1943–1944 годы

В январе 1943 года американцы и англичане устроили конференцию в Касабланке, на которой рассматривались проблемы, связанные с Францией и ее представительством в союзнических армиях.

Надо сказать, что между де Голлем и Франклином Делано Рузвельтом никогда не возникало теплых отношений, таких как между генералом и английским премьером (несмотря на многочисленные размолвки). Американский президент хотел видеть представителем Франции отнюдь не де Голля, а генерала Жиро или, в крайнем случае, создать временное правительство, в котором Жиро и де Голль будут в равной мере нести ответственность за его состав и деятельность.

По мнению некоторых современников американского президента, тот считал де Голля человеком крайне левых взглядов.

Сын Ф.Д. Рузвельта вспоминает:

«Отец и Гарри… стали расспрашивать премьер-министра (Черчилля.М.М.) о де Голле.

— Де Голль, — вздохнул Черчилль, многозначительно подняв брови.

— Пусть ваш «трудный ребенок» приедет сюда, — сказал отец. С этих пор эта кличка укрепилась за де Голлем; в течение всей конференции (в Касабланке) его называли «трудным ребенком» премьер-министра. «Трудным ребенком» отца был Жиро.

Политический узел, завязавшийся в результате нашего вторжения в Северную Африку, мягко выражаясь, никого не радовал. Как бы ни трактовать создавшуюся сложную ситуацию, нельзя забывать, что наши политические маневры спасли жизнь многим американским солдатам. Это имело огромное значение и с военной, и с патриотической точки зрения. С другой стороны, теперь ясно (отец понимал это и тогда), что тут была допущена ошибка, и притом серьезная. В первый вечер подход отца к вопросу определялся, по-видимому, двумя соображениями. Во-первых, он стремился найти наилучший и самый быстрый выход из невозможно запутанного положения. Во-вторых, отец понимал, что государственный департамент уже связал себя определенной политикой, и, учитывая предстоящие дипломатические переговоры, нужно было сделать все возможное для спасения его престижа. Плохо, когда совершается ошибка; но отнюдь не лучше делать вид, будто никакой ошибки не произошло. Этой общеизвестной истиной и определялся подход отца к данному вопросу. Однако, когда ошибку совершают ваши подчиненные, которым в ближайшие годы придется изо дня в день вести сложные переговоры с вашими союзниками, являющимися одновременно вашими конкурентами, вы поможете только этим последним, если оставите подчиненных в затруднительном положении. Такова вторая, в равной мере общеизвестная истина, тоже определившая подход отца к вопросу, и здесь возникало противоречие.

Во всяком случае, в вечер первой встречи было совершенно очевидно, что отцу просто интересно услышать, что скажет Черчилль, и, таким образом, попытаться угадать, что он на самом деле думает.

— Де Голль зазнался, — сказал премьер-министр, — и отказывается приехать сюда. Категорически! — Казалось, что Черчиллю почему-то доставляет удовольствие рассказывать о своих затруднениях.

— Не могу заставить его выехать из Лондона, — продолжал премьер-министр бодрым тоном. — Он в бешенстве от тех методов, которые мы применили, чтобы взять под свой контроль Марокко, Алжир и Французскую Западную Африку. Он воображает себя Жанной д’Арк. А теперь, когда «Айк» отдал здесь власть Жиро, конечно… — Черчилль горестно покачал головой.

Сперва мягко, потом тверже и, наконец, очень настойчиво отец потребовал, чтобы де Голль был вызван в Касабланку, потому что нельзя предоставить формирование временного правительства одному человеку, будь то де Голль или Жиро, и потому что для создания организации, которая будет управлять Францией до ее полного освобождения, потребуется сотрудничество обоих этих французских деятелей.

В этот вечер у меня создалось впечатление, что в какой-то особенно тяжелый момент в прошлом Черчилль и Антони Иден либо дали де Голлю прямое обещание, либо не возражали против его требования, чтобы решающее слово в деле возрождения Франции принадлежало ему. На протяжении всего разговора премьер-министр держался очень осторожно.

— Мой «трудный ребенок», — сказал он, — рассматривает официальное признание Жиро здесь как недружественный акт по отношению к его движению «Свободная Франция». — Голос Черчилля звучал торжественно. Мне снова показалось, что на самом деле его мало волновали выходки его «трудного ребенка». — Он хотел бы, — продолжал Черчилль, — чтобы ему одному было предоставлено решать, кто должен войти в состав какого бы то ни было временного правительства. Но, конечно, это не годится.

Отец предложил, чтобы Англия и Соединенные Штаты сделали де Голлю энергичное представление, указав ему, что он тотчас же лишится всякой поддержки, если не перестанет капризничать и не прибудет немедленно на конференцию. Черчилль кивнул головой…»

Двадцать второго января де Голль прибыл в Касабланку, где за завтраком состоялась его встреча с Жиро, на которой собеседники совершенно не понимали друг друга. После завтрака с Жиро де Голль на встрече в Черчиллем узнал о так называемом плане «урегулирования», согласно которому создается комитет, во главе которого станут Жиро, де Голль и Жорж. Де Голль выступил резко против означенного плана. Особенно его возмутило предложение включить в состав одного из руководящих органов новой структуры некоего Пейруто-на, который до недавнего времени занимал пост министра внутренних дел в правительстве Петена и не за страх, а за совесть боролся с французским Сопротивлением, налево и направо подписывая смертные приговоры.

Вслед за отказом де Голля от предложенного союзниками плана генерал встречался с Ф.Д. Рузвельтом.

«Чело его было покрыто мрачными тучами, — писал об этой встрече Элиот Рузвельт, — и он не проявлял особой любезности. Его беседа с отцом продолжалась с полчаса, причем отец был обаятелен, а де Голль держался весьма сдержанно. Вот образчик их диалога:

Отец: Я уверен, что мы сумеем помочь вашей великой стране вернуть свое место в мире.

Де Голль (нечленораздельное мычание).

Отец: И я заверяю вас в том, что моя страна сочтет для себя честью принять участие в этом деле.

Де Голль (мычание): Это очень любезно с вашей стороны.

Совершенно очевидно, что де Голль знал о задумках американского руководства вычленить из империи несколько составляющих, для чего уже предпринимали некие активные действия. В частности, буквально за несколько дней до этого состоялась встреча Рузвельта с султаном Французского Марокко, на которой американский президент оживленно беседовал с султаном о природных богатствах Французского Марокко и об огромных возможностях их освоения».

В противостоянии генералов Советский Союз хотя и занимал крайне осторожную позицию, но старался по возможности поддержать де Голля. О перипетиях подковерной борьбы на британской арене советское руководство знало от Богомолова, постоянно отчитывающегося перед Кремлем. И хотя посол СССР в Великобритании не любил де Голля и всегда давал ему оценки исключительно с классовых позиций, информацию он давал более или менее объективную.

Богомолов писал Молотову:

«В самой Франции возникла коллизия между голлистами, поддерживаемыми коммунистами и сторонниками генерала Жиро. Эта коллизия вовсе не говорила о том, что генерал де Голль больший демократ, чем генерал Жиро. Оба они достаточно антидемократичны и реакционны, но при прочих равных условиях де Голль был ближе к демократическим слоям фронта народного сопротивления во Франции, чем генерал Жиро».

* * *

В январе 1943 года де Голль активизирует свои связи с организациями Сопротивления во Франции. Очень скоро его главенство признали практически все группы, ведущие борьбу на территории метрополии, независимо от их политической ориентации. Стараясь использовать все средства в борьбе с режимом Виши, де Голль привлекает к работе представителей французских коммунистов, KOTopbiej на время смирились с верховенством генерала.

Следует отметить, что ФКП долго колебалась, прежде чем пойти на прямой контакт с де Голлем. И только после высадки союзных войск в Северной Африке и оккупации немцами южной части Франции Коминтерн разработал под руководством М. Тореза и А. Марти новую тактику отношений со «Сражающейся Францией».

В новой коммунистической директиве говорилось:

«Коммунистическая партия должна согласовывать деятельность уже организованных национальных сил, установить и поддерживать непосредственный контакт с де Голлем и его сторонниками».

Вслед за появлением этого документа в Лондон был переправлен Фернан Гренье, который описывает начало сотрудничества ФКП со «Сражающейся Францией» следующим образом:

«Во второй половине дня мы прибыли в… резиденцию «Сражающейся Франции».

Полковник Биллот немедленно проводил меня к де Голлю.

Крепкое рукопожатие — и беседа начинается.

Мое сообщение сводится в основном к трем пунктам.

Мой приезд в Лондон находится в полном соответствии с политикой, проводимой ФКП, которая еще в мае 1941 года обратилась с призывом образовать «Фрон насьональ», объединяющий всех патриотов без различия политических убеждений. Перед лицом врага необходимо единство всех сил, борющихся за освобождение Франции. Я заявил также, что, с нашей точки зрения, национальное восстание, сторонником которого де Голль себя объявляет, не вспыхнет по мановению волшебной палочки, что подготавливать его следует уже теперь, оказывать куда большую помощь патриотам, ведущим вооруженную борьбу.

— Враг вывозит в Германию тысячи рабочих. Многие из них предпочли бы остаться во Франции и принять участие в борьбе. Но со стороны Лондонского радио делается недостаточно для того, чтобы склонить их к этому шагу, для того чтобы увеличить посылку оружия и денежных средств, которые дали бы Сопротивлению возможность создать больше вооруженных отрядов и обеспечить хлебом семьи борцов», — говорил я де Голлю.

— Об этом будете говорить с Пасси, — прерывает меня де Голль, всем своим тоном как бы желая сказать: достаточно на эту тему.

Потом он задает мне два вопроса:

— Ну а что вы думаете о Жиро? Что будет после освобождения?

Я ему ответил, что, на наш взгляд, необходимо как можно скорее покончить с двоевластием Алжир — Лондон, а для этого надо образовать в Алжире временное правительство де Голль — Жиро. Что касается того, что будет после освобождения, то это вопрос неактуальный. Сейчас необходимо освободить страну, а потом французский народ сам выберет людей, которых захочет поставить у руководства страной.

— Стало быть, вы полагаете, что Франция будет коммунистическая?

— Ясно одно, господин генерал: в списках расстрелянных фон Штюльпнагелем рядом с той или иной фамилией очень часто приходится видеть пометку «коммунист». Все это фамилии металлургов, железнодорожников, учителей, а не промышленников или банкиров, решающая роль, которая принадлежит сегодня рабочему классу, скажется и на будущем Франции. Республика завтрашнего дня, по нашему мнению, должна будет провести ряд глубоких социально-политических преобразований, но мы считаем, что патриоты, которые объединяются для освобождения страны, должны будут сохранить единство для перестройки Франции на новых началах. Впрочем, по правде говоря, сейчас мы куда больше озабочены происходящей борьбой, нежели проблемами будущего.

Де Голль ничего не отвечает. У него несколько удивленный вид. Он спрашивает:

— Что вы предполагаете делать в Лондоне?

— Я делегирован компартией для переговоров со «Сражающейся Францией». Вместе с тем я являюсь представителем Национального комитета франтиреров и партизан. Я хотел бы получить возможность разъяснить как подведомственным вам службам, так и англичанам, что самое важное сейчас — это оказать широкую помощь вооруженному Сопротивлению.

— Об этом будете говорить с Пасси.

… Выходя из штаба «Сражающейся Франции», я спрашивал себя: чем объяснить, что генерал де Голль так мало обеспокоен происходящим во Франции сегодня и так озабочен тем, что будет после ее освобождения?

Ведь и в самом деле: впервые с 1940 года де Голль разговаривал с представителем той самой Коммунистической партии Франции, которая уже столько сделала для Сопротивления…»

* * *

Четвертого апреля 1944 года впервые с момента оснорания ФКП в 1920 году в правительство де Голля вошли два коммуниста Ф. Бийю (государственный комиссар) и Ф. Гренье (комиссар по делам авиации). Однако их пребывание там оказалось весьма недолгим и скандальным.

Фернан Гренье был уволен со своего поста после письма, в котором он обрушился с яростной критикой на де Голля. Критикуя де Голля, Гренье заявляет:

«… я не желаю быть причастным к преступной политике».

Отправляя комиссара по делам авиации в отставку, де Голль пишет:

«Дорогой министр! Вы были первым представителем Коммунистической партии в «Сражающейся Франции».

Мужественно и энергично послужив родине на поприще подпольной борьбы, вы как министр авиации проявили замечательную инициативу, рвение в работе, умение руководить людьми.

Вот почему я испытываю искреннее сожаление, лишаясь вашего сотрудничества. Однако я считаю, что теперь будет полезно поставить на пост министра авиации кого-либо из ваших товарищей, недавно отличившихся в героических боях, благодаря которым освобожден Париж.

Выражая вам благодарность за ценную помощь, оказанную вами правительству, прошу не сомневаться, дорогой министр, в моей сердечной преданности.

Шарль де Голль».

* * *

В апреле 1943 года де Голль в очередной раз заявил советскому посланнику о своем желании встретиться со Сталиным в Советском Союзе. Однако пришедшаяся на этот период кульминация противоборства с Жиро заставила генерала несколько скорректировать планы — де Голль отправился в Алжир.

Встретившись с генералом перед отъездом, Богомолов сделал не совсем правильный вывод, что тот непременно проиграет поединок с Жиро, о чем не преминул сообщить в Кремль.

* * *

Луи Мулену, одному из руководителей правой Республиканской федерации, поручено формирование Национального совета Сопротивления (НСС). Вновь созданная организация укрепила позиции де Голля и снизила шансы Жиро. И хотя Жиро наконец-то порвал все связи с Лавалем и Петеном, его заокеанские покровители стали приходить к мысли, что Жиро отнюдь не та фигура, которая может оттеснить де Голля от власти.

В конце мая — начале июня отношения де Голля и Жиро накалились до предела. Последний привлекает на свою сторону адмирала Мюзелье и назначает его префектом полиции. Злопамятный адмирал считает, что пробил его звездный час, и готовит антидеголлевский путч, стягивая в Алжир войска и жандармов.

Однако, как и было намечено третьего июня 1943 года, открылось заседание «семерки», на котором де Голль и Жиро чинно подписали договор об учреждении Французского комитета национального освобождения (ФКНО), в котором каждому из генералов была уготована роль сопредседателя.

В конце встречи вчерашние противники торжественно обнялись.

Четыре дня спустя по предложению де Голля были сформированы комиссариаты, руководить которыми назначались: Анри Френэ — комиссар по делам военнопленных и депортированных, уполномоченный группы «Комба»; Андре Филипп — комиссар, ведающий сношениями с Консультативной Ассамблеей; генерал Катру — комиссар по делам мусульманского населения; Рене Капитан — комиссар народного просвещения; Рене Плевен — комиссар по делам колоний; Рене Мейер — комиссар путей сообщения и торгового флота; Франсуа де Ментон — комиссар юстиции; Пьер Мендес-Франс — комиссар финансов; Андре Дельтам — комиссар по военным делам; Рене Массигли — комиссар по иностранным делам; Адриен Тиксье — комиссар труда и социального обеспечения.

Из четырнадцати членов ФКНО девять активно поддерживали «Сражающуюся Францию»; де Голль сумел прочно перехватить инициативу и фактически объединить под своим руководством все силы Франции, ведущие борьбу с Гитлером.

Шестнадцатого июня Молотов отправил Богомолову депешу, в которой сообщал:

«…в вопросе об отношении к де Голлю и Жиро следует держаться следующей установки.

Первое. Мы даем предпочтение де Голлю, так как он является непримиримым к правительству Виши и гитлеровской Германии, тогда как у генерала Жиро отсутствует такая непримиримость.

Второе. Мы предпочитаем поддерживать де Голля, так как он твердо отстаивает политику восстановления республиканской Франции с ее демократическими традициями, тогда как генерал Жиро проявляет враждебность в отношении республиканско-демократических традиций Франции».

Жиро постепенно превратился во второстепенную фигуру, несмотря на поддержку Рузвельта.

В ноябре ФКНО кооптировал в свой состав представителей почти всех движений французского Сопротивления.

Вспоминая де Голля, один из них, Эммануэль д’Астье, рассказывает, что тот был еще выше, чем это обычно представляют.

«Его движения медленны и грузны, как и его нос. Маленькая голова с восковым лицом на нескладном теле. Самый привычный его жест — он поднимает руки, плотно прижимая локти к бокам. И тогда видны вялые, очень белые и женственные кисти с хрупкими запястьями. На обращенных кверху ладонях эти руки как будто тщатся поднять целый мир абстрактных грузов.

Он не задает вопросов. Мы обедаем.

Он не любит людей, он любит лишь их историю, в особенности историю Франции, одну из глав которой он как будто мысленно пишет со страстностью Мишле по мере хода событий… У него утомленный вид. Он ворошит историю, будто пришли времена Фашоды. Хотя он руководит всего лишь горсткой людей и весьма ограниченной и отдаленной территорией, враги и собственное честолюбие возвеличили его; он вещает, словно на его плечах груз тысячелетней истории или словно он видит свое имя на ее страницах через сотню лет. Он набрасывает суровую картину своей голгофы — голгофы Франции. Мне вдруг начинает казаться, что его мрачное рвение вызвано одним желанием воодушевить французский гений и заставить его вновь обрести свое национальное и историческое могущество, единственное, во что он верит».

Летом начался массовый переход вишистских чиновников на сторону де Голля, понимающих, что Петен и Лаваль обречены.

В течение 1943-го и 1944 годов де Голль постоянно расширял свои связи с Сопротивлением. Отвечал за этот участок работы участник Сопротивления, начальник управления разведывательных служб Жак Сустель.

Однако уже в это время начались разногласия между де Голлем и Сопротивлением по вопросам послевоенного устройства Французской республики и судьбы тех, кто в годы оккупации сотрудничал с режимом Виши. Де Голль полагал, что наказания заслуживает не каждый, кто трудился на территории Франции. По его мнению, преследованию должны были подвергнуться лишь те, кто руководил страной в период оккупации и активно сотрудничал с коллаборационистами.

Де Голль считал, что Франции необходима диктатура, ограниченная конституцией, законами, моральными нормами, но — диктатура. Он не считал, что силен в умении создавать демократические институты, и об этом знали многие участники Сопротивления. Они полагали, что до поры до времени фигура де Голля вполне приемлема, но полагали необходимой смену власти после падения режима Петена и Лаваля.

— Совещаться можно многим, — любил повторять де Голль. — Действовать нужно одному.

* * *

Соединенные Штаты и Великобритания не спешили признавать ФКНО. Прямо противоположную позицию занял Сталин. В середине июня наркоминдел Молотов передал в Москве господину Керру письмо, в котором говорилось о необходимости срочного признания ФКНО, ибо такой шаг еще теснее сплотит антигитлеровскую коалицию и будет способствовать консолидации всех французских сил, желающих падения Виши.

В результате двадцать седьмого августа 1943 года по предложению Сталина СССР, Англия и Соединенные Штаты одновременно признали ФКНО «представителем государственных интересов Французской республики и руководителя всех французских патриотов, борющихся против гитлеровской тирании».

* * *

В начале года де Голль подписал указ о создании региональных комиссариатов Франции, которые должны были заменить существовавшие ранее региональные префектуры и, соответственно, префектов, подчинявшихся петеновскому режиму.

Весной НСС уведомил де Голля, что он признан главой Временного правительства, на которое возлагалась почетная обязанность провести демократические реформы в послевоенной Франции. Двадцать седьмого марта 1944 года де Голль впервые публично называет ФКНО Временным правительством, тем самым еще раз (и на этот раз окончательно) утверждая, что он и только он является единственным и полноправным представителем французского народа в мире.

К тому времени в НСС входили «Комба», «Либерасьон», «Национальный фронт», воссоединенная Всеобщая конфедерация труда и христианские профсоюзы, а также представители шести партий: коммунистической, социалистической, радикальной, партии народных демократов, Демократического альянса и Республиканской федерации.

Разумеется, понимание демократических реформ у НСС, в который входили коммунисты, и у генерала, который знал, что в 1210 году французский король Филипп-Август пожаловал его предку Ришару де Голлю имение в Эльбеже, несколько отличались.

И хотя де Голль всячески подчеркивал свою приверженность демократии и утверждал, что «мы избрали демократию и республику», он всеми силами старался воспрепятствовать проникновению в будущую власть определенных политических сил несмотря на то, что значительная часть населения в той или иной мере эти силы поддерживала.

* * *

Пятого июня десантные отряды начали переход через Ла-Манш, а уже на следующий день после длительной и тщательной подготовки союзники открыли второй фронт. Их войска под командованием генерала Дуайта Эйзенхауера высадились в Северо-Западной Франции.

Ровно в полночь союзники начали бомбардировать расположенные на берегу немецкие батареи береговой артиллерии. На них было сброшено в общей сложности пять тысяч тонн бомб. Вслед за бомбежкой началась высадка десанта при поддержке корабельной артиллерии.

В первые дни операции армии союзников не встретили серьезного сопротивления со стороны немецких войск и быстро продвигались в глубь территории. Гитлеровский адмирал Кранке пытался противодействовать военно-морским силам США и Англии, однако быстро был разбит, потеряв за десять дней два эскадренных миноносца, двадцать торпедных катеров и восемьдесят два минных тральщика.

К концу июня армии союзников заняли плацдарм шириной в сто и глубиной в сорок километров. Седьмого августа немцы предприняли попытку перейти в контрнаступление, однако оно было сорвано.

Пятнадцатого августа американские и французские войска вторглись в Южную Францию, строго следуя плану операции «Энвил», и через десять дней вышли к рекам Сена и Луара.

* * *

Одиннадцатого июля 1944 года Сталин был приглашен на ужин в английское посольство в Москве, на котором присутствовали Черчилль и Иден.

— Теперь в Англии находятся десятки тысяч советских граждан, — сказал Сталин английскому премьеру, — которых на родине ждут жены, матери и сестры…

— Вы имеете в виду пленных, захваченных во время операции «Оверлорд»? — спросил Черчилль.

— О них, господин Черчилль. Нельзя ли ускорить их отправку на родину?

Господин Черчилль удовлетворил просьбу Иосифа Сталина, и вскоре сотни тысяч русских военнопленных оказались на Колыме, а многие так никогда и не увидели жен, матерей и сестер…

* * *

Тем временем в самой Франции ширилось и крепло движение Сопротивления. Еще в начале 1994 года все отряды, имевшие боевой опыт и участвовавшие в вооруженной борьбе, объединились во Французские внутренние силы (ФФИ), численность которых достигала полумиллиона человек. У руля ФФИ стоял председатель комиссии военных действий НСС, член Коммунистической партии Пьер Вийон.

Де Голль, который опасался усиления влияния коммунистов, назначил находившегося в Лондоне генерала Кенига командующим ФФИ.

Девятнадцатого августа 1944 года началось восстание во французской столице. Вооруженными частями ФФИ были заняты жизненно важные центры Парижа: мэрия, полицейская префектура, городская ратуша. К вечеру ФФИ контролировали сорок три из восьмидесяти квартетов Парижа. Следующий день ознаменовался тем, что уже вся столица и ее пригороды были охвачены восстанием.

Двадцать третьего августа Вторая французская бронетанковая и Четвертая американская дивизии подошли к Парижу и нанесли удар по немецким войскам на всем протяжении их обороны у французской столицы. К вечеру следующего дня основные силы неприятеля были разбиты, а через день в плен сдались последние гитлеровцы.

В Париж прибыл генерал де Голль. Двадцать пятого августа он выступил с речью перед парижанами:

«К чему скрывать чувства, охватившие всех нас, мужчин и женщин, всех тех, кто находится здесь, у себя дома, в своем Париже, который поднялся на борьбу за свое освобождение и сумел добиться его собственной рукой. Нет, мы не собираемся скрывать этих глубоких и священных чувств! Эти минуты никогда не изгладятся из нашей памяти! Париж, поруганный, израненный, многострадальный, но свободный Париж! Париж, сам завоевавший свою свободу, Париж, освобожденный своим собственным народом при поддержке всей Франции, которая борется, Франции, единственной, подлинной и вечной.

И коль скоро враг, занимавший Париж, капитулировал перед нами, Франция возвращается в Париж, в свой родной дом. Она возвращается сюда обагренная кровью, но полная решимости. Она возвращается сюда, умудренная тяжелым уроном, но более чем когда-либо сознающая свои обязанности и права.

Я говорю прежде всего о ее обязанностях. Сегодня это обязанность воевать. Враг заколебался, но он еще не разбит. Он еще остается на нашей земле. После всего того, что произошло, мы не можем удовлетвориться изгнанием его с помощью наших дорогих и доблестных союзников из пределов нашей страны. Мы хотим победителями вступить на его территорию. Именно для этого французские авангарды под грохот пушек вошли в Париж. Именно для этого сильная итальянская группировка французской армии высадилась на юге и стремительно движется по долине Роны. Именно для этого наши славные внутренние силы получат вскоре современное вооружение. Именно во имя реванша, во имя мести и во имя справедливости мы готовы продолжать борьбу до последнего дня, до дня полной и окончательной победы. Наш воинский долг требует единства нации, и это знают все присутствующие здесь и все, кто слушает нас во Франции.

Нация не может допустить, чтобы это единство было нарушено. Нация понимает, что для ее окончательной победы, для ее восстановления, для ее величия ей необходимо, чтобы вместе с нею были все ее дети. Нация понимает, что ее сыны и дочери, все ее сыны и все ее дочери, за исключением нескольких жалких предателей, которые пошли на сделку с врагом и которых уже постигла или вскоре постигнет суровая кара, — да, все сыны и все дочери Франции должны идти вперед в братском единстве, крепко взявшись за руки, к стоящим перед Францией целям.

Да здравствует Франция!»

Капитуляцию принимали легендарный генерал Леклерк и один из руководителей Сопротивления Роль-Танги.

* * *

Второго февраля 1943 года полным поражением фашистов завершилась великая Сталинградская битва. В этот день было окончательно сломлено сопротивление северной группировки армии Паулюса. Войска Донского фронта разбили двадцать две немецкие дивизии, генерал-фельдмаршал Паулюс был взят в плен.

Средства массовой информации СССР сообщали:

«Советские войска успешно осуществили поставленную Верховным главнокомандующим товарищем Сталиным И.В. задачу ликвидации окруженной под Сталинградом отборной армии немецко-фашистских войск».

Более полугода продолжалась кровопролитная битва под Сталинградом, которая не имела аналогов в мировой истории по масштабам боевых действий, по стратегическому значению для исхода войны и по количеству жертв как с одной, так и с другой стороны. Эта победа положила начало коренному перелому в ходе второй мировой войны. Неизмеримо возрос авторитет Советского Союза и его роль в решении геополитических проблем.

Вслед за сталинградской победой советские войска развернули мощное наступление на большей части советско-германского фронта. Фашисты были отброшены от Волги и Терека на шестьсот — семьсот километров и выбиты из Курска, Ржева, Вязьмы, Гжатска, Великих Лук. Была прорвана блокада Ленинграда и освобождены стратегически важные районы Кавказа, Ростовской, Сталинградской, Харьковской и других областей.

Пятого июня 1943 года немецкое командование предприняло контрнаступление на направлениях Орел — Курск и Белгород — Курск, которое закончилось провалом и позволило советским частям перейти в наступление.

Новым победам русского оружия способствовал бесценный опыт, накопленный армией в предыдущие два года сражений, и укрепление командного состава Красной Армии накануне второй мировой войны.

За три месяца наступления летом 1943 года Красная Армия отбросила врага на четыреста-пятьсот километров, освободив Донбасс, Таманский полуостров, Левобережную Украину, Смоленск и Брянск.

Тем не менее, советская историография сообщает:

«…активным действиям немецко-фашистских войск на советско-германском фронте по-прежнему способствовало отсутствие второго фронта в Европе. Вопреки официальным и безоговорочным обязательствам, принятым США и Англией, второй фронт не был открыт и в 1943 году. Это позволило фашистской Германии продолжать переброску на советско-германский фронт своих дивизий, пополнявшихся и формировавшихся в странах Западной Европы».

В 1943–1944 годах советские войска разбили основные силы фашистской Германии, очистили свою территорию от оккупационных войск, вышли к границам Румынии и Польши. Стало очевидным, что Сталин способен разгромить Гитлера и без помощи Черчилля и Рузвельта.

* * *

В конце 1944 года последний оплот Виши — Эльзас и Лотарингия — были освобождены. Петен и Лаваль бежали в Германию; власть на всей территории Франции перешла к Временному правительству, которое возглавил генерал де Голль.

За время оккупации во Франции было разрушено свыше двух миллионов зданий, уничтожено и повреждено около двухсот пятидесяти крестьянских хозяйств и двухсот тысяч промышленных предприятий.

В обновленное правительство, состав которого был объявлен девятого сентября, вошли сподвижники де Голля и участники Сопротивления, в том числе коммунисты Бийу и Тийон.

Двенадцатого сентября генерал де Голль произнес речь во дворце Шайон перед представителями групп Сопротивления. Руководитель Временного правительства сообщил, что намерен находиться у власти вплоть до полного окончания второй мировой войны и возвращения на родину всех пленных и беженцев. Де Голль отметил, что в стране планируется провести всеобщие выборы в Национальное собрание, которое и возьмет на себя ответственность за дальнейшую судьбу Франции.

Генерала приветствовали аплодисментами.

Позже, в июле 1952 года, выступая на заседании Национального совета «Объединения французского народа» (РПФ), генерал де Голль признался, что думал установить в послевоенной Франции режим, сходный по структуре с Временным правительством:

«У меня наготове было совсем другое решение. Я имел физические средства для установления диктатуры. Речь шла, разумеется, о моей диктатуре… События заставляли меня поддерживать ее на протяжении почти шести лет до этого… Но теперь, когда мы добились освобождения, одержали победу и возвратили себе свободу, условия совершенно изменились. Должен ли я сохранить эту диктатуру? Я ответил себе: нет!»

Один из современников де Голля писал:

«Как все начинающие диктаторы, лишенные корыстных побуждений, но преисполненные сознания собственной мудрости и могущества, де Голль считал, что будет хорошим диктатором. Если ему придется опереться на силы, которые он презирает, он сумеет — будь то зловредные капиталисты или недисциплинированные рабочие — в нужный момент поставить их на свое место».

Осень 1944 года де Голль провел в постоянных поездках по стране, пытаясь составить представление об ущербе, причиненном Франции оккупационными войсками и режимом Виши. По результатам поездок составлялись проекты восстановления промышленных предприятий, уточнялись планы работы комиссариатов.

Стиль работы де Голля не отличался демократичностью, в чем его часто упрекали как с левого, так и правого фланга. Однако он приносил свои плоды, и экономика Франции стала медленно выползать из глубокой ямы, куда она попала в результате войны.

Двадцать третьего октября 1944 года Временное правительство было официально признано союзниками. В этот же день Богомолов был назначен послом Советского Союза при Временном правительстве Французской республики. Двадцать третьего ноября Франции был возвращен Страсбург. Третьего сентября 1943 года де Голль в беседе с одним из сотрудников советского представительства в Алжире сообщил, что очень надеется на приглашение в Москву со стороны товарища Сталина. Через полтора месяца он получил письмо от советского руководства, переданное через Богомолова, что в Кремле с радостью примут генерала и будут благодарны, если он укажет сроки, в которые, по его мнению, должен состояться визит.

Однако встреча состоялась только спустя год по не зависящей от советской стороны причинам. Пятого ноября 1944 года Дежан сообщил одному из сотрудников советского посольства, что де Голль готов посетить Москву с той же программой, что была у него в Лондоне и Вашингтоне. Через три дня де Голль встретился с Богомоловым и сообщил ему, что он лично и некоторые из комиссаров его правительства хотели бы посетить СССР.

Еще через десять дней Молотов телеграфировал Богомолову в Париж, что советское правительство приглашает де Голля в Советский Союз с официальным визитом для установления личного контакта с советским руководством.

Двадцать седьмого ноября 1944 года де Голль в сопровождении министра иностранных дел Бидо на советском военно-транспортном самолете прибыл в Баку. Так начался первый визит генерала де Голля в Советский Союз.

* * *

В те четырнадцать дней, что де Голль провел в Советском Союзе, он встречался со многими советскими руководителями, однако наибольшее впечатление на него, как и следовало ожидать, произвел Генеральный секретарь ЦК ВКЩб) Сталин.

Вот каким его вспоминает будущий президент Пятой республики:

«…У меня сложилось впечатление, что передо мной хитрый и непримиримый борец изнуренной от тирании России, пылающий от национального честолюбия. Сталин обладал огромной волей.

Утомленный жизнью заговорщика, маскировавший свои мысли и душу, безжалостный, не верящий в искренность, он чувствовал в каждом человеке сопротивление или источник опасности, все у него было ухищрением, недоверием н упрямством. Революция, партия, государство, война являлись для него причинами и средствами, чтобы властвовать. Он возвысился, используя… тоталитарную суровость, делая ставку на дерзость и нечеловеческое коварство, подчиняя одних и ликвидируя других.

С тех пор Сталин видел Россию таинственной, ее строй более сильным и прочным, чем все режимы. Он ее любил по-своему. Она также его приняла как царя в ужасный период времени и поддержала большевизм, чтобы служить его орудием. Сплотить славян, уничтожить немцев, распространиться в Азии, получить доступ в свободные моря — это были мечты Родины, это были цели деспота. Нужно было два условия, чтобы достичь успеха: сделать могущественным, то есть индустриальным, государство и в настоящее время одержать победу в мировой войне. Первая задача была выполнена ценой неслыханных страданий и человеческих жизней. Сталин, когда я его видел, завершал выполнение второй задачи — среди могил и руин. Он был удачлив потому, что встретил народ до такой степени живучий и терпеливый, что самое жестокое порабощение его не парализовало (выделено мною.М.М.); землю, полную таких ресурсов, что самое ужасное расточительство не смогло ее истощить; союзников, без которых нельзя было победить противника, но которые без него также не разгромили бы врага.

За пятнадцать часов моих бесед со Сталиным я изучил его величественную и скрытную полигаму. Коммунист в маршальской форме, притаившийся коварный диктатор, завоеватель с добродушным видом, он старался всегда вводить в заблуждение. Его страсть была суровой, без какой-либо… привлекательности».

Первая встреча де Голля со Сталиным состоялась второго декабря в Кремле. Переводчиком был назначен известный советский дипломат Александр Трояновский.

Сталин принял генерала как радушный хозяин.

Де Голль знал, что именно об этом человеке пела вся страна в «Песне партии большевиков» (первом варианте нового советского гимна).

Страны небывалой свободные дети,

Сегодня мы гордую песню поем

О партии, самой могучей на свете,

О самом большом человеке своем…

Изменников подлых гнилую породу

Ты грозно сметаешь с пути своего.

Ты — гордость народа, ты — мудрость народа,

Ты — сердце народа, ты — совесть его…

* * *

Товарищ Сталин усадил гостя и принялся расспрашивать, как де Голль добрался до русской столицы.

— Благодарю вас, господин Сталин, — ответил тот. — Все в порядке.

С первых минут генерал чувствовал некоторую неловкость.

Когда-то давным-давно де Голль столкнулся с коммунистическими войсками, пытавшимися разжечь пожар мировой революции, для чего планировалось гордо прошествовать от Москвы до Ла-Манша. Дело оставалось за малым: сокрушить молодую и практически не готовую к сопротивлению Польшу.

Шарль де Голль учил поляков воевать, сам яростно сражался в армии Пилсудского. Он проводил в жизнь план Вейгана по спасению Польши, возглавлял пехотно-танковый отряд, был награжден польским правительством и навсегда остался в сердцах освобожденных как отважный и мужественный воин.

Де Голль прекрасно понимал, что русский лидер осведомлен об этой странице его биографии и чувствует некоторую вину за действия советского правительства, инспирированные адептом перманентной революции покойным Львом Троцким. Кстати, всего четыре года назад товарищ Сталин отправил его на тот свет руками агента Меркадера.

— Мне кажется, — после некоторой паузы произнес генерал, — что Рейн-Вестфалия обязательно должна стать частью будущей Франции. Это будет выгодно не только моей стране, но и всей послевоенной Европе.

— У меня нет возражений, — сказал Сталин, тщательно набивая свою трубку табаком. — Мы готовы поддержать вашу позицию перед союзниками, однако с их мнением следует считаться. А что говорят по этому поводу господа Черчилль и Рузвельт?

— Мне очень интересно было бы узнать мнение англичан и американцев по этому вопросу, но они предпочитают договариваться между собой без нашего участия… С другой стороны, и те, и другие не имеют непосредственных границ с Рейн-Вестфалией, а потому не могут чувствовать нашу позицию… По моим сведениям, наши союзники собираются установить над Рейн-Вестфалией международный контроль.

— Если мне не изменяет память, Черчилль и Рузвельт воюют именно в этой части Германии. Мне кажется, они имеют право участвовать в решении этого вопроса, — товарищ Сталин пустил к потолку клуб дыма и кинул быстрый взгляд на де Голля.

— Конечно, имеют, — излишне резко произнес генерал, но тут же взял себя в руки и уже спокойным тоном произнес: — Они не только имеют право участвовать, но и участвуют. Однако наши союзники закончат войну и вернутся домой, а мы с вами опять останемся с немцами один на один!

— Я думаю, что теперь мы сможем за себя постоять. Кстати, не собирается ли Франция ставить вопрос о том, чтобы Саар и Рур перешли под ее юрисдикцию?

— Нет, мы не ставим вопрос в такой плоскости, — четко ответил генерал. — И еще бы мне хотелось узнать о ваших планах относительно Польши.

— Черчилль хочет отдать полякам территории, которые отошли от нее к востоку от линии Керзона. Мы же считаем, что Силезия, Померания и Восточная Пруссия исторически принадлежат польскому народу и должны быть присоединены к послевоенной Польше.

Генерал посмотрел на советского лидера и подумал о том, что перед ним сидит человек, который внес полную сумятицу в умы и души западных политиков. Более двадцати лет он стоял у руля дикого, непредсказуемого государства, которое наводило ужас на цивилизованный мир своим нескрываемым стремлением к мировому господству, именуемому вождями Октябрьского переворота диктатурой пролетариата. Теперь же главный коммунист говорит с ним как с добрым старым приятелем или партнером по покеру.

— Мне кажется, господин генерал, — прервал раздумья де Голля Сталин, — что мы можем продолжить нашу содержательную бёседу завтра.

— Да, конечно…

…Ночью генерала неожиданно разбудили и срочно потребовали в Кремль. Не успев отойти ото сна, де Голль увидел в коридоре широко улыбающегося Сталина.

— Извините нас, господин генерал. Мы решили доставить вам удовольствие, — сказал Иосиф Виссарионович, взяв француза под руку. — Думаю, вы не пожалеете.

В сопровождении охранника он повел генерала по коридору. Потом свернул в одну из комнат, которая оказалась кинозалом.

— Прошу вас, генерал, — сказал Сталин, садясь в кресло и указывая де Голлю на стоящее рядом. — Располагайтесь, чувствуйте себя как дома.

Фильм был документальным, рассказывающим о победах русского оружия над фашистами. Русские шли в атаку, немцы позорно сдавались, играла бравурная музыка и голос Левитана гремел, как торжественный набат.

Все было бы ничего, но как только русские солдаты на экране поднимались в атаку, эмоциональный Сталин что есть силы сжимал колено де Голля. Генерал терпел сколько мог, но в конце концов не выдержал и аккуратно снял костлявые пальцы Сталина со своей ноги.

* * *

…На следующий день встреча Сталина и де Голля возобновилась.

— Мы думаем, что нам стоит продолжить обсуждение польского вопроса, — начал Сталин. — Все дело в том, что мы не очень хотим поддерживать правительство Польши, которое заседает в Лондоне. Они там занимаются несерьезными делами: раздают портфели министрам, собирающимся руководить страной после войны. А что они знают о положении в Польше? Ведь эти «лондонские» поляки не бывают у себя на родине!

— Кажется, вам следует говорить об этом с Черчиллем, — ответил де Голль.

Де Голлю показалось, что Сталин намеренно с презрением отзывается о «лондонских» поляках.

Ведь сам де Голль начинал карьеру именно благодаря помощи Черчилля и английского правительства. Во всяком случае, на первых порах именно Великобритания помогла ему встать на ноги и организовать борьбу с фашистами.

— Вы должны нас понять, — сказал Сталин. — Польша — это гарант нашей безопасности. Мы хотели бы очень, чтобы вы поддержали нас в вопросе будущего правительства Польши. В свою очередь мы готовы заключить с вами двусторонний союзный договор.

— Франция трижды подвергалась германскому вторжению, — проговорил генерал. — Франция и Россия являются теми странами, которые находятся под непосредственной германской угрозой и которые платят дороже всех во время германских вторжений. Францию и Советский Союз можно с полным правом назвать первым этажом безопасности.

— Думаю, мы уже построили фундамент, — без тени улыбки произнес Генеральный секретарь ЦК ВКП(б).

— Я хотел бы, чтобы о нашем разговоре знали только мы двое, — сказал в конце беседы де Голль.

— Так ведь нас и было двое, — Сталин хитро посмотрел на Трояновского.

— Я хотел бы поблагодарить вас за обещание хранить наши разговоры в секрете, — нервно сказал де Голль, — и надеюсь, что нашу следующую встречу будет переводить именно господин Трояновский, который очень тонко разбирается в нюансах французского языка…

* * *

Десятого декабря в Кремле был подписан Договор о союзе и взаимной помощи между Советским Союзом и Францией. Договор предусматривал продолжение войны до окончательной победы над Германией, отказ от сепаратных переговоров с ней и обязательство предпринять после войны все меры для устранения любой новой угрозы, исходящей от Германии, и препятствовать таким действиям, которые делали бы возможной попытку агрессии с ее стороны.

Особо оговаривалось, что стороны обязуются не заключать какого-либо союза и не принимать участия в какой-либо коалиции, направленной против одной из договаривающихся сторон.

После успешного завершения переговоров Иосиф Сталин пригласил генерала на ужин в Кремль, на котором присутствовало все советское руководство. Первый тост произнесли за вождя всех времен и народов Иосифа Сталина.

Де Голль вежливо приподнял бокал с шампанским, но не успел наклонить голову в вежливом поклоне, как грянуло гулкое: «Ура!» Постепенно привыкающий к советским ритуалам, де Голль пригубил бокал и принялся наблюдать за происходящим.

Во время ужина генерал обратил внимание, что как только советский руководитель поднимал тост за кого-либо из своих сподвижников, тот стремглав несся к нему, чтобы чокнуться. Во время этой пробежки Сталин зорко следил за поведением соратников: не обуяла ли кого-нибудь гордыня, не проявляет ли бегущий медлительности.

Здесь де Голль впервые познакомился с будущим советским лидером — Никитой Хрущевым, который выплясывал перед почтенной публикой гопака.

Ужин закончился далеко за полночь, и, облегченно вздохнув, де Голль отправился спать.

* * *

Визит и последующее подписание договора Франции и Советского Союза подняли престиж Временного правительства и лично генерала де Голля на мировой арене. Если не так давно все важнейшие вопросы, связанные с войной и дальнейшим устройством мирового сообщества, обсуждались Великобританией, Советским Союзом и Соединенными Штатами, то в 1945 году на конференции трех держав в Ялте было решено выделить Франции зону оккупации в Германии и включить ее в Союзный контрольный совет наравне с остальными союзниками. Кроме того, Франция получила одно из пяти мест постоянных членов Совета Безопасности, хотя первоначально планировалось включить в него лишь четыре державы (Великобританию, СССР, США и Китай).

В конце 1944 года де Голль получает письмо из Третьего рейха от партайгеноссе Гиммлера:

«В самом деле — единственный путь, который может привести ваш народ к величию и независимости, это путь договоренности с побежденной Германией. Заявите об этом немедленно. Вам необходимо безотлагательно вступить в контакт с теми деятелями рейха, которые еще располагают реальной властью и готовы направить свою страну по новому пути… Если вы воспользуетесь возможностью, которую ныне открывает вам история, вы станете величайшим деятелем всех времен…»

Загрузка...