 процентов всех домов сожгли...

В окрестных селах десятки грудных и малолетних детей зарублены и брошены в колодцы...

Кровь Переяслава, его пепел, его руины зовут к священной мести. Вперед, воин!»

— Вы видите, товарищи, зверства гитлеровских головорезов? — говорили воинам командиры, политработники. — Поспешим же на выручку нашим советским людям, которые стонут еще под игом захватчиков!

Военный совет рассмотрел и утвердил план партийно-политической работы перед началом битвы за Днепр. В нем учитывались особенности предстоящего сражения, прежде всего то, что войскам впервые предстояло форсировать крупную водную преграду. К тому же полки и дивизии, прошедшие с боями сотни километров, были сильно утомлены. Ставилась задача — вдохнуть бодрость в солдатские сердца, еще выше поднять боеспособность войск. Действенным средством мобилизации людей на подвиг стала директива Ставки Верховного Главнокомандования от 9 сентября 1943 г. Она обязывала командиров и начальников представлять к присвоению звания Героя Советского Союза и награждению орденами тех солдат, сержантов и офицеров, которые первыми переправятся через Днепр и будут успешно вести бой за захват и расширение плацдармов.

Военный совет и политорганы развернули широкую работу в связи с директивой Ставки. Они использовали все формы морально-психологической подготовки офицеров и бойцов к форсированию Днепра. Партийные и комсомольские организации проводили собрания, обсуждали задачи коммунистов и комсомольцев. Укреплялись партийные организации полков и дивизий, предназначавшихся первыми форсировать Днепр. Чтобы обеспечить непрерывность партийного влияния в этих дивизиях, создавался резерв политработников батальонного звена и партортов рот.

Войска двигались к Днепру и одновременно готовились к его форсированию. Самые трудные задачи возлагались на коммунистов. Штурмовые группы, отряды, роты и батальоны, которым предстояло первыми переправиться на правый берег реки, больше чем наполовину состояли из коммунистов и комсомольцев. Командиры, политработники подбирали в первые десанты людей, закаленных в боях, крепких физически, умеющих плавать.

В дни подготовки к сражению за Днепр многие воины хотели связать свою судьбу с ленинской партией. Только за первые две декады сентября партийные бюро и парткомиссии рассмотрели более двух тысяч заявлений о приеме в члены ВКП (б) и кандидаты в члены ВКП (б). «Хочу идти в бой коммунистом», — писали воины.

И вот он, Днепр. Много врагов захлебнулось в его водах. В тяжкие дни осени сорок первого от его берегов довелось уходить на восток. Немало было в ту осень встреч и у Алексея Алексеевича с теми, кто сражался на днепровских рубежах. Противник был сильнее нас. Но и тогда советские люди верили: мы вернемся к тебе, Днепр. А как проникновенно звучала «Песня о Днепре» (стихи Е. А. Долматовского, музыка М. Г. Фрадкина), которая стала популярной в армии! Она шагала в армейском строю, вселяя чувство гордости к Родине, ненависть к фашистам. По-особому звучали ее слова здесь, невдалеке от Днепра.

Как-то в нескольких километрах от реки Алексею Алексеевичу довелось присутствовать на концерте артистов Красноармейского ансамбля песни и пляски, которые выступали перед бойцами. С волнением вслушивались бойцы в слова песни:

Как весенний Днепр, всех врагов сметет

Наша армия, наш народ.

А мысли командующего, членов Военного совета, других командиров и политработников были сосредоточены на одном: как лучше подойти подразделениям к Днепру и где? Каковы глубина, ширина? Как с переправочными средствами? Таких вопросов было много. Чтобы получить ответы на них, надо было действовать смело, дерзко, полагаясь на инициативу, солдатскую находчивость и сметку людей. Воины передовых и разведывательных отрядов уже на подходах к Днепру собирали бревна, веревки, доски — все, что могло пригодиться для оборудования плотов. Наиболее ответственные задания брали на себя коммунисты: первому переправиться через реку, добровольно пойти в разведку, первому подняться в атаку. Политработники, парторги, комсорги доводили до всех требование Военного совета армии, выраженное в строгой форме: «Захватил плацдарм — стойко его обороняй! Ни шагу назад, вперед, и только вперед!» Под этим девизом проходили по-фронтовому короткие партийные и комсомольские собрания, митинги. В подразделениях молодым коммунистам вручались партийные билеты и кандидатские карточки.

В ночь на 23 сентября передовые части 40-й армии начали форсирование реки. Одной из первых отправилась штурмовая группа младшего лейтенанта М. Б. Ивенкова на двух плотах и трех лодках. «Вот скрылась в темноте первая лодка, — вспоминал впоследствии К. С. Москаленко. — За ней пошел плот, на котором с группой бойцов находился парторг роты Мещеряков. За ними отчалили остальные. Двигались они столь бесшумно, что мы, хотя и вслушивались напряженно, не уловили ни малейшего звука... На правом берегу, занятом противником, взвилась в воздух серия ракет. На реке стало светло как днем. Весь десант был виден как на ладони. Как поступит горстка смельчаков? Нет, они не повернут назад! ...Лодки и плоты плыли вперед. Мы видели, как пригнулись на них люди, стремясь как бы слиться с водной гладью и продолжая грести изо всех сил»[67].

Противник встретил смельчаков сильным огнем автоматов и пулеметов. Трассирующие пули плотным веером проносились над десантом. Вскоре из-за реки загремели орудийные залпы. Вокруг лодок и плотов поднялись столбы воды. Одна из лодок взлетела на воздух, остальные уже были у берега. В отблесках ракет и разрывов снарядов было видно, как чудом уцелевшие бойцы высаживаются на берег, где усилились автоматные очереди, взрывы гранат. Вскоре над Днепром, с той стороны, где находилось село Букрин, взвились две ракеты — красная и зеленая. Наши живы и закрепились на отбитом у врага клочке земли.

В ходе боев за Днепр стало широко известно и имя капитана В. С. Петрова, командира истребительно-противотанкового полка. Полк одним из первых в 40-й армии переправился через реку. А утром разгорелся жестокий бой. Фашисты яростно атаковали. Силы защитников плацдарма таяли. Но они устояли. В бою командира ранило в обе руки, но он не покинул боевого поста. Потом был госпиталь, ампутирование обеих рук. Казалось, закончился боевой путь офицера. Такие мысли закрадывались в сознание и члена Военного совета при оформлении представления о присвоении мужественному офицеру звания Героя Советского Союза. Но Петров вернулся в строй. Вместе со своей частью дошел до Одера и закончил войну дважды Героем Советского Союза.

Примерно в те же дни севернее Киева у села Лютеж высадятся передовые отряды соседней 38-й армии. Пройдет еще несколько дней, и на фронтовых картах появятся новые обозначения — букринский и лютежский плацдармы. Удержать их, расширить — вот что диктовала обстановка. А для этого нужны были надежные переправы. Наводить их было очень трудно. Войска армии, стремительно наступая, вышли к Днепру на десять дней раньше, чем было предусмотрено планом. Тыловые части не успевали восстанавливать дороги. Отстали и переправочные средства. Стройматериалы находились в десяти километрах от намечаемой переправы. Их можно было подвозить по единственной дороге, идущей вдоль Днепра.

Словом, развитие успеха по форсированию Днепра, подготовке к освобождению Киева зависело от надежных переправ. К тому же обстановка внесла поправки в план Киевской наступательной операции. Первоначально намечалось, что главная ударная группировка 1-го Украинского фронта, в том числе и 40-я армия, наступая с букринского плацдарма, обойдет город с юго-запада и перережет врагу пути отхода. Вспомогательный удар с северного, лютежского плацдарма планировался силами 38-й армии, поддержанной 5-м гвардейским танковым корпусом. Осуществить этот план не удалось. Требовалось пополнить дивизии личным составом и боевой техникой, подтянуть артиллерию РГК, тылы, перебазировать авиацию. Кроме того, сильнопересеченный рельеф и ограниченные размеры букринского плацдарма затрудняли действия войск. Да и противник упорно пытался сбросить наши части в реку. Он сосредоточил тут крупные силы и, используя выгодные для него условия местности, создал глубоко эшелонированную оборону. Против нашего букринского плацдарма действовало 10 фашистских дивизий, в том числе 5 танковых и моторизованных.

Удар по группировке войск, удерживающих Киев, с лютежского плацдарма становился главным. Нанести его должна была 38-я армия. Сюда же перебрасывались 3-я гвардейская танковая армия, основная масса артиллерии РГК и ряд стрелковых соединений. Украинским партизанам поставили задачу: нарушить оперативные перевозки врага на киевском направлении.

Ставка внимательно анализировала развитие событий на Днепре. Ее решение о перенесении главного удара на Киев с букринского плацдарма на лютежский сопровождалось перемещением военачальников. Генерал-полковник К. С. Москаленко вступил в командование 38-й армией. Видимо, учитывалось то обстоятельство, что он имел опыт организации и ведения армейских операций, хорошо знал и район предстоящих действий. Офицеры называли его между собой командующим ярко выраженного наступательного направления. Членами Военного совета 38-й армии назначались генерал-майор А. А. Епишев и полковник З. Ф. Олейник.

Всего несколько месяцев прошел Алексей Алексеевич в боевом строю 40-й армии. В сложной фронтовой обстановке близко сошелся со многими командирами, политработниками. Здесь он овладевал азами многотрудной деятельности члена Военного совета армии, на своем опыте убедился в больших возможностях этого коллегиального органа политического и военного руководства войсками, в необходимости высокой партийной принципиальности, оперативности в принятии и реализации сложных боевых решений. Нелегко было расставаться с боевыми товарищами. Утешало то, что воевать и впредь придется рядом, в составе теперь уже 4-го Украинского фронта. К тому же в 38-ю переходили и другие товарищи по совместной службе, прежде всего командующий. К. С. Москаленко вспоминал после войны: «...С двумя близкими товарищами мне, к счастью, не пришлось расставаться. Это были Алексей Алексеевич Епишев, назначенный членом Военного совета 38-й армии, и Александр Григорьевич Батюня, ставший моим заместителем на новом месте службы»[68].

А. А. Епишев прибыл в 38-ю армию на следующий день после приезда командарма. Сразу же окунулся в дела. Надо было в считанные часы изучить оперативную обстановку в полосе действий армии, найти свое место в огромном и сложном армейском организме. Начал со знакомства с работниками политотдела и штаба. Хорошее впечатление оставил начальник политотдела полковник П. А. Усов. Он созвал совещание начальников политотделов корпусов и дивизий, а также заместителей командиров отдельных бригад и полков по политчасти. Алексей Алексеевич в своем выступлении на совещании подчеркнул настоятельную необходимость сосредоточить все усилия на приведении войск в полную боевую готовность и повышении бдительности и моральной готовности воинов к наступательной операции. Присутствующих предупредили, что в канун наступления в каждую дивизию поступят листовки с текстом обращения Военного совета к войскам фронта.

Так как успех операции всецело обеспечивали умелой перегруппировкой войск, на это направлялись усилия Военного совета. Предстояло перебросить несколько корпусов с одного направления на другое, два раза преодолевая Днепр. Под особый контроль бралось строительство мостов через реку.

В те октябрьские дни это стало одной из важнейших забот А. А. Епишева. К нему сходились все нити руководства сложным делом переброски войск, техники, подачи боезапаса, продовольствия.

...Начальник инженерных войск армии генерал-майор Н. В. Кирсанов, подходя к штабу, увидел члена Военного совета.

— Вы пришли очень кстати, Николай Васильевич, я собирался к вам, — встретил Кирсанова А. А. Епишев.

— Командующего беспокоить не стал, а пришел к вам, Алексей Алексеевич, с просьбой.

— Генерал Москаленко всю ночь глаз не сомкнул и только к утру задремал, а его уже вызывает командующий фронтом, видимо, что-то серьезное, — добавил А. А. Епишев. — Слушаю вас.

— Мы подсчитали все возможности и пришли к такому выводу: чтобы в срок построить мост, нам потребуется двести пароконных подвод!

— Николай Васильевич, а где ваши лошади?

— В армейском саперном батальоне по штату не положено.

— Значит, надо обходиться штатными средствами.

— Мы бы обошлись, но для автотранспорта надо заново построить более десяти километров дороги. Для этого у нас не хватит ни сил, ни средств...

— Без моста — операция срывается, без подвоза боеприпасов и горючего — тоже, — словно про себя рассуждал вслух Алексей Алексеевич. — А вы не задумывались над тем, сколько нужно боеприпасов и всего необходимого для боя, чтобы успешно провести Киевскую операцию?

— Задумывался, конечно.

— Напомню, что необходимо доставить тридцать тысяч тонн грузов. Особенно много горючего расходуют танки. Они без моста, без горючего в бой не пойдут.

В ходе беседы член Военного совета поинтересовался настроением саперов, спросил, как они обуты, одеты, питаются ли горячей пищей.

— А в отношении подвод Военный совет постарается вам помочь, — сказал он в заключение.

Вопрос о помощи саперам в строительстве моста через Днепр А. А. Епишев уже обсуждал с секретарем прифронтового обкома партии. Вместе с ним он обратился от имени Военного совета армии к местным партийным и советским органам, которые налаживали работу на освобожденной от гитлеровцев территории. Обращение было горячо встречено населением. Вскоре на строительство моста и дорог прибыло более двух тысяч человек. В указанные места подъехало свыше ста пятидесяти подвод...

На рассвете следующего дня начались работы. Саперы под командованием капитана И. Н. Цицишвили искусно маскировали готовые опоры и доски. Воины работали по пояс в холодной октябрьской воде. Те, кто ставил опоры, сменялись каждые десять — пятнадцать минут. А на реке то и дело рвались вражеские снаряды. Часто налетали «юнкерсы». Днем работы почти прекращались. А из штаба в который раз требовали ускорить строительство моста. Под вечер на берег реки прибыл член Военного совета. Выслушав доклад начальника инженерных войск, А. А. Епишев обратился к саперам:

— Военный совет знает, что вам очень тяжело, но убедительно просит закончить строительство моста в срок!

Алексей Алексеевич указал на танки, замаскированные в кустах, и продолжал:

— Без моста они будут стоять здесь, а без них успеха на том берегу не видать. Гитлеровцы подтягивают свои резервы и перед плацдармом уже сосредоточили около десяти танковых и моторизованных дивизий. А наши стрелковые дивизии ведут кровопролитные бои на плацдарме без танков. Что еще вам требуется, чтобы в срок закончить строительство моста? — обратился Алексей Алексеевич к собравшимся командирам, рядовым воинам.

Саперы выразили признательность за то, что были быстро выделены им в поддержку сто пятьдесят подвод. Высказали просьбу, чтобы наша артиллерия подавила батареи врага, которые держали под огнем участок, где возводили мост.

— А у вас есть вопросы? — обратился член Военного Совета к капитану Цицишвили. — Что вы скажете о сроках строительства, товарищ комбат?

— Товарищ генерал, мост будет построен в срок! У меня к вам просьба: лучший сапер батальона ефрейтор Лапин награжден орденом Красной Звезды. Лапин ранен, находится в армейском госпитале. Нельзя ли ему там вручить награду?

— Обещаю вам выполнить эту просьбу!

Строительство моста входило в свою завершающую фазу. Вражеские батареи пытались короткими артналетами сорвать работы, но они тут же попадали под огонь наших крупнокалиберных орудий. Под несмолкающий гул канонады солдаты продолжали забивать сваи, крепить настил. На самых ответственных участках звучало слово агитаторов. «Берите пример с коммуниста Серова. Он под ураганным огнем противника перевыполняет боевое задание», — призывали партийные и комсомольские активисты. Боевые листки рассказывали о славных делах солдат и офицеров, саперах старшего лейтенанта Сергеева, забивших восемнадцать свай, ефрейторе Кладовщикове, который сам трудился самоотверженно и вдохновлял своим мужеством молодых воинов.

Гремела артиллерийская канонада, не прекращались налеты вражеской авиации, падали раненые, убитые. А строительство моста продолжалось, стучали топоры, звенели пилы... И вот мост готов. Приехал и член Военного совета генерал А. А. Епишев. Его непринужденный разговор перед открытием движения придал уверенность руководителям саперных подразделений. Точно в назначенное время, на рассвете, по мосту пошла первая тридцатьчетверка. Писатель офицер запаса А. Шарипов, участник битвы за Днепр, так рассказывает о тех волнующих минутах: «Вначале танк медленно двигался по скрипучему настилу, потом чуть прибавил скорость. Кто-то из наблюдавших в бинокль заметил, как на середине моста ствол орудия танка сильно качнуло вниз, и вскрикнул. Мост затрясло, но танк, покачиваясь, как в люльке, продолжал медленно двигаться к правому берегу.

Собравшиеся на левом берегу танкисты с тревогой наблюдали за происходящим: выстоит ли мост, когда пойдет колонна танков? Удастся ли всем переправиться по нему?

Кирсанов, оторвав бинокль от глаз, доложил генералу Епишеву:

— Стык между мостом и понтоном испытание выдержал!

Взоры заждавшихся у въезда на мост командиров танковых частей и соединений были обращены к члену Военного совета армии: что ответит он начинжу?

«Испытательный» танк тем временем, покачиваясь на понтонах, снова выполз на деревянный настил моста и вскоре выскочил на правый берег.

— Николай Васильевич, чего мы ждем? — спросил генерал Епишев.

— Ваших распоряжений, товарищ член Военного совета. Вы здесь главный.

— А вы как считаете, можно начать переправу?

— Можно, мост выдержал проверку!

— Тогда благословляю вас, начинайте!

Офицеры и генералы оживились. Напряжение, накопившееся за время испытания моста, мигом спало, все вздохнули с облегчением.

Перед отъездом член Военного совета сказал, чтобы всех отличившихся на строительстве моста представить к правительственным наградам. В наградном листе на генерал-майора Кирсанова, подписанном командармом и членом Военного совета, говорилось: «Под систематическим артиллерийским огнем и бомбежкой противника Кирсанов лично руководил постройкой тридцатитонного моста через Днепр... Будучи контужен, не оставил руководство строительством моста до полного окончания работы. Достоин присвоения звания Героя Советского Союза»[69].

Гитлеровские генералы позднее признали, что советские саперы проявили большое искусство в наведении переправ через Днепр. Что касается моста с лютежского плацдарма, о котором шла речь, то он значился на захваченных у гитлеровцев картах незаконченным даже после того, когда по нему прошла техника.

Началась перегруппировка войск. В ускоренном темпе через реку пошли танки, артиллерия. Ночью, под проливным дождем снимались со своих позиций на букринском плацдарме корпуса, дивизии, полки. По мосту они переправлялись на левый берег Днепра, совершали марш, порой до 200 километров, чтобы в следующую ночь оказаться на лютежском плацдарме. На старом месте оставались макеты танков, орудий, оборудовались ложные позиции. Противнику так и не удалось вовремя разгадать замысел маневра крупными силами, который осуществило советское командование.

А в штабе армии завершалась разработка плана операции. Командующий вместе с членами Военного совета, заместителями настойчиво искал оптимальные пути выполнения сложной боевой задачи. Остановились на предложении: осуществить прорыв фашистской обороны на 6-километровом участке. Это было «не по правилам», ибо такая ширина прорыва считалась узкой для армии: противник мог насквозь простреливать 6-километровый коридор. Но генерал К. С. Москаленко счел риск оправданным. Сужение участка прорыва позволяло создать исключительно высокую плотность артиллерийского огня, обеспечить максимально возможное массирование артиллерии (в среднем 380 стволов на 1 километр вместо 185 при их равномерном распределении по фронту армии). Такой концентрации артиллерии при прорыве вражеской бороны еще не было в годы войны[70].

К сражению за Киев готовились в штабах, в полках, ротах. Проверялось оружие. Усиленно велась воздушная разведка, всесторонне изучалась вражеская оборона, накапливались боеприпасы, горючее, продовольствие.

Высокий уровень боевого и материально-технического обеспечения операции сочетался с целеустремленной партийно-политической работой. Она велась под лозунгом «Освободим Киев к 26-й годовщине Великого Октября!». Вся работа сосредоточивалась на воспитании у воинов высокого наступательного порыва, стремления захватить важные рубежи, инициативы, смелости, находчивости в схватках с противником. Пример во всем показывали коммунисты. В октябре 1943 г. в 38-й армии насчитывалось 9252 члена ВКП(б), 8380 кандидатов в члены ВКП(б), 581 первичная партийная организация, 808 ротных и им равных парторганизаций, 189 партгрупп в ротах[71].

В партийных и комсомольских организациях шли собрания, посвященные предстоящим боям. Многие солдаты, сержанты, офицеры хотели идти в бой коммунистами. Только в октябре в члены партии и кандидаты в члены партии в 38-й армии было принято более двух тысяч человек, в комсомол — более полутора тысяч. Мысли и чувства их хорошо выразил командир батареи лейтенант Д. Г. Прокудин. «Прошу принять меня, — писал он, — кандидатом в члены ВКП(б). Желаю идти коммунистом в решающую схватку с врагом и драться за свою Родину, не щадя ни крови, ни самой жизни. Если придется отдать жизнь за дорогую Отчизну, хочу умереть коммунистом»[72].

Политотдел армии разработал тематику выступлений командиров и политработников перед личным составом. Большой интерес вызывали беседы, лекции, доклады на темы: «Славные победы Советских Вооруженных Сил над гитлеровскими войсками», «Подвиги героев Днепра зовут к новым подвигам во славу Родины», «Борьба за Киев— борьба за скорейший разгром немецко-фашистских захватчиков», «Отвага, мужество, героизм — славные качества советских воинов». Агитаторы, выделенные в каждом подразделении, ежедневно информировали товарищей о положении на фронтах по сводкам Совинформбюро и газетам. Массовая политическая работа носила разнообразный характер: краткий лозунг-призыв и обстоятельная беседа агитатора, митинг и собрание, листовки-молнии «Передай по цепи» и газеты[73].

Посещали войска и фронтовые бригады артистов, деятели литературы и искусства. Алексей Алексеевич вспоминал: «На лютежском плацдарме часто приходилось видеть среди воинов писателей Андрея Малышко, Любомира Дмитриенко, Михаила Стельмаха, которые выступали со страстными публицистическими статьями и очерками о героях Днепра. Бывал у нас известный кинорежиссер А. П. Довженко». В октябре 1943 г. на экраны вышел его фильм «Битва за нашу Советскую Украину». Зрители — солдаты и офицеры — увидели боевые дела нашего фронта, танковую битву у Прохоровки, митинг в освобожденном Харькове, бои за Сумы. Огромный эмоциональный заряд несли заключительные кадры: советские воины-освободители пришли на берега великой реки, плавно катившей свои могучие волны. «Здравствуй, Днепр!» — радостно и торжественно произносил диктор. Появление этой киноленты, ее массовый просмотр были весьма своевременны.

Накануне наступления в войска поступили листовки с обращением Военного совета фронта. За час-полтора до того, как перейти в атаку, их читали на коротких митингах во всех частях и подразделениях. С волнением вслушивались бойцы и командиры в слова: «Товарищи! Перед нами Киев, мать городов русских, колыбель нашей Отчизны. Здесь много веков назад зародилась наша могучая Русь. Здесь с оружием в руках отстаивали от врагов свободу и независимость русского и украинского народов наши отцы и матери, наши деды и прадеды... Столица Советской Украины уже более двух лет находится в кровавых лапах фашистских палачей и разбойников. Уже 25 месяцев фашистские варвары издеваются, грабят и убивают мирных советских граждан, жгут и уничтожают киевские фабрики и заводы...»[74]

Обращение звало к подвигам во имя разгрома немецко-фашистских оккупантов и изгнания их с советской земли. Командир танка лейтенант Индейкин на митинге личного состава 91-й отдельной танковой бригады заявил: «Наши машины к бою готовы, мы их долго и упорно готовили. Обещаю с честью выполнить приказ Родины. Своей отвагой умножим славу наших танкистов...»[75].

Участники митингов получали также экземпляры только что вышедшего номера армейской газеты «За счастье Родины». С ее страниц к боевым товарищам обращались герои днепровских переправ. «Сейчас, — писали они, — заговорит со страшной силой артиллерия. Прижимаясь к огневому валу, пойдет пехота, помчатся танки, конница. Мы пойдем в решительный бой. От этой битвы зависит судьба Киева, судьба всей Украины... Поклянемся, что под Киевом враг будет сломлен и найдет здесь свою могилу!»[76]

Мыслями о готовности до конца выполнить приказ, не жалея ни сил, ни крови, ни самой жизни, жили все бойцы и командиры. Алексей Алексеевич убеждался в этом лично, беседуя с солдатами, сержантами, офицерами. По обыкновению, он, командующий армией, начальник политотдела вечером перед наступлением обходили траншеи переднего края. Направились прежде всего на участок, который занимали войска, предназначенные для прорыва обороны противника. Короткий разговор, рукопожатия, напутствие военачальников ободряли воинов, готовящихся к атаке. В подразделениях А. А. Епишев интересовался, как воины воспринимают обращение Военного совета.

К утру все было готово к сражению — люди, оружие, техника. С передового командного пункта командующего армией открывалась широкая панорама. В туманной дымке виднелись окраины села Ново-Петровцы. Слева уходили вдаль протоки и старицы Днепра. У самой линии горизонта желтели осенние рощи, за которыми лежал древний Киев. В предутренней тишине отчетливо слышались последние боевые распоряжения командующего войсками фронта генерала армии Н. Ф. Ватутина, командующего армией генерал-полковника К. С. Москаленко. А ровно в 8 часов утра все вокруг загремело, загрохотало. Началась 40-минутная артиллерийская и авиационная подготовка. На позиции противника, его командные пункты, тылы обрушился огненный смерч. В заключительном ударе участвовали ствольная артиллерия, минометы всех калибров, знаменитые «катюши».

Вскоре на КП стали поступать донесения: траншеи фашистов разрушены, проволочные заграждения уничтожены; всюду зияют воронки от снарядов и мин, валяются обломки дзотов, оружия; оставшиеся в живых гитлеровские солдаты разбегаются.

Наши войска продвигались вперед, практически не встречая сопротивления. Лишь когда подразделения 167-й дивизии подошли к даче Пуща-Водица, они были контратакованы. Под утро следующего дня в прорыв двинулись танкисты 3-й гвардейской танковой армии. Они обогнали пехоту и устремились на Киев. Грозное и красочное было зрелище, которое открывалось с передового командного пункта: танки двигались вперед с зажженными фарами и воющими сиренами. Участник того боя И. И. Якубовский, впоследствии Маршал Советского Союза, писал: «В непроглядной тьме перед противником вдруг встали снопы света, обнажая его укрепления. Танки нашей бригады с десантом автоматчиков на броне и включенными сиренами, ведя интенсивный огонь на ходу из пушек и пулеметов, устремились на врага»[77].

Фашисты дрались с ожесточением. Но на каждом рубеже терпели поражение.

Командарм и член Военного совета стремились быть ближе к наступающим войскам. Лишь к вечеру они возвратились на командный пункт. Собрались поужинать, тем более что в течение дня не удалось поесть. Но раздался звонок командующего фронтом. Он сообщил: только что разговаривал по ВЧ с И. В. Сталиным, тот доволен ходом операции и высказал пожелание быстрее освободить Киев.

Командование армии тут же направилось в штаб 67-й стрелковой дивизии генерала И. И. Мельникова, которая наступала непосредственно на Киев. Ее подразделения уже достигли кинофабрики, откуда было ближе всего к центру города.

— Наступление не приостанавливать и ночью, — распорядился командарм.

И вот первые улицы Киева. Группа командующего двигалась следом за передовыми частями дивизии и армейским танковым полком. Вокруг гремели выстрелы, горели дома, шли ожесточенные, кровопролитные бои. Под прикрытием арьергардов фашисты спешили как можно больше сжечь и разрушить домов. Медлить было нельзя. Пехота и танки непрерывно штурмовали квартал за кварталом. Бойцы отдельной моторазведывательной роты капитана П. П. Андреева глухими дворами и переулками проникли в центр города. Они взобрались на здание, где раньше находился Центральный Комитет Коммунистической партии Украины, и в первом часу ночи водрузили на нем Красное знамя. В числе тех, кто первым достиг Крещатика, был и командир разведвзвода 22-й гвардейской танковой бригады старшина Н. Н. Шелуденко. Он работал до войны в Киеве и хорошо знал город. Накануне боев за Киев Шелуденко побывал в освобожденном селе Лебедевка, встретился со своей матерью, которая рассказала ему о зверствах оккупантов. От нее он узнал, что младший брат Петр погиб в боях на Волге. Танкист поклялся отомстить врагу[78].

Уничтожая огневые точки гитлеровцев, танк Шелуденко, а за ним головной батальон бригады прорвались на Крещатик. На площади имени М. И. Калинина бесстрашный воин пал смертью героя.

Через день А. А. Епишев будет возвращаться в Киев с командного пункта армии, который к тому времени уже переместится на запад от города. По пути к центру города он встретит подводу. Два танкиста, понурив головы, стояли у повозки, накрытой плащ-палаткой. Алексей Алексеевич вышел из машины. Сержант танкист доложил, что везут тело своего товарища.

— При каких обстоятельствах он погиб? — поинтересовался член Военного совета.

— Старшина Шелуденко на своем танке уничтожил вражескую батарею и первым ворвался на Крещатик, затем пробился на площадь Калинина.

— Имя, отчество Шелуденко?

— Никифор Никитович.

А. А. Епишев написал записку, вручил сержанту и добавил:

— Старшину Никифора Никитовича Шелуденко похоронить со всеми почестями. Записку передайте коменданту города, он вам поможет. Вы все поняли, товарищ, сержант?

— Так точно, понял.

Подвиг Н. Н. Шелуденко отмечен Золотой Звездой Героя Советского Союза посмертно. Пройдет время, и на месте, где он был совершен, встанет памятник. Так киевляне увековечили память о своем мужественном земляке.

Командарм и член Военного совета продвигались вслед за наступающими танками. В памяти Алексея Алексеевича невольно встала картина довоенного Киева, в котором довелось не раз бывать по партийным делам. Широкие улицы, современные здания, цветущие каштаны, фонтаны, скверы, парки. А сейчас горели дома, гремели взрывы, рушились здания. Так добрались до Крещатика. Еще рвались снаряды, а порой и свистели пули, а К. С. Москаленко и А. А. Епишева окружили жители. Они сердечно приветствовали освободителей, бурно выражая свою радость.

Через час командование 38-й армии возвратилось обратно, в штаб стрелкового корпуса, расположившегося в Святошине. Здесь поддерживалась надежная связь с вышестоящими штабами. Командарм тут же доложил командующему фронтом об освобождении Киева.

— Кто вам об этом доложил? — переспросил Н. Ф. Ватутин, видимо, сомневаясь.

— Только что сам вместе с членом Военного совета побывал на Крещатике, — ответил К. С. Москаленко.

— Выходит, можно докладывать товарищу Сталину?

— Да, — твердо ответил командарм, — можно![79]

Войска 38-й армии продолжали наступление. Многие ее соединения продвинулись на 20—25 км западнее Киева, достигли реки Ирпень. Бои развертывались в пригородах Фастова. Вместе с тем принимались срочные меры и для того, чтобы закрепиться на достигнутых рубежах. Разведка доносила о подходе оперативных и стратегических резервов противника. Было ясно, что фашистское командование еще попытается отбросить наши соединения. Обо всем этом шел разговор на передовом командном пункте армии. Командарм выслушивал доклады командующих родами войск, уточнял задачи танкистов, артиллеристов, инженерных войск.

Боевая обстановка требовала дальнейшего усиления и партийно-политической работы. А. А. Епишев обменялся мнением с начальником политотдела армии, другими политработниками. Проанализировали боевые донесения политорганов корпусов, дивизий. Стало ясно, что успешное наступление, преследование врага породили определенные настроения благодушия, самоуспокоенности. Кое-где проявилась прямая беспечность в отношении противника. Между тем предстояли тяжелые бои, которые потребуют стойкости, мужества. На это и обращалось главное внимание в разъяснительной работе. Боевыми лозунгами агитации стали: «Ни одного вершка отвоеванной земли не уступать врагу!», «Славные герои Киева! Дело чести ваших Боевых Знамен, вашей доблести и геройства стойко отбить все контратаки вражеских танков!».

В короткие часы относительного затишья, когда войска армии практически на всех направлениях переходили к обороне, А. А. Епишев стремился добиться, чтобы работа политорганов, партийных организаций как можно полнее отвечала обстановке. Беседы с начальниками политорганов чередовались со встречами с партийным активом. Повышалось внимание спецпропаганде, работе среди войск противника. Вместе с тем то и дело поступали, как говорится, вводные, в том числе самые непредвиденные. Однажды вечером позвонили из штаба фронта: генерал-полковник Ватутин поручил лично проверить разминирование Киева. От этого зависели жизни тысяч людей, судьба десятков заминированных фашистами зданий. Каждый час они могли взлететь на воздух.

По дороге в Киев А. А. Епишев думал, как добиться, чтобы предельно конкретный приказ «Во что бы то ни стало разминировать Киев к 9.00 седьмого ноября!» дошел до сознания каждого сапера. Многих воинов армейского саперного батальона он знал не только в лицо. Из письма ефрейтора Лапина, который все еще находился в госпитале, в батальоне узнали о том, какую честь оказал ему член Военного совета армии, вручив орден, и какое внимание было оказано раненому. В армейском саперном батальоне не было солдата, который не знал бы генерала Епишева. О чем только не говорил с ними Алексей Алексеевич: и о подвигах тружеников тыла, и о международной обстановке, и о послевоенных заботах, и о мечтах. На этот раз член Военного совета воспользовался своим пребыванием в батальоне, чтобы вручить саперам, отличившимся при форсировании Днепра, награды. Старшему лейтенанту Сергееву, ефрейтору Кладовщикову он прикрепил на грудь орден Красного Знамени, сержанту Серову, рядовым Косенко и Пивкову — орден Красной Звезды. Многим другим воинам вручил медаль «За отвагу».

— Товарищи саперы, может, мы в суете и горячке кого-то упустили? Подскажите нам, не стесняйтесь! — обратился он к награжденным.

— Товарищ генерал, — тишину нарушил капитан Цицишвили, — если таковые окажутся, дополнительно представим реляции. Командиры рот, секретари партийной и комсомольской организаций еще раз вернутся к этому вопросу.

Строй снова оживился. В это время кто-то робко сказал:

— Позабыли генерала Кирсанова и капитана Цицишвили!

— Не забыли, — ответил член Военного совета. — Им награды будет вручать Михаил Иванович Калинин.

Саперы искренне обрадовались: в инженерных войсках это случалось гораздо реже, чем у авиаторов и танкистов.

После паузы генерал А. А. Епишев продолжал:

— Товарищи саперы, Военный совет армии поздравляет вас с правительственными наградами, с наступающей 26-й годовщиной Великого Октября и в канун революционного праздника обращается к вам с призывом — во что бы то ни стало к утру седьмого ноября закончить разминирование столицы Советской Украины — города Киева! Военный совет надеется, что вы проявите мужество и героизм! К сожалению, для митингов у нас нет времени. Работники политотдела армии через час будут в ваших подразделениях, привезут свежие газеты, последние сообщения Совинформбюро. Они встретятся с каждым из вас и дадут ответ на все наболевшие вопросы. Успехов вам, боевые товарищи, в досрочном разминировании Киева — матери городов русских, колыбели нашего Отечества!

Саперы трудились самоотверженно: были спасены тысячи человеческих жизней, сотни жилых домов и государственных учреждений. На Крещатике фашисты оставили серию сложных фугасов замедленного действия. По данным разведки, такие мины должны взорваться утром 7 ноября. Их разминированием занялись офицеры во главе с генералом Кирсановым. Они подолгу разгадывали хитрость врага, возможные варианты взрыва. Тяжелые фугасы, представляющие смертельную опасность не только для жителей города, но и для самих саперов, ценой огромных усилий были обезврежены. На циферблате часового механизма одного из фугасов стрелки показывали 9.00. До взрыва оставалось всего пятнадцать минут![80]

Минеры сделали все для того, чтобы киевлянам ничто не помешало радостно отпраздновать 26-ю годовщину Великого Октября впервые после долгих дней гитлеровского рабства.

Освобождение Киева праздновала вся страна. В честь этого события Москва салютовала 24 артиллерийскими залпами из 324 орудий. Приказом Верховного Главнокомандующего войскам 1-го Украинского фронта объявлялась благодарность. Около 60 соединений и частей, отличившихся в боях, получили наименование «Киевские». 35 из них — из состава 38-й армии. Позже командующий 38-й армией К. С. Москаленко и член Военного совета армии А. А. Епишев станут почетными гражданами Киева.

Воинам 38-й армии, понятно, не удалось принять участие в празднествах по случаю освобождения древнего Киева. Они шли на запад, громя врага. В ходе наступательных боев многое делалось для того, чтобы создать прочные оборонительные рубежи на важнейших направлениях.

Воздушная разведка непрерывно доносила о подходе крупных резервов противника. Ему удалось создать двух-трехкратное превосходство на киевском налгравлении. Гитлеровцы предприняли контрудар.

На Киев двигались десять отборных танковых, моторизованных и пехотных дивизий противника. В их числе — танковые дивизии «Адольф Гитлер» и «Дивизия призраков». Они выполняли личный приказ Гитлера — ворваться в столицу Украины и сбросить большевистские войска в Днепр. Противнику удалось овладеть Житомиром и развить наступление. Возникла угроза прорыва гитлеровских танков по шоссе Житомир — Киев.

Генерал Н. Ф. Ватутин принял решение: не дожидаясь подхода фронтовых резервов, произвести фланговый маневр. Он позвонил на КП 38-й армии.

— Кирилла Семеновича к аппарату. Ватутин.

— Товарищ командующий фронтом, у аппарата Епишев. Москаленко в войсках.

— Алексей Алексеевич, положение не терпит отлагательств. Снимите с левого фланга армии два полка истребительно-противотанковой артиллерии и срочно разверните их за первыми эшелонами стрелковых корпусов Бондарева и Чувакова. Армейскому отряду заграждений заминировать шоссе Житомир — Киев! О моем распоряжении поставьте в известность Москаленко. Как поняли?

— Товарищ командующий, понял вас: принять меры, чтобы остановить продвижение противника на киевском направлении!

— Алексей Алексеевич, действуйте![81]

Генерал Епишев направил своего адъютанта с запиской к начальнику инженерных войск, а сам поехал снимать истребительно-противотанковые полки. Водитель во всю мочь гнал машину. Вездеход мчал члена Военного совета армии по разбитой дороге. Еще не успели закончить работу саперы, как загрохотала вражеская артиллерия и разгорелся жестокий бой. Поредевшие цепи бойцов не выдержали натиска гитлеровцев. К этому времени подоспели полки истребительно-противотанковой артиллерии вместе с генералом А. А. Епишевым. Под прикрытием минных полей артиллеристы с ходу выдвинули орудия на прямую наводку.

...Четырнадцать вражеских танков и штурмовых орудий вышли на Житомирское шоссе. Но вот головной танк с тралом подорвался на минах. Остальные невольно подставили свои борта под огонь наших 85-миллиметровых пушек. У одной «пантеры» от прямого попадания снесло башню, следовавший за ней «фердинанд», не успев произвести выстрела, вспыхнул факелом. Левее от него дымил «тигр». Гремела стрельба, трассирующие снаряды прорезали горизонт множеством трасс, воздух был, казалось, до предела наполнен грохотом разрывов. В двухстах метрах от командного пункта, с которого вел наблюдение за полем боя А. А. Епишев, вражеский фугасный снаряд угодил в пушку. Поединок между танками, штурмовыми орудиями и нашей артиллерией продолжался недолго — остальные «тигры» и «фердинанды» повернули назад.

А. А. Епишев своими глазами увидел, насколько совершеннее стала противотанковая артиллерия. Четырнадцать вражеских танковых орудий были не в состоянии бороться с истребительно-противотанковыми пушками, искусно замаскированными и прикрытыми с фронта и флангов минными полями.

Но гитлеровцы не собирались отступать. Перегруппировав силы, они вновь бросились вперед.

Позиции нашей артиллерии потонули в дыму. В боевых расчетах увеличилось количество раненых и убитых. И дым не успел еще рассеяться, как вновь появились теперь уже шестнадцать танков. Но и они, оказавшись под массированным огнем наших артиллеристов, стали пятиться, а затем откатились назад. Бронированный кулак был выбит из рук гитлеровского командования. Его попытка сбросить советские войска в Днепр провалилась. Фронт стабилизировался. Манштейн писал в своих мемуарах, что последний из задуманных им ударов на Киев был сорван в результате распутицы. По-иному оценивал причины провала контрнаступления один из офицеров 7-й танковой дивизии врага: «К концу ноября наша дивизия потеряла не менее 70 процентов личного состава и почти весь танковый парк... Обескровленные и измотанные части выдохлись и не в состоянии были продолжать атаки»[82].

Когда стих грохот боя и наступила относительная тишина, А. А. Епишев попытался проанализировать развитие событий на Житомирском шоссе. Было очевидно, что успеху способствовал прежде всего оперативный маневр силами, то, что и артиллеристы — истребители танков, и саперы отряда заграждений от рядового до генерала прониклись важностью поставленной задачи. Задержись на четверть часа истребительно-противотанковая артиллерия и отряд заграждений — положение могло сложиться по-иному. С наблюдательного пункта стрелкового корпуса А. А. Епишев доложил командующему фронтом, что на пятидесятом километре Житомирского шоссе противник остановлен.

— Спасибо, Алексей Алексеевич, выручили, — одобрил Н. Ф. Ватутин. — С минуты на минуту подойдут резервы, и тогда действуйте по своему плану. За ваши ратные подвиги объявляю благодарность!

— Служу Советскому Союзу! — ответил А. А. Епишев.

По прибытии в штаб армии он доложил К. С. Москаленко о приказе командующего фронтом, о том, как он был выполнен. Алексей Алексеевич отметил четкие действия артиллеристов, мужество и боевое мастерство саперов, назвал фамилии наиболее отличившихся командиров, политработников, бойцов, которые заслуживают боевых наград.

Затем он пригласил начальника политотдела, посоветовал ему оперативно нацелить внимание партийных организаций на то, чтобы выявить всех воинов, которые проявили героизм и мужество в боях, сделать их боевой опыт достоянием всего личного состава частей и соединений армии. И вскоре подвиги героев как бы стали жить второй жизнью. О них рассказывалось в армейской и дивизионных газетах, в боевых листках. Особо отличившимся посвящались специальные листовки «Передай по цепи», пользовавшиеся широкой популярностью среди личного состава. В ряде подразделений появились «Журналы боевой славы», в которых отмечались наиболее выдающиеся подвиги. Записи в них делались по решению парторганизации.

Герои Днепра и освобождения Киева шли дальше, на запад.

Много лет спустя А. А. Епишеву довелось присутствовать при открытии в городе-герое Киеве мемориального комплекса — Украинского государственного музея истории Великой Отечественной войны 1941 — 1945 гг. С волнением он вчитывался в фамилии Героев Советского Союза, выбитые на мраморных плитах. Некоторых из них Алексей Алексеевич знал лично по битве за Днепр — подлинной эпопее массового героизма, мужества и отваги. 2438 участников этой битвы — сыны и дочери всех народов нашей Родины — были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.

На одной из мраморных плит киевского мемориала значится и имя А. А. Епишева. В феврале 1978 г. Указом Президиума Верховного Совета СССР он был удостоен высокого звания Героя Советского Союза за умелое руководство войсками, личное мужество и отвагу, проявленные в боях с немецко-фашистскими захватчиками, большой вклад в подготовку и повышение боевой готовности войск в послевоенный период.

Только на линии огня

Под покровом темноты короткой июньской ночи сплошным потоком движутся автомашины, повозки, танки, скачут всадники. А по краям дороги — пешие колонны. На пехотинцах — автоматы и винтовки, минометы в разобранном виде, ручные и станковые пулеметы, вещевые мешки... Нелегкая солдатская ноша, но подразделения строго выдерживают шаг.

«Хорошо идут, Алексей Алексеевич. Теперь нас трудно сдержать», — с гордостью в голосе заметил К. С. Москаленко, обращаясь к А. А. Епишеву. Они остановились у обочины дороги, чтобы самим перевести дух, а также лишний раз убедиться в том, что график передвижения корпусов, дивизий, бригад соблюдается.

После нескольких месяцев непрерывных боев, главным образом оборонительных, 38-я армия перебрасывалась на новое направление. Войска совершали тяжелый марш в район Тернополя. Замысел Ставки заключался в том, чтобы силами фронта разгромить рава-русскую и львовскую группировки противника, входившие в состав группы армий «Северная Украина». В последующем намечалось наступление к Висле и в предгорья Карпат.

В течение нескольких дней нужно было перебросить на новый участок десятки тысяч людей с вооружением, с боевой техникой. Только для перевозки грузов армейской базы надо было выполнить около четырех тысяч рейсов автомашин. К тому же на пути к Тернополю протекал Днестр, а переправы через него и так еле справлялись с потоком перевозок.

Как всегда, перед выполнением сложной задачи накоротке собрался Военный совет. Начальник штаба армии генерал-майор В. Ф. Воробьев доложил план переброски войск. В нем определялись маршруты движения и места дневок, переправы через Днестр, районы сосредоточения. В целях маскировки марш предстояло совершить только в ночное время.

А какие в июне ночи, не покидали мысли А. А. Епишева. Час, другой, и уже светло. Значит, надо добиться предельной слаженности людей, исключить сбои, которые могли бы сократить и без того короткое темное время суток. Алексей Алексеевич высказал на совете предложения по усилению партийного влияния на всех участках перегруппировки войск. Каждый из приглашенных на совет командиров, политработников получил конкретные указания командарма. К. С. Москаленко подчеркнул необходимость повышения бдительности, четкости в работе всех звеньев армейского организма. Обеспечение скрытности приобретало особое значение.

С началом движения войск коммунисты-руководители направились в соединения. К. С. Москаленко, А. А. Епишев, Ф. И. Олейник объезжали дивизии, полки, на месте устраняли выявленные недостатки. Проехали по одному маршруту, по другому, и сразу бросилось в глаза: некоторые командиры без должной заботы о скрытности располагали личный состав на день. Тут же последовал приказ в штаб: посадить группу офицеров-операторов на самолеты У-2 и посмотреть с воздуха все маршруты передвижения войск. Вскоре открылась неприглядная картина. Во многих случаях войска располагались на опушках рощ и хорошо просматривались с воздуха. Места расположения некоторых подразделений выдавали костры. Подобные факты решительно пресекались. Партийные и комсомольские организации повысили спрос с каждого коммуниста и комсомольца, обязывали их личным примером добиться перелома в сознании всех военнослужащих, чтобы каждый проникся стремлением обеспечить скрытность передвижения войск. И все же движение крупных войсковых масс, их сосредоточение на определенных участках не укрылись от противника.

После завершения марша в армию прибыл командующий 1-м Украинским фронтом И. С. Конев. Он собрал руководящий состав, познакомил с замыслом предстоящей наступательной операции, получившей впоследствии наименование Львовско-Сандомирской. План ее обсуждался до этого не раз, в том числе и Военным советом 38-й армии. Дней двадцать назад К. С. Москаленко, А. А. Епишев, Ф. И. Олейник, В. Ф. Воробьев, рассмотрев все возможные варианты, остановились на наступлении на Львов с юго-востока. Здесь проходил стык 1-й немецко-фашистской танковой армии и 1-й венгерской армии. Можно было надеяться, что на стыке двух армий противника проще будет прорвать его оборону. К тому же в ходе наступления на этом направлении фланг наших войск прикрывался Днестром. Первоначальный замысел в основном получил одобрение и Маршала Советского Союза И. С. Конева. Но, побывав в Ставке, командующий войсками фронта привез новый вариант наступления — главный удар на Львов нанести с востока.

38-я — на Львов с востока? Возникало недоумение. Ведь ее корпуса, дивизии находятся к югу от этого древнего города. К тому же подготовка операции шла полным ходом. Надо было быстро перестраиваться. Никогда ранее не чувствовал себя столь озабоченным и Алексей Алексеевич. Он активно участвовал в выработке прежнего замысла операции, после утверждения командармом он становился исходным моментом в организации подготовки операции. А сейчас приходилось многое менять. Главным в период подготовки становилось обеспечение перегруппировки сил фронта.

Вновь двухсоткилометровый марш войск. В том, что он завершился в основном успешно, была заслуга и партийно-политической работы. Многого добились командиры, политорганы, партийные и комсомольские организации. Большинство воинов прониклись глубоким пониманием важности скрытной переброски сил. Однако сделали не все. Почему не удалось обеспечить полную скрытность передвижения войск? Как могло случиться, что противнику в какой-то мере удалось предугадать подготовку наступательной операции, направление главного удара в ней? Такие мысли не покидали и Алексея Алексеевича, когда он вслушивался в выступление командующего фронтом. И. С. Конев вновь приехал в штаб 38-й армии накануне наступления. Он предупредил, что согласно данным разведки на ряде участков возможен отвод войск противника с занимаемых им позиций в глубину обороны с целью избежать потерь от нашей артиллерийской подготовки. Стало быть, гитлеровское командование располагает какими-то данными о нашей подготовке к наступлению? Видимо, оно стремится к тому, чтобы массированный огонь нашей артиллерии, удары авиации обрушились на пустые траншеи. В таком случае накопленные запасы снарядов, бомб будут выброшены на ветер.

Военный совет, штаб армии всесторонне осмысливали обстановку. Как сорвать замысел врага? Попросили командование дивизии 60-й армии, занимавшей здесь оборону, усилить наблюдение, чтобы установить возможный преднамеренный отход с первой траншеи. Организовали поисковые группы разведчиков, активно вели подслушивание и разведку боем.

Становилось все более очевидным, что гитлеровское командование большие надежды возлагает на свою оборону. Оно стремилось во что бы то ни стало удержать в своих руках Западную Украину. С ее утратой враг лишался не только важных видов сырья. С освобождением Львова для нас открывался путь в южную часть Польши и в Чехословакию. Это вынуждало противника держать здесь крупные силы. Только в полосе 38-й армии действовали почти половина сил группы армий «Северная Украина», до 18 дивизий, из них две танковые и одна моторизованная, много других отдельных частей и подразделений. Немецко-фашистские войска опирались на хорошо подготовленную и глубоко эшелонированную оборону[83].

К сожалению, времени для изучения сил противника на направлении предстоящего наступления не оставалось. Войска 38-й армии вышли к Тернополю за четыре дня до начала операции. Тут же соединения и части получали боевые задачи, приступали к отработке взаимодействия. Все делалось для того, чтобы в сжатые сроки пополнить дивизии, полки людьми, боеприпасами, продовольствием.

Четыре дня. Казалось, никогда прежде так не был наполнен заботами, трудом каждый час. Командарм, члены Военного совета практически все время находились в войсках. Впоследствии Алексей Алексеевич вспоминал: «Все мы выглядели усталыми от бессонных ночей, и в то же время каждый испытывал необычайный прилив сил. Радовали и сообщения Совинформбюро о боевых успехах других фронтов, и понимание того, что мы также готовим удар, который окончательно выбросит врага с родной земли и перенесет войну за пределы нашей Родины».

Все внимание командиров, политорганов, партийных организаций теперь обращалось на достижение высокого наступательного порыва в войсках, на воспитание у личного состава жгучей ненависти к врагу. Были укреплены ротные, батальонные партийные организации. В войсках царил высокий патриотический подъем, душой которого были коммунисты и комсомольцы. Воины горели одним желанием — скорее завершить освобождение западных земель Советской Украины, вызволить из неволи порабощенных гитлеровцами людей, протянуть братскую руку помощи польскому и чехословацкому народам.

День, которого с нетерпением ждали войска фронта, наконец наступил. К. С. Москаленко и А. А. Епишев в ночь на 14 июля прибыли на участок к востоку от города Обыдра. Оборону здесь занимали подразделения 896-го полка 211-й стрелковой дивизии. Утром под прикрытием огневого вала они перешли в наступление. Успех, однако, обозначился не скоро. Более того, противник то и дело контратаковал. Так было и на других участках. Расчет на внезапность начала наступления не оправдался. Противник смог заранее сосредоточить здесь танковые дивизии, заблаговременно подготовиться к отражению наших атак. Алексей Алексеевич не раз будет возвращаться потом к этим дням, подчеркивая прямую зависимость успеха армейской операции от выполнения каждым воином своих обязанностей, в том числе и требований о тщательной маскировке передвижения в прифронтовой полосе. При инструктировании актива, в беседах с начальниками политорганов А. А. Епишев обращал внимание на новый момент в сознании бойцов и командиров. Суть его состояла в том, что общая благоприятная обстановка на фронте, успешные наступательные действия советских войск, все более заметное превосходство над противником в силах и средствах не могли не сказаться на настроении людей. С общим патриотическим подъемом кое у кого стало соседствовать благодушие, самоуверенность, недооценка врага. Политорганы, партийные организации давали бой таким настроениям, мобилизовали людей на решительные действия, на повышение боевой активности, бдительности.

В ходе операции пришлось провести перегруппировку сил. Все дивизии вышли в первый эшелон. На полную мощь заговорила артиллерия. Против танков врага бросаются все противотанковые средства. Почти всей своей мощью обрушилась на гитлеровцев 2-я воздушная армия. За несколько часов летчики совершили 1800 самолето-вылетов. Противник был остановлен, сломлен. Его попытка, как хвастливо кричали гитлеровцы, «потопить в крови большевистское наступление» и на этот раз провалилась.

38-я армия, другие армии фронта наступали мощно, демонстрируя возросшее военное искусство командиров, боевые качества воинов. На каждом участке исход жестокой борьбы решало мастерство и мужество советских воинов, их высокая техническая оснащенность. За шесть дней оборона противника была прорвана на 200-километровом фронте. Войска фронта окружили в районе Броды крупную группировку противника. В ее составе насчитывалось восемь дивизий. Путь наступления на Львов был открыт.

Умело, дерзко сражался взвод гвардии лейтенанта М. Ф. Федорова. Он первым ворвался во вражеские траншеи в районе Бзовицы и уничтожил несколько десятков гитлеровцев. Успешно отбили атаку фашистских танков артиллеристы под командованием капитана П. И. Стегния. Они встретили массированным огнем 12 танков врага, уничтожили несколько «тигров» и до сотни фашистов.

Наступать было нелегко. Шли ливневые дожди. Насквозь промокшие пехотинцы, артиллеристы, минометчики, преодолевая грязь, продвигались вперед. Только за первые четыре дня боев было освобождено более 30 населенных пунктов. Пройдет еще несколько дней, и над древним Львовом взовьется алый стяг. Жители города, три года томившиеся в фашистской неволе, с радостью будут встречать своих освободителей, в том числе и бойцов, командиров и политработников 38-й армии. Но не все дойдут до Львова. Не дошел и А. А. Епишев.

Когда замедлилось наступление в полосе 121-й стрелковой дивизии генерала И. И. Ладыгина, командарм и член Военного совета тут же направились на ее участок. Наблюдательный пункт командира дивизии располагался на окраине села Нестюки. Комдив доложил обстановку, обсудили план действий. Пришли к выводу о необходимости бросить два полка в обход местечка Дунаев с северо-запада, чтобы обойти опорные пункты противника и ускорить продвижение вперед.

Когда все вопросы были решены и отданы команды, Иван Иванович Ладыгин пригласил командарма и члена Военного совета позавтракать у них. К. С. Москаленко пытался отказаться, ссылаясь на занятость. К тому же он, как потом признавался сам, был недоволен недостаточной распорядительностью комдива. Алексей Алексеевич уговорил Москаленко остаться.

— Пожалуй, не мешало бы остаться, — сказал он, — ведь мы еще не завтракали, а дело уже идет к полудню.

Завтракали по-фронтовому. Расположились на траве. Перекусили, еще раз обменялись мнениями о том, как ускорить наступление. Тут начался минометный обстрел. Гитлеровцы, видимо, засекли наблюдательный пункт дивизии. Вслед за минометным враг открыл плотный пулеметный огонь. На наблюдательном пункте появились убитые, раненые. Все, кто расположился на лужайке, не успели перебежать в укрытие. Только прижались к земле, После очередной серии разрывов мин до слуха командарма донеслось:

— Откуда тут взялось бревно? Здорово оно меня по спине...

Никакого бревна, понятно, рядом не было. Алексей Алексеевич был ранен в спину и в бедро. К. С. Москаменко помог ему отползти в сторону от места обстрела и вместе с подбежавшими солдатами оказал первую помощь. Сюда же принесли и генерала И. И. Ладыгина. Он также получил тяжелое ранение[84].

Сам же Алексей Алексеевич вспоминал тот день, как это обычно бывает у фронтовиков, в шутливой форме. «Знаете, как меня в последний раз тяжело ранило? — говорил он. — Мы с командующим 38-й армией генерал-полковником Москаленко проголодались и решили перекусить. Едем и рассуждаем, где бы найти подходящее место. Рассуждаем: давай остановимся у этого католического кладбища, не будут же фашисты своим огнем беспокоить усопших, и мы спокойно покушаем. Увидели воронку от снаряда. Я заметил, что в одну воронку дважды снаряд не попадает. Только разложили нехитрые закуски, принялись за еду, и тут, надо же, свист, и совсем рядом мина разорвалась. Так вот и ранило, а по всей вероятности ведь не должно было».

Фронтовое братство... Его узы крепко-накрепко связывали не только рядовых бойцов и командиров, но и военачальников всех степеней. В бою под Дунаевом К. С. Москаленко помог раненому А. А. Епишеву перебраться в безопасное место. В другой раз Алексей Алексеевич выручил командарма. В одной из статей К. С. Москаленко писал: «Однажды, проезжая в машине вблизи передовой, мы попали под пулеметный обстрел. Решали мгновения. Алексей Алексеевич, не раздумывая, навалился на меня сверху. Выпустил он меня из этого «плена» только тогда, когда миновала опасность. Ехавшие за нами на другой машине бойцы погибли»[85].

Выезды на линию огня командарма, члена Военного совета армии, понятно, никакими документами боевого управления войсками не предписывались. Более того, за такие поездки приходилось не раз выслушивать замечания командования фронта. Но законы войны суровы. Они часто побуждают действовать решительно, даже вопреки установленным нормам.

Сколько раз приходилось бывать и А. А. Епишеву там, где решался исход боя, сражения! Так было и под Курском, и на Днепре. И нынешний приезд непосредственно на линию огня был необходим. Новое решение помогло дивизии преодолеть отставание, более энергично идти вперед. И все же Алексей Алексеевич, придя в себя, переживал. Ранение надолго вырывало его из боевого строя.

Переживал и командарм, другие однополчане Алексея Алексеевича. «Невыразимо горько было сознавать, что армия, быть может надолго, потеряла замечательного политического руководителя, а я — близкого друга и верного товарища, с которым делили радости и заботы», — писал уже после войны К. С. Москаленко. А в тот июльский день, как только Алексея Алексеевича увезли в госпиталь, командарм направил телеграмму начальник Главного политического управления Красной Армии генерал-полковнику А. С. Щербакову следующего содержания: «Член Военного совета 38-й армии генерал-майор А. А. Епишев в боях за Родину под м. Дунаев тяжело ранен. Ранение не смертельное, требует лечения 30 — 45 суток. До выздоровления прошу на его место другого кандидата не назначать, а его обязанности по совместительству будет выполнять член Военного совета полковник Олейник»[86].

Что ж, немного найдется в истории минувшей войны таких документов, свидетельствующих о дружной совместной работе командующего армией и члена Военного совета. Оба они наделены большой властью, правами. И тот и другой несут всю полноту ответственности перед партией, государством за боеготовность и боеспособность армии, политико-моральное состояние ее личного состава. Чаще отношения, складывающиеся между ними, отличались взаимным уважением, взаимной требовательностью, взаимным доверием. Такие отношения сложились и между К. С. Москаленко и А. А. Епишевым. Каждого из них отличал свой характер, свои привычки, что, понятно, давало себя знать. Однако общие дела, заботы от этого не страдали. Обстановка нередко складывалась так, что Кирилл Семенович Москаленко выходил из себя, высказывался нелицеприятно, порой слишком увлекался какой-то идеей. Взрывной, горячий темперамент командующего как бы уравновешивал рассудительный, даже внешне кажущийся медлительным, Алексей Алексеевич. Деловым советом, а то и шуткой, острым словцом ему не раз удавалось разрядить атмосферу, накалившуюся при обсуждении того или иного вопроса. В результате выигрывало дело. Такие по-настоящему партийные и товарищеские отношения между командармом и членом Военного совета не оставались не замеченными окружающими, в том числе и старшими начальниками. Видимо, их имел в виду генерал армии И. Е. Петров, в то время командующий войсками 4-го Украинского фронта, в состав которого входила 38-я армия. Отстраненный Ставкой от занимаемой должности по навету члена Военного совета фронта Л. 3. Мехлиса, он перед отъездом направил А. А. Епишеву письмо. В нем говорилось: «26 марта 1945 года. Генерал-майору товарищу Епишеву. Уважаемый товарищ Епишев, жму руку. Желаю всяческих успехов. Хорошая и крепкая у вас с товарищем Москаленко сплоченность и боевая дружба. Остается только позавидовать. Привет и всего доброго. И. Е. Петров»[87].

Вернемся в июньские дни сорок четвертого. Просьба командарма была удовлетворена, и через два месяца Алексей Алексеевич будет на своем посту в 38-й армии. Пока же он отбывал в Москву на лечение в госпиталь, носящий ныне имя Н. Н. Бурденко.

Медленно тянулись дни выздоровления. Сводки с фронта доносили радостные вести о новых и новых победах войск 1-го Украинского фронта, других фронтов. Но тяжелое ранение не отпускало. Лишь через месяц Алексей Алексеевич мог ходить. Из Нижнего Тагила в Москву приехала Татьяна Алексеевна. Впервые после назначения в действующую армию он встретился с женой.

Перед отъездом на фронт А. А. Епишев побывал в Главном политическом управлении Красной Армии. В годы войны такое посещение высшего политического органа Красной Армии было нормой для руководящих политработников-фронтовиков, которые по тем или иным причинам оказывались в столице. Вряд ли мог подумать тогда Алексей Алексеевич, что пройдут годы и ему доведется возглавить главный политорган армии. Сейчас он узнал здесь много нового о ходе боевых действий на фронте, познакомился с мерами организационно-партийного и идеологического порядка, которые предпринимались в связи с тем, что Красная Армия фактически освободила родную землю от немецко-фашистских захватчиков и начала свой освободительный поход в Европу.

Перед военными советами, политорганами, партийными и комсомольскими организациями вставала совершенно новая задача огромной политической важности. На первый план выдвигались вопросы воспитания личного состава в духе интернационализма, братской солидарности с трудящимися стран, освобожденных от немецко-фашистских оккупантов. Вместе с тем каждый советский воин должен был глубоко осознать, что нельзя отождествлять немецкий народ с кликой Гитлера.

Информацию о ходе боевых действий А. А. Епишев получил и в Генеральном штабе. По вполне понятным причинам его интересовало все, что было связано с боевыми делами 38-й армии, войска которой вели упорные бои, стремясь оказать помощь Словацкому народному восстанию. К сожалению, непосредственно в район восстания выйти не удалось. Но, как сказали в Главном политическом управлении, удар 38-й армии вынудил гитлеровцев отвлечь значительные силы от действий против словацких патриотов. В результате их положение значительно облегчилось.

По возвращении в 38-ю армию Алексей Алексеевич обо всем этом рассказал К. С. Москаленко.

— Москва, — улыбаясь, говорил он, — шлет в связи с этим свои поздравления 38-й армии и ее командованию, пожелание дальнейших успехов.

Высокая оценка действий войск обрадовала командование армии, воодушевила всех. Это было тем более важно, что настроение у многих после не совсем удачной операции находилось не на высоте. Впоследствии К. С. Москаленко напишет: «Так тот день стал для меня вдвойне радостным: и Алексей Алексеевич возвратился, и мои опасения, что медленные темпы нашего наступления могли привести к ухудшению положения повстанцев, не оправдались. Напротив, оказалось, что в Москве отлично видели трудности операции и высоко оценивали действия 38-й армии по оказанию помощи Словацкому народному восстанию»[88].

Трудности действительно были серьезные. После непрерывных двухмесячных боев соединения 38-й армии вступили в предгорья Карпат. В дивизии ощущался некомплект в людях, вооружении, боевой технике. Стало давать о себе знать и отсутствие опыта ведения боевых действий в горно-лесистой местности. Словом, нужен был отдых. Воины устали от непрерывной смены позиций, непрекращающегося грохота орудий, гула самолетов, скрежета танков, ружейно-пулеметной стрельбы. Об отдыхе мечтал в те дни каждый боец и командир. И вдруг приказ: войскам 38-й армии совместно с другими соединениями фронта и во взаимодействии с силами 1-й гвардейской армии, входившей в состав 4-го Украинского фронта, начать наступление через Карпаты.

Чем было вызвано это решение? Ведь незадолго до этого было известно, что наступление через Карпаты не планируется — стремительные действия соседних фронтов должны были заставить гитлеровцев покинуть карпатские рубежи обороны.

Такой ход событий, однако, потребовал бы немало времени. А ждать нельзя. В конце августа 1944 г. в Словакии вспыхнуло народное восстание против гитлеровской оккупации. Сотни чехов и словаков, русских и украинцев, белорусов и поляков, болгар и югославов участвовали в этом восстании. Словацкие патриоты нуждались в немедленной помощи.

Ставка Верховного Главнокомандования потребовала от командующего войсками 1-го Украинского фронта Маршала Советского Союза И. С. Конева: ударом из рай она Красно, Санок в общем направлении на Прешов кратчайшим путем выйти на словацкую границу, а затем соединиться со словацкими повстанцами.

Наступление началось на рассвете 8 сентября. За двое суток войска успешно преодолели равнинную местность. В горном районе они встретили ожесточенное сопротивление фашистов. Каждая высотка, каждый выступ в скале, каждый проход в горах прочно оборонялись противником. Вся горная цепь Восточных Бескид на пути наших войск была превращена в глубоко эшелонированную, сильно укрепленную оборону общей глубиной до 50 километров.

Нетрудно себе представить, сколько мужества, отваги и мастерства требовалось от воинов для того, чтобы преодолевать такую оборону, буквально выжигая, выкорчевывая фашистов из их гнезд. Командиры, политорганы, партийные организации использовали каждый подвиг, мужественный поступок для мобилизации всех воинов на успешное выполнение боевых задач. Благодаря активной работе политорганов, агитаторов в войсках стало широко известно о героизме воинов, которые с боем взяли и удержали до подхода подкрепления высоту 534. Враг не хотел расставаться с этим опорным пунктом. Он перебросил сюда два полка легкопехотной дивизии, часть сил пехотной и танковой дивизий. Вскоре противник при поддержке танков удалось ворваться на высоту. Однако смелой фланговой контратакой наших танкистов и стрелков гитлеровцы тут же были отброшены. Ожесточенные бои продолжались весь день. Несколько раз высота переходила из рук в руки, пока наконец не была занята нашими воинами.

Жестокие бои шли за каждую высоту, за каждый опорный пункт. И чем дальше, тем выше поднимались вершины. Об обходе гор не могло быть и речи, их нужно было брать в лоб — именно такой путь был кратчайшим и, следовательно, обеспечивал выход в районы восстания в минимальные сроки. К этому, собственно, и сводились указания Ставки и решение командующего фронтом. Только через семь дней войска фронта прорвали главную полосу обороны противника, преодолели на узком участке вторую линию укреплений и продвинулись на юго-запад до 23 километров. Дальше темпы наступления еще снизились. Гитлеровцы спешно перебросили сюда три танковые дивизии, две пехотные. Перебросили, правда, оттуда, где они им необходимы были для расправы над повстанцами.

Так что А. А. Епишев возвратился в армию в самый разгар боев за Карпатские перевалы. Сразу же с головой окунулся в дела. Заслушал доклады начальника политотдела армии генерал-майора Д. И. Ортенберга, начальников политорганов корпусов. Для уяснения обстановки многое дал анализ политдонесений за последние дни, другой информации. Еще раз утвердился в мысли о том, что политико-моральное состояние войск высокое. Всеми владело одно — быстрее преодолеть Карпаты и оказать помощь восставшим словацким братьям. В политдонесениях, в беседах с командирами, политработниками воины всех родов войск единодушно заявляли: ни горы, ни фашистские силы не остановят нашего наступления, не помешают советским войскам оказать помощь народам в освобождении от ненавистного гитлеровского ига.

Между тем с продвижением войск к перевалам через Карпатский хребет условия ведения боевых действий становились труднее и труднее. Все более вникая в обстановку, Алексей Алексеевич воочию убеждался в сложности поставленной перед войсками задачи. Все населенные пункты гитлеровцы превратили в сильные узлы обороны. Среди них своей мощностью выделялся узел обороны в Дукле. Он прикрывал шоссе, ведущее на Дукельский перевал. Промежутки между опорными пунктами прикрывались на отдельных участках траншеями в две-три линии, проволочными заграждениями, плотным перекрестным и фланкирующим огнем. Шоссе и основные грунтовые дороги, переправы через многочисленные ручьи и реки были заминированы, мосты подготовлены к взрыву, повсюду установлены деревянные и каменные завалы. Кроме того, продвижение наших войск затруднялось исключительно неблагоприятными условиями погоды. Низкая облачность, плотные туманы не позволяли в полной мере использовать для поддержки наступления авиацию. Непрерывно шли холодные осенние дожди. Они окончательно вывели из строя и без того немногочисленные грунтовые дороги. Глинистая почва буквально расползалась под ногами. В ней увязали повозки, автомашины, порой даже танки и тягачи. Еще недавно безобидные ручейки и небольшие горные речушки превратились в стремительные потоки, сносившие мосты, только что наведенные переправы.

Организация взаимодействия и управления корпусами, дивизиями, перегруппировка войск, подвоз боеприпасов и продовольствия, эвакуация раненых... Трудно перечесть все вопросы, которые приходилось решать командованию армии. Оперативно и гибко велась и партийно-политическая работа. Она направлялась на формирование готовности действовать смело, решительно. Обстановка требовала, чтобы каждый политработник находился там, где решалась главная задача боя. А. А. Епишев потребовал от начальника политотдела армии: «Тов. Ортенберг! Очень слабо участвуют наши политотдельцы, и особенно политотдел спецвойск, в организации взаимодействия частей усиления. Нужно решительно включить в это дело всех политработников, организовать боевое содружество и действительную взаимопомощь на поле боя»[89].

Активно обобщалась практика ведения боя в горах, ее опыт широко пропагандировался, становился достоянием всех бойцов и командиров. Вдохновляемые примером доблестного выполнения долга коммунистами и комсомольцами воины делали, казалось, невозможное. Они упорно карабкались на скалы, поднимали туда пулеметы, минометы, артиллерийские орудия. Порой, для того чтобы поднять на высоту пушку, в постромки впрягали по семь и более пар лошадей. Случалось, что и это не помогало. Тогда за колеса брались солдаты, и очередной подъем оставался позади. В одной из своих статей Алексей Алексеевич описывал случай, свидетелем которого довелось ему быть. «Несколько тракторов втаскивали на гору 152-мм орудие, — писал он. — Когда до места, где была подготовлена огневая позиция, оставалось несколько десятков метров, тракторы и орудие вдруг поползли вниз, начисто снимая тонкий слой почвы, покрывавший скалы. Казалось, беда неминуема. Однако бойцы каким-то немыслимым, поистине богатырским усилием сумели удержать орудие и поднять его на огневую позицию. Через некоторое время оно уже вело огонь по врагу».

В деятельности Военного совета, политорганов, партийных и комсомольских организаций во всем объеме встали вопросы воспитания боевого содружества с чехословацкими воинами. С ними бойцы 38-й армии шли фронтовыми дорогами от Харькова, от Днепра. Тогда в составе фронта действовал сначала 1-й чехословацкий отдельный батальон, затем — 1-я чехословацкая отдельная бригада. Она наступала на Киев в боевых порядках 38-й армии. А. А. Епишеву было известно переданное командующим войсками фронта предупреждение Верховного Главнокомандующего — отдельную чехословацкую бригаду так обеспечивать всеми видами поддержки в бою, чтобы исключить возможность больших потерь ее личного состава. Познакомился он и с командиром бригады полковником Л. Свободой.

Перед предстоящей операцией по освобождению Киева член Военного совета армии внимательно следил за подготовкой воинов бригады к бою, интересовался их настроением. Ему докладывали, как перед наступлением полковник Л. Свобода обходил подразделения, с каким энтузиазмом воины встречали его призывные слова: «Сражайтесь за Киев так, как вы стали бы сражаться за Прагу и Братиславу»[90]. Бойцы и командиры бригады сдержали слово. Они одними из первых достигли киевских улиц. Доблесть многих из них была отмечена советскими боевыми орденами, а поручик Антонин Сохор и надпоручик Рихард Тесаржик стали Героями Советского Союза.

В предгорьях Карпат в составе 38-й армии действовал уже 1-й чехословацкий армейский корпус под командованием бригадного генерала Л. Свободы. Теперь, когда остались последние десятки километров до их родной земли, они были по-особому горды и счастливы тем, что плечом к плечу с советскими воинами идут очищать ее от немецко-фашистских оккупантов.

В совместных боях, в окопах и землянках, непосредственно в цепях наступления, при преодолении минных заграждений мужало и крепло братство чехословацких и советских воинов, закалялась их боевая дружба. В один из дней начальник политотдела 305-й стрелковой дивизии подполковник А. Д. Галкин докладывал члену Военного совета армии о том, что в ходе совместных боевых действий рядовые, сержанты и офицеры общаются с чехословацкими воинами, оказывают взаимную поддержку. Алексей Алексеевич предложил генерал-майору Д. И. Ортенбергу оперативно пропагандировать факты боевого содружества советских и чехословацких воинов. Вскоре появились листовки, рассказывающие о боевых успехах подразделений 1-й чехословацкой отдельной бригады, о случаях взаимной выручки братьев по оружию, о том, как встречает население своих освободителей. Агитаторы, партийные и комсомольские активисты широко использовали листовки, посвященные боевой доблести советских и чехословацких воинов. В одной из них рассказывалось о действиях полка, которым командовал гвардии полковник Печенюк. Полк получил задачу освободить населенный пункт Цеханя. Для этого нужно было преодолеть труднопроходимые ущелья и леса. К командиру полка подошел словак Ян Криванек.

— Позвольте я проведу вас лесными дорогами. Мне они хорошо известны!

Гвардии полковник Печенюк тепло поблагодарил брата-словака за предложенную помощь. Полк тронулся. Опытный проводник благополучно вывел к намеченному рубежу.

Удар был внезапным. Противник дрогнул, попятился. Опомнились фашисты лишь после подхода значительного подкрепления. В трудный час на помощь советским бойцам вновь пришел Ян Криванек. Он организовал жителей ближайшего населенного пункта для выноса с поля боя раненых советских солдат и офицеров. Под огнем противника в условиях непрерывных ливней и бездорожья чехословацкие граждане спасали своих советских освободителей.

В деятельности политорганов, партийных организаций все большее место занимали вопросы, связанные с освободительной миссией Красной Армии. Личному составу разъяснялась политика Коммунистической партии и Советского правительства по отношению к освобожденным от германского фашизма народам. Разносторонняя партийно-политическая работа направлялась на укрепление дружественных отношений, сложившихся между советскими людьми и чехословаками. Слова «Дукля», «Дукельский перевал» стали все чаще появляться в наших листовках, армейской и дивизионных газетах, в устных выступлениях командиров, политработников перед личным составом. Они звали вперед советских и чехословацких воинов, вели на новые подвиги.

Сила ударов советских и чехословацких воинов по врагу непрерывно возрастала. Снова, если требовалось, на руках катили пушки, выстроившись цепочкой, передавали друг другу снаряды, мины, ящики с патронами. Раненые отказывались покидать строй. «Ступим на землю братской Чехословакии, тогда и будем лечиться», — говорили бойцы. Перед решающим штурмом высот Главного Карпатского хребта в советских и чехословацких частях состоялись митинги.

Трудным был этот штурм. Он требовал высочайшего мужества и беззаветного героизма воинов. Немало героев сложили свои головы на подступах к перевалу. Но боевой дух советских и чехословацких частей был столь высок, что противник не выдержал их натиска.

Сбивая сильные заслоны гитлеровцев, войска 38-й армии широким фронтом выходили к Дукельскому перевалу. Первыми вступили на него воины полков, которыми командовали полковник Д. И. Загребин и Герой Советского Союза подполковник Г. К. Мадоян, чехословацкие воины 1-й чехословацкой пехотной бригады генерала Сазавского, которая входила в 1-й чехословацкий стрелковый корпус. Еще гремели выстрелы, рвались снаряды, когда они водрузили на границе государственный флаг Чехословакии[91].

...В зале гаснет свет. Полотно действующего макета и записанная на пленку вся многоголосица боя переносят нас в далекий сорок четвертый год, на Дукельский перевал. Отчетливо видны окопы, из которых по врагу ведут огонь советские и чехословацкие бойцы. Тут и там к расположенным на склонах гор опорным пунктам врага продвигаются штурмовые группы. В мощный гул сливается артиллерийская канонада, с воем проносятся хвостатые снаряды «катюш». С неба на врага обрушивают всю силу своего огня «илы». В разрывах снарядов и бомб рушатся доты, проволочные заграждения противника. Где-то из-за склона доносится неудержимое «ура». В стороне слева просматривается наблюдательный пункт 38-й армии, а чуть ближе к середине полотна — фигура генерала Л. Свободы. Так самодеятельные художники запечатлели на полотне штурм Дукельского перевала. Диорама находится в мемориале Центральной группы войск «Братство по классу, братство по оружию». Он расположен в красивом кирпичном здании, возведенном чехословацкими строителями в знак дружбы с советским народом. Бывая в группе войск, Алексей Алексеевич считал своим долгом посетить мемориал, постоять у диорамы, вслушаться в шум боя 6 октября 1944 г.

«Никогда не забыть мне Дукельский перевал, — вспоминал после войны Алексей Алексеевич. — Видится небо, затянутое серыми тучами. Идет, не переставая, мелкий холодный дождь. Но лица бойцов и командиров светлы, глаза сияют счастьем победы. Это счастье словно вдохнуло в воинов новые силы, стерло печать неимоверной усталости. Шаг идущих по шоссе колонн советских и чехословацких войск размашист и тверд. Бойцы чехословацкого корпуса все, словно по команде, — без головных уборов. И даже дождь не может скрыть слезы радости, которые блестят на глазах у многих. Да и нужно ли скрывать эти слезы!»

Огромное воодушевление царило среди чехословацких воинов. Безмерна была их радость. Несколько лет назад они вынуждены были покинуть эту землю, которую захватил враг. Советский народ дал им оружие, снаряжение. Вместе с Красной Армией чехословацкие воины прошли трудный и славный боевой путь, громили гитлеровцев под Харьковом, Киевом, Белой Церковью и вот теперь возвратились на родную землю как освободители. Чувства чехословацких воинов выразил генерал Л. Свобода. Он писал тогда командующему 1-м Украинским фронтом: «...Мы вступили на родину плечом к плечу со славными воинами Красной Армии, которых наши народы встретили как освободителей от ненавистного фашистского ига... Чехословацкий народ вечно будет чтить память тех, кто отдал свою жизнь за его свободу, за счастье его сынов».

В войсках стихийно возникали митинги. В одном из них приняло участие командование 38-й армии и 1-го чехословацкого армейского корпуса. К. С. Москаленко, А. А. Епишев, Л. Свобода и другие товарищи стояли у дороги, над которой был поднят полотняный транспарант с надписью на русском и чешском языках: «Чехословакия приветствует и благодарит своих освободителей. Да здравствует вечная дружба народов СССР и Чехословакии!» Слева от транспаранта возвышался Государственный флаг СССР, справа — чехословацкий флаг. Чуть дальше, уже на словацкой земле, — другой транспарант, на котором написано: «Красной Армии-освободительнице — наздар!»

Начинается митинг. Выступают солдаты, офицеры. То и дело звучат слова, идущие из самого сердца чехословацкого народа: «С Советским Союзом на вечные времена!»

Добрые, согретые теплом фронтовой дружбы отношения между А. А. Епишевым и Л. Свободой сохранились надолго. В 1969 г. Алексей Алексеевич возглавлял делегацию политработников Советской Армии, посетившую чехословацкую Народную армию. Уже в конце пребывания в стране его пригласили к президенту Чехословацкой Социалистической Республики генералу армии Людвику Свободе. После встречи с президентом Алексей Алексеевич рассказывал:

— Хорошо пообщались, о многом переговорили, войну вспоминали.

Потом, как будто перебирая в памяти какие-то поособому памятные события, продолжил:

— И надо же, не забыл президент, вновь напомнил о том, что когда я был членом Военного совета 38-й армии, куда входила его бригада, то слишком по-разному к нему относился. Так прямо и сказал: «Алексей Алексеевич, ты ведь помнишь, когда у бригады успех, так ты — Людвик, Людвик — молодец, как что-то не так, так ты сразу — товарищ Свобода или товарищ полковник».

Эту фразу, сказанную Свободой, Алексей Алексеевич повторил даже с некоторым чехословацким акцентом, так, что все члены делегации почувствовали, как много связывает этих двух людей. Потом опять засмеялся и, как бы подтверждая сказанное, добавил:

— А ведь верно, так и было!

Глубоко символичен тот факт, что день 6 октября, день, когда над Дукельским перевалом поднялись рядом советский и чехословацкий флаги, стал днем рождения чехословацкой Народной армии. Славный путь 1-го чехословацкого корпуса, воины которого сражались бок о бок с воинами Красной Армии, совместная борьба сыновей наших народов в дни Словацкого национального восстания — это путь боевого интернационального братства Советского Союза и Чехословакии, героический путь, увенчавшийся Великой Победой.

Ныне на Дукельском перевале, там, где сорок с лишним лет назад гремели ожесточенные бои, возвышается величественный монумент. Он олицетворяет нерушимую дружбу советского и чехословацкого народов, дружбу, которая прошла через горнило суровых испытаний и скреплена совместно пролитой кровью. Тогда, в 1944-м, она вела воинов-братьев к новым победам.

Со взятием Дукельского перевала дорога в Чехословакию была открыта. Теперь 38-я армия, 1-й чехословацкий армейский корпус с боями спускались в долины рек Вислока и Ондава. Противник оборонялся здесь крупными силами. Он располагал превосходством в танках. Военный совет всесторонне обсудил создавшуюся обстановку. В который раз решили использовать метод последовательного изменения направления главного удара. Сначала войска армии развернули наступление на Важник, Ниж. Мирошов. После того как удалось овладеть этими пунктами, усилия были сосредоточены на другом направлении — на Ниж. Писану, Кружлову. Бои не прекращались ни днем, ни ночью. Один за другим освобождались города и села Чехословакии. И всюду советских воинов встречали с большой радостью. Гордостью наполнялись сердца красноармейцев, сержантов, офицеров, которые проходили по улицам населенных пунктов, увенчанных лозунгами: «Слава Красной Армии!», «Да здравствует дружба советского и чехословацкого народов!».

В конце октября поступил приказ войскам 38-й армии: перейти к обороне на достигнутых рубежах. Предстояли завершающие сражения великой битвы с фашизмом, и к ним надо было готовиться.

То было время, когда все жили предчувствием близости Победы. Заканчивался 1944 год, немецко-фашистские захватчики уже были изгнаны со значительной части территории Польши, Чехословакии, других стран Восточной Европы. Глубокий кризис переживала фашистская Германия, резко сократился ее военно-промышленный потенциал. А. А. Епишев, другие политработники отдавали себе отчет в том, что перемены в военно-политической обстановке, блистательные победы Красной Армии позволяют ярко и наступательно вести партийно-политическую работу. Она, как и возросшее военное искусство, стала по-настоящему зрелой, исключительно богатой по своему идейному содержанию, формам и методам.

А. А. Епишев, анализируя деятельность политорганов, партийных и комсомольских организаций, направлял их активность на то, чтобы партийно-политическая работа велась непрерывно. В наступательных боях такой характер ее определялся личным примером командиров, политработников, коммунистов, их боевой активностью, мужеством, героизмом. В грязи и снегу, на перевалах и переправах, в бою и на отдыхе рядом с бойцами находились работники политотделов, парторги и комсорги. По требованию Военного совета живое общение с людьми становилось в наступательной операции важнейшей формой партийно-политической работы.

Напряженной жизнью жили политорганы армии, партийные и комсомольские организации и в условиях, когда войска оборонялись. Их работники находились непосредственно в подразделениях и частях, помогая командирам в сколачивании боевых воинских коллективов, обеспечении их всем необходимым, укреплении дисциплины. На имя командования, в политорганы поступало немало писем разного характера. Однажды А. А. Епишев получил такое письмо:

«Тов. генерал-майор Епишев!

Разрешите к Вам обратиться по личному делу. Я, гвардии капитан Плотников, на фронте третий год, дважды ранен, дважды награжденный. Имел любимого друга — баян, с которым я был всюду вместе, и горе, и радость делил пополам. Но вот в последнем бою баян мой погиб — разбило миной. Теперь как будто мне чего-то не хватает. Скучно, хочется и бойцов повеселить, и самому повеселиться после боя... Прошу Вас, тов. генерал-майор, чтобы к великому празднику — годовщине Красной Армии — Вы помогли нам приобрести новый баян. Баян — это чудная солдатская музыка. Я только разучил новый Гимн Советского Союза...

Глубоко извиняюсь, если, тов. генерал-майор, я поступил неправильно, что написал прямо Вам — большому начальнику о маленьком деле». На обороте письма значилось указание политотделу: ввиду отсутствия баяна послать в подразделение новую гармонь[92].

Военный совет внимательно анализировал данные, которые позволяли судить о состоянии дисциплины, уровне уставного порядка в частях, подразделениях, выявляя моменты, свидетельствующие и о нездоровых явлениях. Серьезную озабоченность вызвали появившиеся случаи самогоноварения. Военный совет наметил меры по решительному искоренению зла, подрывающего боеспособность, дисциплину. В проект постановления по этому вопросу А. А. Епишев внес существенную поправку. Вместо предложенного названия «О прекращении самогоноварения» он написал «О запрещении самогоноварения», вместо фразы «немедленно прекратить» — «категорически запретить»[93].

Большая работа велась с пополнением. Оно поступало слабо подготовленным не только в военном отношении, но и в морально-политическом и психологическом. В одном из политдонесений политотдела 38-й армии говорилось: «Пополнение призвано из Волынской, Львовской, Станиславской областей. Возраст: 25 — 45 лет. Украинцы. Крестьяне. 18 процентов — неграмотны, 20 процентов — образование 1— 4 класса, только 7 процентов — свыше 7 классов. В Красной Армии в большинстве своем не служили. В период немецкой оккупации проживали дома... Многие из них мало что знают о героической борьбе Красной Армии с немецко-фашистскими захватчиками. Поэтому главная задача: рассказать им правду о Великой Отечественной войне, о борьбе Красной Армии, советского тыла, антигитлеровской коалиции, о развале фашистского блока, о зверствах захватчиков.

На призывные и сборные пункты направлены политработники (18 человек)...»[94]

С призванными воинами работа велась индивидуально. Командиры, политработники, партийные и комсомольские активисты разъясняли им высокие цели освободительной миссии Красной Армии, знакомили с героической боевой историей полков, дивизий, в составе которых придется им воевать.

Ветеран 38-й армии полковник И. И. Выродов вспоминает приезд А. А. Епишева в армейский военкомат, в котором Выродов, тогда лейтенант, работал.

— Алексей Алексеевич внимательно познакомился с составом пополнения, — рассказывал И. И. Выродов. — Он обратил особое внимание на то обстоятельство, что большинство прибывших воинов — уроженцы западных областей Украины, что в работе с ними надо больше учитывать и религиозный момент.

Для молодых воинов издавались листовки, памятки. В них рассказывалось об особенностях предстоящих боев, о тактике врага, способах борьбы с его танками.

В плане обобщения опыта партийно-политической работы в боевых условиях, подготовки к новым боям свою роль сыграли сборы начальников политотделов дивизий, заместителей командиров полков по политчасти, на которых выступили генералы К. С. Москаленко и А. А. Епишев. Политработники получили четкие указания по повышению уровня и действенности партийно-политической работы. Большое место было уделено вопросам, связанным с приемом в партию и воспитанием молодых коммунистов. Отмечалось, что в погоне за количеством коммунистов некоторые политорганы стали нарушать принцип индивидуального отбора. Порой смешивались боевая и просто служебная характеристики, в партию принимали людей, которые непосредственно в боях не участвовали.

Вскоре поступила директива Главного политического управления Красной Армии «О крупных недостатках по приему в члены и кандидаты ВКП(б)». Этот документ, утвержденный Оргбюро ЦК партии, обсуждался на совещании начальников и политорганов. В своем выступлении А. А. Епишев подчеркнул необходимость повышения ответственности коммунистов за дачу рекомендации для поступления в партию и за поведение рекомендованного после его приема в партию. Он потребовал, чтобы заявления о вступлении в партию тщательно рассматривались на собраниях ротных партийных организаций, на заседаниях бюро первичных организаций и парткомиссиях. Были намечены меры по усилению воспитания молодых коммунистов, усвоения ими Устава ВКП (б).

Как всегда, в дни подготовки к новым боям поток заявлений о приеме в партию увеличивался. Их писали прежде всего воины, не раз доказавшие в сражениях свое право стать коммунистом. К январю 1945 г. в армии насчитывалось 15 946 членов партии и кандидатов в члены партии. В каждом подразделении появилась солидная партийная прослойка. Всего насчитывалось 760 ротных парторганизаций и 148 партгрупп[95].

Как обеспечить дальнейшее повышение политико-морального состояния войск? Вот вопрос, который держал в центре внимания Военный совет. Обменивались мыслями по этому вопросу в аппарате политотдела армии, с начальниками политорганов дивизий. Алексей Алексеевич на одном из совещаний подчеркнул необходимость активнее использовать связи с семьями воинов. В короткие дни затишья в частях быстро выявили воинов нового пополнения. Подготовили и отправили почти 3 тыс. документов для получения семьями фронтовиков установленных для них льгот.

К новым сражениям готовились основательно. На партийных и комсомольских собраниях каждый коммунист и комсомолец получил конкретное поручение на период атаки. В канун наступления всюду состоялись митинги. Краткими были выступления их участников. Говорилось о самом главном, что чувствовал воин. Герой Советского Союза снайпер старшина В. М. Безголосов проникновенно сказал: «Мы изгнали фашистов с советской земли. Но этого мало. Они должны быть уничтожены повсюду. Если сейчас не добьем врага на земле наших братьев, то эти изверги человечества вновь возродятся и наших детей постигнет такая же участь, какую испытали мы».

Начальник политотдела армии генерал-майор Д. И. Ортенберг доносил в политуправление фронта: «На митингах во многих частях выступали члены Военного совета генералы А. А. Епишев и Ф. И. Олейник, командиры дивизий и их заместители по политчасти. Личный состав с небывалой силой продемонстрировал свою готовность самоотверженно выполнить боевой приказ...»[96].

Так и действовали воины, когда 15 января 38-я армия перешла в наступление. Активно, смело, самоотверженно. После мощной артиллерийской и авиационной подготовки пехота и непосредственно поддерживавшие ее танки стремительно двинулись на противника. Решительной атакой они овладели первой и второй траншеями. Подразделения врага, пытавшиеся задержать наступавших, попадали под уничтожающий удар. Когда на одном участке продвижение роты 70-й гвардейской стрелковой дивизии стал сдерживать вражеский пулемет, на него тут же обрушился огонь артиллеристов, которыми командовал лейтенант С. И. Вышегородцев. Пулемет вместе с расчетом были уничтожены.

Войска армии шли все дальше и дальше на запад. Стремительный захват мостов через реки Рону, Бялу, Дунаец позволил быстро преодолеть эти водные преграды. Новый подъем наступательного порыва вызвал приказ Верховного Главнокомандующего от 19 января, в котором говорилось: «Войска 4-го Украинского фронта, перейдя в наступление 15 января из района западнее города Санок, прорвали сильно укрепленную оборону противника и за четыре дня наступательных боев продвинулись вперед до 80 километров. В боях при прорыве обороны и овладении городами Ясло и Горлице отличились войска генерал-полковника Москаленко...»[97]

Каждый приказ Верховного Главнокомандующего широко разъяснялся в частях, подразделениях. Приказ же, в котором отмечались боевые успехи войск 38-й армии, становился важнейшим документом всей идейно-воспитательной работы. Его принимали по радио, публиковали в армейской и дивизионных газетах, размножали в листовках. Каждый воин имел возможность не только познакомиться с ним, но и сохранить его текст на память.

Все более действенной становилась и работа среди войск противника. Военный совет, непосредственно А. А. Епишев постоянно заботились о том, чтобы она велась непрерывно с учетом быстро меняющейся обстановки. Армейское отделение спецпропаганды, инструкторы политотделов дивизий прошли хорошую школу в предыдущих боях. Они научились оперативно использовать в листовках, радиопередачах на войска противника успехи наших фронтов, аргументированно разоблачать геббельсовскую ложь о прочности гитлеровского «нового порядка», надеждах на «новое оружие». По мере нарастания наших ударов дух гитлеровских вояк падал. Повышалось и влияние нашей пропаганды. Характерный случай произошел во время отражения очередной контратаки врага воинами 705-го стрелкового полка. Минометчики забросили в стан противника 10 агитмин с листовками. Через два часа появилась группа немецких солдат. С поднятыми руками и белым полотнищем они направились к нашим окопам. Вскоре за ними последовало еще несколько групп.

Прошли времена, когда гитлеровцы вели себя самоуверенно, нагло. Поражения, следовавшие одно за другим, подрывали остатки их былой спеси. Для вражеских солдат становилась все очевиднее надвигавшаяся катастрофа. Кстати, само это слово теперь пугало гитлеровское руководство. Как-то разведчики познакомили А. А. Епишева с любопытным документом. Это был секретный циркуляр Геббельса. В нем говорилось: «Я прошу принять меры к тому, чтобы слово «катастрофа» было изъято из употребления, а также из всех организационных планов, приказов и распоряжений, так как оно в психологическом и политическом отношениях производит плохое впечатление»[98].

Военная машина гитлеровцев, понятно, еще действовала. Она располагала серьезными силами. Об этом шел разговор и на Военном совете 38-й армии, когда вырабатывалось решение на прорыв обороны противника по реке Бяла Западная.

— Надо активнее вести разведку, выявлять слабые места в оборонительных порядках врага, — подчеркивал К. С. Москаленко. — Тогда продвижение вперед можно будет надежно обеспечить огнем, применяя обходные маневры. Просто в лоб оборону врага пробить трудно.

— Наступательный порыв войск сейчас исключительно высок, — поддержал командарма А. А. Епишев. — Люди рвутся в бой. Но людей надо беречь — такова наша первейшая забота. Войне скоро конец, и хорошо, если как можно больше бойцов вернется домой после победы.

Шел январь сорок пятого. О близости победы говорили все. Командиры, политработники, бойцы 38-й армии долго жили мечтой о том, что и им придется добивать фашистского зверя в его логове. Такие мысли вынашивали и командарм, и члены Военного совета. Армия к тому времени представляла собой мощную ударную силу. По своему составу, оружию, по боевому опыту ей были по плечу самые ответственные задачи. Фронтовая судьба, однако, рассудила по-иному. Армию из состава 1-го Украинского фронта, которому, как уже виделось многим, предстояло наступать на столицу третьего рейха, передали в состав 4-го Украинского фронта. С мечтой о берлинском направлении пришлось расстаться. Воодушевляло то, что освобождение польских и чехословацких земель, разгром группировки немецко-фашистских войск, обороняющейся между отрогами Карпат и Судетскими горами, станут достойным вкладом в победу.

Всеми средствами партийно-политической работы до личного состава доводилась сложность предстоящих боев, необходимость самых решительных действий по разгрому мощной группировки противника. В дивизиях часто можно было видеть командующего армией, членов Военного совета. Генерал-полковник П. А. Горчаков в то время был начальником политотдела дивизии. Он вспоминает: «В ходе подготовки к Моравска-Остравской наступательной операции Алексей Алексеевич Епишев не раз бывал в нашей дивизии. Выступая перед партийным активом, он подчеркивал: хотя война близится к концу и враг понес огромные потери, Моравска-Остраву фашисты будут держать до последнего. Отсюда они пока получают уголь, сталь, оружие. Как можно быстрее лишить их этой базы — наша задача».

Группировка врага здесь была сильная. Гитлеровцы стремились любой ценой удержать Моравска-Остравский промышленный район, не допустить прорыва наших войск на Прагу. Несколько позже удалось захватить пленного, который показал: «...командир дивизии генерал-лейтенант Беккер... сказал, что от Моравско-Остравской земли зависит теперь 80% военного производства. «Если вы отдадите Моравска-Остраву... вы отдадите Германию»...» [99] Четыре пехотные и две танковые дивизии опирались на три долговременные оборонительные полосы. Потом, когда они рухнут под ударами наших артиллерии, авиации, танков, пехоты, К. С. Москаленко и А. А. Епишев направятся на бывшую линию вражеской обороны. Перед ними предстанут разрушенные железобетонные доты различных типов, пулеметно-артиллерийские, пулеметные. В них кроме пушек, пулеметов имелись жилые комнаты для гарнизона, водоснабжение, кладовые, связь. При осмотре дотов Алексею Алексеевичу вспомнился 1938 год. Тогда советские люди с огромным вниманием следили за событиями, происходящими в центре Европы. По всему было видно, что гитлеровская Германия вот-вот захватит Чехословакию. В нашей печати широко освещалась активность чехословацких патриотов, которые призывали готовиться к отпору фашистским посягательствам. Самые серьезные надежды при этом возлагались на мощные оборонительные линии, созданные на границе с Германией. Но буржуазное правительство пренебрегло интересами народа, капитулировало перед гитлеровцами. Оборонительные рубежи на границе не понадобились. Сейчас, усиленные немецко-фашистским командованием, они перекрывали советским войскам путь в центральные районы Чехословакии.

Более месяца здесь гремели жестокие бои. К началу нашего наступления разыгралась непогода. Шел снег с дождем, ручейки превращались в реки. Авиация фактически бездействовала, артиллеристы вынуждены были вести огонь в основном по площадям. Вся нагрузка легла на пехоту, на танки сопровождения. Константин Симонов, побывавший в те дни в 38-й армии в качестве корреспондента «Красной звезды», писал: «Метель все Усиливалась. На горизонте не было видно ничего, кроме сплошной серо-белой пелены. Артподготовка началась точно в семь сорок пять. Стоявшие недалеко от фольварка «катюши» перекрывали своими залпами все остальное, но даже и без этих залпов рев артиллерии был все равно оглушительный. Все вокруг гремело и тряслось, но сквозь метель были видны только вспышки выстрелов ближайших батарей»[100].

Наши дивизии упорно, методично и настойчиво «прогрызали» оборону противника. На подавление дотов были брошены штурмовые группы. По долговременным укреплениям противника прямой наводкой били орудия крупных калибров. Командарм то и дело требовал искусно использовать маневр, огонь.

— Нельзя идти вперед на трупах, надо идти вперед на уме и на огне, — наставлял он командиров корпусов, дивизий.

Когда стал ощущаться недостаток снарядов, в Военный совет фронта ушла просьба: «Прошу пересмотреть график отпуска боеприпасов... в сторону увеличения, чтобы иметь максимум 0,6 — 0,7 боекомплекта на артиллерийскую подготовку и 0,3 — на сопровождение и бой в глубине.

11.4.1945 г.

Москаленко

Епишев»[101].

В условиях прорыва оборонительных линий врага, а также из-за непогоды управление войсками усложнилось до предела. Командарм, член Военного совета фактически продвигались вслед за войсками, переходя с одного наблюдательного пункта на другой. Сколько раз попадали под неприятельский огонь. Один из наблюдательных пунктов К. С. Москаленко выбрал на холме, прямо в воронке от бомбы. Обзор был очень хороший. Но вскоре рядом стали рваться снаряды.

— Заметили немцы, как на нем погоны блестят, — сказал шутливо Москаленко, кивая на Алексея Алексеевича, — и стали стрелять.

Сведения офицеров связи, доклады по телефону, наблюдения за противником позволяли маневрировать силами, наносить удары там, где обозначался успех. Вот как описывает обстановку тех дней К. Симонов.

При переезде на новый наблюдательный пункт повстречалось подразделение, занимающее оборону.

— Позовите мне командира, — приказал К. С. Москаленко. — Что тут делают ваши бойцы? — спросил командарм появившегося майора.

— Занимают оборону.

— Какую оборону? Сейчас же снимайте отсюда всех ваших бойцов — и вперед.

Москаленко пошел к деревне. Майор на несколько секунд задержался около А. А. Епишева, объясняя, что он ни в чем не виноват, что это действительно приказ.

— Давайте, выполняйте, — сказал Алексей Алексеевич. — Со всем остальным разберемся потом[102].

Где быть члену Военного совета армии, когда войска наступают? Фронтовая обстановка на этот вопрос не дала однозначного ответа. Одни политработники неотступно следовали за командующим, другие предпочитали находиться на самостоятельном направлении. А. А. Епишев в известной мере сочетал то и другое. В наиболее острые моменты боя, операции, такие, скажем, как переход войск в атаку, как отражение контратаки противника, он обычно был на командном или наблюдательном пункте, рядом с командующим армией, участвовал в выработке решений, направлял отсюда и усилия партийно-политического аппарата соединений, частей. Хорошая связь с политотделом армии позволяла оперативно доводить до командиров, политработников, коммунистов и комсомольцев поставленные войскам задачи, мобилизовать личный состав на их выполнение. В свою очередь, не раз возникали ситуации, когда А. А. Епишев самостоятельно направлялся в войска, доходил до переднего края, добиваясь выполнения решения на бой, операцию. Маршал Советского Союза К. С. Москаленко, с которым Алексей Алексеевич прошел два года фронтовыми дорогами, писал: «Генерал Епишев всегда был в центре событий, на решающем участке, видел и выделял главное, проявляя при этом разумную инициативу, заботу о людях и личное мужество, умел найти правильный тон в обращении с подчиненными»[103].

А бои под Моравска-Остравой продолжались. Ставка требовала ускорить продвижение вперед. Мало кто знал, что через сутки загремит канонада на Одере и советские войска пойдут на штурм Берлина. Решительное наступление 38-й армии сковывало все имеющиеся в этом районе войска противника, не позволяло ему перебросить отсюда ни одного танка, орудия, солдата.

Наконец пала последняя оборонительная полоса гитлеровцев. 30 апреля воинов 38-й армии и 1-го чехословацкого корпуса встречала освобожденная Моравска-Острава — центр крупнейшего промышленного района Чехословакии. На пути продвижения наших войск перед взором открывались шахты, домны, заводы, фабрики. Многие трубы дымились. Гитлеровцы до последних дней использовали предприятия для производства вооружения, боеприпасов. Теперь все возвращалось их истинному хозяину — чехословацкому народу. Жители Моравска-Остравы с огромной радостью встречали своих освободителей. Еще гремели выстрелы, взрывались снаряды, а они выбегали из домов, подвалов, несли нашим бойцам ранние цветы.

Были те дни, когда в буквальном смысле каждый час приносил волнующие вести. В штабы и политотделы поступала информация о битве за Берлин, о боевых успехах войск 4-го Украинского фронта, 38-й армии. Сообщения Совинформбюро, приказы Верховного Главнокомандующего тут же доводились до широких солдатских масс.

С подъемом было встречено и принятое по радио обращение восставшей Праги: «...Советскому Союзу, 4-й Украинский фронт... Срочно просим помощи — парашютную поддержку. Высадка в Праге...»[104]

Так как в составе фронта не было парашютно-десантных войск, генерал армии А. И. Еременко приказал сформировать подвижные группы армий и «достигнуть г. Прага не позже исхода дня 9.5.45 г.»[105]

Развернулась работа по подготовке стремительного рейда. Командарм, члены Военного совета, офицеры штаба и политотдела армии направились в части, которые выделялись для выполнения трудной и почетной задачи. А. А. Епишев побывал в гвардейской стрелковой дивизии, самоходно-артиллерийском полку, на месте помог решить ряд вопросов, связанных с обеспечением действий в составе подвижной группы. Он особенно подчеркивал: идти на помощь восставшим пражанам придется с боями, нужны будут решительные действия, смелые маневры, чтобы, обходя опорные пункты противника, в срок выйти к Праге.

Утром 8 мая подвижная группа 38-й армии под командованием генерал-лейтенанта А. Л. Бондарева двинулась на запад. Проводив ее, К. С. Москаленко и А. А. Епишев возвращались на командный пункт армии. Сам по себе завязался разговор.

— Войска армии наступают по всей своей полосе, — рассуждал вслух командарм. — А где решается главная задача?

— Думаю, там, куда устремилась подвижная группа, — ответил А. А. Епишев.

— Наверное, и наше место там, — продолжил К. С. Москаленко.

За советом обратились к командующему войсками фронта. Тот поддержал предложение командарма 38-й армии — самому возглавить подвижную группу. Вскоре К. С. Москаленко и А. А. Епишев в сопровождении небольшой охраны выехали вслед за подвижной группой. Развитие событий подтвердило правильность принятого решения. В ходе рейда не раз возникали ситуации, когда только авторитет командарма и члена Военного совета помог быстро разобраться в обстановке, принять верное решение. Когда в районе населенного пункта Литовель гитлеровцам удалось подбить несколько наших танков и связать некоторые части боем, К. С. Москаленко приказал вывести эти части из боя, обойти Литовель и по грунтовым дорогам двигаться, не сбавляя скорости, вперед. Тут же был сформирован новый передовой отряд, который решительно рванулся на запад. В центре колонны танков, автомашин передвигались К. С. Москаленко, А. А. Епишев. Отряд обгонял, не задерживаясь, группы немецких солдат, вражеские обозы. Их потом разоружали главные силы армии.

В ходе стремительного рейда велось активное политическое информирование личного состава. Принятые радиостанцией призывы из Праги «Мы ждем Руду Армаду... Идите нам на помощь немедленно, повторяем — немедленно!» тут же доводились до бойцов на автомашинах, до экипажей танков, самоходных артиллерийских установок. На коротких привалах воины высказывали одну мысль: «Быстрей, быстрей достичь Праги, спасти ее от фашистских варваров».

Под вечер, когда стали сгущаться сумерки, кроме сопротивления гитлеровцев возникло еще одно затруднение. Фары и лампочки у многих машин в ходе непрекращающихся который день боев оказались разбитыми. Двигаться ночью по узким дорогам было небезопасно. Как быть? Командарм, член Военного совета обменялись мнением с другими генералами, офицерами. Все сошлись на одном — продолжать рейд на Прагу и ночью. Вперед вышли машины с исправным освещением. За ними — остальные. Движение замедлилось, конечно, но Прага с каждым часом становилась ближе.

Темная ночь принесла неожиданную радость. На шоссе в районе города Часлав передовой отряд встретился с передовым отрядом 6-й гвардейской танковой армии 2-го Украинского фронта. Радостно было встретить воинов соседнего фронта, которые также рвались к Праге. Но возникли и свои сложности. Под покровом темноты передвигались сотни танков, самоходок, к тому же готовых к бою. Все могло случиться. Могло произойти и просто скрещивание колонн. Для соблюдения установленного режима марша потребовалось бы время. Пока К. С. Москаленко беседовал с командиром танкового корпуса А. Г. Кравченко, А. А. Епишев приказал повернуть передовой отряд своей армии на параллельное шоссе, также ведущее к Праге. Решительные действия члена Военного совета позволили ускорить движение вперед, а может быть, избежать и лишних жертв. Дело в том, что по дороге все чаще встречались мелкие группы противника, прикрывавшие отход своих войск на запад, завязывались ожесточенные схватки.

Что ж, может быть, и за этот маневр, предпринятый передовым отрядом армии, А. А. Епишев был удостоен ордена Богдана Хмельницкого I степени. Этим, как и другими полководческими орденами, не так часто отмечали боевую доблесть политработников.

К утру сопротивление врага усилилось. Но он уже не мог устоять под нарастающими ударами советских войск. С разных направлений входили в Прагу передовые отряды фронтов. Стремительно преодолев 150-километровый путь, с ходу разгромив встретившиеся части противника, утром 9 мая недалеко от центра столицы Чехословакии остановили свои боевые машины и воины подвижной группы 38-й армии. К. С. Москаленко и А. А. Епишев вышли из «виллиса». Генерал Бондарев выставил посты для встречи остальных частей подвижной группы, обеспечив отдых личного состава после изнурительного рейда. Командарму и члену Военного совета довелось отдыхать на окраине ликующей Праги, где они в условном месте ждали из штаба фронта самолет связи...

Восставшая Прага дождалась помощи. Она ликовала, ликовали советские воины. Вспоминая тот день, А. А. Епишев писал после войны: «Весь город был в праздничном убранстве. На балконах домов, на крышах и на башнях развевались трехцветные национальные флаги, а рядом с ними — алые советские знамена. Выражая горячую благодарность советскому народу и его армии за освобождение от фашистского ига, пражане восторженно встречали наших воинов. Они забрасывали машины цветами, обнимали солдат и офицеров, крепко жали им руки, приглашали к себе за праздничный стол. Матери как можно выше поднимали детей, чтобы они лучше рассмотрели и навсегда запомнили своих освободителей. На улицах и площадях стихийно возникали митинги. Вокруг гремела музыка, звенели веселые песни, всюду слышались возгласы: «Слава Красной Армии!»[106]

Возгласы «Слава Красной Армии!», «Ать жие Руда Армада!» сливались с восторженными криками «Да здравствует Победа!». Утром 9 мая, когда на пражских улицах еще догорали пожары, а саперы извлекали из подвалов заложенные гитлеровцами мины, пришла долгожданная весть: ночью в пригороде Берлина Карлсхорсте представители советского, американского, английского и французского командований приняли безоговорочную капитуляцию гитлеровской Германии.

Закончилась величайшая из войн, советский народ одержал историческую победу. Настал день, положивший конец смертям и страданиям. То напряжение, которое перенесли воины на долгом пути к этому дню, тот нелегкий солдатский труд, те потери, что сопровождали советских воинов на этом пути, словно не позволяли прежде думать о чем-то другом, только как о главном деле войны — разгроме врага. И вот теперь можно любоваться Златой Прагой, можно думать о своем будущем, мечтать о скором возвращении домой, к родным и близким. Безмерная радость и гордость победителей наполняли сердца.

Отгремели залпы последних боев. Войска 38-й армии получили заслуженный отдых. Большие группы солдат, сержантов и офицеров отправлялись в Прагу, знакомились с ее достопримечательностями. В столице братской страны не раз побывал и А. А. Епишев. Вместе с товарищами он посещал достопримечательности города. С особым интересом генералы, офицеры, сержанты, рядовые воины шли в здание на Гибернской улице, где в 1912 г. под руководством В. И. Ленина состоялась Пражская конференция РСДРП. Командование армии, делегации частей поднимались на четвертый этаж домика, входили в небольшую скромную комнату, отдавая дань глубокого уважения и признательности ленинцам-большевикам, которые в суровое время царского самодержавия готовили будущую победу революции.

В Кутна-Гора, пригороде Праги, где находились штаб и политотдел армии, продолжалась работа. Партийный и комсомольский актив участвовал в отборе представляемых к наградам рядовых, сержантов, офицеров, отличившихся в последних боях. Тысячам воинов вручались ордена, медали. Третий орден Красного Знамени был вручен и А. А. Епишеву. Воины получали также нагрудные знаки за ранения. В красноармейские книжки вносились необходимые записи — об участии в походах и боях, ранениях, награждениях. Это была очень важная работа, нужная и воинам, и всей армии.

Более месяца провели воины 38-й армии под Прагой. После отдыха начался марш на Родину. Они вновь проходили по земле братских Чехословакии и Польши. На горных склонах и у дорог, на подходах к городам, у речных переправ — всюду встречались могилы боевых друзей. Дивизии, полки, бригады склоняли свои Боевые Знамена перед памятью павших героев, клялись беречь и умножать их славу своим ратным трудом во имя социалистического Отечества.

В своем выступлении на совещании, посвященном демобилизации старших возрастов, А. А. Епишев подчеркивал: «От нас уходит самая лучшая часть бойцов, создавших славу армии. Они должны знать это и гордиться этим. Важно познакомить их с трудностями, с которыми они могут встретиться в стране, тем самым помочь каждому найти свое место в мирной жизни. Все, что приобрел человек в армии, он не должен потерять»[107]. Наполнялась новым содержанием партийно-политическая работа. Во главу угла деятельности командиров, политорганов, партийных и комсомольских организаций ставились теперь вопросы, связанные с воспитанием воинов, качеством их боевой выучки, укреплением дисциплины.

Каждый офицер думал, конечно, и о том, как сложится его дальнейшая судьба: останется ли в кадрах Вооруженных Сил или вернется к мирному труду, к работе, которую прервала война. В конце победного сорок пятого года уже многие политработники, направленные в армию в годы войны, возвращались на прежнюю работу. В то же время А. А. Епишев, как член ЦК КП(б) Украины, был постоянно связан с парторганизацией республики, принимал участие в работе ее центральных органов. Видимо, эти обстоятельства сыграли не последнюю роль в том, что в мае 1946 г. он отзывается из Вооруженных Сил и направляется в распоряжение Центрального Комитета Компартии Украины. «Предстояло второй раз уходить в запас, прощаться с товарищами по армейскому строю, своими боевыми друзьями», — писал впоследствии Алексей Алексеевич.

Три года пробыл А. А. Епишев в строю. Три года, наполненных сражениями и боями. В общих делах и заботах подружился со многими людьми. Пройдут десятилетия, но его верность фронтовому братству не ослабнет. Надо было видеть, как при встрече с ветеранами 38-й армии загорались глаза Алексея Алексеевича, как сам по себе завязывался оживленный разговор между однополчанами. Он стремился использовать каждую возможность встретиться с товарищами военных лет.

Накануне 30-летия Победы советом ветеранов 38-й армии была организована встреча в Центральном Доме Советской Армии. Многие прибыли из других городов страны. А. А. Епишева накануне назначенного дня в Москве не оказалось: находился в командировке. Некоторые товарищи забеспокоились, что не удастся увидеться с ним. Но в назначенный час Алексей Алексеевич появился в зале.

Встречи с ветеранами давали А. А. Епишеву заряд бодрости, помогали выверить по самым высоким критериям все, что делалось для пропаганды славного боевого пути 38-й армии, воспитания на героическом примере молодежи.

А. А. Епишев пристально следил за тем, чтобы никто не бросил тень на славные дела воинов 38-й армии. Ветеран армии полковник И. И. Выродов рассказывал о том, как шла работа над книгой «В сражениях за Победу», посвященной боевому пути 38-й армии. Первая проблема, с которой столкнулся авторский коллектив, — труд посвятить 38-й армии первого и второго формирований или только второго? На последнем варианте настаивали некоторые ветераны. Но многие с этим согласиться но могли, так как было бы большой несправедливостью не рассказать о ветеранах 38-й армии первого формирования. К тому же армии как первого, так и второго формирования успешно действовали на одном, юго-западном стратегическом направлении. Сотни тысяч воинов под знаменем 38-й армии принимали самое активное участие в битвах и сражениях с оккупантами. Более 350 Героев Советского Союза вышли из рядов армии. Посоветовались с А. А. Епишевым. Он без колебаний высказался за книгу, которая освещала бы боевой путь армии первого и второго формирований.

При подготовке книги изучались архивные документы, обобщался боевой опыт. Три раза коллективно обсуждались варианты ее рукописи. И всегда участвовал в обсуждении Алексей Алексеевич. Авторы получали полезные советы и рекомендации.

Наконец, встал вопрос об издательстве, которому лучше предложить труд. В авторском коллективе на этот счет почти не было сомнений — конечно Военному издательству. Снова обратились за советом к А. А. Епишеву. А тот предложил направить рукопись в издательство «Наука», которое публиковало книги серии «Вторая мировая война в исследованиях, воспоминаниях и документах». В этом был весь Алексей Алексеевич. Он, видимо, не хотел, чтобы его авторитет использовали в качестве «пробивной силы» для публикации. Во всяком случае, так поняли его рекомендацию в Военном издательстве, работники которого, понятно, взялись бы за подготовку труда о 38-й армии.

В правдивом освещении боевых событий А. А. Епишев видел непременную предпосылку бережного отношения к героическому прошлому армии. Ему претили попытки отдельных ветеранов, и не только своей армии, если не приписать себе чужую славу, то хотя бы поговорить об этом.

Он любил повторять крылатую фразу: в истории ценятся не копии, а оригиналы. Только подлинные документы позволяют сделать максимально полными и богатыми портреты участников великой битвы с фашизмом, представить то грозное время, рельефнее высветить истину. В одной из послевоенных встреч А. А. Епишева с Константином Симоновым зашел разговор о том, как сохранить все ценное, что напоминает о пережитом в годы воины, — письма, дневники, вырезки из фронтовых газет, кассеты с записями рассказов тех, кто прошел долгими дорогами к Великой Победе. Константин Михайлович Симонов сказал о том, что его волновало, что он уже выносил: надо, чтобы фронтовики, кто может и кто хочет, записали, что помнят о минувшей войне. Придет время, и все ценное впишется в ткань нашей культуры, станет частью духовного достояния советского народа. Алексей Алексеевич поддержал предложение известного писателя.

«Герои Днепра» — так называется народный музей, созданный ветеранами 38-й армии в городе Ивано-Франковске. Его экспонаты рассказывают о боях на Курской дуге и Днепре, о штурме Карпатских перевалов и освобождении Праги. С сотнями подвигов солдат, сержантов, офицеров, генералов знакомят они. А. А. Епишев не раз посещал музей. В книге отзывов 18 ноября 1963 г. он оставил запись, которая заканчивается словами: «Славные боевые дела в защиту нашей Родины никогда не померкнут в памяти народной. Этому способствуют и организаторы замечательного музея боевой славы советских воинов. Спасибо Вам, дорогие товарищи.

Генерал армии А. Епишев

18 ноября 1963 года».

Здесь, в музее, часто бывают комсомольцы, школьники, воины-прикарпатцы. Перед просмотром экспозиции они прослушивают записанные на пленку выступления ветеранов 38-й армии, своего рода их наказы молодежи. Всегда внимательно вслушиваются посетители и в голос Алексея Алексеевича Епишева, который советовал молодым людям бережно хранить славу отцов и дедов, умножать ее своими добрыми делами, верной службой Отечеству.